Текст книги "Падение Хронополиса"

Автор книги: Баррингтон Бейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Баррингтон Бейли
Падение Хронополиса

Глава 1

Раздался гулкий удар, и над продуваемой ветрами равниной материализовались корабли Третьего Хронофлота. Пятьдесят боевых кораблей, детища огромной верфи Хронополиса и гордость Империи, выстроились на сырой почве саванны, будто город вырос в глуши. Впечатление усиливалось рядами квадратных иллюминаторов на бортах кораблей, ярко освещенных изнутри и хорошо различимых в сумерках. На землю тяжело упали первые крупные капли дождя; погода хмурилась, по небу быстро бежали низкие тучи. Приближалась буря.

Прошло полчаса. В борту флагманского корабля откинулась крышка люка, превратившись в наклонный трап, и на землю сошли трое. Впереди шли двое сурового вида мужчин в военной форме темно-бордового цвета, с нашивками на груди и на рукавах и кокардами на фуражках. Третий шел следом, дрожа всем телом и съежившись, уставив глаза в землю и лишь изредка бросая по сторонам затравленные взгляды.

Они остановились на бугорке за сотню ярдов от ближайшего корабля. Адмирал Хайт оглянулся назад, и сердце его наполнилось гордостью. Строй кораблей был похож на длинные офисные коробки в прямоугольных линиях города, но каждый корабль имел стрельчатую форму для продвижения сквозь время, и потому этажи кораблей-зданий шли ступеньками – высокая корма и низкий нос. Адмиралу это напомнило другие, древние суда: парусники-галеоны, которые когда-то – задолго до границы Империи в прошлом – бороздили земные моря.

– Хорошо на свежем воздухе, – негромко сказал адмирал. – Внутри страта я начинаю страдать клаустрофобией

– Да, сэр.

Полковник Анамандер всегда терпеть не мог эту часть процедуры. Обычно ему приходилось руководить уборкой трупа, и сегодня он был избавлен от этой работы лишь потому, что адмиралу захотелось пройтись.

Рыскающий ветер доносил до ушей низкий гул ближайших кораблей времени. Так гудели двигатели, удерживающие корабли в ортогональном времени. Иногда этот ровный гул нарушался другими, более громкими, лязгающими звуками. Механики флота занимались ремонтом, ради которого и пришлось сделать остановку.

«Как здесь пустынно», – подумал полковник Анамандер. Для остановок на этом участке истории корабли времени выбирали глухие, необжитые районы. Изменчивость времени – вещь серьезная.

Курьер поднял на адмирала пустые глаза и произнес голосом замедленным и глухим:

– Я могу теперь умереть?

Хайт кивнул с видом презрительным и отстраненным.

– Вы исполнили свой долг, – официальным тоном ответил он.

Казнь-самоубийство курьеров происходила просто. В ней использовался блуждающий нерв, через который мозг может дать сердцу приказ остановиться. Этим нервом, наставленным на сердце как пистолет с введенным курком, объясняются все случаи смерти от испуга, горя или отчаяния, а также от внушения шамана или колдуна. На последнем инструктаже курьера учили, как умышленно дать команду этому нерву и после выполнения задания выполнить приказ д самоликвидации – приказ фактически излишний. Сейчас курьер закрыл глаза и мысленно произнес ключевое слово, внушенное ему под гипнозом Судорога исказила его яйцо, он сложился пополам, с хрипом втянул в себя воздух я безвольной куклой упал на землю.

Анамандер шагнул в сторону из уважения к смерти.

– Этому курьеру была оказана необычная честь, сэр. Немногие доставляли нам послания подобной важности.

– Именно так.

Адмирал Хайт продолжал обозревать свой флот.

– Нас ожидает испытание, полковник. Похоже, начинается атака широким фронтом – может быть, даже настоящее вторжение. Теперь от нас с вами зависит судьба Империи.

– Странно, что такому типу довелось принять участие в подобных событиях, – задумчиво проговорил полковник Анамандер, кивнув в сторону трупа. – Мне почему-то всегда бывает их жалко.

– Не стоит сожаления, – отозвался Хайт. – Эти люди все до одного – уголовники. Приговоренные к смерти убийцы и тому подобная публика. Пусть спасибо скажут, что им предоставлена честь в последний раз послужить Империи.

– Интересно, что им приходится пережить, что они так рвутся к смерти?

Хайт рассмеялся без тени веселья:

– На этот счет я могу сказать одно: есть только один способ узнать об этом, и, как вы сами понимаете, его трудно рекомендовать. Несколько раз я пытался расспрашивать курьеров, но ничего осмысленного они не говорят. Похоже, что они лишаются дара членораздельной речи – в некоторой степени. Знаете, полковник, в отношении этих курьеров мое положение, можно сказать, особенное. Пока я не произнесу фразу, освобождающую курьера от гипнотического запрета, он не может произнести ключевое слово и включить блуждающий нерв. И если бы я когда-нибудь… должен признаться, меня часто подмывало оставить одного из них в живых и посмотреть, что с ним будет. Может быть, он бы пришел в разум и смог рассказать что-нибудь интересное. Однако приказ есть приказ,

Они приговорены, но у этой процедуры должна быть еще другая причина.

Скорее всего. Вы когда-нибудь видели страт невооруженным глазом, полковник?

Полковник Анамандер вздрогнул от неожиданности:

– Нет, сэр.

— А я – да. Не настолько долго, чтобы разрушить рассудок, беглым взглядом. Много лет назад. Я стоял на мостике, когда наш главный двигатель на миг засбоил, из-за… но дело не в этом. Важно, что я увидел страт или почти что увидел И до сих пор не могу сказать ни вам, ни себе, что же я увидел.

– Говорят, что страт оставляет на человеке отпечаток

– Да, полковник. Но не спрашивайте меня, какой именно.

Хайт потянул носом воздух, потом слегка поежился. Капли дождя вокруг падали все чаще и чаще.

– Вернемся внутрь. А то промокнем насквозь.

Они вернулись к трапу, поднялись по нему и скрылись внутри флагмана. Еще через полчаса флот исчез с тем же гулким звуком, что и появился. И почти сразу загремел гром, на саванну обрушились ливневые потоки, перехлестывая через тело курьера, умершего в шести столетиях от родины.

От ровного гула двигателя времени под ногами полковнику Анамандеру стало спокойнее на душе. Корабли ускоряли ход и уходили в прошлое, наискось пересекая временную ось планеты на пути к заданной точке в пространстве и времени: континент Америк, Пятый узел.

Рассекая темпоральный субстрат – страт, на сленге хрононавтов, – корабли испускали бета-лучи. Электромагнитные волны в страте не распространяются и потому для связи использоваться не могут. На небольших расстояниях выручали бета-лучи – пучки релятивистских электронов со скоростью меньше световой. Доставали они недалека, но корабли времени, идущие строем, могли держать связь и наблюдение за близким горизонтом.

Приказ, полученный Хайтом, был ясен. Ему надлежало отправиться на поиск чужих боевых кораблей, вторгшихся в пределы Имперского Тысячелетия.

Набег вражеских кораблей был отлично спланирован, и это подтверждалось тем, что Третий Хронофлот обнаружил их лишь у себя в тылу. Они шли из будущего на высокой скорости, слишком быстро, чтобы можно было выставить защитные временные барьеры. В том случае, если задачей вторжения было изменение событий прошлого – что было обычной тактикой войн во времени, – следовало ожидать существенных перемен в хроноследовании Империи.

По мнению Хайта, эта атака была свидетельством начале войны с Гегемонией, которую Военный Совет считал неизбежной. Гегемония, существующая в отдаленном будущем сразу же за Столетием Безлюдья, спокон веку была основной угрозой Империи, и можно было не сомневаться, что этот набег тоже исходит именно оттуда.

Если же целью вторжения было испытать обороноспособность Империи, то Хайт торжественно пообещал себе, что заставит неприятеля расстаться с напрасными надеждами. Как всякий хрононавт, он был фанатически предан своему долгу; служение Империи было для солдат времени смыслом жизни. Он чувствовал себя лично оскорбленным, и не только самим фактом вторжения на территорию Империи, но и попыткой изменить взаимосвязь прошлого и будущего, единоличное священное право на что принадлежало только Их Всевременным Величествам, Императорской Семье Дома Иксианов.

Предаваясь подобным размышлениям, адмирал Хайт не спускал глаз с экранов сканеров. Мостик – как по традиции называли командное помещение корабля – имел форму большого вытянутого полуэлипсоида. Вдоль выгнутых дугами противоположных стен локоть к локтю располагались операторы двигательных машин. Секция пилотов находилась в острой части эллипсоида, и еще ряд операторских консолей располагался по средней оси. Флагман пока не разогнался, и поэтому эффект сжатия еще почти не проявлялся. На максимальной скорости он достигнет такой силы, что носовая часть корабля и находящиеся в ней пилоты уменьшатся до размеров дюйма, в то время как люди в корме сохранят свой обычный рост, и при этом будет казаться, что длина мостика уменьшается во много раз. Сейчас на мостике флагмана находилось тридцать два человека, не считая утешителя в мантии с капюшоном, который шел между рядами терминалов, раздавая благословения перед боем и кропя святым вином. Адмирал Хайт и полковник Анамандер сидели за столом на возвышении в задней части мостика, глядя на операторов и пилотов. Адмирала, когда он сидел за этим столом, особенно в периоды ходовых скоростных испытаний, не раз посещали забавные мысли о том, каким может показаться оглянувшемуся назад пилоту его командующий – огромным массивным титаном, нависшим подобно ангелу мщения.

Раздался звук гонга – адмирала вызывал сканерист.

– Мы напали на след, сэр!

– Держитесь его, – приказал Хайт.

Когда флагманский корабль, а за ним и весь флот, заложили крутой вираж, меняя направление движения внутри многомерного страта, Хайт испытал легкий приступ тошноты. Скорее не тошноты, а странных томящих ощущений в области солнечного сплетения, которые знакомы всякому, кто хоть когда-то ступал с быстро движущегося эскалатора на неподвижный. Путешествие сквозь время напоминало гонки на безумных, колеблющихся американских горках. То и дело возникали вихри и вспучивания геодезических линий времени, которые хронокораблям приходилось повторять.

Хайт и Анамандер не отрывали глаз от экрана главного монитора. Флот проходил область завихрений, и по экрану неслись спирали и кривые трехмерного отображения страта. (Хайт и Анамандер отлично знали, что появление такой области свидетельствует об угрозе стабильности Империи: оно могло означать, что существующая последовательность ортогонального времени подвергается изменению.) Через некоторое время изображение на экране разгладилось и ощущение тошноты ушло.

На главном мониторе замаячили призрачные силуэты неприятельских судов.

Рассеянный свет бета-излучения выхватили из вне мрака, страта сразу три вражеских корабля. Сомнений не было, – это были суда Гегемонии: непропорционально растянутые клиновидные формы, движущиеся острием вперед.

Изображение мигнуло, оставив вместо себя пустоту, затем появилось снова, вращаясь, меняя очертания и проходя сквозь череду совершенно невероятных трехмерных геометрических форм – это бета-радар принимал изображения четырехмерных объектов, меняющих направление.

– Курс противника? – рявкнул Хайт.

Из динамика переговорного устройства немедленно донесся ответ:

– После последнего разворота направление на Седьмой узел, пеленг семь-ноль-три по вертикальной оси.

– Торпедный залп!

В глубине корабля, под мостиком, свои гнезда покинули пять торпед, составляющих стандартный залп. Чуть позже, мигнув, они появились на экране главного монитора. Надежды на то, что хотя бы одна из этих торпед достигнет цели, не было почти никакой. Страто-торпеды были тяжелыми, неуклюжими снарядами, из-за древних временных двигателей у них были очень малые скорость и радиус действия.

– Предложим им бой, сэр? – негромко спросил адмирала полковник Анамандер.

Хайт ненадолго задумался и отрицательно покачал головой:

– Они выполнили свое задание и теперь возвращаются. Нам нужно найти их на боевом курсе до подлета к цели.

Сигналы, исходящие от торпед, исчезли с экрана – снаряды канули в бездну страта. Следом с экранов пропали и корабли Гегемонии.

Хайт отдал приказ идти дальше в прошлое, двигаясь поперек вертикальной оси времени. Когда флот углубился внутрь исторической территории еще на сто пятьдесят лет, он скомандовал общую остановку и готовность, а флагману велел совершить короткий выход в ортогональное время.

Корабль повис над залитой солнечным светом страной. Внизу под днищем флагмана между городами и деревнями, тут и там пятнами, испещрившими лоскутное одеяло полей, извивались реки и тянулись линии дорог. Компьютер флагмана немедленно принялся анализировать местность, сравнивая ее с данными официальной библиотеки, но ни Хайту, ни Анамандеру отчет компьютера был уже не нужен. География места; над которым они парили, резко отличалась от памятной им. Гирреад, самый большой город этого узла, исчез без следа.

В ортогональном времени атака Гегемонии уже увенчалась успехом.

Хайт тщательно рассматривал ландшафт, отыскивая признаки недавних разрушении. Но их не было: Гирреад погиб не от бомбы и не от чумы.

Вместо этого Гегемония воспользовалась своим самым страшным оружием, слухи о существовании которого до Верховного Командования доходили, но в которое оно отказывалось верить: искривитель времени – устройство, способное менять ткань времени непосредственно. Гирреад был попросту исключен из бытия. Все его следы, в прошлом и будущем, исчезли.

И в новой реальности о пропавшем городе знали только люди на кораблях времени, находящихся в страте, да сотрудники Ахронального Архива Хронополиса. Снова Хайт ощутил тяжесть знакомого бремени: страшной ответственности хрононавта.

Утешитель, закончив обряд, вернулся в хвост мостика к адмиралу и узнал тяжелую новость. Он завел глаза вверх и звучно забормотал неразборчивые слова отчаянной молитвы. Адмирал и полковник разделяли его ужас: Гирреад со всеми своими обитателями был поглощен, как потерпевший крушение корабль, бесконечностью неактуального, всего лишь потенциального времени. Так это описывалось научными терминами. На церковном же языке это называлось Пучиной Погибших Душ.

С хлопком воздуха, занявшего освободившееся место, флагманский корабль вернулся в темпоральный субстрат. Хайт вспомнил об области турбуленции, которую они проходили не так давно. Вне всякого сомнения, завихрения в страте были связаны с происшедшими в ортогональном времени переменами. Но сражение еще было не проиграно, отнюдь. Оставалось еще особое время страта, в котором события, случившись однажды, не проходили бесследно, но оставались там, зависая, на часы, дни, иногда на месяцы субъективного персонального времени. Не было ничего необратимого.

Возможно, еще удастся вернуть из заклятия эти погибшие души.

Флот продолжал свой траверс. Происходящее сейчас, сказал себе Хайт, это лишь малое подобие того, что принесет с собой грядущая война во времени. Наиглавнейшей целью будут взаимные изменения существующей истории и предотвращение этих изменений: возвращение снова и снова по мрачному следу измененных событий, на каждый удар – отменяющий его контрудар. Окончательная же победа одной стороны будет достигнута тогда, когда история ее противника окажется измененной настолько, что его временной флот потеряет поддержку из существующего бытия. После этого повергнутый противник сможет еще некоторое время продолжать сражаться, носясь внутри страта, словно стая призраков, на никогда не построенных кораблях, с командой на борту, состоящей из никогда не рожденных людей. Через короткое время они исчезнут, погрузившись в неактуальное, потенциальное существование.

Мысли адмирала прервал гонг, и снова на экране монитора появились корабли Гегемонии.

– Курс неприятеля – Пятый узел, – доложил сканерист.

Адмирал и полковник пересчитали на экране отметки вражеских кораблей. Их было двенадцать.

– Это они, – объявил Хайт. – На своем боевом курсе. Приготовиться.

Капитан Монд Этой, командир «Молота Империи», увидев на экране монитора возвращающиеся в будущее суда Гегемонии, был уверен, что сейчас начнется бой. Только позже, когда с флагмана пришел приказ пропустить неприятеля без боя, он понял, что поторопился. Возвращающиеся корабли Гегемонии наверняка постарались бы уклониться от схватки, но даже если бы удалось их уничтожить, это ничего бы не решало.

Мостик «Молота Империи», на котором одновременно работали семь человек, был уменьшенной копией мостика флагманского корабля адмирала Хайта. «Молот Империи», в отличие от больших кораблей, служащих одновременно линкорами и транспортами, был эсминцем – маневренным, хорошо вооруженным, с небольшим экипажем. Быстроходный, он мог настигнуть любого противника, а хронофазное оборудование позволяло наводить бортовой залп с точностью до микросекунды.

– Сердце разрывается смотреть, как они уходят, – сказал сканерист, поглядывающий на тот же экран, что и капитан Этой. – Правда ведь, сэр?

Этон кивнул:

– Они еще не ушли, сканерист. Эти корабли – уже призраки, хотя сами об этом еще не знают.

Клинообразные корабли Гегемонии растворились в экранах. Этону не хотелось особо задумываться о только что упомянутом парадоксе. В страте парадоксы – общее место. И не только в страте; с момента образования Хронотической Империи даже последний из ее обитателей знал, насколько его существование зависит от капризной изменчивости времени. Много миллионов было таких, кто существовал однажды (если только это слово вообще имеет смысл за пределами времени) и теперь не существовал никогда. За пределами времени – то есть в списках несуществующих граждан в Ахрональных Архивах, где хранилось больше исчезнувшей истории, чем существующей.

И если теперь атака Гегемонии не будет остановлена, то к этому скорбному списку исчезнувших прибавится еще не один миллион.

Этон повернулся к лейтенанту Кришу:

– Примите управление, я обойду корабль.

Покинув мостик, Этон двинулся по переходам и галереям своего корабля, ощущая в воздухе нарастающее напряжение. Ему предстоял третий серьезный бой в качестве командира «Молота Империи», и оба предыдущих раза он перед боем инспектировал все отсеки вверенного ему корабля – это давало ему ощущение корабля как слаженной боевой единицы. Радостные полчаса до того, как флот настигнет противника.

Капитан посетил центр управления огнем, где напряжение, конечно же, чувствовалось острее всего, и неудивительно. Он обвел взглядом ряды терминалов – сидящие перед ними люди, в некотором смысле, были не более чем придатками машин: На многих кораблях центр управления огнем был совмещен с мостиком, что на первый взгляд казалось логичным, хотя и добавляющим тесноты решением. Капитан Этон предпочел разделить мостик и центр, хотя и знал, что другие капитаны так обычно не делают.

Сказав несколько слов ободрения, капитан направился в глубь корабля к машинному отделению.

Он остановился у двери, заслышав голоса изнутри, я улыбнулся сам себе. Сублейтенант Ленкар, талантливый молодой инженер, недавно принятый в Армию Времен, громогласно делился познаниями со своим помощником.

– Способ передвижения во времени основан на старой доброй формуле Эйнштейна, – вещал Ленкар. – Е равно Эм Це квадрат. Возьмем одну из составляющих правой части этого равенства: Це квадрат. Здесь-то и появляется время. Це – это скорость света: расстояние, проходимое за Определенное время частицей с нулевой массой покоя. Из чего следует, что энергия есть не что иное, как масса, умноженная на время в квадрате. Но уравнение можно переписать и в другой форме: Эм равно Е, деленное на Це в квадрате. Из чего становится видно, что масса определяется соотношением энергии и времени. Здесь собака и зарыта: что случится, если мы к этой формуле добавим возмущение? Мы это делаем, заставляя обладающие энергией частицы двигаться быстрее света. Равенство нарушится – энергия, деленная на скорость света в квадрате, больше не добавляется к массе покоя. Но это равенство должно выполняться – фундаментальный закон физики. Что же происходит? Равенство сохраняется счет того, что масса покоя сдвигается по времени – настолько же, насколько сдвигается правая часть.

– Но где же здесь страт, господин сублейтенант?

– Страт – это то, из чего состоит время, парнишка. [И ты движешься сквозь время, значит, движешься сквозь страт.

Сублейтенант Ленкар постучал по стальному кожуху, выпиравшему из стены машинного отделения.

— На этом принципе вот эта штуковина и действует. В ней мы разгоняем пи-мезоны до чего-то между Це и Це квадрат. Это самая важная часть корабля, и ты это никогда не забывай.

Этой улыбнулся – настолько юношеский басок сублейтенанта контрастировал с уверенностью, с которой он объяснял своему подчиненному сложнейшие материи.

– Эм равно Е, деленное на Це квадрат, – еще раз повторил сублейтенант. – Заметим, что время входит в обе составляющих правой части. Именно поэтому через страт не может быть передана чистая энергия, а только масса. Из-за чего Верховное Командование не в состоянии пользоваться радиосвязью, а посылает к нам этих бедняг курьеров.

При виде неожиданно появившегося в дверях отсека капитана Этона оба молодых человека со смущенным видом вскочили на ноги и поспешно отдали честь. Они сидели на деревянной скамье поодаль от основного пульта, где их начальники были заняты серьезной работой, не оставляющей времени для пустых разговоров'.

– Как дела? – грубовато осведомился Этон, повышая голос, чтобы перекричать высокий вой двигателей времени.

Главный инженер оторвался от монитора и поднял глаза на капитана:

– Все в порядке, сэр.

Этон быстро осмотрел ряды мерцающих шкал и снова вышел в коридор. По коротким галереям и коридорам он двинулся дальше по кораблю, перебрасываясь отрывистыми фразами то с матросом, то с офицером. Он уже миновал центр управления огнем и собирался спуститься по длинному наклонному трапу на мостик, когда тихий гул монотонных голосов заставил его внезапно остановиться. Голоса, затянувшие унылую песню, доносились из-за двери ближайшей кладовой. Этон почувствовал, как его спина напряглась. С ужасом догадываясь о том, что он сейчас увидит, но еще отказываясь верить, он тихо нажал на ручку и приоткрыл дверь.

Напевные голоса стали громче, и капитан смог разобрать несколько слов.

– …Повелитель всея глубины, и если наступит миг тьмы нас, да опалит наши души мщение твое…

Капитан заглянул внутрь. В небольшой кладовой, в середине, между специально отодвинутыми к стенам ящиками с запчастями к двигателям времени, он увидел шесть фигур. Было похоже, что эти люди собираются здесь не впервые – ящики с запчастями были задвинуты и поставлены друг на друга аккуратно и продуманно. Все шестеро были в обычной корабельной форме, но вместо фуражек их головы прикрывали куски черной ткани, опускающейся на уши. Пятеро молящихся стояли на коленях спинами к Этому, опустив головы и спрятав лица в ладонях. Шестой, с золотым медальоном на груди и черной раскрытой книгой в руках, стоял перед коленопреклоненными и вел молитву. Этон немедленно узнал его – это был сержант Квейл из команды канониров. Удлиненное острое лицо сержанта выражало почти экстатический восторг, вполне естественный при исполнении такого ритуала.

В тот момент, когда сержант вздрогнул и поднял глаза, Этон выхватил из наплечной кобуры пистолет и сильным толчком широко распахнул дверь. Он ударил по кнопке висящего на переборке интеркома, рявкнул, чтобы пришла охрана корабля, и решительно шагнул внутрь. Встав над коленопреклоненными фигурами, капитан угрожающе повел в воздухе дулом тяжелого лучевого пистолета.

К нему обернулись бледные лица, искаженные виной и страхом. Квейл попятился, захлопнув книгу, и вид у него был как у крысы в ловушке.

– Травматики!

Этон бросил это слово как плевок. Известно было, что объявленная вне закона ересь сумела просочиться и в Армию Времени – по очевидным причинам хрононавты были благой почвой для ее ядовитого семени, – но капитану даже в страшном сне не снилось, что на его корабле появится не один еретик, а целая секта. Он был не в силах поверить своим глазам.

В коридоре послышался торопливый стук тяжелых сапог по металлу. Интерком затрещал и произнес:

– Как там у вас, капитан?

– В порядке, лейтенант. – Капитан узнал голос с мостика. – Пришлите сюда утешителя Фигеля.

В дверях замаячили дюжие фигуры охраны. Этон обернулся – стражи порядка поражение заглядывали внутрь. На несколько секунд повисла напряженная тишина.

– Вы бы не трогали нас, капитан, – прозвучал наконец порывистый испуганный голос Квейла. – Иначе ваша душа канет в пучину..,

– Молчать! – Этон был потрясен и оскорблен наглостью богохульника.

Протолкавшись между охранниками, появился корабельный утешитель Фигель. При виде стоящих на коленях, но в то же время далеких от покорности фигур и сверкающих глаз Квейла из глубины капюшона священнослужителя донесся глубокий вздох. Утешитель Фигель начертил в воздухе знак круга и вытянул руку перед собой ладонью вперед.

– Изыди, Принц Отвратный, – торопливо забубнил он. – Изыди и пропади в глубинах времени, сними заклятие и скверну с этих слуг Господних..

Травматики мгновенно обернулись на звуки голоса Фигеля и все, как один, сделали в его сторону странный жест, сложив по-особому пальцы правой руки, как будто пытаясь оградить себя от наговора или порчи.

Квейл дико рассмеялся:

– Это ты не оскверняй нас своими пустыми заклятиями, поп!

Не обращая внимания на грубости, отец-утешитель Фигель начал перечисление святых имен, извлекая из-под складок своей мантии похожую на вазу вместительную чашу.

– Уведите их и заприте в камере! – гневно приказал капитан Этон. – Адмирал Хайт решит, где состоится трибунал – на его флагмане или в Хронополисе по возвращении.

Охранники начали выволакивать еретиков из помещения. Утешитель Фигель, бормоча себе под нос молитвы, вовсю брызгал по сторонам освященным вином: на стены кладовой, на самих сектантов, на металлический пол.

И тут по коридорам и отсекам корабля пронесся раскатистый удар гонга.

Из интеркома донесся голос лейтенанта Харса:

– Капитан, получено сообщение с флагмана. Обнаружен противник, идущий на цель.

– Сейчас буду, – ответил Этон.

Он поспешно направился к тралу, но сержант Квейл, вырвавшись из рук полицейских, сковывавших еретиков Наручниками, преградил ему путь:

– Мы нужны вам, капитан! Я вам нужен. Никто лучше меня не справится с компьютером управления огнем!

Утешитель Фигель плеснул в лицо сержанта целую пригоршню святого вина:

– Ты осквернил себя преступной ересью, преступил заповеди Господни…

– Позвольте мне выполнить мой долг, – продолжал взывать Квейл к Этону. – Сейчас не время ослаблять корабль. Пустите меня за компьютер… – Он съежился от страха. – Потому что я не хочу утонуть в страте… без…

Внезапно Этон понял, что хотел сказать сержант. Травматики верили, что есть некий ритуал» который спасает – или хотя бы может спасти – незащищенные души, попавшие внутрь страта, что может случиться, например, если «Молот Империи» погибнет в предстоящей схватке. Этон не сомневался, что именно этому был посвящен прерванный им обряд. Это была, конечно, чушь, суеверие фанатиков. Но сейчас Квейл, лишенный этой воображаемой защиты, хотел бороться за свою жизнь сам, не ожидая беспомощно исхода сражения.

И в одном он все же был прав. Он был выдающимся канониром, лучшим на «Молоте Империи». Без него эффективность управления огнем будет меньше максимальной.

Этон посмотрел на сержанта с нескрываемым презрением:

– Хорошо. Освобождаетесь на время боя.

Оглянувшись к остальным закованным в наручники, капитан отметил в их числе еще двух человек из центра управления огнем.

– Сержанта Квейла и вот этих двоих освободить. Арестовать их немедленно после отбоя боевой тревоги.

В сопровождении утешителя Фигеля, который не отставал от него ни на шаг, капитан Этом спустился на мостик. На экране главного сканера уже были видны точки – корабли Гегемонии. Их изображение передавалось на «Молот Империи» с мощного бета-сканера флагмана.

– Они уже близко, сэр, – доложил сканерист. Ждать оставалось недолго, но наступило то затишье, когда на флагмане кипит работа, проверяются и перепроверяются оценки ситуации, а периферийные корабли, в основном эсминцы вроде «Молота Империи», пассивно ждут.

Испытывая неуместное чувство вины за вынужденное безделье, капитан Этон ожидал приказа. Не время для эмоций, но никуда от них не денешься.

Фигель стоял напротив Этона (по церковным правилам, корабельный утешитель во время боя должен находиться на мостике и быть готов оказать моральную поддержку). Сейчас утешитель внимательно глядел в озабоченное лицо молодого капитана.

– Вы обеспокоены, – негромко сказал он.

Этон глядел на собственное отражение в блестящем металле стола. Его ровные черты лица, серые глаза и точеный нос были искажены и вытянуты выпуклой поверхностью и, казалось, смотрят на него из глубины измученных эпох.

– Как долго это продолжалось на борту моего корабля? – спросил он священника так же негромко. – У вас нет предположений?

– Нет. Секта травматиков известна умением хранить свою тайну. Конечно, обнаружить такое извращение на своем корабле вам более чем неприятно.

– Я просто понять не могу, – согласился капитан. – Каждый член команды этого корабля принес ту же присягу, что и я. Присягу защищать не только Империю, но и истинную веру. Как смогли такие люди стать еретиками?

– Пути заблуждений поистине непостижимы.

– Должен покаяться, отец утешитель, что сомневаюсь в верности своего решения – позволить сержанту Квейлу и членам его секты принять участие в бою. Как можно доверять еретикам и предателям?

– Самое странное, – медленно отозвался священник, – что их ересь, вероятно, носит лишь духовный характер. Проверено, что хрононавты-еретики остаются лояльными к Хронофлоту. Эта часть их присяги остается для них священной.

Из динамика, установленного на столе Этона, донесся сигнал. Гулкий отчетливый голос начал передачу приказания с флагмана:

– Следующим кораблям выдвинуться вперед и вступить в бой с противником: «Заклятие», «Молот Империи», «Десница Императора», «Неисчислимый»…

Всего Этон насчитал двенадцать названий – ровно столько, сколько было кораблей в неприятельской эскадре. Равенство было необходимо, чтобы склонить гегемонцев принять бой, а не начать отход, не выполнив задачи.

«Молот Империи» покинул строй кораблей флота. На несколько секунд суда Гегемонии исчезли с главного экрана, но очень быстро появились вновь, хотя и более размытые – эсминец переключил наблюдение на собственный бета-радар, менее мощный, чем флагманский.

Началась стандартная процедура атаки. Один из операторов мостика установил связь с остальными кораблями атакующей группы. Тем временем лучи бета-радаров эсминца летели впереди, нащупывая противника.