Текст книги "Дзен-пушка"

Автор книги: Баррингтон Бейли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Глава десятая

Электрическое взаимодействие отличается от остальных тем, что проявляется в двух формах, которые в обиходе известны как положительные и отрицательные заряды. Частицы, несущие одинаковый электрический заряд, отталкиваются, частицы с противоположными зарядами притягиваются.

Фактически в природе имеется только одна фундаментальная симметрия, а именно симметрия левого и правого. Зарядовая симметрия с нею связана и проистекает из того, что вокруг любой оси возможны два направления спина.

Электрический заряд возникает, когда частицам, расположенным в сфере Хаббла, создаются помехи в удалении друг от друга с естественной скоростью. Это создает напряжение в линиях отталкивания между ними. Так называемое заторможенное отталкивание проявляется в угловой составляющей поля, а совокупное угловое действие всех линий отталкивания называется псевдоспином. В определенном смысле линии отталкивания подобны силовым линиям квазивещественных свойств. Можно даже рассматривать их как накручивающиеся вокруг частиц, хотя это на самом деле не так.

Возникший таким образом заряд сцепляется с существовавшими прежде частицами, но пространство натяжения способно также порождать собственные объекты, состоящие из чистых электрических зарядов, электроны и позитроны.

Псевдоспин отличается от спина, характеристики материального тела. В системе отсчета, связанной с заряженной частицей, будет казаться, что вся сфера Хаббла вращается вокруг нее, не только по одной оси, но и по всем остальным одновременно. Другая странная особенность псевдоспина, отличающая его от спина, в том, что псевдоспин является абсолютной характеристикой, не зависящей от наблюдателя. Если вещественный диск наблюдают во вращении, то с одной стороны будет казаться, что он крутится по часовой стрелке, а с другой – что против. Псевдоспин же обладает не зависящим от направления наблюдений значением. Отрицательные заряды всегда имеют псевдоспин по часовой стрелке, а положительные – против.

Давайте подумаем, что это значит. Каждый раз при взаимодействии заряженных частиц они, образно говоря, выбирают направление спина друг друга. Возьмем случай двух электронов. Электроны смотрят друг на друга и наблюдают псевдоспины по часовой стрелке. Однако с объективной позиции, в системе отсчета, связанной с наблюдателем, спины их кажутся противоположными друг другу. Сходным образом электрон выбирает псевдоспин против часовой стрелки для протона, а протон – псевдоспин по часовой стрелке для электрона. С объективной позиции их спины кажутся одинаковыми, хотя в действительности противоположны. Таким образом, правило электрического взаимодействия – противоположности отталкиваются, идентичности притягиваются – обратно кажущемуся.

Поняв принцип псевдоспина, легко увидеть, как возникает магнетизм. Вы уже наблюдали, как наклон вращающегося гироскопа порождает гироскопическое действие – приложенная сила поворачивается на прямой угол. Каждая заряженная частица, образно говоря, сочленена с псевдоспиновым гироскопом размерами со сферу Хаббла. Перемещение частицы – аналогично наклону гироскопа…

Из учебника физики для школьников «Как устроен мир».

Все казалось мирным и неизменным на просторах Аркогорода. Небесные бульвары в облаках, как обычно, ослепительно сверкали. Левитирующие балкончики, служившие здесь транспортной системой, возносились и опускались с обычной размеренной небрежностью. И воздух, как всегда, аж звенел от миллиардов крошечных пузыриков со смесью психотропов и чистого кислорода.

Но грандиозная и спокойная архитектура была пронизана духом неуверенности и отчаяния. Имперский советник Кутрубис сидел у себя в кабинете, уронив голову на руки. Кабинет располагался на высоте мили в одном из сияющих шпилей и был открыт ветрам; через широкие окна теплым бризом задувало пузырьки веселящего газа, однако настроение Кутрубиса не улучшалось.

Что ответить меторианцам?

Тем не терпелось улететь, они задержались только для получения обещанных советником данных. Но Кутрубис не смог ни выйти на связь с командой ученых, которая должна была работать над проблемой пространственного провала, ни даже убедиться, что таковая существовала!

Он был в отчаянии. Вести о беспорядках стекались со всех концов Диадемы; доносили даже о сражениях между биотистами и лоялистами, хотя Кутрубис сомневался, что насилие обрело такой размах. Впрочем, он считал удачей, что призвать на помощь два Флота не удалось: представить только стычку одной эскадры, лоялистов с другой, контролируемой биотистами…

Он удивленно вскинул голову, заслышав шум от дверей. В коридоре простучали шаги. Затем в кабинет ввалился крупный, энергичный вепрь, остановился и стал яростно озираться. За вепрем следовали еще несколько животных и человек, высокий бледный юноша в красном плаще.

Вепрем оказался Жейкасс, замсекретаря департамента внутренних дел, фактически – администратор по делам Диадемы. Юношей был Хескиос, член Совета низшего ранга, но, насколько мог припомнить Кутрубис, без каких-либо функций в департаменте внутренних дел. Кутрубис озадачился. Двух зверей за Жейкассом он тоже узнал: они были высокопоставленными чиновниками.

Он безучастно обратился к младшему советнику:

– Тебе чего, Хескиос?

Юноша чуть покраснел, но взгляда не отвел.

Жейкасс яростно хрюкнул:

– Советник, вы арестованы!

Кутрубис ошеломленно привстал и, запинаясь, снова заговорил с Хескиосом.

– Ты что, серьезно с ними стакнулся?

– Так получилось, что я им верю, советник, – промямлил Хескиос.

– А ты, Жейкасс? – Кутрубис обернулся к вепрю. – Я и не думал, что ты всеземельник-биотист.

Вепрь и без того был крупного сложения, а сейчас его буквально раздуло от ярости. Он зыркнул на советника пылающими глазками.

– Не смей называть меня биотистом, урод! – рявкнул он.

Арчер в смятении и тоске брел по кораблю через пустые конкорсы, разрушенные салоны, широкие коридоры, где гуляло эхо, и поминутно спотыкался, хотя трупы уже в основном убрали. Везде царило опустошение. Казалось, что флагман, как и весь Флот, летит сам по себе, обезлюдев.

На самом деле большую часть команды загнали по каютам. Оргию разрушения прекратил сам Рагшок, заметив, что две фракции рейдеров – бывшие мятежники, у которых сохранились еще моральные препоны, и пираты, которых ничто не сдерживало, – сцепились друг с другом. Это позволило спасти многих, хотя животных продолжали истреблять: большинство эскорианцев не считали их равными людям.

Кошмарное бессилие экипажа ошеломляло. Пираты застигли всех врасплох и без оружия, даже коммандос. Однако некоторое сопротивление оказать удалось: многие враги пали от клыков и когтей, хотя в итоге нападавшие отплатили за своих сторицей.

Арчер достиг вершины плавного спуска, внизу которого раньше располагалось кафе на открытом воздухе, залитое солнечным светом с голубого неба. У него подкосились ноги. Солнечная лампа была разбита, голографическое небо пропало. Столики валялись перевернутые, в темных пятнах засохшей крови.

Тут из кафе показались две фигуры и стали подниматься по пандусу. Это были бойцы Рагшока, напялившие снятые с убитых офицеров фуражки. Мускулистые, в накидках из звериных шкур. Оба пирата были в пятнистых узких штанах – вероятно, из львиной кожи, а на чреслах у них небрежно, словно фаллоимитаторы, болтались боевые сканеры.

Они уже явно приложились к запасам кафе, поскольку походка у них была неуверенная.

– О, это ж адмирал! – воскликнул один. – Превед, адмирал.

Второй схватил Арчера за руку, развернул и занес кулак для удара в лицо.

– Какого хрена ты еще жив, адмирал?

– Оставьте его в покое!

Повелительный женский голос заставил пирата дернуться от неожиданности и обернуться. С другого конца кафетерия прибежала Геспер Позитана, поднялась по пандусу и жестом отогнала мужчин.

– А ну проваливайте, не то Рагшок узнает. Накурились тут совсем.

Вид ее черной с серебром формы произвел на пиратов некоторый эффект. Один глуповато осклабился.

– Ладно, сестренка, сама ему резинку натянешь.

Арчер не понял реплики и позволил девушке отвести себя вниз. Нападавшие поплелись прочь.

– Ты бы лучше из своих кают не высовывался, – посоветовала ему Геспер. – Эти двое бы тебя убили, не случись тут меня.

– Это мой флот, – заупрямился Арчер. – Мой корабль.

Он вздохнул.

– Они убили моего адъютанта, – сказал он безучастно. – Он был такой славный.

– Мне жаль.

– Чего тебе жаль? – мрачно спросил Арчер. – Ты же победила. Вы победили. Вы этого и хотели.

– Тебе придется мне поверить, когда я скажу, что не хотела всего этого. Мы только и стремились, что сбросить вас, имперцев, с нашей шеи. Мы не могли отдать вам в Диадему лучших своих мужчин и женщин. По крайней мере, не под угрозой вашего Флота, который в небе висел и угрожал стереть нас с лица планеты.

– Похоже, вы своего добились. Но по ходу дела эти вот варвары выпотрошат Диадему. Это мерзко.

Она резко взглянула на него.

– Хочешь сказать, что вы не в состоянии защитить себя?

Он помотал головой.

– Диадема совершенно беззащитна. Прилетай и забирай.

– Но как же другие флотилии?

– Они все в Империи. Им приказали держаться от Диадемы подальше. Там… политический кризис.

Девушка помолчала.

– Послушай, – сказала она наконец, – честное слово, я с ними не заодно. Рагшок и его ребята просто мерзавцы. Падальщики… ирония судьбы в том, что это ваши флотилии мешали нам разобраться с пиратами, очистить от них межзвездные маршруты собственными полицейскими силами. И хотя у меня такая же униформа, как у них, я не чувствую себя с ними заодно. Они мерзавцы, прибившиеся к повстанцам. Мусор, а не люди. – Она резко остановилась. – Да они тут детей насиловали, я сама видела.

Арчер невольно усмехнулся.

– Я сомневаюсь, что это было изнасилование, – заметил он.

Ясное дело, захватчики, в основном мужчины, надеялись позабавиться с женщинами на борту флагмана. Поначалу их ждало разочарование. Почти все человеческие девушки на флагмане носили старческие лица, и эскорианцы происходили из недостаточно утонченного общества, чтобы найти эту моду привлекательной. Когда же резня улеглась, труппа приаписток пиратов вполне удовлетворила.

– Я знаю, что я видела, – настаивала Геспер. – Вы, наверное, не понимаете. Вы в Диадеме как дети в некоторых аспектах, блин. Секс вас наверняка не слишком занимает?

– Ну, я бы не сказал…

Она не слушала его, задумавшись.

– Но есть ли способ перехватить управление? В смысле, я бы не хотела, чтобы Флот опять угодил в руки к вам, имперцам; лучше бы им завладели ответственные люди, эскорианцы. Располагая Десятым Флотом, мы отстоим независимость Эскории, но не станем опустошать Диадему, как эти. – Она продолжала размышлять. – А что случилось с теми пленниками?

– Они все еще на тюремном корабле. Рагшок их не выпустил… в этом он дальновиднее тебя.

– Ну и? Как нам их освободить?

Арчер осознал, что эскорианская девушка ему нравится. Крутой у нее нрав. Но покачал головой.

– Никак. Интерматы под охраной. Единственный способ – захватить челнок, но не думаю, что Рагшок позволил бы мне тут шляться без охраны, не уверившись, что такое невозможно.

Арчера все время с момента захвата эскадры держали на мостике. Рагшок потребовал объяснить, как формируется фитоловый пузырь и как построить индивидуальные корабли в формацию. Арчер отказался, хотя и боялся, что его убьют, но это не дало результата. Управлять флотилией было несложно, и люди Рагшока вскоре прочухали, как. Десятый Флот на полной скорости возвращался к Диадеме.

Он увлек Геспер в узкий коридор сразу за кафетерием.

– Вероятно, ты находишься под влиянием определенных предрассудков о нашем отношении к сексуальности, – сказал он. – Я хотел бы рассеять твои сомнения. Многие обитатели Диадемы, сходным образом, полагают, что провинциалы не отличают секса от размножения, мнят вас эротически невежественными. Думаю, что и это неверно.

В коридор выходили арочные двери. Одна открылась, когда Арчер проходил мимо. Изнутри исходил лишь рассеянный неяркий свет, пока Арчер не закрыл дверь и не коснулся переключателя.

И тут же комната обрела границы. Их окружили… они сами: их собственные изображения глядели на них под всеми возможными углами, увеличенные во всех возможных пропорциях.

Он улыбнулся девушке и коснулся второго переключателя, наполнив комнату афродизиаком.

– Здесь наша личная вселенная, состоящая только из нас одних.

Быстро снял одежду, швырнул в угол и направился к ложу в форме раковины, отражавшему все вокруг точно так же, как стены, пол и потолок, а оттого практически невидимому. Отражения перемещались вместе с ним, оттенки плоти накладывались друг на друга, полностью отвлекая внимание Геспер.

– Но это же изврат какой-то, – мечтательно произнесла девушка. Газ ее пронял: Геспер начинала улыбаться. Пытаясь углядеть реального Арчера в потоке отражений, она расстегнула униформу и высвободилась из нее.

– Я хотел бы отблагодарить тебя, – сказал Арчер, – за спасение моей жизни.

Бесконечная фреска переплетающихся органов и конечностей окружила их, и они слились в объятиях.

Глава одиннадцатая

Естественным цветом небосвода на этой планете был голубой, такой бледный, что казался почти белым. Солнце – крупное, алюминиевого оттенка, призрачно сверкало с небес, подрагивая, переливаясь и посылая умеренное тепло.

Хако Икэмацу небесами и солнцем не интересовался, но часто смотрел вверх. Процессы, протекавшие в небесах и воздухе, а временами и на уровне почвы, действительно заслуживали внимания.

Конечно, принципиальных отличий от происходившего на борту ИСК Знаменосец не имелось, но тут было легче наблюдать размах действий. Казалось, что планету опутала какая-то линейная паутина, время от времени задуваемая в атмосферу космическим ветром. Длинные блестящие нити, всегда идеально прямые, всегда параллельные. Он, разумеется, уже догадался о природе этих нитей после того, как его в мгновение ока переместили из коридора флагманского корабля на поверхность этой планеты.

Он удивлялся собственной целостности и подозревал, что, случись нитям снова коснуться его, целостнсть эту утратит. Безоружный косё разыскивал племянника уже несколько дней; он шел мимо людских и животных останков, рассеченных предметов и зданий. В каждом случае эти объекты были демонтированы или разъяты, не грубо, как на бойне или при сносе, а с невероятной аккуратностью. Органические останки источали на удивление мало крови. Линии раздела проходили вдоль естественных границ: мембран, сухожилий, системных функций. Болтались нервы, порою вытянутые из плотской оболочки на несколько футов, иногда же – с присоединенными к ним рецепторными органами. Оставалось тайной, каким образом сумели проделать столь аккуратное вскрытие существа, которые даже живыми не казались и не располагали доступными восприятию инструментами.

Вивисекторы явно не отличали неорганическую материю от органической. Кроме расчлененных организмов и органов, Икэмацу наблюдал много фрагментов машин, аккуратно разложенных словно бы для сборки, и целые здания, сложившиеся подобно карточным домикам. Даже участки ландшафта были выворочены и перераспределены, образуя странные сочетания почвы, растительности и бетона.

Нетрудно было понять, чем причинены эти увечия. Икэмацу замер и снова вгляделся пытливыми карими глазами в бесконечно удлинявшиеся линии, подобные прутьям и тросам из стального света – те опять снижались. Кластер линий пропахал ландшафт посредине горизонта и стал смещаться в его сторону.

Икэмацу напрягся, что было ему весьма несвойственно. Однако линии исчезли так же стремительно, как возникли.

Он двинулся дальше. Область эта производила впечатление редконаселенной, и он пока не обнаружил ни одной живой души. Но не собирался отдыхать, не выяснив, что случилось с Синбианом, хотя не было никакой гарантии, что мальчик материализовался поблизости – или рематериализовался вообще.

Через синеватые луга с запада на восток планеты бежала дорога. В миле к западу он увидел одинокий дом – первое неповрежденное здание за много времени.

Он достиг постройки спустя полчаса, приближаясь медленно и осторожно, однако это оказался обычный коттеджик. В аккуратном прежде садике среди цветов и карликовых деревец валялась перевернутая мебель.

Икэмацу не нашел панели вызова и просто постучал в дверь. Когда ответа не последовало, он попытался отодвинуть дверную панель, но та не поддалась. Он толкнул ее, и дверь провернулась на шарнирах.

Он вошел в пустую комнату, залитую светом из единственного широкого окна. Косё остановился и подавил все эмоции, оценивая природу помещения.

На противоположной стене висел голубой, явно человеческий, глаз и смотрел на него. На стене справа виднелись два карих, столь же человеческих, но разделенных приблизительно десятью футами, один у потолка, другой, расположенный вертикально, в углу у пола.

Икэмацу отыскал второй голубой глаз у дверного наличника.

Но отыскал и много больше. По стенам, потолку и полу были распределены человеческие останки. Подобно бледным фруктам, висели уши, пятки, пальцы и гениталии молодого мужчины. Там и сям поверхности набухли очертаниями сердца, печени или тазовой кости.

И повсюду, на стенах, полу и потолке, подобно декоративным узорам, вились миниатюрными трубками артерии и вены. Икэмацу приблизился, вглядываясь в блестящие поверхности. Он увидел бледную сетку, раскинутую по стене, как усики дикого винограда.

Нервы.

Вдруг из ниоткуда прозвучал сдавленный шепот:

– Дядя! Это я, Синбиан! Я жив!

– Синбиан!

– Да, дядя, я тут. И Трикса тоже.

– Ты меня видишь?

– Да.

Икэмацу встал в центре комнаты и уставился прямо в голубой глаз, парадоксальным образом чувствуя на себе двойной взгляд Синбиана, спереди и сзади.

– Расскажи мне, как ты себе представляешь текущее положение, – велел он.

– Я знаю, что случилось, дядя, – сказал голос. – Наши тела разметало по стенам этого домика. Странное ощущение. Я обернут вокруг тебя. Каждым глазом я смотрю себе в другой.

– Тебе больно?

– Нет. Я даже голода не чувствую.

– А каково твое ментальное состояние?

– Со мной все в порядке, дядя. Я сохраняю присутствие духа. Но моему другу потребуется значительная психологическая помощь, как только мы отсюда выберемся. Он в полном шоке.

– Это потому, что он не проходил психических тренировок.

Икэмацу осторожно подошел к окну и выглянул. Чужацких прутьев он в небе не заметил.

Он поразмыслил. Было очевидно, что пришельцы с другой грани Симплекса не ограничиваются простым анализом; они пытаются манипулировать миром более настойчиво. Им удалось вскрыть тела мальчиков, сохранив при этом целостность всех соматических систем, а в особенности нервной и сосудистой систем. Это примечательное достижение многое говорило об их способе восприятия мира.

– Дядя, – окликнул его Синбиан, – а нас можно восстановить?

– Да, – ответил Икэмацу. – Хирургам Имперского Флота это под силу. Но ответ зависит от того, сумеют ли имперцы отвоевать эту планету. В момент, когда чужаки нас выдернули, флагман подвергался атаке, его брали на абордаж. Если нападавшие захватили флотилию, она, возможно, уже переместилась за пределы зоны вторжения.

Синбиан промолчал.

– Я не стану тебе лгать, – продолжал Икэмацу. – Однако постарайся рассматривать этот случай как редкую возможность испытать себя в предельной гибкости ума; упражнение это, несомненно, сослужит тебе пользу, когда ты приступишь к тренировкам косё.

– Я и не представлял себе, дядя, что подобное возможно.

– Надеюсь, племянник, ты не думаешь, что мир ограничен возможностями твоего воображения.

Икэмацу снова помолчал, продолжая размышлять.

– Ты можешь мне что-нибудь сообщить о существах, которые это совершили, или о том, как именно они это проделали? – спросил он Синбиана.

– Это произошло стремительно, дядя. В мгновение ока. Но, кажется, я уловил их ментальность. Они в смятении. Они не понимают нашего мира, но пытаются. Поэтому и поступают так. Они не понимают, что наносят ущерб живым существам.

– У них нет представления о дискретных объектах, – согласился Икэмацу. – Это очевидно из их собственного облика. – Фактически, подумал он, такие действия были бы вовсе невозможны в нормальном пространстве. Захватчики принесли с собой родное пространство, являвшееся теперь в форме протяженных линий или нитей.

– А ты видел это животное, Паута? – спросил Синбиан.

– Нет, – ответил Икэмацу, тут же заинтересовавшись. – А почему ты спрашиваешь?

– Он тоже здесь. Он не может быть далеко.

– С ним поступили аналогично?

– Не знаю. Но не думаю, что он в доме.

– Я отправляюсь на поиски химеры, – сказал ему Икэмацу. – Вернусь, как только смогу. Тем временем не посрами моих уроков, не теряй присутствия духа.

Синбиан не ответил, и Икэмацу устремился прочь из комнаты.

Паута обнаружить оказалось несложно. Существо было в нескольких ярдах вниз по дороге, частично скрытое зарослями растений с шероховатым длинным стеблем.

В общем-то Паут стал частью одного из растений, и наоборот. Обезьяночеловека зажало на корточках; стебли выныривали из его ягодиц, сливались с руками, ногами и туловищем, прорастали сквозь локти, колени, брюшину и гортань. Крупный цветок с желтыми лепестками обрамлял лицо.

Лицо. Лицо и привлекло внимание Икэмацу; химера ёрзала в немом тупом отчаянии, взирала на него крупными жалобными глазами. Ибо в этом лице, как в бланманже, заключена была дзен-пушка. Пушка стала его лицом, по крайней мере частично. Приклад торчал на месте носа, дергался и помахивал в сторону Икэмацу, придавая лицу очертания мотыги. Ствол сливался с широкими отвислыми губами Паута и исчезал во рту.

Икэмацу изучил представшее ему поразительное зрелище и наклонился к химере, уперев руки в бедра.

– Как ты любил эту свою игрушку! Теперь она поистине твоя. Ну как, все еще не хочешь с нею расстаться?

Паут яростно замотал головой, желтые лепестки сотряслись, словно в бурю. Парализованный ужасом мозг его исторг мощную волну отвержения.

– Не надо пушки! Не надо пушки!

– Если я сумею освободить тебя от нее, ты согласишься, чтобы она перешла ко мне? Ты должен расстаться с нею по собственной воле. В противном случае она так и останется с тобой сочленена.

Усилие, необходимое для общения с Икэмацу, дорогого стоило Пауту. Он осел и стал лихорадочно втягивать ртом воздух; выступавший из гортани стебель перекрывал ему горло. Потом Паут медленно кивнул.

– Хорошо, – пробормотал Икэмацу, – но как это сделать?..

Он осторожно протянул руку, коснулся деревянной рукоятки пистолета. Зажал ее большим и указательным пальцами, потянул на пробу.

Пушка почти без сопротивления выскользнула из лица Паута. Черты с едва слышным плямп восстановились.

Паут разрыдался.

Наконец-то косё Хако Икэмацу позволил себе миг торжества. Наконец-то дзен-пушка была у него в руках.

Воплощение дзен в искусстве электроники…

Как ни странно, никаких следов контакта с плотью Паута изнутри на пушке не осталось. Ни влаги, ни слизи. Ни даже телесного тепла, лишь привычное более стылое тепло приятного на ощупь дерева. Икэмацу вертел пушку в руках, изучая ее по всей длине.

Он знал ее возраст: более трех земных веков. Он знал ее происхождение: мастер дзен, создавший артефакт, был монахом ордена, от которого в свое время отпочковался его собственный. Внешний вид пушки воплощал определенные культурные понятия: она казалась импровизированной, незаконченной, грубоватой, однако было в этой незаконченности невероятное мастерство… На японском той эпохи это понятие обозначалось ваби, безыскусная простота, свойственная опавшим листьям на тропинке, воротам, подпертым подвернувшимся под руку куском дерева, и вместе с тем – тихое торжество адекватности и сознательного равновесия. Пушка обладала сибуса, прекрасным несовершенством. Лишь ее незавершенность могла в неполноте своей объять необъятное, выразить суть реальности. Древесина не была лакирована, сохраняя следы резца…

Качества эти обладали самостоятельной ценностью, но также соответствовали принципам работы оружия, таким трудным для постижения, что лишь один коан сумел их в какой-то степени выразить: Ничто не движется; где же окажется? Паут, обезьяночеловек-химера, использовал пушку в качестве действующего на произвольном расстоянии электропистолета, способного калечить и убивать. Но это свойство пушки самое что ни на есть тривиальное. И лишь косё под силу раскрыть ее истинное, жуткое предназначение…