Текст книги "Тихая"
Автор книги: Барри Брукс Лонгиер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
Лонгиер Барри
Тихая
Барри Б.Лонгиеар
Тихая
(C) 2001, Гужов Е., перевод
Свет был лиловым, свет был белым, свет был красным. Когда свет был белым, приходили они, пряча головы под черными вуалями.
Та, что с жестким ртом, всегда была здесь. Иногда одна, иногда с другими, но всегда приходила та, что с жестким ртом.
Жесткий Рот приносила с собой боль и страх. Тихая ненавидела Жесткий Рот. Свет приносил Жесткий Рот. Поэтому Тихая ненавидела свет.
Белый свет пробирался сквозь окно, заползал на стену в пятнах желтого и голубого, и Тихая боялась, глаза Тихой наполнялись слезами, размывающими свет.
Тихая любила темноту и цеплялась за нее. Темнота это безопасность. Темнота это уединение, одиночество, отсутствие боли. Но только та темнота была безопасной, которая наступала, когда уходил свет. Та темнота, которая приходила, когда Тихая пряталась под покрывало, или закрывала глаза, или зажимала их руками, безопасной не была.
Тихая верила, что если б можно было не дать прийти свету, Жесткий Рот осталась бы далеко. Как только краешек света дотягивался до окна, Тихая напрягалась, желая, чтобы свет ушел обратно. Тихая трясла кулачками, проливала слезы, но свет не останавливался. Свет продвигался, пока не заполнял весь угол комнаты. И тогда приходила Жесткий Рот.
Один раз свет начался не как обычно с бледно-лилового, сменяясь на белый. Он пришел тусклым и серым. Таким тусклым и таким серым, что Тихая едва видела цветные пятна на стене. Конечно, он слишком тускл, чтобы явилась Жесткий Рот.
Тихая засмеялась беззвучным смехом, дергая ножками, ибо Тихая победила. Свет остановился и Жесткий Рот не придет.
Раздался звук. За ним последовала голова Жесткого Рта, скрывавшаяся за черной вуалью. Вселенная Тихой разбилась вдребезги. Тихая потерпела поражение, потерпели поражение ее желания. Победил свет и его чудовище Жесткий Рот. Потом последовала боль. Потом последовал гнев.
x x x
Но приходила и другая черная вуаль. У другой губы были добрые. Добрые Губы всегда стояла по одну сторону и смотрела вниз на Тихую мягкими, темными глазами. У Добрых Губ волосы темные, любящие глаза и рот, который никогда, никогда не выглядит гневным.
Когда Добрые Губы здесь, Жесткий Рот стоит по другую сторону. Волосы Жесткого Рта похожи на желтый свет. Глаза голубые, как маленькие пятнышки на стене, узкие и гневные. Губы жесткие и крепко сжаты.
Добрые Губы протягивает руку и гладит Тихую по голове.
Жесткий Рот протягивает руку и щиплет Тихую за ручку.
Добрые Губы отталкивает Жесткий Рот, уши Тихой наполняют звуки борьбы, но острая боль никак не проходит.
x x x
Снова по стене крадется белый свет. Пока он движется, Тихая решает, что Жесткий Рот никогда больше не будет щипать Тихую. Чтобы было так, Тихой надо остановить Жесткий Рот. Чтобы остановить Жесткий Рот, Тихой следует сделать больно Жесткому Рту. Если Жесткий Рот опустит свою руку возле Тихой, то вместо того, чтобы Жесткий Рот ущипнул Тихую, сама Тихая ущипнет Жесткий Рот.
Тихая поднимает руку вверх. Пальчики на ней гораздо меньше, чем пальцы Жесткого Рта. Тихая пытается ущипнуть свою ручку, которая болит, но щипок не причиняет никакой боли.
Тихая сует палец в рот, сильно кусает его и глаза Тихой наполняются слезами. Значит, укус боль причиняет. Тихая решает укусить палец Жесткого Рта. Это должно остановить Жесткий Рот.
x x x
Раздается звук. Тихая тщательно прислушивается. Это Добрые Губы и Жесткий Рот, но как-то по-другому. Другие звуки.
Появляется третья фигура. Она чудовищно розовая и нагая. На ней нет черной вуали, скрывающей черты лица, у нее нет волос на голове. Жесткий Рот и Добрые Губы обе закутаны в черное. Сияющая Голова в чем-то бледно-желтом. Сияющая Голова стоит в одном шаге от Добрых Губ.
Тихая смотрит туда и, оказывается, там стоит еще одна фигура. На ней нет черной вуали и у новой фигуры светло-каштановые волосы. Вместо черного или желтого, Волосатая Голова стоит в чем-то бледно-зеленом.
Добрые Губы поднимает руку и шевелит пальцами Сияющей Голове. Сияющая Голова хмурится на движущиеся пальцы и говорит Волосатой Голове: "Министр Амин, я не читаю могам." Забавные звуки.
"Думаю, все его читают, кроме немногих фанатиков", отвечает Волосатая Голова. "Я, конечно, не хочу думать, что вы фанатик."
"Разумеется", отвечает Сияющая Голова.
Волосатая Голова наклоняется и подымает одеяльце Тихой. "Моя первая жена показывает, что вы должны посмотреть правую ручку дочери моей второй жены, отец Ядин. Взгляните сюда."
Сияющая Голова встает перед Жестким Ртом, наклоняется и тянется к Тихой. Пальцы его холодные и влажные, когда они берут ее ручку и вертят ее. Рука болит.
"Какие ужасные синяки!" Сияющая Голова выпрямляется и поворачивается к Жесткому Рту. "Женщина, разве ты не понимаешь? Ты причиняешь своей дочери сильную боль. Это может принести ей непоправимый вред. Ты это понимаешь?" Сияющая Голова поворачивается к Добрым Губам. "А ты вообще что-нибудь понимаешь?"
Добрые Губы кивает и поднимает взгляд на Волосатую Голову. Добрые Губы долго шевелит пальцами Волосатой Голове.
Волосатая Голова говорит: "Она понимает."
"Простите меня, министр Амин, но мне кажется она показала больше."
"Да. Больше." Кажется, что Волосатая Голова с болью выдавливает из себя эти слова. "Моя вторая жена верит, что ребенок умеет говорить. Причина, что она ее щиплет заключается в том, чтобы заставить ее подать голос. Она силой пытается заставить ребенка заплакать."
Сияющая Голова хмурится, смотрит сначала на Жесткий Рот, потом вниз на ребенка. Через мгновение он поднимает глаза на Волосатую Голову. "Как долго это продолжается? Некоторым синякам уже неделя."
Волосатая Голова исчезает из вида. Его голос раздается издалека. "С тех пор, как ребенок родился." Лицо Волосатой Головы снова появляется на виду. Он смотрит на Жесткий Рот гневными глазами.
"Женщина, в родильном доме священники сказали тебе, что твоя дочь не может говорить. Ты думаешь, эта крошка изменит мир? Заверяю тебя – твоя дочь говорить не может. Я сам был там, когда служительница принесла тебе твоего младенца. Я видел, что она сказала тебе."
Волосатая Голова приложил пальцы к губам, потом опустил руку, сжатую в кулак. "Тихая – показала тебе девушка. Ты помнишь?"
Жесткий Рот смотрит в ответ со страхом, но также и с гневом. Жесткий Рот начинает шевелить пальцами на Волосатую Голову, но Волосатая Голова шлепает Жесткий Рот по руке.
"Нет!", восклицает Волосатая Голова, "ты не слышала, как она плачет! Ты не могла слышать ее плач! Ты слышала ее брата-близнеца, твоего сына Рахмана. Только его ты и слышала."
Жесткий Рот снова поднимает руку и Волосатая Голова снова шлепает ее, заставляя опустить руку. "Нет! Ты думаешь, что слышала плач двоих детей, но священники объяснили тебе, что это иллюзия, которую с твоим слухом сыграли лекарства." Волосатая Голова тяжело вздыхает. "Тебе надо перестать это делать. Пожалуйста, остановись."
"Позвольте мне", говорит Сияющая Голова.
Глаза Жесткого Рта полнятся слезами. Жесткий Рот порывисто отходит и исчезает из вида. Сияющая Голова кивает Волосатой Голове. "Это тяжелая проблема, гораздо более частая, чем думают."
"То есть?"
"Женщины молятся за окончание Проклятия, и мне кажется, все до единой. Кроме того, некоторые так сильно верят в окончание Проклятия, что погружаются в мир фантазий и воображают всякое. У меня был как-то пациент, старшая дочь которого вообразила, что может говорить. Ей было больше двадцати лет и она стояла, шевеля губами..."
"Отец Ядин", прервал его Волосатая Голова, "пожалуйста, вернитесь к нашей проблеме."
Сияющая Голова потер подбородок и нахмурился. "Обычно, такие помрачения длятся всего несколько минут или часов. Несколько дней, самое большее, хотя мне известен случай, когда такое продолжалось более девяти лет."
Волосатая Голова взглянул вниз на Тихую: "Моей дочери всего девять недель."
"Ваша вторая жена нуждается в помощи, министр. Я не слишком обучен оказывать такого рода помощь. С вашего разрешения, я могу подыскать подходящее заведение."
"Подходящее заведение?"
"Да."
"Сумасшедший дом?"
Сияющая Голова нахмурился. "Сумасшедший дом – это древний вымысел с планеты-прародительницы. Я говорю о специализированной больнице, где..."
"Невозможно." Волосатая Голова потер глаза, взглянул на Добрые Губы и сказал Сияющей Голове: "Это совершенно невозможно, отец."
"Заверяю вас, заведение весьма благоразумное и умеющее молчать..."
"Благоразумное? Я и моя семья всегда на виду, отец. Вне моего дома нет такого понятия, как умение молчать, такого умения чертовски мало даже внутри его, отец." Волосатая Голова глубоко вздохнул и длинно выдохнул. "Я извиняюсь за свои выражения, отец Ядин."
"В этом нет необходимости."
"Я не могу согласиться с подобным риском. Я несу ответственность перед реформистами и моим добрым другом Микаэлем Ючелем. Кроме того, надо принять во внимание мое положение. Мой сын Рахман когда-нибудь унаследует мое имущество, мое положение, мои вложения и мое влияние в этом и других мирах, а также и ответственность за все это. Я не могу рисковать, чтобы узнали о несчастье его матери."
Волосатая Голова некоторое время молчал. Потом начал тихим голосом: "Вы же знаете, что из подобных вещей могут сделать новости, чужемирные трейдеры или ортодоксы, особенно ортодоксы."
"Тогда, может быть, приходящий врач?", просительно сказал Сияющая Голова.
Волосатая Голова долго смотрел на Тихую, прежде чем перевести взгляд на Жесткий Рот. "Хорошо. Я оставляю на ваше усмотрение найти кого-нибудь, кто сможет сохранить наши тайны." Волосатая Голова посмотрел на Сияющую Голову. "Об это знают лишь несколько человек и я доверяю им всем. Если хоть что-то вылезет наружу, я буду точно знать, к кому послать своих оперативников."
"Я понял", ответил Сияющая Голова.
"Удостоверьтесь, что ваш врач это тоже хорошо понимает."
"Да, министр."
"Улаживайте все с моим секретарем Рази", Волосатая Голова кивнул в сторону двери, где стояла еще фигура с чем-то блестящим на шее.
"Как скажете, министр."
Волосатая Голова удалился из вида и за ним последовал Блестящая Шея. Раздался шум. Добрые Губы наклонилась и подоткнула одеяльце, когда Сияющая Голова вернулся.
"Вот", сказал Сияющая Голова, вручая Добрым Губам небольшой флакон, наполненный голубой жидкостью. "Втирай ее в область синяков. Это уменьшит опухоль, снимет боль и вернет естественный цвет. Ты понимаешь?"
Добрые Губы кивнула.
Сияющая Голова кивнул в сторону Жесткого Рта. "Держи ее подальше от младенца. Я скажу секретарю министра, чтобы он запер ее там, где она больше не будет представлять опасности ни для ребенка, ни для себя. После того, как врач ее посмотрит..." Казалось, что Сияющая Голова разозлился. "Посмотри, о ком я говорю." Он показал туда, где стояла Жесткий Рот. "Просто держи ее подальше от этой комнаты. Ты сможешь это сделать?"
Добрые Губы закрыла лицо руками и поклонилась в сторону Сияющей Головы. Сияющая Голова прикоснулся к ней рукой и сказал: "Именем Алилаха и вестников его, именем Просветителя, благослови и защити эту женщину. Аминь."
Сияющая Голова ушел прочь. Добрые Губы налила немного голубой жидкости на ладонь и протянула ее к Тихой. Тихая испугалась руки, но как только восхитительная прохлада коснулась ее, боль сразу ушла прочь.
Тихая подняла свою руку, чтобы дотронуться до лица Добрых Губ...
Внезапно мир перевернулся и Тихая упала вниз, твердая холодная поверхность ударила Тихую по щеке. Наступила темнота и Тихая услышала грохот и стуки. Тихая спряталась во тьму и заплакала от боли.
Свет внезапно вторгся в место, где пряталась Тихая, и она увидела, как борются Жесткий Рот и Добрые Губы. Жесткий Рот что-то схватила и ударила Добрые Губы по голове. Добрые Губы упала на пол.
Жесткий Рот опустилась на колени и стала подползать все ближе и ближе. Жесткий Рот стянула черную вуаль со своих желто-соломенных волос и остановилась. Жесткий Рот посмотрела вниз, пошевелила пальцами и указала на Тихую. Потом Жесткий Рот потянулась и ударила Тихую по лицу там, где ее уже ударила жесткая холодная поверхность.
Тихая плакала и кричала, но испускала при этом лишь такое же тихое шипение, что и Жесткий Рот, а Жесткий Рот все продолжала хлестать и хлестать Тихую по лицу. Уже Тихая была на краю мягкой тьмы, когда в комнату ворвался Блестящая Шея. Он рукой схватил Жесткий Рот за горло и оттащил прочь. Блестящая Шея заревел на Жесткий Рот, а мир стал вдруг очень темным.
x x x
В чудесно пахнущей комнате с большими горячими железными плитами она махала ручками и беззвучно плакала, когда Добрые Губы натягивала на ее голову туманную черную вуаль.
Дважды она стягивала ее, и дважды Добрые губы набрасывала вуаль обратно, каждый раз делая пальцами знаки. Здесь были знаки, которые она могла прочесть, и такие, которые не могла. Знаки, обозначавшие ее – одни палец к губам, а потом жест кулаком вниз – она прочитать могла. Человек в белом, который заставлял еду вкусно пахнуть и гремел громадными серебряными кастрюлями, сказал, что эти знаки означают: "Она Тихая". Она не поверила, потому что ни у кого не было такого глупого имени.
Добрые Губы делала не эти знаки. Добрые Губы поднимала вверх пальцы, опускала вниз пальцы, сжимала кулаки и смотрела очень тревожно. Тихая подумала, что Добрые Губы играет с нею, поэтому снова стянула вуаль с головы. Она беззвучно засмеялась, а Добрые Губы вдруг присела на корточки.
Тихая почувствовала тяжелый удар по ягодицам. От боли она заплакала. Невидимая рука натянула вуаль на ее голову, и она сквозь слезы увидела высокого мужчину с белой пылью на руках, которую он стряхивал, удаляясь к раковине. У этого в белом было словесное имя, его звали Онан. Так звал его другой мужчина, Набил.
Она повернулась и посмотрела вниз на Добрые Губы. "Это единственный способ, которым можно научить чему-то Тихую." Онан вытер руки и вернулся к гигантским серебряным кастрюлям, за которыми он приглядывал, отдавая приказы трем помощникам с именами и четырем помощницам, лишенным имен.
Добрые Губы сунула руку в складки своего черного платья и что-то вытащила. Она протянула это, но та, чьим именем был прижатый к губам палец, за которым следовал опускаемый кулак, лишь смотрела сквозь слезы и прижимала руки к заду.
Через секунду она всхлипнула и взглянула на предмет в руке Добрых Губ. Какая-то штучка на золотой цепочке. Ей захотелось посмотреть поближе и она взяла ее под свою вуаль. Штучка была такая блестящая. Добрые Губы руками забралась под вуаль ребенка и надела цепочку ей на шею.
"Если ты станешь давать подарки этому отродью всякий раз, когда я ее шлепаю, она никогда ничему не научится."
Добрые Губы поднялась и ушла. Онан помешал в кастрюле и скривил лицо, проговорив: "Пуховерты! Когда Пророки узнают, наконец, о моих страданиях!"
Он взял деревянную ложку и окунул ее в серебряную кастрюлю. Вытащив ложку, он понюхал, сморщил нос и подул на нее.
"Вот, девчонка." Онан приподнял краешек ее вуали и поднес ложку к ее губам. Она попробовала горячую жидкость, острую и сладкую. Нос наполнился хмельным ароматом.
"Думаю, тебе понравилось. Тогда, наверное, сойдет и для пуховертов." Он положил ложку на тарелку-подставку и подошел к стойке, где стал что-то крошить громадным, зловещим ножом. Посреди крошева он остановился и посмотрел на нее.
"Девчонка, ты когда-нибудь видела этих пуховертов?"
Она покачала головой.
Онан кивнул. "Молись всем от Авраама до Камила, чтобы никогда ни с одним не встретиться. Они едят маленьких девочек."
Она завертела головой. Слишком страшно, чтобы быть правдой. Маленьких девочек никто не ест.
Повар поднял брови. "То она не хочет держать вуаль на голове, а то теперь ставит под сомнение слова мужчины. В тебе присутствует соль Магды, это правда."
Онан вытер руки полотенцем и сказал: "Пойдем со мной, девчонка. Я покажу тебе то, что на самом деле едят пуховерты."
Он подошел к другой стойке. "Понимаешь, сегодня вечером твой отец принимает много важных людей, включая своего друга, нового первого министра Микаэля Ючеля." Он руками что-то собрал на стойке и через плечо взглянул на девочку. "Там будут также пять пуховертов, и мне наказали хорошенько их накормить."
Он повернулся и протянул ей пригоршню шелковистых каштановых прядей. Он швырнул их ей в лицо и закричал: "Волосы! Это волосы, девчонка! Мне пришлось состричь с голов маленьких девочек десятки косичек перед тем, как их варить!" Повар злобно ощерился и сказал: "Пуховерты не выносят волосы, понятно? От них плохо перевариваются глаза."
Он загромыхал своим раскатистым смехом, когда она заползла на четвереньках между горячими железными плитами в темное и безопасное место возле стены. Пока Онан все смеялся своей весьма тонкой шутке, она заметила много тонких коричневых прядей на полированном камне пола. Она кралась меж горячих плит, пока не смогла протянуть руку и схватить немного этих волос.
Потом она уселась в своем темном месте и ощупала пряди. На ощупь как обыкновенные волосы. Она понюхала их. Среди всех ароматов кухни было трудно сказать, чем пахнут пряди. Она попробовала их на вкус и выдернула изо рта. Это были просто волосы.
Она взглянула между плитами и увидела еще пряди. Они торчали из мусорного ведра. Пока Онан не смотрел, она проскользнула между плитами и подобралась к мусорному ведру. Волосы исходили от странного предмета, который был похож на цветок с громадными, напоминавшими уши, лепестками. Цветок вырастал из пурпурно-черной скорлупы.
Она не знала, что это такое, но поняла, что это явно не голова мертвой девочки. Она вытащила предмет из ведра за его каштановые волосы и шла вокруг плит, пока не обнаружила Онана, выходящего из чулана с нагруженными руками. Она встала у него на дороге и подняла предмет вверх.
Повар, увидев ее, засмеялся. Он свалил свое бремя на стойку и сказал: "Ну, разве ты не маленькая умница? Ты знаешь, что это такое, девочка?"
Она покачала головой.
Онан снова сходил в холодильную комнату и вернулся с громадной пурпурно-черной шишковатой глыбой. На ее верхушке был такой же цветок с вихром торчащих из него каштановых волос.
"Это называется солдатской дыней, девочка. Пуховерты так ее любят, что не могут ею наесться."
Он подошел к своей стойке для крошева и снова взялся за свой зловещий нож. Им он обкорнал верхушку дыни и отложил ее в сторону. Опустив глыбу дыни пониже, чтобы она смогла заглянуть внутрь, Онан сказал: "Ты когда-нибудь видела что-то похожее, а?"
Мякоть дыни была бледно-голубой. В центре находились ярко-красные семена, погруженные в лавандовое желе. "Давай", сказал повар, "сунь туда пальчик и попробуй."
Она тронула пальцем лавандового цвета желе и поднесла палец к языку. Мгновенно рот ее наполнился самой невероятной горечью. Горло свело от этого вкуса и она почувствовала, как желудок начинает крутить.
Онан снова захохотал: "Эту часть есть нельзя!"
Она не побежала из кухни. Онан часто устраивал ей розыгрыши, но она знала, что очень скоро он почувствует раскаянье и сунет ей печенье, какую-нибудь сладость, или даст попробовать готовый пудинг. Она вернулась в свое темное место за плитами, чтобы подождать.
Дожидаясь, она все ощупывала вуаль на голове. Она мяла пальцами тонкую ткань и гневалась, что ее заставляют это носить. Она злилась и негодовала на то, что ее даже отшлепали за нежелание ее надеть.
Она осмотрелась и решила, что может довериться своему темному месту. Никто не был таким маленьким, чтобы забраться к ней сюда. Она стащила вуаль с головы, еще раз сморщилась на горечь во рту и стала ждать, пока Онан позовет ее на угощение.
x x x
Цвет женщин черный. Ее платье черное, как туфли и вуаль. Женщины обозначают ее знаками Тихая. Вместо обозначения ее полного имени на языке могам, женщины пользуются сокращенным вариантом, представляя ее имя одним пальцем, прижатом к закрытому рту. За этим следует опускаемая рука, сжатая в кулак – обозначающая вообще все женское.
Однажды, когда ее отец был в кухне, давая инструкции своему секретарю Рази о каком-то ремонте в здании, она услышала, как отец сказал, что это он дал ей такое ласковое прозвище. Это имя – напоминание второй жене Думана Амина, что его дочь не может говорить.
Женщинам не дозволяется иметь имен, но как сказал однажды в караулке женской половины охранник Маджнун: "Ведь надо же как-то называть женщин, правда? Слишком сухо звать их просто "вторая жена" или "жена Маджнуна". Так дойдешь до того, что скоро окажешься в объятиях волосатых рук."
Другой охранник, Исак, слушал и качал головой. "В наши дни такого полно: мужик и мужик. Еще пару лет и она даже станут друг на друге жениться."
Маджнун кивнул Тихой и сказал: "Вали отсюда, Ти. Это не для твоих ушей."
Эти мужчины звали ее Ти, или Ш-ш, или Тихая.
Бог запретил женщинам иметь имена, но у них остались прозвища. Прозвища – не настоящие имена, поэтому Бог о них не заботился. "Все это лишь харамитская чепуха", сказал Той-садовник. Той, казалось, очень горд тем, что он не харамит. Исак сказал Тою: "Ты бы лучше держал язык за зубами, а то окажешься перед судом священников."
Позднее в кухне, когда Исак закончил жаловаться на садовника, Маджнун пожал плечами и заметил: "Без Думана Амина и реформистов все мы смотрели бы на мир через петлю удавки."
x x x
У Добрых Губ было имя: пять пальцев опустить и сложить, один палец вверх и пять пальцев вниз – Н-Х-Р. Так первая жена Думана обозначала буквами свое тайное имя: Рихана. Если женщина просто делала знак Ри, то все остальные женщины понимали, что это вместо Риханы, так же как все знали, что знак Х обозначал Я-Д-Х, вторую жену Думана, чье тайное имя было Хедия. Хедия – мать Тихой. Тихая никогда не видела Хедию, потому что мать держат взаперти в комнате на третьем этаже женской половины.
Рахман – имя загадочное. Онан-повар часто произносит это имя, словно все знают, кто такой Рахман. Для Рахмана готовят специальные блюда. В честь Рахмана проводят специальный прием. Празднуют каникулы Рахмана. Празднуют именины Рахмана, потом конфирмацию Рахмана, потом еще день рождения Рахмана, и еще один праздник – в честь первого школьного дня Рахмана.
На втором этаже женской половины Рихана рисовала на листке бумаги знаки языка могам, а Тихая смотрела. Вначале от центральной линии единственная вертикальная линия вверх. Рядом с первой группа из двух вертикальных линий выше центра. Потом третья, четвертая и пятая. За ними следует от центра одна вертикальная линия вниз. Потом группы из двух, трех, четырех и пяти, все вниз. Проведя новую центральную черту, Рихана повторила те же самые пять групп, но на этот раз пересекая черту, так что каждая группа заходила одновременно и выше и ниже центра. И еще две группы: первая из двух черт, пересекающих центральную, вторая – кружок, пересеченный пополам центральной линией.
Пользуясь словами, звуки которых Тихая знала, Рихана отметила начальные звуки: четыре черты вниз, это для тени – звук т. Две вниз для халата – звук х. Пять вниз для яблока – звук айа.
Рихана прочитала их справа налево, произнеся ласковое прозвище ребенка. Без единой ошибки девочка записала буквы могама своего прозвища: Тихая.
Рихана объяснила остальные буквы, обозначая их звуками – словами, и вдруг девочка поняла значение знаков в пыли, маленьких царапин на стене или на коре деревьев, что видела всю свою жизнь.
Рихана спросила жестами: "Ты знаешь мое имя?" Девочка покачала головой и Рихана провела одну черту поперек – эм, одну черту вниз – би, пять черт поперек – ар.
Девочка ответила жестами: "Я не понимаю, как это звучит."
"Когда-нибудь твой отец назовет меня так при тебе. Тогда узнаешь, как оно звучит. У твоей матери тоже есть прозвище." Рихана провела вниз одну черту прямо через эм, за которым последовала группа из пяти черт вниз для эн. "Когда отец произнесет ее прозвище, прислушайся, как оно прозвучит."
Девочка нахмурилась и сказала жестами: "Есть тайные имена, которые мужчины никогда не произносят, и есть имена – прозвища. Это же как клички для собак или кошек, вроде имени Зизи, крысо-собаки Тоя. У нас есть настоящие имена?"
Рихана улыбнулась, ответив знаками: "Зизи – настоящее имя крысо-собаки. Единственные имена, позволенные женщинам, происходят от мужских имен. Например, я – первая жена Думана. Ты – дочь Думана. И это – единственные позволенные нам имена."
Тихая подумала о группе букв, которую видела много раз. Она написала на бумаге ар, айх, эм и эн. "Что это?", знаками спросила она.
"Это имя Рахман. Рахман – твой брат. Вы двойняшки."
"Он умер?"
"Нет, он жив. Почему ты так думаешь?"
"Я никогда его не видела. Онан говорит, что наверное его забрали пуховерты."
Рихана качала головой и улыбалась, показывая знаками: "Рахман живет в другой части дома. Вот почему ты его не видишь. И не слушай Онана. Иманты не едят детей. Трейдеры – прекрасные люди."
Тихая надула губы: "Наверное, мой брат очень важный."
"Почему ты так думаешь?"
"Онан и Наби вечно планируют еще один праздник или прием для Рахмана. И никогда ничего не планируют для меня."
Лицо Риханы стало очень серьезным и она показала: "Рахман – сын Думана. Он мужчина." Рихана начертила знак на бумаге. Это была одна единственная черта вверх от центра – айх. "Ты – дочь Думана. Ты женщина." Рихана начертила на бумаге кружок, перечеркнутый по центру, знак двойного у, знак опущенного кулака.
"Сын очень важен. Рахман унаследует имя Думана и его богатство. Рахман – это будущее дома Амина. Ты когда-нибудь выйдешь замуж и захочешь уйти. Рахман останется в доме и станет здесь держать своих жен. Вот почему Рахман более важен."
"Почему не празднуют мои дни рождения?"
Выражение лица Риханы стало очень суровым. "Выбрось такие вопросы из головы. Будь благодарна, что ты еще жива. Некоторые семьи до сих пор убивают своих дочерей. Твой отец не терпит такого даже у своих друзей. Будь благодарна за жизнь, которая есть у тебя, и выбрось из головы ту жизнь, которую ты вести не можешь."
Тихая не ответила, но еще долго после того, как ушла Рихана, девочка смотрел на знак опущенного кулака.
x x x
Она вслушивалась в то, что говорили мужчины на кухне и в саду. В те редкие моменты, когда отец приходил на женскую половину поговорить со слугами или с первой женой, Тихая тоже прислушивалась. Хотя Бог запретил имена для женщин, у всех них, даже у поломоек, были прозвища. Девочка теперь знала, что эм-эн прозвища ее матери были знаками слова Амина, что означает мир, и было именем матери Мухаммада.
Отец звал свою первую жену Рихану прозвищем Эмбер, что означало драгоценность. Это очень красивое прозвище. Тихая подслушала его как-то вечером, когда отец пришел на женскую половину, чтобы отвести Эмбер в свою спальню. Голос отца звучал искренне и тепло.
Разговаривая знаками друг с другом, женщины никогда не пользовались прозвищами. Вместо этого они употребляли свои тайные женские имена, которые были даны им матерями. Когда женщины знаками обозначали первую жену Думана, они никогда не показывали "Эмбер". Они показывали "Рихана". Даже поломоек называли знаками их тайных имен. Единственным исключением на женской половине была Тихая. У нее не было тайного имени, потому что мать еще не дала ей его и потому что ей было запрещено видеться с матерью. Ее мать была безумна.
Никто не говорил знаками о второй жене Думана, если знали, что Тихая поблизости. Мужчины не говорили о ее матери, если подозревали, что она может услышать. Но иногда, когда Онан не знал, что она прячется в темноте за плитами, Тихая кое-что слышала. Онан, или Набил, или шофер Аби говорили друг другу всякое о ее матери.
Она прислушивалась к разговорам, потому что хотела иметь свое имя. Именно подслушивая и подглядывая, она обнаружила, где держат взаперти ее мать.
"Как печально, как печально", говорил Онан всякий раз, отсылая девушку-служанку с подносом еды на третий этаж.
Как-то Рихана в своей комнате стояла на коленях и плакала. "Почему ты плачешь?", знаками спросила Тихая.
Рихана вздохнула: "Я плачу о моей со-жене Хедие. Я плачу о твоей матери. Я плачу о тебе. Я плачу о себе, потому что так скучаю по ней."
"Можно пойти и увидеть ее", сказала девочка. "Я знаю, где ее держат."
Рихана посмотрела девочке в глаза. "Дитя, никто не любит твою мать больше, чем я. Но всякий раз, когда она оказывается рядом с тобой, она делает тебе больно. Разве ты не помнишь?"
"И, все-таки, я хочу ее видеть."
"Ты скучаешь по ней?"
Девочка покачала головой. "У меня нет имени среди женщин. Его должна дать мне моя мать. Вот почему я хочу ее видеть. Я должна иметь свое имя."
"Я могу дать тебе имя."
"Нет. Твое имя дала тебе твоя мать. Моя мать получила свое имя от своей матери. Моя имя должна дать мне моя мать."
Рихана взяла ее за плечи и заглянула в глаза. Опустив руки, она сказала: "Когда-нибудь."
x x x
Тихая любила сад, хотя ей почти никогда не позволялось ходить туда. В один из редких дней, когда Рихане позволили взять девочку в сад, солнце было ярким, небо туманно-голубым. Девочка бегала между деревьев с блестящих корой от одного экзотического цветка к другому. У одного цветка был аромат, от которого кружилась голова, у другого были крошечные красные усики, шевелящиеся в теплом воздухе. Она смотрела, как Той бросал в эти усики маленьких голубых червячков, и прижала руки к лицу, когда увидела, что цветок их ест.
Они дошли до каменной скамейки и Рихана уселась, достав из сумки какой-то фрукт. "Давай, посидим здесь", показала она.
Девочка улыбнулась и вгрызлась в ярко-оранжевую и лавандовую кожу райской груши. Продолжая есть, она показала: "Откуда взялись райские груши?"
"Скрестили два растения – с родительской планеты Земля и с этого мира и получились райские груши."
"Они поженились?"
Рихана улыбнулась и кивнула.
На дорожке послышались шаги и Рихана повернула голову, чтобы посмотреть. В одно мгновение она схватила девочку, силой поставила на колени, сама встала на коленях радом и положила ей руку на плечо, нажимая его так, чтобы получились знаки: "Делай, как я. И ничего больше."
Девочка следила, и увидев, что Рихана закрыла лицо руками и склонила голову, сделала то же самое. Звуки шагов стали громче. Тихая увидела ноги мужчины. На ногах он носил золотые туфли, красиво изукрашенные серебром и еще чем-то красным. Раздались еще шаги и девочку поразил вид извивающейся массы змей и червей, покрытых черными волосками.
Она быстро показала Рихане: "Это пуховерт?"
Рука больно шлепнула ее по пальцам, их обожгло и они покраснели. Сцепив ладони и откинувшись на пятки, она сквозь слезы взглянула вверх и увидела, что человек в золотых туфлях был в красивом бело-золотом халате. На шее у него висел громадный золотой звездный крест. Он нагнулся, схватил ладони девочки и хлестнул еще раз.