Текст книги "Враг мой (Авторский сборник)"
Автор книги: Барри Брукс Лонгиер
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 43 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Все собрались на берегу реки, перед погребальным костром Кангара, озарявшим ночь. Пламя возносило дух старейшины старейшин к детям Ааквы. Времена определения нового старейшины методом единоборства давно минули, поэтому старейшины кланов мирно собрались у костра, чтобы решить, кто теперь будет главным. Детьми мы слышали рассказы о том, что на таких советах брала верх злоба и рождались распри. Однако в этот раз у всех на устах было одно имя – Мантар, мудрый вождь клана. Буна прочел в золе, что правление Мантара будет длительным и принесет племени процветание.
Следующим утром Буна заговорил с Шизумаатом и со мной о том, чтобы стать нам учителями у детей куведах. Чтобы стать учителем, надо было открыть великую правду перед костром совета. Большинство учителей открывали мистические истины о желаниях и поступках богов и великих героев прошлого. То были глубокие истины, усомниться в которых обычно бывало невозможно. Я избрал Предание об Ухе, вынужденном воевать, чтобы обрести мир; я говорил о том, что обретенный мир объединяет всех синдие и должен пребыть в веках.
Но Шизумаат избрал истину о самих синдие. Встав между двумя кострами, он, глядя на Буну и Мантара, поднял руки. Слушатели его притихли.
– Все, что мы делаем, любая мелочь, направлено на достижение некоей цели. Нет числа целям, и нет числа путям, способам, которыми мы пытаемся их достигать. Цель – это настоящее, измененное так, чтобы в будущем содержалось то, чего нет в настоящем. Однако для достижения одних и тех же целей каждый из нас избирает разные способы, ибо каждый видит все в своем свете. Есть способы и пути, позволяющие достичь цели быстро, способы, которыми цель достигается медленно, способы, которыми цель достигается плохо, и способы, которыми цели вообще не достичь.
И Шизумаат извлек из сумы длинный кусок ровной горной породы и показал его всем.
– Вот каменный наконечник для копья, вытесанный Кижной. Наконечники Кижны известны всем куведах и считаются лучшими. Но Кижна не может делать их в достаточном количестве.
– Это верно, – согласился Харуда, главный охотник. – Если бы мы ждали наконечники только от Кижны, то пришлось бы голодать.
Сидевшие вокруг костров встретили эти слова смехом и одобрительными кивками.
Тогда Шизумаат извлек из сумы другой наконечник для копья и показал его слушателям.
– А вот наконечник, вытесанный Улине. Большинство охотников пользуются наконечниками Улине.
И снова главный охотник кивнул.
– Они не так остры, как наконечники Кижны, и не так ровны, зато Улине быстро их точит. Охотники всегда могут получить от Улине новые наконечники.
Тогда Шизумаат достал из сумы третий наконечник и показал его всем.
– Это наконечник детского игрушечного копья. Его сделал Аккар, ребенок Соама. – Шизумаат прошел между кострами и подал наконечник Харуде. – Оцени!
Главный охотник осмотрел наконечник, попробовал острие пальцем и отдал Шизумаату.
– Сделано неплохо, но наконечник коротковат и узок. С таким древко не дойдет до сердца даргата.
Шизумаат подал Харуде еще один наконечник.
– А этот?
Главный охотник ответил ему смехом.
– Этот камень коряв. Гляди! – Он сжал наконечник пальцами и расколол его. – Сомневаюсь, что такой пронзит даже поверхность воды.
Пока собравшиеся веселились, Шизумаат забрал у Харуды все камни и вернулся на свое место перед двумя кострами.
– Последний наконечник – изделие Пеларда.
Это опять вызвало смех, ибо все знали, что старый Пелард давно тронулся умом. Когда собрание снова угомонилось, Шизумаат вытянул руки.
– Цель каждого мастера заключалась в том, чтобы выточить достаточно острый, достаточно прочный, достаточно ровный наконечник, чтобы копье с таким наконечником могло свалить крупную дичь. Но для достижения одной и той же цели были использованы четыре разных способа. – Шизумаат показал наконечник Кижны. – Кижна пользуется способом, позволяющим достичь цели, но очень медленно. – Шизумаат показал наконечник Улине. – Улине достигает цели быстро, но не очень хорошо. – Шизумаат показал наконечник Аккара. – Ребенок Аккар достигает цели нехорошо. – А наконечник Пеларда Шизумаат бросил на землю. – А бедняга Пелард вообще не достигает цели.
Мантар, вождь куведах, поднял руку.
– Что же ты во всем этом видишь, Шизумаат? Какую великую истину выводишь ты из примера с четырьмя наконечниками?
Шизумаат повернулся к вождю.
– Мантар, никакая наша цель не существует без способа ее достижения. Эти наконечники доказывают, что одни способы превосходят другие. Способы Кижны и Улине определенно лучше способов Аккара и Пеларда.
Мантар согласно кивнул.
– А что ты скажешь, если сравнишь Кижну и Улине, Шизумаат? Какой из двух способов лучше?
– Мантар, если цель заключается в том, чтобы сделать один наконечник как можно тщательнее, то лучше способ Кижны. Но если цель в том, чтобы наделать много наконечников как можно тщательнее, то лучше способ Улине. – Шизумаат отвернулся от вождя и оглядел всех сидящих у костра. – Но есть ли способ, превосходящий и способ Кижны, и способ Улине?
Мантар покачал головой.
– Все знают, что они лучшие мастера по копьям среди куведах. Как же может существовать способ лучше их?
– Возможно, его нет сейчас, но почему бы нам его не представить?
Главный охотник Харуда обдумал вопрос и посмотрел на Шизумаата.
– По-моему, это был бы способ, позволяющий вытачивать наконечники так быстро, как получается у Улине, и так же качественно, как получается у Кижны. Но вот что это должен быть за способ, я не ведаю.
Шизумаат махнул рукой, и двое сильных синдие принесли большой камень, а третий синдие принес камни поменьше разных форм и несколько костей разной длины. Большой камень они положили перед Шизумаатом, а мелкие камни выложили на большом.
Шизумаат присел на корточки перед большим камнем и взял в левую руку один маленький камень. Дважды ударил он по краю большого камня и отколол длинный осколок. Подобрал его и начал обрабатывать малым камнем. Добившись требуемой формы, будущий учитель взял кость и стал быстро обтачивать свое изделие. Оно оказалось готово быстрее, чем собравшиеся успели сообразить, что происходит. Шизумаат поднялся и протянул наконечник Харуде.
– Проверь!
Главный охотник осмотрел наконечник, проверил его острие, взвесил на ладони и кивнул Шизумаату.
– У самого Кижны не получилось бы лучше.
Тогда поднялся Кижна, сидевший сзади.
– Дай и мне взглянуть на сделанный тобой наконечник, Шизумаат.
Наконечник передали мастеру. Кижна осмотрел его, потом оглядел своих соседей.
– Шизумаат учился у меня. Наконечник хорош. Но даже я не смог бы сделать такой с этой скоростью.
Со своего места далеко от Кижны поднялся Улине.
– Дайте и мне взглянуть.
Наконечник передали Улине. Он осмотрел его и взглянул на Шизумаата.
– Ты сделал наконечник так же быстро, как работаю я, но до чего качественно! – Улине нашел взглядом Кижну. – Шизумаат учился и у меня.
Наконечник передавали из рук в руки, пока он не оказался у Мантара. Осмотрев наконечник, вождь отдал его Шизумаату.
– Итак, твоя великая истина – это новый, лучший способ изготовления наконечников копий?
Взяв свой наконечник, Шизумаат ответил:
– Нет, Мантар. Моя истина такова. Для всего, что мы делаем, есть способы – лучше, есть хуже. Среди лучших способов есть наилучшие. Но есть и такие, что лучше их, которые еще предстоит открыть и изобрести.
Шизумаат поднял выше сделанный им наконечник копья.
– Сейчас мой способ изготовления наконечников копий самый лучший. Я покажу любому, кто захочет научиться, как это делается. Но могу представить и способы лучше моего. Можно увеличить и скорость, и остроту, и прочность. Если на смену копью придет более быстрое, легкое, сильное оружие, то это станет еще одним шагом вперед. Если можно будет отказаться от оружия и охоты, чтобы мы смогли улучшать наши земли и строить жилища, то это будет еще одном шагом. То же самое можно сказать о любой цели, какой мы стремимся достигнуть, от сытного кормления детей, полезной учебы, достойной жизни, до поклонения богам.
Стоя между кострами, Шизумаат внимательно наблюдал за сидящими.
– Куведах должны искать такие способы в своих умах и вокруг себя: сие есть талма, высший путь. Сделайте талму своим жизненным путем во всех вещах, и вся ваша жизнь станет талмой. Вот великая правда, которую я сегодня открываю.
Тогда встал Мантар и обратился к собравшимся у костров:
– Намндас поведал нам древнюю и бесценную истину и заслужил звания учителя у куведах.
Я поклонился Мантару, вождь кивнул мне в ответ, а потом воззрился на Шизумаата.
– Ты тоже заслужил звания учителя у куведах. Твоя мысль потребует напряженных размышлений. И посему я поручаю тебе, Шизумаат, учить этой истине куведах. Куведах я тоже велю постигать эту истину и жить в соответствии с ней. И наконец, с этого вечера каждый ребенок станет изучать эту талму, прежде чем пройти обряд посвящения в зрелость.
И учили мы правде Шизумаата по всему Кудаху, следуя за племенем всюду, куда его заводило охотничье кочевье. Когда последний из куведах познал истину, в Кудах пришли новые ученики Варраха, чтобы сменить нас. Шизумаат и я простились с Буной, Мантаром, Харудой и остальными и отправились на север, в Дирудах, в город Бутаан, в храм Ухе.
Мы многое узнали у куведах, много говорили о том, как применять талму к тому, что мы делаем и желаем сделать, и снова играли с горящими головнями под взорами детей Ааквы. Когда пошли дожди, мы вернулись в Бутаан и пошли по улицам города, любуясь переменами, происшедшими в городе с тех пор, как мы ушли в Кудах. Достигнув храма, мы отряхнули с ног дорожную пыль и нашли свой класс на положенном ему месте, в следующем ряду колонн. Соученики встретили нас объятиями, а мы сразу стали расспрашивать об их приключениях. Но не успели они приступить к рассказам, как подошел к нам Эбнех и уселся посреди нас. Я смотрел на Шизумаата, Шизумаат смотрел на Эбнеха. Старый жрец, устроивший некогда Шизумаату порку, устало покачал головой.
– Варрах мертв, его погребальный костер давно остыл. – Эбнех поднял руку, указывая на Шизумаата, и снова ее уронил. – Я безутешен, Шизумаат. Мне известно от Варраха, как ты любил его, своего наставника. Я тоже любил Варраха. Может быть, даже сильнее, чем ты.
Я видел слезы на лице Шизумаата и не удивился, почувствовав, что тоже плачу. Другое меня удивило: что и на лице Эбнеха появились слезы. Подошел Шизумаат к старому жрецу и обнял его. Жалость, прощение, незлопамятность – все это тоже талмы к лучшему будущему. Я тоже стал обнимать Эбнеха. Память о Варрахе и свобода мысли были уроками того дня.
Предание о Шизумаате (продолжение)В ту ночь я заметил, что не все храмовые светильники подняты на положенную высоту. Потом я увидел юного Шизумаата: он, подняв лицо кверху, медленно танцевал на могиле Ухе! Я бросился в центр храма и остановился, ухватившись руками за каменное надгробие.
– Спустись, Шизумаат! Спустись, не то я накажу тебя еще до того, как до тебя доберутся жрецы со своими розгами!
Шизумаат прервал свой танец и глянул сверху на меня.
– Лучше забирайся сюда и присоединяйся ко мне, Намндас. Я покажу тебе чудо из чудес!
– Ты хочешь, чтобы я плясал на могиле Ухе?
– Забирайся сюда, Намндас.
Шизумаат опять закружился, а я ухватился за края надгробия и полез, обещая себе разорвать его на три сотни кусочков. Когда я выпрямился, Шизумаат указал на потолок.
– Посмотри наверх, Намндас.
В его словах была заключена такая сила, что я посмотрел вверх и узрел новизну в расположении храмовых светильников. Все они висели теперь таким образом, что находились на одинаковом расстоянии от определенной точки над могилой, образуя полушарие. При этом зажжены были не все светильники.
– За проделки этой ночи нас обоих изгонят из храма, Шизумаат.
– Разве ты не видишь, Намндас? Смотри вверх, Намндас! Видишь?
– Что мне там видеть?
– Пляши, Намндас. Пляши. Повернись направо. Я повернулся и увидел, как кружатся надо мной светильники. Тогда я остановился и посмотрел на своего подопечного.
– От этого у меня всего лишь кружится голова, Шизумаат. Мы должны слезть отсюда, прежде чем нас увидят.
– А-а-а-а! – Шизумаат с отвращением махнул рукой, спрыгнул с могилы на каменный пол и побежал к восточной стене. Я тоже спрыгнул и последовал за ним.
Со ступеней, по-прежнему запятнанных кровью Шизумаата, я увидел его: он стоял очень далеко, посередине темной городской площади. Я сбежал со ступеней, пересек площадь, остановился рядом с Шизумаатом и рассерженно схватил его за левую руку.
– Я бы с радостью взял сейчас розгу и выполнил за жрецов их обязанность, безумец!
– Смотри же вверх, Намндас! Что за тупая башка! Смотри!
Не выпуская его руку, я поднял голову и увидел, что дети Ааквы расположены на небе почти так же, как огни в храме, только несколько смещены к синему огню Дитя, Что Никогда Не Движется.
– Ты воспроизвел светильниками вид ночного неба.
– Да!
– Но это не спасет твою шкуру, Шизумаат.
Шизумаат указал на голубой свет.
– Повернись к Дитя, Что Никогда Не Движется. А потом медленно повернись направо.
Я так и сделал – и увидел такое, что у меня подкосились ноги, и я шлепнулся на камни площади. Вытянув руки, я пощупал неподатливую землю.
– Не может быть!
Шизумаат присел рядом со мной.
– Значит, ты тоже видел?
С наступлением утра слуги Ааквы застали нас обоих танцующими на могиле Ухе...
Мы стояли на хребте Аккуйя. На руках у нас подсыхал известковый раствор. Шизумаат указал на выстроенную нами пирамиду из камней.
– Жди меня здесь, у этой отметки, Намндас. Стереги ее, не позволяй жрецам ее переносить или сносить. – Он указал на запад. – Пусть Мадах вечно следует мертвым путем Ааквы. Если я прав, то снова встречу тебя на этом месте. – Другой рукой он показал на Утренние горы. – Я приду к тебе оттуда.
Я посмотрел на горы Аккуйя, на страну Мадах, потом опять на Шизумаата.
– А если ты не вернешься? Что тогда, Шизумаат?
– Одно из двух: либо я ошибся насчет формы этого мира, либо у меня не хватило сил доказать свою правоту.
– Если тебя постигнет неудача, то что делать мне? Шизумаат дотронулся до моей руки.
– Бедный Намндас! Тебе, как всегда, предстоит сделать самостоятельный выбор: можешь забыть меня, можешь забыть обо всем, что мы с тобой узнали, а можешь попытаться доказать то, что пытаюсь доказать я.
Ты молод, Мистаан. То, что ты пренебрег этой стеной ненависти и железа, окружающей меня, свидетельствует о твоей молодости. Станешь старше – назовешь это недомыслием юности.
Неразумное существо непредсказуемо.
Но если бы неразумные существа были предсказуемы, они уже не были бы страшны. Для того ли бросили тебя воины ко мне к клетку, чтобы ты умер вместе со мной? Или они хотят, чтобы ты выполнил за них то, что они сами боятся совершить? Неразумным было бы приятно, если бы Мистаан, ученик Вехьи, убил учителя Вехьи.
И я сказал Шизумаату в ответ: Шизумаат, слуги Ааквы заставят тебя вынести приговор самому себе. Они велели мне записать твои слова.
Неразумные слышат? Возможно, они даже способны учиться. Тогда этот суд станет талмой для их учения.
Тогда, Мистаан, я встану перед ними, как я стою перед тобой и как стою перед грядущим, ибо и оно будет моим судией. Пусть это будет судом надо мной.
Доказывать ли мне свою невиновность? Но поскольку не было преступления, то я не могу быть неповинным в его совершении.
Но и признать себя виновным я не могу. Не бывает вины без преступления.
Такая вот головоломка.
Но невежество жиреет на головоломках, Шизумаат.
Жиреет, говоришь? Знай же, Мистаан: неразумное питается созданием головоломок, но не их разгадыванием. Когда все они будут разгаданы, неразумное лишится права на существование. Только продолжая причинять страдания, неразумное может продлить себе жизнь.
Так примем же вызов, Мистаан, и решим головоломку. Решим, какой линии мне придерживаться.
Нас окружают шесты из каменного дерева. От костров алеют ночные облака. Все это – подготовка к преступной каре. Возможно, я излишне подозрителен, но сдается мне, что моя вина уже считается признанной.
Слышишь песню смерти?
Они молятся своему богу, чтобы он обратил свой гнев против этого преступника, чтобы оставил от него один пепел. Неужто Ааква внемлет таким молитвам? Я вопрошаю дух Ухе: возможно ли, чтобы Ааква был таким несовершенным божеством?
Некоторым может показаться, что готовить казнь до суда, судить до того, как будет совершено преступление, – значит действовать не в том порядке, в каком следует. Но в этом скоротечном отрезке времени властвует неразумное, называющее такой перевернутый порядок полезным.
Вот и мы поступим так же, Мистаан. Я выступлю под конец суда надо мной.
Приготовил ли ты говорящую кожу? Тогда начнем.
«Первая данность – это существование: самый его факт, а не форма, не способ изменения, не цели, приписываемые ему чадами его».
«Верь лучше вот чему: все подвергай сомнению, никакую истину не приемли целиком, как и истинность любого пути. Пусть это станет символом твоей веры, и в этом ты обретешь покой и безопасность, ибо в этом убеждении содержится твое право править низшими чадами Вселенной, в нем твое право избирать себе талму, в нем твое право на свободу».
«Не имея на то моего согласия либо разрешения, ты приписываешь мне свои собственные слова. Не в том моя вера, будто талма есть Путь, как ты говоришь. Существует бесчисленное множество путей, ведущих от любого существования к любому воображаемому будущему. Свой путь был у жрецов Мадаха, но путь Ухе был лучше. Были пути лучше пути Ухе, и потом пути лучше тех. Некоторые мы знаем, некоторые не знаем. Некоторые можем представить и осуществить, некоторые можем представить, но не можем осуществить, пока не пройдем другими путями. Некоторые вообразимые пути не могут быть осуществлены потому, что для этого пришлось бы поколебать саму вселенную».
«Сами по себе пути не существуют, есть только пути, которые мы используем, изобретаем, выбираем. Талма есть не путь, а путь к нахождению путей».
«Как все создания, мы взыщем удобства и надежности на безопасном пути, направление которого можно найти в вечных знаниях и непогрешимых истинах. Но чтобы быть избранными созданиями, мы непременно должны отказаться от удобства и надежности инстинкта, ибо все, что мы знаем, – это вероятности, а все наши доктрины претерпят изменения, когда откроются более истинные истины».
КОДА АЙВИДА
Предание о МистаанеМистаан изобрел письменность и первым записал Миф об Аакве, Предание об Ухе и Предание о Шизумаате – по рассказам Намндаса и наблюдениям самого Мистаана на суде и казни Шизумаата. Мистаан слышал откровение Шизумаата о существовании в дальних краях другой разумной расы, отличающейся от синдие.
«Талма указывает всякому его путь. Но, будучи избранными существами, мы можем по своему выбору не заметить ее сигналов».
«Есть те, кто укажет скитальцу на его место в этой Вселенной, и ищущий такого места должен это принять. И больше того, такое место, уже созданное, можно счесть своим. Однако найденные места предназначены не для таких, как мы. Привязать уникальное избранное существо к роли или месту, созданным другими или найденным случайно, – значит ограничить выбор этого существа и его индивидуальность. Всякое избранное существо, желающее пребыть таковым, должно забыть свое место».
КОДА ШАДА
Предание о Иоа и Луррванне«Небытие есть инструмент сознания: полезное ничто, нуль математика, строителя, счетовода. Ничто – не состояние разума или тела. Все, что существует, будет существовать всегда. Все, что меняется, есть форма и восприятие формы».
«Взглянем на того, кто наблюдает окружающее его и затем вопрошает: „Что говорят мне все эти предметы и события?“ Таков путь и способ жизни; так устроена жизнь живущих. И взглянем на того, кто одним усилием мысли пытается определить, что есть и чего нет, а потом, отобрав только предметы и события, подтверждающие его выводы, провозглашает: „Вот истина“. Таковы пути бессмысленного самопожертвования, пути безумца, преступника, охотника до власти».
Правление Кулубансу, низвержение и уничтожение жрецов Ааквы, Иоа и создание первого Талман-коваха. Луррванна становится настоятелем Талман-коваха. Первое вторжение Оранжевых. Правление Родаака-Варвара, разрушение Талман-коваха, преследование талманцев.
Взглянул Луррванна на свои забинтованные обрубки и сказал учителям и ученикам:
– Талман ныне под запретом. Храм, где мы изучали талму, наш Талман-ковах, разрушен. Талманцев убивают или запугивают, заставляя скрываться. Наших пишущих карают отрубанием рук. Родаак и его солдаты хотели бы искоренить Талман из памяти.
Но память – убежище Талмана, там мы и станем прятать Талман от Родаака. Запоминайте слова Талмана, передавайте их другим, и пусть те передают их дальше.
Время – наш друг. Пройдет время, и Родаака с его полицией не станет. Пройдет время, и мы снова заговорим о ценности талмы. Пройдет время, и снова будет написан Талман, и стены нового Талман-коваха вырастут на месте разрушенных. Пройдет время, и наступит завтра.
