Текст книги "Город Барабу"
Автор книги: Барри Брукс Лонгиер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
11
Раскрасневшаяся Итили стояла в окружении танцовщиц, наблюдающих за тем, как Джилл Железная Челюсть пытается обрядить девочку в балетную пачку.
– Тут, вверху, надо бы что-то подложить, чтобы не топорщилось. – Она похлопала Итили пониже спины. – Да и здесь тоже. – Джилл сокрушенно покачала головой, почесала кончик носа и посмотрела на Раскоряку. – В балете ты ее не спрячешь. Это все равно что укрыть страуса среди слонов.
Раскоряка задумчиво кивнул, потирая подбородок:
– Однако же делать что-то надо. – Он ткнул толстым, похожим на сардельку пальцем в голову Итили. – А не лучше ли избавиться от всех этих узелков?
Джилл зашла за спину Итили и принялась развязывать ленточки. Белоснежные волосы, избавившись от пут, рассыпались густой, пышной волной, которая накрыла почти всю спину.
– Бубновая, сходи в детский фургон и приведи Рыбью Морду. Скажи, чтобы поспешил. Дело срочное.
Одна из девушек выбежала из костюмерной. Раскоряка вскинул брови.
– Думаешь всунуть нашу Булочку в детское шоу?
Джилл кивнула и провела ладонью по волосам Итили.
– Может кое-что получиться.
Фрэнк Рыбья Морда, режиссер детского шоу, сразу же подошел к Раскоряке и кивнул Джилл:
– В чем дело? Я занят.
Джилл ухватила Итили за волосы.
– Рыбья Морда, как тебе нравится вот это? Девочка с Распущенными Волосами?
Рыбья Морда подошел поближе и начал ощупывать волосы. Итили нахмурилась.
– Да, у нас никогда не было этого номера. Давай попробуем. Старый трюк, но, по-моему, сработает. Особенно на планете, где много таких простаков. – Он выпустил волосы, поскреб затылок и еще раз кивнул. – Ладно, я могу вставить ее между Пузырем и Тростинкой. – Он заметил недоуменное выражение на лице девочки и пояснил: – Это Толстая Леди и Живой Скелет.
Итили хмуро взглянула на Раскоряку:
– Вы собираетесь включить меня в шоу уродов?
Бригадир рассмеялся:
– Только до тех пор, пока не улетим с Долдры.
Отлично. Итили надула губы.
– Шоу уродов…
Рыбья Морда покачал головой:
– Лучше им не слышать, что ты называешь их уродами.
Итили фыркнула:
– А вы как их называете?
– Артистами. Пойдем. Я тебя представлю, а потом подумаем, как превратить тебя в нечто неузнаваемое.
Когда девочка уже выходила, Раскоряка крикнул ей вслед:
– Не забудь, трактор остается за тобой! – Он покачал головой и повернулся к Джилл. – Ну а ты-то что думаешь, Железная Челюсть?
Женщина почесала нос.
– У нее все получится. Хорошая девочка.
Бригадир вышел из палатки и чуть не наткнулся на Хозяина, спешащего через площадку к административному фургону.
– Мистер Джон!
О'Хара остановился и рассеянно огляделся по сторонам.
– Что случилось, Раскоряка? Ты бежишь? В последний раз, если не ошибаюсь, ты так мчался, когда третий столб раскололся и чуть не испортил тебе прическу.
– Мистер Джон, у меня к вам небольшая просьба.
Хозяин прищурился и ткнул пальцем в грудь бригадиру.
– И во сколько лет тюрьмы мне это обойдется?
Раскоряка развел руками.
– Мистер Джон, на Долдре нет тюрьмы.
О'Хара кивнул:
– Знаю. Возмещение ущерба, пытка и смерть.
Раскоряка выразительно пожал плечами:
– Что ж, в любом случае это не отнимет у вас много времени.
Хозяин поджал губы и повернулся к своему фургону.
– Раз так, то валяй.
Когда На-На, «Двухголовая Красавица, Которая Доказывает, Что Две Головы Лучше Одной», закончила просушивать Итили волосы, девочка почувствовала, как по спине у нее поползли мурашки. Во время вечернего представления На-На приказала Итили смочить волосы каким-то омерзительным отваром. Потом, на глазах у собравшихся, На-На вооружилась щеткой и феном и придала прическе Итили окончательный вид. Работу каждого инструмента контролировала одна голова, одна На. Теперь, когда завитые волосы окутывали все ее лицо, у Итили появилось такое чувство, словно она смотрит на мир из какого-то волосяного туннеля.
– Что скажешь, На?
На нахмурилась, потом подняла руку.
– Здесь могло бы быть попышнее. Тебе не кажется, На?
– Ты права, На. Поработай немного щеткой, хорошо? А я пока еще чуть-чуть подсушу.
– Конечно, На.
– Спасибо, На.
При виде На-На Итили просто столбенела. Каждая голова была восхитительно красива, но одна явно казалась лишней. Она тряхнула головой.
– Сиди спокойно, Булочка.
– Да, На-На. – Итили нахмурилась и, прищурившись, огляделась. В самом конце туннеля из ее собственных волос виднелась Толстая Леди, Пузырь – 700-Фунтов-Превосходного-Жира. Толстуха восседала на трех стульях и наблюдала за процессом.
Гора плоти колыхнулась и величественно повела рукой.
– Надо было побольше пива добавить в ополаскиватель, На-На. Они бы лучше стояли.
– По-моему, и так стоят прекрасно. Ты согласна со мной, На?
– Да, На.
На плечо Итили опустилась чья-то рука, и девочка вздрогнула, чуть не упав с ведра, на которое ее посадили.
– Не хотела тебя напугать, дорогая, – сказала На. – Мы уже закончили. Посмотри на себя в зеркало.
– Да, посмотри, – вставила На.
Итили повернулась, еще раз взглянула на На-На и перевела взгляд на прислоненное к сундуку зеркало. Она смотрела на себя, поворачивая голову из стороны в сторону, и не знала, что сказать о своей новой внешности. Ее белые волосы торчали во все стороны, почти полностью закрывая лицо.
Толстуха хихикнула:
– Похоже на снежок на палке.
Итили еще раз посмотрела на себя и… согласилась. Она улыбнулась, потом взглянула на На-На:
– Выглядит неплохо.
– Ну, – промолвила На, – нам еще придется немного подстричь кое-где, чтобы получилось совсем кругло.
– Согласна, – сказала На. – Только понемножку.
Тростинка Ванда, Живой Скелет, вошла в палатку, даже не обратив внимания на Итили.
– Раскоряка велел заканчивать, надо сворачиваться. Остальное доделаете на шаттле.
Снаружи послышался взрыв смеха, и в палатку вбежали две карлицы. Они сразу же бросились к одному из сундуков и, повернувшись спиной друг к другу, стали переодеваться.
Смех повторился. Казалось, смеется пустая бочка. В палатку вошла Большая Сью, великанша. На пороге она пригнула голову и вытерла катившиеся по щекам слезы. Пузырь недоуменно уставилась на Сью.
– Что смешного?
Сью опустилась на сундук, стукнула себя по колену и приложила к глазам платок размером с простыню. Потом кивнула в сторону карлиц.
– Тина и Вина стояли на площадке, рядом с административным фургоном и орали друг на друга. Тина говорит: «Ты лгунья, Вина! Я намного ниже, чем ты!» А Вина отвечает: «Это потому, что ты сутулишься!» Хозяин открывает окно фургона, смотрит на Тину и Вину и со словами «детский лепет» закрывает окно!
Чтобы не рассмеяться, Итили зажала ладошкой рот, но это уже не помогло. Все расхохотались. На-На качала обеими головами, Пузырь тряслась. Карлицы переглянулись; их недовольные лица дрогнули, расплылись в улыбке, и они тоже покатились со смеху.
12
Поначалу новое окружение действовало Итили на нервы. Почти все артисты были замужем или женаты: На-На и Человек-с-Тремя-Ногами, Пузырь и Окостеневший, Тина, Вина и другие карлики. Большая Сью давно гуляла с Человеком-Волком, Диком Псиной Мордой, а Тростинка Ванда строила глазки Оггу, Недостающему Звену. Эти отношения казались ей нелепыми и даже невозможными. Но к тому времени, когда три недели спустя цирк остановился в Баттлтоне, Итили уже считала себя артисткой, тогда как все остальные – за исключением других артистов – принадлежали к «тому миру».
Человек-Волк, удобно устроившись на колене Большой Сью, любил пофилософствовать о «нашем мире».
– Уж не знаю, сколько раз за сезон мне задают один и тот же вопрос: почему я выставляю себя на всеобщее обозрение? Чаще меня спрашивают только о том, почему я не покончил с собой. – Сью почесывала ему за ушами. – Там, в том мире, внешность – это все. То же самое и здесь. Но в нашем мире мы можем гордиться нашей внешностью, гордиться тем, кто мы такие.
– Эй, Псиная Морда, – сказала однажды Итили. – Я даже жалею, что не такая, как ты. У тебя все натуральное, а мне не обойтись без перекиси и застоялого пива.
Человек-Волк улыбнулся, обнажив длинные клыки.
– Послушай, Булочка, всем нам приходится хитрить. Посмотри на это. – Он пощелкал себя по зубам. – Коротки. Я подкрашиваю нос черной краской, а послушала бы ты, как я вою и рычу. – Он кивнул в сторону Сью. – Те стальные прутья, которые она завязывает в узлы, – они из армированной резины. Важно, что видит зритель.
Утром и вечером, когда цирк становился на новое место или сворачивался, Итили работала на тракторе. Рабочие прозвали ее Полоумным Снежком за дурацкую ухмылку и текущую изо рта слюну – штрих, добавленный по предложению Рыбьей Морды. Публика с удовольствием ходила поглазеть на идиотку, а Итили избавилась от необходимости отвечать на малоприятные вопросы зрителей, среди которых вполне мог оказаться полицейский.
Поздно вечером, отогнав трактор на место, она устало тащилась в шаттл и, обессиленная, падала на койку. У нее не было времени думать о Чайне и Диве или о полиции. Перед сном она пыталась иногда вспомнить, как выглядели отец и мать, но память о них становилась все слабее и туманнее. Цирк уже заканчивал выступление на Долдре – шла последняя неделя, – когда Итили осознала, что у нее появились новый Дом и новая семья.
Была, однако, одна связь, которая оставалась для нее загадкой. Она всегда делила с Раскорякой ленч, и каждый раз к их раскладному столику подсаживалась Диана, Королева Трапеции. Раскоряка и Диана болтали и смеялись, и через некоторое время Итили почувствовала, что Диана понемногу попирает ее право собственности. Она стала наблюдать за прекрасной гимнасткой и уродливым бригадиром. Во время предпоследней стоянки Итили и Диана оказались за ленчем вдвоем. Поднялся сильный ветер, и гимнастка, посмотрев на хлопающий полог шапито, покачала головой и принялась за еду. Итили нахмурилась:
– Разве ты не собираешься подождать Раскоряку?
Диана взглянула на нее:
– При таком ветре им придется повозиться с главным куполом. Он не станет есть, пока не убедится, что все в порядке.
Итили поковырялась в тарелке и подняла голову.
– Диана?
– Что, девочка?
Итили отправила в рот полную ложку рагу.
– Что ты думаешь о Раскоряке?
Диана удивленно вскинула брови.
– Ну… странный вопрос.
Итили пожала плечами:
– Ты всегда сидишь за столом вместе с ним. Мне просто интересно: почему?
Королева Трапеции опустила взгляд:
– А почему бы мне не сидеть с ним? Есть какая-то причина?
– Нет. Никакой причины. Просто интересно, что он для тебя.
– Видишь ли, мы видимся с ним нечасто – работаем в разных отделениях. Мне бывает трудно сказать, что он для меня значит. Поэтому приходится смотреть вот на это. – Она сняла с груди золотой кулон и показала его Итили.
Девочка нахмурилась:
– Это он дал тебе кулон?
– Да.
– И почему ты на него смотришь?
Диана открыла кулон, вытащила сложенный листок бумаги и осторожно развернула.
– Видишь? Он мой муж. – Она протянула листок Итили.
Девочка чуть не поперхнулась. Откашлявшись, она с недоумением посмотрела сначала на Диану, потом на брачный контракт.
– Но… но ты же такая красивая!
Диана улыбнулась:
– Раскоряка тоже.
В тот вечер Итили не думала о работе и не слышала предупреждения, передававшегося вполголоса от одного артиста к другому. Она сидела на стуле, испытывая приступ одиночества, и молча наблюдала за разглядывающими ее посетителями. Кто-то больно ущипнул ее за руку, и девочка повернулась.
– Пузырь, ты зачем меня ущипнула?
– Исчезни, Булочка. Полиция.
Итили испуганно огляделась:
– Где мне спрятаться?
– Уходи со сцены и забейся в уголок потемнее. Шевелись!
Итили встала, сошла со сцены и побежала вниз. Там она отыскала надежное, как ей показалось, убежище у входа, между складками брезента. Девочка затаилась и стала ждать. Когда прошла, наверное, целая вечность, до нее донесся голос Чайне:
– Она где-то здесь, в цирке. Мой брат сказал, что у нее на голове большой белый парик.
Итили замерла.
– Вы, поднимитесь туда! – приказал другой голос, низкий и суровый.
– Да, красавчик? – раздался голос толстухи.
– Где Итили Стран?
– Не знаю никакой Итили Стран, милок, но если ты покупаешь, то я продаю. Девочки, поглядите, какой красавчик, а?
Смех.
– Хватит молоть чепуху. Мне нужна Итили Стран!
– А мне, милок, нужен ты! – Снова смех.
– Эй, приятель, подожди-ка! – взвыл Окостеневший. – Перестань заигрывать с моей женушкой, а то я спущусь и угощу тебя кое-чем.
Хохот.
– Эй, а что ты тут делаешь?
Итили повернулась и увидела маленького мальчика, удивленно таращившегося на нее.
– Уходи.
– Почему у тебя такие волосы?
– Уходи!
Мальчик надул губы, потер глаза и расплакался. Подошедший мужчина положил руку ему на плечо.
– Что случилось, сынок? – Он взглянул на Итили. – Что ты ему сделала?
– Ничего, ни…
Чья-то рука отбросила полог, и перед Итили предстал высокий и сильный офицер долдранской полиции. За его спиной маячил ее дядя. Он улыбался.
Полицейский схватил девочку за руку и вытащил из укрытия.
– Итили Стран, ты арестована по жалобе твоего опекуна.
Она увидела еще нескольких полицейских, двое из которых вели Хозяина к черной машине. Из-за угла выбежали рабочие со штырями в руках. Полицейские взялись за оружие.
– Эй, попридержите коней! – прогремел голос Раскоряки, и в следующую секунду он уже поднялся на сцену. – Бросьте эти палки! Все! Живо!
Штыри полетели на землю. Рабочие смотрели на Итили, полицейских, своего босса.
Девочку потащили к машине. Обернувшись, она закричала:
– Раскоряка, помоги!
Один из рабочих поднял штырь. Последнее, что видела Итили, это прыгнувший со сцены на ослушавшегося рабочего бригадир.
13
Судья с революционной розеткой в черном воротнике обратил бесстрастное лицо к офицеру полиции.
– Какие обвинения выдвигает полиция и в чей адрес они выдвинуты?
Сидевший за боковым столом капитан полиции поднялся и подошел к судье.
– Первое обвинение предъявлено Итили Стран, которая самовольно покинула своего законно назначенного опекуна.
Капитан показал на девочку, стоявшую слева со скованными руками. Рядом с ней стоял Хозяин, тоже в наручниках. Он внимательно наблюдал за судьей.
– Второе обвинение предъявлено Джону О'Харе, который предпринял попытку похищения несовершеннолетней.
Капитан указал на Хозяина.
Судья взял со стола несколько бумаг и протянул их полицейскому.
– Взгляните на это.
Капитан подошел ближе, посмотрел документы и кивнул:
– Да, здесь изложены факты, подтверждающие предъявленные обвинения.
Судья повернулся к Итили и О'Харе:
– Вы получили копии выдвинутых против вас обвинений?
Итили, съежившаяся от страха, кивнула. Хозяин нахмурился:
– Судья, позволено ли, чтобы кто-то представлял нас на этом суде?
Судья утвердительно кивнул:
– Если вы этого пожелаете. Ваш представитель здесь?
О'Хара обернулся и окинул взглядом полупустое помещение. Ни Ловкача, ни Раскоряки не было.
– Извините, судья, но он еще не пришел.
– Тогда мы начнем. – Судья склонился над бумагами. – Когда ваш представитель появится, он сможет выступить в вашу защиту. Итак, обвиняется в оставлении семьи Итили Стран; обвиняется в попытке похищения Джон О'Хара. По обоим обвинениям – со стороны полиции капитан Хансел Мендт, со стороны суда… – он посмотрел на О'Хара, – Антоний Скьявелли.
Итили заметила, как О'Хара шевельнул губами, повторяя фамилию судьи. Обвиняемых отвели на скамью защиты, а слово для выступления было предъявлено капитану полиции. Пока он говорил, О'Хара неотрывно смотрел на судью.
* * *
Вечером, когда Итили и Хозяин сидели в комнате для задержанных, девочка долго наблюдала за О'Харой, который смотрел в окно и думал о чем-то своем.
– Мистер Джон?
Он повернулся и посмотрел на Итили. Широко раскрытые, испуганные глаза с надеждой всматривались в его лицо.
– Дела не очень хороши, да, Булочка?
Итили опустила голову.
– Извините, я знаю, вас втянул Раскоряка…
О'Хара отошел от окна и остановился перед ней.
– Посмотри на меня!
Итили вскинула голову и увидела такое страшное выражение, которого не видела никогда. Может быть, только Горго, горилла из зверинца, умел корчить подобные гримасы.
– Я Джон О'Хара. Никто не может втянуть меня во что-то, если я того не хочу.
– Да, мистер Джон. – Итили помолчала, наблюдая за Хозяином.
Тот снова отошел к окну и задумался.
– Мистер Джон?
– В чем дело? – О'Хара даже не повернулся.
– Кто такой Антоний Скьявелли?
– Судья.
– Я знаю, но кто он? Я видела, что вы смотрели на него так, как будто знакомы с ним.
Хозяин опустил голову, пожевал губы и снова поглядел в ночное небо.
– Если бы ты выступала с гимнастами, то наверняка бы услышала о Скьявелли. Лючелло. Это значит Птица. Так его называли двадцать пять лет назад. – Хозяин повернулся к Итили. – Ты бы видела его на трапеции – огонь в воздухе! Птица по сравнению со Скьявелли просто неуклюжее создание. Как он летал под куполом!..
– Он выступал в вашем цирке на Земле?
О'Хара кивнул и снова уставился в окно.
– Антоний, его жена Клиа, брат Вито – «Летучие Скьявелли». Были с нами два сезона. Два лучших сезона. – Он развел руками. – Все остальное только дополняло их. Народ приходил посмотреть на «Летучих Скьявелли». – О'Хара потер подбородок. – Антоний и Клиа любили друг друга. Если бы не их известность как гимнастов, они, возможно, прославились бы своей любовью. Это очень давняя история.
– Вито влюбился в Клиа?
Хозяин кивнул:
– Вито работал на подхвате, и когда Клиа дала понять, что не любит его и считает его намеки оскорбительными, он решил избавиться от брата. По крайней мере так думали те, кто знал их. Скьявелли никогда не работали с сеткой. В тот вечер все шло как обычно. Клиа шла первой: раскачивалась, делала переворот в полете и повисала на руках Вито. Затем то же самое повторял Антоний. Пока он летел к брату, Клиа снова шла к перекладине. Они повторяли это шесть или семь раз, очень быстро. – Хозяин пожал плечами. – Может быть, Вито рассредоточился и перепутал сигналы, может быть, решил убить Клиа. Так или иначе, она упала. Я помню эту сцену: братья еще раскачиваются под куполом, глядя вниз, а там толпа уже окружила тело Клиа. Потом они оба спустились, Антоний спокойно подошел к Вито, схватил его за шею и сломал ее. Вито умер мгновенно. – О'Хара покачал головой. – Мы сделали все, что могли, но не сумели доказать вины Вито. Антония приговорили к большому сроку в исправительном поселении. Здесь, на Долдре.
– Мистер Джон, он винит вас в том, что попал сюда?
– Не знаю. На суде он вел себя как сумасшедший – угрожал всем. – О'Хара вздохнул.
– Мистер Джон, что с нами будет?
– Можно только догадываться.
Итили фыркнула, засопела и потерла глаза.
– Жаль, что здесь нет Раскоряки и Дианы. И моих друзей…
О'Хара подошел к ней и положил руку ей на плечо.
– Ловкач и Раскоряка работают, они придумают что-нибудь, чтобы вытащить нас отсюда. Не хотел тебе говорить, потому что может ничего не получиться… В общем, это не имеет сейчас никакого значения.
Итили умоляюще посмотрела на О'Хара:
– Так что делает Раскоряка?
– Он хочет удочерить тебя. Тогда с нас снимут сразу оба обвинения. Но, если даже им и удастся найти того, кто подпишет документы, они не успеют к нужному времени.
– Удочерить меня?
Хозяин кивнул и отошел к окну.
– Итили Тарзак. – Попробовав его на слух, она решила, что новое имя ей нравится.
14
Был уже поздний вечер, когда Итили и Хозяин вновь предстали перед судьей. Капитан полиции угрюмо сидел за столом, сложив руки на груди. Из задней двери появились Раскоряка и Ловкач. О'Хара нахмурился. Бригадир прошествовал к скамьям для зрителей и уселся рядом с Дианой. Его лицо не выражало никаких эмоций. Ловкач посмотрел на Хозяина, пожал плечами и тоже занял место в зале по соседству с Раскорякой. Некоторое время в помещении было тихо, потом из двери появился судья Скьявелли. Как заведено на Доддре, никто не встал.
Судья сел на свое место, положил перед собой какую-то бумагу и повернулся к обвиняемым.
– Мистер Тарзак и мистер Веллингтон заявили мне о намерении мистера Тарзака удочерить тебя, Итили Стран. – Он заглянул в бумагу. – Однако в связи с тем, что заявление было подано после предъявления обвинений и решение по нему еще не принято, оно не может оказать влияния на приговор суда по выдвинутым обвинениям. – Он кивнул капитану полиции. – Сторона обвинения закончила, так что теперь мы заслушаем защиту. – Судья посмотрел на девочку. – Итили Стран, что ты скажешь в ответ на обвинение в оставлении семьи?
Хозяин поднял руку.
– Минутку, Скьявелли! Вы сказали, что мы имеем право на представителя. Где он?
Судья закрыл глаза, побарабанил по столу и лишь затем посмотрел на О'Хару.
– Я уже выслушал вашего юридического советника. На мой взгляд, ему не удалось опровергнуть предъявленных вам обвинений. – Он перевел взгляд на Итили. – Так что ты можешь сказать?
Итили сглотнула и обернулась, чтобы посмотреть на Раскоряку и Диану. Потом она повернулась к судье и сложила руки.
– Я ушла от них. Интересно, а кто бы не ушел? В отделе по распределению детей меня приписали к ферме Чайне. Это все равно что тюрьма. Но теперь… теперь у меня есть… – На глазах у девочки выступили слезы. – Да, я ушла с фермы. И если закон говорит, что это неправильно, то этот закон глупый! Вот и все, что я могу сказать! – Она закрыла лицо руками и прижалась к О'Харе, который обнял ее за плечи.
– Джон О'Хара, – негромко сказал судья, – что вы можете сказать по сути предъявленного вам обвинения?
Хозяин погладил Итили по голове и посмотрел на Скьявелли.
– Она сказала за нас обоих.
Судья молча посмотрел на О'Хару и снова заглянул в бумагу.
– Капитан Мендт, ваше слово.
Капитан рассмеялся и поднялся на ноги.
– Они признают свою вину. Признают все. О чем тут говорить? Законы написаны для того, чтобы позаботиться о многочисленных сиротах, оставшихся после революции. Это хорошие законы. Законы написаны и для того, чтобы наших детей не увозили с планеты и не отдавали на черный рынок. Посмотрите на девочку! Посмотрите на ее волосы! Мы обнаружили бедняжку среди уродов! – Он скривился от отвращения. – Буква закона ясна. Оправдать их – значит надсмеяться над законом и революцией. – Капитан сел и снова сложил руки.
Судья кивнул, прочитал лежащую на столе бумагу и снова обратился к полицейскому:
– Капитан Мендт, мы совершили революцию для того, чтобы построить общество закона, которое служило бы справедливости, а не политикам. Нам не нужны привилегии. И за последние годы мы применяли наши законы со всей строгоетью, иногда жестокостью. – Скьявелли пожал плечами. – Возможно, это неизбежная необходимость или революционный пыл. Но революции уже десять лет, капитан. Может быть, сейчас появилось место и для справедливости, к которой мы стремились.
Капитан вскочил на ноги:
– Судья, обвинения доказаны. Нельзя признать этих людей невиновными, не совершив при этом преступления!
Скьявелли кивнул, потом расписался на листке бумаги.
– Капитан, я только что придал силу законного документа заявлению об удочерении Итили Стран. Теперь она законный ребенок Дианы и Мелвина Тарзака.
Несколько человек в зале повернулись к Раскоряке.
– Мелвин?
Бригадир не обратил на них внимания.
– В связи с тем, что Итили Стран удочерена до признания ее виновной в оставлении приемной семьи, обвинение считается безосновательным. – Он повернулся к Итили и О'Харе. – Вы свободны.
Раскоряка и Диана поспешили к девочке, а Хозяин проводил взглядом судью Скьявелли, скрывшегося за задней дверью. О'Хара прошел вслед за ним.
Скьявелли только что опустился на стул и расстегнул воротник.
– Антоний?
Судья поднял голову и улыбнулся:
– Здравствуйте, мистер Джон.
– По-прежнему «мистер Джон», вот как?
– Вы Хозяин. – Судья кивнул, приглашая О'Хару садиться.
– Я должен поблагодарить тебя за то, что ты сделал.
Скьявелли покачал головой:
– Скажите спасибо капитану Мендту. Это он показал, что суду предстоит сделать выбор: вырастет ли девочка на ненавистной ферме или в цирке. – Судья опустил голову. – Я и сам вырос в цирке. Не могу представить для Итили лучшего места, чем «Большое шоу О'Хары». – Он посмотрел на Хозяина. – Закон должен защищать интересы Итили, и это главное.
О'Хара нахмурился:
– Капитан Мендт… может доставить тебе неприятности?
Скьявелли покачал головой:
– То, что я сделал, вполне соответствует букве закона. Вам надо кое-что понять относительно капитана Мендта. – Он вздохнул. – Мы все здесь осужденные, включая и меня самого. Вы не можете представить, какой кошмар ожидал ссыльных на Долдре. Корабль прилетал, садился, открывал люк и взлетал. Абсолютная свобода в некотором смысле. Или полный ужас. Банды воров, убийц, насильников, террористов, маньяков бродили по горам, отбирая все, что им требовалось, воюя между собой, уничтожая всех, кто вставал у них на пути. – Скьявелли пригладил волосы. – Вскоре после моего прибытия на Доддру был сформирован отряд тех, кто хотел, чтобы на планете правил закон, а не сила. На протяжении четырнадцати лет мы боролись с бандитами, а потом и с властями. Сейчас мы располагаем собственными средствами защиты от жестокости, мы ведем торговлю, и никто не считает Долдру проклятым местом. Для капитана Мендта, как и для меня, сделанное нами священно. – Судья пожал плечами. – Но, как любая религия, наша система, вероятно, закрывает глаза на определенные реалии. Нашим законам не хватает гуманности, так что путь еще долгий.
Хозяин кивнул и посмотрел на судью:
– Антоний, а как насчет возвращения в цирк? У нас лучшие воздушные гимнасты, а если ты станешь наставником… Он замолчал, видя, что Скьявелли поднял руку.
– Нет, мистер Джон. – Судья улыбнулся. – Вслед за красными фургонами… – Его глаза блеснули. – Нет, фургоны уйдут без меня. Я вложил в эту планету много лет жизни. Я не свободен.
О'Хара кивнул. Некоторое время оба молчали, потом О'Хара поднялся:
– Что ж, полагаю, у тебя есть дела поважнее…
Скьявелли тоже встал и посмотрел на Хозяина:
– Не более важные, мистер Джон, но столь же важные. Мы здесь, на Долдре, такие, как есть, потому что такими были. Это мрачное место, и в результате все мы немного мрачные. Возвращайтесь, когда сможете. Нам нужны смех, чудеса и мечта.
Они обменялись рукопожатиями, затем О'Хара направился к выходу. Он закрыл за собой дверь и оглядел пустую комнату, впервые обратив внимание на убогость всей обстановки. Весьма унылая сцена для человека, летавшего когда-то над ликующей толпой. Хозяин провел рукой по грубой поверхности скамьи и улыбнулся, почувствовав легкую зависть.
Раскоряка просунул голову в дверь:
– Вы идете, мистер Джон? Мы сорвем следующее представление, если не поторопимся.
О'Хара кивнул и вышел вслед за бригадиром в спустившуюся на город ночь.
