Текст книги "Гвоздь в пятке"

Автор книги: Барбара Маккафферти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Пиджин-Форк – городок маленький, с этим не поспоришь, но когда чуть ли не все население стекается в переулок у аптеки Элмо, толпа, доложу я вам, получается приличная! Я бы даже сказал – столпотворение. Поглазеть на мое несчастье пришел и Зик Арнделл, и Пол Мейтни, и братья Ласситер, и Патнемы – да что там, представлен был весь цвет делового Пиджин-Форка. Шериф, само собой, тоже прибыл. На пару с заместителем.

С большинством из любопытствующих я был знаком хотя бы, так сказать, на уровне кивков. Но некоторых личностей в фартуках и рабочих комбинезонах, держу пари, видел впервые в жизни. Не говоря уж о домохозяйках в халатах и спортивных штанах.

Весь этот заполонивший переулок народ переминался с ноги на ногу, оживленно переговаривался и время от времени тыкал пальцем в жалкие остатки моих покрышек. Карнавальные настроения среди публики незримо, но явственно нарастали.

Как только закончились занятия в школе, к празднеству присоединились и ребятишки. Я, правда, узнал лишь старшую троицу Холи, но сорванцов налетело порядком. Все они, включая и отпрысков Мельбы, с визгом и хохотом носились по переулку, шныряли в толпе – короче, развлекались на полную катушку.

Контузия джипа выросла до события городского масштаба.

Вышел на улицу и мой брат Элмо. Как всегда, страшно озабоченный.

– Говорил же я тебе, Хаскелл, – нарвешься на неприятности!

Элмо старше меня на четыре года, но мы с ним очень похожи. Он приблизительно моего роста и сложения, вот только большая часть веснушек, отпущенных на семью, досталась мне. Потому-то, думаю, никто никогда и не сравнивал Элмо с веснушчатым клоуном.

Хотя цвет волос у него точь-в-точь как у меня. Граница рыжей шевелюры проходит за ушами и огибает затылок. Издалека кажется, будто Элмо напялил детские меховые наушники, а те сползли и зацепились за воротник.

При ближайшем рассмотрении становится понятной и причина такого поведения наушников. На макушке-то им держаться не за что. Там у Элмо осталось всего девятнадцать волосков. Я как-то не поленился пересчитать все до единого… когда Элмо прикорнул у меня на диване перед телевизором.

Как следует все взвесив и обдумав, я пришел к выводу, что волосы у Элмо выпадают от его беспрестанной тревоги за все на свете. Механизм этого сложного процесса таков: от тревожных мыслей в голове скапливается избыточная энергия, которая, естественно, ищет выхода и удаляется через макушку, на пути сжигая корни волос. Нужно будет поделиться этой гениальной догадкой со специалистами.

Девятнадцать волосков Элмо уложены по последней моде для лысых. Кто интересуется, объясняю: сначала нужно отрастить имеющиеся в наличии волоски до разумной длины, после чего ровнехонько зачесать через всю макушку.

Элмо пребывает в наивной уверенности, будто идеально замаскировался. А мне не хватает духу его разочаровать.

В последнее время я даже не пялюсь на пресловутые девятнадцать волосков Элмо, как делал это прежде. Теперь я могу часами общаться с братом, ни разу не взглянув на его макушку. Вот что значит железная воля!

Слушая взволнованную речь Элмо, я опять-таки даже краем глаза не глянул на его уникальную шевелюру.

– Попомни мои слова, Хаскелл, – продолжал стращать меня Элмо, – не сменишь работу – пожалеешь, да будет поздно!

С того самого дня, когда я вернулся в Пиджин-Форк, Элмо доставал меня уговорами смело шагнуть в романтический аптечный бизнес. Сам он искренне гордится своей работой, поэтому я стараюсь не оскорблять его чувств. Но, между нами, водопроводное дело лично мне кажется куда более увлекательным.

– Очень ценю твою заботу, – ответил я брату.

Элмо нахмурился, демонстративно оглядел искромсанные покрышки и вернулся в аптеку. Вовремя, добавлю, вернулся, поскольку там уже скопилось немало жаждущих освежиться мороженым и напитками. Трагедия моего джипа стала звездным часом для аптеки.

Едва Элмо скрылся из виду, как рядом со мной возникла Мельба. Уверяю вас, о случайности не может быть и речи. Это у них такая игра. Мельба прячется от Элмо – на тот случай, если у него, не дай бог, найдется для нее какая-никакая работа, а Элмо, соответственно, старается уличить ее в том, что она от него прячется. Ребенком я неплохо играл в прятки с мамой, но куда мне до Мельбы!

– Ну? Какие соображения, шеф? – Мельба мотнула головой в сторону джипа и одновременно – одновременно, заметьте! – слизнула приличную порцию ванильного мороженого в рожке. Я бы так не смог. Для этого циркового номера требуется отменная координация.

– Думаю, придется менять покрышки, – ответил я сурово. Беседа с секретаршей не входила в мои планы.

Зря старался. Мельба и бровью не повела. Поддев языком еще одну внушительную порцию мороженого, она поинтересовалась:

– Думаете, мы имеем дело с номером первым? С тем самым, кто прикончил старушенцию?

Боже правый. Похоже, на нее опять нашло. Она снова в роли Деллы Стрит. Я сделал вдох поглубже и сквозь зубы процедил:

– Понятия не имею, Мельба. Вы случайно никого тут не заметили?

Я и у Элмо об этом спрашивал, но тот лишь покачал головой.

Мельба же, вместо того чтобы покачать головой, в очередной раз лизнула мороженое. С ее стороны, кстати сказать, решение вполне разумное, поскольку оно уже начало подтекать. Хорошенько облизав рожок со всех сторон, Мельба отодвинула его на безопасное расстояние от своего платья.

– Не-а, – в конце концов выдала она. – Наверняка все произошло во время моего перерыва.

Оно и понятно. Рабочий день Мельбы на девяносто процентов состоит из перерывов.

– Итак, шеф… Полагаете, Джо Эдди заявился в город специально, чтобы нагнать на вас страху? – Мельба прищурилась, окинув проницательным взглядом забитый людьми переулок. И без того крошечные глазки превратились в едва заметные щелочки. – Или же после этого происшествия подозрение падет на кого-то другого, а, шеф? Что, если номер один сейчас любуется на дело рук своих? У нас под носом, а? Как по-вашему, шеф?

Говорить потише Мельбе, само собой, в голову не пришло. Ну а у меня не было ни малейшего желания на виду у всего города обсуждать личность потенциального преступника.

– Мельба, – так же сурово ответил я, – вам не кажется неуместным…

Шанса закончить фразу я был лишен. Мельба ткнулась мне в бок, едва не заляпав мороженым ботинки.

– Могу все разнюхать, – заговорщицки прошипела она и в доказательство повела носиком-пуговкой. – Только прикажите, шеф. Это для меня пара пустяков. Поболтаю кое с кем… Разузнаю всю подноготную Джо Эдди, Юнис и дедули…

Я потерял дар речи. Нет, вы можете себе такое представить? Восьмичасовой рабочий день да плюс пятеро ребятишек… Казалось бы, забот полон рот. Так нет же! Мельба мне как-то заявила, что воспитывает детей по методу «lassez-faire». Я, не будь дурак, заглянул в словарь. Оказалось, в переводе с французского это значит «дайте им волю». И принципу французов, доложу я вам, Мельба следует неукоснительно.

Кстати сказать, в данный момент тринадцатилетний и одиннадцатилетний отпрыски Мельбы гонялись в толпе за ее же девятилетним отпрыском. С хохотом, визгом и тому подобными проявлениями безграничной детской радости. Время от времени то один, то другой из этой троицы с разгону налетал на кого-нибудь в толпе или плюхался физиономией в асфальт, но реакция была одинаковой. Все трое хохотали до упаду.

Реакция же Мельбы была адекватной французской методе воспитания. Иными словами, мамаша ни разу даже не взглянула на собственных чад. Ее взгляд был накрепко прикован ко мне.

– Слышите, шеф? Могу невзначай задать вопросик-другой, – повторила она. – Да не волнуйтесь вы так, Хаскелл! Я всем скажу, что работаю на детектива Блевинса. Ваши фанфары останутся при вас!

У меня и впрямь в голове зазвучали фанфары. И то сказать – представить себе Мельбу, рыскающую по городу и ненавязчиво выпытывающую сведения… да это у кого хочешь вызовет головную боль! Во-первых, знает ли Мельба, о чем спрашивать, – вот вопрос вопросов. Ну а во-вторых… как бы вы, например, отнеслись к такой таинственности? Боюсь, сразу бы заподозрили неладное и, соответственно, наврали с три короба. Даже в том случае, если вам и скрывать-то было ровным счетом нечего. Словом, интервью Мельбы представлялись мне в виде хирургических операций, производимых ножом мясника.

– Нет, Мельба, – сказал я. Очень строго сказал. Даже, по возможности, угрожающе. – Мне бы хотелось провести опрос лично. Понятно?

Она таращилась на меня. Молча. Неподвижно. Не отводя глаз. И, что важнее, не отводя рожка, мороженое с которого капало в непосредственной близости от моего ботинка. Я слегка отодвинулся.

– Слушайте, Хаскелл, – обиженно буркнула Мельба, – ну что такого страшного случится, если я задам пару невинных вопросов? Я ж хочу вам помочь, только и всего.

Вот теперь я всерьез забеспокоился. Минуточку. Не кладите трубку. Положение критическое. Мельба вышла на тропу войны и ни на какие переговоры соглашаться не собиралась. А мне никак не светило разгребать результаты ее помощи. Помощь Мельбы – это будет нечто. О боже!

– Лучше вы меня послушайте, Мельба, – осторожно начал я. – И слушайте внимательно. Не нужно ни с кем говорить. Вам понятно? Ни с кем! Повторяю… – Но повторить я не успел.

Рядом с нами неожиданно возник Верджил, и Мельба как-то незаметно затерялась в толпе. Слава богу, вместе со своим мороженым.

Шериф и впрямь выглядел свирепо. Сверлил уничтожающим взглядом мои изувеченные покрышки, переминался с ноги на ногу, не жалея видавшие виды ботинки… а в общем и целом довольно неплохо имитировал готовый к извержению вулкан.

Что греха таить, я был тронут. Надо же, так близко принять к сердцу несчастье, случившееся с сыном друга детства… Не успела эта мысль согреть мне душу, как Верджил вдруг буркнул, удрученно сведя брови к переносице:

– Вот что, Хаскелл… Я оскорблен.

– Оскорблен? – тупо переспросил я.

– А ты как думал?

Мне что-то не слишком понравился его тон.

– Семь месяцев я работаю над делом Терли, а никто даже и не подумал проколоть мои покрышки!

Я оторопел. Заглянул ему в глаза. Уверяю вас – Верджил был серьезен как никогда!

– От столь великой чести я бы с радостью отказался…

У шерифа даже уголки губ не дрогнули. А на что я, собственно, надеялся? Расточать улыбки направо и налево – совсем не в обычае Верджила Минрата.

Несколько минут назад я видел, как Верджил опустил записку, обнаруженную мной на ветровом стекле джипа, в полиэтиленовый пакет. Теперь же он укоризненно помахал уликой перед моим носом и рявкнул:

– И ни одной угрожающей записки тоже не получил, между прочим! Ни единой! За все семь месяцев! – В горле у него булькало. Довольно неприличный звук, если хотите знать мое мнение.

Я смотрел на чертову записку в пакете и молчал. Долго молчал. Успел даже обдумать содержание собственной угрожающей записки в адрес Верджила. Ну что мне стоит послать подобную пакость шерифу Пиджин-Форка? Да ничего, раз плюнуть. А человеку приятно.

Шериф отвел наконец пакет с запиской от моего носа и прожег меня яростным взглядом.

– Будь уверен, я отправлю эту улику в лабораторию! – проворчал он. После чего издал тяжкий вздох и добавил: – Им потребуется время, чтобы вычислить автора. День-другой. Может, и больше. – У него, как обычно, был вид человека, только-только вернувшегося с похорон. Однако скорбь шерифа на этот раз окрасилась в несколько иные тона. Словно он недолюбливал покойного.

Я кивнул.

– Ценю вашу помощь, Верджил.

Если честно, у меня и самого настроение было хуже некуда. В конце концов, это ведь не моя вина, что кому-то вздумалось уродовать мой джип и оставлять на ветровом стекле моей машины образец вопиющей безграмотности! Да будь у меня выбор, поменялся бы местами с Верджилом и глазом не моргнул. Только кто ж меня спрашивал-то?!

Все эти чувства шериф, должно быть, прочел на моем лице. Да, определенно прочел. Потому что вдруг развернулся и двинул в сторону полицейского участка. Однако, сделав лишь пару шагов, так же резко обернулся и буркнул:

– Прими соболезнования насчет машины, Хаскелл.

В жизни не слышал более фальшивой интонации.

Все же, доложу я вам, справедливость в мире и впрямь существует! Едва Верджил навострил лыжи к своему офису, как следом за ним увязалась Мельба. Не иначе как болталась поблизости, дожидаясь своего часа.

– О-о, Ве-ерджил, – пропела она. – Вы ведь меня искали, пра-авда? Чтобы снять показа-ания? – И захлопала густо намалеванными ресницами.

Верджил от неожиданности притормозил. В его округлившихся глазах мелькнул неприкрытый ужас.

– Гм-гм…

Общение с дамами у Верджила на высшем уровне, не так ли?

Изо всех сил сдерживая смех, я наслаждался бесплатным представлением. Почуяв запах легкой добычи, Мельба вышла на охоту.

– У вас ведь есть ко мне вопро-осы, Верджил? – продолжала петь Мельба, просовывая пухлую ручку под локоть блюстителя закона. – Я же один из главных свидеетелей…

– Гм-гм…

Ох и здоров же наш Верджил болтать! И как это я не додумался брать у него уроки?

– Что-то я не пойму. – Мельба угрожающе сузила глазки. – Так вам нужны мои показания или нет?!

Шериф тем временем лихорадочно оглядывался – видимо, в поисках заместителя, но тот заранее благоразумно ретировался. Верджил тяжко вздохнул. С видом человека, которому на этом свете осталось попросить лишь о последней сигарете да повязке на глаза.

– Д-да… Пожалуй, – промямлил он. – Вы ведь, наверное, что-то видели…

Мельба расплылась в широченной улыбке. Хвала ее дантисту.

– Тогда вперед, дорогуша! Потолкуем за чашечкой кофе. – И Мельба потянула шерифа за собой как на буксире. – Мне есть что вам рассказать…

На пути к аптеке Верджил неожиданно вспомнил про меня. Точно такими глазами, держу пари, смотрит утопающий на спасательный круг.

Я отвел взгляд и пробормотал в пространство:

– Пойду-ка, пожалуй, к себе… – Эдак, знаете ли, небрежно, вроде ни к кому конкретно не обращаясь. – Займусь делами. Да и насчет покрышек нужно договориться… – Тут я повернулся и одарил Мельбу с Верджилом улыбкой.

Глаза шерифа превратились в блюдца.

– Вы как любите кофе – со сливками, с сахаром или с тем и другим? – приговаривала Мельба, волоча жертву на заклание.

Верджил упирался сколько мог. Секунды две, не меньше. Причем за это время успел бросить на меня еще один затравленный взгляд и сложить губы в беззвучное «Помоги».

Я притворился, что не умею читать по губам, и двинулся восвояси.

Чтобы вы не посчитали меня вовсе уж бессердечным, признаюсь: по дороге в офис я все же испытывал угрызения совести. Но справился с ними. Очень даже легко справился. К тому же в той ситуации я мало что мог изменить.

Когда в поле зрения моей секретарши появляется холостяк, с ней происходит метаморфоза. Безобидная Мельба превращается в огромную белую акулу вроде тех, которыми пугают детей японские мультики. Белая акула – это же настоящее чудовище. Стоит ей наметить себе жертву… все, конец! Ни за что не отпустит. И пытаться спасти несчастного – все равно что подписать себе смертный приговор.

Кроме того, у вашего покорного слуги был и личный интерес: если Мельба вплотную займется Верджилом, то хоть на какое-то время забудет о помощи мне.

Но в ближайшем же будущем с этим придется что-то делать. Я должен раз и навсегда дать понять Мельбе, что партнерами мы не будем. Никогда. И что задавать вопросы свидетелям я еще, хвала создателю, и сам способен.

Только каким образом мне вбить все это в упрямую голову детектива-самоучки, не прибегая к крайним средствам типа заряда дроби промеж глаз, – вот в чем вопрос!

Смена покрышек заняла у меня весь остаток рабочего дня.

Вернувшись в кабинет, я тут же позвонил братьям Макафи, но они соизволили появиться лишь через добрых три четверти часа. И это при том, что от них до моего офиса всего-то квартал.

Макафи держат единственную на весь Пиджин-Форк станцию полного технического обслуживания автомобилей. И девиз их, полагаю, мог бы звучать так: «Добейся монополии – и черт тебе не брат». Во всяком случае, это самое техническое обслуживание Макафи предоставляют когда их душе угодно. И ни минутой раньше.

Словом, к тому моменту, когда братья сочли себя в настроении вернуть мою машину, солнце уже клонилось к закату и ехать к Делберту Симсу было поздно. Если легенды, что ходят об этом типе, верны хотя бы наполовину, то общаться с Делбертом Симсом предпочтительнее до полудня, поскольку к вечеру он уже лыка не вяжет.

В общем, завел я свой многострадальный джип и отправился домой. Для кого как, а для меня нынче дом – это участок в пять акров на живописных холмах милях в семи от города. И, само собой, небольшой типовой коттедж на вершине одного из холмов. Подъезд к коттеджу не из легких – любому, кто соберется ко мне заглянуть, нужно будет преодолеть четверть мили по очень крутой и извилистой дорожке. На что мне регулярно жалуются мои не слишком частые гости.

Но сам я против этого неудобства нисколько не возражаю. По крайней мере, визитеры типа «свидетелей Иеговы» мне не грозят. Даже ради столь святого дела они не станут карабкаться к черту на рога.

Как только колеса джипа зашуршали по гравию, из коттеджа раздался лай Рипа. Моему псу, сами понимаете, не часто доводится облаять прохожего, так что он практикуется на мне.

Отвратительное чувство, доложу я вам. Так и кажется, что твой собственный пес слегка подзабыл, кому принадлежит это жилище, да и сам он, коли на то пошло.

Я подъехал к коттеджу, поставил машину в гараж, а Рип все не унимался. Притих было на минуту – не иначе как отдышаться – и разошелся пуще прежнего. Рип у меня третий по счету пес. Первые две собаки никогда на меня не лаяли.

Впрочем, они ведь и умерли, не дожив до года. Откровенно говоря, я уж начал опасаться, что так и не познаю счастье владельца собаки. Просто рок какой-то. Стоило завести собаку, и ее быстро настигала трагическая кончина.

А я ведь нянчился с ними как с детьми, уж вы мне поверьте. И все нужные прививки делал, и к ветеринару таскал… а они все равно умирали. Потому-то я назвал третьего щенка Рипом. С отчаяния, можно сказать. Взял да и написал на его конуре R.I.P., что на латыни значит Requiescat in расе – покойся с миром.

Теперь, по прошествии шести лет, я твердо уверен, что мой Рип выживет. Выживет, понятное дело, если только я не придушу его собственными руками за то, что он смеет на меня гавкать.

Кстати, эта громадная черная псина – наполовину немецкая овчарка, а наполовину черт знает что – все еще продолжала надрываться, когда я ступил на первую ступеньку лестницы. Добравшись до середины лестницы, я уловил в темно-карих глазах Рипа некий проблеск мысли. Ах да! Что-то такое припоминаю. Это ж, кажется, тот парень, который меня кормит… Покончив с лаем, Рип принялся размахивать хвостом и скакать из стороны в сторону, словно весь день только и делал, что тосковал по мне, любимому.

– Привет, песик… Хороший мой, хороший пес… Ну, как ты тут без меня, мой мальчик? – приговаривал я, поднимаясь по лестнице.

Извиваясь всем телом, Рип подобрался к краю веранды. Не к самому, впрочем, краю, а на безопасное расстояние.

Наш коттедж по всему периметру окружен широкой верандой, и, чтобы добраться до двери, нужно пересчитать приличное количество ступенек. Это касается всех, кроме Рипа. Мой пес ни разу в жизни не преодолел ступенек самостоятельно. Ни вверх, ни вниз. Поверите ли, я как-то даже пытался выманить его на лестницу с помощью свежайшей отбивной! Бесполезно. Этот дурень и лапой не пошевелил.

Рипу, если хотите знать мое мнение, здорово досталось в самом щенячьем возрасте, еще до того, как его взял я. Уж и не знаю, как это случилось… Может, легкомысленная мамаша таскала его за загривок туда-сюда и колотила о каждую ступеньку… Как бы то ни было, но плачевный результат налицо – мой Рип, выражаясь словами ветеринара, животное с травмированной психикой.

Для меня это, разумеется, не было новостью, когда я решил сюда переехать. Но, признаюсь, последствий этого шага я не мог предугадать. Я мечтал о тишине, покое. Представлял себе, как это будет чудесно – сидеть на веранде и любоваться окрестными холмами и лесами.

А стоило бы подумать кое о чем другом.

Едва я ступил на веранду, Рип тут же успокоился и замер в терпеливом ожидании. Вот именно. В ожидании, когда я возьму его на руки. И – да-да, вы не ошиблись! – снесу во двор. Этот пес весит килограммов пятьдесят, так что попробуйте его поднять – это вам похлеще, чем таскать мешки с картошкой.

Но разве можно злиться на душевнобольное создание? Рип по крайней мере не позволяет себе безобразничать на веранде. То ли у него невероятных размеров мочевой пузырь, то ли от природы достойная зависти сила воли.

Рип сделал свои дела во дворе, и я, затащив его обратно в дом, принялся готовить ужин. Не успел я, однако, сунуть в электрогриль отбивную, как раздался телефонный звонок.

– Хаскелл? – Знакомый голос. Тот самый, что навевает мысли о праздничных пирогах с шоколадной глазурью. – Это Корделия Терли. Помните… помнишь, я утром заходила?

Она что же, думает, я мог забыть ее так быстро? Сколько же, по ее мнению, клиентов проходит за день через мою контору?

– Да, конечно.

– У тебя нашлось время с кем-нибудь встретиться? – взволнованно вопросила Корделия.

С трудом, но нашлось. Каким-то образом мне таки удалось втиснуть парочку незапланированных визитов в свой чрезвычайно загруженный график. Одному Богу известно, каких это стоило усилий.

Вместо этого прекрасного монолога я вкратце сообщил Корделии, с кем успел встретиться за день. Затем изложил кое-какие факты. Передал и разговор с Эммелин Джонстон – об угрожающих записках, рассказал и о том, как Эммелин горит желанием обезвредить убийцу. Корделия даже хихикнула разок, слушая мое красочное описание трагедии миссис Джонстон.

Однако я оставил за кадром кое-какие новые для меня нюансы самого убийства. Решил, что незачем расстраивать бедняжку ужасными подробностями.

А вот о своих искромсанных покрышках я ей поведал. Вовсе не для того, чтобы она почувствовала себя виноватой, боже упаси! Нет, просто хотел дать понять, что расследование продвигается в нужном направлении. Иначе как беспокойством убийцы не объяснишь подобное варварство, верно?

– Господи помилуй! Какой кошмар! – воскликнула Корделия. – О, Хаскелл… Мне так жаль…

Я пожал плечами – и только тогда сообразил, что увидеть это свидетельство мужского хладнокровия мог разве что Рип. Он и увидел. И уставился на меня как на чокнутого. Рип вообще частенько так на меня смотрит. Уму непостижимо! Кто бы другой, только не пес, не способный самостоятельно преодолеть лестницу!

– Ничего, – успокоил я Корделию. – Все в порядке. Покрышки я уже сменил. Никаких проблем.

– Ты должен включить эти расходы в счет. Я не стал отказываться. Хотите – можете назвать меня меркантильным.

После недолгой паузы Корделия поинтересовалась:

– Итак, к какому выводу ты пришел?

Ну и дела. Неужто она надеялась услышать от меня имя убийцы? Да, я отличный детектив, но не до такой же степени.

– Н-ну, – неопределенно протянул я. – На мой взгляд, время упущено… Через семь месяцев не так-то просто отыскать преступника.

А что оставалось делать? Только быть предельно откровенным. Я же не фокусник, в конце – то концов.

– О! – выдохнула она совсем упавшим голосом. – Выходит, никакой надежды нет?

– Почему же? Этого я не говорил.

– О, – повторила Корделия. На сей раз чуть-чуть увереннее. – Значит, ты все-таки попытаешься…

– Да, – заявил я твердо. – На завтра у меня запланирована встреча с Делбертом Симсом. И еще… (тут я запнулся. Кажется, даже сердце забилось быстрее) думаю, нам бы с тобой не мешало встретиться, обговорить все за ужином.

Чего греха таить, последнюю фразу я выдал как из пулемета – боялся, что уже через секунду духу не хватит. А в ожидании ответа затаил дыхание.

– Ну конечно! – тотчас отозвалась Корделия. После чего сообщила, что остановилась в пансионе Роуби, и попросила заехать за ней в семь, и… да, собственно, вот и все.

Повесив трубку, я готов был скакать из стороны в сторону, на манер старины Рипа. Чтобы хоть как-то излить переполняющую меня радость.

Но неожиданно мне пришла в голову пренеприятнейшая мысль.

А если Корделия просто-напросто не поняла, что я приглашаю ее на свидание? Вдруг она решила, что ужин будет чисто деловым? Так сказать, рабочее совещание клиента с детективом? А блюда на столе – всего лишь приятное дополнение, не более того.

Моя экс-супруга, ненаглядная Клодзилла, без конца повторяла, что я ни черта не смыслю в женщинах. Должен признаться, вероятность – пусть крошечная, но вероятность! – того, что Клодзилла была права, все же существует. Во-первых, сама она меня дурачила с легкостью. Можете представить, что я ни сном ни духом не ведал, что моя жена гуляет на стороне?! Пребывал в полном неведении до того самого дня, когда она исчезла вместе с пожитками. Ну тогда-то я, конечно, все понял!

Вот вам и частный детектив.

Прослышав про неплохой куш, что достался мне от старика Коллинза за избавление его крошки из рук похитителей, Клодзилла прискакала обратно. Невинно хлопая ресницами и разливаясь соловьем.

– Ах, ах, Хаскелл… – пропела она, – я думаю, мы могли бы все начать сначала. Давай поженимся… – После чего не замедлила уточнить, что приглядела себе обручальное колечко с бриллиантиком в один карат. – Ах, ах, Хаскелл… Такое прелестное, изящное! Не могу же я носить ту дешевку, что ты мне подарил к свадьбе в прошлый раз!

Я был тверд и ответил «нет». А Клодзилла швырнула в меня сумочкой. Полагаю, этим все сказано.

Не стану скрывать – Клодзилла здорово подпортила репутацию женщин в моих глазах. После развода я не слишком часто бывал в дамском обществе. Справедливости ради добавлю, что не я один в том виноват. Хотите верьте, хотите нет, но среди женщин немало таких, которых совсем не привлекает компания Арлекина.

Я честно стараюсь не впасть в цинизм. Все твержу себе, что мир состоит не из одних золотоискательниц, что среди не гоняющихся за мужниным кошельком дамочек есть и такие, для которых свет не сошелся клином на Сильвестре Сталлоне.

Кто знает, может, Корделия как раз входит в число последних, а? Каких только чудес не бывает.

Приготовив ужин, а затем расправившись с ним и устроив пиршество для Рипа, я окончательно убедил себя в том, что Корделия все-таки поняла истинный смысл моего приглашения.

В постель я укладывался с широченной ухмылкой на губах.