Текст книги "Отказываюсь выбирать! Как использовать свои интересы, увлечения и хобби, чтобы построить жизнь и карьеру своей мечты"

Автор книги: Барбара Шер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Барбара Шер
Отказываюсь выбирать! Как использовать свои интересы, увлечения и хобби, чтобы построить жизнь и карьеру своей мечты

Barbara Sher

Refuse to choose!

Use All of Your Interests, Passions, and Hobbies to Create the Life and Career of Your Dreams

Научный редактор Алика Калайда

Издано с разрешения литературного агентства Andrew Nurnberg

Книга рекомендована к изданию Эльвирой Благодаровой, Анастасией Ильиных и Натали Ратковски

Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Вегас-Лекс»

© Barbara Sher, 2006

© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление. ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2015

* * *

Эту книгу хорошо дополняют:

Мечтать не вредно

Барбара Шер

О чем мечтать

Барбара Шер

Включите сердце и мозги

Дария Бикбаева

Посвящается моему внуку Лео – исследователю, дилетанту, ученику, учителю, балагуру

Хочется, чтобы кто-то встряхнул меня хорошенько и сказал, что мне делать с моей жизнью. Стоит увлечься чем-то, как друзья из лучших побуждений напоминают мне обо всем, за что я бралась и что у меня не вышло, – ненавижу этот момент. Удастся ли когда-нибудь реализовать то, что во мне заложено? Вспомнит ли кто-нибудь, что я была здесь, в этой жизни?

Шарлотта, сканер

По всему миру… разносится вопль, рвущийся из сердца художников: «Дайте нам творить в полную меру нашего таланта!»

Карен Бликсен, повесть «Пир Бабетты»

Вы сканер?

Я не могу заниматься чем-то долго.

Я знаю, нужно сфокусироваться на чем-то одном – но на чем?

Я быстро утрачиваю интерес к тому, что, как я думал, будет занимать меня вечно.

Я легко отвлекаюсь на другие интересные дела.

Мне становится скучно, как только я начинаю понимать, как что-то делается.

Я терпеть не могу делать что-то дважды.

Мои интересы все время меняются, я никак не могу остановиться на чем-то одном – и в результате бездействую.

Я работаю на низкооплачиваемых работах, потому что не могу определиться, чему себя посвятить.

Мне трудно выбрать сферу профессиональной деятельности – вдруг я ошибусь с выбором?

Я думаю, все приходят в этот мир для чего-то; у каждого есть свое предназначение – у каждого, но не у меня.

Я могу заниматься чем-то лишь тогда, когда у меня одновременно много разных занятий.

Я то и дело бросаю начатое, так как боюсь упустить что-нибудь лучшее.

Я слишком занят, но, когда выдается свободное время, не могу вспомнить, чем хотел бы заняться.

Я никогда ни в чем не стану экспертом. У меня ощущение, будто я навсегда застрял в классе для начинающих.

Если когда-нибудь вы говорили себе подобное, то велика вероятность, что вы обладаете особым типом мышления, свойственным людям, которых я называю сканерами. Вы генетически отличаетесь от тех, кто раз и навсегда находит для себя сферу интересов и довольствуется одной областью деятельности. Вас привлекает одновременно множество разных материй, и вы пытаетесь заполнить ими свою жизнь. Поскольку в глазах окружающих подобное поведение выглядит непонятным и непривычным – даже тревожащим, – вам втолковали, что это неправильно и вам нужно измениться. Но люди неверно судят о вас, и поставленный ими диагноз ошибочен. Просто вы человек другого склада!

То, что вы считаете недостатком, который непременно следует преодолевать волевым усилием, по сути дела – исключительный дар. Вам достался великолепный разносторонний ум, который стремится проявить себя в мире, где не понимают вашей природы и вашего поведения.

Но пока вы сами не осознаете своей сущности, вы будете соглашаться с окружающими! Это не только несправедливо и неправильно, но и мешает вам развивать ваши способности и дать миру то, что вы можете дать. Видите, сколько поставлено на карту?

Считать себя сканером означает изменить представление о своем месте в жизни. Сначала вырабатывается понимание, что следует прекратить попытки вписаться в общепринятые нормы. И необходимо начать узнавать, кто вы на самом деле. Однако чтобы строить полноценное будущее, для которого вы созданы, нужна система: что делать и как поступать. В этой книге я попыталась собрать необходимые инструкции.

Они к вашим услугам. Добро пожаловать в заново открытый мир, и – мои поздравления! Вы больше не дилетант и не пустозвон. Суд присяжных оправдал вас ввиду ошибочного установления личности. Вы неподсудны и вольны жить так, как вам давно хотелось.

Соберемся с духом – и приступим.

Введение

Уже в первую неделю моего пребывания в университете – когда я неожиданно разрыдалась над перечнем и темами учебных курсов, – мне следовало догадаться, что я не отношусь к нормальным студентам.

Я сидела со своими приятельницами за столиком в темном баре на Телеграф-авеню, напротив знаменитых ворот – у входа в кампус Калифорнийского университета в Беркли. Нас было пятеро девушек-первокурсниц, мы приехали из одного городка, учились в одной школе. Нам исполнилось по восемнадцать, и мы по-взрослому, стараясь выглядеть крутыми, заказали кувшин пива, который теперь стоял перед нами. За другими столиками сидели студенты постарше – в отличие от нас, они выглядели весьма уверенными в себе. Все посетители кафе в тот день были поглощены одним и тем же: листали расписание, выбирая лучшие курсы предметов, чтобы успеть записаться, пока группы не заполнились.

По какому принципу определялись лучшие курсы? Те, что начинались не слишком рано утром, или где самые снисходительные преподаватели, или куда записывались ваши друзья. Это были важные критерии.

Четыре мои спутницы, склонившись над расписанием, обсуждали, как скоординировать занятия, чтобы иметь возможность помогать друг другу в первом в нашей жизни семестре. Мы поступили в Калифорнийский университет и, значит, все были достаточно умны, но позже я обнаружила, что мои подруги понимали, как нужно учиться, а мне это таинство так и не удалось постичь. Они довольно реально представляли, сколько времени потребует каждый предмет, на который они записывались. В отличие от меня, у каждой был кто-то, кто раньше или позже закончил университет – иногда старшие братья, сестры или даже родители, – и подруги из достоверных источников знали, что в университете учиться намного труднее, чем в школе.

Пока они изучали расписание – набранную мелким шрифтом брошюрку, где перечислялось, в каких аудиториях и в какое время будут проходить сотни разных семинаров и лекций, я изучала другую брошюру (шрифт крупнее, стиль свободнее) посвященную содержанию самих предметов. Доступным языком излагалось, какие темы будут затрагиваться и какие книги понадобится прочесть. Ничего подобного я даже вообразить не могла, с каждой страницей у меня от удивления все шире открывался рот.

Поначалу подруги, слишком занятые обсуждением, этого не замечали.

– Ты не можешь поставить себе историю во вторник в десять, Мэри Ли! – говорила одна другой. – В десять у тебя социология!

– У них что, на самом деле есть лекции в восемь утра?!

– И почему ты не изучала тригонометрию в школе? Я ведь говорила, что тогда тебе здесь будет легче!

– Зачем нужен этот дурацкий курс по английскому? Они думают, что мы тупицы?

Все засмеялись и повернулись ко мне. Но я витала в других мирах. Не отрывая глаз от своей брошюры, я начала задавать вопросы:

– А что такое «глубокое прочтение»? О чем это вообще?! Тут написано: «Глубокое прочтение русской литературы». Что они имеют в виду?

– Не волнуйся, тебе это не нужно, – ответила одна из подруг. – Ты записалась на базовый английский вместе с Сарой, помнишь? Во вторник или четверг?

– Господи, – шептала я, бешено листая страницы. – У них есть «История западной музыки»! Они там играют музыку или просто говорят про нее? Как вообще учат истории музыки?! Для этого что, нужно уметь читать ноты? О, посмотрите – «Древние торговые пути Центральной Азии»! Глядите – «Золотые персики Самарканда»! А где этот Самарканд? Я хочу такой персик! Или речь о картине? А вот «Историческая геология»! «Историческая геология»?! Вы послушайте только: «Гималаи поднялись из древнего океана Тетис, и поэтому там, в шести милях над уровнем моря, находят окаменевшие ракушки возрастом в двадцать миллионов лет»! Господи, с ума сойти…

Передо мной открывалась целая вселенная познания. Ничего похожего раньше со мной не случалось, я не была готова к встрече с этим каталогом. Не читала о таком в романах. Никто никогда не упоминал о таком. И теперь у меня перехватывало дыхание.

– Да, Школа свободных искусств как раз для тебя, – засмеялся старшекурсник за соседним столиком и, покачав головой, вернулся к своей книге.

Школа свободных искусств! И хотя общий смысл фразы от меня ускользал, но каждое слово звучало словно музыка. Много лет спустя в букинистической лавке я наткнулась на упоминание о ней в книге, посвященной подъему образования в Средние века. Европа выходила из Темных веков, и потомки тех самых варваров, что завоевали Рим и практически уничтожили грамотность, полюбили – безумно полюбили – учиться (среди них были солдаты, монахи, полководцы и даже императоры). Они перечитали немногие уцелевшие манускрипты и иногда всю свою жизнь посвящали восстановлению греческих и римских шедевров по фрагментам, сохранившимся в более поздних работах.

Я бы разделила их страсть. Я была уверена в этом. Если бы могла, пошла бы в монахи, чтобы благоговейно переписывать манускрипты, как это делали они – сравнимо с молитвой. Не сходя с места, я решила, что с этого дня стану переписывать от руки каждую понравившуюся книгу.

К счастью, вскоре я забыла о своем намерении. Столько удивительнейших открытий ждало меня с началом учебы в колледже, что каждое решение, которое я принимала, вытесняло принятое днем раньше, так что я ни разу не переписала книгу от руки, хотя полюбила многие.

Но в первый университетский день я была так же взволнована словами «Школа свободных искусств», как варвар, жаждущий войти под своды средневековых библиотек.

Подруги обращались ко мне, но я едва их слышала.

Когда же, подняв голову, посмотрела на них – почувствовала, что по моим щекам текут слезы. Девушки были изумлены.

– Не плачь! Что случилось?

– Не знаю, – всхлипнула я. – Я так счастлива, что нахожусь здесь.

Подруги с недоумением переглянулись, одна положила руку мне на плечо.

– Ты, Барбара, странная, – мягко сказала она. – Ни на один из этих курсов ты не можешь записаться, нужно, как мы, взять предметы для новичков. А теперь принимайся за дело, а то вылетишь отсюда, не дойдя до первой лекции.

После тщательных размышлений подруги записались на занятия по пяти или шести предметам.

Я выбрала десять. Пять из них я завалила, остальные пять еле вытянула. Учиться в университете действительно оказалось гораздо сложнее, чем в школе, и честно говоря, я вообще не понимала, для чего экзамены.

Было бы вполне достаточно узнавать множество новых удивительных вещей.

Через несколько лет я успокоилась и привыкла к заведенному порядку, но все равно, когда очередной профессор проливал свет на что-либо поистине неожиданное, у меня порой наворачивались слезы. Я чувствовала, что нахожусь в невероятной вселенной, где люди любят познание ради него самого, – и это моя реальность.

Через какое-то время после тех первых слез в кафе я наткнулась в книжном магазине на небольшой постер со средневековой гравюрой: на верху лестницы, приставленной к дереву, стоял человек под очень низким, выгнутым навесом, чем-то вроде потолка с дырой. Человек просунул в дыру голову и с восхищенным изумлением взирал на ночное небо, полное звезд. Этот постер до сих пор со мной. И до сих пор я при любой возможности иду на лекции в колледж по соседству с местом, где оказываюсь. Тема? Совершенно не важно, лишь бы преподаватель был хорош. А мне все предметы интересны.

Как в итоге я распорядилась своим блестящим университетским образованием? Нашла ли практическое применение полученным знаниям? Честно говоря, нет. Мне просто нравилось учиться, и я с удовольствием училась бы и училась.

Так и не довелось мне трудиться по профилю обучения; впрочем, ни из каких дел, которыми мне нравилось заниматься в жизни, я не извлекала практической пользы. Ни цента на этом не заработала. Не стала преподавателем, не писала книг о том, что изучала. Моя семья считала, что я спятила, хотя кажется, они все равно мной гордились.

Разве что в свое время у меня возникло что-то вроде вины: я подавала надежды как поэт, писала неплохие стихи, но, как люди выражаются, «ничего с этим не сделала». Пожалуй, именно тогда я убедилась, что любимые занятия совершенно не обязательно должны приносить доход и не всегда практично быть практичным. Повзрослев, я поняла еще больше: все наше восхитительное любительство стоит затраченных сил точно так же, как степень в медицине или инженерном деле. Каждый раз, предаваясь своим любимым и абсолютно дилетантским занятиям, будь то чтение книг, просмотр передач на образовательном канале или изучение без всякой нужды карты Азии, – я вспоминаю, что жизнь удивительна и ее чудесам нет конца.

Полагаю, на первых порах в деканате одобряли и мою тягу к знаниям, и мое восхищение учебным процессом, но через несколько семестров администрация потребовала, чтобы я выбрала специализацию и перестала бросаться на все предметы подряд. Меня предупредили, что в противном случае я никогда не закончу обучения в университете.

Но с какой стати мне вдруг хотеть заканчивать? Ради того, чтобы вернуться туда, где никто не скажет мне чего-то, чего я сама не знаю? Я с удовольствием училась бы вечно, тем более, со временем это получается у меня все лучше и лучше. Родители ничего не имели против, так как за университет платила я сама. В те дни плата за обучение была ничтожно мала и аренда жилья обходилась довольно дешево – мои расходы легко покрывались двумя часами работы в закусочной в обеденный перерыв. Кроме того, в качестве приятного дополнения к зарплате, составлявшей доллар в час, хозяин разрешал официанткам бесплатно есть и даже забирать кое-что домой. Все складывалось наилучшим образом.

В конце концов я выбрала специализацию. Сначала я остановилась на математике, поскольку тогда мне казалось, что из всех наук на свете она самая восхитительная. Но выяснилось, что овладевать ею чрезвычайно сложно – уследить за множеством изумительных, но непостижимых мелочей, пронизывающих всю математику, мне не удавалось.

Поэтому пришлось сдаться и выбрать специализацию полегче – антропологию, по которой у меня уже было сколько-то отличных оценок. В итоге, с чувством некоторого разочарования, я, как и другие студенты, прошла путь экзаменов и выпуска.

И все эти годы, когда друзья или сокурсники спрашивали, зачем я изучаю то или иное, я не могла объяснить. Каждый раз, когда я слышала этот вопрос, мне казалось, будто меня ловят на чем-то постыдном. По общему мнению, вечные студенты вроде меня ленивы и инфантильны; они не в состоянии, как нормальные зрелые люди, напрячься и серьезно работать. К тому времени я понимала, что следовало бы изучать что-то, что в результате может получить практическое применение. Однако сама мысль ограничить свои интересы, сосредоточиться на одной-единственной области знания и в конечном счете похоронить себя в ней невыносимо угнетала меня. Пожалуй, такой вариант я никогда по-настоящему не рассматривала.

Наступили шестидесятые, и все стало более расслабленным. Я повзрослела, ни перед кем больше не оправдывалась и посещала все лекции, какие душа пожелает. Я стала замечать других студентов, постарше, которые продолжали появляться на занятиях. Похоже, и они не могли отказаться от удовольствия слушать наших блестящих профессоров.

* * *

Промотаем ленту на годы вперед и заглянем совсем в другой период моей жизни. Меня по-прежнему окружают книги, и я все так же пользуюсь любой возможностью посидеть на интересной лекции. Но теперь я мать-одиночка, мне надо содержать детей, и нужно какое-то дело. О следующей степени в университете нет и речи по разным причинам, в том числе из-за отсутствия времени и денег. Я нашла место, какое можно было получить со степенью бакалавра в конце шестидесятых – в программах, финансируемых городом: по работе с неимущими, наркоманами, бывшими заключенными, – и мне там очень нравилось. Со временем я построила карьеру, основанную на природной способности работать с людьми, на опыте работы в барах, принадлежавших моим родителям, и на большой доле удачи – я стала писателем и, как это позже стали называть, лайф-коучем[1]1
  Задача лайф-коучинга не только в том, чтобы помочь человеку реализовать себя в важной для него сфере с применением тех скрытых ресурсов и потенциала, которые ранее им не использовались. В лайф-коучинге важно обращение ко всей жизни клиента для того, чтобы установить баланс и гармоничное сочетание различных жизненных сфер – то есть баланса между семьей, работой, карьерой, друзьями, здоровьем, хобби и т. д. Прим. науч. ред.


[Закрыть].

Работая коучем, я заметила, что некоторые клиенты похожи на меня в тот первый день в колледже. Им нравилось слишком много всего, чтобы выбрать что-то одно. Им постоянно хотелось исследовать новое, пробовать разные вещи, учиться, но учеба при этом не служила конкретной цели. Часто они были блестяще умны, талантливы в различных областях. Они обожали обсуждать то, чем занимались в данное время. Интересные, энергичные и в основном счастливые люди! Беспокоило их лишь одно – то же, что происходило у меня с учебой, – они не могли выбрать специализацию.

И тогда я начала понимать, что мы не только ведем себя иначе, чем большинство других людей. Вероятно, мы устроены иначе, чем они. В поисках подсказок, которые могли помочь, я стала читать про великих – про Аристотеля и Гёте, Леонардо да Винчи и Бенджамина Франклина, – про тех, чей круг интересов был всеохватен.

Просматривая книги, дневники и письма, я заметила нечто странное: похоже, ни для кого из них не было проблемой, что они не ограничивались одной-единственной областью. Они переходили от одной темы к другой совершенно свободно и, кажется, не чувствовали никаких угрызений совести, бросая незаконченные проекты (даже если им уже заплатили, как это было с Леонардо). Собственно говоря, никто из них так и не остановился на одной сфере деятельности, но они не испытывали необходимости оправдываться или извиняться по этому поводу. Как им это удавалось? Кто дал им право заниматься всем, что их увлекало?

Вот единственный ответ, найденный мной: в те времена, похоже, не видели ничего плохого в том, чтобы интересоваться всем подряд в подлунном мире. Мне не попалось никаких свидетельств, что Аристотелю выговаривали, будто он как мыслитель слишком разбрасывается. Франклин не оборонялся, поскольку никто на него не нападал с претензиями. Гёте не чувствовал себя виноватым из-за того, что писал романы, трагедии и стихи, занимался государственной деятельностью, изучал законы оптики и попутно еще бог знает что, – ведь никто не порицал его за это.

Настоящее откровение!

Воспроизвести времена и окружение гениев неосуществимо, но я подумала, что можно создать неформальное сообщество, которое давало бы чувство поддержки и принадлежности. У меня родилось название для таких, как мы, – сканеры. Сканеры – поскольку мы не уходим с головой в какое-то одно пристрастие, мы сканируем окружающее в поисках всего, что нам интересно. Затем, в 1994 году, я подробно написала о сканерах в своей книге «Мечтать не вредно»[2]2
  Шер Б.Мечтать не вредно. М.: Манн, Иванов и Фербер, 2014. Здесь и далее прим. перев.


[Закрыть]. Я надеялась, что эта тема будет замечена. Но такого резонанса не ожидала.

Как только книга была опубликована, посыпались письма. Сначала – сотни. Десять лет спустя счет пошел уже на тысячи, получаю я их и сейчас. Практически в каждом письме говорится одно и то же: «Я сканер! Какое облегчение! Ведь я думал, что просто несостоятелен… лентяй… саботажник… поверхностный… неудачник… слабохарактерный…» – список можете продолжить сами.

Мои корреспонденты были безмерно благодарны за то, что увидели свой образ в положительном свете – вероятно, с таким они столкнулись впервые. Годами они мучились, стараясь понять, почему так отличаются от всех, кого знают. Они были сбиты с толку, долгие годы ощущая свою бесполезность. Многие обращались за помощью к психотерапевтам, но мало кто смог следовать обычным рекомендациям – выбрать определенный курс и его придерживаться. Они не понимали, отчего не могут найти подходящую профессию, и раз за разом описывали тот же сюжет: любая интересная работа вскоре становилась невыносимо скучной. А иногда не доходило и до начала деятельности.

У сканеров, которые не стремились к работе и карьере, проблем было не меньше – слишком большой выбор открывался перед ними. На чем душе успокоиться? Заняться литературным творчеством… а может быть, живописью? Путешествовать? Начать свой маленький домашний бизнес? Им не хотелось выбирать одну область, им хотелось охватить все. Почему они не могут остановиться на чем-то и продержаться достаточно долго, чтобы завершить начатое? Им было непонятно, как сладить с этим, и со временем они приходили к выводу, что как-то неправильно устроены.

Но все открылось в ином ключе, когда они узнали себя в моей книге. Как написал один читатель: «Я никак не мог понять, кто я такой, и думал, что все делаю неправильно. Теперь, прочитав о сканерах, я знаю, что это не так!»

Написанное мной живо отозвалось у многих. Слово было найдено, и сканеры начали осознавать истину: с ними все в порядке. Они ведут себя иначе, потому что они действительно другие, – эта идея объясняла многое и потому принималась ими немедленно. Отличное начало.

Но что дальше? Где научат жить по-сканерски? Какие предметы выучить и сдать, чтобы получить сканерский диплом? Каков логичный профессиональный путь для сканера? Где взять руководство, объясняющее, как сканеру построить хорошую жизнь, не пытаясь переделать себя?