Текст книги "Уроки вечности"

Автор книги: Барбара Михайловска

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Семя зла

Это был редчайший случай, когда моей подруге удалось вытащить меня на художественную выставку С эстетической стороны к современному искусству я отношусь сложно. Но не об этом речь. Я, как и многие люди с повышенной чувствительностью к окружающему миру, оцениваю произведения искусства – будь то музыка, живопись, литература, театр и т. д. – с позиции добра или зла. Скажете, слишком однозначно? Может быть. Но для меня есть мерило. Разрушение или созидание для психики несет работа автора? Дает или забирает она человеческие силы? И, в конце концов, Бог или дьявол являет свой облик в нем? Не нужно эзотерических и художественных споров. Спросите свое сердце, когда слушаете музыку, читаете книгу, смотрите фильм. Вам все станет ясно.

Живопись на выставке была очень разной. Некоторые пейзажи потрясали игрой красок и особым вдохновенным настроением. Даже в очень отвлеченных от реальности полотнах, больше похожих на перепачканную палитру художника, можно было почувствовать и детский смех, и мудрость старости, и мелодию любви. Но было и другое – страдание и смерть, унылая обреченность, призраки черного подсознания, смотрящего в ад своей и чужой души. Около этих картин я проходила содрогаясь.

И вдруг я остановилась, словно наткнувшись на невидимую стену, и обомлела. Картина была ужасной. На первый взгляд ничего особенного: грозовое небо, одинокий холм, контуры города на горизонте. Но в красках, в композиции было что-то такое, от чего вмиг заледенела спина и пот выступил на лбу. Я присмотрелась. В правом верхнем углу картины ворочалось нечто живое. Конечно, это было не физическое движение, но в грозовой туче жил кто-то очень злой, опасный и ждал свою жертву. Наверное, его я не заинтересовала, потому что быстро среагировала на возможную агрессию и защитилась.

В следующее мгновение к картине подошла тоненькая девушка лет семнадцати с лицом художницы. Таких много в художественных училищах и институтах. Они как бы примеривают на себя и свои способности работы мастеров – ив Третьяковке, и в современной галерее. Девушка внимательно смотрела в правый верхний угол, словно загипнотизированная. Я видела внутренним зрением, как девушка покрывалась призрачной дымкой и часть дымки сдвигалась к картине. Девушка бледнела на глазах, ее начинало тошнить, я видела это по судорожным движениям горла. Внешне это напоминало сосудистый криз с очень низким давлением. Это были доли минуты, но мне они показались вечностью.

Пришла пора вмешаться, я узнала все, что хотела. Картина забирала силы. Я мысленно прочла Символ Веры. Нечто в облаке заметалось и спряталось, кажется даже с шипением. Девушка отшатнулась, будто очнулась от столетнего сна, и медленно, не озираясь по сторонам, пошла к выходу.

Я осталась рядом с картиной, не зная, что делать. И тут мое внимание привлек высокий худой парень лет тридцати, стоящий несколько поодаль и так же, как и я, не сводящий взгляда с грозовой тучи. Глаза его не оставляли сомнений – он все понял. Парень был забавного вида: драные джинсы, потертый свитер, длинные нечесаные волосы и кустистая жиденькая бородка. Так мог выглядеть хиппи в 70-х годах. Но я-то вижу прежде всего внутреннее содержание, поэтому смело подошла к нему. Дальше последовал такой диалог.

– Привет, – сказала я и добавила со значением: – Нехорошая картина.

Это была почти цитата из Булгакова о нехорошей квартире № 50. Парень

наконец оторвался от картины и понял меня:

– Очень нехорошая. Надо что-то делать.

– Что предлагаешь? – уже по-свойски уточнила я.

– Купить ее надо и сжечь. Это только хорошие рукописи не горят, – продолжил он булгаковскую тему.

«Конечно, купить!» – возликовала я. За этими переживаниями я совсем забыла, что в этой галерее почти все можно купить.

Парень нырнул рукой в огромный карман, достал портмоне и вытрусил из него несколько мятых сто долларовых банкнот. Я посчитала свои деньги, и мы пошли к администратору. Картина нам обошлась впритык. Далее парень представился:

– Артем. Куда поедем жечь? Не в урне же перед домом?

Я тоже представилась и предложила поехать на дачу к моим друзьям, расположенную совсем недалеко от Москвы. Мы сошли на нужной станции и пошли через маленький лесок к поселку. На пути мы увидели много золы – следы большого костра. Рядом лежало толстое бревно. Тут мы и расположились.

Артем достал из своего бездонного кармана перочинный нож, снял раму и попытался аккуратно освободить полотно от подрамника. У него это не получилось, холст пришлось надрезать. Кажется, прошли часы, пока куски рамы, подрамника и полотно были сложены и подожжены зажигалкой.

Артем сел на бревно, а я стала рядом и начала читать молитвы: «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся…», Символ Веры, псалмы и все, что знала наизусть. Артем слушал не шевелясь и, кажется, не дыша. Я чувствовала, что он мне вторит. А в огне происходила вакханалия. Пламя то поднималось до небес, то почти тухло. Искры закручивались в немыслимые спирали. Стоял оглушительный треск. Потом я увидела, что горит рама и подрамник, а холст остается почти нетронутым. Я достала из сумки иконку Казанской Божьей матери, которая всегда со мной, и стала на колени.

И тогда картина запищала. Однажды я слышала, как пищала крыса, попавшая в огонь. Было очень похоже. Холст начал скручиваться, он был совершенно живым. Боль ударила меня по глазам и медленно сдавила горло огненной рукой. Я продолжала читать молитвы беззвучно. И вдруг все кончилось. От картины остался обугленный кусок в форме закрученного пальца с длинным когтем. Я поднялась на дрожащих ногах, палкой шевельнула пепел, и палец рассыпался.

Артем был в шоке. Он что-то говорил нечленораздельное. Я села рядом с ним. Постепенно он успокоился, и мы поговорили. Артем рассказал мне всю свою жизнь. Он восемь лет был наркоманом, лечился. Это было кошмарное время, он чуть не умер. Но вылечился. Чтобы вылечиться от наркомании, даже если тебя очень хорошо лечат, нужен незаурядный характер, это я понимаю. Он пошел по пути веры и не ошибся. И тогда он увидел беса, собственного, комфортно живущего в нем, наглого,с налетом респектабельности, который целенаправленно убивал его. И было сражение, достойное сравнения с маленьким апокалипсисом,///£>/, который иногда происходит в наших душах, когда мы умираем, пресыщенные грехом, и возрождаемся вновь, для новой жизни.Артем победил своего беса, но на всю жизнь сохранил чувствительность к миру, наполненному борьбой добра со злом за человеческие души.

– Что было в картине? – устало спросил он.

– Думаю, картина была так же одержима, как и некоторые люди, вероятно, это проблема автора.

– Мерзость какая… Ты думаешь, человеку под силу сотворить такое, даже одержимому?

– Опасный талант. Либо Бог, либо дьявол водит рукой художника. В данном случае все ясно.

– Семя зла, – задумчиво произнес Артем. – Это не прорастет, а сколько их, других…

Мы долго говорили о жизни и смерти. Я рассказывала свои истории, Артем – свои. Мы, конечно, не дошли до поселка, а вернулись к вечеру в город. Пошел дождь, он смыл все следы. Осталась боль, глубоко внутри, как от пережитой скорби.

Я видела недавно другую картину, которую так просто не купить. От нее болеют люди. Остается молиться.

Месть

Ко мне на прием пришел отец с дочкой. Девочка – студентка восемнадцати лет. Фигура балерины, высокая, ухоженная, длинные каштановые волосы и забавные зеленовато-карие большие глаза. Красивая девочка.

Отец расстроен и подавлен. Передаю вкратце его рассказ: «Моя Оля до последнего года была очень здоровым ребенком. Болезней серьезнее ветрянки у нее не было. С детства я занимался с ней спортом, закаливанием. Она ходила на гимнастику и хореографию. А в этом году она три раза лежала в больнице, причем с разными болезнями – обострением хронического гастродуоденита (позже обнаружили язву луковицы 12-перстной кишки), эндометритом и эрозией шейки матки, эпилептическим синдромом. Ребенок тает на глазах, ничего не может есть, внизу живота постоянные боли, слабость, временами потери сознания. Придется, очевидно, брать академотпуск. Лечились как могли. Проявилась аллергия на множество лекарств. А часть лекарств, направленная на лечение одной болезни, вызывала обострение другой».

Я посмотрела медицинскую документацию. Мне показалась неубедительной аргументация улучшения состояния в выписном эпикризе. Сразу подумалось, что толку от лекарств было мало. Значит, проблема в другом.

Я взяла Олю за руку и почувствовала внутри нее щемящую гулкую пустоту.Редко у живого человека я ощущала это. В реанимации, безусловно, такое встречается. Но вот так просто, на амбулаторном приеме, причем у человека, не производящего впечатление умирающего…

Я отправила Олиного отца в коридор. А сама внешне неторопливо, но внутренне лихорадочно спеша, начала с Олей разговор.

– Оленька, скажите, пожалуйста, ватин неприятности последнего времени касаются только здоровья?

Она настраивается, собирается с мыслями и наконец очень медленно выговаривает:

– Нет, еще я поссорилась со своим парнем.

– Как его зовут? Как долго вы встречались?

– Его зовут Павел. Мы встречались год. Он на два года старше меня, учится в политехническом.

– Вы любите его?

– Сложно сказать… Наверное, да.

– Вы очень расстроены этим разрывом?

– Да… Нам было хорошо вместе. Но сейчас я ничего не хочу. Я очень устала. Я понимаю, что больна. У меня нет никаких сил, в том числе на эмоции.

– В чем это выражается?

Оля умолкает. Только сидит очень прямо, взгляд спокойный и безразличный.

– Оля, что вам снится?

Она вздрагивает от неожиданности и отвечает.

– Разное. В основном, кошмары – склепы, подземелья, лабиринты. Бывает, снятся покойники, в том числе умершие родственники…

Спустя время спрашивает сама:

– Вы считаете, я умру?

Я улыбаюсь:

– Конечно. Лет через семьдесят и то если не будете придерживаться диеты.

Оля тоже слегка улыбнулась, а я продолжаю наступать:

– А что, вот так просто приходят мысли о смерти?

– Да.

– Это длится давно?

– Давно. Тогда еще я встречалась с Павлом.

– Это появилось внезапно или медленно нарастало?

– Внезапно.

– Сначала появились кошмары в снах, потом болезни?

– Да… (Очень удивленно)

– Оленька, понимаете, я иначе оцениваю человека, чем обычные врачи. Ваше заболевание связано с психофизиологией. У меня к вам необычная просьба. Мне нужно встретиться с Павлом и задать ему несколько вопросов. Мне нужно проверить одно предположение. И еще один вопрос. Вы не беременели от него? Сделали аборт? Нет, конечно.

– Хорошо. Возьмите мой номер телефона. Пусть Павел мне позвонит. Это очень срочно.

Оля вышла. Ее отцу я сказала, что случай очень сложный и мне требуется время, чтобы подумать.

На следующий день пришел Павел. Он был растерян и удивлен. Симпатичное лицо, атлетическая фигура, одет со вкусом. Можно себе представить, сколько девушек по нему сохло.

– Павел, мне очень нужно знать некоторые подробности ваших взаимоотношений с Олей. Вы потом поймете ход моих рассуждений. А пока я задам вам несколько вопросов. Вы любите Олю?

– Да.

– Ради нее вы отказались от другой девушки?

– Да.

– Та девушка делала аборт?

Да… Но как вы догадались?

– Есть некоторые профессиональные приемы. Как ее зовут?

– Наташа. Мы встречались с ней полгода. А потом появилась Оля.

– Почему вы разошлись? Ведь не только из-за Оли?

– Нет, конечно. Наташа чересчур сильная для меня. В смысле характера. Мне не хотелось быть под пятой.

– Она сознательно забеременела?

– Да, а потом испугалась. Мне же говорила, что поставила спираль, и мы не предохранялись. Я узнал только потом.

– Опишите ее внешне. Темноволосая, темноглазая, очень ярко одевается?

– Да.

– Похожа на цыганку?

– Она и есть цыганка, наполовину.

– Павел, она видела когда-нибудь Олю?

– Да, так получилось, что в марте мы попали в одну компанию.

– Она знала накануне, что вы там будете?

– Не знаю, может быть.

– У Наташи есть сейчас парень?

– Да. Она не промах. У нее все очень быстро получается.

– Павел, я хочу сказать вам одну вещь. Понимаете, если бы она очень хотела, чтобы вы с ней остались, она бы смогла этого добиться. Временно, конечно. Но быть брошенной… Ее самолюбие не способно было с этим смириться. И она начала мстить.

– Как?

– Павел, вы еще слишком молоды, чтобы пачкать свою голову этой грязью. В арсенале ведьмы очень много методов. Все они построены на особенностях психофизиологии человека. Согласитесь, что для вас это не абсолютно новая информация. Вы догадывались?

– Наверное. Я не знал этого. Вернее, не хотел так думать. Я думал, это предрассудки. Но было нечто странное. Стыдно в этом признаться, но я ее немного боялся.Даже в постели она была агрессивна. Любила меня унизить. Старалась всегда первой проявлять инициативу, хотя я совсем не импотент… Она часто предсказывала, по мелочам, конечно, разные вещи: билет на экзамене, дату рождения, кому какая вещь принадлежит. Однажды был такой эпизод. Она очень хотела познакомиться с моими родителями. Так сказать, войти в семью. Мы определили день, а тут отцу выпала командировка. Тогда Наталья говорит: «Он туда не поедет». И действительно, заболел его начальник, и они не поехали. Теперь не знаю, совпадение ли это или ее злая воля.

– Паша, вы виделись с ней после разрыва отношений?

– Несколько раз. Я не разорвал отношения резко. Сначала эти отношения охладились, а потом я просто от нее прятался. Не подходил к телефону, не бывал у общих знакомых. Я понимаю, что у меня не хватило характера. А поговорили по-настоящему мы с ней только через два месяца после начала близости с Олей.

– Почему сейчас у вас с Олей проблемы?

–  Ну, во-первых, она сама начала отдаляться, замыкаться, избегать близости, молчать и плакать. Во-вторых, что-то изменилось во мне.

– Павел, вы стали по-другому Олю ощущать?

– Я не могу вам описать это.

– Хорошо. Наводящие вопросы. Она перестала вас возбуждать?

– Да…

– Это произошло еще до того, как она сама начала от вас отдаляться?

– Не помню. Да, наверное.

– Павел, это абсолютно точно. Все укладывается в один диагноз. А это один из симптомов. Скажите, чего вы боитесь в жизни?

– В детстве очень боялся темноты, лет до семи. Потом меня испугала огромная жаба в подвале. Я полез за вареньем и случайно схватил ее руками. У меня на всю жизнь осталось чувство отвращения, брезгливости и страха это снова испытать. Еще я боялся стоматологов. Это прошло. Когда-то я боялся физической боли, любой. Но потом я пошел в секцию борьбы и надеюсь, что вытравил этот страх.

– Но самое яркое, образное чувство – это жаба?

– Да.

– Наташа знала об этом?

– Не помню, кажется, рассказывал.

Тут я замечаю, что у Павла просто дрожат руки. Я пытаюсь его успокоить. Чувствую, что он очень близок к истерике. В конце концов он успокаивается, и мы продолжаем.

– Павел, подумайте, не спешите: в последнее время не проскакивало ли у вас при контакте с Олей ощущение чего-то скользкого и холодного?

– Вы имеете в виду что-то похожее на жабу? До такой степени, конечно, нет. Но ощущение ледышки было.

– Павел, у меня к вам очень ответственное поручение. Вы верите в Бога?

– Да. Но в церковь практически не хожу.

–  Вы с Олей стали жертвами черной магии. Вам с ней необходимо поездить на специальные молебны, отчитки, в монастырь. Эти молебны читаются с целью изгнания злых духов, освобождения от последствий магических действий. Вам необходимо пройти исповедь и причастие. Но это не как лекарство: вылечился – и забыл. Когда весь этот кошмар закончится, вы сможете нормально жить, если всегда будете с Богом. У вас просто не получится иначе, все будет расползаться по швам. Но загадывать рано. Вы должны с Олей пройти этот путь. Ей нужен рядом сильный мужчина. Возможно, ей будет очень плохо. Кто-то должен дать ей воды, вынести ее.

Павел настолько поражен, что не задал никаких вопросов. Я подробно рассказала и законспектировала все, что Павлу нужно сделать. Мы расстались с ним на некоторое время.

Следующий контакт был через две недели. Павел вбежал ко мне в кабинет, красный, мокрый, и с порога почти закричал:

– Она чуть не умерла!

Я попыталась успокоить его:

– Оля не могла умереть. Господь бы не допустил этого.

– Мы съездили четыре раза на молебен без всякого толка. А на пятый раз она внезапно повисла у меня на руке, вцепилась в меня и пробормотала: «Мне плохо». Ее вырвало прямо в церкви. А потом за порогом еще несколько раз. Но я заставил ее опять вернуться в храм. Домой я Олю еле довез. Она лежала в постели вся бледная и холодная, а потом у нее поднялась температура. Людмила Ивановна, Олина мама, запаниковала, хотела вызвать скорую. Но я оказался настойчивее. Я понимал, что толку не будет. Я дал Людмиле Ивановне молитвослов, а сам держал Олю за руку. Потом я почувствовал, как Олю трусит озноб, сначала мелкий, а потом крупный. Потом ее еще раз вырвало. И она уснула. Сегодня утром мы опять поехали на молебен. И все повторилось. Что делать?

– Павел, все идет очень хорошо. Это еще далеко не конец. Необходимо еще несколько дней. Вы заказали своим семьям литургию и сорокоуст? А панихиду Олиным умершим родственникам?

– Да.

– А о здравии Наталье?

– Да.

–  Наталье нужно обязательно желать добра. Если отвечать злом на зло, тогда зло в мире будет приумножаться. Глупые люди мстят и думают о мести. Господь сам разберется, кто прав, а кто виноват. Бывает, что Господь даст одному человеку оружие и власть, чтобы покарать другого. Но это ни в коей мере не имеет никакого отношения к тайной мести с помощью черной магии. Тем более в проблемах сердечных привязанностей. Если Наташа вам позвонит, поговорите с ней очень спокойно, а в конце пожелайте, например, «пусть Бог тебя хранит».

Эта история закончилась благополучно. После двенадцати молебнов Оля смогла без неприятных ощущений находиться в церкви. Духовная медицина дала толчок физическому излечению.Беспорядок в ее организме закончился. Постепенно все физиологические параметры пришли в норму. На те лекарства, которые вызывали у нее раньше аллергию, она стала реагировать нормально. Поэтому все, что не излечивалось за месяцы, излечилось за недели минимумом вмешательств.

Ольга и Павел поженились. Их повенчал отец Софроний в старинной церкви. Через год у них родился сын Никита, четырехкилограммовый карапуз. Он мой крестник.

Сейчас я вспоминаю, насколько тяжелой была ситуация. Ведь речь шла о психоэнергетическом поражении четвертой степени (в народе – порча на смерть). Я поставила этот диагноз, едва прикоснувшись к Олиной руке. И для нее был всего один путь исцеления – через церковь, иначе она бы погибла. Основные симптомы этого состояния – парализованная воля, аномальная реактивность на лекарства, безразличие к жизни, ожидание смерти. Подсознание предупреждает об опасности в снах.

Образ мага, совершившего это преступление, встал передо мной очень ярко. Я обратила внимание, что Олины болезни являются отражением потенциальных и реальных болезней мага. Особенно показательны в этом смысле гинекологические заболевания как последствие неблагополучного аборта. Кстати, Наталья уехала из города практически сразу, с Павлом она больше никогда не виделась. Не думаю, что она счастлива и здорова, потому что наказуемы эти злодеяния. Человек, продавший душу дьяволу, не может быть свободен ни на миг. Но все же я вспоминаю эту историю с удовольствием. Восемнадцатилетняя девушка и двадцатилетний парень проявили себя очень сильными, целеустремленными, взрослыми людьми. Моя задача состояла лишь в том, чтобы указать им нужное направление, а они пошли туда без колебаний, уверенно и свободно, и Господь им помог.

Дом на пригорке

Это обычный, стандартный по планировке и обшарпанный снаружи, девятиэтажный дом на три подъезда. Занимаясь двухлетним мальчиком с церебральным параличом, я бывала в этом доме дважды в неделю на протяжении трех месяцев. Малышу становилось лучше, он лучше ходил, начал говорить, хотя некоторые изменения в мозге оказались необратимы. За время лечения у него осталось только тридцать процентов симптомов. Но даже на волне успеха, ведь для ДЦП – это отличный результат, что-то меня сильно беспокоило уже на пути к этому дому. А во время лечения ребенка мне приходилось преодолевать несколько препятствий.

Чтобы понять ситуацию, я начала задавать вопросы родителям ребенка, в особенности бабушке, а потом и соседям. Выяснилось следующее. Слишком многих людей в этом доме преследуют несчастья. Одних детей с грубыми врожденными аномалиями – шесть на сто восемь квартир. Трое детей погибли в родах. За три года в доме произошло одиннадцать насильственных смертей, восемь самоубийств (из них шесть – среди молодежи). В двадцати квартирах живут парализованные люди, и только пять из них – старики. Много раковых больных. А на одной лестничной площадке во всех четырех квартирах жили онкобольные.

Родственник одного из больных даже привез экспертную группу для изучения помещений на предмет радиации, других излучений и токсических веществ. Ничего.

Тогда пошли косяком специалисты по биолокации. Крутили рамочки, какие-то приборы. Говорили: флуктуация, геопатогенная зона.

Некоторые жители начали съезжать. Во многих семьях приняли решение: если беременеет женщина – сразу уезжать и не возвращаться, пока не родит. Тема «проклятого места» обсуждалась так и этак давно. Одни предполагали, что когда-то на этом месте было кладбище. Другие искали естественные причины. Третьи говорили о колдовстве, но даже их смелая фантазия не могла породить представление о том, что можно магическим способом отравить жизнь сразу сотням людей.

Мое расследование дошло до выяснения того, что даже тридцать лет назад, когда только строился дом, уже были проблемы. Тогда двое рабочих погибли на строительстве. А дом пришлось доделывать, когда перед самой сдачей рухнул лестничный пролет. Несколько лет были проблемы с водой: выше седьмого этажа вода практически не поступала. А электричество до сих пор не в порядке: то целые подъезды без света, то такое высокое напряжение, что лампочки разрывает.

А еще мне рассказали случай. Как-то в соседнем подъезде хозяева двух квартир пригласили священника освятить жилье. Так батюшка прямо около подъезда ногу сломал – на ровном месте, ни дождя, ни гололеда не было. Но несколько квартир в доме все же были освящены.

Я познакомилась с двумя семьями, которых несчастья дома никак не коснулись. Нормальная жизнь, без нелепых смертей, нормальные хлопоты, нормальные болезни без необъяснимых странностей. А потом я поняла, что в любой аномальности есть элемент нормы, а в любой норме – элемент аномальности. Это значит, что даже в жестко неблагополучной среде всегда есть шанс позитивного развития человека. С одной стороны, в трудностях закаляется воля (не говоря уже об иммунитете), а с другой стороны, если плохо для всех, это не означает плохо для каждого. Даже если на целый народ посылается кара небесная, то некоторые люди все равно выживут и спасутся. Предпосылки могут быть общими, а жизнь и смерть каждого глубоко индивидуальны.

В одной из благополучных семей брат прадеда был монахом. Это подтвердило мне, что богоугодный предок может защищать свой род до четвертого колена (в данном случае) и по его молитвам потомки спасаются в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях, не подозревая того. Историю другой семьи я не рассматривала глубоко. Там родители с одной стороны – сироты, а вообще вся семья – пахари редкие, труженики. Так что, почему и как Господь хранит – только Господь и знает.

А меня волновала проблема – почему допускаются несчастья у всех остальных? И почему я попала в этот дом и чем могу помочь? Что-то послужило толчком, и это предстояло узнать. Я не поверила, что такая энергетическая флуктуация (или аномалия) могла образоваться естественным, геофизическим путем. Природа не создает таких грубых катаклизмов без явных физикохимических факторов, в каком бы то ни было излучении или веществе это должно проявиться. Если этого нет, значит, фактор лежит в области психологии (психоэнергетики).

Тогда я изрисовала несколько листов цифрами, графиками, таблицами, в которые внесла всю полученную информацию. И аналитически пришла к выводу, что само существование этого дома было кому-то костью в горле.

А потом внутренним зрением я увидела маленькую коренастую женщину, лицом похожую на обезьянку, повязанную платком по-крестьянски, которая подняла на меня глаза и взглянула так, что я испугалась и потом долго не могла унять сердцебиение. Почему? За что?

Очень удивительно, но я нашла человека, который ответил мне на этот вопрос. Нашлась среди жильцов дома некая баба Аня, лет под восемьдесят, крепкая, басовитая, суровая. Она раньше жила в частном секторе, на месте которого нынче стоит дом, магазин, автостоянка и школа. Она и рассказала, как добровольно-принудительным образом жителей поселка выселяли. Все ворчали. От земли на этажи уходить охотников мало было. А старики и вовсе заскучали.

Но была одна баба Валя. Ох и стерва была, прости Господи. «Черноротая» – так ее звали. Скандал без всякого повода – милое дело. Соседей стравить, мужа с женой развести – без проблем. А если уж что похвалит или внимание окажет, держись. Мужику одному сливу похвалила, так в нее при первой же грозе молния ударила. А внуку соседки яблоко дала с ранней яблони – так ребенок в горячке три дня лежал. А похороны если – в первых рядах. Так баба Валя во время расселения говорила примерно так: «Ох и отольются наши слезоньки. Кровавыми слезами умоются кто на моей земле что свое поставит». Я спросила бабу Аню, жива ли Валентина. Та ответила, что нет. Но сила у бабки была, да еще какая злая. Но все равно, не мог человек так напакостить. Не человек то был – демон. Одержание жесточайшее. Опять же без попущения свыше ничего бы не случилось. Как испытание – свободный от греха спасется, несвободный – нет.

Нужно было видеть, как мы разговаривали с бабой Аней. Она заикалась и бледнела. А я дрожала мелкой дрожью, и очень тянуло на зевоту. Причем были явные признаки нехватки кислорода в организме: перед глазами плавали пятна, я задыхалась. Одно это убедило меня, что мы на верном пути.

И тогда все известные мне обитатели дома, а было их больше тридцати человек, пошли заказывать панихиду, и литургию, и сорокоуст за упокой рабе Божьей Валентине. Само собой не забывали своей семье о здравии заказывать, а умершим родственникам – заупокойные молебны. Итак, в одно время в разных церквах города о покойной Валентине началась молитва. Одновременно люди шли на исповедь и причастие.

Боже, как это Нечто, незримо присутствовавшее в доме, лютовало первые три-четыре дня! Скорая помощь не отъезжала – то одному плохо, то другому. В основном, страдали хроники – сердечники, язвенники, инсультники, но, хвала Всевышнему, никто не умер. Обварился кипятком один ребенок, получила травму женщина, самотужки делавшая ремонт. Но практически у всех были жалобы на бессонницу, недомогание, слабость. Было много пищевых отравлений. Отмечу, что эти дни у астрологов и метеорологов считались благополучными.

А в праздник Воздвижения Креста Господнего, это был шестой день после начала молебнов, жители проснулись в половине третьего ночи от содрогания всего дома. Было похоже на землетрясение. Зазвенели стекла. Было такое впечатление, что дом дал усадку. Разбилось несколько стекол на седьмом этаже, причем рамы не были повреждены. Многие были напуганы и выбежали на улицу. Потом все было спокойно, и жители вернулись домой. Никто так до сих пор и не знает, что это было. Но несколько человек потом рассказывали, что слышали, будто надрывно выла собака.

Я не могу сказать, что весь дом сразу стал счастливо и радостно жить, что все выздоровели, парализованные пошли, а слепые прозрели. Этого не произошло. Но изменилось что-то неуловимое в атмосфере дома. По состоянию десяти пациентов в этом доме я видела, что больные стали лучше реагировать на лечение – и на лекарства, и на натуропатию, и на физиотерапию. Алкоголики выходили из запоев. Стало спокойнее, умиротвореннее. Бабушки на лавочке не ругались, а, мирно переговариваясь, вязали. Дети не хватали с яростью игрушки друг у друга и играли все вместе на площадке. Я понимала, что магия, заложенная в фундамент дома, уходит в прошлое.

Но нечто, ушедшее из дома, возвращалось в отдельные квартиры к тем, кто, не веруя в Бога, отказался от пересмотра своих взаимоотношений с церковью. И дело не в отношении к моим советам, а в той закрытости человека перед Богом, которая препятствует осознанию и восприятию истинной духовной сущности.

В последующий месяц в одной из квартир произошел пожар. Получили травмы двое жителей. Разошлись две, ранее внешне благополучные, пары. Одна активная бабушка, словоохотливая и вездесущая, знающая всё и всех, говорила: «Семьи четыре здорово бесятся. Дети неуправляемые, мужики или в запое, или под другой юбкой. Жены психованные. В Бога не верят, а мира хотят».

Но в целом, я надеюсь, что спустя десяток лет не будет такого количества всяческих аномалий на территории дома, и он не будет так разительно отличаться от себе подобных по числу несчастий на один квадратный метр.

Уже шесть лет я общаюсь с обитателями дома, и пока в своих выводах не усомнилась.

Я не смогла подробно описать события этой истории. У меня была сильная потребность как можно быстрее написать, чтобы не погружаться по уши в отвратительные ощущения демонических наваждений. Я не писала, что за все время работы с обитателями дома мне довелось промучиться от собственных больших и малых психофизиологических проблем. Если рассказывать о видениях, преследовавших меня полгода, то лучше сразу ставить диагноз: шизофрения. Кошмары во сне и наяву очень мешали работать и жить. Но мою психику, закаленную в боях с магией, расщепить очень сложно. Я за все время своей практики не сошла с ума именно потому, что умею четко различать реальный и нереальный мир. Поэтому, ежедневно молитвами борясь с кошмарами, я чувствовала, что демон очень хочет моего отступления. Но не в моих правилах делать злому духу такие подарки. И видения, важные для анализа и принятия решения, пришли потом, когда перевес был уже на нашей стороне.

В этой истории была важна массовость явления. Мне пришлось общаться с большим количеством людей.

Особняком стоит группа людей, активно отказавшихся от общения на духовные темы. Одни из них говорили, что абсолютно не верят в Бога, другие – в церковь, третьи стали в свое время жертвами сект, парапсихологов, «целителей» и т. д. Я видела, как демоническое Нечто паразитировало на их неверии и разочаровании, как ему нравилась стена между церковью и ними. Именно эти семьи труднодостижимы для Духа, и помощь к ним, к сожалению, может прийти чересчур поздно.