Текст книги "Санта-Клаус, или Отец на Рождество"

Автор книги: Барбара Мецгер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Глава 12

Опасность. Этот мужчина просто излучал опасность. И располагал к себе, что, конечно же, делало его еще более опасным. После ленча Уэр вернулся, чтобы забрать их, на санях, как он пояснил, ради близнецов, но и его собственное лицо сияло от возбуждения. Грейс-Энн не смогла бы придумать лучшего развлечения для снежного рождественского полдня. А Пруденс могла. Она беспокоилась о том, что ее волосы будут растрепаны, а цвет лица пострадает из-за ветра. Но девушка все равно поехала, иначе ей пришлось бы сидеть дома и скучать, когда все ее друзья готовились к приему у сквайра. Кроме того, ни одна из местных красавиц не была приглашена к ее кузену герцогу, так что Пруденс поехала, но особой любезности не выказывала.

Близнецы, напротив, были в восторге, даже несмотря на то, что Герцога оставили на конюшне, «чтобы составить компанию Пози». Сани оказались большими, запряженными двумя дюжими лохматыми фермерскими лошадьми, и повсюду звенели колокольчики. Мальчики пытались не наступать мокрыми ботинками на юбки Пруденс, в самом деле, пытались.

Но даже Пруденс перестала дуться, когда вошла в Большой Холл Уэр-Холла. Конечно же, Грейс-Энн и мальчики уже видели это огромное помещение украшенным к празднику, но не таким образом.

– Я хотел, чтобы это стало сюрпризом, – проговорил Лиланд, гордо выпрямившись на том месте, где полагалось находиться лакеям в ливреях – если бы они внезапно не заболели гриппом как раз в тот момент, когда услышали, кто приедет к чаю. Сюрпризом Лиланда оказалась великолепная ель, по меньшей мере, восемнадцати футов высотой, украшенная от верхушки до самого низа горящими свечами в подставках. Когда его гости вдоволь нагляделись расширенными от изумления глазами на это чудо – а Пруденс даже захлопала в ладоши – герцог объяснил: – Это рождественское дерево. На самом деле, это немецкая традиция, называемая tannenbaum. Принцесса Каролина устраивала себе такое же, и сама идея распространилась по Лондону. Я счел эту традицию настолько очаровательной, что захотел поставить такое дерево у себя в замке.

После этих слов Пруденс хихикнула.

– У папы будет истерика! Не только языческие, но еще и ганноверские обычаи. Я ведь думала, что он упадет в обморок, когда этим утром вы упомянули Санта-Клауса.

Грейс-Энн тоже улыбнулась.

– Это чудесная традиция и это дерево просто… удивительное! Оно великолепно, кузен Лиланд, но вы уверены, что это безопасно? – Она все еще стальной хваткой держала каждого мальчика за руку.

– Конечно, это безопасно. Мильсом не потерпит, чтобы что-то неподобающее произошло в его замке. Посмотрите, в углу стоят ведра с водой. И лакей дежурит рядом с деревом каждый раз, когда зажигают свечи – хотя, черт меня возьми, если я знаю, куда он подевался сейчас. Мильсом заменит его кем-нибудь, я уверен.

– Прекрати портить нам удовольствие, Грейси.

Герцог рассмеялся и подхватил одного из мальчиков на руки.

– Уилли?

– Нет, глупый, я Лесли!

Он пожал плечами и повернулся к матери мальчиков.

– Да, Грейс, не стоит расстраивать наши планы. Сегодня Рождество, время для чудес, а не для беспокойства! Но пойдемте, тетушка Юдора ждет нас в Адамовой гостиной с чашей пунша.

– О, замечательно, – прощебетала Пруденс, что вовсе не успокоило нервы Грейс-Энн.

Гостиная в стиле Адама [21]  [21]Ро?берт А?дам – шотландский архитектор из династии палладианцев Адамов, крупнейший представитель британского классицизма XVIII века. Разработал Адамов стиль – воздушную, легкую и непринуждённую версию раннего классицизма с упором на изящный дизайн интерьеров. Оказал большое влияние на вкусы современников в отношении мебели (в частности, на Чиппендейла).


[Закрыть]располагалась в задней части замка, в современном крыле. Эта комната не имела таких же размеров, как Большой Холл, но была достаточно просторной, чтобы вместить всех прихожан из церкви Уэрфилда. Вместо этого здесь находились только старая леди и еще одно рождественское дерево. Эта ель оказалась высотой всего десять или двенадцать футов и была украшена красными бантами вместо свечей.

– Вот видите, совсем не о чем беспокоиться.

Действительно, не о чем – за исключением аксминстерского ковра <sup>[22]  [22]Аксминстерский ковер – род бархатного ковра с большими вытисненными цветами.


[Закрыть]</sup> , стульев эпохи королевы Анны, столов в стиле «чиппендейл», картин голландских мастеров и старой леди.

– Не надейся, что я буду играть роль няньки, пока ты флиртуешь с застенчивой дочкой викария, племянничек.

Полагая, что это она будет объектом предполагаемого флирта и восхищенная таким предположением, Пру ответила за герцога:

– О, я вовсе не застенчивая, леди Юдора. И вам не нужно беспокоиться о детях. Грейси почти никогда не доверяет мне присматривать за ними, так что она не позволит старой мегере… то есть, сестра вовсе не ожидает, что кто-то станет следить за ее сорванцами.

Грейс-Энн не знала, куда спрятать глаза, а Лиланд замаскировал смешок кашлем. Леди Юдора несколько раз ударила тростью о пол, а затем заявила:

– По крайней мере, у этой есть хоть какой-то характер. Ты играешь, девушка?

– Играю? На пианино? Очень неважно, миледи. Грейси обычно играет, а я – пою. – Пру захлопала глазами в направлении герцога. – Мне говорили, что у меня красивый голос. – Ей говорили и о том, что она поет как ангел и выглядит божественно в свете свечей, стоящих на инструменте. – Вы хотите, чтобы я исполнила что-нибудь?

– Тьфу, – ответила тетя Юдора. – Каждая жеманная девица в Лондоне выводит рулады и барабанит по клавишам на пианино. Я имела в виду, ты играешь в карты?

У Пру вытянулось лицо. Ей и в самом деле хотелось произвести впечатление на герцога.

– Наш отец никогда бы не позволил играть в азартные игры, – напомнила Грейс-Энн старой леди, которая с отвращением заковыляла обратно к чаше с пуншем.

– Но я всегда хотела научиться! – практически прокричала Пру, чтобы Уэр не счел ее какой-нибудь сельской простушкой, которой, конечно же, она и являлась.

Юдора обернулась.

– Это другое дело. Ты подойдешь, девушка. Как, ты сказала, тебя зовут? – И она потянула Пруденс прочь – к карточному столу, установленному в противоположном конце комнаты.

Пру беспомощно обернулась назад.

– Но я думала, что его светлость…

– Мой племянничек решил поиграть в патриарха. Одного взгляда на него достаточно, чтобы вызвать разлитие желчи. Пойдем. И прихвати две чашки этого эля с пряностями.

– Только не на деньги, тетя Юдора, – крикнул им вслед Лиланд, когда Грейс-Энн прошептала: – О Боже, и вы говорили, что она жульничает.

– Что, ты боишься, что я заставлю твою сестру обворовать кружку для сбора в пользу бедных, как это делает твой скупой папаша? – Леди Юдора повернулась обратно к Пруденс. – Не беспокойся, девушка. Я сделаю ставку за тебя. Игра станет намного интереснее, если мы будем играть хотя бы на пенни, знаешь ли.

– И я смогу оставить себе то, что выиграю?

– О Боже, – снова проговорила Грейс-Энн, на этот раз громче.

Лиланд засмеялся и взял ее за руку.

– Думаю, что мисс Пруденс сможет постоять за себя. – Герцог повел ее к инкрустированному столику, где стояла чаша с пуншем. Мальчики уже нашли поднос с засахаренными фруктами, расположенный по соседству. Грейс-Энн не могла знать, сколько сладостей было на блюде, но подозревала, что прислуга Уэра не могла принести полупустой поднос. Ну что ж, сегодня Рождество.

– Тост, – произнес Лиланд, протягивая чашку с подогретым пуншем. Когда Грейс-Энн взяла ее, он налил другую и поднял ее. – За Рождество. За радость и доброжелательность.

– За мир, – добавила Грейс-Энн, делая осторожный глоток. Пунш оказался восхитительной смесью эля и специй. Она отпила еще немного. Герцог между тем предложил каждому из мальчиков попробовать пунш из его чашки. – Не думаю, что им стоит…

– Совсем немного им не повредит, просто чтобы отметить праздник. Кроме того, им нужно выходить в свет, приобретать опыт, больший чем тот, которого они смогут набраться в доме викария.

О, ну что ж, подумала Грейс-Энн, это ведь Рождество.

Лиланд повел мальчиков через комнату к украшенной елке.

– Вы знаете, я думаю, что в этом году Санта-Клаус сделал ошибку.

– Дедуля говорит, что его не существует, Колли.

– А, тогда, может быть, именно поэтому он так запутался. Видите ли, Санта-Клаус не может приносить подарки тем, кто не верит в него – таковы правила. Так что ему пришлось оставить несколько подарков здесь вместо дома викария.

– А ты веришь в Санта-Клауса, Колли?

– Что ж, мне бы этого хотелось, – ответил Лиланд, нашаривая что-то под низкими ветвями позади елки. – Но я пожелал, чтобы у меня появилась пара серых для нового фаэтона – и посмотрите, что Санта-Клаус принес мне вместо них. – Он вытащил из-под елки две одинаковых деревянных лошадки-качалки с настоящими гривами, кожаной сбруей и стеклянными глазами. Мальчики прыгнули в седла, кричали «Иго-го» и «Тпру!» и раскачивались до тех пор, пока Грейс-Энн не начала нервно кусать нижнюю губу.

– Это самый чудесный из всех сюрпризов, кузен. Но вы вполне уверены, что…

– Что они не смогут везти мой фаэтон? Вне всякого сомнения. – Герцог стряхнул с плеча еловые иголки, а затем повел ее к близлежащему дивану, откуда она могла наблюдать за проделками мальчиков. – Вы должны научиться успокаиваться. С ними будет все в порядке, я обещаю. Вы не сможете завернуть их в вату, знаете ли, и ожидать, что они вырастут достойными мужчинами.

Грейс-Энн беспокоилась не столько о близнецах, сколько о ковре.

– Конечно же, я не мог привезти этих лошадок с собой в двухместном экипаже сегодня утром, так что я прикажу кому-нибудь отвезти их в дом викария в фургоне, как только улучшится погода. Мой слуга удостоверится, что их перенесут в детскую так, чтобы они не попались на глаза викарию.

Отлично, тогда ей придется беспокоиться только о том, что лошадки-качалки протрут дыры в деревянном полу и провалятся к отцу в спальню. Грейс-Энн глотнула еще немного пунша. Лиланд оказался прав – сегодня вовсе не стоит ни о чем беспокоиться. Она рассматривала Уэра, пока тот наблюдал за тем, как Уилли слез с качалки и спросил Леса, не хочет ли тот немного покататься на другой лошадке. Увидев нежную привязанность, отразившуюся в улыбке герцога, она проговорила:

– Вы стали бы замечательным отцом.

Лиланд выпрямился, и – она готова была поклясться – выпятил грудь. Словно Грейс-Энн отметила его доблесть лентами или высекла надпись на камне.

– В самом деле, вы так думаете?

– Да, конечно – если когда-нибудь научитесь различать своих детей.

– Это нечестно, Грейси – вы уже три года провели с этими мальчишками, похожими как две горошины из одного стручка! Кроме того, у меня есть идеальное решение, вот здесь. – Он вытащил из кармана небольшую коробочку и позвал мальчиков, когда показалось, что они устали от деревянных лошадок. – Вот, мальчики, последний подарок в этот самый особенный день.

Лес забрался к герцогу на колени, а Уилли прислонился к его ноге, чтобы лучше видеть.

– Это подарок для девочек, Колли, – заявил он, когда коробочка была открыта.

– Вовсе нет. Видите, у меня есть кольцо и булавка для галстука. Я подумывал о том, чтобы изготовить для вас кольца с печаткой, но ваши пальчики так быстро растут, что я остановится вот на этом. Посмотрите, вот здесь ваши инициалы – «Л» для Лесли, «У» – для Уилли. Это булавки для ваших шейных платков, точно такие же, как у меня.

– Глупый, мы не носим шейных платков. Мы же еще мальчики!

– Да, но у ваших пальто есть отвороты, а на рубашках – воротнички. Бутоньерки – это стильно.

– Что такое «бутон нерки»?

– А что значит «стылно»?

– Это означает, что все модные джентльмены носят булавки в своих петлицах.

– Особенно те, кто не знает собственного имени, – смеясь, заявила их мать. – Возможно, вы даже создадите новую моду для джентльменов, которые имеют тенденцию напиваться до потери сознания: маленькие булавки с выгравированными на них адресами, чтобы констебль мог отослать их домой в наемном экипаже. – Она снова захихикала.

Герцог, прищурив глаза, посмотрел на Грейс-Энн, затем передвинул чашку с пуншем вне пределов ее досягаемости.

– Хватит с вас и этого, моя дорогая, или именно вам потребуется помощь, чтобы найти дорогу домой. Лес, Уилли, держите, и вы не только будете первоклассно выглядеть, но и никто больше не сможет вас перепутать.

– Но мы никогда не путаемся.

– И мама тоже не путается.

– Но бедный старый глупый кузен Лиланд путает вас, так неужели вы не хотите помочь ему? – После того, как мальчики кивнули, Уэр взял булавку с буквой «У» и потянулся к мальчику, сидящему у него на коленях. Грейс-Энн деликатно кашлянула. Герцог сменил направление и нагнулся к мальчику, стоящему у его ноги. Когда Лиланд прикрепил обе булавки к их воротничкам, он выпрямился с удовлетворенной улыбкой. – Вот так. А теперь почему бы вам еще несколько минут не покататься на лошадках, перед тем, как придет Мильсом и заберет вас пить чай?

– На самом деле они должны вздремнуть, – забеспокоилась Грейс-Энн.

– В Рождество? Ерунда, они смогут поспать в любой другой день.

Пока взрослые спорили, уровень пунша в чашке Грейс-Энн стремительно понижался. К тому времени, когда прибыл Мильсом, оба мальчика сладко спали под рождественской елкой. Уэр отослал дворецкого, чтобы тот принес чай для взрослых – за исключением тети Юдоры, которая тоже уснула, положив голову на карточный стол. Пру бродила по комнате, восхищаясь мебелью и убранством, а затем присоединилась к Грейс-Энн и герцогу, когда два лакея и дворецкий внесли чайный сервиз.

Как только все было расставлено к удовлетворению Мильсома, он щелкнул пальцами лакеям и кивнул на спящих детей. Маленькие мальчики, растянувшиеся на ковре его светлости, не соответствовали достоинству Мильсома. Близнецов унесли из гостиной точно так же, как груду грязной посуды.

После изящно сервированного чая взрослые переместились к пианино в углу комнаты, оказавшимся самым прекрасным инструментом, на которого когда-либо играла Грейс-Энн. Пруденс оправилась от утреннего недомогания и пела замечательно, направляя голос и томный взгляд в сторону герцога. Грейс-Энн присоединялась к ней, когда исполняла некоторые старые рождественские гимны, и даже Уэр подпевал время от времени. У него и в самом деле не было слуха, но, извинившись перед ними, герцог, тем не менее, весело проводил время. Затем Пру в одиночку спела несколько гэльских рождественских песенок. Грейс-Энн не хотела знать, где и когда сестра выучила их – только не сегодня.

Они перестали петь, когда мальчики вбежали в комнату, они снова были переполнены энергией. Мильсом поклонился.

Лиланд сказал Грейс-Энн:

– Видите, никакого шума, никакой тревоги.

– Вижу. Благодарю вас, Мильсом.

Мильсом поклонился.

– Рад услужить, мадам. Ваша светлость, управляющий говорит, что дверь в винный погреб можно будет починить уже завтра.

Его драгоценный винный погреб? Где хранятся бутылки, оставшиеся еще со времен его отца?

Ее малюток уложили спать в сыром, мрачном погребе под замком?

Пруденс устала от того, что ее игнорируют.

– Знаете, кузен Лиланд, вы так чудесно все украсили к праздникам, что я не понимаю, как вы могли забыть про омелу. – Мильсом фыркнул и с поклоном удалился, тогда как Пруденс приняла изящную позу рядом с камином. – Я помогала Люси Макстон делать украшения из омелы для дома сквайра и считаю, что это одна из самых чудесных рождественских традиций, вы согласны?

– О, конечно же! – Герцог подхватил обоих мальчиков – по одному под каждую руку – и понес их к Пруденс, которая, конечно же, стояла под букетиком омелы, украшенным лентами и ягодами. – Лес, Уилли, вот вам урок, который джентльмен должен выучить на заре жизни: нужно срывать поцелуи при каждом удобном случае! – И он поднял близнецов вверх, чтобы они могли поцеловать щеку Пруденс, которую та неохотно подставила. Сам Уэр легко коснулся губами ее лба, словно запоздало вспомнив об этом, перед тем, как нагнуться, чтобы опустить близнецов вниз. – А теперь, почему бы вам не попытаться привести сюда свою маму, Уилли, гм, Лесли? – Он напрасно искал булавки с инициалами. – Черт побери? Вы уже потеряли их?

– Мы воткнули их в лошадок, Колли.

– Чтобы они не перепутались в фургоне!

Лиланд вздохнул.

– Смышленые ребята. А сейчас, почему бы вам не стать еще умнее и не привести вашу маму под омелу?

Близнецы захихикали, Пруденс рассердилась, а Грейс-Энн проговорила:

– Пойдемте, мальчики, нам пора домой.

Дворецкий сразу же оказался у двери, раздавая гостям верхнюю одежду.

– Проклятие, Мильсом, сейчас не время демонстрировать, насколько ты расторопен, черт побери!

– Да, ваша светлость. Ваши варежки, мастер Уэлсли.

Лиланд подождал, но никто не поправил дворецкого.

– Удачная догадка. В любом случае, шансы пятьдесят на пятьдесят.

Мильсом фыркнул.

Грейс-Энн практически мурлыкала от удовольствия, когда они ехали на санях домой.

– Думаю, что это самое чудесное Рождество, которое я только видела, несомненно, самое лучшее из тех, что были у мальчиков. Рождественская пьеса, их первый снег, рождественская елка и катание на санях, лошадки-качалки и щенок.

– И салфетка для пера.

Она рассмеялась.

– Это то, из чего сделаны мечты, воспоминание, которое они будут хранить всю жизнь. Я знаю, что я буду помнить об этом всю жизнь. Спасибо вам за то, что вы сделали Рождество таким волшебным.

Ее теплые слова почти заменили тот неосуществленный поцелуй под омелой, сказал себе Лиланд. Почти. Но при этом Грейс-Энн сказала, что это было ее самое лучшее Рождество – не то, которое было у нее в детстве, не то, что она провела с Тони. Это Рождество стало одним из самых чудесных и для Уэра тоже. Он провел свое детство не в строгом религиозном доме, как Грейс-Энн, но его родители были холодными и отстраненными, а учителя и слуги – всего лишь вежливыми. Он не помнил, чтобы когда-либо испытывал такую радость ребенком – и никогда не имел удовольствия создавать такую радость для других. До недавнего времени его Рождество сводилось к скучным загородным приемам, бессодержательному флирту, бесконечным однообразным празднествам в Лондоне.

Но сегодня, когда его семья была с ним – или самое близкое, что Лиланд имел вместо нее – его дом переполнил детский смех, и да, сегодняшний день оказался волшебным. Почти достаточно для того, чтобы заставить герцога пожелать, чтобы… нет, этого никогда не произойдет. А пока он будет радоваться этому практически идеальному дню. В конце концов, только одного мальчика вырвало по пути домой. На Пруденс.

Глава 13

Рождественское веселье продолжалось. На второй день Рождества, когда все арендаторы и слуги пришли, чтобы выпить за здоровье своего лорда и в ответ принять его благословение и щедрые дары, Лиланд пожелал, чтобы его кузены были в Уэр-Холде. Герцог посчитал, что для мальчиков важно встретиться с теми, кто зависит от семьи Уоррингтон. Грейс-Энн считала, что это глупо, учитывая, что у мальчиков нет особенных шансов унаследовать его титул, но, как заметил герцог, это тоже было частью их наследства, не важно, станут ли они в перспективе землевладельцами или нет. Каждый человек от титулованного джентльмена до мелкого фермера должен знать источник своего дохода, уважать его и заботиться о нем. Вот чему должен быть посвящен этот день.

Уважая источник своегодохода, Грейс-Энн согласилась, хотя и нервничала по поводу приема, который ей могут оказать арендаторы герцога – и их жены. Так что она оделась с особой тщательностью и заняла место рядом с герцогом и его тетей в Большом зале, вздрагивая, несмотря на тепло от двух огромных каминов. Мильсом вручил ей бокал с хересом.

Как только начали появляться гости, Грейс-Энн поняла, что ей нечего бояться. Большинство из этих людей она знала всю свою жизнь. Они вовсе не собирались дурно думать о ней из-за того, что она расположилась рядом с герцогом; наоборот, многие из них считал, что Грейс-Энн и мальчикам давно пора занять свое законное место. Ни одна женщина не сделала ей презрительного замечания, ни один мужчина не бросил на нее похотливого взгляда – за исключением его светлости, после того, как тот слишком много раз поднял свой бокал. После десятого или двенадцатого тоста фермеров Грейс-Энн и Мильсом начали наполнять бокал Лиланда пуншем для детей, а не крепким горячим элем.

Мальчики замечательно проводили время, помогая раздавать подарки, играя в снегу с детьми арендаторов. Их представляли всем и каждому и все восхищались ими. Старожилы уверяли Грейс-Энн, что близнецы как две капли воды походили на его светлость, когда тот был мальчишкой, и при этом редкостным дьяволенком. Уэру они говорили, что славно снова видеть детей в старой крепости, наблюдать за тем, как новое поколение Уоррингтонов бегает взад-вперед по древним залам. Преемственность, вот как назвал это один старый фермер, так что они выпили за преемственность, и Уэр был вполне доволен собой. Уборная перестала работать как надо, а мяч Уилли куда-то пропал, самого герцога на утро ожидает жуткая головная боль, но все-таки у его рода имеется преемственность. К тому же, врач сообщил, что тетушка Юдора полностью поправится.

На неделе, которая последовала за днем подарков, Лиланд часто наносил визиты в дом викария. Один раз он отправился кататься на санках с близнецами, пока не растаял снег, затем проследил, чтобы были доставлены лошадки-качалки, а потом давал советы насчет тренировки Герцога-щенка. Он принес ошейник и поводок, которые смастерил его конюх, фрукты из оранжерей Уэр-Холда, коробку с игрушками, оставшихся со времен его детства. Когда Грейс-Энн запротестовала, заявив, что герцог должен сохранить такие сокровища для собственного сына, тот ответил, что поскольку этого сына еще нет и в проекте, то близнецы с таким же успехом могут наслаждаться этими игрушками вместо того, чтобы позволить им покрываться плесенью в пустой детской. Кроме того, она сможет отослать коробку назад, когда Уэр будет близок к появлению сына; Уилли и Лес к тому времени давно уже перерастут такие детские забавы, как игры с оловянными солдатиками. Судя по тому, сколько часов его светлость провел на полу вместе с близнецами, создавая миниатюрные баталии, Грейс-Энн сомневалась, что хоть один мальчик когда-либо перерастет подобное развлечение.

Герцог был неизменно заботлив, и она тщательно избегала оставаться с ним наедине.

Грейс-Энн отказалась от приглашения на еще один прием в доме сквайра в новогоднюю ночь, из-за того, что находилась в трауре, и не могла не предполагать, что именно поэтому Лиланд в это время решил навестить своих друзей в Оксфорде. Пруденс сообщила, что он уже принял приглашение, а затем отказался, из-за чего миссис Макстон была все себя. Пру снова надулась, потому что ей тоже нельзя было идти на вечеринку: на этот раз викарий заявил, что она еще слишком молода, ее матушка слишком слаба, чтобы сопровождать ее, а от неизвестных гостей можно набраться дурного влияния. Всю неделю Пру практически не выходила из своей комнаты, заявляя, что она нездорова, и это стало для Грейс-Энн почти таким же облегчением, как и отъезд Лиланда. Капризность Пру раздражала; доброта и предупредительность Лиланда казались слишком соблазнительными. Вот тебе и дурное влияние!

Грейс-Энн всегда ненавидела новогодний вечер. Ей не нравилась фальшивая, вызванная спиртными напитками радость на шумных празднествах в посольстве в Португалии, и она привыкла со страхом ожидать канун Нового года, который викарий праздновал с молитвой и созерцанием. Грейс-Энн всегда чувствовала себя так, словно застряла на мели в доме священника, в то время как жизнь проносится мимо, напоминая о том, что она теряет. Новогодний вечер заставлял ее ощущать одиночество. В этом году все было намного лучше. Ей больше не надо было беспокоиться о будущем сыновей; теперь она с надеждой могла мечтать об этом будущем.

Лес мог бы стать солдатом, как и его отец. Конечно же, он будет служить в кавалерии. Он станет храбрым и дерзким, готовым на все. Грейс-Энн прямо сейчас нужно начать молиться о том, чтобы война закончилась. А Уилли мог бы выбрать юриспруденцию. У него больше терпения, чем у Леса, ему понравятся книги и спокойные занятия. Вероятно, духовенство даже не стоило рассматривать: после жизни в этом доме кто угодно перестанет верить в Бога. Может быть, оба мальчика смогут заняться торговлей, отплыть в неизведанные земли, чтобы заработать состояние. Нет, она не сможет этого вынести. Лиланд сказал бы, что она желает привязать детей к своему переднику, но Грейс-Энн хватало проблем с уроками верховой езды, которые должны были начаться весной; она не сможет вынести еще и отъезда сыновей. Вот в чем была проблема новогоднего вечера, который она провела в одиночестве.

Затем пришла Двенадцатая ночь, когда три неприкаянных короля из деревни совершали обход, раздавая детям пенни. А потом пришлось снять украшения, чтобы они не принесли несчастье в придачу к гневу викария. Итак, Рождество окончилось, волшебство сменилось меланхолией.

Герцог уезжал. Конечно. Ему предстояло жить блестящей жизнью в Лондоне, посещать балы, а не играть в пикет с тетушкой. Там у него был театр, а не кузнец, мясник и брат хозяина гостиницы, вырядившиеся волхвами. Пирожки с омарами вместо подкрашенного снега; чистопородные лошади вместо блестящих деревянных качалок; в качестве компании – денди, аристократы и франты, а не маленькие дети. И леди, равные герцогу по положению.

Грейс-Энн убеждала себя: хорошо, что Уэр уезжает. Мальчики начали привыкать к нему и его экстравагантному образу жизни. Он баловал близнецов. Учитывая их собственные доходы, они смогут наслаждаться комфортной жизнью, но ведь они же не дети набоба. И гораздо лучше, если герцог уедет сейчас, до того, как они стали слишком зависимы от него.

Грейс-Энн знала, что она сама находится в большой опасности слишком сильно полагаться на компанию Лиланда, наслаждаясь интеллектуальной беседой и разделяя с ним радость, доставляемую детям. Сейчас у нее было содержание. В первый раз в своей жизни она могла быть независимой, сама делать выбор, касающийся ее жизни и жизни сыновей – после того, как Уэр уедет. Было слишком легко позволить ему решить, что мальчики достаточно большие, чтобы ездить на пони, но слишком малы для наставника. Что кататься на коньках для них слишком опасно, а вот скатываться с холма безсанок – нет. Все это должна решать она, но Лиланд улыбнулся, поддразнил ее и заставил ослабить пресловутые завязки передника.

Грейс-Энн будет скучать по нему, теперь уже слишком сильно. Она боялась, что чем дольше Уэр остается здесь, тем больше ей будет не хватать его, когда герцог уедет. И вот он уезжает. Гораздо лучше, что это происходит сейчас, до того, как он сумел забрать с собой часть ее сердца.

– Что, вдова заставила тебя примчаться обратно в Лондон посреди зимы, послав куда подальше, из-за того, что ты пытался заявить права на одного из ее детей? Говорил же тебе, что это была безмозглая идея.

– Нет, Кроу, ты говорил мне, что это отличная идея, что она будет ужасно рада расстаться с одним из неудобств. – Оба мужчины сидели в «Уайтс», клуб был заполнен меньше чем на четверть. Кросби Фэншоу был в своем обычном павлиньем оперении, а Лиланд надел намного более мрачный костюм. Его настроение прекрасно сочеталось с одеждой. Грейс-Энн не вполне послала его куда подальше, совсем нет. Скорее, это было что-то вроде щекотки, пощипывания, едва слышного призыва сирены. Уэру нужно было покинуть Уорик, если он хотел остаться джентльменом. Но его это вовсе не радовало.

Фэншоу полировал свой монокль.

– Что ж, даже в самом лучшем случае, нам никогда не понять женщин. К примеру, моя сестра постоянно пытается всучить своих сорванцов матушке. Так что я предложил, чтобы она отослала самого противного из них, среднего мальчика, служить во флот. Гардемарином, если хочешь знать. Они берут их совсем маленькими. Сделали бы мужчину из этого юного дикаря. Я поймал этого негодника, когда он пытался привязать свою сестру к стулу с помощью моих четырех лучших шейных платков. Заявил, что они играют в Жанну Д’Арк. В самом деле, это мои самые лучшие шейные платки! Как бы то ни было, моя сестрица начала визжать, детки завыли, а брат прочитал мне лекцию о семейных чувствах, после чего я начал паковать вещи. – Он пожал подбитыми ватой плечами. – Холостяцкая квартира намного лучше, чем все это, даже если в городе не так много людей, кто может составить компанию. Кроме того, портные не так заняты. – Кроу поднял бокал. – И все же я рад, что ты вернулся.

Герцог уставился в свой бокал с коньяком, медленно покачивая янтарную жидкость. Уэр-Хаус нельзя было назвать холостяцкой квартирой, но этот особняк определенно казался тихим, пустым и мрачным после Уэр-Холда. Никаких украшений, ни визитов соседей, ни детского смеха, ни…

Нет, это всего лишь уныние после праздников, сказал себе Лиланд, вот почему он не в духе. Он преодолеет эту хандру, как только найдет себе развлечение.

– Так как же она выглядит, вдова Тони? Неказистая? Или красотка? – захотел узнать Кросби.

Лиланд не отрывал глаз от коньяка.

– Нет, после того, как вдова надела более приличную одежду, неказистой ее нельзя было назвать. Но и не ошеломляющая красотка – это относится к ее сестре. Вот она – бриллиант чистой воды.

Кроу встрепенулся.

– Ага, ты завел с ней небольшую интрижку?

– Что, с тетей моих подопечных? Кроме того, этой девице всего семнадцать, она просто ребенок.

– Но ведь именно ты говорил, что считается вовсе не возраст, а опыт.

– Да, но эта вертушка хороша собой и слишком хорошо знает это. Собственно, это все, что она знает. Весь ум достался Грейс-Энн, гм, миссис Уоррингтон.

– Итак, в конце концов, вдова оказалась не таким уж и страшилищем? – Кросби отказывался поверить, что его друг провел почти месяц в провинции и не затеял флирт с какой-нибудь прелестницей.

Лиланд улыбнулся, но не другу, а своим воспоминаниям. Когда он увидел Грейс-Энн в рождественское утро, с той вуалью на белокурых волосах, поющей в хоре, а затем – на второй день Рождества, когда та держала детей, чтобы они могли помахать отъезжающим арендаторам, Уэр подумал, что она красивее любой когда-либо нарисованной Мадонны. Даже во время катания на санках, когда ее волосы растрепались, нос покраснел и щеки разрумянились, Грейс-Энн выглядела так очаровательно, что герцог готов был прямо там же завалить ее на снег, если бы не дети и не все еще здравствующее уважение к ее защитным методам. Ни у одной лондонской Несравненной не было этой живости, этого яркого тепла, которое светилось в глазах Грейс и делало ее исключительной. Городские красавицы, несмотря на их красоту, выглядели по сравнению с ней такими же безжизненными, как портреты в рамах.

– Нет, миссис Уоррингтон вовсе не страшилище, – наконец ответил Лиланд. – В действительности, она очень привлекательная женщина. Ты сам говорил, что Тони обладал хорошим вкусом. У вдовы обычные симпатичные светлые волосы, красивые голубые глаза. – Симпатичные, словно летний солнечный свет, красивые, словно лазурные тропические моря.