Текст книги "В поисках любви. Ищу любовь"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Не говоря больше ни слова, она удрученно забралась в коляску.

– Право же, я бы не возражала, если бы мы и вовсе не доехали до Парижа, – мрачно сказала Марина.

– Нельзя так говорить, мисс. Я буду чувствовать себя виноватой, если с вами что-то случится.

– Значит, ты будешь единственной, кому не все равно. Совершенно очевидно, что папа не разделяет твоего беспокойства.

– Не принимайте близко к сердцу, мисс. Я вот рада, что он позволил мне ехать с вами, а ведь странно, что он это сделал, вы так не думаете?

Марина немного подумала и вынуждена была согласиться. После отъезда Элен на Харли-стрит останется только миссис Бейнс и судомойки, а ведь в обязанности Элен входили не только заботы о юной госпоже.

...Очень скоро они уже проносились мимо зеленых полей и сонных селений. Марина смотрела в окно, не замечая красоты окружающего пейзажа. Она была слишком погружена в свои мысли.

«Я так одинока, – думала девушка. – И единственный человек, которому я могу теперь довериться, – это служанка. Я знаю, что не должна быть с Элен столь откровенной, но кто еще у меня остался, если папа отослал меня из дому?»

Она подумала о Генриетте, а потом об Альберте. «Как глупо было с моей стороны вообразить когда-то, будто я люблю его. Генриетта права. Его интересуют исключительно лошади и собственная персона».

– Ах, мисс, вы меня убьете, – внезапно раздался голос Элен. – Я забыла передать вам вот это.

Служанка держала в руке письмо. Марина взяла его и посмотрела на почерк.

– Странно, написано незнакомой рукой, – пробормотала она, вертя в руках письмо. – Почтальон принес его сегодня утром?

– Да, мисс.

– Это не может быть от Альберта. Он ни за что не взялся бы за перо и бумагу.

– Так откройте его. Оно не укусит, – взволнованно посоветовала Элен.

Сломав печать на конверте, Марина открыла письмо. Быстро пробежав его глазами, она вздохнула и смяла бумагу.

– Оно от человека, с которым я едва знакома и видела всего однажды, – сказала Марина тоном, говорящим об утрате всякого интереса к письму. – Оно ничего не значит.

На глазах у Элен Марина смяла письмо в шарик и рассеянно уронила в саквояж.

Мысли девушки перенеслись в тот день, когда она впервые встретилась с сэром Питером Бейли.

Письмо было от него.

«Как самонадеянно, – сказала себе Марина, – приглашать меня на суаре, когда мы едва обменялись приветствиями».

Она вспомнила бурную реакцию Генриетты, когда сэр Питер и Альберт ушли.

«Заметила, как он на тебя смотрел?» – сказала она тогда.

«Генриетта такая романтичная глупышка, – подумала Марина, – она всегда видит интригу, где ее нет и в помине».

С каждым оборотом колес экипажа Марина чувствовала, как старая жизнь остается за спиной. Мысли о похоронах матери уже не причиняли боли, а чувства, которые она когда-то питала к Альберту, растаяли.

«Я должна как можно лучше справиться с тем, что ждет меня впереди, – решила Марина, чувствуя, что ей этого хочется назло отцу. – Мама не хотела бы видеть меня такой несчастной».

* * *

К тому времени, как экипаж с грохотом въехал в порт Дувра, на улице начало темнеть. Вокруг толпились люди и коляски: кто-то нес багаж, кто-то вел за руку маленьких детей, но все очень спешили куда-то попасть.

– Боже мой, столько людей! – воскликнула Элен. – Похуже, чем на площади Пиккадилли.

– Это один из самых оживленных портов страны, – без всякого интереса ответила Марина. – Все эти люди отправляются навстречу приключениям, и мы скоро начнем собственное.

В этот момент экипаж остановился перед приземистым коричневым зданием, в котором, по предположению Марины, находилась билетная касса.

– Элен, пожалуйста, пойди узнай, где нам садиться на паром, – попросила Марина, потягиваясь после долгой дороги.

Элен поднялась довольно неуверенно: она была уже немолодой женщиной.

– Конечно, мисс. Ждите здесь, а я туда и назад.

Марина следила из экипажа за спиной Элен, пока та проталкивалась сквозь толпу. Снаружи послышалось фырканье лошадей.

«Они, должно быть, устали, – подумала Марина, которая и сама немного утомилась. – Надеюсь, кучер останется на ночь в Дувре и позволит им отдохнуть».

Марина была очень мягкосердечной, особенно когда речь шла о животных. Она любила прогулки верхом и самих лошадей и ненавидела, когда с ними дурно обращались.

Вскоре Элен вернулась.

– Нам нужно на пароход «Святая Мария», – пропыхтела она, забираясь обратно в экипаж. – Наш багаж погрузят, как только мы взойдем на борт.

– Спасибо, Элен, – ответила Марина, отметив в себе непонятное отсутствие эмоций.

Экипаж дернулся и покатился по направлению к причалу. Едва они остановились, как толпа носильщиков окружила их, чтобы разгрузить вещи.

– Пойдемте, мисс, нас проведут в салон, – позвала Элен. – Человек за конторкой сказал, что у нас первый класс.

Хотя предстоящее путешествие было не настолько долгим, чтобы требовалась каюта, Элен позаботилась, чтобы ее госпожу окружал привычный комфорт. Сама она была в восторге от путешествия первым классом, потому что раньше с ней никогда так не церемонились. Марина настояла, чтобы Элен никуда от нее не отлучалась, хотя не было принято, чтобы слуги путешествовали вместе со своими нанимателями.

– Я буду присматривать за вами и заботиться, чтобы вам не приходилось давать отпор нежелательным ухажерам, – хлопотала Элен, пока стюард вел их в салон.

– О чем ты говоришь? – спросила Марина, которая меньше всего думала о том, чтобы беседовать с незнакомыми мужчинами.

– Говорят, что эти французские джентльмены очень настойчивы, когда ухаживают за незамужними леди, – с озабоченным видом сказала Элен.

– Сомневаюсь, что этим рейсом плывет много французских джентльменов, и, кроме того, это слишком короткое путешествие, чтобы они успели чересчур мне досадить.

– О, я не была бы настолько уверенной, – отозвалась Элен. – Вы такая красивая молодая леди, что наверняка привлечете внимание.

Девушка покраснела. Хотя мама всегда говорила, что она вырастет весьма привлекательной женщиной, Марина думала, что все матери придерживаются подобного мнения о своих отпрысках, это совершенно естественно.

Марина не была излишне скромной, ибо понимала, что отражение, которое она каждое утро видит в зеркале, миловидно, и что Альберт всегда смотрел на нее с огоньком в глазах, однако она никак не осмелилась бы назвать себя красавицей.

Девушка искренне радовалась, что Элен отправили с ней в качестве компаньонки. А если бы папа назначил ей в спутницы какую-нибудь пожилую родственницу, начисто лишенную чувства юмора? Марина поежилась при мысли об этом.

Несколько минут спустя она уже гуляла по палубе, изо всех сил пытаясь удержать на голове свою шляпку.

– Боже мой, какой ветер! – воскликнула она, кутаясь, чтобы согреться.

– Это, наверное, весенний прилив, мисс, – предположила Элен, шагая чуть позади девушки.

– Прошу прощения, могу я предложить вам тихий уголок, где можно укрыться от ветра?

Марина и Элен подняли взгляд и увидели прямо перед собой высокого джентльмена с ярко-рыжими волосами. Судя по выговору, он был шотландцем.

– Спасибо, но нам и так неплохо, – отрезала Элен, наградив мужчину взглядом, говорившим: «Держись подальше!»

– Ты прямо, как львица с львятами, – смеясь, заметила Марина, когда Элен потащила ее обратно в салон.

– А эти джентльмены, как по мне, слишком навязчивы, – рассерженно ответила Элен. – Одному Господу известно, каковы будут французы, если английские джентльмены так себя ведут, едва покинут родину.

– Этот джентльмен был шотландцем, Элен.

– Да все они одинаковые! Шотландцы, англичане, и, не приведи Господь, если встретим ирландца! Они и на ирландской-то земле хороши...

Марина с Элен смеялись, возвращаясь в радушное тепло салона.

– Как бы там ни было, во Франции флиртовать с привлекательными женщинами для мужчин так же естественно, как дышать, – добавила Марина. – Мама всегда говорила, что французы самая романтичная нация в мире.

– У вас еще будет предостаточно времени для подобных мыслей, – сурово предостерегла Элен. – А сейчас и без того забот хватает.

– Не волнуйся, Элен, у меня нет желания заводить какие-либо знакомства. Ты забыла, что я в трауре и пробуду в нем еще значительное время. Учитывая это, никакой джентльмен не станет докучать мне ухаживаниями.

– Если эти французы такие любители романтики, как вы говорите, мисс, то я не думаю, что небольшая помеха заставит их отступить.

Было уже довольно поздно, когда паром прибыл в Кале. Как только они сошли на берег, Марину захлестнуло разнообразие картин и звуков. Она уже проезжала через Кале с родителями, но в тот раз они прибыли в порт днем.

– Все выглядит таким незнакомым, – заметила девушка, когда носильщик вел их к поезду.

– Уверена, носильщик знает, куда мы идем, – ответила Элен. – Он очень хорошо говорит по-английски.

– А мой французский так слаб. Мне просто стыдно.

– Ну вот, мисс, это ваше отделение. Ваш папа купил мне билет третьего класса, поэтому я должна вас оставить, – вдруг объявила Элен, когда они достигли комфортабельного вагона парижского поезда.

– Ах, Элен! Ты не можешь оставить меня одну, – взмолилась Марина, внезапно почувствовав себя совершенно заброшенной. Она испугалась, что будет вынуждена провести долгий путь, отмахиваясь от ухаживаний незнакомых французов.

Однако едва Марина успела произнести эти слова, как некая пожилая леди весьма почтенного вида протиснулась мимо Элен и заняла место напротив.

– Добрый вечер, – произнесла она тоном благовоспитанной леди. – Надеюсь, вы не возражаете, если я разделю с вами это отделение?

– Конечно, нет, – с радостью ответила Марина.

– В таком случае, мисс, я прощаюсь с вами до Парижа, – улыбаясь, сказала Элен. – Я вижу, вы будете в совершенной безопасности с этой леди.

– Я герцогиня Уолсворт, – добавила пожилая женщина. – Моя спутница, мисс Брум, вскоре присоединится к нам. Она сейчас договаривается с носильщиком, чтобы мою собаку определили в вагон караульной службы.

– У вас есть собака, ваша светлость? – оживилась Марина. – Я очень люблю животных: у нас дома живет гладкошерстный охотничий пес. Кстати, меня зовут Марина Фуллертон.

– Приятно познакомиться, мисс Фуллертон. Да, у меня чудесный мастифф по кличке Мармадюк. Он огромный, но очень дружелюбный.

– И любит путешествовать?

– Ах, оставлять его дома для меня просто невыносимо, – ответила герцогиня, приходя в ужас при одной только мысли об этом. – Куда я, туда и он. Мы направляемся на юг Франции, но прежде остановимся на несколько дней в Париже.

– Я еду в Париж, – сказала Марина. – Остановлюсь у друзей на неопределенный срок.

– Фуллертон, Фуллертон... – задумчиво произнесла герцогиня. – Ваш отец – бизнесмен сэр Генри Фуллертон?

– Да, а вы разве с ним знакомы?

– Мой покойный муж его знал. Кажется, ваша мать недавно умерла? Примите мои соболезнования.

– Спасибо. Да, мама умерла в прошлом месяце.

– А отец не едет с вами в Париж?

– Нет, он предпочитает оставаться в Лондоне, – вздохнула Марина, понурив голову от стыда. – Это было страшным потрясением для всех нас.

– Да, для вас это должно быть ужасно. Молодые девушки нуждаются в матери.

Марина почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы. Забота попутчицы глубоко тронула ее.

– Ах, я расстроила вас, – сказала герцогиня. – Давайте поговорим о чем-нибудь другом, у нас с вами наверняка много общих друзей.

Марина была благодарна, что собеседница сменила тему. Ей не хотелось говорить о маме.

– Пожалуй, да. Вы знаете мою лучшую подругу, леди Генриетту де Астуж?

– Кажется, я знаю некоего лорда Альберта де Астужа. Он ее брат?

– Да, так и есть. Откуда вы его знаете?

– Он приятельствует с одним моим очень близким другом. Возможно, вы его знаете. Его зовут сэр Питер Бейли.

При упоминании этого имени Марина застенчиво кивнула и покраснела. Ей вдруг стало стыдно, что она так небрежно отмахнулась от письма сэра Питера, более того, никак не могла вспомнить, куда его дела.

Девушку накрыла волна угрызений совести.

«Ах, если бы я сохранила письмо, то могла хотя бы ответить ему из Франции, – подумала Марина, – а теперь он решит, что я невежлива».

– Он ваш друг?

– Нет, я только однажды видела его у Генриетты.

– Он настоящий джентльмен и очень хорош собой, – продолжала герцогиня, совершенно не замечая смущения Марины. – Он навещает меня не реже двух раз в неделю, чтобы сводить куда-нибудь на чай или на прогулку по Гайд-парку. Я всегда говорю, чтобы он не тратил времени на такую старую леди, как я, а нашел себе славную молодую женщину, однако он очень настойчив. Такой очаровательный молодой джентльмен и такой интересный...

Герцогиня смолкла, погрузившись в свои мысли.

Марине стало жаль, что она не уделила сэру Питеру больше внимания.

Если герцогиня считает его замечательным человеком, почему она, Марина, от него отмахнулась? Девушка поклялась себе, что попытается найти письмо, как только доберется до Парижа.

«Но, боюсь, что обронила его на пол экипажа», – подумала она, а герцогиня принялась монотонно перебирать людей, которых знала. Проскакивали знакомые Марине имена, но девушке не удавалось вставить ни слова, ибо герцогиня была в ударе.

Марина сдерживала улыбку. Похоже, у герцогини на все имелось свое мнение. Но, несмотря на болтовню попутчицы, девушка была ей рада.

Герцогиня, несомненно, оказалась действенной защитой от всякого нежелательного внимания.

Было еще очень рано. Марина всю ночь так и не сомкнула глаз. Попутчица все-таки уснула и громко храпела последние пятьдесят миль.

Марине было очень холодно: отопление, по-видимому, не работало.

Через несколько часов поезд прибудет на Северный вокзал.

«Очень надеюсь, что Соланжи прислали экипаж», – размышляла она, зевая и потягиваясь.

* * *

В половине седьмого проводник принес чай. Герцогиня проснулась и тут же заговорила.

– Вы просто обязаны навестить меня, когда я в следующий раз буду в Париже, – сказала она в перерыве между глотками чая. – Если вы будете здесь в мае, то очень порадуете меня визитом.

– Спасибо, я так и сделаю, – ответила Марина, подумав, что к тому времени может соскучиться по обществу англичан.

– Я вернусь пятого, пробуду в Париже несколько недель, а потом опять поеду на юг, – продолжила герцогиня. – Когда в августе приезжают туристы, я возвращаюсь в Лондон до сентября.

– Мисс Марина!

Девушка подняла взгляд и увидела в дверях Элен, бодрую, с сияющими глазами.

– Это Элен, моя камеристка, – представила ее Марина.

– Вы готовы идти, мисс?

– Думаю, да, Элен. До свидания, ваша светлость.

– Au revoir, мисс Фуллертон... Это будет au revoir[3]?

– Конечно, – ответила Марина, пожимая ей руку.

– Кто она? – спросила Элен, когда они отошли на достаточное расстояние.

– Герцогиня Уолсворт, и она дала мне свой парижский адрес.

– Это вам пригодится, мисс.

– Возможно. Теперь ты расскажешь, отчего выглядишь такой счастливой в этот ранний час?

Элен хихикнула, а потом покраснела.

– Я чудесно провела время, болтая с одним симпатичным матросом, – призналась она. – Он был такой милый, такой джентльмен: одолжил мне свою куртку, потому что я замерзла, и угостил кофе из своей фляжки.

– Но, Элен, ты не любишь кофе!

– Теперь люблю, мисс.

Марина улыбнулась. Они пробирались по коридору к выходу. На платформе уже ждал носильщик с их багажом на тележке.

– Где Соланжи обещали нас встретить? – спросила Элен.

– У ворот, кажется, – ответила Марина. – Очень надеюсь, что они там будут. Сейчас немного рановато, но папа уверял, они очень настаивали, чтобы лично меня встретить, а не посылать слугу.

Носильщик энергично толкал тележку по платформе, и Марине с Элен пришлось перейти на быстрый шаг, чтобы не отстать от него. Он плохо говорил по-английски.

– У вас есть мелочь, чтобы дать ему на чай? – шепнула Элен.

– Что-нибудь найду в кошельке, – отозвалась Марина, опуская руку в саквояж.

Девушка дала носильщику полфранка, и тот поблагодарил на ломаном английском.

Марина напрягала зрение, силясь разглядеть, не ждет ли у ворот кто-нибудь, похожий по описанию на Соланжей, но увидела только нескольких кучеров и какого-то одинокого джентльмена в стороне от них.

– Нужно оставаться на месте, – посоветовала Элен, – они скоро появятся.

Про себя Марина подумала, что Соланжи могли просто забыть о ее приезде, но для Элен этих опасений не озвучила.

Пятнадцать минут спустя большинство ожидавших разошлись, оставив одиноких Марину и Элен на произвол судьбы. К ним никто не подходил, и, поскольку час был ранний, мало кого можно было заметить поблизости.

– Хорошенькое дело, – сказала Элен; минуты ожидания продолжали сменять одна другую. – Пойти поискать носильщика или кого-то, кого можно расспросить?

– Но я очень смутно помню, как они выглядят, – ответила Марина. – Прошло столько времени с тех пор, как я последний раз видела их, а Моника и вовсе была ребенком. Она примерно моего возраста, но я уверена, что раз я сама очень сильно изменилась с тех пор, Моника тоже будет совершенно другой.

– Но нельзя же сидеть здесь вечно!

– Может быть, ты пройдешься по вокзалу и поищешь их, Элен? Это должна быть пожилая пара чуть старше папы и молодая девушка приблизительно моих лет.

– Хорошо, мисс, – со вздохом согласилась Элен.

Она не знала, как справится без знания языка в чужой стране.

Оставив Марину сидеть на одном из чемоданов, Элен поспешила прочь.

Долгие минуты сменяли одна другую, и Марина почувствовала, что начинает нервничать.

«А что, если они не поехали за нами или вообще забыли? – думала девушка, до боли в глазах всматриваясь в прохожих. – Одна-одинешенька в Париже... Что мы будем делать, и куда я пойду, если они забыли обо мне?»

Марина готова была впасть в отчаяние, но тут увидела перо шляпки Элен, мелькнувшее над головами людей.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Марина в напряженном ожидании следила за приближением Элен. Девушка силилась разглядеть, нет ли с ней Соланжей, но, увы! за Элен шел всего лишь работник вокзала.

– Мисс Марина, – запыхавшись, сказала Элен, подходя к госпоже, – я не могла найти никого, кто говорил бы по-английски, а этот парень немного понимает и, кажется, хочет нам помочь.

– Вы perdu?[4] – запинаясь, спросил он.

– Нет, нет, – ответила Марина, замотав головой, – мы потеряли наших друзей.

Француз остановил на ней непонимающий взгляд.

– Боже правый, как жаль, что я не уделяла большего внимания урокам! Папа был прав, у меня плохо с французским, – вздохнула Марина.

– Вы помните, как будет «друзья», мисс?

– Amis[5]!– воскликнула Марина, внезапно вспомнив. – Nous avons perdus amis[6].

Хотя фраза получилась далекой от грамматического совершенства, француз, по-видимому, ее понял и закивал.

– Ah, bien! Je comprends. Vous ne savezpas ou ils sont?[7]

Элен в смятении взглянула на Марину.

– Вы понимаете, что он говорит?

– Думаю, да.

Отвечая Элен, Марина вдруг краем глаза заметила молодую девушку с длинными черными волосами, которая как будто искала кого-то. За ней стояла элегантно одетая пожилая пара.

Когда взгляд девушки остановился на Марине и Элен, ее лицо просветлело от облегчения. Она пошла к ним, и Марина узнала ее.

– Моника! – позвала она, вскакивая с чемодана.

– Ах, Марина! Прости, что мы опоздали. У нашего экипажа сломалось колесо, когда мы только выехали из дома, и нам пришлось его – как вы говорите? – чинить.

Девушка пылко обняла Марину. Она была миниатюрной и элегантной, а тяжелые волны ее черных волос свободно струились по плечам. Марина была удивлена, поскольку считала французских девушек стойкими приверженками всего изысканного и замысловатого, и вот тебе на – Моника носит прическу ingénue[8]!

Моника почти идеально говорила по-английски, ее выдавал лишь очаровательный легкий акцент. Глаза девушки сияли, как черный янтарь. Марина сочла ее сейчас гораздо более привлекательной, чем когда та была ребенком.

– Я так рада видеть тебя снова, Моника, – ответила Марина. – Я боялась, что вы не приедете.

– Bonjour[9], мадемуазель Фуллертон.

Теперь уже месье и мадам Соланж подошли к Марине и расцеловали ее в обе щеки. Девушка была слегка ошеломлена, поскольку давно не была во Франции и позабыла местный этикет.

– Должен извиниться за наше опоздание, – коротко поклонился месье Соланж. – Моника, наверное, уже рассказала вам о нашем злоключении.

– Да-да, – отозвалась Марина, – но я просто рада, что вы здесь. Боюсь, я не слишком хорошо говорю по-французски, и нам было бы трудно найти общий язык с местными жителями.

– О, вы скоро научитесь нашему языку, – вступила в разговор мадам Соланж.

Марина чувствовала благоговейную робость перед этой женщиной. Она наверняка была необыкновенной красавицей в молодые годы, и даже теперь ее осанка была величественной.

– Очень надеюсь, – сказала Марина.

В это время вернулся работник вокзала, и месье Соланж объяснил ему, что об английской леди теперь позаботятся.

– Вы, должно быть, проголодались, – сказала Моника, беря Марину под руку, – а у нас не было времени позавтракать перед отъездом, поэтому я уверена, что слуги приготовят что-нибудь к нашему возвращению.

– Звучит чудесно, – ответила Марина, с нетерпением предвкушая свой французский завтрак. Она помнила, как во время последнего визита в Париж ела восхитительные пирожные и густое, жирное масло. А еще пила кофе. Совсем не так, как в Лондоне.

Вскоре они уже сидели в экипаже, направляясь в район Опера, где жили Соланжи. Марина хорошо помнила элегантные пропорции белого каменного фасада их дома.

Девушка надеялась, что Элен не слишком холодно сидеть на козлах вместе с кучером. Внутри экипажа не хватило места, да и Соланжи всегда неукоснительно следовали этикету. Как бы непринужденно они себя ни вели, слуги не ездили в одной коляске со своими господами.

– Так жаль было узнать о твоей маме, – сказала Моника, пока они ехали по людным улицам.

– Да, это было ужасным потрясением, – пробормотала Марина.

– Но она, конечно, хотела бы, чтобы ты продолжала жить собственной жизнью; возможно, нам удастся убедить тебя снять траур. В Париже мало кто из молодых девушек носит такие vêtements[10]. Мы не считаем, что нужно делать себя несчастными ради умерших. Жизнь дана для того, чтобы жить.

Марина с ужасом на нее посмотрела: она помнила слова Альберта, что французы не из тех, кто долго предается унынию, но была обескуражена откровенной манерой Моники говорить то, что думаешь.

– О, я вижу, что обидела тебя, – опомнилась Моника. – Должна попросить прощения, но мы, французы, смотрим на траур иначе, чем англичане.

– Ничего страшного, – ответила Марина, – но тем не менее я продолжу носить черное, пока не истечет положенный срок траура.

– Не обращайте на Монику внимания, – вмешался месье Соланж, – у нее в голове одни только красивые наряды, а потому она не представляет, как можно без них обходиться. Мы не станем навязывать вам свои взгляды, Марина. Ваш отец – мой хороший друг, и я знаю, что вам обоим сейчас тяжело.

Марина отвела взгляд.

«Он ничего не сказал о том, что отец меня прогнал, – подумала девушка. – Очевидно, папа не сообщил Соланжам истинной причины, почему выпроводил меня в Париж».

Настроение Марины внезапно ухудшилось, и она потеряла интерес к беседе.

«Жаль, что со мной нет Элен, – подумала девушка, – она бы поняла. Я чувствую, что совсем одинока. Соланжи милые люди, но я не уверена, что приму их уклад жизни».

Ее мысли прервала остановка экипажа перед домом Соланжей. Здание выглядело изысканно. Едва они успели остановиться, как открылась парадная дверь, и навстречу им начала спускаться толпа слуг.

Молодой лакей принялся разгружать багаж, а другой помог Элен спуститься с козел. Высокий худой дворецкий с седыми волосами оттенка стали вышел поприветствовать и пригласить Марину в дом. Он шепнул что-то месье Соланжу, и тот просиял.

– Tres bon![11] – воскликнул он. – Дамы, завтрак ждет нас.

– Ты, конечно, захочешь пойти к себе в комнату перед едой? – предположила Моника, показывая одной из ожидающих горничных, чтобы та провела Марину наверх.

– Мари будет заботиться о тебе, пока ты будешь здесь.

Марина собиралась было поблагодарить девушку, но тут краем глаза заметила растерянное выражение на лице Элен.

На секунду заколебавшись, она сказала:

– Большое спасибо, но обо мне заботится Элен.

Марина видела, как расстроилась ее служанка при мысли, что не будет ухаживать за своей госпожой, пока они гостят в Париже.

– Ах, но ведь Элен твоя камеристка, не так ли? Мари будет подчиняться Элен и выполнять всю черную работу: разжигать камин, гладить одежду и тому подобное. Она также будет готовить для Элен еду. Это для тебя приемлемо?

Марине стоило только взглянуть на засиявшую Элен, чтобы понять, насколько та рада внезапному продвижению по службе. Она еще никогда никем не командовала, за исключением одной няни, когда Марина была еще совсем маленькой.

– Вполне, – улыбнулась Марина.

– О, bon[12], а теперь Мари покажет тебе твою комнату. Она не говорит по-английски, но немного понимает.

Миниатюрная светловолосая горничная сделала книксен Марине и Элен и повела их наверх. Марина благоговейно раскрывала рот при взгляде на дорогие картины, мимо которых они проходили.

Комната, в которую Мари привела Марину и Элен, была великолепна: высокие потолки, изысканная мебель, над кроватью полог с драпировками из голубого шелка на четырех столбиках.

Комната Элен, расположенная по соседству, соединялась с комнатой Марины смежной дверью. Когда начали приносить сундуки и багаж, Элен, не теряя времени, принялась раздавать указания сбитой с толку горничной, которая, по-видимому, не понимала ее ирландского акцента.

– Сюда, глупая, – прикрикнула Элен, и Мари начала складывать одежду в комод.

– Быть может, Мари постирает это платье, – предложила Марина, опасаясь, что у нее на глазах вот-вот разразится война.

Элен вручила платье девушке, которая быстро попыталась повесить его в шкаф.

– Pour laver[13], – сказала Марина на плохом французском.

– Ah, oui, c'etait tres cher, п'est-се pas?[14]

Марина энергично закивала.

– Что она сказала? – спросила недоумевающая Элен.

– Она спросила, дорогое ли платье, и я ответила, что да. Думаю, она привыкла стирать одежду для Моники и мадам Соланж, а потому я уверена, что она хорошо справится.

– Дай-то Бог, – проворчала Элен с суровым выражением лица.

Моника просунула в дверь голову.

– Ты готова? Это хорошо, потому что я сильно проголодалась.

Марина оставила Элен управляться с Мари и присоединилась к Монике. Пока они спускались по лестнице, та сообщила, что сегодня вечером они идут в театр.

– Мы, французы, не торопимся с ужином, поэтому хорошо поедим сейчас, а в следующий раз – только после представления. Слуги подадут нам перекусить перед отъездом, но я бы посоветовала съесть сейчас как можно больше.

– О, я не думала, что мы будем выходить на люди. Я все еще ношу траур по маме.

– Ах, оставь эти предрассудки! Неужели твоя мама действительно хотела бы, чтобы ты была в Париже и не развлекалась просто потому, что ее нет рядом?

«Боже мой! – подумала Марина. – Я не привыкла к таким взглядам, это настоящее потрясение. Но Моника права, думая, что мама не хотела бы, чтобы я сидела дома. Она любила театр».

– Ну вот, я опять сказала что-то не то, – расстроилась Моника. – Я все время забываю, сколько в тебе английского!

– Нет, ты права, Моника. Мама хотела бы, чтобы я развлекалась, а не хандрила, находясь в одном из прекраснейших городов мира. Я, конечно, пойду с вами сегодня вечером. У меня есть вечернее платье, расшитое черным янтарем, как раз подходящее, я уверена.

– Mais oui, cherie[15], – успокоилась Моника. – А теперь давайте есть.

Столовую наполняли самые пленительные запахи: слуги приготовили поздний завтрак а-ля фуршет, состоящий из сладкой выпечки, мясной нарезки и блюда с помидорами. Марина в недоумении смотрела на стол.

– Марина! Как вы выросли!

Марина обернулась и увидела перед собой высокого, красивого молодого человека. Она смотрела и едва узнавала мальчика, с которым играла в детстве.

– Саймон? – спросила девушка неуверенно. Она определенно не помнила, чтобы он был настолько хорош собой в детстве.

– Enchanté, та chère[16] Марина, рад видеть вас снова.

Он взял ее руку и поцеловал. Марина почувствовала, как по руке пробежала дрожь, и покраснела.

– Боюсь, я не сразу вас узнала.

– Но ведь прошло так много времени, n'est-ce pas?[17] Мне было, кажется, тринадцать, когда мы виделись в последний раз?

– А мне десять, – с улыбкой добавила Марина.

– Как летит время, да? А вы выросли прекрасной леди!

Марина вновь покраснела и, пытаясь отвлечь внимание от своей персоны, принялась накладывать в тарелку выпечку.

Саймон не отходил от нее в продолжение всего завтрака, задавая разные вопросы и на каждом шагу делая комплименты.

Мысли Марины пришли в смятение, поскольку Саймон очень отличался от джентльменов, которых она знала в Англии. Он почему-то казался очень взрослым и искушенным, хотя был всего на три года старше ее.

Множество съеденных крахмальных булочек, длительное путешествие – внезапно на Марину навалилась усталость.

Скрывая зевоту, она попросила разрешения уйти из-за стола. Девушка заметила, что Саймон подскочил на ноги и отодвинул ее стул.

«Какие чудесные манеры», – подумала она, оставляя Соланжей, громко разговаривающих между собой.

Когда Марина вернулась к себе в спальню, Элен была там, чтобы помочь ей переодеться.

– Я рада, что вы решили поспать, мисс. Я позабочусь, чтобы к тому времени, когда вы проснетесь, платье было готово. Дворецкий сказал, что перед театром, в пять часов, подадут легкий полдник.

– Спасибо, Элен. Я бы посоветовала тебе и самой отдохнуть.

– У меня совсем мало дел, мисс, ведь Мари многое сняла с моих плеч. Я только что ела на завтрак восхитительные сладкие рулеты. Никогда не пробовала ничего вкуснее.

– Они называются brioche[18], – мечтательно сказала Марина.

Она думала о Саймоне, его густых черных волосах и потрясающе голубых глазах, сбрасывая туфли и ложась в постель.

* * *

Элен разбудила Марину в половине пятого.

Девушка спала очень крепко и видела во сне маму. Ей снилось, что та вместе с ней в Париже, показывает ей свое платье абрикосового цвета, которое очень любила, и говорит, что Марина должна его надеть.

Сон был таким правдоподобным, что, проснувшись, Марина пережила ужасное чувство потери, осознав, что матери нет рядом.

«Нельзя плакать, – говорила себе девушка, пока Элен хлопотала вокруг и затягивала ей корсет. – Нельзя портить этот вечер, предаваясь горю: это будет некрасиво по отношению к Соланжам».

Когда Элен надевала на Марину черное шелковое платье, девушке захотелось, чтобы вместо него был абрикосовый наряд из сна.

«Но его, вероятно, выбросили вместе с остальными мамиными вещами», – с грустью подумала она.