Текст книги "Медальон для невесты"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Обращаясь к своему тестю, герцог заговорил:
– Ты должен помнить, Алистер… Ты помнишь, конечно же! Какие тут могут быть сомнения? Когда мы договорились, что кланы наши должны жить в мире и добрососедстве, ты выдвинул ряд условий, которые, по вашему общему мнению, служили бы подобному процветанию…
Килдоннон-вождь кивнул в знак согласия.
– Прежде всего, вы настояли на том, чтобы я дал вам взаймы десять тысяч фунтов. Так вы рассчитывали помочь обедневшим членам своего клана, а также тем, кто якобы пострадал от рук моих соплеменников.
– Именно так! – подтвердил Алистер Килдоннон. – Кто же еще, как не Мак-Крейги, разорил наши поля и угнал наш скот?
В его голосе звучал вызов, и было ясно, что таким нападением он хотел защититься. А что надлежит защищаться, уже стало совсем очевидно. Герцог обращался к ним с обвинительной речью, тут не могло быть двух мнений. Однако герцог будто не заметил выпада и продолжил, по-прежнему глядя только на Алистера Килдоннона, а остальных словно не принимая в расчет:
– Помимо этого, желая крепче привязать наши кланы друг к другу, ты предложил мне жениться на своей дочери Маргарет.
В комнате в очередной раз воцарилось гробовое молчание. Казалось, будто шестеро гостей перестали дышать.
– Ты сказал тогда, что твоя дочь, – голос герцога наполнялся обвинительным гневом, – став герцогиней Аркрейгской, сможет оказать немалую помощь женщинам из клана Килдоннонов. Благодаря ей, внушал ты мне, они смогут понять, что неспокойные времена ушли в прошлое, а дети быстрее привыкнут к мысли о мире…
Килдоннон молчал, не прерывая хозяина замка.
– Разве не это мне было предложено? – риторически вопросил герцог. – И разве я не согласился на предложение?
– Все так, – снова набычившись, подтвердил Алистер Килдоннон.
– Я согласился, – бросился в новую атаку герцог, – поскольку верил, что все это пойдет на пользу не только твоему клану, но и моему. Я одолжил вам деньги и женился на твоей дочери.
Во взгляде, каким хозяин окинул присутствующих, было столько презрения, что он более походил на плевок.
– Я и не предполагал, – горько продолжил герцог, – что дочь твоя вовсе не разделяет этих благих идей, и ей глубоко безразлична та прекрасная картина нашего общего будущего, которую мы столь вдохновенно расписали в своих мечтах.
Окинув взглядом собравшихся, он объявил:
– Маргарет лгала, как лгали уже не одно столетие все Килдонноны!
– А вот это – прямое оскорбление! – вскипел было Алистер Килдоннон. – Что бы ни сделала моя дочь, как бы она перед тобою ни провинилась, это уж ваше семейное дело, решайте его полюбовно, – он даже не почувствовал, что его занесло, – но обвинение в том, что все мы лжецы, – возмутительно и требует мщения!
– Погоди. Дослушай. Довести дело до драки еще успеем. Вы не знаете всех обстоятельств, – холодно возразил герцог. – В первую же ночь после свадьбы Маргарет заявила мне, что ненавидит меня и весь мой клан и будет мне женой только в глазах окружающих! То есть между нею и мною я ей не муж… Это, надеюсь, понятно? Что ты на это скажешь?
Вновь повисла неприятная пауза, после чего Алистер Килдоннон заговорил уже совсем другим тоном. В нем звучала растерянность отца, дочь которого совершила дерзкую выходку, за которую он хотел бы ее наказать:
– Прошу мне поверить, Аркрейг… я… я… ничего не знал о ее чувствах!
– Я надеялся, что время все переменит… что ненависть, о которой она говорила, уляжется, – продолжил герцог, рукой отведя готовую слететь с уст Килдоннона очередную защитную реплику, и возвысил голос: – Но чего я не знал, так это того, что у Маргарет был любовник! И она не спешила расстаться с ним даже и после замужества.
Килдоннон-вождь замер, а сыновья его снова со значением переглянулись.
– Правду говорят, что муж последним узнает об изменах своей жены, – в голосе герцога клокотало хорошо спрятанное негодование.
– Честью клянусь, – горячо воскликнул Килдоннон, – что я ни сном, ни духом не знал обо всем этом!
– Выходит, тебе тоже лгали, – язвительно усмехнулся герцог. – И не только твоя дочь, но и твои сыновья, и племянники, и, без сомнения, брат твой!
Килдоннон медленно повернулся к своим, однако те избегали смотреть ему прямо в глаза. У герцога вырвался смешок, в котором не было и намека на веселье.
– Или, вы думаете, они не знали о том, что их «добропорядочный» кузен Нил встречается с моей женой при каждой удобной возможности?
Так и не дождавшись ответа, он повел речь дальше:
– Без сомнения, кое-кто из моего клана мог бы рассказать мне, куда на самом деле направляется герцогиня, когда решает прогуляться в полном одиночестве; кто поджидает ее в лесу и на пустоши; каким образом некие письма доставляются в замок и обратно…
Слова герцога били, будто удары хлыста. Теперь в его голосе слышался подавляемый рык разъяренного зверя:
– Не знаю, до каких пор продолжалась бы эта дурная комедия, если бы твоя дочь не осознала, что в скором времени все и так выйдет наружу… Известно ли тебе, что она была беременна?
Нет никакого сомнения: сие известие стало для Алистера Килдоннона потрясением. Руки его судорожно сжали подлокотники жесткого стула, лицо стало мертвенно бледным.
– Беременна… – выдохнул он еле слышно. – Но как ты узнал?..
– Твоя дочь соблаговолила сообщить мне о том в письме. Она известила меня о тех обстоятельствах, которые заставили ее бежать во Францию – вместе со своим кузеном и любовником, Нилом Килдонноном.
И вновь сыновья Килдоннона обменялись быстрыми взглядами. Пожалуй, они имели кое-какое представление, куда могла сбежать их сестрица. Но герцог даже не посмотрел на них. Он разговаривал только с отцом своей неверной и безрассудной жены.
– Едва я разузнал, куда отправилась эта женщина, носившая мое имя и, как потом оказалось, не моего ребенка, я тут же ринулся вслед за ней.
– Во Францию? – почти простонал Килдоннон.
– Да. И прибыл в Кале раньше них.
– И… что?..
Вопрос вырвался у Алистера Килдоннона, будто он выдернул из себя комок нестерпимой боли.
– Я вызвал Нила Килдоннона на дуэль, – просто и холодно отвечал ему герцог. – И убил его.
– Убил! – восклицание второго Килдоннона из двух старших прозвучало как обвинение.
– Это была честная дуэль! – яростно возразил тому герцог. – С секундантами, которые следили за тем, чтобы все шло по правилам.
– И он даже не ранил вас? – вступил в диалог старший сын Алистера Килдоннона, Рори.
Губы герцога изогнулись в подобии усмешки:
– Нил Килдоннон? Да он никогда не был хорошим стрелком.
– Но убить его! – в словах Алистера Килдоннона также звучало обвинение.
– К вашему сведению, – спокойно заметил герцог тестю, – умирал он большую часть дня. За ним ухаживали лучшие врачи, и было сделано все, чтобы спасти ему жизнь…
– Однако он умер, – упрямо промолвил Килдоннон-вождь. – А что же Маргарет?
– Узнав о его смерти, твоя дочь ударила себя в сердце своим кинжалом.
– Вы должны были помешать этому! – вскочил на ноги Рори Килдоннон.
Герцог смерил его измученным взглядом и, поколебавшись, удостоил ответом:
– Мог ли я это предвидеть? Я распорядился, чтобы мою жену отнесли в монастырь и поручили заботам монахинь. Но, поскольку рана была очень болезненной, доктор прописал ей настойку опия. Монахиня, ухаживавшая за Маргарет, дала ей предписанную дозу, а бутылку поставила тут же, полагая повторить дозу, если потребуется…
Отвернувшись от Рори, герцог продолжал говорить лишь для отца мертвой дочери, своей непутевой жены:
– Каким-то сверхчеловеческим усилием, иначе я это не назову, Маргарет поднялась с постели и выпила весь оставшийся опий.
Алистер Килдоннон прикрыл ладонью глаза – с его стороны это было первым проявлением слабости за весь разговор.
– Она тут же впала в кому, – хрипло почти прошептал герцог, – а в скором времени… умерла.
– Что устроило вас как нельзя лучше! – по-петушиному наскочил на него Рори. – Сразу избавились от обоих – и от Нила, и от моей бедной сестры! За что ей такая участь?
И он сделал угрожающий выпад в сторону герцога.
– Сядь! – резко бросил ему Аркрейг. – Это еще не все, что я хотел вам сказать.
Было видно, что Рори не намерен подчиняться, но его отец, отняв от лица руку, сказал:
– Сядь. Маргарет мертва, и тут уж ничего не поделаешь.
– И Нил мертв! – бросил Рори, однако отцу подчинился.
Герцог окинул всех шестерых холодным враждебным взглядом:
– Видите ли… У вас теперь простой выбор. Вы можете сохранить в тайне истинную историю о гибели моей жены Маргарет, урожденной Килдоннон, или можете сделать событие это всеобщим достоянием. В последнем случае наши кланы вновь окажутся на тропе войны и будут биться друг с другом по всякому значительному и незначительному поводу.
Выражение лиц младших Килдоннонов яснее ясного говорило, что для них стало бы величайшим удовольствием объявить войну этому паршивому выскочке-герцогу, этому напыщенному Аркейгу, который тут умничает и отчитывает их, как нашкодивших неразумных мальчишек.
Но тут заговорил вождь клана, Алистер Килдоннон, за которым, собственно, и было последнее слово:
– Все, что ты сообщил нам, Аркрейг, останется тайной. У меня нет желания порочить память и имя своей дочери. И я не намерен поощрять ту застарелую вражду, которая принесла нам одни только несчастья.
– Что ж, это мудрое решение, – удовлетворенно ответил герцог. – Но ввиду того, как со мной поступили – ввиду унижения, которому я подвергся, – я намерен выставить вам одно безоговорочное условие!
Шестеро родичей смотрели на него с тревожным ожиданием, тем более что произнес он это совсем иным голосом – как бы бросая им вызов.
– И что же это за условие? – спросил Килдоннон-вождь.
– Тоже простое, – ответил герцог. – Вначале я принял жену по твоему выбору. Теперь вы все примете ту, которую избрал я.
– Жену?! – Алистер Килдоннон привстал со стула и быстро сел, так что создалось впечатление, что он подпрыгнул, услышав то, что говорит ему герцог.
Вместо ответа тот взял со стола серебряный колокольчик, коротко позвонил, и дверь в конце комнаты распахнулась.
* * *
Дорога, поднимавшаяся вверх по склону холма, петляла между вересковыми пустошами, густо-лиловыми в пору цветения.
Время от времени лошади вспугивали стайку куропаток – вспорхнув, птицы устремлялись в сторону от дороги. Весь этот день Тара провела у окна кареты, покоренная красотой мест, где они проезжали.
Вокруг высились сосновые рощи, полные тайн и теней; серебристые водяные потоки всё бежали по голым скалам, чтобы исчезнуть в глубоких расщелинах, у которых, казалось, не было дна.
Озера были еще чудесней, чем те, которые Тара видела накануне. Солнце окрасило их в золотистый цвет, и ей невольно подумалось, что они попали в сказочную страну, которая прежде существовала только в ее воображении.
– Ничего прекраснее и быть не может! – воскликнула она, заставив мистера Фолкерка бархатно рассмеяться.
– Ты и вчера говорила то же самое!
– Я бы сказала это и завтра, – отозвалась Тара. – Если бы только мы могли путешествовать вечно!
Мистер Фолкерк знал, как Тару тревожит момент ее появления в замке и все, что за ним воспоследует. И у нее были на то все основания. Он и сам испытывал невыразимое и неожиданное для него огорчение из-за того, что странствие их подходит к концу и он не сможет больше обучать чему бы то ни было эту смышленую девочку-девушку.
– Уже очень скоро мы увидим замок, – не без грусти сообщил он, когда лошади перевалили через гребень холма и стали спускаться в очередную долину.
Тара всем корпусом повернулась к нему, отлепив лицо от окна.
– Мне… страшно, – еле слышно пробормотала она.
– Уверяю тебя, все будет не настолько плохо, как тебе кажется, – как мог, успокоил ее мистер Фолкерк.
– А вдруг все окажется… даже хуже?
Легонько вздохнув, она взглянула на него с надеждой:
– Но вы же будете со мной рядом, правда? И я могу рассчитывать на вашу поддержку?
– Разумеется, – уверенно ответил ей мистер Фолкерк. – Но ты должна понимать, что я – управляющий в замке. Всего лишь! И если я заведу себе любимчиков среди слуг, это может вызвать ненужные пересуды и навлечь на наши головы неудовольствие его светлости.
– Я понимаю, – серьезно ответила Тара, кивнув. – Но вы обещали, что я смогу брать у вас книги. И хорошо бы… если бы я при этом могла поговорить с вами… когда мне потребуется. Я не буду злоупотреблять этой возможностью, обещаю вам!
– А я в свою очередь обещаю, что до этого не дойдет, тебе не будет так плохо, как ты рисуешь это себе в воображении, – с улыбкой, но твердо заявил мистер Фолкерк.
Прошлым вечером он вновь терзал себя размышлениями, что вольно или невольно готовит будущее этой беззащитной приютской девчушке, хоть и оказавшейся достаточно образованной. Пожалуй, следует обратить внимание его светлости на ее необычайные способности. Было бы лучше, если бы она перешла под опеку экономки, женщины доброй души, прослужившей в замке более тридцати лет. Она будет Таре защитой в новом для нее окружении, при новых обязанностях, в незнакомой ей обстановке.
– Но кое-что я хотел бы сделать для тебя прямо сейчас! – продолжил он вслух свои мысли. Тара удивленно на него посмотрела. – Если я не ошибся, ты будешь этому рада, и это будет тебе поддержкой.
Не обращая внимания на ее удивленный взгляд, он сунул руку в карман жилета и вытащил оттуда золотой медальон, восемнадцать лет провалявшийся у миссис Бэрроуфилд среди безделушек в шкатулке, – медальон, принадлежавший некогда матери Тары.
Тара от радости вскрикнула и взяла медальон – с такой бережностью, что у мистера Фолкерка не осталось сомнений: подарок сделал ее счастливой. Она так и светилась. Проведя по медальону пальчиком, она поднесла его к губам и, опустив ресницы, поцеловала, затем зажала в маленьком кулачке. И всё улыбалась…
– Ты часто думаешь про свою матушку? – спросил мистер Фолкерк, не сводя с нее восхищенного взгляда. Она была естественна и простодушна в каждом мельчайшем движении, каждом жесте. И столько в ее повадке было природной грации и трогательной какой-то прелести! Легкость, почти прозрачность… Она была рядом – такая близкая, такая доверчивая и открытая – и ускользала… углублялась в свой мир, наполненный светом и самоотверженной добротой.
– Я сочиняю про нее истории! – Он очнулся. Выпутался из смятения. Тара застенчиво ему улыбнулась. – Самые разные! Про нее и про моего отца.
Последние слова она произнесла с некоторой неуверенностью, запнувшись на последнем слове, словно бы опасалась, что мистер Фолкерк напомнит ей, что отец ее – кем бы он ни был – так и не соизволил жениться на ее матери. Но это ему и в голову не пришло. А если бы и пришло, говорить бы этого он не стал, бесконечно щадя ее чувства и ценя то, что она ему доверяет. С момента как он увидел ее, в нем что-то будто преобразилось внутри и требовало теперь выхода. Ему хотелось оградить это невинное дитя от ударов судьбы, но что, что он мог для нее сделать? Он вздохнул, разгоняя непрошенное и мало ему понятное.
– Вот и умница, – чуть охрипшим внезапно голосом сказал мистер Фолкерк. – Знаешь, Тара, если бы не твое поразительное воображение, тебе наверняка пришлось бы очень туго в этой жизни.
– Меня всегда спасали книги, – с живой готовностью кивнула Тара, что не оставляло сомнений: она и сама это отлично знала и этим интуитивно пользовалась. – Читая, я совершенно забывала о всех невзгодах и неприятностях. Как в другой мир попадала. Забывала о миссис Бэрроуфилд, о вечной нехватке денег, о том, что детишки все время голодные, неумытые, мало гуляют…
– Голодать они больше не будут! – с жаром заверил ее мистер Фолкерк, выпуская из сердца то, что накопилось в нем к этой новой его необычной знакомой, но названия чему он дать не мог, а только мучительно чувствовал. – Можешь не сомневаться. И будут умытые. И гулять будут столько, столько положено!
– Вы так говорите это… Мне отчего-то хочется петь, когда вы так говорите, – призналась Тара. – Но… я все равно не могу забыть их, я их оставила, бросила, хотя и не по своей воле… – На глаза ее мгновенно навернулись слезы, но она их сморгнула и несколько секунд помолчала, давая себе успокоиться.
– Наверняка, – кивнул мистер Фолкерк, тоже беря себя в руки. – Ну а пока, Тара, постарайся для разнообразия подумать о себе. У тебя начинается новая жизнь, и я от души надеюсь, что она будет счастливой, – закончил он мысль ровным, спокойным голосом, словно преподавал ей урок.
– И все же… мне как-то не по себе, – она почти прошептала эти слова.
Но уже в следующее мгновение на лице ее расцвела улыбка.
– Я знаю, что мне делать, сэр. Я просто буду носить этот вот медальон! – и она раскрыла ладонь. Медальон лежал на ней аккуратным округлым пятнышком – маленькое теплое солнце в руке. – Мне кажется, в нем скрыта большая сила, из которой я смогу черпать стойкость и мужество, если они мне потребуются. Такое же мужество, какое шотландцы проявили в битвах с англичанами.
Его умилило это сравнение. Умилило – и одновременно озадачило и заставило проникнуться к ней уважением за такую ее готовность отдать себя во благо чего-то, что не связано с ее личным удобством, да и вообще далеко от понятия об удобстве. Он вспомнил ее рассуждения о библейских женщинах, проявивших себя отважно и смело. Пожалуй, она могла бы быть среди них, ярких героинь Вечной Книги…
– Да, начитаться об этом ты успела изрядно, – не мог сдержать улыбки мистер Фолкерк. – Словно готовишься в предводительницы… Или же в миротворцы!
– Прошлым вечером я читала о битве при Каллодене, – ответила Тара. – И почему только они не выиграли? Это была такая неразбериха… шотландские войска шли в бой промокшими и голодными, а англичане стреляли по ним из пушек.
Тара вновь устремила взгляд в окно.
Но на этот раз она не видела красот вересковых пустошей. Перед глазами ее стояли шотландские воины – униженные и поверженные, они были наголову разбиты в том сражении, а ненавистные англичане добивали тех, кто еще оставался в живых.
– Битвы закончились, – напомнил ей мистер Фолкерк. – Теперь нам нужно постараться вернуть шотландцам их былое благополучие. Многие из них живут в крайней бедности. И если у кого-то и есть особые таланты, кроме умения выживать, им просто негде их применить…
– Как бы я хотела помочь им! – вырвалось у Тары.
Смутившись, она добавила с легким смешком:
– Весьма самонадеянно с моей стороны… тем более, что сама я – простая англичанка.
– Я бы не стал утверждать этого с такой уверенностью, – мистер Фолкерк сменил позу, положив ногу на ногу. – Как-никак, Тара – шотландское имя.
– Шотландское? – изумилась она. – А я и не знала…
– Разумеется, шотландское, – ответил мистер Фолкерк. – Разве ваш священник не говорил тебе об этом?
– Мы обычно беседовали о Библии… А еще о книгах, которые он давал мне. А вот расспросить о себе самой мне и в голову не пришло. – Тара снова застенчиво улыбнулась.
Неожиданно воодушевившись, она продолжила:
– Вы просто не представляете, как я рада этому открытию! Раз у меня шотландское имя, я смогу помечтать о том, что эта прекрасная страна – моя настоящая родина. И я буду такой же храброй, как шотландцы!
Мистер Фолкерк был глубоко тронут такими словами и собрался было сказать ей об этом, но карета внезапно остановилась.
– Что такое? – воскликнул он, высовывая голову из окна.
К величайшему своему удивлению, он увидел грума верхом на лошади. На другом мужчине, который остановил экипаж, красовалась ливрея герцога. В следующее мгновение грум спрыгнул на землю и зашагал к карете, ведя лошадь под уздцы.
– Доброго вам дня, мистер Фолкерк.
– Добрый день, Эндрю.
– У меня для вас послание, сэр, от его светлости.
– Что такое? – Мистер Фолкерк свел брови, приготовившись слушать.
– Его светлость просит вас, сэр, прибыть в замок точно в десять минут пятого. Там вы подниметесь по лестнице, которая ведет к площадке рядом с покоями вождя, и будете ждать момента, когда его светлость пригласит вас войти, позвонив в колокольчик.
Мистер Фолкерк растерялся.
– А до этого… я не смогу поговорить с его светлостью?
– Нет, сэр. Но когда его светлость позвонит, вы и тот человек, которого вы привезли с собой, пройдете прямо в покои вождя.
Было видно, что грум заучил послание наизусть и теперь передавал его слово в слово.
Когда он закончил, мистер Фолкерк спросил:
– Это все?
– Да, сэр.
– Спасибо, Эндрю. – Ничего другого, кроме как поблагодарить гонца, ему не оставалось. Что ж… Видимо, тогда-то и разъяснится все, после звонка колокольчика!
Грум отсалютовал в знак прощания, вскочил на лошадь, а затем, подмигнув кучеру, устремился прочь по той же дороге, по которой и прибыл сюда, чтобы перехватить управляющего его светлости и приютскую сироту.
Мистер Фолкерк вынул из кармана часы и обратился к лакею, который стоял у открытого окна, ожидая его распоряжений.
– Если мы поедем в замок прямо сейчас, то окажемся там слишком рано. Сделаем-ка в таком случае остановку в ближайшем трактире.
– Как скажете, сэр.
Едва лошади тронулись, Тара озабоченно поинтересовалась:
– Почему его светлость настаивает на том, чтобы я сопровождала вас в покои вождя?
– Этого я не знаю, – в голосе мистера Фолкерка прозвучала нотка раздражения.
Он сам не мог понять, чем вызваны столь странные и таинственные указания герцога, и это его, конечно же, злило. В подобной таинственности не было никакого смысла. Как не было смысла в том, чтобы тащить девушку из лондонского приюта сюда, в Шотландию. Но он не стал посвящать Тару в свои сомнения и на протяжении следующих двух миль – пока они не добрались до трактира – говорил исключительно о вещах, не имеющих отношения к тому, о чем предупредил их грум.
Постоялый двор оказался весьма бедным местечком, но в глазах Тары чай, который им подали по распоряжению мистера Фолкерка, был просто роскошной трапезой.
К чаю полагались булочки и ватрушки, а еще – домашнее масло, которое надо было намазывать на овсяное печенье – такого лакомства Тара еще не пробовала.
– В Шотландии всегда такой вкусный чай? – блаженно улыбнулась она. – И такое печенье? Ой, а булочки…
– Шотландские домохозяйки по праву гордятся своей несравненной выпечкой, – с удовольствием объяснил мистер Фолкерк. – И я бы посоветовал тебе отдать ей должное, Тара. Ты, конечно, уже не такая худышка, какой была в начале нашего путешествия, но еще немножко поправиться тебе не помешает. Особенно если эта еда тебе нравится. – Тара взглянула на него с веселой улыбкой, и мистер Фолкерк с удовлетворением отметил, что щеки ее уже не были такими впалыми, да и тени под глазами исчезли. Ее словно сбрызнули живой водой из колодца эльфов в горах!
Впрочем, Тара по-прежнему была как тростинка.
Каково же ей будет зимними вечерами, когда по замку гуляют ледяные ветры, дующие с заснеженных гор, и даже огромные очаги не спасают от пронизывающего холода?
«Нужно будет найти ей что-нибудь подходящее из одежды для зимних месяцев», – подумал он и решил, что по возвращении непременно поговорит об этом с герцогом. И тут же едва не рассмеялся, осознав, что ведет себя, как наседка, которая трясется над маленьким цыпленком.
Хотя… На него снова нахлынуло поэтическое настроение. И что с того, что герцог решит, что его управляющий сошел с ума, если пускается обсуждать с ним столь ничтожный вопрос, как одежда какой-то служанки?.. «Какой-то служанки»? Нет, он не может так думать о Таре. Все его существо противилось этому. Для роли служанки она никак не годится, он вдруг отчетливо понял это. Вернее, она гораздо выше подобной роли… Ну, как бы то ни было, мистер Фолкерк не оставит своих забот! Положение позволяло ему делать все, что он сочтет необходимым. Однако он понимал, что любая попытка выделить Тару будет с негодованием принята прочими слугами, – его мысли ходили по кругу…
– Вас что-то беспокоит, сэр? – эхом отозвалась Тара на его путаные размышления.
И мистер Фолкерк в очередной раз отметил, насколько она восприимчива к чувствам и эмоциям того, кто с ней рядом. Еще в начале путешествия он понял, что от нее не ускользала даже малейшая перемена в его настроении. Это немножко напугало его. Не позволил ли он себе чего-то лишнего? Кажется, нет… Это бы проявилось. Тара дала бы знать каким-нибудь своим тонким способом.
– Видишь ли… Я… Меня беспокоит… как ты поведешь себя в замке! И… как тебя встретят. Собственно, все мои мысли сейчас – о тебе.
– О… Для меня это большая честь, сэр, – серьезно ответила Тара. – Вы были так добры ко мне. Я и подумать не могла, что кто-то может проявить ко мне такое участие. Вот почему я так боюсь, что скоро буду предоставлена самой себе.
– Ну, я тоже буду в замке, я уже говорил тебе, – напомнил ей мистер Фолкерк со вздохом.
Однако он знал, что это совсем не то, что от него хотели услышать. Но что еще он мог сказать ей в утешение?
После некоторой заминки Тара осторожно спросила:
– А… его светлость… выглядит… очень грозно?
Она помедлила.
– Я знаю, мне почти не придется встречаться с ним. У меня будет работа, и я буду ее старательно выполнять… Но ведь он специально послал за мной, значит, я должна буду предстать перед ним по приезде?
– Я думаю, это как раз тот момент, когда тебе нужно вспомнить о своей шотландской крови, – быстро нашелся мистер Фолкерк. – И сказать себе, что ты никого и ничего не боишься!
Тара почти инстинктивно положила руку на грудь – на то место, где под платьем у нее висел медальон.
– Да-да, вы правы, – сказала она. – Я буду думать, что мой клан ничуть не хуже, чем клан Мак-Крейгов!
– Уверен, что так оно и есть, – улыбнулся мистер Фолкерк.
Наградой ему стала улыбка Тары, как по волшебству изменившая ее лицо: озабоченности как не бывало.
Тем не менее, когда они вновь отправились в путь, улыбка эта исчезла. Тара выглядела серьезной и немножко напуганной, пока лошади поднимались вверх по склону к воротам замка.
Когда Тара впервые увидела его – башни и укрепления, возвышающиеся на фоне неба, – у нее даже дух перехватило от восторга.
Мистер Фолкерк, казалось бы, привык к виду замка, но и он заново восхищался этой величественной красотой всякий раз, когда возвращался домой из долгой поездки.
С одной стороны, зрелище замка внушало трепет. С другой, было в нем что-то столь прочное и неизменное, что для всех членов клана он являлся символом защищенности и уверенности в будущем. Это понимал и мистер Фолкерк, который вовсе не был Мак-Крейгом.
Казалось, будто само присутствие замка было гарантией их существования.
Мистер Фолкерк с горечью подумал о том, что те, кто изгнал горцев с их родной земли, не дал им взамен ничего, кроме чувства отчаяния: отныне шотландцам предстояло жить в мире, где у них не осталось даже надежды.
Но замок Аркрейг служил олицетворением всего, что заставляло шотландцев гордиться той кровью, которая текла по их жилам.
Сама его мощь и стабильность свидетельствовали о том, что люди не напрасно гибли за свои убеждения и свою землю.
Еще один небольшой подъем, и карета подъехала к воротам замка.
Кучер лихо осадил лошадей. Уж он-то не сомневался, что молодежь еще обзавидуется тому, как ловко он управлялся с лошадьми всю дорогу до замка.
– До чего ж он… большой.
Это были первые слова Тары, сказанные ею за десять минут.
Мистер Фолкерк ободряюще улыбнулся ей в ответ:
– Ты еще привыкнешь к нему. И не забывай: каким бы большим он ни был, это твой дом. Как, впрочем, и мой.
Тара тоже улыбнулась ему, хоть и немного нервно. Дверца кареты распахнулась, и слуги с радостью приветствовали управляющего – по всему было видно, они уважали его и относились в нему с почтением.
У Тары взяли ее черный плащ, и она зашагала вслед за мистером Фолкерком по широкой каменной лестнице.
По пути ей удалось бросить взгляд на головы оленей, украшавшие просторный коридор, на щиты и палаши, вывешенные над камином. С перил лестницы свисали знамена; некоторые из них были порваны в битвах.
Во рту у Тары пересохло от волнения, а сердце колотилось, как сумасшедшее.
Слуги в килтах напоминали ей солдат, а величественный мажордом произвел на нее столь сильное впечатление, что она не удивилась бы, узнав, что это и есть герцог.
Еще в трактире, перед тем как спуститься к чаю, она позаботилась о том, чтобы переодеться в чистое платье. До этого она рассчитывала на то, что сможет поменять одежду, как только прибудет в замок, а потому уложила платье на самый верх.
Переодевание не заняло у нее много времени. Смывая пыль с лица, Тара, как и мистер Фолкерк, подумала о том, что уже не выглядит такой костлявой и истощенной, какой была в приюте. Да и чувствовала она себя гораздо лучше, чем раньше. Изнеможение, из-за которого она порой с трудом держалась на ногах, исчезло. И неудивительно, ведь причиной его было не что иное, как голод.
С каждым новым днем она ощущала прилив сил. Да и вечером, укладываясь в постель на постоялом дворе, уже не испытывала привычной усталости, что позволяло ей прочесть хотя бы главу из книги, позаимствованной у мистера Фолкерка.
В глубине души Тара боялась, что, если ей не хватит сил на работу в замке, герцог отошлет ее назад, в Лондон – или, еще того хуже, в какой-нибудь шотландский приют. Будет просто ужасно, если она не сможет справиться со своими обязанностями. Более того, поскольку она была безымянной сиротой, ее не смогут просто отправить домой, чтобы она подыскала там другую работу. Так что ей придется самой искать себе место, а единственные рекомендации она могла получить только из приюта, который принадлежал герцогу.
«Я не опозорюсь! Этого не произойдет!» – сказала себе Тара, разглядывая свое отражение в зеркале трактира. Не в силах справиться с тревогой, она натянула на голову серую шапочку. Бока ее плотно закрывали уши. По мнению Тары, это было серьезной ошибкой, поскольку некоторые детишки в приюте плохо слышали, а шапочка лишь ухудшала их положение.
Впрочем, сама она не могла пожаловаться на недостаток слуха. Однако этот странный головной убор выглядел крайне непривлекательно. Оставалось лишь надеяться, что герцог разрешит ей одеваться, как всем остальным, и она уже не будет выделяться среди прочих слуг.
Сейчас, стоя на лестничной площадке рядом с мистером Фолкерком, она ощущала на себе любопытные взгляды и понимала, что ее серое унылое платье должно казаться очень невзрачным на фоне ярких тартанов и блестящих пуговиц.
– Вы получили распоряжения его светлости, сэр? – почтительно уточнил мажордом.
Мистер Фолкерк величественно кивнул.
Только сейчас Тара заметила перемену, которая произошла с ним с момента возвращения в замок. Теперь в его поведении было нечто неуловимо властное, чего в нем не было, пока они были вдвоем, и это напомнило ей, что он как управляющий герцога был наделен весьма существенными полномочиями.
