Текст книги "Радуга до небес"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
«Обязательно приезжай в Охотничий дом, – писала Лоэлия. – Мы сейчас одни, никаких гостей нет, но если у тебя пока нет желания встречаться и с нами, можешь поселиться в замке, там никто тебя не побеспокоит. Я очень хочу, чтобы ты приехала, дорогая Диана. И помни, мы с Джеком всегда будем рады помочь тебе».
Диана показала Джимми письмо.
– Я бы поехал, – сказал он, прочитав его. – Это то, что тебе сейчас нужно. Будет время отдохнуть, все спокойно обдумать.
– А ты? – спросила Диана. Брат покачал головой.
– Я должен найти работу, – ответил он.
– Какую работу? – удивилась Диана.
– Бог его знает. Но что-то необходимо подыскан). Да и тебе, старушка, придется либо выйти замуж, либо тоже что-то искать.
И впервые со дня смерти отца Диана подумала о Хьюго.
Глава 6
Самоубийство сэра Роберта Хедли взбудоражило всю Англию.
История его жизни вызвала у всех живейший интерес. Репортеры делали все возможное, чтобы добыть его самые разнообразные фотографии: детские, юношеские и совсем недавние, – они пестрели во всех газетах и журналах
Большой интерес публики вызывали интервью бывших слуг Хедли, особенно уволенных за какую-нибудь провинность и сохранивших о хозяине нелестное мнение.
Внимание газетчиков привлекали садовники, шоферы Хедли. Их воспоминаниям, щедро оплаченным различными изданиями, казалось, не было конца и края.
Все деловые партнеры сэра Роберта Хедли готовы были поклясться, что всегда подозревали его в каких-то махинациях.
На самом деле Роберту Хедли просто не повезло.
Финансовый крах настиг его там, где многие преуспели.
Немного удачи – и он бы выкрутился из беды, и его «друзья» по-прежнему вились бы вокруг, всегда готовые петь ему дифирамбы.
Сэр Роберт сам добился всего, что имел, однако происходил он совсем не из низов, как частенько любил представляться.
Выступая с какой-нибудь речью или ведя неторопливую беседу за ужином, он был не прочь подчеркнув, что в детстве жил в такой бедности, что приходилось чуть ли не босиком ходить в школу.
На самом же деле отец его был мелким торговцем где-то на севере Англии и, воспитывая сына экономно, однако без особых лишений, дал ему самое лучшее образование, какое только мог себе позволить.
Когда сэру Роберту исполнилось четырнадцать лет, отец умер, и ему пришлось переехать к дяде, который занимался каким-то корабельным бизнесом.
В восемнадцать лет Роберт Хедли уже работал и Канаде. В двадцать четыре много путешествовал.
В двадцать восемь сам занялся торговлей и уже тогда получал жалованье, обеспечивающее ему безбедное существование.
Двадцать лет спустя имя его было хорошо известно деловому Лондону. В пятьдесят два года за финансовые заслуги перед страной ему присвоили титул баронета.
Но сейчас никого не интересовала действительная история жизни сэра Роберта. Широкой общественности по душе были сплетни о его личной жизни: симпатиях, привязанностях, интересах, привычках.
Рассказы о его роскошном образе жизни обрастали все новыми и новыми подробностями до тех пор, пока Диана с Джимми уже не могли по описанию узнать свои собственный дом.
Их комнаты превратились у ретивых журналистов в настоящие сокровищницы.
Из финансиста, которому не удалось спасти свое дело, вследствие чего канула в Лету большая часть общественных денег, сэр Роберт превратился в монстра, который намеренно обманывал невинных людей из каких-то дьявольских побуждений.
И его дочери, естественно, не удалось избежать общественного осуждения.
Фотографии Дианы в великолепных украшениях, в новых мехах, в машине и многие-многие другие, которые в свое время появлялись в прессе, теперь были собраны вместе, чтобы интересующиеся читатели могли выразить свое искреннее возмущение поведением высокомерной светской девицы, выбрасывающей на ветер добытые нечестным путем деньги отца.
И пока Диана шла по перрону, чувствуя себя преступницей, вынужденной скрывать свое лицо, на каждом книжном лотке она с отвращением замечала журналы со своим изображением.
Отец тоже не был обойден вниманием. «Личная жизнь сэра Роберта Хедли» – гласил заголовок одного журнала, «Интимные подробности жизни сэра Роберта Хедли, рассказанные человеком, близко его знавшим» – будто кричал другой.
Лоточник призывал пассажиров покупать свой товар, и без того пользовавшийся невероятным спросом.
Впервые в жизни Диане предстояло ехать в вагоне третьего класса. Джимми, провожавший ее, нашел такой, где было относительно мало народа.
Ласково поцеловав сестру на прощание, он сказал:
– Береги себя. Через пару дней я пришлю тебе свой новый адрес. А ты, пока все утихнет, поживи немного у своей подруги.
– До свидания, Джимми, дорогой мой, – со слезами на глазах проговорила Диана.
Ей ужасно не хотелось покидать брата. В эти последние дни он старался не оставлять ее, как мог ободрял и поддерживал.
Диане казалось, что вместе им не так страшно было бы смотреть в будущее, а вот остаться один на один с незнакомыми людьми, не обещающими ничего, кроме презрения, было ужасно.
Высунувшись из окна, она долго махала Джимми, пока поезд набирал ход, а он, улыбаясь, махал в ответ. И было что-то такое в его мужественной широкоплечей фигуре, что дало Диане силы сдержать слезы и, хладнокровно припудрив носик, усесться на сиденье.
Она написала Лоэлии письмо с просьбой разрешить ей сразу же приехать в замок и несколько дней побыть там в одиночестве, ни с кем не встречаясь.
«Мне необходимо подумать», – писала Диана и сейчас, сидя в вагоне, повторила эти же слова.
События последних дней обрушились так стремительно, что у нее даже не было времени вспомнить подробности, она лишь делала то, что требовалось от нее в данный момент.
Она была поражена тем, как Джимми, еще совсем мальчишка, встретил беспощадный удар судьбы, как заботился о ней, своей сестре, словно это он был старше и опытнее.
Вспоминая годы, прожитые с отцом, Диана не могла назвать ни одного случая, чтобы он обсуждал с ней какие-то свои дела.
И тем не менее она казнила себя за то, что в его последний день не оказалась с ним рядом. А что, если она зашла бы к нему в тот вечер, перед тем как поехать в ресторан? Может, тогда ничего бы не случилось?
Вопросы эти не давали ей покоя, однако, вновь и вновь перебирая в памяти события той ночи, Диана не находила на них ответа.
Что отец хотел сказать ей? Может быть, просто спросить, куда она собралась, и небрежно поцеловать на ночь, как он часто делал?
А что, если признался бы ей, в каком затруднительном положении находится и какой избрал для себя выход?
Диана знала, что теперь всегда будет винить себя за то, что так небрежно отнеслась к последней просьбе отца. Может быть, тогда все обернулось бы совершенно по-другому. Однако в глубине души Диана чувствовала, что сэр Роберт выбрал самый правильный путь, покончив счеты с жизнью.
Для человека его темперамента предстать перед судом, а затем быть приговоренным к длительному тюремному заключению было бы подобно аду. Такого ни Диана, ни Джимми не только отцу, врагу своему не пожелали бы.
«Этого не может быть. Все это происходит не со мной», – казалось Диане.
Колеса отстукивали эти слова, а поезд уносил ее все дальше и дальше от дома, который ей уже не принадлежал.
Казалось странным, что у нее теперь нет родного дома, что Мортонз вместе с любимыми лошадьми потерян безвозвратно, и Диана могла лишь Бога молить о том, чтобы люди, которые купят его, любили бы этих милых животных так же сильно, как любила их она.
Одна из собак, живущих в Мортонзе, только что ощенилась, и Диана почему-то постоянно с болью в душе думала об этих щенках. Что же теперь с ними будет?
Задать этот тривиальный вопрос, когда кругом рушится их благополучие, как-то язык не поворачивался, но он не давал ей покоя.
Джимми обещал проследить за тем, чтобы ее одежду сложили в чемоданы и поместили где-нибудь на хранение. Больше Диане ничего не разрешили оставить. Она хотела отдать и драгоценности, однако и адвокат, и брат этому воспротивились.
– Тебе они еще пригодятся, – пояснил Джимми. – В крайнем случае их всегда можно продать. Правда, боюсь, сейчас за них не много выручишь.
– Считаю ваше предложение достойным похвалы, – произнес адвокат. – Джимми прав, но не в обиду вам будет сказано, сумма, вырученная при продаже драгоценностей, будет настолько мала, что для кредиторов отца это – капля в море, тогда как вам она сможет оказать неоценимую поддержку.
Двое пассажиров, ехавших в одном купе с Дианой, сошли в Оксфорде, и девушка осталась одна. Открыв сумочку, она вынула оттуда письмо и не спеша перечитала его. Это было второе письмо от Хьюго.
Хьюго нашел деликатные добрые слова утешения, но Диану не оставляло неприятное ощущение, что он написал лишь потому, что этого требовало приличие.
«Что-то я становлюсь чересчур мнительной», – подумала она, в глубине души понимая, что и на сей раз интуиция се не подводит. Сознавать это было очень больно.
В письме чувствовалась некоторая холодность, а отдельные фразы казались какими-то вымученными, и Диана, поразмыслив, поняла, в чем тут дело.
Хьюго любил ее богатой наследницей, за которой увивались толпы мужчин, красивой и обворожительной, способной очаровать любого.
В ту ночь, когда они виделись в последний раз, он желал ее как никогда, весь во власти своей страсти.
А на следующий день эта девушка оказалась нищей и всеми презираемой, от нее отвернулись почти все друзья, а имя ее, еще вчера произносимое с трепетом, несло теперь позорное клеймо.
Разве найдется человек, способный, презрев общественное мнение, взять в жены бесприданницу только потому, что какой-то романтик сказал, что с милым и в шалаше рай?
Хьюго вел себя великолепно. Он писал Диане, предпринимал отчаянные попытки с ней увидеться, посылал цветы.
Диана чувствовала, что в глубине души он страшно гордится тем, что ведет себя как истинный джентльмен, и ей было больно и обидно.
Она написала Хьюго письмо, в котором поблагодарила его за участие, а в конце добавила:
«Я на некоторое время уезжаю из Лондона. Прошу тебя, не беспокойся обо мне».
Пейзаж изменился, теперь Диана опять ехала по плодородной долине Ившем. Она вспомнила, как счастлива была здесь всего две недели назад.
«А теперь они все отобрали, – подумала она, – даже фамилию. Но я-то все еще жива, я существую».
Сама того не ведая, она пришла к философскому заключению, в котором, без сомнения, всегда может быть уверен каждый человек:
«Я есть».
Глава 7
В замке Диане спалось на удивление спокойно. Свежий воздух, прохладный и бодрящий даже в самый жаркий день, очень этому способствовал.
Старенький сторож суетился вокруг нее и все старался угодить. Он умолял попробовать то одно, то другое незамысловатое кушанье и так огорчался, когда Диана, даже не притронувшись к ним, возвращала тарелку с едой обратно, что она не выдерживала и съедала все, только чтобы доставить ему удовольствие.
Еда была восхитительна, и Диана подозревала, что в основном поступала она из Охотничьего дома, однако пару блюд сторож все-таки готовил в своей кухоньке, и ей не хотелось обижать старика отказом.
Впервые в жизни она была одна. Сначала она никак не могла заснуть: все смотрела сквозь незашторенное окно на звезды и прислушивалась к тихому шороху листьев.
Диана долго стояла у окна, всматриваясь в необозримую равнину. Вокруг царила благословенная тишина, наполняя ее душу спокойствием и умиротворением.
Она чувствовала себя гораздо спокойнее, ее будущее теперь казалось не таким уж страшным. Диана даже почувствовала, что в скором времени сможет решить для себя, что ей делать дальше.
На следующее утро она проснулась очень рано. Солнце уже встало, а из сада доносился разноголосый птичий хор. Диана отправилась бродить по холмам и бродила до тех пор, пока не выбилась из сил, и, вернувшись домой, легла спать. Спала крепко, без сновидений, а когда проснулась, почувствовала, как к ней возвращаются утраченные силы.
На столе ее ждала полная живого участия записка Лоэлии, в которой говорилось, что они с Джеком очень хотят ее видеть, как только она почувствует себя лучше. Друзья предлагали ей оставаться в замке столько, сколько она пожелает
Незаметно пролетели еще два или три дня. Ни каких событий за это время не произошло. К Диане вернулась былая сила и энергия, от длительною пребывания на свежем воздухе щеки порозовели, однако еще острее встал вопрос, что будет дальше
Она понимала, что образование, которое она получила, абсолютно непригодно для зарабатывания денег.
Диана знала несколько иностранных языков, настолько, чтобы путешествовать и общаться с иностранцами, но отнюдь не так хорошо, чтобы стать преподавателем.
Диана умела водить машину, но не знала, из чего она собрана. Она отлично ездила верхом, но ни разу в жизни самостоятельно не оседлала ни одну лошадь.
Прекрасно танцевала с любым партнером, но не сумела бы показать ни одного сложного па.
Даже продавщицей она вряд ли смогла бы работать, хотя и ходила по магазинам всю свою жизнь.
Теперь Диане смешно было даже вспоминать, как часто пресса называла ее «высокообразованной», «талантливой», «выдающейся» – в общем, лучшей из лучших. А на самом деле всех ее талантов не хватает даже на то, чтобы найти самую малооплачиваемую работу!
Пробыв в замке около пяти дней, Диана получила письмо от Джимми.
«Я нашел работу, – писал он, – в гараже в Челси. Это большая удача, потому что его владелец учился со мной в Итоне и кое-чем мне обязан. Он хороший парень и взял меня на работу с одним условием – я должен сменить фамилию. Итак, дорогая сестренка, бакалавр математических наук сэр Джеймс Хедли уходит со сцены. Появляется Джимми Марлоу, гаражный механик.
P. S. Видела бы ты меня в рабочем комбинезоне!»
Диана позавидовала хорошему настроению и оптимизму Джимми. Она написала ему ответ с пожеланием удачи и обещаниями приложить максимум усилий, чтобы и самой как-то устроиться в жизни.
А потом попыталась подсчитать, как лучше использовать свои сто двадцать пять фунтов в год. Просидев так около часа, Диана пришла к неутешительному выводу: она понятия не имела, где будет жить, как ей найти дешевую комнату и каков примерный прожиточный минимум в месяц. Так что все ее подсчеты не стоили ломаного гроша.
Ей казалось, что на такую крохотную сумму, даже если бы она стала зарабатывать два или три фунта в неделю, вообще невозможно прожить.
Схватив злосчастный листок, Диана разорвала его на мелкие кусочки и разрыдалась. Она чувствовала себя абсолютно беспомощной и бессильной. Выхода из создавшегося положения, как ей казалось, не было.
Диана сидела на стуле, закрыв лицо руками, и слезы текли у нее из глаз. Она не сделала ни малейшей попытки их остановить, всецело предаваясь своему горю.
Она пребывала в отчаянии и впервые в течение многих лет могла позволить себе быть самой собой. Жизнь, которую она вела прежде – на виду всего общества, – научила ее постоянно держать себя в руках и скрывать истинные чувства.
Диана никогда не оставалась одна. Даже в своей спальне на -Парк-лейн или за городом рядом с ней всегда находилась горничная, готовая появиться в любой момент, если ей вдруг покажется, что хозяйке требуются ее услуги.
Даже просто поплакать ей никогда не удавалось: всегда на виду, всегда убранная и накрашенная.
Люди, всюду люди… Беззастенчиво пользовавшиеся ее деньгами, обожавшие роскошь, которая всем хороша, за исключением одного – она не позволяет побыть в одиночестве.
Прошел почти час, прежде чем Диана наконец успокоилась. Рыдания стихли.
Она вытерла распухшие глаза, устало вздохнула и внезапно почувствовала, что с души словно камень свалился: тоска и уныние, будто зловещая грозовая туча, нависшая над головой, куда-то исчезли.
Диана умылась, с наслаждением ощущая прохладу воды своей разгоряченной кожей, и, сбежав по каменным ступенькам крыльца, взобралась на холм. Время приближалось к полудню. Солнце стояло уже высоко, и было очень жарко.
Отойдя от замка, Диана примостилась на поваленном дереве и огляделась по сторонам. Внезапно за спиной послышался звук шагов, заставивший ее вздрогнуть.
Она обернулась – по дорожке, ведущей от Охотничьего дома, приближался Барри Данбар.
Диана вскочила, не зная, что делать: то ли убегать, то ли остаться. Пока она раздумывала, Барри уже успел подойти и, улыбаясь, протянул ей руку.
– Мисс Хедли! – воскликнул он. – Вот уж не ожидал вас здесь увидеть.
– Я остановилась в замке, – сказала Диана.
– Простите, если помешал вам, – проговорил Барри. – Я понятия не имел, что здесь кто-то есть. Я зашел к Лоэлии и Джеку, но их не оказалось дома. Мне очень нужны кое-какие бумаги, которые я оставил в кабинете на столе. Что ж, придется самому взять их.
– Думаю, ничего страшного не будет, – заметила Диана. – Возьмите, если они вам так нужны. А Лоэлию я еще не видела.
Диана снова уселась на бревно, а Барри, не проронив ни слова и не дожидаясь приглашения, сел рядом. Несколько секунд они молчали, наконец Барри протянул ей руку.
– Не сочтите меня назойливым, но мне ужасно жаль, – заметил он.
Диана подала ему руку и внезапно, к своему ужасу, почувствовала, что слезы снова вот-вот хлынут у нее из глаз. Она уставилась прямо перед собой, делая невероятные усилия, чтобы сдержать их.
Крепко сжав ее руку, Барри сказал:
– Не печальтесь. У вас осталось единственное, что имеет значение в этой жизни.
– Что же это? – спросила Диана.
– Мужество, – последовал ответ.
И так же неожиданно, как и появился, Барри поднялся и ушел.
Несколько минут Диана сидела не шевелясь, ей стало гораздо легче. Она знала, что Барри не покривил душой. Он действительно сказал то, что думал.
Как ни странно, его простые слова придали ей сил. Почему-то ей было небезразлично его мнение.
Несколько минут спустя Барри вернулся с бумагами под мышкой. Он подошел к Диане и взглянул на нее.
– Спасибо вам, – просто сказала она. Барри взял ее за руку.
– Я понимаю, то, что произошло, кажется вам сейчас ужасным и непоправимым, – проговорил он. – Но поверьте, рано или поздно это ощущение пройдет. На самом деле жизнь – это потрясающая штука. Все плохое и хорошее, что происходит с человеком, как бы остается на ее обочине. Настоящей же жизни это никак не касается. И помните, вот этого у вас никто не отнимет.
Барри обвел глазами окрестности, и Диана, проследив за его взглядом, увидела безбрежное синее небо с белыми барашками облаков, поля, покрытые золотистыми колосьями пшеницы, зеленые долины, серебристые реки и темно-зеленые леса. Она вдруг почувствовала себя так, словно впервые в жизни созерцает подобную красоту.
Они находились на холме, и прямо под ногами, внизу, виднелись деревья. Их листья блестели на солнце, стволы казались золотисто-красными от прильнувшего к ним плюща. «Совсем как живые», – подумала Диана.
Земля была покрыта сочной травой, и каждая былиночка, каждый крохотный зеленый кустик изумрудного мха казались ей наполненными жизненной силой. И Диана, глядя вокруг, ощущала себя частью всей этой красоты.
Барри коснулся ее руки. Он словно открыл ей глаза на раскинувшийся у их ног прекрасный мир, показал красоту настоящей жизни, не тронутой цивилизацией.
Он ушел, а Диана все продолжала сидеть, чувствуя в себе уверенность и безбрежный покой.
Она поняла, что Барри – один из немногих оставшихся у нее друзей, более настоящий, чем все, вместе взятые.
На следующее утро Диана получила письмо, чрезвычайно ее удивившее. Подписано оно было миссис Шнайбер.
«Уважаемая мисс Хедли, – писала та. – Мы с мужем были бы чрезвычайно рады вашему согласию стать компаньонкой нашей дочери Рут. Я посоветовалась с мисс Картер, и та сочла подобное предложение замечательным. Она, да и мы все, не сомневаемся, что вы великолепно поладите с Рут. Со своей стороны готовы предложить вам двести фунтов в год и стол. В ближайшем будущем мы собираемся за границу и хотели бы заранее получить ваш ответ, с тем чтобы знать, можем ли на вас рассчитывать. Искренне ваша, Эсфирь Шнайбер».
Стать компаньонкой Рут Шнайбер! Сама идея привела Диану в негодование. И в то же время она не могла не понимать, что со стороны Мэри Картер было чрезвычайно любезным найти ей такое место.
Первой реакцией Дианы было отказаться. Однако немного поразмыслив, она решила, что находится не в том положении, чтобы так бросаться подобными предложениями.
Сопровождать Рут Шнайбер, быть на задворках того самого общества, в котором она привыкла блистать, выполнять каждое пожелание Шнайберов, этих добродушных, хотя и несколько вульгарных людей – такое Диана не в состоянии была себе даже представить.
И в то же время она прекрасно отдавала себе отчет в том, что ни на какую другую работу она просто не способна.
Немаловажным являлось и то обстоятельство, что у нее будет крыша над головой, да и обещанное жалованье, признаться, было более чем щедрым.
Она по-прежнему сможет жить в роскоши, вращаться в том обществе, которое так хорошо знает… Но с какой разницей!
Если раньше она слыла его королевой, то теперь появится в качестве прислуги, полностью зависящей от воли своей хозяйки.
«Нет, я не смогу этого сделать!» – в отчаянии подумала Диана, но тут взгляд ее упал на письмо Джимми, которое по-прежнему лежало на столе.
Брат бросил университет и работает в гараже простым механиком. Это ведь тоже потребовало от него немалого мужества.
«Ему хватило сил даже сменить фамилию», – с горечью подумала Диана.
Так что же ей делать? Весь день Диана размышляла над этим, складывая в уме все «за» и «против». Обстоятельства вынуждали ее с благодарностью принять предложение, однако все ее естество восставало против него.
«Я этого не вынесу!» – неустанно повторяла она.
На следующий день пришло письмо от Мэри Картер, очень доброе и полное сочувствия, в котором она прямо говорила, что Диане крупно повезло получить такое заманчивое предложение.
«Шнайберы ненадолго уезжают за границу, – писала она, – это тебе только на руку, дорогая. К тому времени, как ты вернешься, все уже про вас забудут. Я уверена, что ты благоразумно примешь их предложение. Шнайберы очень милые люди, с ними легко ладить».
В том, что все скоро забудут, что произошло, Диана ни капельки не сомневалась, она отлично знала высшее общество. Не пройдет и нескольких месяцев, как при виде ее скажут:
«Это какая такая Диана? А, Хедли, у которой отец обанкротился, а потом застрелился».
И, равнодушно пожав плечами, будут с нетерпением ждать очередного скандала.
«И почему я не родилась мужчиной!» – горестно размышляла она. Можно было бы сменить имя, уехать за границу, где ее никто не знает, самой зарабатывать себе на жизнь чем угодно, хоть улицу мести, лишь бы не видеть больше людей, которых знала прежде.
Но, как говорится, если бы да кабы… И Диана написала Шнайберам, что она согласна стать компаньонкой их дочери.
Две недели спустя она приступила к первой в своей жизни работе.
Вскоре обнаружилось, что труднее всего в этой семье ладить с миссис Шнайбер.
Рут оказалась веселой, ленивой, немного завистливой, но, в общем, доброй девушкой, которую невозможно было не полюбить.
Мистер Шнайбер весь день работал и возвращался домой лишь поздно вечером, усталый и раздраженный. Он относился к Диане с уважением и бывал с ней неизменно вежлив, чего она не могла не оценить по достоинству, поскольку остальные домочадцы избытком вежливости явно не страдали.
Миссис Шнайбер разговаривала с ней то фамильярно, то придиралась ко всяким пустякам и ворчала по поводу и без повода, видимо, считая, что за деньги, которые ей платят, можно и потерпеть.
Вскоре Диана поняла, почему миссис Шнайбер наняла ее: она близко знала многих из высшего общества, с кем не прочь благодаря ей были подружиться и Шнайберы.
Потому-то, когда Диана отказалась встречаться со своими бывшими друзьями, хозяева были сильно разочарованы.
Сначала работа показалась Диане нетрудной.
В ее обязанности входило сопровождать Рут по магазинам. Диане стоило невероятного терпения уговорить свою компаньонку не покупать ярких безвкусных нарядов. Она всегда советовала приобретать простые изысканные платья, которые необыкновенно шли этой крупной девушке, скрывая ее явную тенденцию к полноте.
Сделав нужные покупки, они обедали в каком-нибудь модном ресторанчике, где, по мнению Рут, можно было встретить представителей высшего общества. Потом катались в автомобиле, ходили в кино или возвращались домой, где Рут до вечера валялась в постели.
Шнайберы вообще были людьми оригинальными – в своем новом роскошном доме они проводили совсем мало времени. Если уж кто-то и оставался дома, то непременно валяясь в постели. Им и в голову не приходило, что у себя дома можно по-другому провести время.
И миссис Шнайбер, и ее дочь вставали очень поздно. Напяливали свои самые лучшие наряды и отправлялись кто куда.
По возвращении тут же эти наряды снимали, движимые непреодолимым желанием сберечь хорошие вещи, чтобы они прослужили дольше, переодевались в домашнее и ложились в постель.
Диане такой распорядок дня был только на руку – она могла находиться в своей комнате и делать там все, что ей захочется.
Самым трудным для нее оказалось найти общий язык с прислугой.
Раньше она и представить себе не могла, каким снобизмом отличается эта категория работающего люда.
Ее поразили надменность и скрытое хамство многочисленной прислуги Шнайберов.
Все брали пример с дворецкого, даже не скрывавшего своего презрения к хозяевам. Диану неприятно поразило, что горничная миссис Шнайбер в свое время тоже пострадала от банкротства Роберта Хедли.
Как только Диана появилась в доме, она никогда не упускала случая показать Шнайберам, что не доверяет этому «изгою общества».
Стоило Диане по какой-то причине задержаться в комнате миссис Шнайбер, как служанка бросалась запирать шкатулку с драгоценностями, причем делала это настолько демонстративно, что Диане становилось не так обидно, как смешно.
В целом Шнайберы были добры к ней. И не их вина, что, когда Диану просили что-то принести, сбегать за чем-то наверх, она, не привычная к подобным поручениям, очень терялась. Не любила она также и откровенничать.
Чересчур темпераментная миссис Шнайбер вела себя непредсказуемо, если хоть что-то было не по ней. Сколько раз, бурля от негодования, она склоняла на все лады ту или иную великосветскую даму, которая, как ей казалось, была с ней недостаточно вежлива. Рут и Диане оставалось только молча внимать ее гневным речам.
Поначалу Диана едва сдерживалась, чтобы не броситься на защиту бывших подруг, которых так несправедливо обвиняют.
Однако вскоре она поняла бесполезность своих порывов. Лучше было не пытаться возражать миссис Шнайбер, которая, чуть не лопаясь от ярости и бренча бесчисленными украшениями, бегала взад-вперед по комнате, стуча своими коротенькими ножками, и вопила:
– Нет, вы мне только ответьте, почему это она не желает со мной разговаривать? Не я ли дала ей сто фунтов на благотворительность, а? А сейчас она, задрав свой дурацкий нос, делает вид, что со мной не знакома! Нахалка! Думает, что ей все дозволено только потому, что отец был герцогом!
Да ведь все знают, что она собой представляет! Крутит шуры-муры со своим смазливым агентом! Нет, как вам это нравится? И еще смеет делать вид, что меня не замечает, меня, которая всю свою жизнь была образцом добродетели!
Хоть она и леди, а по мне – так самая непристойная баба! Теперь-то я вижу, правильно о ней говорят! Ну так вот! Больше она от меня ничего не получит! Ни пенса!
И это могло продолжаться еще довольно долго, иногда даже из-за пустяка.
Люди, расположения которых миссис Шнайбер так отчаянно добивалась, без зазрения совести выуживали у нее на благотворительность крупные суммы, добытые ее мужем тяжким трудом, а потом при встрече, когда она радостно кидалась приветствовать их, делали вид, что впервые ее видят.
Иногда Диана сама не понимала, кого презирает больше: то ли миссис Шнайбер за ее болезненное тщеславие, то ли знать, выкачивающую из этой глупой женщины деньги, не отплатив ей хотя бы простой учтивостью.
То, что Диана в Лондоне, знали лишь немногие из ее друзей. В доме Шнайберов на Гросвенор-сквер она прожила всего одну неделю – семейство надумало отправиться в Монте-Карло.
Если Диана и надеялась, что лето проведет тихо и спокойно, то ее ждало разочарование. В конце июля женская половина Шнайберов вдруг бросилась бегать по магазинам, скупая все, что, по их мнению, требуется для отдыха на юге – летние платья, купальники, одежду с морской символикой, которую положено носить на яхте.
Тщетно Диана уговаривала миссис Шнайбер не покупать столько для яхты, которая скорее походила на моторную лодку.
Все было напрасно. Миссис Шнайбер настояла на своем. Но ни бескозырка, ни стильный бушлат с медными пуговицами не спасли женщин от морской болезни, которой миссис Шнайбер и Рут страдали даже при полном штиле.
В Монте-Карло все было, как и везде: та же толпа представительниц прекрасного пола всевозможных размеров осуществляла свою заветную мечту – загореть до черноты; тот же неизменный набор сладкоречивых проходимцев с вихляющей походкой, словно стервятники, выискивающих богатую добычу.
Те же старики, с восторгом наблюдающие, как плещутся в море молоденькие девицы.
Те же холеные великосветские особы, единственное занятие которых – демонстрация парижских моделей нового сезона.
Те же игроки в карты двух типов: профессионалы и новички-неудачники.
Неженатых и более или менее приличных молодых людей можно было пересчитать по пальцам.
Миссис Шнайбер, очень скоро это обнаружив, долго негодовала на цивилизованное общество, которое не в состоянии предложить ее дочери своих красивых и богатых молодых людей.
– Никогда не видела такой убогой публики! – возмущалась она, сидя у бассейна. Ее просторное тело, втиснутое в испещренную синими пятнами пижаму с оранжевым поясом, выглядело довольно забавно.
Приставив к носу усыпанный бриллиантами лорнет, она окинула прохожих презрительным взглядом.
– Скажи мне, Диана, – проговорила она, – нет ли среди них кого-нибудь из твоих знакомых? Может, ты хоть что-то знаешь? А! Вот идет эта леди Дэшли. За душой ни пенса, а пролезет всюду, куда только пожелает. Вот уж чего не понимаю! Вроде не красавица, а поди ж ты, все из кожи вон лезут, чтобы только оплатить ее счета. А это что за молодой человек спускается по лестнице? Где-то я его прежде видела…
Диана взглянула, куда указывал жирный, унизанный кольцами палец – по ступенькам под руку с какой-то высокой блондинкой спускался не кто иной, как Хьюго.
Кровь бросилась Диане в лицо, она почувствовала, что краснеет. Поспешно раскрыв сумочку, она опустила голову, сделав вид, будто что-то ищет, а когда подняла ее, то уже целиком и полностью владела собой.
