Текст книги "Искушения Парижа (Девственница в Париже; Ах, Париж!)"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Я и не осмелилась бы играть для ваших друзей, – сказала Гардения. – Только для вас. Мама всегда любила мою игру, это ее успокаивало. Папу тоже.

– Когда-нибудь ты сыграешь и мне.

По небрежному тону герцогини Гардения отчетливо поняла, что у нее нет ни малейшего желания тратить время на подобные глупости.

– А кто придет сегодня к вам на ужин? – полюбопытствовала она.

– Увидишь, – уклончиво ответила герцогиня. – Я устала и после чая прилягу. В это время я всегда стараюсь отдохнуть. Кстати! Ты ведь осталась сегодня без ленча! О Боже! Я ужасно невнимательная. Прости меня, девочка моя. Видишь ли, сама я не ем днем, потому что в последнее время стала набирать вес. Мсье Ворт уже сделал мне по этому поводу выговор. А тебе худеть совсем ни к чему. Ты и так тоненькая.

Я отдам распоряжение слугам, чтобы тебе обязательно подавали ленч.

– Не переживайте, тетя Лили, – успокоила герцогиню Гардения. – Я не привыкла много есть. От чая сейчас бы не отказалась, если…

– Конечно, конечно! Сейчас мы будем пить чай! – провозгласила герцогиня. И, выйдя при помощи лакея из остановившейся у дома машины, стремительно поднялась по ступеням, вошла в холл и заявила дворецкому, что желает пить чай в будуаре. – Кстати! Мадемуазель Гардения осталась сегодня без завтрака! – крикнула она ему. – Не понимаю, почему никому в этом доме не пришло в голову покормить ее перед нашим уходом! Впредь чтобы подобное больше не повторялось!

Дворецкий залепетал слова извинения, но герцогиня уже не слушала его. Она решительными шагами поднялась по лестнице, влетела в свою спальню, а из нее сквозь другую дверь в противоположной стене прошла в будуар. Гардения проследовала за ней.

О существовании дамских будуаров она знала лишь понаслышке. Теперь же находилась в одном из них и с интересом рассматривала его обстановку. Эта комната изобиловала купидонами. Красивые мальчики с луками взирали на нее отовсюду: вышитые – с занавесок, вырезанные из дерева – с ламбрекенов, нарисованные – с великолепных картин.

– Здесь просто потрясающе! – Гардения прижала руки к груди и взглянула на тетю.

Та ее не слышала. Она уже сидела за секретером из светлого дерева, отделанным золотом, и писала какое-то письмо.

Не желая ее тревожить, Гардения присела на край парчового дивана и с удовлетворением проследила, как один из лакеев внес в будуар и поставил на стол массивный серебряный поднос. На подносе стояли два серебряных чайника, кувшинчики с молоком и сливками, а также блюда с крошечными бутербродами треугольной формы – с медом, джемом, pate de foie gras и спаржей, разнообразное печенье, графин с мадерой, фрукты, а также французские пирожные с кремом и орехами.

Без позволения тети Гардения не смела притрагиваться к еде, но так хотела есть, а сладости выглядели настолько аппетитными, что ей стоило немалых усилий сдерживать себя.

Неторопливо дописав письмо, герцогиня скрепила его маленькой печатью, хранившейся в небольшой золотой коробочке, осыпанной драгоценными камнями, и, дернув за шнурок колокольчика, вызвала лакея.

Тот явился незамедлительно.

– Отнесите это в английское посольство, – велела она.

Слуга протянул руку в белоснежной перчатке и взял письмо, склоняя голову в парике.

– Будет выполнено, ваша светлость.

– И поезжайте туда немедленно, – добавила герцогиня. – Это дело не терпит отлагательств.

– Слушаюсь, ваша светлость, – ответил лакей и неслышно удалился из будуара.

Гардения сразу же догадалась, кому письмо.

– Вы написали мистеру Каннингхэму, верно? – спросила она несколько обеспокоенно.

Герцогиня кивнула.

– Я же сказала, что сама отвечу на предложение, которое он тебе сделал, – произнесла она серьезно. – И запомни, пожалуйста: впредь не принимай никаких решений, предварительно не поговорив со мной. Это крайне важно, понимаешь?

– Да, тетя Лили, – сказала Гардения. – Но я не думаю, что мистер Каннингхэм имел в виду что-то скверное, когда приглашал меня сегодня.

– Ты так считаешь? – Герцогиня повела бровью.

– Да, – ответила Гардения растерянно.

– Давай приступим к чаю. Что ты обычно добавляешь в него?

Сахар? Сливки? Бери все, что здесь есть, и не стесняйся. – Герцогиня обвела взглядом поднос с яствами и улыбнулась. – Если бы ты только знала, чего мне стоило добиться от поваров подавать мне все, что полагается подавать к пятичасовому английскому чаепитию! А теперь, когда они наконец-то научились все делать правильно, я не могу позволять себе есть выпечку. От нее сильно полнеют!

Едва Гардения допила первую чашку чая, герцогиня отправила ее отдыхать.

Спать не хотелось и усталости она не чувствовала, поэтому время для послеобеденного сна Гардения посвятила разглядыванию своего отражения в зеркале.

В ее голове вновь и вновь звучали последние слова мсье Борта.

«Какие цели он преследовал, говоря мне все эти странные вещи? – размышляла она. – Неужели Париж настолько порочен, что способен испортить кого угодно, в том числе и меня?

И как это может произойти, если тетя контролирует каждый мой шаг?»

Она расстроилась, что не получила позволения герцогини ехать на прогулку с мистером Каннингхэмом. Это было бы чудесно: сидеть на высоком сиденье его черно-желтого экипажа, слушать стук копыт красавцев-лошадей и наслаждаться быстрой ездой.

Ей вспомнилось, что он пообещал прийти на вечеринку герцогини, и на душе стало веселее. «

«А сегодня, – подумала она, – и мистер Каннингхэм, и лорд Харткорт наверняка тоже пойдут в „Максим“. Как жаль, что мне не позволено там появляться».

Она тихонько запела песню из «Веселой вдовы» и вспомнила, что в маленькой комнатке, примыкавшей к главной гостиной, сегодня утром видела рояль. Ей ужасно захотелось поиграть.

Тетя спала. Окна из ее спальни выходили на другую сторону, поэтому, если бы кто-нибудь негромко заиграл на рояле в главной гостиной, она ничего не услышала бы.

Гардения осторожно открыла дверь своей спальни, выглянула в коридор и прислушалась. В коридоре было очень тихо.

Ступая мягко и бесшумно, она прошла к лестнице, спустилась на первый этаж и вошла в гостиную.

Теперь в ней все сияло чистотой. Ничто не напоминало о том беспорядке, который царил здесь утром. Игорные столы унесли, полы устлали коврами, мебель расставили по местам.

На встроенных в стены столах в больших вазах благоухали свежие цветы. Вечернее солнце заливало пространство золотым сиянием и придавало обстановке атмосферу тепла и уюта.

– Наверное, все не так страшно, как мне показалось утром, – пробормотала Гардения и прошла к роялю, край которого виднелся из небольшой смежной с гостиной комнаты.

Инструмент был открыт, и, опустившись на обитую гобеленом табуретку, она с радостью коснулась пальцами клавиш из слоновой кости.

Рояль оказался отличным. Гардения тихо заиграла вальс Шопена.

Родители всегда получали истинное наслаждение, слушая ее игру.

«Может, однажды и тетя поймет, как успокаивает человека музыка, – размышляла она. – Тогда я буду дарить ей это удовольствие вновь и вновь в знак благодарности за ее невиданную доброту, за все, что она сделала для меня, – за позволение остаться в этом огромном доме, за новые одежды, за возможность жить и радоваться».

– Как же мне повезло! – воскликнула она вслух, заиграла мелодию из «Веселой вдовы» и тихонько запела песню:

– Я иду в «Максим»…

– А я, если позволите, буду вас сопровождать. Кем бы вы ни были, – послышался из-за ее спины незнакомый мужской голос.

Она развернулась на табуретке так резко, словно ее облили кипятком.

Перед ней стоял высокий широкоплечий мужчина. Даже если бы она не слышала, как он разговаривает, сразу поняла бы по его внешнему виду, какой национальности этот человек.

По резким чертам его лица, походившего по форме на топор» по коротко остриженным волосам и даже по тому, как он смотрел на нее сквозь стекла очков. Его толстые губы искривляла улыбка. Гардения сразу почувствовала, что этот человек ей крайне неприятен.

– Кто вы? – спросил мужчина по-французски грудным голосом.

– Гардения Уидон, – ответила Гардения, поднимаясь с табуретки. – Племянница герцогини де Мабийон.

– Племянница Лили? Вы шутите! – воскликнул незнакомец по-английски.

– Я не шучу, – спокойно сказала Гардения. – Могу я узнать ваше имя?

– Барон фон Кнезебех к вашим услугам. – Барон щелкнул каблуками и неожиданно взял руку Гардении и поцеловал ее. – Очень приятно познакомиться с вами. Ваша тетя не говорила мне, что к ней пожаловала очаровательная племянница.

– Я приехала без предупреждения. Так получилось, – пояснила Гардения.

– Вы намерены остаться здесь? – полюбопытствовал барон.

– Да.

– Как замечательно! Наверняка ваша тетя очень рада.

Гардения многозначительно посмотрела на свою руку, все еще находившуюся в ручище барона, и попыталась высвободить ее. Но он не дал ей такой возможности, крепче сжав пальцы.

– Мы с вами должны подружиться. Я давно знаю вашу тетю, знаю очень, очень хорошо. Надеюсь, и вы станете моим добрым, близким другом. – Он еще раз поцеловал руку Гардении, которую та сразу отдернула.

В его глазах вспыхнули огоньки, а на губах появилась омерзительная ухмылка.

– Тетя сейчас отдыхает, – сказала Гардения. – Сообщить ей о вашем приходе?

Барон рассмеялся.

– Не стоит беспокоиться, моя маленькая Гардения. Я сам поднимусь к ее светлости. Наверняка вы будете ужинать вместе с нами. Увидимся позднее.

Он вновь щелкнул каблуками. Вовсе не из уважения к Гардении – она это ясно почувствовала, – а по привычке. И с самодовольным видом вышел из гостиной.

Гардения смотрела ему вслед в полном недоумении.

«Отвратительный тип, – думала она. – Именно такими мне представляются отрицательные герои, описанные в книгах. Но это близкий друг тети Лили, и я обязана относиться к нему с почтением. А он и впрямь очень близкий ее друг, в противном случае не осмелился бы пойти к ней в спальню…»

Глава пятая

Анриэтта Дюпре приложила изумрудное ожерелье к своей изящной белой шее.

– Сколько вы хотите за него? – спросила она подчеркнуто холодным тоном – таким, каким всегда разговаривала с продавцами и слугами.

– Это ожерелье стоит десять тысяч франков, – ответил ювелир. – Но вам, Ma'm'selle, я готов продать его за семь с половиной.

– Немыслимо! – воскликнула Анриэтта, швыряя ожерелье на туалетный столик и поднимаясь с низкой табуретки.

Ее гибкое молодое тело под полупрозрачной тканью платья смотрелось восхитительно.

– Цена ему пять тысяч франков, не более! – заявила она.

Ювелир развел руками и покачал головой.

– На это я пойти не могу, Ma'm'selle. Семь с половиной тысяч – вполне подходящая цена для этого ожерелья. В прошлый раз я и так продал вам браслет почти за бесценок, надеюсь, вы помните?

– Ваша жадность не знает границ, мсье Фабиан! – выпалила Анриэтта. – Вы богатый человек. Сколотили целое состояние на продаже драгоценностей. Но даже не задумываетесь о том, что должны быть благодарны таким, как я, людям, давшим вам возможность заполучить столько денежек! – Она высокомерно вскинула голову. – Лорд Харткорт – далеко не бедняк, мсье Фабиан. А в Париже есть множество других известных ювелиров, которые с радостью подберут для меня более красивое ожерелье, чем ваше, и возьмут за него столько денег, сколько следует.

Мсье Фабиан, невысокий седой человек, внимательно посмотрел Анриэтте Дюпре в глаза.

Он привык продавать свой товар дамам demi-monde 1616
  полусвет (среда женщин легкого поведения, подражающих жизни высшего общества, света) (фр.).


[Закрыть]и знал, как никто другой, характерную примету этих особ – когда речь заходила о деньгах, они становились неслыханно скупыми.

Он почувствовал вдруг, что ужасно устал скандалить по поводу каждой сотни франков во время заключения той или иной сделки.

Продавать драгоценности представителям настоящей аристократии было куда приятнее. Например, герцогине Марлборо, которая вчера купила у него понравившееся ей кольцо с бриллиантом, даже не подумав торговаться. Конечно, не следовало сравнивать ее, американку, с Анриэттой Дюпре.

– Итак, как я уже сказал, Ma'm'selle, я готов продать вам это ожерелье за семь с половиной тысяч франков, – спокойно произнес мсье Фабиан. – Ювелиру тоже нужны деньги, вы ведь понимаете.

– Мсье Фабиан, вам совсем ни к чему ссориться со мной, – процедила Анриэтта сквозь зубы. – Я уверена в том, что мои условия вполне приемлемы для вас. Если вы с ними не согласитесь, я буду вынуждена пойти к мсье Люсезу.

Мсье Фабиан улыбнулся и с невозмутимым видом положил ожерелье в коробочку из красной кожи, отделанную бархатом.

– Мсье Люсез – мой кузен, Ma'm'selle. В данный момент он тоже переживает не лучшие времена и не может позволить себе продавать товар по слишком низким ценам. Даже самым постоянным из своих покупателей. Открою вам один секрет: мы заключили взаимное соглашение, согласно которому не имеем права делать клиентам большую скидку, чем та, какую я вам предлагаю.

С губ Анриэтты сорвалось смачное ругательство. Так выражались обитатели трущоб, а именно там она родилась и выросла.

– Хороший же вы торговец, мсье Фабиан! Оставьте ожерелье! Я попробую побеседовать с лордом Харткортом. Посмотрим, что он скажет по поводу вашей цены! – прокричала она.

– Очень хорошо, Ma'm'selle, – ответил ювелир. – Когда его милость увидит, как великолепно смотрится это ожерелье на вашей нежнейшей коже, он наверняка тут же согласится выписать мне чек. Au revoir 1717
  До свидания (фр.).


[Закрыть], Ma'm'selle. Всегда к вашим услугам.

Он поклонился и вышел из комнаты.

Анриэтта скорчила недовольную гримасу и гневно пнула шелковую подушечку, лежавшую на полу у двери.

– Негодяй! Паразит! – прошипела она. Но, взглянув на изумрудное ожерелье в незакрытой коробочке, мечтательно улыбнулась.

Придя вечером к любовнице, лорд Харткорт застал ее лежащей на кровати с атласными простынями. На ней абсолютно ничего не было за исключением одной вещи – изумрудного ожерелья. На фоне ее белоснежной кожи оно выглядело бесподобно…

Заговорили об ожерелье некоторое время спустя.

– Откуда у тебя эта игрушка? – спросил лорд Харткорт, едва касаясь чудесных камней пальцами одной руки, а другой поднося к губам бокал с шампанским.

– Тебе она нравится? – промурлыкала Анриэтта, соблазнительно глядя на любовника из-под опущенных пушистых ресниц.

– Ты любишь изумруды? – поинтересовался лорд Харткорт. – Охотно соглашусь, что они тебе очень идут.

– Я от них в восторге, – прошептала Анриэтта. Ее глаза заметно погрустнели. – Но, к сожалению, я не могу себе позволить их приобрести.

Лорд Харткорт кивнул.

– Стоят они наверняка немало.

– Для такой вещи, как эта, цена, которую за нее просят, – сущий пустяк! – поспешно проворковала Анриэтта. – Это ожерелье принадлежало когда-то самой Марии Антуанетте. Его подарил ей шведский любовник. Это символ их любви. – Она подалась вперед, приближаясь к лорду Харткорту. Изысканный аромат духов, которым благоухало все ее тело, окутал его незримым облаком.

Он провел рукой по мраморной шее Любовницы, украшенной драгоценными камнями.

Посещать по пятницам это заведение вошло у них в привычку. Там было весело, но однообразно: всегда одни и те же лица, одни и те же блюда и напитки, одни и те же шутки, один и тот же гам.

– Наверное, все дело в том, что я стал чертовски безрадостно смотреть на окружающую действительность, – еле слышно пробормотал лорд Харткорт, выйдя из машины и направившись к мраморной лестнице парадного входа в английское посольство.

– Вас ожидает мистер Каннингхэм, милорд, – сообщил дворецкий, как только он вошел в холл, – Где?

– В ваших комнатах, милорд.

– Спасибо, Джарвис. На сколько назначен сегодняшний ужин? – спросил лорд Харткорт.

– На восемь часов, – ответил дворецкий. – В вашем распоряжении еще сорок минут, милорд.

– Знаки отличия надевать сегодня следует?

– На ужине будет присутствовать султан Марокко, – сообщил старший лакей. – Знаки отличия необходимы. Я уже сказал об этом вашему слуге.

– Спасибо, Джарвис.

Совершенно бессмысленный разговор, подумал лорд Харткорт, поднимаясь по лестнице. Нынешний слуга работал на него на протяжении пяти лет, работал исключительно исправно. Он передал бы ему все, что полагалось.

Бертрам лежал на диване в гостиной и просматривал свежие английские газеты, когда появился хозяин комнат.

– Привет, Вейн! – крикнул он, продолжая беспардонно лежать. – Я хочу поговорить с тобой.

– А я не имею ни малейшего желания тратить время на болтовню, – ответил ему кузен. – В восемь я должен явиться на официальный ужин. Хочу принять ванну, переодеться и быть внизу самое позднее за десять минут до начала мероприятия.

– У тебя еще уйма времени! – Бертрам хмыкнул. – А я всего лишь хотел показать тебе вот это.

Он поднялся с дивана и достал из кармана письмо.

– Прочти его вслух, мой дорогой друг, – сказал лорд Харткорт, проходя в спальню. – Я не намерен опаздывать. Сэра Джеймса хватит удар, если перед приездом первого гостя мы все, как ненужные предметы мебели, не соберемся к ужину.

Что в этом письме? И от кого оно?

Бертрам тоже перешел в спальню и уселся на край кровати.

– От герцогини! – провозгласил он. – И если ты растолкуешь мне, что оно означает, я буду тебе весьма признателен.

Сам я ничегошеньки не понимаю.

– Прочти его наконец, – скомандовал лорд Харткорт, снял пиджак, отдал его слуге и принялся развязывать галстук.

Развернув письмо и отдалив его от себя на расстояние вытянутой руки, Бертрам начал читать:

Уважаемый мистер Каннингхэм!

Племянница сообщила мне, что вы любезно пригласили нас на прогулку в Буа завтра утром. К сожалению, принять ваше приглашение мы не можем, поскольку мисс Уидон приехала в Париж только вчера и еще как следует не отдохнула с дороги. Надеюсь увидеть вас, а также вашего кузена, лорда Харткорта, на своей завтрашней вечеринке.

Искренне ваша

Лили де Мабийон.

Бертрам возмущенно швырнул письмо на стол и уставился на кузена.

– Ну и что ты думаешь по этому поводу?

– Думаю, что на твое приглашение ответили вполне вежливым отказом, – невозмутимо продолжая раздеваться, ответил лорд Харткорт.

– Вежливым? – вскрикнул Бертрам. – Получить подобный отказ от Лили де Мабийон – настоящее оскорбление! Ты ведь понял, на что она намекает? На то, что ее девочку кто-то должен сопровождать на прогулках, а еще на то, что я не имею права приглашать ее. Лили де Мабийон, подумать только! Что за игру она затеяла? Никогда не поверю, чтобы племянница Лили сидела взаперти и была праведницей! Никто в это не поверит!

– Насколько я понял из твоей пылкой речи, – спокойно сказал лорд Харткорт, – ты считаешь, что герцогиня должна принять тебя с распростертыми объятиями. Так? Но, дорогой мой, она наверняка желает найти для племянницы нечто более солидное: маркиза, графа, барона. А ты всего лишь «уважаемый мистер Каннингхэм», и у тебя частенько не бывает наличных, ей об этом, конечно, известно.

– Считаешь, все дело в деньгах? – мрачно спросил Бертрам.

– Предполагаю, что так, – ответил лорд Харткорт. – В конце концов, любой человек мечтает о лучшей доле для своих потомков, это вполне естественно.

– Черт возьми, Вейн! Если уж ты считаешь, что я не гожусь в ухажеры даже для племянницы Лили де Мабийон, я имею все основания серьезно на тебя обидеться, – пробурчал Бертрам. – Естественно, я далеко не царь Крез и не обладаю несметными богатствами, но, во всяком случае, во сто крат лучше тех отвратительных типов, которые крутятся вокруг игорных столов в гостиной герцогини.

– Насмотревшись на них, она и не хочет, чтобы вокруг ее племянницы крутились недостойные личности, – сказал лорд Харткорт.

– Ну это уже слишком! – прогремел Бертрам. – Теперь ты по-настоящему меня оскорбил! Никак не ожидал, что ты будешь так настойчиво защищать позицию Лили. Она радоваться должна! Ее племянница не успела появиться в Париже, как ей тут же уделили внимание.

Лорд Харткорт усмехнулся.

– Это только начало. Когда герцогиня приоденет свою девочку, на ней сосредоточится внимание многих. Вот увидишь.

Бертрам поднял вверх указательный палец.

– Ты кое о чем мне напомнил! – объявил он с таинственным видом. – Чуть не забыл рассказать тебе об этом. Слышал последние сплетни?

– Сплетни, о чем бы они ни были, меня интересуют крайне редко, – ответил лорд Харткорт устало.

Слуга подал ему халат, и, надев его, он направился в ванную комнату.

– Эй, подожди! – крикнул Бертрам. – Ты должен узнать эту новость! Я слышал это уже от двух человек, не думаю, чтобы оба лгали.

Лорд Харткорт приостановился у входа в ванную.

– Ладно, рассказывай свою сплетню, только побыстрее, – с легким раздражением произнес он.

– Болтают, – начал Бертрам с воодушевлением, – будто сегодня днем Лили возила свою племянницу к Ворту и будто на девочке не было ничего, обрати внимание, абсолютно ничего, кроме шиншилловой накидки стоимостью в несколько миллионов франков! Лили упросила Борта сшить малышке какую-нибудь одежду, сказав, что, если он им не поможет, ей будет нечего носить, совершенно нечего!

Лорд Харткорт криво улыбнулся.

– Догадываюсь, кто сообщил тебе эту новость. Наверняка не мужчины.

Он вошел в ванную и плотно закрыл за собой дверь.

– Черт возьми, Вейн! – заорал Бертрам. – Хотя бы скажи, что ты думаешь по этому поводу!

Он подскочил к двери ванной и прокричал еще громче:

– Ты считаешь, это правда, Вейн? Насколько я понял, в это верит весь Париж!

– Понятия не имею, – ответил лорд Харткорт из-за двери. – Не терял бы лучше времени, Берти! Иди и приведи себя в порядок к вечеру. Если твоя английская пташка намеревается сегодня куда-то выйти, она пойдет в «Максим».

– Боже мой, а ведь ты прав! – воскликнул Бертрам довольно. – Увидимся позже, Вейн!

В ванной уже шумела вода – лорд Харткорт наверняка не слышал последних слов кузена.

– Доброго вечера, Хиксон, – пробормотал Бертрам слуге, вешавшему в шкаф костюм лорда Харткорта, и устремился к выходу.

– Доброго вечера, сэр, – ответил Хиксон с почтением.

Как только дверь за Бертрамом закрылась, он проворчал вполголоса:

– Ох уж эти женщины! Мужчинам они всегда стоят крайне дорого.

На туалетном столике лежала кучка соверенов 1818
  английская золотая монета номиналом в один фунт стерлингов.


[Закрыть], высыпанных из карманов лордом Харткортом. Хиксон взглянул на нее с печальным вздохом.

На девушку-француженку, с которой он встречался, у него уходила практически вся зарплата.

«Маме я не посылаю ни гроша вот уже целых две недели, – подумал он и к его щекам прилила краска стыда. – Есть в этих француженках нечто такое, что действует на тебя как магическое заклинание. Оно проникает тебе под кожу, примешивается к крови, и ты не в состоянии ему противостоять…»

Он аккуратно сдвинул монеты в сторону. Никогда в жизни ему не приходило и в голову брать деньги хозяина. Но заработка катастрофически не хватало, и в последнее время он нередко подумывал обратиться к лорду Харткорту с просьбой повысить жалованье. Те небольшие суммы, которые раньше ему удавалось высылать матери, очень ей помогали, но жизнь без прелестных ручек, все время что-то требовавших, уже не представлялась возможной.

Ужин в посольстве ничем не отличался от других официальных вечеров, проходивших в обшитом панелями зале. Стены этого просторного помещения украшали золотые орнаменты, в люстре красовались хрустальные орхидеи. За спинкой стула у каждого из присутствовавших стоял лакей.

Рядом с лордом Харткортом сидела обворожительная графиня Уорик. Она беспрестанно развлекала его, рассказывая пикантные новости английского двора, которые щедро приправляла революционными социалистическими идеями. Эти политические убеждения, к ужасу всех своих друзей, она поддерживала довольно давно.

– Как поживает его величество? – поинтересовался лорд Харткорт.

– Становится все более полным, – ответила графиня. – А временами бывает крайне вспыльчив. Но все еще заглядывается на женщин. Миссис Кеппел продолжает его восхищать. Без нее он шагу не может сделать.

Она вздохнула, по-видимому, вспомнив о тех временах, когда ее считали одной из красивейших женщин в Англии.

– Люди стареют, и с этим ничего не поделаешь! Берите от молодости все, что можете, лорд Харткорт. Она никогда не повторится!

– Ваша красота неподвластна времени, – заметил лорд Харткорт тоном человека, не делающего комплимент, а констатирующего факт.

Графиня улыбнулась – светлой благодарной уверенной улыбкой женщины, привыкшей блистать на протяжении долгих лет.

– Спасибо, – ответила она. – Откройте мне один секрет: в кого вы влюблены в настоящий момент?

Лорд Харткорт пожал плечами.

– Ни в кого, – честно ответил он.

– Да вы что! – воскликнула графиня. – Тратить столько драгоценного времени впустую! Мужчина всегда должен быть влюблен, причем влюблен больше, чем женщина в него. Это единственный путь сохранения баланса полов.

– Наверное, мне следует прислушаться к вашим словам, – ответил лорд Харткорт, сдержанно улыбаясь. – По-видимому, вы в этих делах человек опытный.

Леди Уорик рассмеялась.

– Вы угадали. Опыта у меня так много, что, чувствую, я непременно должна поделиться им с потомками. Когда-нибудь возьму и напишу о себе книгу, это теперь модно. И вас в нее включу, лорд Харткорт, как очень сложного и очень опасного молодого человека.

Лорд Харткорт изумленно нахмурился.

– Опасного? – переспросил он.

– Да, да, опасного, – ответила графиня. – Вы скрытный, сдержанный и умеете не показывать окружающим своих эмоций. Не завидую женщине, которая в вас влюбится. Ее сердце будет разбито о вашу холодность.

Лицо лорда Харткорта потемнело.

– Насколько я понимаю, вы весьма невысокого мнения обо мне, леди Уорик, – произнес он мрачно.

Поняв, что собеседник вполне серьезно расстроен, леди Уорик, которая не придавала разговору особого значения, задумалась.

Ей вдруг вспомнилось, как кто-то из знакомых рассказывал о лорде Харткорте довольно печальную историю. Будучи совсем неопытным юношей, этот человек якобы встречался с одной из светских красоток, гораздо более взрослой, чем он.

Она вскружила ему голову, попользовалась им и беспощадно бросила, повстречав жениха получше – одного из членов королевской семьи. А о бывшем любовнике – неоперившемся юнце – мгновенно позабыла.

Наверное, он до сих пор страдает, подумала леди Уорик.

По-видимому, нанесенные ему той дамой душевные раны все еще дают о себе знать. Из-за этого и вид у него настолько циничный.

– Я просто решила вас подразнить, – произнесла она вслух, мило улыбаясь. – Не сердитесь на меня, прошу вас. Уверена, что к представительницам слабого пола вы всегда относитесь внимательно и по-доброму.

– Звучит ужасно скучно, леди Уорик. – Лорд Харткорт скривил губы. – Боюсь, в ваших глазах я выгляжу совсем неприглядно.

– Знаете что? Приезжайте ко мне в Уорик, когда будете в Англии в следующий раз. Тогда вам станет ясно, что мое о вас мнение очень даже хорошее. – Леди Уорик опять улыбнулась.

– С удовольствием принимаю ваше предложение, – сказал лорд Харткорт. – Я слышал, фазанов в этом году будет видимо-невидимо.

– Приезжайте в тот момент, когда к нам пожалует король. – Глаза леди Уорик засияли. – Вам ведь известно, что его величество обожает хорошую охоту?

Лорд Харткорт произнес слова благодарности, хотя про себя решил, что ни за что не поедет в Уорик во время кровожадной охоты короля Эдварда. Большинство мужчин находили это мероприятие чрезвычайно увлекательным, он же не видел в нем ничего интересного.

Когда ужин подошел к концу, супруга посла пригласила дам перейти в гостиную.

Мужчины остались одни. Лорд Харткорт выпил еще бокал портвейна и присоединился к общей беседе. Вечер тянулся нескончаемо долго.

Через некоторое время в гостиную перешли и мужчины.

Перед собравшимися выступал оперный певец. Он пел отрывки из «Кармен».

Лорд Харткорт вздохнул с облегчением, когда султан собрался уходить. Он проводил его до автомобиля, вернулся в гостиную и сел рядом с послом.

Тот устало зевнул, прикрыв рот ладонью.

– Полагаю, сегодняшний вечер прошел удачно, – сказал он.

– Надеюсь, ваше превосходительство, – ответил лорд Харткорт.

– Мне кажется, я сумел изложить позицию Англии султану гораздо лучше, чем наши многословные политики. – Посол удовлетворенно потер руки. – Прав я или нет, покажут результаты.

– Конечно, ваше превосходительство, – поддакнул лорд Харткорт, хотя имел смутное представление о том, что имеет в виду посол, ведь он не видел ни одного из запутанных писем, которыми на протяжении некоторого времени обменивались Англия и Марокко.

– Доброй ночи, Харткорт, – сказал посол. – Полагаю, сегодня вы пойдете еще куда-нибудь. Скорее всего в «Максим»?

– Правильно, ваше превосходительство.

– Я для подобных заведений слишком стар. – Посол крякнул. – К тому же хочу как следует выспаться перед завтрашним ленчем – к нам пожалуют гости из Германии. Если я не буду чувствовать себя отдохнувшим, то не смогу держать ситуацию под четким контролем. А это крайне важно.

– Согласен с вами, ваше превосходительство, – ответил лорд Харткорт со всей серьезностью. От завтрашней встречи зависело действительно многое.

– До свидания, Харткорт. Желаю хорошо повеселиться.

Распрощавшись с послом, лорд Харткорт вышел в холл, снял с груди знаки отличия, отдал их Джарвису, взял у него цилиндр, перчатки и трость и вышел во двор, где его уже ожидала машина.

Анриэтта ждала его в «Максиме». Перед самым ужином лорду Харткорту передали записку, в которой подруга сообщила ему, что приедет в ресторан сама.

Лорд Харткорт улыбнулся, прочтя написанное с ошибками послание. От листа сильно пахло любимыми духами Анриэтты. Она, конечно, собиралась объяснить свой поступок нежеланием отнимать у своего возлюбленного время. На самом же деле хотела всего лишь побыстрее похвастаться перед подругами новым ожерельем. Ожерельем, за которое лорду Харткорту предстояло заплатить кругленькую сумму.

Направляясь в машине к «Максиму», он мрачно размышлял о своей жизни.

«Интересно, кем считают меня подруги Анриэтты? – возник в его голове неожиданный вопрос. – Дураком или благодетелем?»

Ему было прекрасно известно, что любая из этих девиц с радостью согласилась бы занять место Анриэтты. Он всегда отличался сдержанностью и скромностью, но не мог не знать себе цену.

Богатых мужчин в Париже хватало, но мало кто из них был и молод, и презентабелен, и титулован. Более того, большинство богачей имели семьи, а наличие жены всегда означало возникновение неминуемых осложнений.

Однажды лорд Харткорт заговорил на эту тему с Анриэттой.

– Если связываешься с женатым мужчиной, тебя постоянно преследует отвратительное чувство тревоги, – призналась тогда она. – Так и кажется, что жена твоего любовника вот-вот всадит тебе в спину нож. А уж в том, что в твой адрес постоянно посылаются проклятия, не стоит и сомневаться. Я так рада, что ты у меня холостяк!

– Когда-то и мне придется завести семью, – ответил лорд Харткорт. – В Англии у меня огромный дом и большое имение. Рано или поздно я должен подумать о том, кому передать все это, равно как и свой титул.