Текст книги "Брак на небесах"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

– Вы правы, Дэлтон. Я так и сделаю, но смогу ли я повеселиться в данных обстоятельствах?

Мистер Дэлтон промолчал, и герцог резко сказал:

– Я должен жениться, Дэлтон! Удивляет ли это вас? Это правда.

– Я подозревал, что это может случиться, ваша светлость, после того, как мы узнали о женитьбе мистера Эдмунда.

Герцог пристально посмотрел на секретаря, затем рассмеялся.

– Поистине, Дэлтон, есть ли что-либо, чего вы не знаете? А я-то думал, что хотя бы один раз опережу вас.

– Сегодня утром о женитьбе мистера Эдмунда было объявлено в «Газетт», – спокойно сказал секретарь. – Я собирался показать объявление вашей светлости по возвращении, но после понял, что семья вашей светлости вызвала и ждала вас именно по этому поводу.

– Вы оказались правы, Дэлтон, абсолютно правы, – согласился Бакхерст. – И они разъяснили, что у меня не остается иного выхода, как жениться, что я и собираюсь сделать.

– Хотелось бы лишь надеяться, ваша светлость, – медленно растягивая слова, сказал секретарь, – что жена принесет вам счастье.

– Она принесет мне одно несчастье! – возразил герцог. – И никто не знает этого лучше вас! Но, полагаю, что если нужно принести жертву, то жертвой должен послужить я. Боже, какая судьба! И не смейте желать мне всего наилучшего в браке!

Не ожидая ответа, он вышел из комнаты, с большим трудом сдержав себя, чтобы не хлопнуть дверью.

Глава 2

Леди Сэмела Уинн проехала к конюшням, ловко огибая знакомые рытвины в мощенном булыжником дворе.

Спешившись, она завела лошадь в конюшню, в свое время выстроенную для сорока коней, однако сейчас в ней находилось всего три.

В ближайшем стойле протекала крыша, поэтому она поставила Меркурия в соседнее, где по крайней мере было сухо.

Когда она освободила подпруги и сняла седло, к ней медленно подошел старик грум.

– Славно прогулялись, миледи?

– Да, спасибо, Уолтерс, но, мне кажется, не стоит давать столько свежей травы Меркурию. Дай ему лучше вечерком порцию овса.

– Это невозможно, миледи.

– Почему?

– Мистер Тернер больше не намерен поставлять нам овес, пока мы не заплатим по счету.

Сэмела огорченно вздохнула, но не стала возражать, понимая, что этого следовало ожидать.

– Ладно, тогда дай ему побольше сена, – сказала она, – хотя это, конечно, совсем не одно и то же.

– Конечно, миледи, но мы ничего не можем поделать.

– Ничего, – согласилась девушка.

Она повесила уздечку и вынесла дамское седло в проход, чтобы повесить его там на крюк.

Лучи весеннего солнышка, струившегося через разбитые окна конюшни, позолотили ее волосы, но, когда девушка вышла из конюшни и, осторожно обходя рытвины, пошла через двор, в ее голубых глазах отражалось беспокойство.

На ходу она размышляла о том, в каком тяжелом положении они оказались, и задавалась вопросом, осталось ли в доме что-нибудь годное для продажи.

Леди Уинн понимала, что, возможно, скоро им с отцом будет нечего есть, но ей было невыносимо думать, что могут пострадать их лошади, и она в сотый раз возвращалась к одному и тому же вопросу: где достать денег, чтобы погасить долги.

Если бы кто-то увидел снаружи великолепный дом графа Кенуина, построенный в стиле, характерном для эпохи королевы Елизаветы, то никогда не поверил бы, что в этом доме поселилась нужда, и ужаснулся сумме, требуемой на его восстановление и ремонт, необходимый после стольких лет запустения. Временами Сэмела даже опасалась, что в один прекрасный день дом может рухнуть, погребя их под обломками.

И в то же время, зная, что значит это здание для отца, она не решалась предложить ему самое простое решение: переехать в какой-нибудь небольшой дом в их же поместье.

Граф как-то сказал ей, и она никогда не забывала его слов: «Если мне суждено утонуть, то я пойду на дно вместе со своим судном, не спуская флага! Я не подниму лапки вверх ни перед кем: ни перед Богом, ни перед человеком, ни перед этими проклятыми долгами!»

Дочь понимала, что в нем говорит гордость. И она унаследовала от него эту черту характера и была уверена, что тоже не сдастся и будет сражаться до конца.

Наверно, они умрут с голоду и их тела останутся лежать непогребенными на старых деревянных половицах, настеленных еще во времена правления Елизаветы.

Но иногда, поскольку она была молода, а над ее головой светило солнышко, Сэмела говорила себе: не все так плохо, они как-нибудь выживут, хотя пока непонятно – как.

Она обогнула угол дома и замерла в удивлении, увидев, что возле парадного подъезда стоит роскошный экипаж, запряженный четверкой лошадей, на козлах которого восседают кучер и лакей.

Сэмела заинтересовалась, кто это может быть, и тут же взмолилась: лишь бы не какой-нибудь сосед из их графства с просьбой принять участие в очередном благотворительном мероприятии.

Поскольку отца в округе любили и уважали, его постоянно просили возглавить или патронировать тот или иной проект.

Хотя графу было приятно, когда ему предлагали поучаствовать в делах графства, он, как и Сэмела, понимал, что это означает либо вложение денег, если речь шла о благотворительности, либо необходимость принимать у себя людей, если речь шла об организации того или иного комитета.

Иногда им удавалось обойтись на таком совещании лишь рюмкой шерри для гостей, но даже и шерри стоило денег, а их когда-то знаменитый погребок в Кенуин-Прайори теперь был пуст, если не считать пустых емкостей и деревянных бочонков, веками стоявших там.

Подойдя к экипажу, Сэмела бросила быстрый взгляд на герб на его дверце, пытаясь выяснить, кому он принадлежит. Но герб с изображением хищного грифона ни о чем ей не говорил, и она поспешила в дом, полагая, что обязана поддержать отца и помочь ему отказаться от любых предложений, не раскрывая подлинной причины отказа.

Пересекая холл, леди Уинн подумала, не выглядит ли в своем старом костюме для верховой езды слишком странно одетой для приема гостей. Кроме того, если это знатные господа, то им покажется странным, что на ней нет шляпы для прогулки верхом.

Поскольку ее шляпа была чересчур старой, ей было удобнее заплетать длинные светлые волосы и не думать о приличиях.

Потом она улыбнулась и сказала себе, что вряд ли кто-нибудь обратит внимание на ее вид, зато отец наверняка захочет, чтобы она присутствовала при разговоре.

Девушка открыла дверь кабинета, который они использовали и в качестве гостиной, – прочие гостиные были заперты, а библиотека для этого времени года была слишком большой и холодной.

Сэмела постаралась создать в кабинете подобие уюта, обставив его любимой мебелью и развесив переходящие по наследству картины, которые не подлежали продаже.

Входя, она ожидала увидеть в одном из уютных, хотя и ветхих, кожаных кресел какого-нибудь джентльмена. Но вместо этого, к ее изумлению, в нем восседала леди, причем весьма красивая и элегантная.

Девушка попыталась скрыть удивление. Отец, стоявший к ней спиной, в этот момент обернулся, и она заметила на его лице смешанное чувство облегчения и тревоги.

– Прости, что я задержалась, папа, – сказала она, проходя к камину, – но день такой чудесный! Ужасно жаль, что ты не поехал со мной.

– Я бы с радостью, – с оттенком печали проговорил граф.

Когда Сэмела подошла, он посмотрел на леди, сидящую напротив, и сказал:

– Позвольте представить вам мою дочь Сэмелу. Сэмела, это маркиза Холл. Она приехала с очень странным предложением, и я хочу, чтобы ты послушала, о чем идет речь.

– Да, конечно, папа, – ответила девушка и, подойдя к маркизе, сделала книксен и протянула руку.

Ей показалось, что эта женщина смотрела на нее оценивающим взглядом, отчего ей стало неловко, но она сосредоточила внимание на элегантной модной шляпке гостьи с высокими полями, украшенной кружевами и маленькими голубыми страусовыми перьями в тон шелковому платью маркизы.

Затем, к изумлению девушки, гостья сказала:

– Вы очень славное дитя и гораздо более красивы, нежели я ожидала.

Эти речи показались девушке странными, и она перевела вопрошающий взгляд на отца и, зная его насквозь, поняла, что он ужасно растерян.

Отец поднялся со стула и встал спиной к пустому камину.

– Сэмела, дело в том, что маркиза, – начал он, и было видно, что отец затрудняется в выборе слов, – приехала к нам по поручению брата просить у меня твоей руки. – Герцог Бакхерст хотел бы жениться на тебе!

Даже если бы он бросил ей под ноги бомбу, Сэмела была бы не так поражена.

Потом она решила, что, видимо, это шутка, но у отца был чересчур серьезный вид, и, превозмогая себя, девушка сказала:

– Это… большой… сюрприз, папа!

– Это не меньший сюрприз и для меня, – ответил отец. – И в то же время речь, безусловно, идет о таком браке, которого я желал бы для тебя, и который в своем роде является великой честью.

– А ты знаком с этим джентльменом? – спросила Сэмела, желая таким образом выяснить, приходилось ли ей самой видеть предполагаемого жениха.

Граф покачал головой.

– Нет, мне кажется, мы не встречались, – сказал он, – но я показал бы себя очень далеким от мира спорта, если бы не знал, что лошади его светлости побеждали на всех классических конных бегах.

– О, – сказала маркиза, – мой брат великий спортсмен и выдающийся наездник, и поскольку ваша дочь явно любит верховую езду, у них, несомненно, найдутся общие интересы.

Маркиза говорила так, словно старалась заинтриговать девушку.

– Нужно сказать, что кони моего брата – не только беговые, но и те, что для прогулок – совершенно изумительны, и мне кажется, леди Сэмела, что вы будете так же очарованы ими, как я.

Сэмеле показалось, что разговор принимает несколько странный оборот: вместо того чтобы столько говорить о лошадях, маркизе следовало бы больше внимания уделить своему брату, который собирается так скоропалительно жениться.

И голосом, который ей самой показался каким-то чужим, девушка спросила:

– А нельзя ли познакомиться с джентльменом, который просит моей руки? Тогда мы смогли бы поговорить о вещах, представляющих интерес для нас обоих.

Маркиза заколебалась, а граф сухо сказал:

– Ее милость сообщила мне, что обязательным, по непонятным мне причинам, условием является, чтобы свадьба состоялась второго июня.

– Но, папа… остается меньше трех недель.

– Да, я знаю, и это представляется мне странным, весьма странным.

– Я уже пояснила, – вмешалась маркиза, – что брат собирается жениться до бегов в Эскоте. Он выставляет на бега несколько своих лошадей и рассчитывает выиграть в этом году Золотой кубок.

– Мне-то казалось, – спокойно заметил граф, что женитьба все-таки важнее бегов.

Сэмела переводила смятенный взгляд с отца на маркизу. Затем маркиза, наклонившись вперед, обратилась к девушке.

– Пожалуйста, дорогая, – сказала она, – можно я буду называть вас Сэмела? Постарайтесь понять: мой брат – непредсказуемая личность, хотя я люблю его и считаю, что у него чудесный характер. Он принял решение венчаться второго июня, и я умоляю вас согласиться.

Видимо, она заметила тень сомнения на лице девушки, потому что добавила:

– Вы должны понять, что это будет означать для вас. Вы станете хозяйкой одного из лучших домов Англии, не говоря уже о других домах, принадлежащих брату; у вас будут такие платья, которые сделают вас, без сомнения, королевой любого бала, и драгоценности, не сравнимые с любыми другими во всей стране.

Она сделала паузу и словно в подкрепление своих слов огядела комнату – вытоптанный ковер, выгоревшие шторы, мебель, требующую ремонта.

– Понимаете, это изменит вашу жизнь так, будто крестная-фея взмахнула волшебным жезлом или будто вы грезите.

– Я понимаю, – ответила девушка, – но прежде чем принять решение, я хотела бы познакомиться… с человеком… за которого выйду замуж… и быть уверена, что… сделаю его… счастливым.

После некоторой паузы маркиза сказала:

– Я уже говорила вашему папе, что, к сожалению, брату пришлось уехать по делам и он вернется лишь за день до венчания.

Сэмела не верила своим ушам.

– Так вы серьезно предлагаете, миледи, чтобы я вышла за человека, которого ни разу в жизни не видела и с которым не перемолвилась ни единым словом? Это просто невозможно.

Говоря это, она повернулась и встала рядом с отцом, взяв его под руку, словно ища у него защиты и поддержки. Он также взял ее за руку – в знак того, что понимает и уважает ее чувства.

– Я согласен, это поистине странное предложение, Сэмела. Но в то же время маркиза права, отметив, что в качестве герцогини Бакхерст ты заняла бы чуть ли не самую верхнюю ступеньку социальной лестницы.

Услышав названное имя, Сэмела окаменела.

– Ты сказал… герцогиня… Бакхерст, папа?

– Мне казалось, я говорила, – вмешалась маркиза, – но, возможно, вас еще не было. Да, мой брат – герцог Бакхерст.

– Вы уверены?

Маркиза улыбнулась.

– Ну конечно, уверена! Если вы слыхали о нем, – а я уверена, что это так, учитывая ваш интерес к лошадям, – то поймете, что я не преувеличиваю, отмечая его положение в мире спорта, не говоря уже о том, что он друг короля и один из самых знатных герцогов Великобритании.

Сэмела не слушала.

– Герцог Бакхерст, – пробормотала она. Потом она взглянула на отца.

– Папа, хотя, как я уже сказала, это весьма странное предложение, я готова, если он… желает жениться на мне… дать согласие.

Не успел граф вымолвить и слова, как маркиза вскрикнула от восторга.

– О, я так рада это слышать! Какое разумное дитя! Мой брат будет восхищен, когда я напишу ему, что вы согласны.

Как бы желая сказать и свое слово, граф подчеркнул:

– Свадьбу мы, конечно, устроим здесь, так как это наш дом.

Маркиза перевела дыхание.

– Мне кажется, милорд, что это не лучшее решение. Поймите, если арендаторы Бакхерст-парка не смогут участвовать в торжестве, они будут ужасно разочарованы. Мой муж уже договорился о сооружении огромного шатра, где в их распоряжении будут бочонки пива и сидра и столько закусок, что голодным уйдет только ленивый!

Улыбаясь, она продолжила:

– Остальных гостей будут, конечно, вовсю развлекать в бальном зале. Свадебный торт испекут наши собственные шеф-повара, и если бы этим занялся кто-то другой, у них был бы разрыв сердца.

Сэмела сжала руку отца, и он понял, о чем она думает. В данных обстоятельствах они могли бы предложить в лучшем случае бисквитный торт, а о чем-либо более утонченном и роскошном и мечтать не приходилось.

Конечно, граф не имел возможности предложить гостям шампанское и такие закуски, которых можно было бы ожидать на торжестве, устроенном по случаю бракосочетания герцога Бакхерста.

– Ну хорошо, я вынужден согласиться, – сказал наконец граф, – и, к счастью, мы живем не так уж далеко от Бакхерст-парка. Пожалуй, мы с Сэмелой сможем подъехать туда примерно за два с половиной часа.

Маркиза рассмеялась.

– Это зависит прежде всего, милорд, от того, какие у вас лошади! Сегодня я добралась до вас всего за полтора часа. А уж на свадьбу, я уверена, брат пришлет одну из своих лучших упряжек и экипаж с такими рессорами, что вам покажется, будто вы плывете на облаке, а не едете по ухабистой дороге.

Выдержав паузу и глядя на Сэмелу, она сказала:

– Есть, правда, одна вещь, на которой я должна настоять: мне хотелось бы, моя дорогая, чтобы мой свадебный подарок был вашим приданым. Боюсь, до свадьбы не удастся пошить все платья, но обещаю, что у вас будет достаточно нарядов, чтобы к началу медового месяца выглядеть вполне прилично для герцогини.

– Большое спасибо.

Говоря это, она заметила, как отец окаменел от оскорбления: маркиза предлагает приданое, словно он не имеет возможности обеспечить свою дочь сам!

Но на самом деле он прекрасно знал, что дело обстоит именно так: у них нет денег не то что на целое приданое, но даже на одно-единственное платье.

– Давайте перейдем к земным делам, – продолжала маркиза. – Если вы дадите мне свои размеры, а еще лучше какое-нибудь старое платье, которое сшито по вашей мерке, то я пошлю его в Лондон и договорюсь с мадам Бертен – лучшей модисткой на Бонд-стрит, чтобы она пошила полдюжины платьев для вас. Затем она приедет сюда, чтобы вы выбрали фасоны, и доставит все остальное, что вам потребуется.

– Вы очень любезны, миледи.

– Как же мне не быть любезной со своей будущей свояченицей. Вы не можете себе представить, как я счастлива, что у моего брата будет такая прелестная, очаровательная жена, которая может гордиться своим знатным родом не менее, чем гордимся мы.

С этими словами она встала и протянула графу руку.

– Благодарю вас, милорд. Мы теперь будем часто видеться, и муж, говоривший, что знаком с вами, будет с нетерпением ждать вас в гости в нашем лондонском доме. Мы также рассчитываем, что вы погостите и в нашем загородном поместье.

– Спасибо.

Маркиза обратилась к Сэмеле.

– До свидания, милая. Я уверена, что вы никогда не пожалеете о том, что дали согласие, и помните, что главное мое стремление – содействовать вашему счастью. Моя сестра, леди Брендон, повторит мои слова. Мы любим Бака и молимся о том, чтобы он был счастлив, и я уверена, что вы сумеете его осчастливить.

В ее голосе прозвучала, на взгляд Сэмелы, странная нотка: словно она не очень уверена в том, что ее надежды оправдаются, и надеется лишь на чудо.

Потом маркиза поцеловала ее и пошла к двери, которую отец поспешил открыть.

Сэмела не пошла проводить гостью, она осталась неподвижно стоять, крепко сцепив руки и глядя перед собой. При этом она видела отнюдь не картины, висевшие перед ней на стене. Перед ее мысленным взором вставало ее будущее.

«Герцог Бакхерст!» – шептала она.

И хотя ее голос был почти не слышен, ей казалось, что эхо многократно повторяет его.

Отъезжая от дома графа, маркиза Холл удовлетворенно вздохнула: каким бы невероятным это ни казалось, их поиски, видимо, подошли к концу.

Лишь когда они с сестрой завершили написание списка подходящих девушек из аристократических семей, которые могли бы составить Баку надлежащую партию, они поняли, что напрасно надеялись: отнюдь не любая кандидатка, которой они предложат выйти за него замуж, ухватится за такую возможность.

Один за другим отцы девушек, включенных в список, с порога отвергали их предложение, не желая даже обсуждать это дело.

Герцог Дорсет был предельно откровенен.

– Я не такой глупец, – с кислой миной сказал он, – чтобы не понимать: положение герцогини Бакхерст дает большие привилегии, но поскольку я безгранично люблю свою дочь, я хочу, чтобы у нее был хоть минимальный шанс на счастье в браке.

Маркиза не знала, что сказать, и он добавил:

– Я люблю Бака, с ним весело, и его кони всегда опережают моих, но, боюсь, несчастна будет женщина, ставшая его женой. Я ни на минуту не поверю, что только потому, что он вынужден жениться, он переменит свой образ жизни и станет другим.

Он не скрывал сарказма, и отцы других девушек вторили ему.

Все они знали причину скоропалительного желания герцога вступить в брак, и, хотя маркиза и ее супруг приводили самые разнообразные доводы, ничто не могло заслонить истинной причины: герцог женится только потому, что кузен Эдмунд женился на Лотти Линклей.

Маркизу, кроме того, показалось, что ни одну семью, с которой они встречались, не устраивало то, что впервые в своей жизни Бакхерст вынужден поступить против своего желания и изменить обычаям, которым всегда следовал.

Маркиз видел, как сестры начинали отчаиваться, по мере того, как их список редел, пока в нем не осталось лишь одно имя – имя дочери графа Кенуина.

– Завтра после обеда я съезжу в Прайори, – сказала маркиза, – но если наше предложение не устроит и графа, то не представляю, как нам быть дальше.

– Кенуин отчаянно беден, – ответил маркиз. – Его дом рушится у него над головой, и я слыхал, что он отказывается ходить в гости, так как не может ответить на гостеприимство взаимностью.

– Он поступает честно, – заметила маркиза.

– Он достойный человек, – согласился супруг. – Он всегда был очень горд, и сомневаюсь, что он даст согласие на то, чтобы венчание состоялось второго июня.

– И почему Бак всегда так все осложняет? – с тоской заметила Маргарет.

– Бак привык все делать по-своему, – ответила Элизабет, – и ему трудно понять, что ни одна из этих семей не пожелает, чтобы их дочь стала герцогиней, если при этом в качестве мужа предстанет Бак.

Маргарет испуганно вскрикнула:

– Если бы Бак услыхал твои слова, у него бы случился удар!

– Но это так, – ответила сестра. – Честно говоря, если граф откажется, то надежды уложиться в срок почти нет. Нам придется начинать все заново, а времени уже не остается.

– Ладно, скажете Баку, что я выдохлась, – резко сказала Маргарет.

– И я, – поддержал маркиз. Элизабет вздохнула.

– Мне остается лишь молиться о том, чтобы граф Кенуин, при его бедности, понял, какие преимущества сулит этот брак не только его дочери, но и ему самому. – Она улыбнулась и добавила: – Хотя у Бака имеются свои недостатки, мы все прекрасно знаем, что он удивительно щедр и, как бы ему ни претило иметь жену, не допустит, чтобы его тесть был вынужден скупиться и экономить на всем и оставаться бедным, как церковная мышь.

– Тогда, ради всего святого, – сказала Маргарет, – втолкуй это графу.

До прихода Сэмелы маркиза полагала, что как бы убедительно ни звучали ее речи, ей не удастся добиться цели.

Ее супруг был прав: граф Кенуин – гордый человек. Когда она упомянула о том, что свадьба должна состояться второго июня, то увидела, что его подбородок взвился вверх, словно он посчитал такую спешку оскорбительной.

Она также предполагала, что Сэмела, естественно, будет настаивать на том, чтобы встретиться с человеком, за которого ей предлагают выйти замуж. Да, конечно, ее миссия обречена на провал.

Но затем, к ее изумлению, девушка, узнав о том, кто будет ее женихом, безоговорочно согласилась.

«Наверное, ее привлекла слава о его спортивных достижениях, – думала Элизабет, – или она слыхала, как Бак хорош собой».

Что бы там ни было, ее миссия увенчалась успехом и основные препятствия позади, хотя у нее закрадывалось сомнение, не пойдет ли Сэмела на попятную в последний момент.

«Вся эта затея просто смешна!» – постоянно говорила себе маркиза с того самого дня, когда Бак оговорил условия своей женитьбы.

Во всяком случае, было облегчением знать, что им не придется больше выслушивать мнения людей о Баке. Словом, у нее было такое чувство, словно она взобралась на вершину, пик которой ей прежде казался недосягаемым.

Граф вернулся в кабинет, намереваясь выяснить, почему Сэмела без лишних слов согласилась выйти за герцога Бакхерста.

«Я хочу, чтобы она была счастлива», – говорил он себе, хотя понимал, что, когда ее не будет с ним, будет несказанно тосковать и находиться одному в пустом запущенном доме будет для него невыносимо.

«Это смехотворная затея! Я попрошу ее отказать герцогу, и мы будем жить, как и прежде».

Не вращаясь в обществе, граф ничего не знал о герцоге, кроме его спортивных достижений, а слухи же о скверном поведении и подпорченной репутации Бакхерста не доходили до Прайори.

Граф не любил сплетен и мало общался с людьми, поэтому не имел представления о том, что имя герцога было притчей во языцех, а о его любовных связях говорил весь Лондон.

Тем не менее он считал весьма странным столь поспешное бракосочетание, хотя, рассуждая практично, понимал, что этот брак послужит гарантией спокойной и обеспеченной жизни для его любимой дочери.

«Но будет ли она счастлива – вот в чем вопрос?» – спрашивал он себя.

Он решил задать этот вопрос ей, но, когда вошел, кабинет был пуст.

Герцог в Ньюмаркете получил письмо с сообщением о том, что его невестой согласилась быть дочь графа Кенуина по имени Сэмела.

Читая, он в циничной усмешке скривил губы, заметив примечание:

«Сэмела очень хорошенькая или, вернее сказать, прелестная девушка, которая, вне всякого сомнения, украсит бриллианты Бакхерстов.

Думаю, тебе известно, что род Уиннов такой же древний и знатный, как наш. Граф симпатичный человек, и у него прекрасные манеры, но они ужасно, ужасно бедны.

Их дом снаружи красив, но внутри обветшал, и, кажется, они обходятся без слуг. У меня сложилось такое ощущение, что большая часть комнат заперта.

Сад неухожен, подъездная дорожка в рытвинах, но Сэмела среди этого запустения выглядит как великолепная лилия на пустыре, и я уверена, что ты не разочаруешься… »

Герцог едва дочитал письмо до конца, положил его в ящик, вышел из комнаты и обнаружил, что к нему приехала незваная гостья.

Если он сам решил, что не имеет смысла заводить любовную связь накануне свадьбы, то баронесса фон Шлютер придерживалась противоположного мнения.

Не успел он прибыть в Ньюмаркет, расположиться в своем большом роскошном доме и дать распоряжение о подготовке вечеринки, которая планировалась на завтра и на которой предполагалось преимущественно мужское общество, когда явился дворецкий и сказал, что его желает видеть леди.

– Леди? – переспросил герцог. – Какая именно?

– Она не назвала своего имени, ваша светлость, а лишь сказала, что у нее к вам неотложное дело.

Герцог нетерпеливо посмотрел на часы.

Он уже собирался идти наверх, чтобы переодеться к ужину; а чего он не любил больше всего на свете, так это торопиться, когда принимает ванну, а также опаздывать, когда была готова еда.

Бакхерст решил, что попросит леди, кто бы она ни была, уйти и прийти на следующий день. Но потом подумал, что перед вечеринкой ее визит будет ему еще более неприятен.

Поэтому он с недовольным видом вошел в гостиную, где дворецкий оставил неизвестную посетительницу.

Открыв дверь, он увидел, кто его ждет, а также снова заметил, как эта женщина необычайно хороша собой и соблазнительна, что не оставило его равнодушным еще при их первой встрече.

– Какой сюрприз! – сказал он, проходя в комнату.

Гостья протянула руку и, когда он небрежно ее поцеловал, сказала:

– Я пришла просить у вас помощи. Приехав в Ньюмаркет, я обнаружила, что номера, забронированные мной в отеле, по ошибке отданы другим. Просто не знаю, где еще смогу приклонить голову. Разве что в дюнах?

Герцог не поверил ни единому ее слову. В то же время ее манера говорить была очень привлекательной, а иностранный акцент очаровывал.

– Вы одни?

– Возможно, позднее приедет муж, но сейчас он занят: принимает только что прибывших из Парижа важных политических деятелей.

Герцог снова понял, что она лжет, но промолчал.

– Прошу вас, mon cher[4]4
  мой дорогой (фр.)


[Закрыть], – умоляла баронесса, глядя на него из-под ресниц, – позвольте мне остаться у вас хотя бы на эту ночь, а завтра, возможно, мне удастся подыскать что-нибудь еще.

Герцогу ничего иного не оставалось, как разместить гостью в одной из многих комфортабельных и пустующих комнат своего дома.

За ужином она искрилась, как звезда на полуночном небе, а к вечеру ясно намекнула, чего от него ожидает.

Поскольку он находил ее весьма привлекательной (а принципы, которые заставили его отменить их совместный ужин накануне, теперь казались излишними и надуманными), герцог сдался, потворствуя своим низменным желаниям, как поступал всю жизнь.

Она действительно оказалась, как он и думал, страстной и зажигательной, и искры, которые они видели в глазах друг друга при первой встрече, разгорелись во всепоглощающее пламя.

Не могло быть и речи о том, чтобы баронесса уехала от него на следующий день, а затем и еще на следующий.

Когда в Ньюмаркете завершились бега (а возвращаться в Лондон, чтобы выслушивать болтовню друзей о его предстоящей свадьбе и видеть злорадные ухмылки, ему не хотелось), он взял ее с собой в великолепный охотничий домик в Лестершире.

Так что герцогу некогда было думать о предстоящем венчании, и когда маркиза написала ему о том, что его женой будет дочь графа Кенуина, он посчитал, что все идет как и планировалось.

Во всяком случае, это не позволит Эдмунду пользоваться кредитом, обеспеченным будущим герцогством, а вынашиваемый Лотти ребенок перестанет иметь какое-либо значение.

И Бакхерст позволил себе забыть обо всем, кроме соблазнительности и очаровательного выговора баронессы и огня, который полыхал все сильнее и сильнее, когда они касались друг друга.

Ровно через неделю после того, как маркиза посетила Прайори, в почтовом дилижансе прибыла мадам Бертен с кучей коробок, полных платьев, увидев которые Сэмела ахнула.

У нее так давно не было новых нарядов, и она так давно не видела картинок в женском журнале, что не имела ни малейшего представления о последней моде. Правда, ей казалось, что, если у нее будет такое же прелестное платье, какое было на маркизе, она будет очень счастлива.

Элизабет Холл, которая и сама была очень красива, прекрасно знала, какое значение имеет одежда. Кроме того, она не теряла надежды, что, возможно, несмотря на решительный антагонизм брата в отношении брака, он полюбит свою молодую жену.

Разум подсказывал ей, что это нереально. Но она была романтиком, и хотя Маргарет посмеивалась над ней, а муж обычно не мог понять, о чем она толкует, ей хотелось верить, что, как в волшебных сказках, после всех перипетий Очарованный принц найдет свое счастье.

Маркиза знала, что ее брат всегда предпочитал искушенных сногсшибательных красоток, которые прибегали к всевозможным хитростям, чтобы сиять, как хрустальные люстры, и искриться, как снопы фейерверков.

Она также видела, что очень юное, почти детское лицо Сэмелы окружал ореол золотистых волос, и это, как и ее голубые глаза, придавало ей необычайное очарование, но боялась, что брат не оценит этого.

Сначала Элизабет была так восхищена тем, что Сэмела приняла столь безумное предложение – выйти замуж через три недели, – что, по сути, почти не задумывалась о невесте. Мысли ее были заняты только женихом.

Теперь же, будучи по характеру очень добросердечной и хорошо зная, как тяжело придется девушке с Баком, она поставила перед собой цель: превратить невесту в настоящую красавицу, подчеркнув ее природные черты.

Внешностью, маркиза не сомневалась, Сэмела очень отличалась от женщины, с которой, как ей было известно, брат сейчас развлекался.

Элизабет не удивляло, что баронесса последовала за братом в Ньюмаркет и что он забрал ее с собой в Лестершир.

Маркизе доводилось видеть баронессу, и она знала, что ее темные волосы, огненные глаза и пышное сладострастное тело были вполне во вкусе Бака, в то время как Сэмела являла ее полную противоположность.

Поскольку Маргарет тоже хотелось повидать девушку, сестры в сопровождении маркиза через два дня после первоначального заключения соглашения поехали в Прайори. Они застали Сэмелу в кабинете за составлением цветочного букета.

Их визит абсолютно не потревожил девушку, она вела себя так же естественно и просто, как и в предыдущий раз, и приветствовала их с такой грацией, которая казалась необычной в столь юном создании. Казалось, ее совершенно не волнует то, что на ней старое хлопчатобумажное платье, утратившее свой цвет и тесное в груди.