Текст книги "Парижские соблазны"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Ты сам сказал, что Лили родилась в приличной семье, – напомнил ему лорд Харткорт.

– Ну, так утверждал мой отец, – ответил ему Бертрам. – Как ты думаешь, что Лили будет делать с этой девочкой?

– По всей видимости, мисс Уидон намерена поселиться у своей тетушки. Вчера у меня была возможность убедиться в том, что это очень решительная девушка, – сухо проговорил лорд Харткорт.

– Решительная? – удивился Бертрам. – Этот английский воробушек? Не может быть, у нее вид вывалившегося из гнезда птенца. Не верю, чтобы она была решительной хоть в чем-то. Но если ее приодеть, она окажется очень симпатичной.

– Полагаю, герцогиня позаботится об этом, – сказал лорд Харткорт.

– Во всем этом есть какая-то тайна, – продолжал Бертрам. – Приезжает девушка, выглядит невинной крошкой, и, несмотря на это, Лили принимает ее и даже оставляет жить в своем доме. Не удивлюсь, если Андре окажется прав и выяснит, что все это – не что иное, как ловкий трюк. Все выглядит несколько подозрительно.

– Наверное, всему существует исчерпывающее объяснение, но мы-то не знаем его, – заметил лорд Харткорт.

– К черту все, Вейн! Тебя ничего не может взволновать! – воскликнул Бертрам. – Я с большим удовольствием показал бы ей, что такое жизнь. Я по горло сыт этими избалованными кокетками, что собираются у «Максима». Знаешь, когда на прошлой неделе Генри подарил Иветте бриллиантовый браслет, она вернула его и сказала, что камни недостаточно крупные.

– Ну, Генри мог бы позволить себе камни и покрупнее.

– Да, но он считает, что это неблагодарность, – ответил Бертрам. – Они все всегда недовольны. Вот Мари, которую я взял себе на некоторое время. Она постоянно жаловалась: икра несвежая, шампанское пахнет пробкой, стул неудобный, подаренные мною орхидеи не того цвета! Мне это надоело, и я бросил ее, а теперь ее подобрал старина Освальд. Он не представляет, во что ввязался! Я не против того, чтобы тратить деньги на женщин. В конце концов, на что еще их тратить? Но я ожидаю от них хоть какой-то благодарности.

– Бедный Берти, – проговорил лорд Харткорт. – Не могу поверить, что все твои усилия не вознаграждаются.

– Пусть я покажусь тебе скупым, но я хочу получать справедливое возмещение за свои деньги, – улыбнулся Бертрам. – Я знаю, ты считаешь, что я слишком быстро бросаюсь в любовную связь. Но дело в том, Вейн, что у меня нет твоего чутья в выборе женщин. Как только я узнаю своих приятельниц поближе, они сразу же разочаровывают меня, а твои же при ближайшем рассмотрении становятся только лучше. А уж Генриетту никто не превзошел. – Лорд Харткорт ничего не ответил, и Бертрам продолжил: – Ну ладно, Вейн, я знаю, что это замечание выдержано в дурном тоне, но, черт побери, надо же молодому человеку кому-то излить душу, а кто может быть лучше родственника?

– Действительно, кто? – хмыкнул лорд Харткорт. – Хорошо, Берти, обрабатывай этого английского воробушка, как ты ее называешь. Ты получил мое благословение. Несмотря на мои опасения, она может превратиться в очаровательную дамочку, на которую не жалко будет потратиться!

Глава 4

Гардения ворвалась в спальню тетушки.

– Тетя Лили, это безнадежно! – воскликнула она и тут же тихо ахнула. – Ой, какая же вы красивая!

Герцогиня стояла спиной к окну и была одета в летящее платье из голубого шифона на шелковом чехле, с букетиком шелковых розочек, приколотым к груди брошью с огромным бриллиантом. Из-под шляпы с широченными полями выбивались золотистые пряди. Герцогиня действительно была так же хороша, как в те времена, когда приезжала в Англию и встречалась с маленькой Гарденией.

– Спасибо тебе, детка, – ответила Лили де Мабийон, очень довольная комплиментом.

– У вас изумительное платье, – с благоговейным восторгом проговорила Гардения, – и я впервые вижу шляпу в стиле «Веселой вдовы» [4] , хотя много читала о ней в газетах.

– Так вот как ты это называешь! – весело воскликнула герцогиня, с удовлетворением разглядывая свое отражение в зеркале.

– Но дома больше ни о чем другом не говорили! – сказала Гардения. – Платья «Веселой вдовы», шляпы «Веселой вдовы», прическа «Веселой вдовы». Мы с мамой часто смеялись, когда просматривали газеты и журналы и представляли, как будем выглядеть в таких шляпах. Мне казалось, что вид будет комичный. Теперь я вижу, что на вас такая шляпа выглядит прекрасно и вы очень-очень красивы.

Было очевидно, что энтузиазм Гардении доставляет герцогине большое удовольствие. Она обернулась к двум горничным, которые, одев герцогиню, разбирали вещи на туалетном столике около кровати, складывая халаты, щипцы для завивки, лосьоны и кремы – в общем, все то, что использовалось при создании туалета герцогини.

– Мадемуазель восхищена моим видом, – сказала она им по-французски.

Герцогиня прошлась по комнате, и при свете льющегося из окон утреннего солнца Гардения поняла, что белая кожа с нежным румянцем на щеках – это результат огромного мастерства. Теперь желтоватый оттенок кожи, столь заметный утром, скрывала маска из крема и румян.

– Итак, я готова, – объявила герцогиня, бросив последний взгляд в зеркало и поправив ожерелье из жемчужин и бриллиантов, которое плотно облегало шею и скрывало предательские морщины, выдающие ее возраст.

– Но, тетя Лили, мне нечего надеть, – сказала Гардения. – Это я и хотела вам сообщить. Ваши платья прекрасны, я никогда не видела такого количества за всю свою жизнь, но они велики мне. Ивонна говорит, что переделка займет несколько часов, если не дней.

– Это так, мадам, – подтвердила стоящая у двери Ивонна. – Мадемуазель перемерила все платья, и мы не нашли ни одного, в котором она не выглядела бы нелепо.

Герцогиня окинула Гардению внимательным взглядом.

– Не могу же я повезти тебя к Ворту в этом жакете и юбке, – сказала она. – Люди будут смеяться. Даже Ивонна симпатичнее, когда отправляется на прогулку в выходные дни.

– Тогда мне придется остаться дома, – с несчастным видом заключила Гардения.

– Ничего подобного, – запротестовала герцогиня. – Пока у тебя нет нарядов, мы не можем строить планы и заниматься твоим будущим. Подожди, у меня идея! День теплый, но я собираюсь накинуть соболиное манто. Весенний ветер такой переменчивый. – Гардения озадаченно посмотрела на тетушку, не понимая, к чему та ведет. – У тебя есть легкое летнее платье? – спросила герцогиня.

Гардения кивнула.

– Да, есть, бледно-розовое, муслиновое, которое я сама сшила, – ответила она. – Боюсь, оно не очень красивое, но я взяла фасон из модного журнала.

– Пойди и надень его, – скомандовала герцогиня, – и поторопись.

Какое-то мгновение Гардения колебалась.

– Но оно не траурное, – напомнила она.

– Я тебе уже сказала, – резко проговорила герцогиня, – что тебе нельзя носить черное. Моих друзей в Париже не интересует, носишь ты траур или нет.

– Хорошо, тетя Лили, – послушно сказала Гардения, – я его надену.

Она выбежала из комнаты и без особых сложностей отыскала свою новую спальню, в которую уже успели перенести ее вещи. Веселая молоденькая горничная все еще распаковывала чемодан. Муслиновое платье было мятым, но когда Гардения надела его, оно не выглядело столь старомодно, как черное. И все-таки Гардения прекрасно понимала, что рядом с тетей Лили в голубом шифоновом платье с розами, жемчугом и бриллиантами она будет казаться смешной.

До чего же прекрасно иметь красивые платья, подумала Гардения и вспомнила, как мама вздыхала над горой одежды, которую им приходилось из года в год штопать и латать только потому, что не было денег на обновки.

Поблагодарив горничную, которую, как выяснилось, звали Жанной, Гардения по коридору побежала в комнату тетушки. Герцогиня опять сидела за туалетным столиком и подкрашивала ресницы.

Гардения обмерла. Она всегда считала, что только дешевые комедиантки имеют наглость наносить грим днем, и в глубине души почувствовала, что мама не одобрила бы поведение сестры.

Герцогиня отложила крохотную щеточку и повернулась к племяннице.

– Боже мой! – воскликнула она. – Да я бы с одного взгляда определила, что это платье самодельное!

Гардения покраснела.

– Вопрос стоял так: или сшить это, или вообще ничего не иметь.

Герцогиня всплеснула руками.

– Ах, дорогая моя! Как жестоко с моей стороны! У меня и в мыслях не было причинить тебе боль, деточка. Я ужасно страдаю, когда думаю, что запросто могла бы посылать тебе с матерью коробки с одеждой. Подумать только, а наверху еще сколько платьев! Ума не приложу, что с ними делать. – Гардения улыбнулась, и на ее щеках появились ямочки. – Ты смеешься надо мной, – обиженно проговорила герцогиня. – С какой стати?

– Я просто подумала, что эти сверкающие платья оказались бы совершенно не к месту в деревне, – ответила Гардения. – А что касается бальных платьев, я думаю, с папой случился бы удар, если бы мама или я появились в них.

Герцогиня не могла удержаться от смеха. Она представила тот помещичий домик, в котором жила ее сестра, и широко раскинувшуюся деревушку с зелеными лужайками, и серую каменную церковь. Конечно, Гардения права: действительно, любая вещь из ее гардероба оказалась бы там не к месту.

– Уверяю вас, вам никогда не завидовали, – быстро проговорила Гардения. – Маме было приятно думать о том, что вы носите великолепные драгоценности и считаетесь самой красивой на балу. Она часто говорила о вас, и я старалась представить, что вы наденете в Оперу или на дипломатический прием. Теперь, когда я все увидела, я поняла, что воображение не обмануло меня.

– У тебя тоже будут красивые платья, – твердо заверила ее герцогиня. – Подойди, Ивонна, надень на мадемуазель эту шляпу и принеси шиншилловое манто.

Схватив шляпку, которая была более мелким и не таким шикарным повторением шляпы герцогини, Ивонна ринулась выполнять указание. Она приколола шляпу двумя огромными булавками, отделанными крохотными камешками. Гардения почувствовала, что шляпа ей велика, но у нее не было уже времени рассматривать себя в зеркале, так как другая горничная накидывала ей на плечи длинное шиншилловое манто.

– Но я не могу надеть это, – запротестовала она.

– Ну почему же? – удивилась герцогиня. – Манто скроет твое платье, и хотя по сезону для мехов уже поздновато, те, кто увидит тебя, будут слишком поражены, чтобы задумываться о погоде. Разве оно тебе не нравится?

– Оно прекрасно! – воскликнула Гардения, поглаживая мягкий, как шелк, темно-серый мех. – Оно, должно быть, стоит целое состояние! Я боюсь надевать такие дорогие вещи, тетя Лили.

– Чепуха! – возразила герцогиня. – Манто упрочит твою репутацию. Я сама его еще не носила. Держала для особого случая – вот он и подвернулся! Поехали, девочка моя.

Понимая, что выглядит слегка нелепо, придерживая манто, смущенная Гардения последовала за теткой в холл. Ей все не верилось, что происходящее с ней не сон и не фантазии из «Алисы в Стране чудес».

Машина ждала их у крыльца. Лакей в ливрее прикрыл колени дам соболиной полостью, сел рядом с шофером, они медленно выехали через ворота на дорогу. Герцогиня откинулась на мягкую спинку сиденья.

– Завтра, – сказала она, – мы отправимся на прогулку в Булонский лес, и ты увидишь, как прекрасен Париж весной. Сегодня мы слишком заняты, чтобы думать о чем-то еще, кроме туалетов.

Когда они ехали по Елисейским Полям, герцогиня изредка махала прогуливающимся под деревьями джентльменам, а те в знак приветствия приподнимали цилиндры.

– Это мои друзья, – объяснила она, – но, увы, в последнее время темп жизни ускорился. Всего несколько лет назад, когда я выезжала в конном экипаже, мы часто останавливались поболтать, а я любила покрасоваться в новых туалетах. Теперь же со знакомыми не поболтаешь: люди за окном автомобиля мгновенно исчезают из виду.

– Но ведь так здорово иметь автомобиль! – воскликнула Гардения.

– Это не так уж и романтично, – ответила тетушка, – зато не надо беспокоиться о том, что лошади застоялись. Когда был жив мой муж, он всегда ворчал, если я опаздывала, так как переживал за лошадей. А автомобиль, слава богу, может спокойно ждать.

– Но ведь, кажется, еще много тех, кто предпочитает конные экипажи, – заметила Гардения, оглядываясь по сторонам.

– Лошади все еще в моде среди французской аристократии, – ответила тетушка, – и, конечно же, их предпочитают любители произвести впечатление: им нравится, когда все видят, как ловко они правят парой цугом.

– Ой, вспомнила! – воскликнула Гардения. – Я совсем забыла рассказать вам. Сегодня утром заезжал лорд Харткорт, и с ним был его кузен. Господин Бертрам Каннингэм, так, кажется, его зовут, пригласил меня завтра на прогулку. Я сказала, что спрошу у вас разрешения.

– Он имел в виду, что вы поедете кататься вдвоем? – вопрос прозвучал резко.

– Подозреваю, что да, – ответила Гардения. – Я знаю, что дома мне такого не разрешили бы, но в Париже, как я поняла, другие нравы.

– Ты совершенно уверена, что он имел в виду прогулку вдвоем? – Странные интонации в голосе тетушки дали понять Гардении, что тут что-то не так.

– Думаю, что он именно это имел в виду, – запинаясь, ответила она. – Может, с ним поехал бы лорд Харткорт. Я не знаю.

– Черт бы их побрал, времени они зря не теряют, – еле слышно пробормотала герцогиня.

– Простите меня, если я поступила неверно, – попросила Гардения. – Я знаю, что в Англии мне пришлось бы ехать под надзором какой-нибудь дамы.

– Ты не будешь отвечать на приглашение господина Каннингэма, – медленно выговорила герцогиня. – Я сделаю это сама.

– Хорошо, тетя Лили. Обязательно, тетя Лили, – согласилась Гардения.

Она чувствовала, что повела себя неправильно, но не знала, в чем заключается ее проступок.

К счастью, времени на разговоры не осталось, так как они подъехали к особняку, который произвел на Гардению неизгладимое впечатление и, против ее ожиданий, совсем не был похож на магазин.

Лакей откинул полость с их колен и подал тете Лили руку. Они прошествовали по синему ковру и вошли в великолепно обставленный холл. И только когда они начали подниматься по лестнице, Гардения осознала, что вступает в салон знаменитого месье Ворта. Огромная гостиная на втором этаже была обставлена диванами времен Людовика XIV и стульями, обитыми нежно-розовым, с оттенком серого, атласом, с потолка свешивались красивые люстры. Только появление великолепного месье Ворта, одетого в вышитый жилет, убедило Гардению, что они не на официальном приеме.

– Мадам, вы выглядите изумительно, – обратился он к герцогине, целуя ей руку. – Вы придаете созданным мною вещам особый шик, которого не могу достичь даже я. Вы впервые надели это?

– Нет, во второй раз, – ответила герцогиня. – Уверяю вас, множество женских глаз с завистью смотрело на этот туалет, а в мужских светилось восхищение.

Месье Ворт рассмеялся и обратил свой взор на Гардению.

– Моя племянница, – представила ее герцогиня. – Я привезла ее сюда, потому что только ваше волшебное искусство может придать ей презентабельный вид, и пока она не будет одета подобающим образом, мне придется держать ее взаперти. Сними манто, Гардения.

Гардения повиновалась. Стоя посреди гостиной в дешевеньком, сшитом ею самой платьице, она чувствовала себя раздетой под испытующим взглядом месье Ворта и пыталась догадаться, смеются ли над ее замешательством надменные помощницы великого модельера, тоже находившиеся в комнате.

– Вчера вечером мисс Уидон неожиданно приехала из Англии, – объяснила герцогиня. – Она будет жить со мной, так как ее родители умерли. Это моя ближайшая родственница и моя наследница. Вы оденете ее?

Месье Ворт смотрел не на платье Гардении, а на ее лицо. Девушка догадывалась, что он подмечает малейшие детали ее внешности: линию подбородка, форму глаз, цвет волос.

– Не могли бы вы снять шляпу, мадемуазель? – попросил он.

Она подняла руки и вытащила булавки. Волосы, растрепавшиеся во время примерки многочисленных платьев в гардеробной герцогини, рассыпались упрямыми колечками по лбу и спине.

– Вы видите, – пробормотала герцогиня, – она не может появляться в таком виде.

– Она очень молоденькая, – как бы разговаривая сам с собою, сказал месье Ворт. – Как бы вы хотели одеть ее, мадам? Как вас или основываться на ее собственном образе – молоденькая, естественная, невинная?

Гардения заметила, что при этих словах в его низком глубоком голосе внезапно прозвучало нетерпение. Она также почувствовала, что между тетушкой и модельером происходит безмолвный диалог, но о чем идет речь, она так и не поняла. Мгновение они пристально смотрели друг другу в глаза, потом герцогиня легко и небрежно произнесла:

– Я сказала своей племяннице, что мы должны найти ей симпатичного мужа. У нее в жизни было так мало радостного, она почти как сиделка ухаживала сначала за отцом, потом за матерью. Надеюсь, месье Ворт, очень скоро нам придется обратиться к вам за подготовкой приданого.

– О, я бы с радостью занялся этим, – ответил месье Ворт.

Гардения догадалась, что ответ на заданный ранее вопрос уже получен и теперь модельер знает, что делать.

Он щелкнул пальцами.

– Принесите мне тафту, газ, белое кружево, – скомандовал он поспешившей к нему помощнице.

Тут же из закромов стали доставать рулоны изумительных тканей, а сам месье Ворт тем временем сидел и рассматривал Гардению. От смущения ее щеки залил яркий румянец, и она в замешательстве опустила глаза. Еще никогда в жизни никто так пристально не изучал ее. Она не представляла, что какой-то мужчина может в течение десяти или пятнадцати минут молча сидеть и смотреть на нее. Он словно запечатлевал в памяти все линии ее тела, каждое движение плеч и рук.

Через три часа Гардении уже начинало казаться, что одежда – это почти неприятная необходимость. Она стояла, поворачивалась, ткани накалывали на ней и снимали с нее, делали наброски и тут же их отвергали, но ни разу никто не спросил ее мнения. Месье Ворт обращался только к тетушке, а та соглашалась со всем, что он предлагал.

Платьев было так много, что Гардения сбилась со счета. Потом начался разговор об аксессуарах. Из соседней комнаты приносили шляпы, и месье Ворт сам решал, какая из них подойдет к платьям, которые он создавал для Гардении.

Прошел еще один час, и Гардения уже падала с ног от усталости. Она вспомнила, что ничего, кроме рогаликов и кофе, не ела с самого утра, однако никак не могла решиться сообщить об этом тетушке. К ее облегчению, та наконец взглянула на маленькие бриллиантовые часики, пристегнутые к браслету.

– Четыре часа, – объявила она. – Пора пить чай. Я обещала заехать к своей приятельнице. Вам нужна еще мисс Уидон?

– Одно платье уже сейчас будет готово, – сказал месье Ворт.

Он подал знак помощнице, и та сразу же выбежала из комнаты.

– Вы уже успели что-то сшить за такое короткое время? – У Гардении от удивления перехватило дух.

– Я сделал это исключительно ради ее светлости, для других я бы и пальцем не шевельнул, – ответил месье Ворт. – Дамы всегда приходят и начинают требовать невозможного – платье на сегодня, платье на завтра, – и я всегда говорю: «Мадам, Бог создавал мир семь дней. Вы же не можете допустить, чтобы я бросал ему вызов».

– Но ведь платье готово, и всего за четыре часа! – воскликнула девушка, увидев, что помощница возвращается с платьем.

– Здесь, полагаю, мы немного схитрили, – сказал месье Ворт. – Честно говоря, платье было почти готово, но маркиза де Сен-Круа ожидает его только к следующей неделе, а к тому времени мы приготовим ей другое, с некоторыми изменениями, конечно. Я никогда не создаю два совершенно одинаковых платья.

– Спасибо, – поблагодарила его Гардения. – Оно прекрасно, удивительно прекрасно!

Это платье для дневных выездов действительно было таким, о котором она мечтала: из мягкого бледно-зеленого крепа, расшитое тесьмой и драпированное шифоном. Оно делало ее прозрачной, свежей и юной, как сама весна. Шляпа, которая полагалась к этому платью, была сделана из зеленой соломки и украшена крохотным венком из нарциссов. Весь туалет был простым и придавал Гардении юный вид. У герцогини от восхищения перехватило дух, когда она перевела взгляд с платья на сверкающие глаза и приоткрытые губки племянницы.

– Юность, – с внезапной горечью проговорила она, – это то, что вы не способны создать, месье Ворт.

Модельер взглянул на нее, заметил боль в сильно накрашенных глазах и все понял.

– Не забывайте, мадам, – сказал он, – что французы предпочитают опыт, а он всегда приходит только с годами.

Герцогиня улыбнулась.

– Какой же вы дипломат, месье Ворт, – сказала она, подбирая с дивана свое соболиное манто. – Ну а теперь, если ты готова, Гардения, пора ехать. Думаю, на сегодня хватит магазинов. Завтра мы купим тебе перчатки, сумочки, туфли и еще целую кучу вещей. Сегодня я уже устала, и мы можем спокойно оставить все на усмотрение месье Ворта. – Она встала и протянула ему руку. Он поцеловал ее. – Я пообещала своей племяннице, что вечернее платье будет готово сегодня к семи.

– Все будет сделано в срок, – заверил ее месье Ворт, – и ваше платье для завтрашнего приема тоже будет готово вовремя. Уверяю вас, вы будете довольны.

– Надеюсь, оно произведет фурор, – сказала герцогиня.

– А для мадемуазель Уидон мы создадим что-нибудь в стиле «юной барышни», – закончил месье Ворт.

– Именно такой стиль я и хотела, – согласилась герцогиня.

Подобно кораблю, она величаво выплыла из комнаты. Гардения последовала за ней, косясь на свое отражение в зеркалах. Трепеща от восторга, она с трудом сознавала, что это юное элегантное создание с тонкой талией и плотно облегающим корсажем – она сама. Внизу, когда они подходили к двери, она остановилась, чтобы пожать руку месье Ворту.

– Спасибо, большое спасибо, месье Ворт, – еще раз поблагодарила Гардения. – Даже не знаю, как выразить вам свою признательность.

– Я просто хочу, чтобы вы всегда оставались такой очаровательной, как платье, которое я отошлю вам, – ответил месье Ворт. Это замечание удивило Гардению, и она вопросительно посмотрела на него. – Париж портит людей. Не дайте себя испортить, – пояснил он. – Помните, одежда, как бы шикарна она ни была, только оболочка. Я не имею возможности переделать или вновь создать самого человека.

Гардения почувствовала, что у него были какие-то причины для такого наставления, к тому же он говорил очень тихо, чтобы тетушка, уже вышедшая на улицу, не услышала.

– Я запомню ваш совет, – ответила девушка, – и еще раз спасибо вам.

– Да поможет вам бог, – тихо проговорил месье Ворт, когда Гардения уже догоняла тетушку.

Она не могла себе объяснить, почему последние слова месье Ворта в некоторой степени испортили хорошее настроение, царившее в душе Гардении с того момента, как она надела новое платье. Теперь будущее пугало ее. Возможно, приемы не будут такими уж веселыми. Возможно, не так уж легко, как кажется, будет угодить тете Лили, делать то, что от нее та потребует. Что-то угнетало ее, и она ощущала грусть вместо радостного возбуждения.

В машине тетя Лили откинулась на подушки и прикрыла глаза.

– На самом деле мы никуда не собираемся, – сказала она, – просто я знала, что он никогда не отстанет и мы не сможем отвязаться, пока я не сошлюсь на какую-нибудь встречу. Жан Ворт верит, что весь мир вращается вокруг его Дома моды. Он не очень ошибается, но покупка одежды такая утомительная штука.

– Какой же он молодец, что так быстро сшил мне платье, – заметила Гардения.

– Он никогда не может устоять против чего-то нового: нового лица, нового приема, нового состязания – вот образ его мышления, – объяснила герцогиня. – А теперь сядь прямо, Гардения, и оглядись. Ты должна запоминать всех, кто в это время дня прогуливается по Елисейским Полям. Мы поедем медленно, и я хочу, чтобы они увидели тебя.

Герцогиня наклонилась к торчащей сбоку от сиденья переговорной трубке и по-французски приказала шоферу ехать медленнее. По всей видимости, тот давно привык к подобным приказам. Машина поползла вдоль тротуара, да так медленно, что прохожим не составляло труда идти вровень с ней. Герцогиня опустила стекло, и вскоре Гардении стало казаться, что она знает всех.

Дамы в летних платьях и с кружевными зонтиками сидели под деревьями и разговаривали с мужчинами, одетыми в брюки с заутюженными «стрелками» – их ввел в моду король Эдуард – и щеголявшими широкими атласными галстуками, которые были заколоты булавками со сверкающими на солнце драгоценными камнями.

Гардения заметила, что все обращают внимание на тетушку, а кто-то даже машет ей, совершенно явно приглашая ее присоединиться к ним.

– Им интересно знать, кто ты, – сказала герцогиня Гардении. – Новое лицо в Париже – всегда событие, но сейчас я не намерена удовлетворять их любопытство. Они наперегонки бросятся ко мне в гости завтра вечером.

– У вас приемы каждый вечер? – спросила Гардения, вспоминая, что ей рассказала экономка.

– Нет, не каждый, – покачала головой герцогиня. – В начале недели большинство уезжает, поэтому ни по понедельникам, ни по вторникам меня в городе нет, а по средам, четвергам и субботам я всегда рада видеть своих друзей.

– А как насчет сегодня? – поинтересовалась Гардения.

– Сегодня я устраиваю ужин для узкого круга, – ответила герцогиня, – потом мы отправимся к «Максиму». Но ты, моя дорогая девочка, с нами не поедешь. Ты ляжешь спать. «Максим» – неподобающее место для юной девушки.

– Как жаль! – воскликнула Гардения. – Я много слышала о «Максиме». Там весело, да и в «Веселой вдове» поют песню об этом ресторане.

– Полагаю, даже в «Веселой вдове» они ясно дали понять, что это не место для девушки.

– Естественно, я не видела оперетту, – сказала Гардения, – но в газетах печатали ноты, и мама наигрывала музыку оттуда на пианино. Вы помните, как замечательно она играла?

– А ты играешь? – спросила герцогиня.

– Немного, – ответила Гардения, – но не так хорошо, как мама. Хотите, я поиграю вам?

– Как-нибудь, когда мы будем одни, – поспешно проговорила герцогиня. – В Париже, в противоположность Англии, не интересуются любительскими концертами после ужина.

– Я не настолько самонадеянна, чтобы считать себя способной играть для ваших друзей, – возразила Гардения. – Просто мама говорила, что моя игра очень успокаивала ее, когда ее мучила головная боль, да и папе нравилось.

– Я когда-нибудь обязательно разрешу тебе поиграть для меня, – заверила ее герцогиня тоном, который ясно дал понять Гардении, что тетушку это совершенно не интересует.

– А кто придет на ужин? – поинтересовалась Гардения.

– Увидишь, – несколько уклончиво проговорила герцогиня, – а сейчас я собираюсь прилечь. Я почти всегда стараюсь отдыхать после чая. Ах, вспомнила: ты же не обедала! Какая я невнимательная! Я сама всегда обхожусь без обеда – берегу фигуру. Боюсь, я полнею. Да, месье Ворт очень сурово отчитал меня за это. Но тебе худеть не надо, ты, детка моя, должно быть, голодна. Прости меня! Я скажу слугам, чтобы в другой раз, когда я сижу на диете, они обязательно приносили бы тебе что-нибудь поесть.

– Все в порядке, – успокоила ее Гардения. – Я не привыкла много есть, но мне бы хотелось выпить чаю, если можно.

– Конечно, – ответила герцогиня, степенно вошла в дом и величественно повелела мажордому подать чай в будуар. – И впредь сервируйте обед для мадемуазель Уидон, – добавила. – Вам ясно? Полный обед. Не понимаю, почему никто не позаботился об этом до нашего отъезда.

Она не стала дожидаться извинений от мажордома и прошествовала наверх в комнату, находившуюся за ее спальней.

Гардения слышала разговоры о дамских будуарах, но никогда их не видела. Будуар тетушки был украшен купидонами: на шторах вышитые летящие купидоны целились друг в друга своими стрелами, деревянные карнизы с лепниной имели тот же мотив, картины, все кисти великих мастеров, изображали купидонов с Венерой в разной степени обнаженности.

– Как красиво! – воскликнула Гардения, чувствуя, что слишком часто употребляет это наречие, однако она не могла найти подходящего слова, чтобы описать комнату.

Тетушка не ответила, и Гардения увидела, что та сидит за изумительным инкрустированным золотом и атласным деревом секретером и что-то пишет. Стараясь не беспокоить ее, девушка присела на один из обитых шелковым штофом диванов, и тут в комнату вошел лакей с массивным серебряным подносом и поставил его на столик рядом с креслом. Она с удовольствием окинула взглядом серебряный заварной чайничек, большой чайник с кипятком, чайницу, кувшинчики со сливками и с молоком, но самое большое впечатление на нее произвели блюда с закусками. На одном лежали крохотные треугольные бутерброды с крессом, огурцами, медом, джемом и «Лакомством джентльмена» [5] , на другом – свернутые в рулетики ломтики хлеба, намазанные сливочным маслом и начиненные фуа-гра и спаржей, а на третьем – пирожные из пропитанного мадерой бисквита, вишни и других сочных фруктов, а также сладкие французские пирожки с кофейным кремом и орехами.

Гардения не решилась приступать к еде без разрешения тетушки и истекала слюной к тому моменту, когда герцогиня промазала конверт клеем с помощью специальной губки, хранившейся в золотой, украшенной драгоценными камнями коробочке, запечатала его и протянула лакею.

– Немедленно отправьте его в посольство Великобритании, – сказала она.

Лакей взял письмо обтянутой перчаткой рукой и склонил голову, покрытую напудренным париком.

– Слушаюсь, ваша светлость.

– Немедленно, – повторила герцогиня. – Оно не должно задерживаться.

– Слушаюсь, ваша светлость.

Гардения догадалась, кому адресовано письмо.

– Это господину Каннингэму? – несколько озабоченно спросила она.

Герцогиня кивнула.

– Я же сказала тебе, девочка моя, что сама отвечу на приглашение, – пояснила она. – И запомни: впредь ты не должна принимать никаких приглашений, не посоветовавшись со мной. Это очень важно, понимаешь?

– Да, тетя Лили, – ответила Гардения. – Но мне кажется, что он не имел в виду ничего плохого, когда приглашал меня.

– Разве? – поинтересовалась герцогиня. – Ладно, выпей-ка чаю. Тебе нравится чай с молоком и сахаром? Бери, ешь что хочешь, ты, наверное, изголодалась. Я всегда пью настоящий английский чай, и мне постоянно приходится учить этих французских поваров заваривать чай так, как я хочу! Ну а я ничего есть не буду. Стоит мне проглотить хоть один кусочек – и я сразу же прибавлю в весе.

Как только Гардения поела, герцогиня отправила ее наверх отдохнуть. Уже не чувствуя себя уставшей, девушка встала перед зеркалом и долгое время любовалась своим отражением. Неожиданно ей на память пришли слова месье Ворта. Что он имел в виду? Неужели Париж такой безнравственный город, что, по его словам, может испортить ее? Маловероятно, если за ней будет следить тетушка!