Текст книги "Таинство любви"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Голос герцога звучал убедительно, но сквозила в нем еще какая-то нотка, заставившая леди Маргариту с опаской посмотреть на брата.
Впервые в жизни она подумала о том, что ее брат может быть не только жестким, но и жестоким.
Такого выражения глаз у брата леди Маргарита не видела еще никогда, и это заставило ее быстро сказать:
– Что бы ни ранило тебя, Ворон, не дай этому погубить себя. Ты натворил уже много такого, что считается недопустимым или предосудительным, но при этом ты всегда умел оставаться добрым, щедрым и отзывчивым.
Она протянула руку, накрыла ею ладонь брата.
– Я понимаю, ты страдаешь, – мягко сказала она, – но тот, кто неповинен в преступлениях против тебя, не должен страдать за чужие грехи.
– Не понимаю, о чем ты, – возразил герцог.
– Понимаешь, я думаю, – ответила леди Маргарита. – И помни, ненависть – это бумеранг, который возвращается, чтобы ударить того, кто его запустил.
– Я не говорил, что кого-то ненавижу, – сказал герцог. – Я просто хочу отомстить за оскорбление, и отомстить очень крепко.
– И сделаешь при этом кого-то несчастным?
– Искренне надеюсь, что да.
– Очень непохоже на тебя. Возможно, тебе в жизни выпадало слишком много счастья, и пришел момент, когда за него приходится платить. Такова жизнь, каждый платит за то, что получает. Не надо мстить, Ворон.
– Ты плохо знаешь свою Библию, – ехидно сказал герцог. – «Око за око, зуб за зуб» – вот высшая справедливость!
– Если бы ты потрудился прочесть еще несколько строк, ты узнал бы, что мы должны прощать своих врагов.
– Возможно, именно так я и поступлю, но сначала покараю их.
– Мне кажется, Ворон, – вздохнула леди Маргарита, – что ты назначил себя одновременно и судьей, и палачом. Это ошибка.
– Как ты можешь быть уверена в этом? – спросил ее брат. – Ну а теперь я хочу увидеть Анну.
Герцог подумал, что леди Маргарита, наверное, раскаивается в том, что рассказала ему о девушке. Наверное, она даже переживает, что так усердно молилась Богу о разрешении этой проблемы.
Герцог накрыл руку сестры своей ладонью и сказал:
– Не печалься, Маргарита. Как ты сказала, я совершил в своей жизни немало вещей, достойных осуждения, и приобрел репутацию, которая, несомненно, шокирует членов нашей семьи. Но я никогда, насколько мне помнится, не поступал непорядочно и не бесчестил доверившихся мне женщин.
Голос герцога звучал так искренне, что заставил леди Маргариту испытующе посмотреть на брата.
Потом она улыбнулась.
– Чувствую, что это правда, Ворон. Я поверю тебе. Но, разумеется, если ты захочешь жениться на Анне, если она окажется той девушкой, которую ты ищешь, ты кое-что должен решить для себя.
– Совершенно верно, – согласился герцог.
Его сестра вновь поднялась на ноги.
– Пойду найду Анну. Но если она окажется не такой, как ты ожидаешь или хочешь, тебе придется поискать себе жену в другом месте.
Герцог не ответил, а когда сестра вышла из комнаты, налил себе еще один бокал вина и подошел к окну.
Он не видел ни залитых солнцем лужаек за окном, ни монахинь, похожих на цветки, мелькающие на фоне ухоженных живых изгородей.
Вместо этого он видел освещенное лунным светом лицо Клеодель. Вот она улыбается Джимми, а затем затаскивает его в спальню.
Раздался хруст стекла – герцог так сильно сжал бокал в руке, что у него обломилась ножка.
Герцог подхватил верхнюю часть бокала, не дав вину расплескаться на пол. Да, именно так ему хотелось обхватить своими пальцами белую шейку Клеодель и сжимать, сжимать ее…
Впервые в жизни ему хотелось убить кого-то, и он был уверен в том, что это было бы справедливо – око за око.
Это стало бы расплатой за то, что убила сама Клеодель – его идеалы, которые она своей юностью и красотой возродила в его сердце. Идеалы, которые он растратил за годы своей беспутной, ужасной жизни.
Поскольку Клеодель казалась воплощением идеала женщины, он поместил ее в святилище своего сердца, которое до той поры оставалось пустым. Но она ограбила, осквернила это святилище, и он возненавидел ее за это с такой яростью, которой не испытывал ни разу в жизни.
Сидя в поезде, который вез его в Париж, герцог представлял удовлетворение, которое он мог испытать, если бы поддался первоначальному порыву и взобрался на тот балкон, а оттуда проник в спальню Клеодель.
Он принялся бы бить Джимми и пугать Клеодель до тех пор, пока они не стали бы умолять его о пощаде, стоя на коленях.
Хорошо, что он вовремя понял, что такая месть слишком примитивна. Поступив таким образом, он сам опустился бы до их уровня.
Месть, которую он придумал позже, была намного тоньше, умнее и гораздо больнее.
Совершенно очевидно, что Клеодель уже мечется, пытаясь понять, что случилось и почему ее жених до сих пор не дает о себе знать.
А ее отец уже развернул страницы «Таймс» или «Морнинг пост» и увидел напечатанное в газете извещение о том, что свадьба его дочери откладывается.
«Посмотреть бы, какое у него при этом стало выражение лица», – мрачно подумал герцог.
Он представил, какие вопросы станет задавать себе граф Седжвик, какие предположения и объяснения примется выдвигать вместе с дочерью.
Граф непременно пошлет в Равенсток-холл письмо, а затем и сам явится, чтобы встретиться с герцогом и потребовать объяснений.
Герцог не сомневался в том, что мистер Мэтьюс все сделает именно так, как ему приказано.
Теперь Седжвикам останется только ждать и пытаться самим найти ответы на вопросы, а тем временем в дом будут приносить все новые и новые свадебные подарки.
Герцог коротко хохотнул, и, поверьте, это был очень неприятный смех.
Да, месть, которую он придумал, была намного умнее, чем физическая расправа, и гораздо эффективнее. Когда он приступит к выполнению следующей части своего плана, начнется настоящий переполох, и слухи накроют аристократический Мейфэр словно торнадо.
А в центре этого торнадо окажется Клеодель, которую станут расспрашивать об истинной причине исчезновения жениха.
Улыбка на губах герцога стала еще шире.
Он услышал, как за его спиной открылась дверь, и обернулся.
Дверной проем озарился ярким светом, поэтому герцог поначалу не смог как следует рассмотреть вошедших. Он услышал голос своей сестры:
– А это Анна!
Глава третья
Леди Маргарита положила руку девушке на плечо.
– Анна, позволь представить тебе моего брата, герцога Равенстока.
Анна сделала реверанс.
Теперь, когда солнце осветило лицо Анны, герцог увидел, что она совсем не такая, как он ожидал.
Герцог был настолько очарован Клеодель, что решил, будто любая девушка, на которой он решит жениться, будет на нее похожа – милое личико, белокурые волосы и голубые глаза, которые кажутся такими наивными.
Но Анна была совершенно иной.
Стройная, выше среднего роста. Ее прикрытое прозрачной вуалью лицо поразило герцога – такого лица не было ни у одной другой женщины.
Анна была прелестна, но совершенно по-особому, и хотя герцог знал, как она молода, девушка казалась старше своих лет.
В ней была та особая, не подвластная времени красота, которую можно найти в античных греческих статуях или на фресках Древнего Египта.
Герцог заглянул в огромные глаза Анны – в них было нечто загадочное, он и не предполагал, что у юной девушки может быть такой взгляд.
Продолжая рассматривать Анну, герцог отметил ее прямой классический нос, а губы девушки были такой совершенной формы, словно их изваял великий древнеримский скульптор.
Но чего никак не ожидал герцог и что больше всего поразило его – это манера Анны держаться с таким достоинством, которое не всегда увидишь даже в особах королевской крови.
От Анны исходили внутренняя сила и власть – герцог не смог бы описать это ощущение словами, но прекрасно чувствовал его.
С первого взгляда на Анну герцог понял проблему, о которой говорила Маргарита, – такой девушке действительно было не место за глухими монастырскими стенами.
В голове герцога промелькнула странная мысль – ему захотелось сравнить Анну с экзотической птицей, посаженной в клетку, которая слишком тесна для нее.
Потом герцог мысленно одернул себя. Он приехал сюда, чтобы найти чистую и непорочную девушку, и сейчас она стояла перед ним.
Чувствуя, что должен начать разговор, он сказал Анне:
– Я знаю от сестры, что вы живете в монастыре уже десять лет?
– Это правда, монсеньор.
Герцог отметил, что она назвала его титулом, который закреплен за кардиналами, и понимал, что это комплимент, хотя не был уверен, благодарить ли за это самого себя или она сказала так просто потому, что он был братом настоятельницы.
– Вы счастливы здесь?
– Очень счастлива, монсеньор.
– Возможно, вы находите монастырскую жизнь несколько… странной в сравнении с той жизнью, что вели прежде?
Анна не ответила. Герцог понял, что она не замялась и не подыскивает слова – просто не желает отвечать.
Герцог перевел взгляд на сестру, и леди Маргарита пояснила:
– Когда Анна только появилась у нас, она предупредила, что ей строго запрещено рассказывать о своей прошлой жизни, и она ни разу не нарушила этот приказ.
Герцогу хотелось спросить, почему Анна должна оставаться такой загадочной, и тут же понял, что подобрал определение верно. «Загадочная» – слово, которое подходит девушке больше всего.
Да, в ней была загадка, была тайна – волнующая и глубокая.
Помолчав немного, герцог спросил:
– Послушай, Маргарита, можно ли мне поговорить с Анной наедине? Я думаю, ты сама захочешь объяснить ей, почему я здесь, но кое-что я предпочел бы озвучить сам.
Его просьба явно оказалась неожиданной для леди Маргариты. Она удивленно посмотрела на брата, после чего негромко ответила:
– Ты полагаешь, что это разумно – так спешить?
– Я не вижу причин медлить, к тому же у меня на это совершенно нет времени.
Леди Маргарита внимательно всмотрелась в лицо герцога.
Он чувствовал, что его сестра обеспокоена, что ее мучают сомнения. Но герцог был главой семьи, к тому же, несмотря ни на что, леди Маргарита относилась к нему с любовью и уважением, поэтому ей было трудно отказать в его просьбе.
– Можешь мне верить, – улыбнулся герцог. – Я не сделаю ничего плохого Анне. И тебе тоже.
Леди Маргарита глубоко вздохнула, после чего сказала:
– Это, как ты прекрасно знаешь, не принято, однако так и быть, я оставлю вас наедине. На десять минут.
С этими словами она пошла к двери, но прежде чем герцог успел пошевельнуться, Анна уже открыла ее и присела в реверансе, пропуская настоятельницу.
Затем Анна тихо прикрыла дверь и повернулась лицом к герцогу.
Только сейчас он рассмотрел цвет ее глаз. Темно-лиловые.
Герцога не оставляло ощущение того, что Анна не видит в нем красивого мужчину, и это сильно удивляло его. Многих ли мужчин она вообще видела в своем монастыре? А если и видела, то наверняка не таких статных, как он.
Казалось, Анна видит не образ человека, но способна проникнуть гораздо глубже, заглянуть прямо ему в душу.
Молчание затягивалось, и герцог предложил:
– Давайте присядем?
Анна подошла к герцогу с грацией, напомнившей ему восточных женщин – они тоже ходят как королевы, неся при этом на голове тяжеленный кувшин с водой.
Ворон указал Анне на диван, она присела на самый краешек, выпрямила спину и посмотрела прямо в лицо герцогу. Он уселся в кресле напротив.
В Анне ощущалась внутренняя безмятежность и покой – это всегда восхищало герцога в его сестре. Еще немного помолчав, он сказал:
– Моя сестра поведала мне вашу странную историю и сказала, что рано или поздно вам следует покинуть монастырь и увидеть мир за его стенами.
– Я была бы этому рада.
– Вы не хотите принять постриг и стать монахиней?
– Я думала об этом, но мне трудно принять решение до тех пор, пока я не увижу тот мир, о котором, живя здесь, знаю очень мало.
– Это можно понять, – согласился герцог. – Поскольку моя сестра беспокоилась и молилась о вашем будущем, у меня, кажется, есть ответ на ее молитвы и на решение ваших проблем.
Он ждал, что Анна спросит, что это за ответ, но она продолжала сидеть молча, неподвижно, спокойно глядя на герцога и, как ему показалось, взвешивая все, что он сказал.
Желая удивить и, возможно, даже испугать ее, он резко сказал:
– Я решил, что вы должны выйти за меня замуж!
Анна недоверчиво посмотрела на герцога своими удивительными странными глазами и после довольно долгой паузы спросила:
– Вы просите меня стать вашей женой, монсеньор?
– Надеюсь, что смогу сделать вас счастливой, – ответил герцог. – А на тот случай, если вы не до конца понимаете, поясню, что, став моей женой, вы превратитесь в одну из самых влиятельных женщин во всей Англии.
– И вы полагаете, что я гожусь на эту роль?
– Разумеется, вам придется многому научиться, но я помогу вам и буду предостерегать от возможных ошибок.
Герцог подумал, что его сватовство сильно смахивает на деловое предложение и, наверное, кажется для юной девушки слишком сухим и формальным.
Однако в глубине души Ворон чувствовал, что для Анны предпочтительнее пусть и не слишком романтичный, зато откровенный и честный разговор, нежели лживые сантименты.
Он ждал ее ответа, цинично размышляя, что любая другая женщина не задумываясь ни на секунду ответила бы «да», даже если бы он не так напрямик, а хоть намеком предложил ей стать его женой.
– Я никогда не думала о замужестве, – негромко сказала Анна.
– Если вы не собираетесь стать монахиней, брак – самая очевидная альтернатива пребыванию в монастырских стенах.
– Этот вопрос никогда не рассматривался в ходе моего обучения.
– Хорошо, тогда решите его для себя сейчас, – сказал герцог. – Видите ли, я намерен жениться немедленно, по причинам, которые не стану объяснять, а поскольку мы с вами в Париже, мне легко будет одеть вас по последней моде, в платья, которые любая молодая женщина найдет восхитительными после монастырской рясы.
Герцог рассчитывал, что на свете не найдется женщины, способной устоять перед перспективой одеться по последней парижской моде.
Париж был меккой для модников. Платья, которые герцог заказывал здесь у знаменитого Фредерика Уорта для своих любовниц, значили для них не меньше, чем бриллианты, которые он надевал им на шею.
Но в глазах Анны, вопреки ожиданиям герцога, не появилось восхищения.
– Вы сказали, – заметила она своим мягким чистым голосом, – что научите меня быть вашей женой. Но предположим, что я не справлюсь с этой ролью и вы будете разочарованы.
Герцог понял, что она думает сейчас о нем как еще об одном из учителей, которых Маргарита нанимала для нее на регулярно присылаемые деньги.
– Мне говорили, – ответил герцог, – что вы исключительно умны и образованны. Поэтому не думаю, что вам будет сложно научиться тому, что вы найдете интересным и приятным, а я со своей стороны могу заверить, что очень хорошо владею наукой, которую мы с вами будем изучать вместе.
Он невольно улыбнулся своей попытке научным образом описать то, что совершенно естественным путем происходит между мужчиной и женщиной.
Герцог видел, насколько серьезно для Анны все, что он сейчас говорит, и понял, что ей нужно обдумать его слова.
Эта мысль тревожила герцога. Если воспитание ее чувств было полностью подчинено требованиям разума, сколько же времени пройдет, пока она начнет относиться к нему не как к учителю, а как к мужчине?
Анна явно прокручивала в своей голове слова герцога и после некоторого молчания спросила:
– У меня действительно есть выбор или матушка настоятельница уже решила, что я должна покинуть монастырь вместе с вами, независимо от того, хочу я этого или нет?
Герцог был поражен.
– Я уверен, что моя сестра не станет принуждать вас к тому, чего вы не желаете, – ответил он. – В то же время позвольте заметить, что я предлагаю вам нечто такое, что было бы желанным для большинства женщин.
– Мне кажется, что любая другая женщина, которую вы попросите стать вашей женой, монсеньор, не будет столь же несведущей или неопытной, как я. И любой из них будет легче соответствовать вашим требованиям.
– Я уже сказал вам, что буду предостерегать вас от возможных ошибок, а поскольку мы какое-то время не станем возвращаться в Англию, у нас появится возможность лучше узнать друг друга. Это поможет избежать целого ряда затруднений.
Ответом ему вновь было молчание.
Наконец после долгой паузы Анна сказала:
– Монсеньор, вы можете дать мне немного времени подумать над всем этим?
– Разумеется, – ответил герцог. – Но мне кажется, это означает, что вы намерены помолиться. Я угадал?
– Здесь, в монастыре, это фактически одно и то же, – робко улыбнулась в ответ Анна. – К тому же в церкви лучше думается.
– Хорошо, – сказал герцог, поднимаясь на ноги. – Идите в церковь, а я останусь здесь и буду ждать вашего ответа.
Герцог понимал, что оказывает на Анну сильное давление, но ему-то уже было понятно, что она полностью отвечает его требованиям, и потому он сгорал от желания как можно скорее отомстить Клеодель.
– Я постараюсь не задерживаться дольше, чем потребуется, – сказала Анна своим спокойным тихим голосом.
Она взглянула герцогу прямо в глаза, сделала книксен и двинулась к выходу.
Герцог был так растерян, что даже не подумал открыть перед ней дверь. Он просто стоял, смотрел Анне вслед и думал о том, что еще никогда у него не было такого странного объяснения с женщиной.
Затем герцог, которому словно не хватало воздуха, перешел к раскрытому окну.
Его лицо вновь сделалось мрачным и жестким, он обдумывал следующий этап мести, который должен оказаться особенно неприятным для Клеодель.
Меньше чем через пять минут в комнату возвратилась леди Маргарита.
– Я встретила Анну, она направлялась в церковь, – сказала она. – Анна сказала, что получила от тебя предложение и теперь должна обдумать его.
Герцог криво улыбнулся сестре и заметил:
– Молиться, размышляя над сделанным мной предложением, – довольно необычное поведение для женщины.
– А я тебе уже говорила, Анна не такая, как все, – сказала леди Маргарита. – Между прочим, я сейчас тоже размышляла.
– И при этом, разумеется, молилась! – почти издевательски добавил герцог.
Сестра не обратила на его ремарку ни малейшего внимания и продолжила:
– Если Анна решит выйти за тебя – хотя есть еще вероятность того, что она может и отказать…
– Перестань, Маргарита, – вновь прервал сестру герцог. – Ты что, действительно допускаешь, что восемнадцатилетняя девочка откажется стать герцогиней Равенсток?
– Это мы с тобой понимаем, что это значит и что это дает, – ответила леди Маргарита, – но для Анны все это пустой звук. Не забывай, Ворон, она ничего не знает о внешнем мире, точнее, только то, что могла прочитать в книгах, а их, принимая в монастырскую библиотеку, мы, могу тебя уверить, очень строго отбираем.
Герцог ничего не сказал, и леди Маргарита продолжила:
– Для Анны перейти во внешний мир – все равно что попасть на другую планету. Она никогда даже не слышала о массе самых привычных вещей, которые давно стали частью твоей повседневной жизни, – например, о скачках, карточных играх, балах, приемах, театре! – Она перевела дыхание, а затем продолжила: – Мы с тобой знаем, что это такое. Вот сейчас я перечисляю эти вещи, и мы оба сразу вспоминаем то, что видели, слышали, где бывали. Но для Анны все это только слова, несколько звуков, и не более того!
Леди Маргарита замолчала, желая услышать, что скажет ее брат, не дождалась и потому закончила сама:
– Анна, при всем ее богатом воображении, не может представить, что там происходит и что за люди принимают участие во всем этом.
Герцог вновь ничего не ответил, и, подождав немного, его сестра заговорила вновь:
– Теперь, когда у меня оказалось больше времени подумать, вся эта затея показалась мне абсурдной и практически невыполнимой! Уезжай, Ворон, найди какую-нибудь достойную женщину, которая, по крайней мере, выросла в том же мире, что и мы с тобой. – И более участливым тоном продолжила: – Я вижу, что-то огорчает тебя и доставляет тебе боль, но не думаю, что, женившись на Анне, ты почувствуешь себя лучше и уж тем более сделаешь Анну настолько счастливой, насколько она того заслуживает.
– Я хочу жениться на ней, – упрямо заявил герцог.
Тон его был настолько решительным, что леди Маргарита поняла – брата ей не переубедить.
– Прежде всего, я сама не должна была упоминать о ней, – сказала леди Маргарита, словно рассуждая сама с собой. – Но если Анна уедет отсюда, мне хочется, чтобы она нашла свое счастье.
– Которого я, по твоему мнению, не смогу ей дать, – хмуро заметил герцог.
– Скажем иначе, – ответила ему сестра. – Я хочу, чтобы она нашла любовь, настоящую любовь, такую, какая была у нас с Артуром, любовь огромную и восхитительную, которую зовут даром Божьим.
Герцог беспокойно мерил шагами комнату.
– А если предположить, что она ее не найдет, что тогда? – сказал он. – Ты сама говорила, что такая любовь выпадает в жизни лишь очень немногим людям. Неужели ты не понимаешь, что можешь лишить ее шанса, за который любая женщина готова все отдать?
– Я понимаю, о чем ты толкуешь. Но в то же время мне страшно, Ворон. Впервые за много лет я чувствую неуверенность и действительно не знаю, что правильно, а что нет. Ты подорвал мою уверенность в себе.
– Послушай, Маргарита, – пытался убедить ее герцог. – Я приехал к тебе за помощью, и ты дала мне то, о чем я просил.
Леди Маргарита с вызовом посмотрела на брата, затем, словно поняв, что ей его не переспорить, неожиданно сдалась.
– Хорошо, Ворон, – сказала она. – Я позволю тебе жениться на Анне, если она согласится на это, но при одном условии.
– Что за условие?
– Поскольку ты очень искушенный мужчина с соответствующей репутацией, я хочу, чтобы ты дал мне слово чести – я знаю, ты его не нарушишь, – что, даже официально женившись на Анне, ты не притронешься к ней в течение трех месяцев, оставив ее, как ты сам говоришь, чистой и непорочной. Потом можешь сделать ее женой в полном смысле этого слова.
Герцог задумчиво посмотрел на сестру.
– Думаешь, это разумно? Я всегда считал, что любой нормальный брак должен быть… плотским.
– Брак, который ты замышляешь, с самого начала нельзя назвать нормальным, – ответила леди Маргарита. – Разве это нормально, что ты требуешь в жены девушку, которую растили в монастыре как послушницу?
Голос леди Маргариты окреп, и она продолжила:
– Разве нормально людям с таким высоким положением, как у тебя или меня, заключать брачный союз с людьми не своего круга или, если хочешь, не из своего специфического окружения? И уж совсем ненормально то, что ты нашел такую девушку, как Анна. Однако это удивительное совпадение! Все выглядит так, будто ты послан сюда самим Господом, и я не знаю, что мне делать.
Герцог молчал, и леди Маргарита твердо заявила:
– Обещай мне это, Ворон, прошу тебя, обещай. Этим ты успокоишь меня, я верю, что такой испытательный срок поможет тебе и Анне лучше узнать и понять друг друга.
Здесь она невольно всхлипнула и закончила:
– Потому что я люблю тебя и желаю тебе счастья с той, которую ты только что нашел.
– Не слишком ли многого ты хочешь? – усмехнулся герцог.
– Ну, мы с тобой никогда не терпели ничего второсортного, – вспыхнула леди Маргарита.
– Это верно.
Герцог подумал, что Клеодель собиралась предложить ему умело и намеренно замаскированный товар второго сорта.
Помня, как близок он был к тому, чтобы сделать ее своей женой, а потом обнаружить себя обманутым, не имея уже возможности ничего исправить, он должен быть благодарен судьбе за то, что именно так все получилось, а не сетовать на нее.
– Тебе нужны деньги, Маргарита? – неожиданно спросил он. – Полагаю, мне нужно таким общепринятым образом выразить тебе свою благодарность.
– Я по-прежнему богатая женщина, Ворон, – покачала головой леди Маргарита. – Именно поэтому мне и разрешили обустроить монастырь по собственному желанию. Но если хочешь отблагодарить меня, дай обещание, которого я от тебя все еще не получила.
– Хорошо, – уступил герцог. – Я обещаю выполнить твое условие!
– Ты можешь нарушить его только в том случае, если Анна сама тебя об этом попросит.
– Премного благодарен, – саркастично усмехнулся герцог.
Он подумал о том, что у него никогда еще не было женщины, которая не просила бы его каждым своим словом, каждым взглядом, каждым движением губ о близости.
Интересно, как много времени должно будет пройти, пока Анна не последует примеру своих предшественниц – разумеется, за исключением Клеодель?
Но у той-то был Джимми!
Джимми занимался с Клеодель любовью с того времени, когда впервые приехал одолжить лошадей ее отца. И, возможно, это происходило каждую ночь, когда они были в Лондоне. Джимми поднимался на балкон по той самой проклятой лестнице, чтобы улечься потом в постель Клеодель.
Глаза герцога вновь застлал кроваво-красный туман, гнев комком подкатил к горлу, душил его.
И в это время раздался стук в дверь.
– Войдите! – сказала леди Маргарита.
Это была Анна. Она вошла в комнату, прикрыла за собой дверь и неторопливо подошла к тому месту, где стояла леди Маргарита.
Анна сделала небольшой книксен, выпрямилась и застыла, ожидая разрешения говорить.
Леди Маргарита посмотрела на нее и спросила:
– Ты нашла ответ, который искала, Анна?
– Да, матушка настоятельница.
– Можешь сказать мне, каков он?
– Я решила принять предложение монсеньора, но только если вы, матушка настоятельница, считаете, что я способна стать его женой.
– Я уверена, что ты вполне справишься с этим.
Леди Маргарита при этом выразительно посмотрела на брата. Герцогу казалось, что он принимает участие в каком-то странном спектакле, где ему отведена роль то ли героя, то ли злодея – не поймешь.
Герцог сделал пару шагов вперед, взял руку Анны, поднял ее и легко прикоснулся к ней своими губами.
– Весьма польщен тем, что вы оказали мне честь, согласившись назвать меня своим мужем, – негромко сказал он. – Обещаю сделать все, что в моих силах, чтобы вы были счастливы.
* * *
После этого герцог возвратился в дом на Елисейских полях и оттуда послал за своим секретарем мсье Жаком Телье, управлявшим владениями герцога во Франции, и дал ему четкие распоряжения.
Услышав о намерении герцога завтра же утром жениться, Жак Телье очень удивился, но тактично не подал вида.
– Примите мои поздравления, – сказал секретарь. – Я немедленно отправлюсь в мэрию и подготовлю все необходимое для гражданской церемонии.
– Потом будет тихое венчание в церкви монастыря Сакре-Кёр, – коротко добавил герцог.
Произнося эти слова, герцог вспомнил разговор с сестрой, состоявшийся перед самым его отъездом.
– Я полагаю, Анна католичка?
– Она посещает службы, а ее воспитанием занимались прикрепленные к монастырю священники.
– Как тебя понимать? – спросил герцог, услышав уклончивый ответ сестры.
– Мне всегда казалось, что до прибытия сюда Анна воспитывалась в Русской православной церкви.
– И имя у нее русское. Возможно, ее мать была русской. Но об этом она тебе, разумеется, не говорила.
– У меня недостаточно времени, чтобы все объяснить тебе, – вздохнула леди Маргарита. – Хотя Анне было всего восемь лет, когда она оказалась в нашем монастыре, она никогда не рассказывала о своей прежней жизни. Ей запретили делать это, и она не нарушила запрет.
– Она ни разу не говорила о прошлом?
– Ни о своей религии, ни о том, где она жила, ни о своих родителях. Ни о чем.
– Не могу поверить! – воскликнул герцог.
– Да, это удивительно. Поначалу я думала, что она сильно переживает из-за разлуки с теми, кого любила, и не хотела давить на нее, но надеялась, что со временем все само собой прояснится.
– Не прояснилось?
– Анна никогда не делала даже намека, что ей ведомо нечто отличное от нашего монастырского быта, нечто связанное с ее прежней жизнью.
– Да, мне в это сложно поверить, – сказал герцог.
– Мне тоже, – согласилась сестра, – но, как я уже говорила, Анна… особенная. Никогда раньше я не встречала такого человека. Возможно, буддисты сказали бы, что у нее очень древняя душа.
– Итак, ты полагаешь, что ее воспитывали в Русской православной церкви.
– Возможно…
– Это действительно кажется очень странным, – сказал герцог, – вдруг она будет против выйти замуж как католичка, да еще и за протестанта?
– Я, конечно, спрошу ее, но, думаю, никаких затруднений с этой стороны не возникнет. Мне кажется, она и так уже догадалась, что ты принадлежишь к иной вере, поскольку знает, что я сменила вероисповедание, когда переехала во Францию.
Она улыбнулась, а затем добавила:
– Как ты понимаешь, юные послушницы часто расспрашивают меня о том, какой я была в их возрасте.
– И ты им все рассказываешь? – поинтересовался герцог.
– Нет, только то, что им, как мне кажется, полезно знать, – ответила леди Маргарита, и герцог рассмеялся.
Уехав из монастыря, он направил посыльного к одному из лучших парижских портных.
Обращаться к самому мсье Уорту было бесполезно, поскольку мастер создавал для каждой из своих клиенток уникальные платья, а это занимало много времени.
Время загрузить мсье Уорта еще наступит, решил герцог, но Анна, покинув монастырь, должна будет скинуть свое одеяние послушницы и стать, по крайней мере, одетой по последней моде юной светской женщиной. И свадебное платье. Конечно же, у нее должно быть свадебное платье!
«Пусть новый наряд станет для нее началом новой жизни, – думал герцог. – А там продолжим».
По закону Анне не обязательно было присутствовать в мэрии на гражданской церемонии заключения брака. Вместе с герцогом туда прибыл его секретарь, представлявший Анну по доверенности.
Когда все документы были готовы и подписаны, мэр тепло поздравил герцога, пожал ему руку, пожелал счастья в семейной жизни и большого потомства.
Герцог поблагодарил мэра, размышляя про себя, что бы подумал этот француз, узнай он о том, что в ближайшие три месяца новобрачная останется такой же девственницей, какой она покидает стены монастыря.
Ложась вечером в постель, герцог признался самому себе, что хранить воздержание в течение трех месяцев – не такая уж плохая идея.
Сейчас ему не хотелось заниматься любовью ни с кем. Даже если бы он принялся сейчас целовать Анну, он все равно вспоминал бы другие губы – губы Клеодель, и ту страсть, которую пробуждала в нем эта обманщица.
– Как мне забыть ее? – раз за разом спрашивал себя герцог, чувствуя, что эта рана не заживет в его сердце до конца жизни.
* * *
Спустившись утром к завтраку, герцог послал за мсье Телье, распорядился дать во французские газеты извещение о свадьбе и непременно проследить за тем, чтобы оно было передано по телеграфу в Лондон.
Наступил момент, которого с таким нетерпением ждал герцог. Если сравнить месть с рапирой, то эта новость станет ее отточенным кончиком.
Извещение было составлено очень тщательно.
«Его светлость герцог Равенсток скромно обвенчался вчера в Париже. Герцог и герцогиня несколько дней проведут в Париже, после чего продолжат свой медовый месяц в Ницце, на юге Франции».
