Текст книги "Брызги радуги (ЛП)"
Автор книги: Барбара Ходжес
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Annotation
Порыв ветра сыпал дождем под капюшон моей куртки, попадая в глаза. «Что, черт возьми, я вытворяю?»
Я нырнула в затененную нишу Городского музея. Солнечный луч прорвался сквозь темные тучи и залил улицу светом. Все еще лил дождь, и я смотрела сквозь пелену радужных слез. Радужных брызг.
Барбара Ходжес
Брызги радуги
Перевод: polissya
Редактура: MadLena
Оформление: FairyN
Порыв ветра сыпал дождем под капюшон моей куртки, попадая в глаза. «Что, черт возьми, я вытворяю?»
Я нырнула в затененную нишу Городского музея. Солнечный луч прорвался сквозь темные тучи и залил улицу светом. Все еще лил дождь, и я смотрела сквозь пелену радужных слез. Радужных брызг.
Закрыв глаза, я снова ощутила, как меня обнимают шершавые руки дедули. Гуляя под дождем, я вдыхала запах его «Аква Велва»[1], он напевал вальс Теннесси, и мы дружно размахивали руками в такт мелодии.
– Готова, принцесса Аннабель? Раз… Два… Три… Поворот, еще поворот.
Он поднял мою руку над головой, и я повернулась, кружась и кружась в туманной влаге, танцуя посреди радужных капелек, чувствуя, как они прилипают к ресницам и незаметно стекают по моим щекам.
– Дедуля, – прошептала я, и на мгновение вспомнила, что такое улыбка.
– Мисс, вы заходите? – раздалось позади меня.
Я моргнула и повернулась.
– Что?
Охранник открыл дверь в музей.
– Вы загородили проход. Так вы идете?
– Зайду… Пожалуй.
В помещении я откинула капюшон. Заметила, как охранник скользнул взглядом по моему зеленому тюрбану и быстро отвел взгляд. Я молча протиснулась мимо него и направилась к выставке французских импрессионистов в глубине зала.
Глядя на неяркие краски Моне, я обхватила руками живот и попыталась сдержать слезы. Дедуля ушел. Бабуля тоже, и от маленькой счастливой девочки остались лишь горькие воспоминания. Танцуя среди радужных брызг, я верила в «долго и счастливо», желто-голубой домик с белой оградой, красивого мужа и двоих кареглазых малышей: мальчика и девочку.
Что за вздор. На меня уставилась пожилая пара, привлеченная моим жутким смехом. В ответ я сверлила их взглядом до тех пор, пока они не отвернулись и направились спешно к выходу.
Я побродила. Остановилась и заглянула в стеклянную витрину. На меня вытаращилось мое дрожащее отражение.
Подняв руку, я потрогала зеленый тюрбан. Глаза, обрамленные темными кругами, казались глубокими ямами. Я знала, что и во всем остальном напоминала ходячий труп. Теперь я точно могла носить бикини. Мне наконец-то удалось сбросить эти неподдающиеся десять фунтов лишнего жира, вечно держащиеся на бедрах и животе. Программа химиотерапии – такую диету вряд ли найдешь в женском журнале.
Снова рассмеявшись, я огляделась – может, кому-то еще захочется поглазеть на меня, но в полумраке зала я была одна. Мне и самой не нравилось, какой я стала злобной, однако уже ничего не исправить. Вот только почему я? Мне предстояло умереть. Я сжала губы, сдерживая рвущийся крик. Мне всего двадцать пять. Девушка не может заболеть раком яичников и умереть в двадцать пять. Я снова обхватила руками живот, чувствуя опустошенность.
Я увидела, как в комнату вошла женщина. Она посмотрела на меня, и я нырнула за высокий выставочный стенд. Мне не хотелось, чтобы она заметила слезы, катившиеся по моим щекам. Когда я выглянула снова, она уже ушла.
Я побрела в другой зал.
Среди доспехов и щитов эпохи Возрождения показался мальчик в темном костюме-тройке. Он прыгал с одного солнечного пятна на другой. У него на щеках играл жизнерадостный румянец, и на секунду я возненавидела его. Потом взгляд ребенка скользнул по мне, и я поняла, что голубые глаза были полны страдания. Я быстро отвернулась. Не хотелось знать, что вызвало такую муку.
Я вернулась на выставку французских импрессионистов. Молодая чернокожая явно беременная девушка прислонилась к мраморной колонне в центре зала. Она гладила себя по округлому животу, уставившись в пустоту. Я быстро прошла мимо.
Рядом с музейной лавкой было кафе. В сухом воздухе витал запах кофе и застоявшегося жира. На дрожащих ногах я добралась к дальнему столику под единственным окном. Плюхнулась на жесткий стул и поморщилась: вообще никакой обивки. Несуществующие пряди щекотали мне щеки, и я пригладила волосы, даже зная, что их нет. Мне было плохо, я хотела пить, но боялась встать.
– Ты можешь нас видеть, да? – раздался голос.
Я подняла голову. Это была женщина, которую я уже видела мельком. Откуда она взялась? Не заметила, чтобы она входила в дверь. Дама была втиснута в лазурный полиэстеровый брючный костюм. Светлые волосы, похоже, склеились от лака, а щеки по-шутовски украшали два ярко-розовых пятна румян.
– Что вы имеете в виду? – спросила я, хотя мне хотелось послать ее подальше.
Блестящие карминные губы расплылись в широкой улыбке.
– Ты можешь меня видеть.
Я потерла затылок.
– Я хочу побыть одна.
Она плюхнулась на стул напротив.
– Но почему? – спросила она, а потом хлопнула по столу.
– Дошло. Ты умираешь.
Она скользнула взглядом по моему тюрбану.
– Тяжелый случай, да?
Я молча сверлила ее взглядом.
– В смысле, рак, – добавила она.
Я посмотрела по сторонам, чтобы кого-то позвать, желательно дезинсектора с полным набором ядов.
– Оставьте меня в покое.
– Так и есть. Ты получила доступ к обоим мирам. Вот почему ты можешь меня видеть.
Я рискнула подняться, потом встала она, и ее пышная грудь прошла прямо через столешницу. Взвизгнув, я села обратно на стул.
– Как вы это делаете?
Она опустила глаза.
– Извини. Пожалуй, это не самый лучший способ рассказать секрет.
Она протянула пухлую руку.
– Привет. Я Труди Миллс, и я мертва.
Не задумываясь, я подалась вперед, чтобы ответить на рукопожатие. Когда моя рука прошла сквозь ее ладонь, я почувствовала ледяной холод.
– Боже мой. – Я начала дико озираться, но кроме скучающего юноши за кассой, мы были одни. – Отвали от меня, – завопила я, поднимаясь на ноги.
Юноша выскочил из-за стойки и поспешил ко мне.
– Что случилось?
– Уберите ее от моего столика, – попросила я.
Труди склонила ко мне голову в явном предупреждении.
– Кого, леди?
– Ее. – Я указала на женщину. – Вы что, не видите?
Он попятился.
– Наверное, стоит позвать охрану…
– Нет, подождите. Я просто пошутила. Разумеется, здесь никого нет. Просто мне показалось, что вам так скучно…
Он отвернулся, качая головой.
– Вам что-нибудь принести?
– Стакан воды со льдом, пожалуйста.
Звонкий смех Труди должен был заглушить мою просьбу, но юноша просто кивнул и ушел.
Когда она отсмеялась, то сказала:
– Большинство живых нас не видят. Ты можешь, потому что уже одной ногой в могиле.
– Нас? – спросила я. Если бы попыталась встать, то тут же хлопнулась бы в обморок. – Вас что, много?
Она кивнула.
– Как зовут тебя, милая?
– Аннабель Ли.
– Красивое имя, – улыбнулась Труди.
– Много лет, много лет прошло, – продекламировала она, прикрыв глаза. – У моря, на крае земли. Я девушку знал, я ее назову именем Аннабель Ли[1].
Должно быть, у меня отвисла челюсть, потому что Труди широко открыла глаза и неодобрительно посмотрела на меня.
– Что, думаешь, такая как я не смыслит в поэзии?
– Я…
– К твоему сведению, мне нравится По, и я не могу дождаться встречи с ним. Могу прочесть наизусть всего «Ворона». Хочешь послушать?
– Нет, – ответила я, отстраняясь.
– Тем лучше. Малыш возвращается. Его зовут Чак. Он работает тут около месяца.
Юноша вручил мне воду.
– Что-то погодка разошлась. Вам вызвать такси?
– Нет, спасибо. Я еще немного здесь побуду.
– Как хотите.
Он пожал плечами и ушел.
Я услышала тихий свист и повернулась к Труди.
– Лично я предпочитаю блондинов, но задница у него ничего так, правда?
У меня не нашлось нужных слов, поэтому я просто кивнула.
– Да не смотри ты так испуганно. Я не кусаюсь. Я же призрак, а не вампир. Только, сдается мне, что все-таки меня можно назвать ходячим мертвецом, правда?
Она издала раздражающе звонкий смешок, очень довольная собой.
– А остальные? – спросила я, пытаясь растянуть губы в улыбке.
Труди встала.
– Идем, познакомишься с ними.
Она взял меня за руку, и я снова ощутила холодное покалывание. Я покачала головой.
– Ну, это вряд ли.
Труди повернулась ко мне.
– Ты должна. Как еще ты собираешься освободить нас?
– Я? Да что я могу? Я же не священник. Я и в церкви-то уже месяц как не была.
– Но ты можешь видеть нас. Все, что тебе нужно сделать – выслушать.
Она посмотрела за мое плечо.
– Смотри, Джонатан идет.
Я повернулась. Это был мальчик с печальными глазами, которого я уже видела.
– Все в порядке, Джонни, она может нас видеть, – сказала Труди, подзывая его поближе. Он подошел и встал возле нее. Застенчиво улыбаясь, уставился на свои туфли. Я обратила внимание на его щеки. На них был не румянец, как я думала раньше, а ярко-розовые румяна.
– Она собирается помочь.
оставить свою «спасибу»
Мальчик вскинул голову. Карие глаза наполнились надеждой, и я проглотила слова возражения.
– Вы? Вы собираетесь освободить нас? Подождите, я скажу остальным.
Не дожидаясь ответа, он пробежал через ближайшую стену.
Я повернулась к Труди, злясь, что меня использовали, но она только улыбнулась.
– Джонни здесь уже тридцать пять лет. Не осуждай его за несдержанность.
– Тридцать пять лет? Но как…
– Его мать отвернулась всего лишь на минуту. Он был на карусели. Этого хватило, чтобы его поманил какой-то извращенец.
– Я понять не могу, почему вы все застряли здесь?
– Все мы умерли внезапно, и ни у кого из нас не было возможности рассказать о самом счастливом моменте в жизни.
– И все? Вы рассказываете мне, что это было, и исчезаете?
Труди подмигнула мне:
– И все.
– А почему здесь? И почему я?
– Почему ты, я уже объяснила. Почему здесь? А где еще ожидать таким древностям как мы? Ведь все мы, несмотря на возраст, лишь отголоски прошлого.
– А ты тут как давно?
– Я?
Труди повернулась и пошла к двери. Ожидая ответа, я встала и последовала за ней.
– Недолго. Всего двадцать два года.
– Но…
Я указала на полиэстеровый брючный костюм. Труди рассмеялась.
– Месть моей падчерицы. Я рассказала ее папочке, что застукала девчонку с сигаретой. Она знала, что я ненавижу полиэстер, а когда уходишь так неожиданно, сложно выбрать, в чем тебя похоронят.
– Как это случилось?
Улыбка исчезла.
– Много выпивки и ни капли мозгов.
Труди привела меня к большой аудитории, в которой проводились публичные лекции. Все места были заняты.
– Боже мой, – прошептала я.
– Всем привет, – провозгласила она. – Это Аннабель Ли. Она пришла нас выслушать.
Мне еще никогда не рукоплескали двести призраков, но, на удивление, в обморок я не хлопнулась. Труди повернулась ко мне.
– С кого начнешь?
К стене прислонилась чернокожая беременная женщина, которую я уже видела.
– Когда она умерла?
– Это Шантель. Она здесь тридцать два года.
– Как?
– Упала с лестницы. Разозлила свою мамашу. Той не нравилось, что отец ребенка – белый.
– Начну с нее.
– Шантель, – позвала Труди, – ты первая.
Шантель подошла и остановилась возле меня. Она сцепила руки на животе, и, глядя мне прямо в глаза, начала.
– Мой самый счастливый день? Когда Дэрил пришел домой. Мой Дэрил, он служил на флоте. Он еще не знал о ребенке.
Она погладила живот.
– Он взглянул на меня, и сказал: «Я люблю тебя, Шантель. Будь моей женой».
Я зажмурилась от яркой вспышки. Позади молодой женщины появилось белое свечение, и когда с ее губ сорвались последние слова, оно пробилось вперед, окутывая ее золотым покровом. Она запылала, как факел, а потом исчезла.
Труди дотронулась до моей руки.
– Кто следующий?
Я указала на Джонатана. Малыш взвизгнул и бросился ко мне.
Я осталась в музее до вечера, пока меня не выпроводили. И пришла следующим утром, как только открылась дверь. И оставалась весь день. И следующий, и следующий… Я знала, что посетители музея считают меня сумасшедшей, но мне было все равно. И да, столько слушать – это истощало. Иногда я так выматывалась, что еле доползала до дома. Даже не знаю, когда я перестала бояться смерти.
Просто однажды утром меня не станет.
Был понедельник третьей недели. Я вошла в аудиторию, и замерла на пороге в смущении.
– Труди, что происходит?
– Что ты имеешь в виду?
– Я могу видеть сквозь вас, всех вас. Это трюк такой у привидений?
К моему удивлению, на лице Труди засияла счастливая улыбка.
– Боже мой, это правда? Ты с трудом нас видишь?
– Что не так?
– О, Аннабель, дело не в нас, дело в тебе. Разве ты не понимаешь? Тебе лучше. Ты возвращаешься в мир живых. Ты не умираешь.
Мне стало лучше на прошлой неделе.
– Труди, ты исчезаешь.
Когда ее рука погладила мою, я почувствовала холодное покалывание.
– Ничего. Остальные могут немного подождать.
– Нет. Я все еще немного вижу тебя. Давай. Ты первая. Каким был твой самый счастливый день?
– Сначала они.
Я больше не могла видеть ее глаза, а лицо превратилось в размытое пятно.
Один за другим призраки скользили ко мне, рассказывая о самом счастливом дне в их жизни, пока последний из них не исчез со вспышкой. Я оглянулась, чтобы победно улыбнуться Труди, но аудитория казалась пустой.
– Труди, Труди! Милостивый боже, Труди, где ты?
Тогда я увидела ее – лишь слабая лазурная зыбь возле меня.
– Скажи мне, – просила я, – скажи.
– Сегодня, – ответила она. Голос походил на шелест листьев. – Прямо сейчас.
И она тоже исчезла.
Я немного посидела в полной тишине, потом покинула музей. На улице лил дождь. В каждой капельке плескалось яркое солнце, и я увидела их – мои радужные брызги. Негромко смеясь, я побежала под ливень и, напевая вальс Теннесси, начала танцевать – мой танец жизни.
КОНЕЦ
