Текст книги "Воздушные стены (Дарват - 2)"

Автор книги: Барбара Джоан Хэмбли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Руди подтянул левую ногу и осмотрел глубокую рану. Сапоги и брюки пропитались кровью, но ступня еще шевелилась, и сухожилия были целы. Если не протереть рану спиртом, можно заработать гангрену. Условия были не из легких. Сильно поврежденная левая рука все же сгибалась. Он осторожно пощупал ребра и сморщился от боли, когда одно из них сдвинулось. Снизу дуики пожирали алчным взглядом свою жертву. Он размышлял о том, сколько они собираются здесь торчать, и что произойдет, если он заснет.

Холодный день был нескончаем. Дуики упорно сидели под деревом, иногда отлучаясь на поиски ящериц или личинок. Ветер ерошил их жесткие, темные волосы. Руди отвязал плащ и завернулся в него, надеясь хотя бы немного согреться. Боль в ноге стала нестерпимой, заставляя задуматься о том, сколько времени потребуется для заражения крови. Этот страх заставил его еще крепче усесться в развилке дерева, расшнуровать ботинок, трением разогреть лезвие ножа, пока металл не стал достаточно горячим, чтобы прижечь тело. Процесс был мучительным, и Руди нескоро еще собрался с мужеством сделать повторное прижигание. Закончив, он уронил нож, и его стошнило. Руди изнеможенно повис на ветвях дерева, понимая, что, если он ослабеет и упадет, то будет разорван на кусочки, и ему хотелось умереть прямо сейчас.

Он оставался на дереве почти до темноты.

При затянутом облаками небе сумерки были ранними. Наполовину оцепеневший, Руди едва заметил угасание дня, пока внезапное волнение и ворчание внизу не привели его в чувство.

Дуики вскочили, свистя и кашляя, их глаза-бусинки насторожились, а сутулые туловища наполнились страхом. Со своего наблюдательного пункта Руди разглядел пару высоких, похожих на страусов птиц, молчаливо шествовавших сквозь сумеречные тени полыни, почти неразличимых, несмотря на свой рост, из-за коричневато-серых перьев и мягкой кошачьей поступи. Он видел однажды таких существ издали и находил их следы. Сейчас он заметил громадные ястребиные клювы и глубоко посаженные глаза – признак хищника, как говорил Ингольд.

Дуики затрепетали, постепенно исчезая в кустах, и даже Руди со своего высокого насеста с трудом мог разглядеть их. Стараясь не создавать лишнего шума, он сел, оторвал полоску каймы куртки и перевязал разбухшую левую ногу, привязав поверх нее сапог. Он проклинал себя за то, что позволил себя ранить, уменьшив тем самым наполовину и без того ничтожный шанс остаться в живых. Одна только мысль о попытке ступить на ногу уже причиняла ему боль, но он хорошо понимал, что дуики скорее всего вернутся утром.

Руди понятия не имел, где запад, но, поднявшись на ветках дерева, он смог различить отдаленные очертания высокого скалистого мыса, который защитит его, если он до него доберется. В голову лезли мысли, что будет, если не доберется. Нужно было выждать, когда страусы с сабельными клювами уйдут, оставить дерево и найти надежное место, где дуики не обнаружат его.

В сумерках под ним началось какое-то движение. Самка-дуик вышла из укрытия почти прямо под ноги одной высокой птице и бросилась убегать с такой скоростью, о которой Руди даже не подозревал. Но птица метнулась вперед, легкая, как газель, схватила добычу и вонзила клюв в брыкающееся месиво рук, ног и крови. Другая птица ринулась за своей жертвой – молодым самцом. Ошеломленный, Руди смотрел, как существо без особых усилий настигло дуика и распотрошило его прямо на бегу, затем, остановившись и опершись на одну ногу, стало очень деловито потрошить конечность, подобно попугаю, клюющему клубнику. Руди застыл от ужаса и не выходил из состояния оцепенения, пока птицы не закончили свою страшную трапезу и не канули назад в сумерки. Потрясенные зрелищем, дуики в страхе разбежались. Разорванные останки двух прежних преследователей Руди растащили крысы, которые словно восстали из земли, чтобы побороться за кости.

Крысы едва взглянули на него, когда он осторожно соскользнул с дерева. Они отвлеклись от трупной трапезы, когда его ноги коснулись земли, а онемевшее колено хрустнуло, но вернулись назад к еде, когда Руди поднялся. Перед ним была лаконичная, вызывающая тошноту картина. Не сумей он вовремя забраться на дерево, с ним произошло бы то же самое. Слабость от боли в левой ноге пугала его. Он похромал вокруг дерева и, отыскав свой нож, отрезал от корня боковой отросток, чтобы сделать палку для ходьбы. Он проверил лук, подумав о том, как бы подстрелить парочку питающихся падалью тварей для мяса – это было все равно, что стрелять рыбу в бочке, – но он не мог заставить себя съесть хоть кусочек крысиного мяса. Кроме того, он хотел лишь напугать их, а больше всего в ту минуту ему хотелось очутиться подальше от этого места.

Опершись на свой тополиный посох, который был мягким и почти что бесполезным, Руди медленно похромал к цели.

Он проснулся от далекого трубного звука. Мгновение он размышлял, что это могло быть. Затем пришла боль, боль от судорог, от кровоподтеков, от сломанного ребра и от болезненной пульсации распоротой лодыжки. Он спал в положении эмбриона в расщелине высокой скалы, полузамерзший после прогулки, которая, как ему показалось, длилась вечность.

Сон прошел, но трубный звук остался. Он пришел снова – живой звук, пронзительный и вызывающий.

Слоны?

"Что, черт возьми, делают слоны посреди геттлсандских пустынь? Или у меня бред?"

Он вскарабкался на вершину скалы.

Однажды по дороге из Карста в Ренвет обоз остановился на высоком зеленом седлообразном холме. Дождь смыл серебристую пелену тумана, и взору открылась ранящая сердце красота земель, лежащих ниже, их непорочность и таинственность, украшенная жемчужинами дождя и мороза. Он стоял, облокотившись на колесо маленькой тележки, на крыше которой развевался черный флаг Убежища, когда Альда наклонилась с сиденья, держа на руках маленького Тира. Она показала поверх тех пропитанных влагой земель на движущиеся на расстоянии коричневые силуэты и сказала:

– Мамонты. Сотни и тысячи лет в речных долинах не появлялись мамонты.

А теперь они появились.

В холодной, бледной, невозделанной пустыне они двигались, как стога сена, и самый огромный слон, которого Руди доводилось когда-либо видеть, был жалкой крохой по сравнению с ними. Они выглядели нелепо, как рисовали их художники в энциклопедиях: громадная лохматая масса с опущенной гигантской головой-глыбой и гороподобными плечами, с маленькими крыловидными ушами, загнутыми бивнями и с крошечными глазами-бусинками над клыками. Их коричневая шерсть была испещрена белыми крапинками снега, который летел с бледного невыразительного неба. Руди разглядел стадо быков, массивных, как грузовые машины, самок-коров поменьше и маленьких телят, самый маленький из которых был значительно больше Виннебаго и который приклеился, как слоненок Думбо, к хвосту матери. Свежий порыв ветра ужалил в лицо, бросив снег в его скалистое убежище. Мамонты подставили гигантские спины снегу и побрели на юг, изгнанные, а может быть, и нет, из своего дома на высоких коричневых травянистых землях севера.

Он содрогнулся и удивился, сколько еще можно искать ответа на этот бесполезный вопрос. На западе бесцветный горизонт лежал прямой, как по линейке вычерченной, линией. Он сомневался, что сможет увидеть Сивардские горы раньше, чем через несколько недель, в то же время понимая, что вряд ли сможет вынести такую долгую дорогу. "Ингольд был прав, – подумал он горько. – Сколько времена ушло на пустое бездельничание в Убежище. Но, черт возьми, я и не заметил, как потерял его".

Ингольд знал, что один из них обречен, и боялся, что это он. Он знал, как поставить точку в этом вопросе.

В отчаянии Руди уронил голову на руки и захотел умереть: почему я?

Вопрос – это ответ, Руди. Вопрос – всегда ответ. Потому что ты маг. Ты захотел пойти учиться, чтобы стать магом. Ты стал магом, и он взял тебя, потому что только маг может решить этот вопрос. Ты все еще принадлежишь ему.

"Я не хотел этого!" – кричал его разум.

Ты не хотел понять, что можешь вызывать огонь из темноты.

"Проклятие, – устало подумал Руди. – Проклятие, проклятие, проклятие". Даже теперь, когда он ушел... потерялся... раздавлен Тьмой... тебе никогда не найти убедительных доводов против Ингольда.

Изменившийся ветер донес до него быструю ровную барабанную дробь копыт – лошади, табун лошадей. Отдаленные, приглушенные удары передавались через вибрацию камня его телу. Он чуть приподнял голову над краем утеса и увидел их, похожих на призраков, плывущих, как серый туман, сквозь снежные хлопья ветра.

Белые Рейдеры!

Ингольд был прав. Это, несомненно, были соплеменники Ледяного Сокола. Бледные косы, как у викингов, развевались за спинами худых, длинноногих воинов. Они выстроились в линию струящихся грив и раздувающихся ноздрей, находясь на расстоянии полумили, но едва видимые и только ощутимые, как пульсирующее движение в пустынных землях. Глазу не на чем было задержаться, поскольку одежда всадников была такого же цвета. Даже их прекрасные косы были только солнечными бликами на сухой траве. Трепетание бахромы перьев и тонких осколков ярко отсвечивающего стекла на их сбруе было подобно беспорядочному мерцанию ветра и листьев. Широкой дугой они шли вдоль проложенной мамонтами колеи и исчезали, гонимые ветрами, на юге.

Руди вздохнул. Ему нужно было опять охотиться сегодня, потому что запасы зайчатины подходили к концу. Он поправил повязку на лодыжке, оторвав для этой цели еще одну полоску отделки от своей потрепанной куртки, и с беспокойством осмотрел рану. Он понятия не имел, как проявляется заражение крови и когда должны появиться первые признаки. Ингольд научил его магическим заклинаниям против гангрены, но Руди не знал, правильно ли он их исполнил. Лишний раз он убедился, как велико его невежество и скольким вещам предстоит научиться, если он выйдет из этой переделки живым. Он съежился при мысли о тех занятиях, которые с удовольствием пропускал прежде, и шел к врачу, в магазин или (прости, Господи!) даже попадал в полицию. Когда Руди спустился из своего убежища, он вспомнил рассказ Ингольда о пятнадцатилетних мытарствах по пустыне. Ничего удивительного, что после стольких лет одиночества Ингольд был абсолютно независим теперь. Руди поднял свой бесполезный посох и заковылял на запад.

Он шел целый день и был уверен, что держит путь на запад, хотя солнце и не выглядывало из-за вечной череды облаков. Временами он думал о том, что будет делать, когда окажется у Сивардских гор. Но какого же черта он беспокоился, спрашивая себя: "Ты умрешь задолго до того, как увидишь их?" Незачем было продолжать путь, но он шел, как муравей, пересекающий футбольное поле. Он хотел знать, что случилось с Ингольдом: Тьма ли поглотила его или было что-то еще – та невидимая энергия, которой боялись Белые Рейдеры? Что станет с Джил, застрявшей навеки в чужой Вселенной?

Руди шел через высокие, голые скалы, и земля вокруг него состояла из гальки и песка, и лишь изредка встречались полоски солончака. Сдуваемые ветром снег и песок хлестали его по лицу, холод проникал сквозь повязку, отчего боль становилась невыносимой. Пальцы немели в потрепанных перчатках. Три дня он был один, блуждая, как призрак, по этой пустынной земле, – еще никогда в жизни он так долго не оставался в одиночестве. Хотя одиночество меньше, чем другим, надоедало ему, Руди был бы рад встрече с любым, даже совсем незнакомым человеком. Скоро он обнаружил, что стал привыкать к компании собственного духа, но мысль о многолетних скитаниях приводила его в ужас.

Наступили сумерки, и Руди стал подумывать о ночлеге. Земля вокруг была пустынной и безжизненной. Он чувствовал себя слабым и истощенным, но понимал, что надо продолжать путь, пока не найдется что-нибудь более подходящее. Лечь и заснуть на открытой местности было равносильно смерти.

Вдруг он уловил какое-то движение. Что-то неуклюже подпрыгивало по гребню каменистой гряды, было, однако, как ни странно, в этом движении что-то кошачье... Руди похолодел. В это время суток сероватый свет обманывал зрение, а раскачивание нескольких кустов на ветру маскировало шаги тех, кто охотился в сумерках. "Дуики, – подумал он. – Не приведи Господь".

Затем он увидел серую полоску на горизонте. Она невесомо двигалась над песками – зыбь волчьего цвета перьев и бледный отсвет на клювах, подобных лезвию косы.

Некуда было бежать, и не было никакой надежды скрыться от птиц, но Руди побежал. Он ощущал свербящую боль в левой ноге и ребре и все равно бежал со спринтерской скоростью прочь, отчаянно, не имея ни малейшей надежды на спасение, словно пытаясь убежать от настигающего его автомобиля. Камни сбивали ноги до крови, а воздух застревал в легких. Он не оглядывался и не думал ни о чем, кроме спасения. Он не чувствовал ни боли, ни усталости, только отчаянный страх, пытаясь укрыться в гуще сумерек.

Когда Руди упал, он сразу подумал, что с левой ногой все кончено. А руки, которые он выставил, чтобы ухватиться за что-нибудь, встретили пустоту, и горемыка полетел вниз сквозь кучу веток, которые маскировали яму. В полутьме и неразберихе он почувствовал, как сучья рвут ему волосы. Он уткнулся во что-то деревянное и жесткое, что ободрало кожу на лице, когда, полукатясь, полускользя последние два-три фута, упал наконец на свежевскопанную землю. Слишком ошеломленный, чтобы понять, что произошло, он перевернулся на спину и посмотрел наверх. В десяти футах над ним, закрывая горизонт, на краю поросшего кустарником обрыва стояла ужасная птица и, наклонив голову, разглядывала его, как бы не понимая, почему он так неожиданно очутился внизу. Замерев, Руди с ужасом думал, не прыгнет ли она вслед за ним. Ему никогда не справиться с ней, даже если бы, падая, он не сломал руку. Но птица недовольно взъерошила перья, открыла сабельный клюв, издала хриплый звук неудовольствия и ушла, растворившись в сумерках.

Руди прислонился спиной к столбу и закрыл глаза. Он почувствовал, что мог бы уснуть, упасть в обморок, умереть – все уже было безразлично. Но потом он сказал себе, что дела его не так уж плохи, и лучше сесть и поразмыслить над ситуацией, если он действительно не хочет плохо кончить.

Наконец неутомимый путешественник открыл глаза и огляделся.

Фантастика. Я угодил в ловушку для мамонта.

Другого нельзя предположить. Большую часть веток, составляющих крышу ловушки, он увлек своим падением вниз, и теперь был виден край ямы и угасающее небо. В яме пахло свежевскопанной землей, а наверху из черных стен торчали белые отростки корней. В центре ямы были вбиты три огромных кола, против одного из которых Руди и упал. Подтянувшись вверх и потрогав ободранную щеку, он сказал себе: "Веселее! Ты мог бы проткнуть себя, когда летел вниз".

Какой дьявол выкопал эту ловушку? Существует ли какой-нибудь город?..

Белые Рейдеры!

Фантастика!

Руди соскользнул назад, тяжело опустился у основания столба и уронил голову на руки. Лучше бы я угодил на этот кол, подумал он. По крайней мере, все закончилось бы быстрее. Как происходит, что мрачные вещи становятся еще хуже, стоит только мне пошевелиться?

"Чего мне сейчас не хватает, – с горечью размышлял он, – так это самого мамонта".

Земля задрожала.

Высокий пронзительный трубный звук раненого зверя долетел до него издалека вместе с глухим звуком массивного тела, спасающегося бегством, и быстрым топотом копыт.

"Если я останусь здесь, – подумал Руди устало, – чертов мамонт свалится прямо на меня и раздавит в лепешку".

"Нет, – решил он, – с недавних пор все идет по-другому. Я буду покалечен, а затем встречусь с Рейдерами. Но, боже, они же на лошадях. Даже целый и невредимый, я не смог бы убежать от них".

Какого черта! На коленях Руди отполз в угол ямы, подальше от места, куда должен был свалиться мамонт и где ему меньше угрожала опасность. Земля грохотала, сотрясаясь под ногами зверя; пронзительный звук напоминал охотничий рог и отдавался резкой болью в голове Руди. Грохот напоминал приближающуюся бронетанковую дивизию – неизбежный, пропитывающий Руди сумеречным кошмаром шума и страха. Сотрясение земли пронизывало его до самых костей.

Он посмотрел вверх и увидел на фоне неба силуэт мамонта – массивную бурую голову, гору мяса с двухэтажный дом, повисший хобот и красные глаза, наполненные дикой болью и яростью. Темная кровь до колен омывала его громадные дрожавшие ноги. Загнанный в ловушку, Руди с безысходным ужасом наблюдал за этой сценой. Топот мамонта, рев и дробь копыт слились в единый звук.

Всадник пронесся над самым краем ямы, и косы белесовато блеснули во мраке. Завороженный, он смотрел, как мамонт остановился и свернул у края ямы в сторону; из-под его подогнувшихся ног на Руди посыпались град камней и комья земли, когда зверь завис над ним. И, будто в замедленном кино, Руди увидел, как всадник вытащил из колчана стрелу и натянул тетиву и как мамонт бросился в сторону, задрал свой хобот и издал неистовый предсмертный вопль.

Лошадь в испуге подалась назад, копыта мелькнули в дюйме от края; всадник натянул лук, направив его в тень, и громадная туша мамонта полетела прямо на Руди. Медленно стрела вылетела из лука и плыла, как показалось ему, с величайшей осторожностью несколько футов разделяющего расстояния, прежде чем войти в ярко-красный глаз мамонта. Зверь дернулся с последним ревом агонии, поднялся на дыбы и, казалось, завис, невесомый, над ямой, в которой сидел пойманный и застывший от ужаса Руди. Затем, подобно пришедшей в движение горной лавине, мамонт рухнул вниз.

9

Сначала было абсолютно тихо, только по-прежнему монотонно завывал ветер. Руди различил рассеянный пятнистый свет, запах сломанного мескита и крови, влажную сырость земли под исцарапанной щекой. Он вздохнул и вздрогнул от боли в сломанном ребре. Черт с ним, решил Руди и остался лежать неподвижно. Голова болела, но не было сбивающих с толку хаотических видений последней ночи. Лошади, шум и медленный грациозный полет стрелы в сумеречном небе слились воедино в его памяти, но последним четким воспоминанием была та гигантская, корчащаяся от боли, ревущая туша, рухнувшая на него с вершины. Он осторожно вздохнул и мысленно обследовал свое тело, сантиметр за сантиметром, как показал однажды Ингольд.

Во-первых, он был жив – обстоятельство, которое весьма удивило его. Голова болела, а на боку красовался здоровенный синяк. Левая нога ныла, но не больше, чем вчера. Руди решил, хотя и не был уверен, что у него, возможно, сломано еще несколько ребер. Он не мог шевелить руками.

Они были связаны за спиной.

Некоторое время Руди думал, что Белые Рейдеры просто связали его и оставили на съедение крысам, но плывущий дымок достиг его ноздрей, и Руди услышал приглушенное ржание. Он лежал лицом вниз в каком-то укрытии из кустарника, и то немногое, что он смог увидеть, повернув лицо, была куча веток с серыми листьями и цепочка муравьев, безобидно ползущих по ним. Ему стало любопытно, один ли он, но особого желания смотреть по сторонам у него не было.

Вместо этого маг стал слушать, заставив разум замолчать и затаив дыхание. Он обнаружил, что это отсутствие мыслей стало легче ему даваться после нескольких дней одиночества в пустыне. Остался только слух. Медленно звуки достигали его ушей: мягкий шелест сухой травы на ветру, щелканье сухих листьев, еле слышное шуршание ног, проходивших неподалеку от его пристанища, и звук ножа, которым отделяли кожу от мяса.

Обдирают мамонта?

Рядом послышалось слабое шуршание одежды и тонкое поскрипывание кожи, когда караульный около его убежища переступил с ноги на ногу.

Итак, меня стерегут.

Руди напрягся, пытаясь найти какие-то характерные приметы природы и определить границы лагеря. Некоторые звуки ничего не говорили ему – мягкий шум строгания и затем приглушенное постукивание камнем по дереву. Потянуло дымком от разгорающегося костра. Порыв ветра пронесся по лагерю, предвещая близкий снегопад, и он услышал какой-то сильный звенящий звук, который был знаком ему, и напоминал музыку ветра, играющего костями.

Звук почему-то напугал его.

Мягкие шаги шуршали по песку, и до него долетал запах полевой грязи и сладкой травы. Он услышал шаги второго караульного. Почему они молчат? Может, они переговариваются знаками? Кровля его укрытия была слишком низкой, чтобы встать. Должно быть, оба снаружи. Он осторожно повернул голову, чтобы удостовериться, и увидел две пары ног, обутых в мягкие сапоги, а в стороне от них призрачно трепетало пламя кажущегося бледным при дневном свете костра. По другую сторону костра стоял жертвенный помост, украшенный стеклянными гирляндами, вымпелы на нем слабо развевались на ветру, подобно пугалу, отгоняющему легионы дьявола. Напротив помоста женщина-воин с длинными, ячменного цвета косами вбивала в землю столбы для жертвоприношения.

Руди догадывался, кого они выбрали для этой цели.

"Спокойно, – приказал он себе, готовый броситься бежать, ослепленный паникой, – Ингольд учил тебя разрушать заклинания, и это прекрасно получалось там, в лагере". Тем не менее ему понадобилось три попытки, прежде чем он смог разорвать связывающие его запястья путы и освободить украдкой руки, а затем лодыжки. Руди старался не двигаться, зная, что охранники все еще стоят снаружи. Он почти задыхался. Он понял уже, что нужно делать.

Вместе с плащом и перчатками у него забрали нож и меч. Но если бы он мог добраться к лошадям незамеченным и украсть двух для себя, а остальных распустить, у него появился бы шанс убежать, и к тому же верхом, может быть, проделав таким образом весь путь до Сивардских гор. Даже если навлечь на себя простые чары-иллюзии, можно прокрасться между ближним караульным и тем, кто стоял у передней двери, так как его пристанище было чем-то вроде палатки, сделанной из нарезанных веток мескита, открывающейся спереди и только слегка прикрытой сзади.

Чары-иллюзии были просты, как и все иллюзии. "Клоп-вонючка", – решил Руди. Безвредный, черный, маленький, ползущий по своим клопиным делам. Какой дурак станет смотреть на клопа-вонючку? Представляя критический взгляд Ингольда, он перевоплотился в иллюзию и остался весьма доволен результатом. Чтобы облечь себя в иллюзию, нужно было почувствовать на коже ветерок от холодного огня, мягкий мерцающий покров неправильности.

Он раздвинул кусты перед собой.

Если бы новообращенный клоп не находился в середине лагеря, он едва бы узнал, каким тот был. Лагерь располагался на плоской площадке, поросшей полынью, а сделанные из веток укрытия сливались с окружающей местностью. С того места, где он стоял, был виден только один костер, но он почувствовал запахи и других, сложенных из бездымной древесины и полузарытых в землю.

Около костров собрались Рейдеры: и мужчины, и женщины. Женщины, которых Руди заметил сразу, напоминали Джил – девы войны, одетые и вооруженные, как мужчины, и смотревшиеся, как воины. У них были одинаковые плотно прилегающие мундиры и брюки из волчьей или кугуаровой кожи серого и золотистых тонов, сливающихся с землей. Некоторые носили плотно облегающие куртки из волчьей или буйволиной кожи. Все они были вооружены ножами и луками. Перед некоторыми укрытиями Руди заметил воткнутые в землю копья с древками-ручками.

Он заметил раньше, что помост стоял в центре лагеря. Какой-то старик украшал его, как рождественскую елку, бусами костей и сплетенной травы, разбитым стеклом и цветами, а у его подножия женщина точила длинный нож для снятия кожи. Вдали виднелись лошади и мустанги, которых можно было случайно принять за пасущееся дикое стадо.

С величайшими предосторожностями Руди-клоп начал свое путешествие по открытой местности лагеря.

Он полз медленно, стараясь не выйти за рамки принятого образа. Руди миновал караульного, который разговаривал с одной из женщин в двух шагах от его бывшей тюрьмы и который даже не взглянул на преобразившегося пленника. Впервые за много дней высоко в небе появился бледный, серебристый диск солнца, и тень, которую Руди отбрасывал на песок, была тенью насекомого, великолепной тенью клопа-вонючки. Холодный ветер пустыни играл переплетенными веревками жертвенного помоста, развевая лепестки зимних роз, вставленных в глазницы черепов. Рейдер закончил накручивать перья вокруг поперечной балки и отступил назад. Он был стар, белые волосы отливали голубизной, а лицо напоминало почерневшую узловатую кору немолодого дуба. Руди остановился пропустить его.

Но тот не проходил.

Кровь застыла у Руди в жилах. Старый воин смотрел на землю, где должен был видеть иллюзорного клопа-вонючку, и тень догадки появилась на его задубелом бесстрастном лице. Затем, не отрывая глаз от Руди, он сделал пару шагов к одному из укрытий и знаком подозвал к себе мужчину и женщину. Те подошли, прихватив копья.

Руди бросило в холодный пот.

"Эй, проходите, как вы можете подозревать невинного клопа... Но, конечно, – припомнил он. – Ледяной Сокол тоже подозревал всех и каждого". Руди пополз решительнее, насколько позволяла храбрость, делая круг, чтобы обойти старика. Но три Рейдера, спешно обменявшись знаками, двинулись навстречу.

"Это нечестно!" Руди был уже на грани безумия. Он огляделся по сторонам в поисках какого-нибудь оружия. Он сделал последнюю попытку обойти врагов, но старый воин снова перерезал путь.

Нервы у Руди не выдержали. Чары спали, и белоголовый Рейдер в испуге резко отпрянул назад, когда Руди материализовался из воздуха. Это мгновение удивления и дало Руди шанс на спасение. Он выхватил из земли деревянный кол, который загорелся в руках холодной иллюзией белого пламени. Когда Рейдеры обступили его, он полоснул одного из них раскаленной дубинкой и, прорвав строй, бросился бежать.

Лагерь пришел в движение. Тощие, бледные фигуры, казалось, возникали ниоткуда и начинали преследовать его. Руди увертывался от них, виляя во все стороны на бегу, слыша мягкое теньканье стрел, чувствуя, как зазубрина стрелы обожгла ему кожу на лодыжке, и продолжая размахивать пылающей дубинкой. Враги падали под ударами горящего оружия. Кто-то из верховой охраны схватил его сбоку. Руди изловчился и ударил его коленом в пах и, вновь обретя свободу, продолжил свой бег. Он ухватился за повод бросившегося в сторону мустанга, когда чьи-то ладони сжали его левую руку. Кружась, он наносил удары направо и налево, и круг расширился на мгновение, столь необходимое для спасения. Он неуклюже вскарабкался на спину лошади, благодаря бога за то, что лошадь не очень высокая, и продолжал отбиваться от Рейдеров. Руди поверил в свое спасение, повернул мустанга в сторону открытой пустыни.

Мустанг взвился на дыбы, опустил морду и отбросил Руди на десять футов в заросли кустарника.

На редкость сильный удар выбил дух из его тела, а сломанные ребра впились в бок, словцо ножи. Он попытался встать, но копье с каменным наконечником вошло в землю около него и пришпилило полу его плаща. Тени Рейдеров появились над ним, и следующее копье было нацелено ему прямо в грудь.

Брошенное с расстояния десяти футов, оно внезапно невероятным образом, отклонилось высоко в воздухе, задрожало и упало со звоном в стороне, не причинив ему вреда. Рейдеры замерли, указывая с тревожным шепотом на нечто, видневшееся в глубине коричневой пустыни.

"Это призрак", – повернулся в отчаянии Руди, но увидел только темную фигуру в мантии, которая, казалось, выплавилась из ветра и безмолвия, и знакомый старый бродяга, гневно сверкая глазами, приближался быстрыми шагами к лагерю, как к себе домой. Рейдер, который выстрелил в мамонта, пустил в него стрелу и промахнулся самую малость. Руди почти заплакал от счастья.

Ингольд остановился рядом с ним и вытащил из земли копье, пришпилившее его. Покрытая шрамами рука с грубоватыми пальцами дотянулась до него и потащила за ногу, и рядом раздался знакомый дребезжащий голос:

– Во что ты превратился?

– В клопа-вонючку, – рыдал Руди. – Какого черта они заподозрили паршивого клопа?

Глаза Ингольда сухо блеснули в тени нависающего капюшона:

– Ты когда-нибудь видел клопов-вонючек с тех пор, как пришел в этот мир?

Руди подавленно умолк.

Ингольд продолжал:

– Таких здесь нет, ты должен был знать это, если бы обращал внимание на то, что происходит вокруг тебя.

Он перевел взгляд с Руди на Белых Рейдеров, которые образовали вокруг них круг, нацелив копья, будто окружали пещерного медведя. У Ингольда было копье, которое он держал острием вниз и еле сжимал в руке.

– И к тому же, – продолжал он так, будто их не окружали враги и они были в безопасности, – ты мог применить простое заклинание-покров, чтобы выбраться из лагеря, не изображая огня, в который только ты один облекаешься. Тебе не нужна была лошадь, Руди. А теперь, когда мы уже рассекретили себя и стали видны, конечно, не в такой степени, чтобы действительно допустить убийство кого-нибудь из нас, такого вопроса, конечно, больше не существует.

Кольцо вокруг них сузилось – ощетинившаяся изгородь каменных и стальных колючек, подобных акульим зубам. Ингольд смотрел на воинов, не шевелясь.

– Извини, – пробормотал Руди.

Волшебник проскрежетал:

– Мы с тобой, может быть, сейчас совершаем еще большую ошибку, чем все предыдущие.

Слабый звук заставил Ингольда сосредоточиться.

Несколько Рейдеров поспешно ретировались. Руди уловил невероятную силу, едва сдерживаемую этим неприметным с виду человеком. Рейдеры, казалось, тоже это почувствовали. Никто из них не рискнул напасть на Ингольда.

Кольцо вдруг разомкнулось, и на середину выступил высокий Рейдер, подняв руки и показывая, что он безоружен.

Это был великолепный викинг, бледные заплетенные усы свисали вниз к ямке его горла. Брови росли пучками, как у рыси, завиваясь вверх. Глаза излучали холод, словно замерзший янтарь. Выцветшее серое золото его одеяния из пантеры говорило о его сане. Без сомнения, это был вожак Рейдеров, гордый и величественный.

Какое-то мгновение взгляд, который приводил в движение толпу, изучал Ингольда и Руди. Голосом, подобным старому горну, он обратился к путникам:

– Вы колдуны?

– Я колдун, – сухо ответил Ингольд. – Он знает только заклинания.

Рейдер перевел неприветливый взгляд на Руди. Руди бросило в жар, он хотел бы сейчас исчезнуть или воплотиться в того самого клопа-вонючку и убежать в пустыню с глаз долой.

Вожак сказал:

– Я так и знал. Метатель Стрел никогда не промахивается, но говорят, что невозможно поразить колдуна. Меня зовут Эхо Ветра, а вы попали к Народу Извилистых Холмов из страны Белых Озер.

– Вы далеко от ваших домов, – серьезно сказал Ингольд. – Это мамонты, которые покидают северные равнины, отодвигают вас так далеко на юг?

Рейдер прогромыхал:

– Мы делаем то, что хотим. Это наши равнины и наши пустыни, и мы не собираемся спрашивать совета у безумных землекопов реки. Но ты, – продолжал он, жестикулируя рукой в шрамах, – десять дней назад сумел разгадать надпись на нашем магическом столбе и сумел понять ее, в отличие от людей Прямых Дорог. Наверное, ты тот самый колдун, чье имя было известно на юге много лет назад, Пустынный Странник, друг Белой Птицы и его племени?