Текст книги "Воздушные стены (Дарват - 2)"

Автор книги: Барбара Джоан Хэмбли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

– Может, Джил предпочла бы остаться в этом мире.

– Бред какой-то, – фыркнул Руди, – что касается меня, то я не выбираю один чертов путь или другой. Но у нее есть жизнь там, свое место в том мире, карьера, в конце концов, которую она хотела бы сделать. Если она останется здесь, то будет ничем, разве что солдатом, а ведь она мечтала стать ученым. И теперь, по твоей милости она застрянет здесь, пока ее не доконают Дарки, холод или глупая война, в которую Алвир втянет Убежище. Эта женщина мне не безразлична, Ингольд, и я не позволю тебе привязать ее к этому миру навсегда против ее воли. У тебя нет такого права.

Колдун вздохнул, и жизнь, казалось, ушла из него снова, забрав даже сильные вспышки гнева. Он медленно опустел голову и еле слышно сказал:

– Да, ты прав. Я должен вернуться.

Руди начал говорить что-то еще, но, не закончив, сделал глубокий выдох. Ярость Ингольда озадачила его, а эта внезапная капитуляция обескуражила. Но он ощущал, как разбиваются в старике оковы ожесточенности, мрачной ненависти к самому себе, которая придавала ему силы. Теперь не было ничего.

Он сказал спокойно:

– Я вернусь в лагерь. Ты сможешь найти дорогу туда?

Ингольд кивнул не глядя. Руди оставил его там и медленно зашагал назад по своим невидимым следам. Двойные наконечники его посоха мерцали при звездном свете пустыни. Один раз он оглянулся и увидел, что старик даже не сдвинулся с места. Темный силуэт сливался со скалой, он был едва различим, не более, чем темное пятно на фоне неясных, расплывчатых очертаний земли за скалой.

Когда Руди возвращался в лагерь, он не мог припомнить, чтобы видел в своей жизни кого-либо, настолько же одинокого и несчастного.

– Думаешь, в домах кто-нибудь есть?

Свет луны дождем проливался на город, лежащий перед ними, похожий на скопище маленьких глинобитных коробок, взбирающихся на холмы за дорогой. Далекий звук текущей воды и густые кучки финиковых пальм, черные на фоне ледяного сверкающего неба, отмечали место, где ручей стекал с холмов. Несколько домов были взорваны и разрушены. При первом же взгляде становилось ясно, что произошло это недавно.

Кирпичи растащили, чтобы привести в порядок те здания, которые уцелели, превращая их в собственные маленькие крепости. С внешней стороны от фундамента до деревянной крыши они были покрыты аккуратно выписанными узорами, картинками и религиозными символами. На одном из домиков красивая женщина стояла на спине подвешенного на крюк дьявола. Ее левая рука была поднята и обращена к толпе неточно изображенных, похожих на рыб, Дарков. Правая рука и плащ укрывали толпу коленопреклоненных просителей. При свете убывающей, покрытой тучами луны рисунок пугал своей примитивной красотой. Краски терялись в лунном свете, но очертания фигур проступали поразительно четко. Почему-то эти рисунки напомнили Руди руны, изображенные на дверях Убежища.

– Возможно, – заметил Ингольд в ответ на вопрос Руди. – Хотя вряд ли они оставляют двери открытыми на ночь.

– Тогда нам придется идти в церковь, – вздохнул Руди и пошел по тенистым узким улочкам. Ингольд перемещался медленно и плавно, как призрак.

"Яд, – думал Руди, – выходит из организма старика".

Когда он изредка заговаривал, казалось, что по крайней мере он понимает, с кем разговаривает. Руди тосковал по его юмору, противоречивому фатализму взглядов и короткой, подрагивающей усмешке, так менявшей его неповторимое лицо.

Однако, когда они добрались до церкви, Ингольд удивил Руди, обойдя ее и постучав в тяжелую дверь пристроенного узкого флигеля, похожего на крепость. Он постучал в тяжелую дверь. Внутри послышалось движение и звук отодвигаемого засова. Дверь быстро открыли и снова закрыли за ними.

Невысокий, круглолицый молодой священник со свечой в руке впустил их.

– Прошу вас... – начал он и осекся, увидев лицо Ингольда. В мягком янтарном свете было заметно, как кровь отхлынула от его лица.

Внезапное молчание священника отвлекло Ингольда от тяжких дум, и он, озадаченный, посмотрел на молодого человека.

Священник прошептал:

– Это был ты...

Ингольд нахмурился:

– Мы встречались раньше?

Священник торопливо отвернулся и неловко поставил свечу на маленький столик в комнате.

– Нет-нет, конечно, нет. Я... пожалуйста, добро пожаловать в этот дом. Уже поздно для путешественников вроде вас...

Он запер дверь на засов, и Руди заметил, что руки его дрожат.

– Я брат Венд, – сказал он, снова повернувшись к ним. Священнику было чуть больше двадцати лет. Голова его была обрита, но по цвету черных бровей и искренних карих глаз Руди предположил, что волосы были черными или темно-каштановыми, как у него самого. – Я деревенский священник, прошептал брат Венд, чтобы скрыть свою нервозность или страх. – Теперь, боюсь, единственный. Будете ужинать?

– Спасибо, мы поели, – сказал Руди, и это было правдой. Кроме того, рассудил он, если дела здесь обстояли так же плохо, как в Убежище, то наверняка вся еда кончилась. – Все, о чем мы просим – это постель на полу и стойло для нашего ослика.

– Разумеется, конечно.

Священник пошел с ним, чтобы поставить Че в конюшню. Пока Руди стлал подстилку и устраивал Че, он сполна выдал священнику все новости, какие знал – о падении Гея, об отступлении к Ренвету, об армии Алвира и разрушении Кво. Он не упомянул ни о том, что Ингольд был колдуном, ни показал свою собственную силу. После обмена любезностями Ингольд удалился и, присев возле маленького очага камина, стал размышлять в тишине. Но в течение вечера, пока Руди и брат Венд тихо шептались в тени маленькой комнаты, молодой священник то и дело косился на Ингольда, будто пытаясь сопоставить этого человека с каким-то волнующим воспоминанием. И Руди видел, что воспоминание это пугало его.

Руди как раз укладывался спать на полу возле камина, когда послышался торопливый стук в дверь. Без колебаний брат Венд встал и отодвинул задвижки засова, чтобы впустить двух маленьких детей из темноты улицы.

Это были две девочки восьми и девяти лет с песочного цвета волосами и орехово-карими глазами, типичными для жителей Геттлсанда. Журчащим сопрано-дуэтом они передали путаный рассказ о желтой болезни и лихорадке, о своей матери и маленькой сестренке Дэниле, о прошлогоднем лете и сегодняшнем вечере, сжимая рукава молодого человека и глядя на него широко открытыми испуганными глазами. Брат Венд кивал, бормоча им что-то успокаивающее, потом повернулся к своим гостям.

– Я должен идти, – сказал он мягко.

– Кто-нибудь впустит тебя обратно, – пообещал Руди. – Иди осторожно.

Когда священник ушел, Руди встал, чтобы закрыть за ним дверь.

– Ты собираешься спать? – спросил он молчаливую фигуру у камина.

Ингольд, пристально глядя на огонь, покачал головой.

Руди скользнул назад, под груду одеял до того, как они успели остыть, и положил голову вместо подушки на тяжелые тома, принесенные из Кво. Пока это была единственная польза от них с тех пор, как он их увидел.

– Тебе знаком этот парень? – спросил он.

Ингольд снова покачал головой.

Руди вынес множество таких односторонних бесед за последние три недели. Порой он продолжал их, пока не получал какого-либо ответа, обычно односложного, но сегодня он прекратил разговор. Когда он закрыл глаза, Ингольд все еще размышлял над чем-то, что видел в пламени.

Руди было интересно, что же такое он там искал, но спросить не решался.

Мысли его перенеслись назад в прошлое, через видения, которые возникали из собственного наблюдения за огнем. Альда, причесывающая волосы у тлеющих углей маленького камина; одетая в свой белый шерстяной балахон и поющая для Тира, который ползал, занятый чем-то, по затененной комнате, Альда, сидящая без дела в темном кабинете позади караульных помещений, читая вслух, пока Джил делала заметки, окруженная ворохом книг и блокнотов, он видел, как Джил поднимает взгляд, улыбается и шутит, а Альда смеется. А один раз он видел пугающую картину: Альда в страстном споре со своим братом; слезы текут по ее бледному гневному лицу, а он стоит, сложа руки, и качает головой в отказе. Образы преследовали Руди в темноте, смешиваясь с другими. Пустое Гнездо в продуваемой ветром пустыне на севере; пустынные улицы Кво, испуганный взгляд больших темных глаз брата Венда, когда он открыл дверь: и то, как он прошептал в ужасе: "Это был ты".

– Да, – раздался голос Ингольда, мягкий и бесконечно усталый. – Это был я.

Моргая от удивления, Руди почувствовал горечь во рту от потери сна и увидел, что священник вернулся. Ингольд запирал за ним дверь. В тени, отбрасываемой слабеющим огнем, казалось, что его накидки утопали в крови.

Священник заговорил, дрожа:

– Что ты от меня хочешь?

Вызов и ужас прозвучали в голосе молодого человека. Какое-то мгновение Ингольд слушал спокойно и внимательно, сложа руки. Его покрытые шрамами руки были очень костлявыми и старыми в красном мерцании света. Но он спросил только:

– Ей лучше?

– Кому?

– Матери этих девчушек.

Священник нервно облизал губы:

– Да, милостью Божьей.

Ингольд вздохнул и вернулся к тому месту, где он сидел у камина, набросив на плечи свой заплатанный, весь в пятнах плащ, который служил ему одеялом.

– Однако это не было милостью Божьей, – сказал он спокойно. – По крайней мере в том смысле, который обычно подразумевается. Они приходили просить тебя не причастить ее. Ты, как и я, прекрасно знаешь, что желтая болезнь, если уж схватила человека, то почти неизменно заканчивается смертью. Они попросили тебя исцелить ее, как ты исцелил их маленькую сестренку несколько месяцев назад, – он потянулся за кочергой, поднял ее и поворошил огонь. Внезапно сильно прибавившийся свет проделывал любопытные вещи с линиями и шрамами его ввалившегося лица. Он опять посмотрел на Венда. – Не так ли?

– Это было в руках Божьих.

– Возможно, это то, что ты решил сказать, но ты в это не веришь.

Священник вздрогнул, будто его обожгли.

– Если бы ты в это верил, ты бы меня не боялся, – продолжал спокойно Ингольд.

– Чего ты хочешь? – настаивал Венд, страдая.

Ингольд положил кочергу.

– Ты сам знаешь.

– Кто ты?

– Я колдун, – Ингольд откинулся к стенке, и тень укрыла его.

Священник заговорил снова, голос его был напряженным от страсти.

– Это ложь, – прошептал он. – Они все мертвы. Он так сказал.

Ингольд пожал плечами:

– Он тоже колдун. Его зовут Руди Солис. А меня – Ингольд Инглорион.

Руди услышал резкий неприятный звук затрудненного дыхания священника и увидел, что тот отвернулся, закрыв лицо ладонями. Тело его содрогнулось, будто в предсмертной судороге.

– Они мертвы, – повторил он тонким, хриплым голосом. – Но, Боже, прости меня, я был рад услышать это. Ужасная вещь, но я был рад услышать, что Господь наконец убрал от меня искушение после всех этих лет. Ты не имеешь права снова приносить его.

– Нет, – спокойно согласился Ингольд. – Но тебе известно так же хорошо, как и мне, что Бог не может убрать соблазн. Он идет из тебя, изнутри, а не по какой-то внешней причине. И у тебя были бы соблазны на протяжении всей твоей жизни – каждый раз, когда кто-нибудь призвал бы тебя использовать твою силу для исцеления. И в скором времени один из твоих людей будет умолять тебя начертать руны на его двери, чтобы не подпускать Дарков. Смог бы ты отказаться?

Молодой человек убрал руки с лица.

– Мне не пришлось бы, – вздохнул он.

– Нет?

– У меня нет энергии, – безнадежно прошептал священник. – Я бросил все это, принес в жертву. У меня нет силы, – он посмотрел в лицо Ингольду с выражением отчаяния. В колышущейся тени его полные губы были плотно сжаты и дрожали. – Эта сила идет от Дьявола, Господина Зеркал. Да помоги мне, Боже, я мучим искушением и всегда буду мучиться. Но я не продам свою душу за силу, даже за ту, которая помогает другим. Эта энергия приходит из Извращенной Стороны, и я не буду иметь с этим дела. И потом, во сне я видел город, постоянно живший в моем сердце. Я знал, как он выглядел... И там был ты...

– Знаешь ли ты, почему видел этот сон? – голос Ингольда звучал мягко.

– Это был ультиматум, – прошептал Венд, – необходимость. Вызов. Идти куда-нибудь...

– Идти в Ренвет, – сказал Ингольд, и его спокойный, глубокий, шероховатый голос, казалось, заполнил комнату. – Чтобы помочь мне и Руди, и кому-нибудь еще, кого мы найдем, спастись от Дарков.

– И что еще? – лицо молодого человека блестело от пота, черные брови выделялись на фоне белизны его высокой бритой головы. – Открыто идти к Дьяволу? Объявить аббату – если он еще жив – и кому-то еще, кому не все равно, что я вероотступник? Отдаться в руки суда за еретизм?

Руди, вспоминая другие стальные темные глаза, горящие на бритом черепе, отметил, что паренек попал в точку.

– Неправильно, – продолжал Венд шепотом. – Неверно. Мир, в конце концов, – это иллюзия. Он будет жить потом и без меня. Моя душа – это все, что у меня есть. И если я ее потеряю, то уже навечно.

Последовала долгая пауза. Священник и колдун стояли лицом к лицу, между ними пульсировал угасающий свет камина. "Они были удивительно похожи, – думал Руди, – в своих бесцветных балахонах". Он вспомнил дни, когда сам был бродягой на калифорнийских дорогах, гонимый стремлениями, которым не мог даже найти словесного выражения. Он был изгнанником, так как ничто не имело смысла с точки зрения его истины. Он старался изобразить жизнь как борьбу этих необъяснимых стремлений, пытался представить, что осторожно, постепенно можно будет убрать силы колдовства.

Маг сотворит чудо...

Но в его голове не укладывалось, как можно обойтись без них.

Ингольд встал:

– Прости, – спокойно сказал он. – У тебя достаточно искушений. К ним еще добавится плохая плата за твое гостеприимство. Мы пойдем.

– Нет, – брал Венд поймал его за рукав, когда Ингольд хотел было разбудить Руди, хотя минуту до этого священник лучше отрезал бы себе руку, чем прикоснулся к старику. – Колдун ты или дьявол, я не могу выгнать тебя в ночь. Мне... Мне очень жаль. Это потому, что я слишком долго боролся с этим.

Ингольд сделал движение рукой, намереваясь положить ее на плечо Венда, но молодой священник отвернулся, отступая в тень в дальнем конце комнаты, где находилась его собственная узкая койка.

Руди услышал скрип кровати и шорох одеял. Через мгновение Ингольд вернулся на свое место у камина и поджал под себя ноги, собравшись, очевидно, смотреть на пламя до рассвета.

В келье воцарилась тишина. Огонь в камине горел слабо, и Руди слышал прерывистое дыхание колдуна, свидетельствующее о том, что тот не спит.

– А он был прав, – заключил Руди, рассказывая об этом много дней спустя. – Это чертова вещь. Помнишь, как Джованнин приговаривала: "Дьявол охраняет своих". Ладно, не охраняет, больше не охраняет.

Вокруг них ложился густой снег, устилая предгорья, по которым они тащились уже два утомительных дня, оставляя позади себя крутую скалистую возвышенность. Черные отвесные скалы над ними были испещрены тяжелыми снежными рифами. Снег был и на кронах деревьев. Дымка облаков скрывала пики гор и наполняла скалистое ущелье перевала Сарда туманно-серым светом.

У Руди перехватило дыхание. Его длинные мокрые волосы свисали на лицо и на капюшон плаща. Стальной посох слабо мерцал в полуденном свете. От тяжести книг, которые они несли из самого Кво, его плечо разболелось, а в голове вертелись разные мысли.

Мы дома.

Домой, к Минальде.

А куда же еще?

Теперь он уже привык вести разговор за двоих:

"Ты мне наказал однажды помнить, что мы изгнанники. Но это было тогда, когда мы надеялись, что Архимаг поможет нам. А теперь мы не имеем ничего, буквально ничего. Любой, именующий себя колдуном, просит этого".

Он пожал плечами:

"Я не виню Венда за выжидание".

– Я тоже.

Он резко обернулся, пораженный услышанным. Ингольд молчал уже много дней.

К его удивлению, старик продолжил:

– В принципе, я удивлюсь, если кто-то вообще появится. Кара и ее мать могли бы, – добавил он, задумавшись, – если с ними ничего не случилось. Но сопротивление колдовству будет нарастать. И те, кто способны услышать призыв, не смогут преодолеть свой страх перед этим сопротивлением.

Ингольд подошел к нему, опираясь на посох и согнувшись под тяжестью книг, словно старый несчастный нищий, с длинными седыми волосами, неряшливой бородой, в испачканной и оборванной мантии. В тени капюшона сверкали впалые глаза. Но, по крайней мере, он заговорил.

Ингольд продолжал:

– Возможно, теперь ты понял, почему я хотел стать отшельником.

– Ну, тогда позволь заметить, что твое поведение донельзя искушало меня предоставить тебе такую возможность.

Колдун опустил голову.

– Прости, – извинился он, – это было благородно с твоей стороны терпеливо сносить скорбь старого человека.

Руди пожал плечами.

– Ладно, – произнес он рассудительно, – раз уж я всю жизнь занимаюсь самосовершенствованием, думаю, что смогу простить тебя.

– Спасибо, – благодарно отозвался колдун, – ты очень добр. Но когда я слушал твою игру на арфе, мне показалось, что до совершенства тебе еще далеко.

Их взгляды встретились, и Руди ухмыльнулся:

– Должен же я был как-то на тебе отыграться?

Ингольд вздрогнул:

– В этом случае я дважды извиняюсь, – произнес он. – Если это рассматривать как возмездие, то мое поведение, наверное, действительно было отвратительным.

– Эй! – запротестовал Руди.

– Первый раз в жизни был рад, что почти глух, – пробормотал не вполне искренне колдун. – Так что, полагаю, из чего угодно можно извлечь выгоду.

– Ну, тогда нам с тобой стоит поломать голову над тем, что можно извлечь из нахождения в конуре, – сурово выговорил Руди, – так как когда Алвир выяснит, что произошло в Кво, будет ясно, как божий день, куда мы направляемся.

Затем, уже другим тоном, спросил:

– Что произошло в Кво, Ингольд? – между деревьев над перевалом завывал ветер, его дуновение касалось путников, пробирающихся через сугробы. На горы опустились тучи, такие же серые и холодные, как туман, который окружал Кво. – Лохиро работал на Тьму – или он был самой Тьмой?

Возникла длинная пауза, во время которой Ингольд пристально разглядывал кроличьи и птичьи следы на сугробах, словно они имели отношение к погоде и ветру. Когда он наконец заговорил, его скрипучий голос был усталым:

– Думаю, это была сама Тьма, – он вздохнул. – К этому дню, я не знаю, освободили ли они его в конце концов. Если освободили, то я мог бы его вернуть обратно к нам. По крайней мере мы могли бы многое выиграть от его мудрости и знаний, которые приобрели колдуны перед тем, как их уничтожили. Но я не мог рисковать, Руди, – добавил он.

– Черт, конечно, – согласился Руди. – Со всем его знанием и Тьмой за спиной – не удивительно, что все здания в городе были разрушены, колдуны уничтожены, а Башня Форна разнесена вдребезги. Если твоя сила была способна сдержать их перед воротами Угловой башни, его сила могла лишь удвоить их.

– Пока их силы могли воспрепятствовать или помешать, силы колдовства находились у своих Гнезд. Я должен был догадаться, что Рейдеры говорили о Гнезде как о цели поиска. Так в старые времена говорилось о Кво – и, следовательно, о Гее. Потребовались все силы Тьмы, чтобы сокрушить Гей, добавил он. – Это было неплохо спланировано, завершающий удар по Гею, Кво, Пенамбре, Дейру – все в считанные дни. Хребет организованного сопротивления был сломлен, и надежда на магическую помощь уничтожена.

Ингольд вздохнул, выпустив облако пара в туман:

– Я должен был убить его, Руди. Я не мог позволить им иметь его силу. Возможно, он все еще был арестантом в собственном теле. Конечно, чтобы это ни было, у него была его речь, его манеры, навыки. Но не было его знания. Лохиро знал, что Анамара и я – бывшие одноклассники.

Он поднес руки к лицу, и Руди впервые увидел, как слабая улыбка мелькнула сквозь его заросшую бороду:

– Она связала мне эти рукавицы в тот год, когда мы были любовниками, там, в Кво. Для четвертой сильнейшей на Земле магини она была слишком большой домоседкой. Лохиро никогда не сказал бы непреднамеренно о ее смерти.

– Это было тем, что на тебя свалилось? – тихо спросил Руди.

– Отчасти. И мне не понравились его глаза. Но откуда он взялся, я не знал.

– Значит, ты загнал его в ловушку.

Ингольд, горько кивнув, устало двинулся через снег. Че, заартачившись, уперся, до предела натянув поводок, никто из них даже не подумал обучить глупое животное двигаться за ними – упущение, которое в тяжелые моменты Руди был склонен приписывать злобе аббатисы Гея.

– Я поймал его в ловушку, – произнес Ингольд, – и убил его. Может быть, они позволили ему уйти. Он говорил, умирая, о Тьме – она не множественна, она одна. Возможно, он был одним из них, и, если бы я вылечил его, мы смогли бы выяснить, что они знают, почему они воскресали и как разделяются.

– Да, – неловко выразил свое согласие Руди. – Что еще ты мог бы сделать?

Ингольд тряхнул головой.

– Прежде всего быть поумнее. Признал бы связь между так называемыми счастливыми местами и Тьмой. Занялся бы собственными исследованиями в Кво вместо игр в политику. Но ответ ушел, если он вообще был. Тьма в этом убедила. И прежде всего, возможно, ответа никогда не было.

– Нет, был, – возразил Руди. Он оглянулся на старика, когда они забирались по последнему крутому подъему и затвердевший снег скрипел под их ботинками. – И есть. Должен быть.

– Должен? – Ингольд пробирался за ним через сугробы, таща за собой упирающегося осла. – Одно время я думал, что существует причина, почему все происходит именно так, и что где-то есть ответы на все вопросы. Теперь я в этом не уверен. Что заставляет тебя верить, что он существует?

– То, что даже после уничтожения Кво Тьма следует за тобой по пятам. Ее силы загоняют тебя на край света и обратно, чтобы держать подальше от ответа. Тьма думает, что у тебя он есть, и они в течение всей игры опережают нас на один ход.

Ингольд вздохнул и остановился на заснеженной дороге с поникшей головой и скрытым в тени капюшона лицом. Порывы ветра обрушивались на них сверху, принося с собой запах черных вершин, ледника и скал. Их окружал туман, в сгущающейся мгле в ущелье перевала стали появляться серые шатающиеся духи.

– Значит, мы вернулись туда, откуда начали, – вымолвил он наконец. – К вопросу и ответу. Им нужен я один, они уничтожили всех, кроме меня. Это вопрос или ответ?

Руди пожал плечами:

– Какой из них ты собираешься решать?

Ингольд бросил на него пронзительный взгляд и, не ответив, продолжил путь. Руди последовал за ним, проверяя посохом твердость почвы под снегом. Вечерело. Холодный влажный ветер, казалось, пронзал его до костей.

Старик впереди него остановился. Перехватив его пристальный взгляд, Руди увидел серую чашу облаков, окутавших перевал.

В ней, возникая из тени и ветра, материализовывались темные фигуры. Словно по команде, они выстроились в громадную темную авиаэскадрилью. Ингольд стоял спокойно, с откинутым капюшоном; сомнение и страх и странная, непонятная надежда мелькнули в его обычно бесстрастных глазах.

Руди тихо подошел сзади:

– Это люди Джованнин?

– Не знаю, – прошептал Ингольд.

Затем по перевалу прокатился, словно сорвавшийся при обвале камень, мужской голос.

– Ингольд!.. – крикнул голос, и в сером тумане лицо Ингольда внезапно побелело.

– Вос! – неожиданно крикнул он и рванулся вперед с такой скоростью, которую, знал Руди, он никогда бы не смог развить. Как хищная птица за добычей, самая высокая из фигур отделилась из общей массы и шагнула в вздымающейся мантии к нему вниз. Они встретились, как давно потерявшие друг друга братья, обнявшись в взбудораженном тумане и снеге, в то время как остальные стали спускаться следом за Восом.

Подойдя ближе, Руди увидел среди них Кару, которая натянуто улыбалась. Остальных он не знал, но понимал, кем они должны быть. Их было по меньшей мере тридцать, всех возрастов, обоих полов и различных типов. Многие из них были пожилыми, но один или два казались совсем юными. Вос и Ингольд все еще стояли, положив друг другу руки на плечи. С откинутым назад капюшоном Вос оказался мрачноватым стариком с бритой головой и крючковатым носом, который напомнил Руди аббатису Джованнин. Глаза были цвета меда.

Рядом с толпой появилась еще одна фигура: необычно маленький, невообразимо древний отшельник, так съежившийся от возраста, словно его выжали и потом сушили под палящим солнцем пустыни лет эдак сто.

– Кта! – радостно воскликнул Ингольд, обнимая его узкие плечи свободной рукой. – В конце концов ты пришел!

Маленький старичок улыбнулся сладкой, беззубой улыбкой и кивнул.

– Руди, – произнес Ингольд, и Руди подумал, что за последние шесть недель он, наверное, видел больше проявлений эмоций этого обычно невозмутимого колдуна, чем другие за десятилетия. – Руди, это наши люди, Ингольд одной рукой обнимал Воса, а другой дряхлого Кта, стоя между ними в окружении остальных, и этот союз восторженных незнакомцев, казалось, связывает их вместе неразрывными узами света.

Лицо Ингольда почти светилось от радости:

– Эти колдуны пришли на мой зов. Они ждали нас здесь, чтобы встретить на обратном пути в Угловую башню. Друзья мои, – сказал он, – это Руди. Он мой ученик и один из нас.

16

В отличие от курьера Алкетча, Руди и Ингольд не заслуживали формального ритуала встречи, но из толпы, стоящей у ворот, отделились две фигуры и, торопливо спустившись по ступенькам, остановились в смущении.

Руди встретился взглядом с Альдой, и душа его словно вырвалась из тела и понесла его, невесомого, вверх по снежной дорожке. Каким-то чудом оказалось, что он держит ее руки в своих. Свет факела обрамлял заплетенные в косы волосы, а сердце влюбленного билось так громко, что Руди казалось, что все в Угловой башне слышат это, и он говорил себе в отчаянии: это секрет. "Наша любовь – это секрет, который никто не должен знать". Руди чувствовал, что задохнется, если заговорит, и он безмолвно смотрел в бездонную глубину фиалковых глаз.

Счастливый и пронзительный визг Джил вывел его из состояния эйфории. Девушка звучно и сочно чмокнула Ингольда под одобрительные возгласы стражников. Руди узнал среди них Януса, Сейю, Мелантрис, Гнифта. Рядом с ними стояли служители Церкви, приветствуя возвращающихся после долгих странствий колдунов. Это был благородный жест, но, если честно, он смел бы их всех к Черту, чтобы освободить ступеньки для идущей перед ним женщины и себя.

– Алвир там, – сообщила Альда, отступая от него на шаг. Нежное прикосновение ее пальчиков вызвало в нем бурю желания, которое, словно эхо, отразилось в ее глазах. Но, помимо этого, он уловил в ее лице какую-то непонятную уверенность в том, что ее мужчина должен был вернуться.

– Они со Стюартом уединились еще утром, – пояснила Джил, все еще краснея от смущения. – Вы уж, ребята, не ругайтесь, – она освободила руки и потянулась, чтобы по-сестрински целомудренно чмокнуть его в щеку. – Я ужасно рада видеть тебя дома, негодник.

"Дома, – подумал Руди. – Я был дома, у Западного океана, и обнаружил развалины". Он взглянул в ее глаза и сказал:

– Ты знаешь?

Она кивнула и оглянулась на Ингольда, Кта и Кару, которые никак не могли наговориться. Руди обнаружил, что для половины из них Ингольд Инглорион был живой легендой – это читалось в их глазах. Собравшиеся вокруг этих троих являли собой сброд, бесхвостое стадо. Руди узнал мать Кары Нэн, кто-то произнес ее имя, – сгорбленную белокурую старушку с кудахчущим голосом, одну из немногих, кого Ингольд не приводил в бурный восторг. Кта был вторым – он беззубо улыбался всем и каждому, третьим был Вос. Но все остальные, от маленького толстяка в парчовой чалме и разукрашенном халате и придурковатой рыжей девчонки в поношенной рваной одежде до черного ученого джентльмена в белоснежно чистой тоге и безвкусно разодетого мальчика, смотрели на Ингольда с трепетом, граничащим с поклонением.

– Ах, Ингольд, Ингольд, послушай! – внезапно закричала Минальда. Ее синие глаза горели. Она протиснулась сквозь толпу колдунов и крепко вцепилась в его рукав. Мы нашли такие вещи, замечательные вещи!

– Мы нашли старые лаборатории. Они в целости и сохранности, – добавила Джил, и Руди оказался в окружении прекрасных дам, которые, перебивая друг друга и выразительно жестикулируя, стали рассказывать:

– Вещи, которых мы не понимаем...

– А Джил разыскивала пластинки...

– Вентиляционные трубы и водокачки, комнаты старой обсерватории...

"Как школьницы, – подумал Руди удивленно. – Школьницы вывернули все наизнанку и нашли ключ к разгадке Тьмы, ради которого мы с Ингольдом тащились в Кво, да так и не нашли".

– ...И Альда унаследовала память Дома Дейра, которую мы обнаружили, завершила с триумфом Джил.

Ингольд с нескрываемым удивлением посмотрел на молоденькую женщину, так похожую на пугливую, непоседливую школьницу с косичками.

– Ты?

Альда кивнула, неожиданно смутившись:

– Да, я. Но это происходит не так, как у Элдора.

Она запнулась, но Ингольд сделал вид, что не заметил этого:

– Тебе передалась память мужчины или женщины?

Она заколебалась.

– Не знаю. Скорее всего мужчины, ведь все идет от Ренвета. Это даже не столько память, сколько признания. Больше всего нам помогла эрудиция Джил и ее карты.

– Интересно, – задумчиво протянул колдун, – интересно.

Он с секунду смотрел на девушку, дитя-супругу своего погибшего друга, стоявшую рядом с Руди и искавшую его руку, спрятанную в складках ее юбок. Ингольд нахмурился на мгновение, но лишь на мгновение, он повернулся к Джил и ласково обнял угловатые плечи.

– И где это все хранится?

Ему ответил Янус:

– Все отнесли в комнаты в дальнем конце Убежища, которые стали кабинетом Джил-Шалос. Сейчас там беспорядок.

– Колдуны прибывают с прошлой недели, – информировала Джил, пока они поднимались по лестнице через гулкий, темный проход к воротам. – Дакис Менестрель прибыл первым, затем Грей и Нила, бывалые чародеи...

– А Бектис был потрясен, – заявил Менестрель, с восторгом выписывая пируэты на пролете моста. – До сих пор удивляюсь, как его не хватил удар.

Когда они пересекали тускло освещенный проход, их провожали праздные и удивленные, враждебные и сочувствующие взгляды, подсчитывающие, сколько стражников сопровождает их.

Они продвигались в луче колдовского света, словно в светящемся тумане.

Ингольд остановился, любуясь хаосом, царившим среди колдунов.

– У нас не было времени привести все в порядок, – извинялась Джил.

– Приятно слышать, – сказал старик, осматривая длинную узкую комнату. Руно, кожа и корзины, казалось, составляли большую часть мебели, посохи были сложены в углах, словно винтовки на оружейном заводе. Наспех сделанные полки были доверху завалены ветхими книгами. Голубоватый свет скользил, словно шелк, вокруг грушевидной лютни и сверкал на сторонах многогранников из белого и серого стекла, разбросанных на столе, полу и везде, где только можно. Пергамент, куски воска, запылившиеся летописи, свитки заполняли все горизонтальные поверхности, находящиеся в поле зрения, а на одном из немногих стульев лежала большая куча домотканой коричневой материи с маленькой сатиновой подушечкой для булавок, сверкающих, словно иглы миниатюрного дикобраза.