Текст книги "Последняя из Лунных Дев"

Автор книги: Барбара Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Эндрю почесал костяшками пальцев по щетине на подбородке, как будто тщательно взвешивал то, что собирался сказать.

– А Ранна? Ей ферма тоже не нужна?

Услышав имя матери, Лиззи сразу напряглась.

– Мы уже много лет ничего о ней не слышали. Думаю, смело можно сказать, что ей это не интересно.

– Прости, я не знал. Альтея редко о ней упоминала.

– Последнее, что нам о ней было известно, – это что она где-то в Калифорнии и пением зарабатывает себе на ужин.

«И бог знает на что еще», – добавила про себя Лиззи, однако озвучивать не стала. К тому же в этом не было и надобности: все в городе знали про Ранну. Про пьянки и наркотики. Про карусель свиданий на одну ночь. Про частые приводы в полицию. И Эндрю знал это лучше, чем кто-либо другой, поскольку по-соседски наблюдал все это собственными глазами.

Лиззи покрепче сжала рукой черенок вил, стараясь избавиться от воспоминаний. Но они все равно подступали.

Жаркий летний вечер. Толпа перед «Молочным баром». Семейства с детьми. Ребята из их старшей школы, ищущие, где бы затусить в ночь на субботу. Вдруг в конце очереди – суматоха. Народ встрепенулся, засуетился и, точно косяк мелкой рыбешки, поплыл через парковку, потом за угол.

Лиззи последовала за ними – поскольку именно это обычно делаешь, когда вся толпа куда-то устремляется. Когда она тоже свернула за угол, то увидела перед зданием мэрии полицейскую машину с головокружительно мелькающими синими огнями. Послышался взрыв смеха, приглушенный свист. Когда толпа раздвинулась, по коже пробежал холодок ужаса. Она увидела Ранну, которая, раздевшись до трусов, стояла по колено в чаше фонтана, во всю силу легких распевая «Я и Бобби МакГи»[5]5
  «Me and Bobby McGee» (1969) – весьма популярная в Америке песня в стиле кантри, созданная Крисом Кристоферсоном и Фредом Фостером. Стала знаменитой в исполнении Дженис Джоплин.


[Закрыть].

Один из полицейских скинул обувь и тоже шагнул в воду, принявшись кругами гоняться за Ранной вокруг фонтана. Минут через пятнадцать, запыхавшийся и красный, он выловил наконец ее из чаши. Под кайфом до одури и продолжающую орать песню, Ранну завернули в плед и усадили в патрульную машину. Увидев, как черно-белый полицейский автомобиль уехал, Лиззи испытала огромное облегчение. Представление, казалось бы, закончилось.

Однако не тут-то было!

Там оказался парень из ее школы – футболист по имени то ли Бред, то ли Бретт, – который заметил Лиззи в толпе. Он тут же встрепенулся, вытянув в ее сторону руку:

– Эй, народ! А вон и ее дочка! Может, она тоже что-нибудь изобразит? Что ты нам споешь, красотка?

Снова раздался хохот. Все на нее стали показывать пальцем. В тот миг ей хотелось немедленно испариться на тротуаре. Или убежать. Или умереть. Однако ноги у нее просто отказывались двигаться. И в тот момент – откуда ни возьмись – появилась чья-то уверенная рука, которая взяла ее под локоть и провела сквозь толпу, обратно по улице, за угол.

Там она наконец выдернула руку из крепкой хватки и уставилась на своего спасителя – соседского парня, чей отец делал у ее бабушки разную работу по строительству и ремонту. Того самого красавчика с широкой улыбкой и вскрытой упаковкой «Twizzlers».

Понятно, что он хотел проявить к ней великодушие, избавить Лиззи от дальнейшего унижения – однако его лицо, слегка подсвеченное сверху фонарем, было исполнено жалости, и за это она почувствовала к нему ненависть. О чем сразу же и заявила ему. И ушла, оставив его в недоумении стоять на тротуаре.

В тот вечер ее унизили дважды. Первый раз – толпа улюлюкающих зевак, а второй раз – тот, кто попытался проявить к ней доброту. Как ни странно, но именно второй случай ранил ее больше, и именно поэтому с того дня Лиззи стала с удвоенной силой стараться его избегать. Воспитание в роде Лун готовило к тому, что на нее будут указывать пальцем и пускать о ней сомнительные слухи. А вот к доброте и великодушию она была готова гораздо меньше.

И вот теперь этот человек стоял перед ней со своей добротой и сердечностью и смотрел на нее точно так же, как и в тот вечер под фонарем, пробуждая в ней те чувства и эмоции, которые ей вовсе не хотелось испытывать.

– Мне надо идти, – сказала Лиззи, кладя на плечо вилы. – У меня еще много дел.

Пусть думает что хочет! Если она чему-то за свои годы и научилась – так это тому, чтобы не заботиться о том, кто и что о ней думает. И все же, развернувшись и пойдя своей дорогой, Лиззи не могла заставить себя не раздумывать, как Эндрю отнесся бы к тому, что она собирается навестить местное отделение полиции.

Глава 7
19 июля

Лиззи не торопясь ехала через центральный район Сейлем-Крика, прикидывая, как ей лучше подступиться к шефу полиции Саммерсу. За те годы, что ее здесь не было, в городе мало что изменилось – что, впрочем, было неудивительно. Небольшие городки Новой Англии медленно поддавались прогрессу. Здесь не строилось гипермаркетов или торгово-развлекательных центров. И именно это так нравилось местным жителям. Тихие сонные улочки с маленькими магазинчиками, представляющими чей-то скромный семейный бизнес, ящики с цветущей геранью под окнами, меловые доски с выведенными от руки ежедневными специальными предложениями, миски с водой на тротуарах для мучимых жаждой песиков. В этом и состояло самое прелестное очарование Новой Англии, пусть даже иногда и проявляющей признаки ветхости.

Однако нельзя было сказать, что прогресс совсем уж не коснулся городка. На углу Эльм-стрит появилось новое фермерское кафе, а там, где прежде была химчистка – книжный магазин. У библиотеки появилась современная пристройка, а вместо прежней парикмахерской теперь красовался тату-салон под незатейливым названием «Татушки».

Лиззи свернула на Третью улицу, вдоль которой тянулись приземистые красные кирпичные дома, где располагались службы общественной безопасности Сейлем-Крика. Как она и ожидала, парковка перед отделением полиции оказалась почти пустой. Если не считать того давнего, так и не раскрытого двойного убийства, уровень преступности в Сейлем-Крике был крайне низким.

Когда Лиззи вошла через двери из тонированного стекла в отделение, дежурный сержант вскинул голову:

– Чем могу помочь?

– Я хотела бы поговорить с шефом полиции Саммерсом.

Лиззи взглянула на именной знак полицейского: «Сержант Оберлин». Парень был невероятно худым и почти утопал в своей новенькой черной униформе. Щеки сплошь рябели рубцами от недавних подростковых прыщей. Он провел языком по зубам, разглядывая посетительницу с этаким забавным проявлением собственной значимости.

– Это как-то относится к ведению полиции, мэм?

– Это отделение полиции, если не ошибаюсь?

Сержант слегка покраснел.

– Да, мэм.

– Хорошо. Да – это находится в ведении полиции. Точнее, это связано с убийством. И даже на самом деле с двумя убийствами.

Оберлин выпучил глаза.

– С убийствами?!

Лиззи вежливо улыбнулась, довольная тем, что всецело завладела его вниманием.

– Это касается давнего дела – убийства сестер Гилмэн.

– Можете произнести еще раз, по буквам?…

Лиззи едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Но не успела она что-либо ответить, как за стойкой появился крепкий мускулистый капитан полиции с волосами цвета стальной стружки.

– Я уже понял, Тодд. Простите, мисс…

– Лун, – представилась Лиззи. – Эльзибет Лун.

– Да, разумеется. Мисс Лун. Я правильно расслышал, что вы интересовались убийством сестер Гилмэн?

– Да, вы верно расслышали. Я пришла поговорить с шефом Саммерсом о расследовании того дела.

– О… расследовании?

Полнейшее недоумение на лице у капитана подтвердило подозрения Лиззи. Что не было никакого расследования.

– А шеф полиции на месте?

Сержант кашлянул, прочищая горло, и выдавил натянутую улыбку:

– Боюсь, шеф сейчас очень занят, но если вы поделитесь со мной, в чем суть вашего вопроса, то буду рад ему это передать.

– В этом нет необходимости, – ответила Лиззи, направившись к ряду пластмассовых стульев вдоль стены и опустившись на один из них. – Я подожду.

Это явно был совсем не тот ответ, которого от нее ожидали.

– Но, мисс…

– Лун, – холодно продолжила Лиззи. – Я внучка Альтеи Лун, и я была бы вам крайне признательна, если бы вы сообщили шефу, что я сижу здесь и желаю встретиться с ним как можно скорее.

Капитан, по-видимому, смирился с поражением. Он скрылся за той самой дверью, откуда и появился, и Лиззи начала гадать, как долго будет он отсутствовать, прежде чем принесет новую отговорку. Однако вместо него в приемной показался сам Рэндел Саммерс.

Увидев его, Лиззи невольно напряглась. Саммерс был высоким и плечистым, но уже не обладал той хорошо сложенной фигурой, что была у него до ее отъезда. Туловище у него стало толще, и темно-синий пиджак чересчур плотно облегал широкую грудь, слаксы цвета хаки надеты были низко, придерживая заметно растущее брюшко. А волосы у него были какого-то неестественного светлого оттенка, несомненно, полученного благодаря специальной коробочке из аптекарской лавки. Он напомнил Лиззи стареющего ведущего телевизионного шоу.

– Мисс Лун, – произнес он и, пожимая Лиззи руку, одарил девушку желтоватой табачной улыбкой. – Никто мне даже не обмолвился, что вы вернулись.

Лиззи серьезно посмотрела на него снизу вверх:

– А что, кто-то должен был вас оповестить?

– Да нет, я просто хотел сказать… Когда ваша бабушка была при смерти, все мы, вроде как, ожидали, что вы здесь появитесь. А поскольку вы так и не приехали, мы предположили…

Конец фразы он умолчал, оставив Лиззи гадать, кого он подразумевал под «мы» и что именно они предположили.

– Я приехала только два дня назад. И пришла я сюда потому, что у меня есть некоторые вопросы по поводу того, к чему пришло в итоге следствие по делу сестер Гилмэн.

Саммерс в ответ маслянисто ухмыльнулся. От его дыхания попахивало ментолом и вчерашним мерло.

– Давайте-ка выйдем на улицу, ладно? Мне надо перекурить, а в нынешние времена в помещении этого делать не позволяют.

Лиззи пошла следом за ним на дорожку перед входом в отделение. Саммерс выудил из кармана пиджака «Мальборо» с ментолом, а также явно увесистую серебряную зажигалку и протянул пачку Лиззи.

– Нет, благодарю. Я не курю. Итак, расследование дела Гилмэн, – напомнила она, когда Саммерс сделал первую длинную затяжку. – Как обстоят с этим дела?

С заметным раздражением Саммерс выпустил целый столб дыма.

– Они никак не обстоят, мисс Лун. Не было расследования как такового.

– Но вы же так и не нашли убийцу.

Он поглядел на нее искоса, делая новую затяжку.

– Да, обвинение так никому и не было предъявлено, это верно.

Умозаключения Саммерса были более чем ясны. Насколько он себе это представлял, он-то как раз нашел убийцу – он просто не смог собрать необходимую доказательную базу. Теперь же, со смертью Альтеи, Саммерс считал, что вопрос сам собою исчерпан и дело закрыто.

– Так вот, значит, как? Вы просто перестали искать?

Саммерс прищурился на нее, и его румяные, с прожилками сосудов щеки побагровели сильнее, чем мгновение назад.

– Восемь лет прошло, мисс Лун, после того, как тела этих девочек вытащили из пруда на ферме вашей бабушки. Восемь лет прошло после того анонимного звонка, после найденных у пруда кукол вуду и после того, как в кармане одной из девушек нашли пустой флакон из магазина вашей бабушки. Вот на чем мы остановились. Ни отпечатков пальцев, ни орудия убийства. Только две мертвые девушки и пруд вашей бабушки. Где еще, по-вашему, мы могли бы поискать? Или, может, у вас есть магический шар, который мы могли бы позаимствовать на время?

Лиззи, не моргнув, выдержала его взгляд. Если он таким образом пытался вывести ее из себя, то лишь напрасно терял время. Каких только избитых фраз она не слышала в свой адрес за долгие годы! Лиззи с успехом научилась их игнорировать. Точно так же не удивила ее и точка зрения шефа полиции. Саммерс никогда и не скрывал, что верит в виновность Альтеи – равно как не скрывал и собственных чувств в отношении семейства Лун в целом. Предубеждения его, скорее всего, изрядно подпитывались его чопорной супругой Мириам, которая служила органисткой в Первой конгрегациональной церкви и, будучи в первых рядах на так называемом всеобщем молитвенном бдении за Хизер и Дарси Гилмэн, легко бросалась перед телевизионными камерами такими словами, как «языческие нравы» и «безбожие».

– А не могли бы вы сказать, когда в последний раз вы кого-либо опрашивали по этому делу? Когда говорили с кем-нибудь о том, что он или она припоминает о необычных событиях в тот день, когда пропали девушки?

– Ну… когда-то опрашивали.

– Когда-то – имеются в виду месяцы? Или уже годы?

Саммерс отшвырнул сигарету на парковку и грозно расправил плечи.

– Это вам не Нью-Йорк, мисс Лун. Это Сейлем-Крик. У нас маленький городок, со скромным полицейским штатом и с еще более скромной казной. А потому нам следует очень продуманно распределять наши ресурсы. И простите за такую прямоту, но у нас есть дела куда важнее для использования этих ресурсов, чем пускать их на дело восьмилетней давности, которое так же остыло, как и тела тех несчастных девушек.

Лиззи уставилась на Саммерса, ошеломленная таким бессердечием. То есть, в его понимании, сестры Гилмэн были не чем иным, как делом под неким номером, которое можно было легко вычеркнуть из списка. Всего лишь вопросом использования средств. Лиззи задержала дыхание, досчитала до десяти. Она пришла просить его о содействии, так что потеря самообладания будет явно не на пользу.

– Не сомневаюсь, что для вас это ужасно сложный выбор, шеф Саммерс. Однако я никак не связана с бюджетом. И, как вы наверняка догадываетесь, у меня есть собственные причины выяснить, что же на самом деле случилось с сестрами Гилмэн. И мне очень хотелось бы думать, что для вас, как для начальника здешней полиции, столь же важно выяснить правду, как и для меня.

– Разумеется. Я весьма серьезно отношусь к своим обязанностям перед местным сообществом.

– Тогда вы, полагаю, не станете возражать, если я немного сама порасспрашиваю людей. Вдруг кто-то да припомнит что-нибудь важное из той поры?

– Вообще-то возражаю! – Саммерс явно кипел раздражением и, старательно пытаясь подавить в себе злость, испускал запах разогретого металла. – Наш городок с ног на голову перевернулся, когда те девочки исчезли. Это вообще скорее походило на цирк. Здесь все заполонили всевозможные СМИ, распространяясь о якобы серийных убийцах и бог знает о чем еще. Целых пять лет после этого никто не мог продать здесь и клочка земли. И давайте не прикидываться, будто вы не представляете, что я имею в виду. Потому что мы оба знаем, что вы полностью в курсе дела. Можете называть это суеверием – но, когда люди чувствуют нечто подобное, они бегут без оглядки. Ушли долгие годы на то, чтобы все наконец устаканилось и пришло в норму, и я не хочу, чтобы вы совали свой нос в те дела, которые в нашем городе только-только успели забыть.

– А как же сами Гилмэны? Как, по-вашему, чувствуют себя они, зная, что тот, кто убил их дочерей, разгуливает на свободе? Вы что, действительно считаете, что их так уж волнует, не обесценилась ли их собственность?

– Уверяю вас, мисс Лун, будь у меня возможность возбудить дело против убийцы тех девушек, я бы это сделал еще много лет назад. Я понимаю ваш чрезвычайный интерес к тому делу, однако сейчас это уже бессмысленно, не так ли? Ваша бабушка умерла, и те девушки тоже. Ни вы, ни кто-либо другой уже не сможет вернуть их обратно. Иногда справедливость вершит себя сама. Так почему бы нам всем не сделать одолжение и не оставить мертвых в покое!

Лиззи собрала все свои силы, чтобы не накинуться на него с гневными упреками. Он, можно сказать, только что признал, что Альтея своей смертью оказала ему хорошую услугу, приведя дело к аккуратному концу. И для Саммерса это, быть может, действительно закончилось – но только не для нее.

– Мне бы хотелось поговорить со следователем, который вел это дело.

Саммерс протяжно вздохнул, явно давая понять, что устал от их беседы.

– Как я уже вам сообщил, дело было закрыто несколько лет назад. А что касается Роджера Коулмэна, то он уже давно уволился из департамента. Немного странный этот тип, Коулмэн. Возмутитель спокойствия, как сказали бы некоторые. Вряд ли кто-то слышал о нем хоть что-нибудь с тех пор, как он уехал.

– А куда он уехал?

– Понятия не имею, – пожал плечами Саммерс. – С того момента, как он вернул свой жетон с именным знаком, он перестал быть для меня головной болью. А теперь, если позволите, у меня официальный завтрак с мэром Кавано. Он уходит на пенсию после семнадцати лет службы на своем посту, и я хотел бы засвидетельствовать ему свое почтение.

Саммерс протянул было руку к двери, чтобы уйти, но Лиззи его остановила. Шансов на успех, конечно, было мало, но она должна была об этом спросить:

– Я полагаю, вы не позволите мне взглянуть на материалы дела?

– Вы правильно полагаете, – кивнул Саммерс и зашел в здание.

Лиззи не замечала, насколько всю ее трясет, пока не села обратно в свою машину. Саммерс оказался настолько ей полезным, насколько она, собственно, и ожидала, и к тому же вдвое отвратительнее. И все же возвращалась она от него не с пустыми руками. Теперь она знала имя – Роджер Коулмэн. И все, что от нее требовалось на данный момент – это его найти.

Когда она выезжала с парковки перед отделением полиции, внезапно затрезвонил сотовый. На экране высветилось имя Люка. Лиззи включила гарнитуру, чтобы ему ответить.

– Привет, как дела?

– То же самое хотел спросить и я у тебя. Ну, как у тебя идут дела?

– Идут потихоньку.

– Когда вернешься?

– Я еще только приехала.

– Знаю. Но я подумал, что тебе не терпится оттуда свалить. – Он сухо усмехнулся. – Призраки прошлого и все такое.

Лиззи шумно выдохнула. Вот уж точно – «призраки прошлого».

– Тут возникло кое-какое обстоятельство. Точнее – два. Так что моя поездка может занять чуть больше времени, чем я ожидала. Как выяснилось, в этом имении много дел. Если верить тому, что сказал мне Эндрю, то мне крупно повезет, если его вообще удастся продать.

– А кто такой Эндрю?

– Сосед, друг моей бабушки. А еще он архитектор. Он огорошил меня длиннющим перечнем необходимых ремонтных работ. Даже не представляю, как буду выворачиваться с каждым из пунктов.

– Так и не выворачивайся. Снеси все к черту – и дело с концом. Ты можешь продать это как незастроенный участок. Еще и налог тебе снизят. Бумс! – и проблема решена.

«Проблема решена»?! Одно дело – продать ферму. А снести там все до основания – это совершенно другое.

– Но я здесь выросла!

– Если я правильно помню твои слова – ты прям дождаться не могла, когда оттуда уедешь.

Его ответ вызвал у Лиззи раздражение. Причем не только сами слова, но и то, с каким черствым равнодушием он их произнес.

– В тебе нет ни капли сентиментальности.

– Никогда на нее и не притязал. В этом отчасти и кроется мой шарм. Но раз уж мы заговорили о сантиментах – этот самый архитектор Эндрю случайно не является одним из упомянутых обстоятельств?

Вопрос этот застиг Лиззи врасплох.

– С чего бы тебе этим интересоваться?

– Просто из любопытства. – Последовала долгая пауза. В наушниках слышно было, как открывались и закрывались ящики стола. И наконец, словно в запоздалом раздумье, Люк произнес: – Я по тебе скучаю.

– Да брось, быть такого не может.

– Откуда тебе знать?

– Ты только что согласился, что в тебе нет ни капли сентиментального.

Ни словом не возразив, Люк вернулся к прежней теме.

– Ты не ответила на мой вопрос. Этот отзывчивый и полезный сосед Эндрю… это что, типа «былое увлечение»? Или как?

– Нет, ничего подобного. Он просто тот, кого я знаю всю жизнь. Он делает кое-какую работу для моей бабушки.

– Твоя бабушка умерла.

Лиззи подавила вздох.

– Это долгая история, и мне правда не хочется сейчас в нее вдаваться.

– Хорошо. По крайней мере, до тех пор, пока он вдруг не вздумает переманить моего креативного директора. Но ты упомянула о некоем втором обстоятельстве и уверила меня, что это не Эндрю. В чем тогда дело?

Лиззи прикусила губу, ругая себя за такую неосмотрительность. Что она может ему сказать? «Я пытаюсь очистить имя своей бабушки от обвинения в убийстве»?

– Ни в чем особенном, – ответила она наконец. – Просто кое-какие юридические вопросы, которые мне надо разрешить.

«Точно. Почти даже и не соврала. С формальной точки зрения двойное убийство вполне можно квалифицировать как юридический вопрос».

– Как я уже сказала, – добавила Лиззи, – это, возможно, займет больше времени, чем я предполагала.

– Мы говорим сейчас о днях? Или о неделях?

– Не знаю. Но у меня накопилось некоторое количество отгулов, и мне, похоже, придется их сейчас использовать.

Люк ненадолго умолк. Слышно было мерное постукивание ручкой по столу – излюбленный жест Люка в минуту раздражения.

– Мне кажется, – заговорил он наконец, – тебе надо более трезво оценивать ситуацию. Просто сделай то, что от тебя требуется, и уезжай оттуда. Могу тебя уверить: когда все закончится, ты испытаешь большое облегчение. Как будто закроешь одну главу книги, чтобы начать другую.

Лиззи с такой силой сжала пальцами руль, что побелели костяшки.

– То есть именно это ты почувствовал, когда твоя мать умерла? Большое облегчение?

Снова пауза. Постукивание ручкой по столу.

– Люди умирают, детка. Это правда жизни. И у тебя нет ни малейших причин чувствовать себя виноватой, продавая то, что тебе принадлежит. Разбирайся давай с этим и возвращайся домой.

Может, из-за того, что Люк упрямо продолжал называть ее «деткой», когда она уже сотню раз просила его это прекратить, или из-за полного отсутствия сопереживания с его стороны, но Лиззи неожиданно остро захотела закончить этот разговор. Немедленно – пока она не наговорила ему того, чего не следовало.

– Послушай, мне надо попрощаться. Я сейчас в машине, и движение тут просто сумасшедшее.

– Лиззи…

– Я позвоню тебе, когда узнаю что-то новое.