355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Барбара Дэвис » Последняя из Лунных Дев » Текст книги (страница 2)
Последняя из Лунных Дев
  • Текст добавлен: 19 января 2022, 11:01

Текст книги "Последняя из Лунных Дев"


Автор книги: Барбара Дэвис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 8 страниц)

Глава 2

Скинув в прихожей туфли, Лиззи поспешила на кухню. Она достойно пережила этот рабочий день, с улыбкой встречая неиссякающий поток соболезнований, что устремился к ней, едва по фирме распространилась новость о ее утрате. Единственное, чего желала она теперь – это большой бокал вина и возможность побыть наедине со своей скорбью.

Лиззи откупорила бутылку шардоне и налила себе объемистый бокал, после чего задержалась у раковины, чтобы полить стоявшие возле нее горшочки с травами. «Розмарин… для памяти. Базилик… для крепости духа. Тимьян… для избавления от ночных кошмаров». Это был своего рода катехизис ее детства. Катехизис всех Лунных Дев.

Неожиданно, по какому-то наитию, она оторвала листок базилика от стоявшего на раковине растения и потерла между пальцами, высвобождая его сладковато-пряный аромат – слегка перечный, с нотками аниса и легчайшим оттенком мяты. Это был один из любимых запахов Лиззи – возможно, потому, что напоминал ей о тех счастливых днях, когда она что-то готовила у бабушки на кухне. Однако на сей раз у нее перед глазами всплыло совсем иное воспоминание – гораздо более давнее.

Однажды в детстве Лиззи незаметно приблизилась к бабушке сзади, когда Альтея осматривала поврежденные растения после нежданного, аномально позднего заморозка. Девочке было тогда не больше семи, однако инстинктивно она поняла, что надо вести себя как можно тише. Завороженная необычайной сосредоточенностью на лице бабушки, Лиззи наблюдала, как та, опустившись на колени перед почерневшими кустиками базилика, водила над ними своими мозолистыми ладонями. Потом принялась что-то бормотать – какие-то полные нежности слова, которых Лиззи не могла различить. Первый раз она увидела воочию, как действует дар ее бабушки – и больше уже не могла этого забыть. Как не забыла и того, что наутро те же самые растения были уже зелеными и крепкими, без малейших следов подмерзания.

Это был самый потрясающий талант Альтеи – способность поднять к жизни почти что мертвую траву или цветок всего лишь прикосновением да несколькими ласковыми словами. Да еще какое-то поистине сверхъестественное умение выращивать в скупом климате Новой Англии то, что в принципе не могло там произрастать. Слухи о необычайном садоводческом таланте Альтеи тогда вовсю полнили Сейлем-Крик. Кто-то списывал это на магию, кто-то – на строгое следование лунному календарю. Но, как бы то ни было, все дружно признавали тот факт, что неплодородная каменистая земля «Фермы Лунных Дев» ни в чем не может отказать Альтее Лун.

Кто будет заботиться об этой земле теперь, когда Альтеи нет на свете?

Вопрос этот больно кольнул Лиззи, когда она пошла с бокалом с шардоне в гостиную. Вскоре земля перейдет к кому-то другому. И дом, и старый сушильный амбар, и засеянные целебными травами поля, и аптечная лавка ее бабушки – все это уйдет из рук ее семьи и окажется в распоряжении чужаков. Лиззи всегда, конечно, знала, что рано или поздно такое случится – что Альтея однажды умрет и с их родовой фермой понадобится что-то делать. Она просто не задумывалась о том, как именно все это будет выглядеть или что ей самой придется с этим разбираться.

Надо будет определиться с материальной стороной дела, найти риелтора, готового организовать дистанционную продажу имения, затем связаться с агентом по недвижимости, чтобы разобраться с содержимым дома. Там нет ничего особо ценного. Но что делать с личными вещами Альтеи? С ее одеждой, любимыми книгами? С многотомным собранием семейных записок, что бабушка держала под замком в своем читальном закутке? Она что, и впрямь готова просто отдать все это в руки незнакомому человеку? А если нет – то кому это все останется? Уж, разумеется, не ее матери, из-за безбашенности которой как раз и стали рушиться еще стоявшие костяшки домино.

Впрочем, Ранна – это вообще совсем другая история. Причем история, на самом деле так и не получившая конца, поскольку много лет об этой женщине никто и ничего не слышал.

Лиззи оцепенело застыла, примостившись на подлокотнике дивана, – опустошенная, не способная уже на гнев, огорошенная переживаниями нынешнего дня. Солнце за окном начало садиться, проскальзывая в проемы и щели между беспорядочно разбросанными крышами Манхэттена – точно как на тех открытках сепией, что выставлялись в киосках для туристов. Уже три месяца, как она сменила свою крохотную мансарду на квартиру в «Восточной башне», но все никак не могла привыкнуть к открывающемуся отсюда виду. Равно как и к прочим достоинствам, сопровождавшим ее новое фешенебельное жилье. Люк уверял, что она быстро врастет в свое окружение – однако сейчас, обведя глазами комнату, Лиззи по-прежнему воспринимала все чужим. И мебель, и искусную отделку стен. Даже отражение, что глядело на нее сейчас из потемневшего окна, казалось, принадлежало кому-то другому – незнакомке, притворяющейся Лиззи Лун.

За минувшие годы городская жизнь порядком отполировала ее грубые края, не оставив и следа от той девчонки из Новой Англии, которая бегала босиком по плантациям своей бабушки, собирая целебные травы, отчего пальцы у нее вечно были перепачканы зеленым соком, а ногти шершавились от каменистой земли. Хотя, если разобраться, именно поэтому она и перебралась жить в Нью-Йорк – чтобы изжить из себя ту самую девчонку. Чтобы существовать, как все другие люди. Незатейливым круглым штырьком в своем простеньком круглом отверстии. Чтобы никаких внезапностей. Никаких странных подозрений. Никакой тайной книги с твоим именем на переплете. А просто… жить, как обычный человек. И во многих отношениях ей это удалось. Покинув Сейлем-Крик, Лиззи успела проделать большой путь… Но не слишком ли большим он оказался? И не случилось ли так, что, пытаясь полностью уйти от прежней жизни, она утеряла в пути самое себя?

Лиззи осушила бокал и, поднявшись, пошла опять на кухню, чтобы наполнить его заново. Она была уже близка к тому, чтобы погрузиться в депрессию – явственно это ощущала. Однако Лиззи не могла позволить себе предаться ностальгии. Как не могла и позволить себе забыть, что именно так решительно побудило ее покинуть Сейлем-Крик.

Восемь лет назад две девочки-подростка к ночи не вернулись домой. Часы ожидания и поисков перетекли в дни, дни – в недели. Хизер и Дарси Гилмэн как будто испарились.

Не прошло и суток, как в городке стали склонять имя Альтеи как самой вероятной виновницы их исчезновения. Что было, собственно, не удивительно. Когда бы что ни случалось в городе: или рано выпавший снег, или чересчур высокий прилив, или вспышка кори – почему-то во всем сразу обвиняли семейство Лун. Кто-то, возможно, говорил это и в шутку – однако многие воспринимали подобные слухи как чистую правду. Все, в чем Сейлем-Крик уступал по части мирских притязаний, с лихвой компенсировалось мистическими суевериями и бурными проявлениями религиозного пыла. Исчезновение дочерей Гилмэнов, естественно, не явилось исключением.

В связи с тем происшествием была организована горячая линия, к их городку снизошло внимание прессы. Проведены были, разумеется, и всенощные бдения – со свечами, воздетыми Библиями, цветами и плюшевыми мишками. А потом, когда вся эта шумиха начала понемногу стихать, поступил неожиданный сигнал. Кто-то анонимно обратился в полицию, утверждая, что будто бы видел, как Альтея одну за другой утопила девушек в своем пруду, после чего закопала рядом некий предмет.

Тут же выписали ордер – и вскоре на берегу пруда нашли две маленькие соломенные куклы. «Куклы вуду», как было указано в протоколе, поскольку они имели некое мистическое сходство с пропавшими девочками, вплоть до одежды, что была на них в вечер исчезновения. Вот только они были не закопаны, как сообщал анонимщик, – а лишь оставлены у пруда под полной луной вместе с небольшим тряпичным мешочком с солью и семенами тмина. Это был защитный ритуал, как объяснила Альтея полиции, лишь ее попытка помочь девочкам целыми и невредимыми вернуться домой к родителям.

Далее полицейские принялись обыскивать пруд. Уже через час на глазах у половины местных горожан, столпившихся за желтой заградительной лентой, со дна его вытащили тела Хизер и Дарси Гилмэн. Результаты судебной экспертизы не заставили себя долго ждать: у одной девочки был проломлен череп, у другой была сломана шея. Обе явились жертвами насильственной смерти.

Десятилетиями носившиеся по городу слухи поднялись теперь с особой рьяностью, где-то высказываемые шепотом, а где-то громко и в открытую. Про заклинания, про колдовские зелья, про обряды, якобы проводимые нагишом в полнолуние. Про жертвоприношения девственниц. Причем многое распространялось теми самыми людьми, которые знали Альтею всю свою жизнь. Не было никаких реальных доказательств – поэтому в полиции не завели на нее дело. Однако это ничуть не помешало злым языкам болтать. Как не помешало «добропорядочным гражданам» Сейлем-Крика устроить всенощное бдение при свечах, на которое, кстати сказать, явилась половина городка – дабы изгнать дьявола из своей среды. Обычное правило, когда ты невиновен, пока вина твоя не доказана, – не распространяется на тех, кто носит фамилию Лун.

А теперь женщина, которую все подозревали в убийстве девушек, умерла. У всех в городке, поди, это вызвало вздох облегчения! Быть может, даже мэр объявил всеобщие гуляния по этому поводу?

Динь-дон! Ведьма умерла!

Да уж, усмехнулась Лиззи, она не на шутку упивается своим горем. И, может быть, даже уже изрядно под хмельком. Ей, наверное, не помешало бы чем-нибудь перекусить, однако мысль о еде как-то не привлекала Лиззи. Вместо этого, прихватив сумочку и заново наполненный бокал, она направилась по коридору в спальню, собираясь как следует отмокнуть в горячей ванне перед сном.

Она швырнула сумку на кровать, стянула с себя одежду, потом повернулась к тумбочке за бокалом. От броска содержимое сумки рассыпалось по одеялу, в том числе вывалилась и книжечка, которую Эвангелина Бруссар приложила к своему письму. Вид этой книжки подействовал на Лиззи, точно удар в солнечное сплетение, от которого сгибаешься пополам, хоть и заранее его ожидаешь.

Альтеи больше нет.

Чувство утраты внезапно захлестнуло Лиззи, и, тяжело опустившись на кровать, она взяла в руки книжку, прерывисто, в голос рыдая и заливаясь крупными горячими слезами. Разревевшись, она едва заметила небольшой листок бумаги, что выскользнул из середины книги и опустился к ней на колени. Задрожав, Лиззи уставилась на него, мгновенно перестав плакать. Слова местами были размазаны, однако там безошибочно угадывался четкий и аккуратный почерк Альтеи.

«Моя нежно любимая Лиззи!

Если ты читаешь это послание, то уже знаешь, что меня не стало, и понимаешь, почему я попросила отправить тебе эту книгу. Я всегда тебе желала только счастья – и только этого желаю и теперь, – однако я покривила бы душой, если б сказала, будто не питаю надежд, что свое счастье ты найдешь в нашем родовом имении. Я всегда мечтала, что ты вновь окажешься дома, что в один прекрасный день ты вернешься к той земле, которую мы с тобой так любим, и ступишь на великую стезю Лунных Дев, которой мы следовали многие поколения. Ты явилась на свет такой многообещающей, такой на редкость одаренной девочкой. Но ты побоялась оставаться не такой, как все – быть особенной. Тебе так хотелось стать похожей на остальных, что ты готова была отказаться от всех данных тебе даров. Но такие врожденные способности, как у тебя, невозможно просто взять и отбросить. Они по-прежнему таятся в тебе, ожидая, когда их призовут к жизни. Ожидая, когда ты наконец вернешься домой.

Путь нашего рода долгий и полный света, но боюсь, он скоро может прерваться, и наше наследие будет утеряно навсегда. Ты – единственное, что у нас осталось. Последняя и лучшая среди нас. Тебе многое еще предстоит узнать – то, чем я не успела поделиться с тобой до твоего отъезда. И восстановить то, что оказалось разбитым. Раскрыть то, что доселе хранилось в тайне.

Здесь много книг – памятки и наставления от тех, кто был до тебя. Теперь эти записки в твоем распоряжении. Ты теперь хранительница наших секретов. И я лелею надежду, что однажды твоя книга тоже окажется среди них – рядом с моею на полке, – чтобы столь удивительные дарования, как наши, не были утеряны для мира. Однако не мне предстоит сделать этот выбор. Выбор остается за тобой. У каждого из нас своя история, которую мы, осознанно или нет, но так или иначе рассказываем, проживая свои часы и дни. Но, как я уже говорила тебе еще много лет назад: свою историю должна писать только ты, и никто другой.

Какой бы путь ты ни выбрала, знай, что ты всегда в моем сердце. Я с тобой не прощаюсь. Ибо нет расставаний навеки, милая Лиззи, – есть лишь обороты Круга Жизни. Пока же…

А.»

Заливаясь слезами, Лиззи сложила письмо и сунула обратно между чистыми страницами книги. Эти слова не должны были быть преданы бумаге, их следовало высказать лично, глаза в глаза. Не то чтобы бабушкино послание ее сильно удивило. Лиззи всегда знала, чего от нее ожидают – того же, чего ожидалось от каждой представительницы Лунных Дев. Предполагалось, что она произведет на свет дочь и воспитает ее в традициях рода, обеспечив таким образом продолжение их линии – поскольку так делалось на протяжении поколений.

В роду Лун не было мужчин. Ни братьев, ни сыновей. Равно как не было и мужей. Это вовсе не планировалось заранее – а если и планировалось, никто об этом вслух не говорил. Просто женщины рода Лун никогда не выходили замуж, предпочитая жить обособленно – растя своих дочерей и все свои силы сосредоточивая на семейной травяной ферме.

Однако к тому моменту, как маленькая Лиззи пошла в школу, от былой процветающей фермы почти ничего не осталось – равно как, по сути, и от семьи, – и Лиззи сильно сомневалась, что за восемь лет ее отсутствия там что-то могло улучшиться. К тому же у нее теперь была своя жизнь – которую она с таким трудом себе создала. Так что пусть лучше кто-то другой возрождает эту ферму. Тот, кому этого по-настоящему хочется.

Однако в ней тут же эхом прозвучали слова Альтеи: «Здесь много книг – памятки и наставления тех, кто был до тебя. Теперь эти записки в твоем распоряжении».

Опять все сводится к этим книгам! Вот зачем Альтея договорилась, чтобы Лиззи отправили ее книгу для записей. Дело тут не только в ее истории – а в том, что оставили после себя все женщины их рода, и в том предназначении хранительницы секретов рода Лун, что пало теперь на Лиззи. Сплошное предназначение, и так навеки.

Да, она может нанять риелтора, чтобы выставить ферму на продажу. Она даже может кого-нибудь найти, чтобы убрать из дома мебель и разные бабушкины вещи – но только не эти книги! Лиззи пока даже не представляла, что будет с ними делать – этого они как-то никогда не обсуждали, – но о том, чтобы просто избавиться от них, не могло идти и речи. Каждая из женщин рода Лун владела некой особой формой магии – «тихой магией», как называла ее Альтея. У Лунных Дев не было никакой белиберды с котлами и свечками, никаких призываний духов, порч и проклятий. Никаких шабашей и полуночных ритуальных костров. Они занимались исключительно целительством, и каждая из рода Лун оставляла о своей жизни и деяниях заметки для потомков – как доказательство того, что они жили в этом мире и творили добро.

Так что ей, как ни крути, понадобится поехать в Сейлем-Крик, сложить эти книги в коробку и увезти – пусть даже она и не придумает ничего лучшего, как просто задвинуть их подальше в чулан. В какой-то момент ей, разумеется, придется подумать о том, что с ними будет, когда не станет ее самой, – когда их просто уже некому будет передать, – но пока вопрос об этом не стоял.

Альтея видела в ней последнюю и лучшую из рода Лун. Но Лиззи таковой себя, увы, не считала. Ее дар – если его вообще можно назвать даром! – был совсем не таким, как у Альтеи. Лиззи не была целительницей, она не умела заговаривать или делать обереги. Она создавала ароматы духов. А с тех пор, как в фирме ее продвинули до креативного директора, то даже лишена была и этого. То есть, сказать по правде: если не считать возможностей ее репродуктивной системы, Лиззи мало что могла предложить роду Лун. Будущим поколениям она не могла передать ничего – ни целительских рецептов, ни глубоких мудростей, ни каких-либо священнодейственных ритуалов.

Однако за книгами она все-таки вернется – хотя бы ради Альтеи. И, может быть, Люк прав. Может быть, ей и правда необходимо побыть какое-то время наедине со своими воспоминаниями. Последний раз взглянуть в глаза той, другой Лиззи Лун, прежде чем расстаться с нею навсегда.

Глава 3
17 июля

Табличка с указателем «Фермы Лунных Дев» настолько выцвела с годами и затерлась, что Лиззи едва различила на ней буквы, сворачивая на знакомую подъездную дорогу. Долгих шесть часов она ехала сюда под непрерывно моросящим дождем, а последний час петляла по вспучившимся после зимы проселкам Нью-Гемпшира, – но наконец все же добралась до места.

Люку она позвонила еще до шести утра – когда знала наверняка, что он в спортзале и вряд ли снимет трубку. В оставленном на голосовой почте сообщении она сказала лишь, что передумала и решила съездить-таки на родину и что позвонит ему, когда определится, сколько это времени займет. После чего выключила телефон, напрочь лишив его возможности перезвонить.

В конце подъездной дороги Лиззи заглушила двигатель и, выходя из машины, еще раз напомнила себе, что приехала сделать то, что должна сделать – исполнить свой последний долг, прежде чем навсегда закроет эту главу своей жизни. Но даже сейчас, уже чувствуя, как внутри нее стягивается тугой узел размером чуть ли не с кулак, она физически ощущала притяжение этого места, глубинную связь с родовой землей, будто вшитую в ее душу.

В их ферме всегда ощущалось что-то сверхъестественное. Казалось, будто она каким-то образом отгораживалась от общего течения времени, существуя как бы отдельно от остального мира, точно сказочная деревушка Бригадун[2]2
  Бригадун – название загадочной, не существующей на картах, шотландской горной деревушки, которая появляется лишь раз в сто лет и только на один день. Одноименный мюзикл был впервые поставлен на Бродвее в 1947 г. по пьесе Алана Дж. Лернера.


[Закрыть]
. Как будто это место жило лишь в ее воображении. И тем не менее – вот она, совершенно реальная и осязаемая. Ее детство, сохраненное во времени, – словно некое живое существо, застывшее в куске янтаря.

Здесь, на окраине Сейлем-Крика, не было ничего, кроме открытых пастбищ, в том далеком 1786 году, когда беременная Сабина Лун сбежала из Франции в тогда еще только образованные Соединенные Штаты Америки, имея при себе лишь горсть драгоценностей, зашитых в подол юбки. И этим драгоценностям она нашла хорошее применение, купив за них участок земли в восемь акров, где основала небольшую, но вскоре ставшую вполне процветающей, ферму.

Сабину, разумеется, отвергли жители селения, которые с опаской отнеслись к женщине, столь дерзкой, что осмелилась самостоятельно, без участия мужчины, купить себе землю, а потом и сама обустроить на ней ферму. К женщине, не носившей обручального кольца и никак даже не пытавшейся объяснить окружающим свой раздувшийся живот. Не говоря уж и о незаконорожденной дочери, с которой она в скором времени с гордостью разгуливала у них перед носом. А спустя два года от засухи погибли урожаи у всех местных жителей – за исключением Сабины, у которой по-прежнему все благополучно произрастало. Тогда-то и поползли по городку шепотки о странных обычаях рода Лун, о женщинах, которые никогда не выходят замуж и растят только дочерей, которые выращивают всякие необычные травы, заваривают особый чай и делают обереги.

Даже теперь никто толком не знал, что собою представляют женщины рода Лун, хотя за столько лет нашлось изрядно разных желающих высказать насчет них свое мнение и легко разбрасывающихся такими словами, как «вуду» и «колдовство». И не то чтобы допропорядочные граждане Сейлем-Крика так уж верили в ведьм. Все эти суеверия уже лет сто как вымерли, равно как и обычаи протыкания колом или макания в воду. Однако история с дочками Гилмэнов подействовала на весь город, точно сухая растопка, возродив к жизни досужие домыслы и бабьи сплетни. И хотя убийство девушек так и осталось нераскрытым, нелестные слухи продолжали бродить по городку, а любимая ферма Альтеи медленно вымирала из-за недостатка покупателей. Ранна покинула ее первой. Спустя недолгое время в Нью-Йорк уехала Лиззи – в двадцать восемь лет поступив первокурсницей в Университет Диккерсона и устроив свою жизнь как можно дальше от «Фермы Лунных Дев».

А теперь вот эта ферма стала ее собственной.

Окинув взглядом окрестности, Лиззи глубоко вздохнула, пораженная столь вопиющими признаками заброшенности всего хозяйства. Некогда искусно обустроенные позади дома клумбы уже сплошь заросли сорняками, сквозь влажную, буйную зелень которых едва пробивались отдельные чахлые цветки. Поля с лекарственными травами выглядели не лучше. Причем запущенность эта завладела далеко не только землей. Стоявшая позади погибших травяных плантаций старая винодельня, которую Альтея использовала как аптечную лавку, имела тоже сильно обветшалый вид. В вымощенном сланцевым камнем дворике при этом магазине некогда стояли стеллажи с рассаженными по горшкам травами и яркими летниками. Теперь между каменными плитами тоже повсюду пробивались сорняки, полки пустовали, окна были подернуты пылью и песком.

Каково было Альтее видеть все это настолько омертвелым? Знать, что делу всей ее жизни настал конец. И переживать это в полном одиночестве.

За травяными плантациями, будто верный часовой, стоял деревянный сушильный амбар. Его некогда ярко-синие доски теперь рассохлись и выцвели до бледно-голубого, а нарисованные краской облака и молочно-белая луна, украшавшие западную стену, сильно поблекли, напоминая скорее привидения.

Этот небесный пейзаж здесь появился, можно сказать, за одну ночь как очередное проявление непредсказуемой и зачастую эпатажной музы Ранны. Причудливое произведение искусства изрядно всполошило местных жителей. Одни говорили, что это «торчит как бельмо на глазу», другие язвили, что для таких спокойных городков, как Сейлем-Крик, это чересчур хипповая штука. Но, тем не менее, их необычный амбар вскоре стал в их местности прекрасным ориентиром, и его фото даже появилось в журнале «Yankee» в большой статье о неизвестных достопримечательностях сельской Новой Англии.

И даже сейчас, поблекший и растрескавшийся от времени и непогоды, старый амбар вызвал у Лиззи нежную улыбку. Это было ее главным прибежищем в подростковые годы – местом ее уединения, – тихим и прохладным и, к счастью, недоступным для приходивших на ферму покупателей. Кроме того, он явился идеальным местом для обустройства ее импровизированной парфюмерной лаборатории. Теперь, как и вся остальная «Ферма Лунных Дев», это строение представляло собою лишь жалкую тень прежнего себя.

Тряхнув головой, Лиззи отогнала воспоминания и направилась к машине за чемоданом. Она устала после долгой дороги, изрядно проголодалась и к тому же до сих пор мучилась головной болью от похмелья. У нее еще достаточно будет времени для обвинений в свой адрес и упреков после того, как она раздобудет здесь что-нибудь поесть.

Силы природы не пощадили и дома. Выкрашенные в цвет шалфея деревянные стены выцвели, сделавшись скорее серыми, нежели зелеными, оконные перемычки, став пористыми от гнили, провисли. И тем не менее дом стоял – истрепанный ветрами и непогодой, но по-своему горделивый. Такой же стойкий и упрямый, как женщина, построившая его больше двухсот лет назад.

Лиззи вставила в замочную скважину свой старый ключ от дома, провернула и толкнула створку. Дверь со стоном открылась. На мгновение Лиззи застыла на месте, дожидаясь, когда глаза привыкнут к царящему у входа полумраку. Она уже успела забыть, как темно порой бывало в этом доме, особенно в прихожей, где густые раскидистые ветви старого ясеня заслоняли солнечный свет. Но более всего поразило ее глубочайшее безмолвие, оцепенелость дома – ощущение, будто с уходом Альтеи время непостижимым образом остановило ход.

Небольшая гостиная осталась в точности такой, как ее запомнила Лиззи: диванчик в твидовой обивке между окнами, пара потертых кресел с «ушками» перед кирпичным камином, разномастная коллекция оловянной посуды на каминной полке. И портреты, ровными рядками висящие на противоположной стене. По большей части это были далекие от совершенства поделки художников-любителей разных лет – и все-таки каждое заключенное в рамку лицо имело поразительное сходство с соседним. Темные, гладко зачесанные волосы, очень бледная кожа, так что ее можно было назвать полупрозрачной, и характерные серебристо-серые глаза, присущие всем женщинам из рода Лун.

Она выросла под этими внимательными, цепкими глазами, коллективный взор которых был настолько пристальным и напряженным, что ребенком Лиззи частенько старалась вообще избегать этой комнаты. «В каждом этом лике – своя история», – говаривала Альтея, после чего проверяла, помнит ли Лиззи их имена. Сабина. Патрис. Рене. Доротея. Сильвия. Оноре…

Неожиданное шарканье чьих-то шагов позади застало ее врасплох. Резко обернувшись, Лиззи увидела стоящую у основания лестницы незнакомую пожилую женщину с махагоновым цветом кожи. Она была высокой и по-своему красивой – с высоким лбом, широкими скулами и очень коротко, чуть не до «ежика», постриженными волосами с сильной проседью.

– Она говорила, что вы приедете, – произнесла женщина, нарушив неловкое молчание.

– Кто вы?

– Я Эвангелина Бруссар. Можно Эвви.

– Это вы мне послали письмо.

– Я. Дважды, если говорить точнее.

Лиззи вскинула подбородок, раздраженная ее невысказанным укором.

– Я переехала.

Эвви не торопилась с ответом. Прищуренными глазами она оценивающе разглядывала Лиззи с головы до пят.

– Вы забыли сообщить об этом своей бабушке, – молвила она наконец.

Лиззи на миг закрыла глаза, неприятно удивленная исходившим от этой женщины запахом уксуса и гнилых персиков.

Духом неодобрения.

В этом как раз и состоял ее дар. В способности судить о человеке, о его чувствах и настроении, исходя из его запаха. В точности как распознавать чью-то ауру – только не глазами, а носом. Проявилось у Лиззи это в ту пору, когда она достигла половой зрелости. Как объяснила ей Альтея, именно в это время и «дозревают» обретенные при рождении дары.

Сначала находившие на нее вдруг озарения шокировали Лиззи: она ощущала некое беспорядочное нагромождение запахов, редко когда содержащих какой-то смысл. Но постепенно Лиззи научилась расшифровывать то, что улавливало обоняние, и даже использовать это в своих интересах – точно сигнал радара, предупреждающий о возможных угрозах. Однако с тех пор, как она покинула Сейлем-Крик, ее навыки стали проявляться лишь изредка – словно отъезд с родовой фермы каким-то образом понизил ее восприятие. И вот теперь она внезапно вновь получила четкий сигнал – и это был знак неодобрения.

– Я собиралась ей об этом сообщить, но… – Лиззи умолкла, раздраженная тем, что чувствовала необходимость объяснять все это совершенно постороннему человеку. – А что вы здесь делаете?

– То же могу спросить у вас и я.

– Да, но сейчас я спрашиваю. И поскольку это дом моей бабушки, то, думаю, я вправе потребовать ответ.

– Я была ее подругой, – без малейших эмоций ответила Эвви. – Кто бы еще мог написать вам то письмо?

Лиззи чуть склонила голову набок, пытаясь разгадать эту странную женщину. В ее голосе была какая-то особенная мелодичность – ее слова звучали то выше, то ниже, будто следуя нотам некой песни. Он был красивым и музыкальным – и в то же время внушающим какую-то необъяснимую тревогу. Или, может быть, так действовали глаза этой женщины – зеленые, с медными крапинками, – не позволяющие устремить в них прямой взгляд.

– Я предположила, что Эвангелина Бруссар была у Альтеи адвокатом. Или представляла похоронное бюро. Но никак не ожидала вас увидеть здесь.

Эвви недовольно фыркнула.

– Вот тут мы, пожалуй, квиты. Я тоже не ожидала вас увидеть. Зачем вы сюда приехали? Теперь? После стольких лет?

Лиззи попыталась найти ответ на этот вопрос – но правда была в том, что ответа у нее не было. А если и был, то не такой, каким бы ей хотелось с кем-то поделиться.

– После бабушки осталось кое-что, о чем бы мне хотелось позаботиться лично. Те вещи, которые она несомненно хотела передать мне.

Эвви снова сощурила глаза, однако ничего не ответила. Коротко и безразлично кивнув, женщина развернулась и зашуршала по деревянному полу своими старенькими меховыми башмаками, похожими на угги, в сторону кухни.

Лиззи последовала за ней, только теперь обратив внимание, что на Эвви надет один из принадлежавших Альтее фартуков с цветами.

– Вы что-то готовите?

– Ужин.

Женщина приподняла крышку на суповой кастрюле, томившейся на плите. Попробовав содержимое на вкус, она выудила из ближайшего шкафчика жестяную баночку и добавила в варево щепотку какой-то приправы.

– Вы здесь живете? – спросила Лиззи, до которой потихоньку начали доходить новые обстоятельства.

Эвви развернулась от плиты, по-прежнему сжимая в руке ложку.

– Живу. Покуда вы не явитесь меня отсюда вытурить.

Лиззи едва сдержалась, чтобы не испустить шумный вздох. Она слишком устала, чтобы вообще с кем-либо ломать копья, а уж тем более с совершенно незнакомым ей человеком.

– Я приехала не для того, чтобы вас вытуривать. Я вообще даже не знала, что вы здесь живете. Вы при ней были… вы о ней заботились?

Эвви положила ложку и вытерла ладони фартуком.

– Она меня не нанимала сиделкой, если вы именно об этом спрашиваете, но, наверное, да, я за ней присматривала. Разве не так поступают друзья – заботятся друг о друге?

Лиззи почувствовала, как у нее загорелись щеки.

– Я не имела в виду… Простите… Я просто пытаюсь понять…

– Голодны?

Лиззи моргнула в недоумении:

– Что?

– Голодны? – повторила Эвви с такой отчетливостью, словно обращалась к безнадежно глухому дитя. – Вы хотите есть?

– Да, наверное…

– Вот и хорошо. Накрывайте на стол.

В молчании они ужинали вдвоем за кухонным столом – каким-то блюдом из риса с фасолью и помидорами, с лихвой приправленным разными специями. Оно имело восхитительный вкус и казалось экзотическим, полным ароматов какой-то национальной кухни, которую Лиззи не могла с ходу определить. И, к счастью, в блюде этом не было мяса, что избавило ее от заведомо неловкой дискуссии о вегетарианстве.

– Она ни разу даже не обмолвилась мне, что болела, – сказала Лиззи, когда молчание за столом стало невыносимо напряженным. – Иначе я бы обязательно к ней приехала.

Эвви кивнула, обмакивая край хлебной корочки в мед.

– Она это понимала. Потому ничего вам и не сказала. Даже когда был близок конец и я упрашивала ее вам позвонить. Она была упрямой старушенцией. И говорила, что и вы тоже такая. И почему-то, знаете, мне нетрудно в это поверить.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю