355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Барб Хенди » Дампир » Текст книги (страница 8)
Дампир
  • Текст добавлен: 9 сентября 2016, 23:00

Текст книги "Дампир"


Автор книги: Барб Хенди


Соавторы: Дж. С. Хенди
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

– Ты следишь за мной? – гневно спросила она вслух.

– Да, – ответил он.

Магьер на миг опешила. Большинство людей на такой вопрос ответило бы отрицательно.

– Почему? – наконец выговорила она.

– Потому что этот город терзают Дети Ночи, – сказал Вельстил, – те, что питаются кровью и жизнью живых. Эта девушка – отнюдь не первая их жертва, и тебе это хорошо известно. И никто во всей Миишке не может их остановить, кроме тебя.

– А тебе-то откуда знать, что мне известно, а что нет?

Магьер огрызнулась скорее из упрямства, в глубине души она и не ждала ответа. Его и не последовало. От гнева и страха у Магьер перехватило дыхание.

– Что значит – Дети Ночи? – нарочито резко спросила она.

– Высшие среди мертвецов… Я имею в виду – живых мертвецов, – хладнокровно ответил Вельстил. – Дети Ночи сохраняют целиком свое, так сказать, уникальное и неповторимое «я», личность, которой они обладали при жизни. К Детям Ночи принадлежат не только вампиры, среди них и кладбищенские упыри – наиболее могущественные призраки, а порой и духи. Все они осознают себя, контролируют свои мысли, намерения и желания, все они в своем вечном существовании способны обучаться новому, в отличие от низшего разряда живых мертвецов, как то: привидения, зомби и тому подобное.

– Ты же не безмозглый крестьянин, – тихо сказала Магьер. – Как ты можешь верить в такую чушь? Вампиров не существует. – Она обернулась, глянула на залитые кровью поленья, темное пятно на земле. – Хватит с нас и тех чудищ, которые существуют среди нам подобных.

– Да, – негромко отозвался Вельстил. – именно так. Среди нам подобных.

Магьер услышала, как он сделал шаг вперед, во двор, к ней, но даже не оглянулась.

– Живые мертвецы, которые пьют чужую жизнь, чтобы продлить свое существование, – проговорил Вельстил. – И они свили гнездо в этом городе, завладели им. Да, подобные существа встречаются, скажем так, реже, чем полагают невежественные крестьяне, однако же они существуют. И ты это знаешь. Ты же охотница.

– Теперь уже нет.

– В этом городе ты не сможешь отречься от своего ремесла.

– Да неужто? – Магьер вернулась к нему, глаза ее сузились от гнева. – Еще как смогу, старик, сам увидишь!

На самом деле Вельстил вовсе не был стар, но вел себя, как суеверный деревенский старикашка. Магьер вспомнила о первой их встрече и поняла, что хочет задать ему еще один вопрос – о том, что услышала нынче ночью.

– Почему ты назвал меня «дампир»?

– Да так. – Вельстил повернулся, собираясь уйти. – Это древнее, малоизвестное слово. На моей родине так называли того, кто обладает особым даром и рожден для того, чтобы охотиться за живыми мертвецами.

Он ушел, направляясь к морю, и Магьер не стала его удерживать – лишь смотрела вслед, покуда смутная тень окончательно не растворилась в ночи.

Если Вельстил и стремился вывести ее из равновесия, своей цели он не добился, скорее наоборот: его безумные речи даже успокоили Магьер. При первой их встрече она испугалась, что этот человек захочет шантажировать ее, теперь же все было ясно: еще один суеверный дурень, пускай богато одетый. Да, в городе рыщет убийца, причем явный безумец, но искать его, в конце концов, обязанность Эллинвуда и его подчиненных, им за это и платят. Она же сейчас просто хозяйка таверны, а вовсе не охотница, даже если кое-кто из горожан и осведомлен о ее прошлом. Пройдет год, может быть, два, и слухи о прежней Магьер рассеются, а останется только Магьер нынешняя – владелица таверны «Морской лев».

Она стряхнула с пальцев влажный песок, вытерла испачканную руку о штаны, чувствуя, как постепенно возвращается к ней душевное равновесие. И пошла прочь со двора, от поленницы, от кровавых пятен на земле, пошла, не оглядываясь.

Едва выйдя на улицу, Магьер увидела, что навстречу ей идет Калеб.

– Что ты делаешь здесь? – смятенно спросила она.

– Ночью на улицах полно всякого сброда, вот я и решил тебя поискать.

– Я и сама вполне могу о себе позаботиться.

Тем не менее беспокойство Калеба показалось Магьер даже трогательным, тем более что у него был такой усталый вид. Дни перед открытием таверны доставили Калебу немало хлопот, не говоря уж о том, что сегодня он весь вечер обслуживал посетителей. Она хотела уже вернуться в таверну и махнула рукой Калебу, чтобы он шел следом, но увидела, что старик оглядывается на кузницу.

– А зачем сюда приходил мастер Вельстил? – спросил он.

Магьер насторожилась и повернула голову к Калебу:

– Ты его знаешь?

Старик пожал плечами:

– В Миишке он недавно, но при прежнем хозяине часто приходил в нашу таверну. Они с Данкшеном любили посидеть вдвоем, поговорить, так что мастер Вельстил был у нас желанным гостем.

Быть может, именно эта деталь все и объясняла. Если Вельстил был другом прежнего владельца таверны, он, наверное, не мог не ломать голову над загадкой его исчезновения. Следовательно, до него могли дойти слухи о прошлом занятии Магьер – вот ведь знал же, кто она такая, тот бледный аристократ.

И вполне вероятно, что Вельстил пытается выяснить, что ей известно о происходящем в Миишке.

От каждого из этих случаев можно было с легкостью отмахнуться – мол, выдумки, бред безумца, но вместе они оставляли крайне неприятное впечатление.

– Нам бы надо поспать, хозяйка, – настойчиво сказал Калеб. Он легонько тронул Магьер за плечо – и лишь тогда она сумела повернуться спиной к дому кузнеца и к залитой кровью поленнице. Молча, бок о бок с Калебом она зашагала назад к таверне.

* * *

Когда Магьер и Калеб пошли прочь, вслед за ними выскользнуло из тени бледное пятно света. Набрав яркости, раскалившись, точно уголек, оно зависло на том месте, где они только что стояли, а затем двинулось следом, но скоро повернуло в проулок и исчезло.

* * *

Констебль Эллинвуд вернулся в свои апартаменты вскоре после полуночи, радуясь тому, что наконец-то добрался до дому.

Хотя он обыкновенно вместе со своими людьми допоздна засиживался в какой-нибудь таверне, исполнять эти «обязанности» ему становилось все труднее. Он полагал нормальным и даже правильным, чтобы городской констебль со своими подчиненными регулярно посещал питейные заведения Миишки. Эллинвуд исправно принимал участие в этих походах, терпеливо слушал, как его стражники ведут скучные разговоры о своих семьях, о поимке очередного карманника, о драке между уличными лоточниками. Слушал, кивал, улыбался и старался проявить интерес к разговору.

На самом же деле пиво было бессильно погрузить его в желанное состояние дремотной неги, и в последнее время Эллинвуд все чаще ловил себя на том, что после работы его так и тянет поскорее сбежать домой, в роскошные апартаменты в «Бархатной розе», лучшем трактире Миишки. Добравшись наконец до дому, он усаживался поудобнее и примешивал суманский желтый опий к Стравинской водке, настоянной на травах, – этого добра у него было припрятано в достатке. Смесь эта служила превосходным лекарством от его невеселых мыслей; приняв ее, Эллинвуд мог часами парить над обыденностью, позабыв о несовершенстве мира.

Хотя впервые этот восхитительный эликсир Эллинвуд испробовал много лет назад стараниями одного проезжего купца, прежде он не мог часто себя баловать, поскольку оба компонента этой смеси были баснословно дороги. Особенно опий, который производили за морем, на далеком континенте, в королевстве Иль-Мой-Мейях, которое входило в Суманскую империю. И даже там мак выращивали в величайшей тайне, а сам опий приходилось вывозить из страны контрабандой. Так что цена этого снадобья была, как правило, чересчур высока для городского констебля, за исключением тех случаев, когда он мог содрать втридорога за освобождение из-под стражи какого-нибудь преступника. Эллинвуд полагал совершенно несправедливым, что человек его положения, получающий едва ли не самое высокое жалованье в Миишке, не может позволить себе отдохнуть как следует после тяжкого трудового дня. Его, конечно, никто не заставлял снимать комнаты в «Бархатной розе», где цены были запредельно высоки, но эти роскошные апартаменты тоже доставляли ему немалое наслаждение, да и не может же городской констебль жить в дешевой конуре!

Затем почти год назад случилось чудо, и теперь Эллинвуд мог позволить себе регулярно покупать любое количество суманского опия и водки, настоянной на травах. И с тех пор слово «дома» стало для него синонимом блаженства, причем именно ночного.

Эллинвуд бросил плащ на кровать, застланную шелковым покрывалом, подошел к комоду вишневого дерева и отпер нижний ящик. Из ящика он достал большую бутыль, полную янтарной влаги, изящный серебряный сосуд и улыбнулся в предвкушении блаженства.

И тут в дверь постучали.

Улыбка Эллинвуда увяла, и он решил, что открывать не станет. В таких поздних визитах нет ничего хорошего. Если дело срочное, пускай обращаются к его заместителю Дарьену. Заслужил же он отдых, черт возьми!

Стук повторился, и холодный голос приказал:

– Открой дверь.

Эллинвуда передернуло. Он узнал этот голос. Убрав бутыль и серебряный сосуд назад в ящик комода, он поспешно открыл дверь. На пороге стоял Рашед, владелец самого крупного в Миишке пакгауза. Констебль замялся, на миг потеряв дар речи.

– Э… добро пожаловать, – наконец промямлил он. – Разве у нас назначена встреча?

– Нет.

Разговоры с Рашедом всякий раз выводили Эллинвуда из равновесия, однако их сотрудничество было настолько взаимовыгодным, что рисковать этими отношениями он не мог.

– Тогда чем же могу служить? – вежливо спросил он. Рашед вошел в комнату и прикрыл за собой дверь. Он был так высок, что едва не задевал головой низкий потолок. Прежде Рашед никогда не приходил в апартаменты констебля, и обычное для этих встреч волнение Эллинвуда переросло в нешуточное беспокойство. Рашед быстро огляделся.

– В городе охотница, – сказал он, – и, если она побеспокоит меня или моих друзей, я убью ее и всех, кто станет ей помогать, включая и твоих стражников. Уяснил?

Эллинвуд остолбенело уставился на него.

– Э… – пролепетал он, – кто же эта охотница? Новая владелица Данкшеновой таверны? А, так ты, должно быть, наслушался сплетен. По мне, так она ничего особенного собой не представляет.

– Она – охотница, и, если она станет охотиться здесь, в Миишке прольется кровь – ее кровь. А ты как всегда отвернешься и сделаешь вид, что ничего не произошло.

Констебль изо всех сил старался овладеть собой. Хотя между ним и Рашедом был заключен договор, что, если кто-то из горожан исчезнет или будет найден мертвым, расследование должно проводиться поверхностно и небрежно, впервые Рашед так откровенно заговорил о кровопролитии. И к тому же он никогда прежде не предупреждал Эллинвуда о том, что должно произойти.

– Почему ты говоришь мне об этом именно сейчас? – спросил констебль.

– Потому что этот случай – особый. Я не знаю, когда состоится поединок, но предпочитаю, чтобы твои стражники не путались у меня под ногами.

– Со стражниками я все улажу, но ты-то постараешься не поднимать шума? Эта женщина в городе недавно и мало с кем знакома. – Эллинвуд замялся, подыскивая доводы, которые могут пригодиться ему в дальнейшем. – Скажем, дела у нее пошли не так хорошо, как ей хотелось, или жизнь владелицы таверны показалась ей слишком скучной… в общем, никто не удивится, если она и ее напарник вдруг покинут Миишку, ни с кем не попрощавшись.

Рашед понимающе кивнул:

– Само собой. Никаких трупов.

– Вот и ладно. Тогда делай, что сочтешь нужным. – Эллинвуд, помимо воли, покосился на нижний ящик комода. – А теперь, уж прости, день был долгий и я хочу отдохнуть.

Взгляд прозрачно-голубых глаз Рашеда тоже остановился на нижнем ящике. Мимолетная тень отвращения скользнула по его лицу, и он швырнул на покрытую шелком кровать мешочек с деньгами.

– За труды, – бросил он и вышел из комнаты. Эллинвуд обмяк, часто и прерывисто дыша. Стоило бы, пожалуй, условиться, чтобы новые встречи с Рашедом проходили, как и прежде, в его пакгаузе. Эллинвуд не имел ни малейшего желания принимать у себя дома вампира. Впрочем, эти существа, владевшие самым крупным в Миишке пакгаузом, исправно оплачивали его маленькие тайные радости, да и в других отношениях бывали порой полезны.

Впервые Эллинвуд столкнулся с сородичем Рашеда около года назад. Весь вечер он пил пиво в компании своих стражников. Возвращаясь домой, он свернул в проулок – и увидел уличного оборвыша, который припал губами к горлу матроса. Когда Эллинвуд осознал, что оборвыш пьет кровь матроса, он громко закричал. Юный убийца поднял голову, зашипел и, отшвырнув матроса, бросился на Эллинвуда. На счастье, трое стражников, которые только что вышли из таверны, услышали крик своего командира и прибежали узнать, в чем дело. Оборвыш обратился в бегство.

Поскольку смертельная опасность угрожала ему самому, Эллинвуд велел стражникам с удвоенной энергией обыскать весь город. И прежде случалось, что горожане обращались к Эллинвуду за помощью, уверяя, что близких им людей убили вампиры. Констебль не придавал этим рассказам особого значения – до тех пор, пока сам не увидел в ночном проулке юного кровососа. Среди моряков и купцов, которые бывали в дальних плаваниях, частенько ходили россказни о всяческих жутких тварях. В конце концов, даже в самой невероятной побасенке непременно сыщется зерно правды. Эллинвуд был полон решимости выследить и уничтожить оборвыша-кровопийцу, который скорее всего и человеком-то не был.

На следующий день в кордегардию принесли письмо с приглашением. Поддавшись любопытству, Эллинвуд отправился в пакгауз. Рашед встретил его приветливо, провел в шикарную комнату, обставленную низкими удобными кушетками. На кушетках лежали искусно вышитые подушки, повсюду горели свечи в виде темно-красных роз. Впрочем, Эллинвуд недолго любовался изысканной обстановкой.

Даже в мягком полумраке комнаты констебль разглядел, что его гостеприимный хозяин выглядит, мягко говоря, необычно. Для человека, который работает в пакгаузе, Рашед был чересчур бледен – словно он много лет не видел солнечного света. И глаза у него были какие-то бесцветные, почти прозрачные. Лицо его не выражало ничего: ни желаний, ни чувств, ни страстей.

Затем в комнату вошла хорошенькая молодая женщина с тонкой талией и каштановыми кудрями. Она назвалась Тишей и улыбнулась Эллинвуду, показав изящные острые зубки. При виде этой женщины на лице Рашеда, прежде бесстрастном, отразились и страсть, и нежность, и беспокойство. Эллинвуд решил, что самое разумное – помалкивать и ждать, куда заведет разговор.

Рашед предложил констеблю пятую часть доходов от пакгауза – целое состояние, чтобы тот ничего не предпринимал, если вдруг кто-то из горожан исчезнет или будет найден убитым. Вначале он утверждал, что подобного скорее всего никогда не произойдет, но тут же поправился: не «никогда», а «крайне редко». Рашед даже и не пытался скрыть, кто такие он и Тиша. И хотя констебль осознал, что беседует с двумя самыми настоящими вампирами, он даже не дрогнул. Эллинвуд никогда не принадлежал к дуракам, способным упустить счастливый случай, напротив, он считал себя очень даже умным и хитрым. Если он не согласится, то живым из этой комнаты не выйдет. Зато до тех пор, пока он остается городским констеблем, он сумеет сохранить тайну Рашеда и лишь притворяться, что расследует случаи исчезновений или загадочных смертей. И при этом он не только сохранит свое нынешнее жалованье – на насущные нужды, но и получит столько денег, что никогда уже не будет себя ограничивать в суманском опии и стравинской водке. Какой превосходный договор!

Сейчас Эллинвуд напомнил себе, что нужно будет кое-что обсудить с Рашедом. В будущем их встречи должны происходить только в пакгаузе. Имеет же он, в конце концов, право на уединение! Да, на этом надо будет настоять при первом же удобном случае.

На душе у Эллинвуда полегчало, и он снова открыл заветный ящик. Смешав в хрустальном бокале опий с водкой, констебль наконец пригубил драгоценное зелье. Скоро он уже сидел, блаженствуя, в кресле, обитом камчатной тканью, и неторопливо погружался в омут опийного наслаждения.

ГЛАВА 7

Неподалеку от порта Тиша терпеливо дожидалась подвыпившего матроса. Не первого попавшегося, а такого, какой был нужен ей. Ее неизменно восхищало величие моря – особенно в час прилива. Берег моря виделся ей границей меж двумя мирами, двумя стихиями, которые дышали и жили в ритме прибоя, размеренно бьющегося о песок. Тиша шла босиком, то и дело погружая в песок узкие изящные ступни и не заботясь о том, что подол пышного лилового платья волочится по песку и уже изрядно забрызган соленой морской водой.

Много лет тому назад, еще до того, как Тиша появилась в Миишке, в порту рухнул один из причалов: подгнили и не выдержали сваи. Рухнувший причал подмял под себя двухмачтовое суденышко, которое не успело отшвартоваться. Портовые рабочие вытащили из воды уцелевших матросов, а остатки причала и корабля остались лежать выше по берегу. Быть может, когда-то люди и подумывали использовать вполне еще крепкие доски и бревна, да только ничего из этой затеи не вышло. Так и торчали на берегу, вне досягаемости прилива, остатки свай и распорки погибшего судна, похожие в темноте на скелет морского чудовища, выброшенного бурей на песчаный берег. Изрядно пострадавшие от времени, но все же покуда прочные, они представляли собой превосходное укрытие. Без малейшей опаски Тиша шла меж торчащих из песка свай, вслушиваясь – именно вслушиваясь, а не вглядываясь – в темноту, и время от времени втягивала ноздрями свежий ночной воздух.

Наконец ветер принес ей теплый, совсем близкий запах человеческой плоти. Волнуясь от предвкушения, Тиша бесшумно скользнула за громадный брус, который мог быть и частью рухнувшего дока, и бимсом погибшего вместе с ним корабля. Если матрос один, она покажется ему, если их двое или больше, – спрячется и переждет. Тиша осторожно выглянула из-за своего прикрытия.

По берегу, направляясь к гавани, шел нетвердой походкой одинокий матрос – холщовые неподрубленные штаны ниже колен, просоленная, веревкой подвязанная рубаха. На ногах у него были самодельные сандалии, закрепленные на лодыжках кожаными ремешками. Кожа у моряка была загорелая, хорошенько продубленная солнцем и ветром, однако же лицо молодое – едва начала пробиваться бородка.

Тиша не пошла ему навстречу – так и стояла, ожидая, пока матрос подойдет ближе и увидит ее. Когда это случилось, он запнулся, помедлил мгновение и уверенно повернул к ней. Шагах в пяти он остановился, во все глаза уставясь на хорошенькую босоногую женщину с распущенными каштановыми волосами.

– Ты заблудился? – спросила она ласково, вплетая свой тихий голос в неумолчный шум ветра и прибоя. – Да, похоже, что заблудился. Где твой корабль?

Матрос озадаченно нахмурился, гадая, в своем ли она уме. Глядя в его юное лицо, Тиша видела, как ее слова многократным эхом отдаются в его сознании, так, что в конце концов он и сам не мог понять, кто из них задал этот вопрос. Глаза его подернулись поволокой.

– Заблудился… – пролепетал он. – Да… да, я заблудился. – И уже увереннее повторил: – Да, где мой корабль?

– Здесь, – все так же ласково и напевно ответила Тиша. – Твой корабль здесь.

И она изящными пальчиками провела по деревянному брусу.

Эти слова подействовали на матроса так же, как порыв сильного ветра действует на паруса, обвисшие после долгого штиля.

– Идем, – настойчиво и нежно продолжала Тиша, – идем, я покажу тебе дорогу.

Она протянула руку молодому матросу, и тот, не раздумывая, послушно взял ее за руку. Тиша повела его за собой, шаг за шагом отступая в недра разрушенного причала. Она шла уверенно, ни разу не оглянувшись, но не отрывала глаз от матроса. И он охотно последовал за нею под причудливую сень переломанных балок и выцветших от морской соли брусьев.

– Вот он, твой корабль. – Тиша улыбнулась, сверкнув белоснежными зубками.

Матрос был и вправду очень молод, лет семнадцати, не больше, и от него ощутимо пахло пивом, хотя выпил он явно не так много, чтобы опьянеть. Впрочем, это уже не имело значения. Он неуверенно огляделся по сторонам.

– Да, ты снова дома, – проговорила Тиша, все так же держа его за руку и ладонью свободной руки накрывая его робкие пальцы. – Это твой корабль, дом, который всегда с тобой.

Черты его лица смягчились, и Тиша услышала, как с его приоткрытых губ слетел едва уловимый вздох облегчения.

– Посиди со мной, – сказала она и опустилась на песок, увлекая матроса за собой.

Тиша провела пальцами по его спутанным волосам и нежно поцеловала его в губы. С тех пор как она изобрела свой способ охотиться, ей еще ни разу не довелось остаться голодной.

Матрос потянулся к ней, схватил за плечи, пытаясь поцеловать в ответ. Он оказался сильнее, чем можно было судить с виду, но мгновенно подчинился, когда Тиша прошептала: «Тссс, погоди, потом…» – и притянула его голову к себе на плечо. Шея молодого матроса оказалась совсем рядом, и Тиша не стала терять времени даром.

Порой она насыщалась, припадая к запястьям жертвы, порой – к вене на внутреннем сгибе локтя. Сегодня же она вонзила зубы в горло матроса, крепко сжав руками его голову, чтобы он не упал, потеряв сознание, и чтобы случайным движением не отдернул голову. Матрос один раз только вздрогнул всем телом… и затих, словно погрузившись в сон.

Тиша выпила ровно столько, сколько требовалось ей для поддержания сил, не более, и осторожно извлекла из ранок клыки, стараясь не надорвать кожу. Вынув из-за отворота рукава крохотный ножик, она точным движением прорезала бороздку между ранками, причем старалась, чтобы вышло неглубоко и неровно. Тиша могла бы, конечно, попросту разрезать кожу матроса и напиться из ранки, но одного этого ей было недостаточно. Прикасаться губами к живой трепещущей плоти, погружать в нее зубы было куда упоительнее, чем сосать из надреза кровь с характерным привкусом металла.

Уложив беспомощного матроса на песок, Тиша отвязала от его пояса кошелек. Не то чтобы она нуждалась в деньгах, просто это была часть ее замысла. Положив ладонь спящему на лоб, она другой рукой бережно закрыла его глаза. И прошептала, едва касаясь губами его уха:

– Сегодня ночью ты возвращался на корабль, возвращался домой. И на тебя напали двое грабителей. Ты отбивался, но у одного из них был нож…

Матрос непроизвольно дернулся. Рука его вяло и неуклюже потянулась к шее, но Тиша нежно и настойчиво уложила ее на место.

– Они забрали твой кошелек и ушли. А ты заполз в эти развалины, спрятался на случай, если им вздумается вернуться, и заснул… вот так.

Матрос задышал размереннее и глубже, и тогда Тиша быстро поднялась и ушла прочь. Здесь этому мальчику ничто не угрожает. Впрочем, если бы что-то дурное с ним и случилось, Тишу это нисколько не касалось.

Вот таким образом она и охотилась долгие годы. И всегда старалась избирать жертву среди тех, кто надолго в городе не задержится. Миишка просто идеальный город: столько моряков, проезжих торговцев, путешественников. Время от времени, правда, случалось так, что Тиша, не в силах побороть неутолимый голод, нечаянно убивала жертву, но такое случалось крайне редко. И уж если ей приходилось избирать для трапезы местного жителя, она потом всегда аккуратно зарывала беднягу, а Рашед всякий раз, когда в городе кто-нибудь исчезал, обвинял в этом Крысеныша. Тиша не видела нужды его переубеждать.

Она легко, без усилий, бежала по песку вдоль моря, наслаждаясь тем, как поет в ней теплая и сильная кровь молодого матроса, радуясь тому, что с юных лет обладала умением порой забыть и о прошлом, и о будущем ради упоительных минут в настоящем.

– Тиша!

Женщина остановилась, изумленно озираясь по сторонам. Все так же шумело море, и ветер ерошил ветви деревьев, росших над песчаным берегом.

– Любовь моя!

Голос Эдвана, невесомый, бесплотный, эхом отозвался сзади, и Тиша обернулась. Призрак парил над песком, и его зеленые штаны и белая рубаха слабо мерцали, просвечивая сквозь туман. Отрубленная голова покоилась на плече, и длинные желтые волосы свисали до самой талии.

– Мой дорогой, – медленно проговорила Тиша. – Ты давно здесь?

– Не очень. Ты… ты уже идешь домой?

– Я хотела проверить пакгауз и узнать, не нужно ли что-нибудь Рашеду.

– Рашеду, – повторил Эдван. – Ну да, конечно.

Облик его чуть заметно изменился, словно после смерти тела прошла уже неделя с небольшим и плоть тронуло разложение. Кожа налилась тугой желтизной, и под ней уже проступали синеватые следы застоявшейся крови.

Миг бездумной радости, тепла, жизни, силы завершился. Тиша вяло прошла по берегу и, опустившись на песок, привалилась спиной к стволу кривого дерева.

– Ну же, – сказала она, – не хмурься. Рашед нам необходим.

– Ты это уже говорила. – Эдван был уже рядом с ней, хотя Тиша так и не успела заметить, как он приблизился. – Ты всегда так говоришь.

Оба смолкли, слушая, как волны на мелководье ритмично шлепают о песок. Тиша даже и не знала, что ответить. Она любит Эдвана, но он живет в прошлом, как, впрочем, и большинство призраков, которые пребывают среди людей. Эдван почти не в силах осознать настоящее. Тиша прекрасно знала, чего он хочет. Того же, что и всегда. Она уже сыта, а вот Эдван все еще голоден, и, поскольку он не может жить истинной жизнью, для него остается только одно. Воспоминания.

Вот только ее это так гнетет и мучит. Всякий раз, когда она откликается на мольбы Эдвана, на пять, а то и шесть ночей она начисто лишается своей счастливой способности жить исключительно настоящим.

– Нет, Эдван, – устало сказала Тиша.

– Ну пожалуйста, Тиша! Клянусь, чем хочешь, – это в последний раз!

Сколько раз она уже слышала эти клятвы!

– У нас мало времени до восхода солнца.

– Еще два часа, если не больше! Тиша…

Невыносимо было слышать отчаяние в его голосе. Тиша уткнулась подбородком – в колени и вперила взгляд туда, где в необоримой дали темнота моря сливалась с темнотой ночи. Бедный Эдван! Он, конечно, заслуживает большего, но этому пора положить конец. Быть может, если Тиша покажет ему самые горькие воспоминания, доведет их до логического конца, Эдван все-таки сумеет осознать и принять их нынешнюю жизнь. Ее новую жизнь.

Она закрыла глаза, в глубине души надеясь, что Эдван когда-нибудь ее за это простит, и мысленно прикоснулась к нему, прикоснулась к прошлому…

Высоко в северных горах, которые нависли над Стравиной, почти круглый год шел снег, да и в бесснежные дни солнце почти никогда не выглядывало из-за туч. День в этих краях мало отличался от ночи, однако Тишу это не волновало. Надев любимое ярко-красное платье, туго подвязав фартучек, она подавала кружки с пивом изнывающим от жажда путникам и постоянными посетителям трактира. В зале всегда жарко горел очаг, тут царили тепло и уют, а для новых гостей, кто бы они ни были, у Тиши всегда находилась улыбка. Однако же особую улыбку, ясную, точно лучик солнца, пробившийся на мгновение сквозь густую пелену туч, Тиша приберегала только для своего молодого мужа, который усердно трудился за стойкой бара, заботясь о том, чтобы ни одному посетителю не пришлось долго ждать заказа.

Эдван редко улыбался в ответ, но Тиша знала, что он любит ее всей силой своей неистовой души. Отец его был жестоким, извращенным тираном, а мать умерла от горячки, когда Эдван был еще младенцем. Мальчик жил в нищете и настоящем рабстве – это все, что мог он припомнить о своем детстве. В семнадцать лет он ушел из дому, побывал в двух городах, нашел себе работу в трактире – и вот тогда повстречал Тишу и впервые испытал любовь и нежность.

Мир для него полон боли и враждебен, и только в объятиях Тиши находил он покой и отдохновение.

Для Тиши мир был исполнен песен, нехитрых блюд и кружек пива, которые она изо дня в день подавала посетителям таверны – завсегдатаям, почти что близким друзьям, а также домашнего тепла и ночей, проведенных под пуховым одеялом в объятиях Эдвана.

То было наилучшее время в их жизни… Жаль только, что оно длилось так недолго.

Когда лорд Кориш впервые открыл дверь таверны, он не стал входить, а почему-то остался стоять на пороге. Порыв ледяного ветра прошелся по общей зале, и все, кто сидел за столиками, принялись ворчать и браниться, а Тиша бегом бросилась закрывать дверь.

– Можно мне войти? – спросил пришелец, однако вопрос его прозвучал так уверенно, словно он заранее знал ответ и только хотел поскорее услышать его от Тиши.

– Да, конечно же, – ответила она, мимолетно удивившись: – кто же спрашивает разрешения войти в таверну, открытую для всех?

Тогда лорд Кориш и его спутник вошли в таверну, Тиша наконец смогла захлопнуть дверь, и в зале снова воцарился мир. Кое-кто из любопытства оглянулся на вновь пришедших, прочие вернулись к еде и отвлеклись от нее лишь тогда, когда обнаружили, что их любопытные товарищи до сих пор так и глазеют на незнакомца.

На первый взгляд во внешности лорда Кориша не было ничего необычайного. Даже кольчуга никого не удивила – мало ли в округе и солдат, и наемников? Он не был высок ростом, но и не мал, не отличался ни красотой, ни каким-то уродством. Что и в самом деле было в нем примечательного, так это гладкая, совершенно лысая голова и маленький белый шрам над левым глазом. Однако же лорд Кориш пришел не один, и посетители таверны глазели вовсе не на него. Вниманием их целиком завладел его спутник.

Вместе с заурядным лысым солдатом в таверну вошел человек, потрясший воображение Тиши. Необычайно высокий и мускулистый, он был одет в темно-синий теплый камзол, расшитый серебряной нитью. Его черные, коротко подстриженные волосы лишь подчеркивали необыкновенную бледность лица, что до глаз, Тиша так и не смогла понять, какого они цвета, – слишком уж прозрачные они были, словно скованные гладким льдом озера.

Двое уселись за столик, но лысый солдат все глядел, не отрываясь, на Тишу.

– Подать вам пива? – спросила она.

– Ты подашь и отдашь мне все, что я ни пожелаю, – отвечал он громко, явно наслаждаясь этой минутой. – Я – лорд Кориш, новый хозяин замка Гестев. Все, что здесь есть, и так уже принадлежит мне.

При этих словах завсегдатаи таверны зашептались, но у всех хватило ума не высказывать свое мнение в полный голос.

Тиша прикусила нижнюю губку и опустила глаза. Чуть больше года прошло с тех пор, как прежний хозяин замка Гестев умер от раны, полученной на охоте. За все это время даже слух не пролетел о том, что приедет новый лорд.

– Прошу прощения за мою фамильярность, – пробормотала она. – Я же не знала…

– О, я вовсе не против такой фамильярности, – негромко ответил Кориш.

С точки зрения Тиши, он нисколько не походил на аристократа, а впрочем, не так уж много она видела в своей жизни аристократов. Холодный, жесткий, очень может быть, что жестокий, Кориш вполне подходил для того, чтобы вершить суд и расправу в суровом горном краю. И все же если б нужно было выбрать, кто из этих двоих новый лорд, Тиша без колебаний указала бы на его спутника.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю