355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Б. Лавренко » Загадки пучины » Текст книги (страница 1)
Загадки пучины
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 09:40

Текст книги "Загадки пучины"


Автор книги: Б. Лавренко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Лавренко Б
Загадки пучины

Б. Лавренко

Загадки пучины

Шлагбаум был поднят. Машины – три тяжелых крытых вездехода, не сбавляя скорости, проскочили мимо часовых.

– Прошли! – проговорил в микрофон лейтенант.

– Принято! – прозвучало в динамике. Офицер уступил место солдату и, натягивая на ходу перчатки, вышел из караульного помещения.

Над шоссе, запорошенным снегом, еще кружили белесые вихри, поднятые машинами. Лес вплотную подступал к дороге, и только в той стороне, куда она убегала, в его темную зубчатую стену клином врезалось звездное небо. Вслушиваясь в затихающий рокот моторов, офицер похлопал по карманам шинели, разыскивая папиросы... Закурить он не успел: сирена хлестнула по вершинам деревьев. Ее вопль заполнил все вокруг. Боевая тревога!

Боевая тревога. Лейтенант хорошо представлял, что сейчас делается "там". Первый аккорд сирены – и как не бывало крепкого солдатского сна. Молчаливые секунды точных движений – и вот уже по бетонным плитам тревожный перестук сапог: расчеты спешат к своим местам. Еще несколько секунд – и запели, пока на холостом ходу, электромоторы исполнительных механизмов, шевельнулись на конвейерах многометровые серебристые акулы.

Боевая тревога! На пункте управления голубым искристым светом разгораются экраны локаторов, следящих приборов, а мозг ракетной установки, счетно-решающее устройство, уже готовит решение сложной задачи.

Офицер мял в пальцах незажженную папиросу. Досадно, что он сейчас не там, у экрана. Досадно. Но зато он увидит все это со стороны. Он ждал.

Яркий сполох взметнулся над гребнем леса. Лес, небо – все стало оранжевым. Затем поднялось клубящееся облако дыма и снега, тяжелое, налитое огнем. Земля дрогнула, лес, глухо ухнув, зашумел. С ветвей посыпался оранжевый снег. Басовитый вой нарастал, становясь все неистовее. Офицер прикрыл уши ладонями. В темную синеву поднялся огненный столб. Вой перешел в пронзительный свист, постепенно утихающий, – и все исчезло.

– Цель! – звенящим голосом выкрикнул сержант. Полковник кивнул головой и негромко скомандовал:

– Вторая, к пуску!

Исполнительные механизмы просигналили: "Готова!" На лица солдат и офицеров лег отблеск загоревшихся сигнальных лампочек стартового автомата.

– Пуск! – По старой артиллерийской привычке полковник рубанул ладонью.

Над лесом снова забушевал огненный смерч, снова вокруг загрохотало, завыло. Мгновение – и на экранах появилась светлая точка, упрямо карабкающаяся вверх. Полковник поднялся и, заложив руки за спину, зашагал по тесному коридорчику между приборами. Он шагал, изредка поглядывая на часы. Шагал до тех пор, пока снова не прозвучало: "Цель!" Тогда полковник подошел к лейтенанту, сидевшему у небольшого аппарата. Тот секунду напряженно вслушивался в работу механизмов, затем щелкнул тумблером и, поднявшись, протянул полковнику бланк со столбцами цифр. Полковник положил бланк на стол и поднял трубку телефона:

– Докладываю. Операция "Краб" завершена. Ракеты легли в заданные точки. Да, в заданные точки.

Я барахтался в темной и жаркой пустоте, задыхался и падал со страшной высоты. Внизу был океан, гневный, взбудораженный. Один за другим вздымались зеленые валы с белыми гребнями и неслись куда-то вдаль. Но странное дело: я падал, а волны не приближались. "Скорее бы уже..." – подумал и открыл глаза.

Какое-то время, отбросив влажную и жаркую простыню, я лежал неподвижно: надо же, черт возьми, отделить явь ото сна. Удивительно: ощущение падения не проходило. И такая же плотная, душная темень обступала меня со всех сторон. Нет, что ни говорите, – тропики не для меня. Впрочем, я повторяю это не первый год.

Я потянулся к изголовью, нащупал в темноте кнопки.

– Время – ноль часов пять минут, – прохрипело над головой.

Ну и голосок у этих говорящих часов! Не могли сделать приятнее... И чего проснулся? Ведь только лег. Надо вызвать рубку. Лукаво перемигнулись огоньки, и снова заскрипел металлический голос. Вот это да!

"Океан", вместо того чтобы лежать в дрейфе, как предусматривалось графиком, и, запустив вглубь гроздья батометров, грунтовые трубки, теле– и фотоприборы, ихтиологические и планктонные сети, выуживать из глубин живое и неживое, несся по полуночному Индийскому океану куда-то на юго-запад. Несся со скоростью, какую можно было выжать на подводных крыльях турбореактивными двигателями. Тут уж не до сна.

В дверь постучали, и показалась голова радиста Николая Невзорова.

– Не спите, Владимир Владимирович?

Кажется, об этом можно было и не спрашивать.

– Понимаете, такое дело... – В голосе радиста было что-то заставившее меня прекратить возню с башмаками.

– Ну?

Вместо ответа Николай протянул бланк радиограммы.

Я не ждал радиограмм ни личных, ни служебных. Предчувствие недоброго охватило меня. Я взял листок бумаги.

"Получил возможность воспользоваться приглашением Али?. Через час погружение. Сообщи Нине. Привет всем. Евгений".

На такое способен только Женька. Честное слово! Неделю назад радировал, что собирается в Северную Атлантику, а сегодня...

Радист, не ожидая моих вопросов, подал еще одну радиограмму.

"Назначенный срок "Ява" не поднялась. Поиски безрезультатны. Просим помощи..."

Колька знал, кому нести эту весть. Эх, други, мои други, что же это такое?..

Сигнал колокола громкого боя ворвался в каюту. Сунув радиограммы в карман, я выскочил в коридор.

– "Ява" не поднялась.

– Знаю. – Я старался не встречаться взглядом с Ниной – Этого еще не хватало...

– Ты что?

Я пробормотал:

– Ничего... Мне очень жаль Раден.

С Раден – женой Али? Чокроаминото – мы познакомились, когда гостили у этого крупного ученого. Было это всего два месяца назад. "Океан" бросил якорь в небольшой бухте на острове Ява. Еще не стих грохот якорных цепей, как на борту появились Али? и женщина с приветливым лицом. "Знакомьтесь, – сказал Али.– Раден – мой строгий судья и добрый гений".

Раден прекрасно владела русским, и через несколько минут женщины засели в библиотеке. Тем временем Али Чокроаминото с горящими глазами заглядывал во все углы, ощупывал каждый винтик на "Океане". "Да, машина... Не то что моя калоша". Скажем прямо, это было с его стороны явно несправедливо по отношению к "Кораллу". Сверкающий белизной, с легкими стремительными обводами, корабль индонезийской экспедиции стоял рядом.

Али Чокроаминото, о котором говорили, что большую часть жизни он провел на дне океана, был гостеприимным человеком. На следующий день мы осмотрели его творение – батискаф "Ява". Индонезийский ученый готовился "пройтись" по глубоководному желобу, открытому советской экспедицией на "Витязе" вблизи архипелага Чагос. Али, с которым мы были знакомы по встречам на конгрессах океанологов, попросил меня самым придирчивым образом проверить электронику "Явы". Тогда же Али попросил меня передать приглашение Евгению участвовать в экспедиции, но тот был занят подготовкой к испытаниям подводных траулеров.

Неделю назад "Коралл" вышел в море. Перед походом к архипелагу Лагос было решено испытать батискаф в ближайшем подводном каньоне. Произвели первый пробный спуск, все было хорошо.

Вчера Чокроаминото начал готовить батискаф ко второму спуску. Генеральная проверка, эта нудная процедура, заняла несколько часов. Последняя контрольная проверка глубин эхолотом – и "Ява", вспузырив волны, ушла под воду. Примерно через час поступило сообщение: батискаф на дне. Вскоре связь стала резко ухудшаться, а затем совершенно прервалась. Это не вызвало особой тревоги: бывало раньше такое. Тревога появилась, когда прошло время, установленное для всплытия, и когда гидроакустика и светофототехника не обнаружили батискафа ни на дне, где он был еще совсем недавно, ни в слоях воды. В воздух подняли винтокрыл, но и он ничего не нашел. Тогда дали сигнал бедствия.

С экрана видеофона на нас поглядывал сухощавый молодой человек – капитан "Коралла". Не знаю, видел ли он Нину, но имя второго члена экипажа "Явы" он не называл. Закончив рассказ, он спросил:

– Может быть, посмотрите пленки и прослушаете звукозаписи?

– Потом! – буркнул Карл Янович, руководитель нашей экспедиции. – Потом, на ходу. И так потеряна уйма времени.

Капитан "Коралла" вежливо ответил:

– Вы правы. Но задержки бывали прежде. Кроме того... Инструкция Чокроаминото... Вы его знаете...

– Знаем. Но вы капитан, – проворчал Карл Янович, уже не скрывая досады.

– Жене сообщили?

Это спросила Нина, и мне стало не по себе: она, наверное, сейчас смотрит на меня.

– Да, – наклонил голову капитан "Коралла". – Она ответила, что с мужем бывало всякое, но он еще никогда не пропустил завтрака.

Я прикинул в уме жизненные ресурсы "Явы". Причин для особой тревоги пока нет, но Али и еще кое-кому следует поторопиться, чтобы в самом деле не опоздать к завтраку.

Карл Янович несколько секунд сидел, глубоко задумавшись, затем коротко бросил:

– Начинаем! По местам!

Меня задержала Нина. Она спросила:

– Может, бросишь играть в прятки? Что случилось?

Вступил в силу закон "Союза неразлучных", и я достал радиограммы.

Я смотрел, как Нина растерянно поглядывает то на одну, то на другую, а память услужливо листала страницы былого.

...Роняет листья липа в углу школьного двора. Под деревом трое: два очень похожих друг на друга мальчугана – Женька и я, третья – Нина, девчонка с большущими глазами и непокорными косичками. На зачитанном томике "Как закалялась сталь" мы клянемся в вечной дружбе, клянемся быть смелыми, правдивыми... Так родился "Союз неразлучных".

...На берегу пруда яростно спорят Женька и Нинка. И охота им цапаться в такую жару? Женька убежден, что настоящие приключения возможны только в космосе, Нина доказывает, что и на Земле еще много дел. Мне надоедает их спор, и я кричу: "К черту космос, к дьяволу Землю, да здравствует вода!" И бултыхаюсь в пруд. Они за мной.

...Прошлепало по пыльным стежкам-дорожкам босоногое детство. Пришла и нам пора открывать новую страну, открывать так, как ее открывали до нас и будут делать это после нас, – все сначала. Это была таинственная и великолепнейшая страна, но с тысячами широких дорог и путаных тропинок, бурных потоков и тихих омутов. Она называлась "любовь". Мы начали с выяснения, помогает или мешает любовь совершать подвиги?

Потом однажды, в мартовский вечер, когда так сильно пахло талым снегом, я понял новую сущность игры "третий лишний". По законам "Союза неразлучных" невозможно не ответить правду на прямой вопрос. Я спросил друзей; "Вы любите друг друга?.."

– Не понимаю, как он там оказался? – прервав мои думы, проговорила Нина. Затем посмотрела мне в глаза. – Мы скоро их найдем?

Я не сомневался.

– Самое позднее часа через три. Али не опоздает к завтраку, а Женька лично поздравит тебя с днем рождения.

– Вот вы где? – В дверях стояла Иринка.– Через двадцать минут будем у "Коралла". Карл Янович интересуется, почему ваша механика не работает?

Но не пришлось нам встретиться через двадцать минут с красавцем "Кораллом". Прозвенел вызов с ходовой рубки, и раздался встревоженный голос вахтенного:

– Слева по курсу судно без сигнальных огней! На вызов не отвечает. Включаю прибор ночного видения.

В рамке экрана появился силуэт судна. Это был небольшой двухмачтовик. И шел он действительно без единого огонька.

– Паруса бы ему, и ни дать ни взять "Летучий голландец", – проговорил я, всматриваясь в изображение.

– "Голландец"? Нет... – протянул Карл Янович. – Это "японец". Позвольте! Это... – воскликнул он удивленно. – Это "Хризантема"?! Разрази меня гром, это она, коробка старого плута Ихара Сейдзюро! Но, – Карл Янович снова бросил взгляд на экран, – дело в том, что старина Ихар давно перестал шнырять по морям без огней.

Я припомнил: недавно небольшое судно проходило мимо "Океана", лежавшего в дрейфе на очередной станции, и его капитан, высокий седоватый японец, церемонно приветствовал нас. Это был Ихар Сейдзюро – старый знакомый Карла Яновича.

Наш начальник в молодости охранял границу на Тихом, а Сейдзюро водил разного рода "Мару" к лежбищам котиков...

Хотя на борту "Океана" было мало людей и много умных машин, спуску катера предшествовала традиционная суматоха. Но вот "Океан" сбавил ход, "присел" на опорах подводных крыльев; по левому борту, у самой ватерлинии открылся круглый зев, и из него скользнул на воду катер. Вздымая буруны, катер пронесся наперерез странному судну.

Да, это была "Хризантема". Старый пограничник не ошибся.

– Эге-ей! На "Хризантеме"! – рявкнул в мегафон во всю мощь своих легких штурман Виктор Пархоменко, когда катер подвалил к борту затемненного корабля.

Не получив ответа, Пархоменко одним рывком перебросил свое гибкое тело через невысокий фальшборт, а затем протянул руку спутнику – бортврачу Короткову.

На палубе было темно и тихо. Внизу чуть слышно постукивал дизель. Освещая фонариком дорогу, Пархоменко и Коротков пробрались к ходовой рубке.

– Фу, нечистая сила! – прошептал Пархоменко, открыв дверь. В углу в темноте сверкали два зеленых глаза. Виктор щелкнул выключателем, и рубка осветилась. Навстречу, приветливо мурлыкнув, поднялся пребольшущий кот.

– Ну, "японец", – потрепал Пархоменко трущегося о ногу кота, – веди, показывай свое хозяйство...

Пархоменко и Коротков зажгли сигнальные огни, выключили главный двигатель и, сопровождаемые котом, начали осмотр "Хризантемы". Странное зрелище представляло собою судно: везде порядок, все на месте и нигде ни одного человека. И что удивительно, нигде следов панического бегства: единственная шлюпка на месте, у коек лежали аккуратно сложенные спасательные пояса, в трюме – груз бирманского риса.

Они переходили из одного помещения в другое, и курносое добродушное лицо штурмана мрачнело.

– Чертовщина какая-то! – бормотал он. – Нечистое на посудине дело. Что скажете, док?

Николай Андреевич Коротков, высокий, угловатый, склонив голову набок, бросал вокруг внимательный взгляд и молчал.

В каюте капитана был образцовый порядок. На столе лежала карта с проложенным курсом и раскрытый судовой журнал, рядом поблескивала позолотой авторучка. Запись в журнале велась на английском языке, и штурман прочел последнюю:

"В 13 часов наблюдали необыкновенное явление... По правому борту в трех кабельтовых на море появился почти правильный круг как бы кипящей воды. Его диаметр в несколько раз превосходил длину "Хризантемы". Явление наблюдалось в течение пяти минут".

Дальше шли цифры – запись координат. Пархоменко дважды повторил их вслух и присвистнул:

– Док, посмотрите! Корабль без команды шпарит полным ходом – чертовщина первая, а это, – он ткнул пальцем в цифры, – вторая! Запись сделана в то время, когда у "Коралла" прервалась связь с "Явой", и были они совсем рядом с ним. Согласитесь, док, что это очень странно.

– Ты прав, – задумчиво ответил Коротков. – Странно.

Они снова поднялись на палубу и, привлеченные жалобным мяуканьем кота, заглянули на камбуз. По сравнению с другими помещениями здесь был невероятный беспорядок. Валялись посуда, пакеты с продуктами, жестяные банки, остро пахло горелым сахаром. Фонарик в руке штурмана дрогнул: из-под кучи картофеля, мешков и банок торчали ноги в деревянных башмаках.

Судя по всему, это был кок – невероятно тощий молодой японец. Он лежал, закрыв ладонями лицо, искаженное гримасой ужаса. Все-таки на судне оказался человек, и Пархоменко сразу повеселел.

– Впервые вижу такого тощего кока. Ну как, доктор?

Коротков наклонился над телом.

– Пока жив.

Уже забрезжил рассвет, а мы все не могли обнаружить батискаф. Мы прошли над глубоководной пропастью, куда спустилась "Ява", – ничего. Потом просмотрели, прослушали, прощупали огромную акваторию – и опять ничего. "Ява" исчезла бесследно. Это было непонятным, непостижимым и давало основания для тревоги.

Обо всем этом и докладывал сейчас Кард Янович чрезвычайной комиссии Академии наук.

Я взглянул на Нину. С окаменелым лицом она сидела, склонясь над своими таблицами, и что-то записывала в них. Глаза ее стали синее – единственный признак большого волнения.

Что же случилось с "Явой", с этим самым совершенным глубоководным кораблем?

Батискаф – подводный дирижабль – пришел на смену ненадежным, а главное, ограниченным батисферам и гидростатам. Стратонавт Пикар, успешно проникнув в глубины воздушного океана, обратился к осуществлению своей давней мечты проникновению в глубины морей. Годы упорных поисков, напряженного труда, рискованных экспериментов – и корабль глубин, батискаф, родился. Вместо легкой оболочки, наполненной газом, – легкая, но прочная поплавковая камера, наполненная бензином; вместо легкой гондолы – сверхпрочный стальной шар, способный выдерживать чудовищные давления глубин.

Чокроаминото создал корабль предельных глубин. Батискаф этот был рассчитан на проведение серьезных исследовательских работ на любых глубинах... Где батискаф? Что с его экипажем?

При спуске у острова Капри Пикар едва не остался навсегда на дне: батискаф застрял в толстом слое ила; на нем дважды самопроизвольно срабатывал аварийный автомат сброса балласта, и батискаф стремительно уходил вверх. Могло такое произойти с "Явой"? Исключено. Ну, а вдруг "Ява" всплывает, всплывает значительно быстрее, чем древний батискаф, а там, на волнах, ничего не подозревающая "Хризантема"... Удар о киль, рваная пробоина в корпусе поплавковой камеры... и батискаф снова погружается в пучину. Навсегда... Я выскользнул из салона и зашагал к радиорубке. Вызвать "Хризантему" было минутным делом. Но на Пархоменко мое разыгравшееся воображение мало действовало. Если экипаж "Хризантемы" погиб при попытке спасти батискаф, то почему шлюпка на месте? А потом "поцелуй" "Явы" не прошел бы безнаказанно для такой скорлупки, как "Хризантема". Если бы это случилось, то, пожалуй, ему не пришлось бы находиться на корабле. А главное, батискаф-то не обнаружен. Ладно, так и быть, он полезет и осмотрит днище. Я не удержался и позвонил в гидроакустическую.

– Ничего нового! – сердито ответила на мой вопрос Иринка. – Неужели я молчала бы? Тебе делать нечего, что ли?..

Вот так всегда Иринка со мною разговаривает. А в действительности она замечательная и умница большая. Она гидроакустик и гидробиолог нашей комплексной группы океанографической экспедиции. Вообще у нас отличный народ в группе, не первый год вместе выпытываем у старика Нептуна его тайны.

Но куда все-таки исчезла "Ява"?

Я возвратился в салон. Карл Янович, заложив руки за спину и чуть ссутулясь, медленно прохаживался вдоль мерцающего экранами приборного пульта.

– Одно, – говорил он глуховатым голосом, – остается одно – начать все снова. Прощупать каждый метр, каждую складку дна. Но убейте меня, – он развел руками, – не понимаю! Как корова языком слизнула. Мы обнаруживаем на дне ядра, да что ядра, гайки и то находим, а батискаф не разыщем! Что за дьявольщина! Такая техника...

Нина потупилась. Да, поисковая техника подвластна ей такая, о которой еще год назад можно было только мечтать. Но сегодня локаторы что-то "чудят": то и дело появляются поля невидимости – какие-то мутные пятна. Нина твердо убеждена, что приборы в этом не виноваты, что это помехи, так сказать, внешнего происхождения. Однако обидно.

– Чем можем помочь? – спросил председатель комиссии. – У нас самые широкие полномочия.

– Не представляю, – пожал плечами Карл Янович. – Нет судна, оснащенного поисковой техникой лучше нашего "Океана".

Вошел Николай и положил мне на стол радиограмму от Пархоменко: "На "Хризантеме" никаких следов столкновения..."

– Делайте все, что сочтете необходимым. Мы тоже подумаем. Желаем успеха! проговорил председатель комиссии. Экран телевизора погас.

– "Тоже подумают"! – проворчал Карл Янович. – Володя, передай наверх: пусть отключат всю внешнюю связь и дадут нам спокойно поработать... Вообще нас нет... – И он уселся перед пультом гидролокатора.

– Нина Васильевна! – позвал, не отрываясь от приборов, Карл Янович. Дайте карту, где нанесены районы непросмотренного дна, и пригласите сюда Ирину Алексеевну.

Нина не шелохнулась. Она сидела, зажав виски ладонями. Глаза ее были широко открыты; почти круглые, блестящие, они чем-то напоминали глаза раненой птицы.

Эх Женька, Женька, друг мой!

– Что случилось? – повернулся Карл Янович к нам. – М-да, – проворчал он, выслушав меня. – Ну и что ж страшного? Работать, искать надо... Я жду, Нина Васильевна!

– Сейчас. Я сейчас. Одну минуту... – И, тряхнув головой, отгоняя остатки тяжелых дум, она пододвинула к себе карту. Ее рука с карандашом уверенно замелькала над столиком.

Когда появилась Иринка, Карл Янович жестом пригласил всех поближе к себе и предложил:

– У кого какая думка в голове, выкладывайте.

– Батискаф унесло неизвестное и, видимо, очень мощное глубинное течение, сказал я.

– Почему тогда нет связи, – возразила Нина. – Я думаю, они погребены обвалом в каньоне.

Ирина присоединилась к мнению Нины. И тут меня черт потянул за язык.

– А что, если батискаф утащило возлюбленное Ириной Алексеевной чудовище глубин?

Иринка бросила на меня уничтожающий взгляд, а Карл Янович неопределенно пробормотал:

– Океан, океан... Искать надо.

На небе появились первые звезды. Сгоняя тяжелую духоту, с юга потянул ветерок. "Океан" на самом малом скользил, пеня волны. Вся армия приборов трудилась непрерывно. Шуршали ленты самописцев, мигали экраны, тихо пели тонические контролеры. Искали всюду. В глубоких и узких подводных расселинах, в многометровых слоях ила, в толщах океана, наверху в волнах...

Николай Андреевич Коротков был маг и чародей в своем деле. Не раз крупнейшие клиники и институты наперебой предлагали ему сменить шаткий пол корабельного лазарета на солидный кабинет. Он благодарил, обещал подумать, даже соглашался, но подходило время отхода экспедиционного судна, и Николай Андреевич появлялся на его борту. Говорили: если не позднее часа после смерти обратиться к Короткову, возвращение к жизни обеспечено. Но теперь, то ли это был чрезвычайно тяжелый случай, то ли что другое, ему не удалось привести в себя человека с "Хризантемы". Жизнь в нем медленно угасала.

Николай Андреевич зашел к нам усталый и расстроенный. Он присел в кресло рядом с моим столиком и вытащил трубку. На мой немой вопрос отрицательно покачал головой.

– Ничего. Он умрет, а я даже не смогу сказать, отчего. Только что закончился консилиум. У телекамеры были все светила медицины... Что это? вдруг прервал он свой рассказ и кивнул в сторону экрана.

Карл Янович мельком взглянул и поморщился.

– То же, что и у нас, – непонятное явление, – сказал врач. – Изображение без всяких видимых причин начинает расплываться, и появляется вот такая муть. На том же месте?

– Да, – ответила Нина.

– На что другое, а на скуку в начавшиеся сутки не пожалуешься, – вздохнул Николай Андреевич. – А я так надеялся, что кок с "Хризантемы" поможет разгадать хотя бы эту загадку моря.

– И много таких загадок? – осведомился я.

Коротков посмотрел на меня.

– Много. Неужели не знаете? Впрочем, если бы знали, не спрашивали. С незапамятных времен передается немало легенд о море. Одни из них просто вымысел, в основе других лежали, вероятно, какие-то реальные события и происшествия. Эти истории довольно живучи. И не удивительно. Люди вообще только краешком глаза заглянули в этот мир, полный тайн и неисчерпаемых богатств, тайн, крепко хранимых. Девушки, я закурю? Спасибо.

Среди многочисленных историй есть и невыдуманные – это семь странных происшествий, которые остались неразгаданными. В 1850 году близ рыбачьего поселка Истон-Бич в Америке выбросило на берег парусник "Сибэрд". На судне не оказалось никого из команды. Последняя запись в судовом журнале была сделана всего в нескольких милях от Ньюпорта, куда шел со своим грузом "Сибэрд". В 1872 году английская бригантина встретила у берегов Португалии шедший под всеми парусами американский бриг "Мэри Сэлист", или "Мария Целеста". На бриге не было ни одного человека. В 1880 году бесследно исчезло английское судно со всем экипажем и двумястами пятьюдесятью морскими кадетами. В октябре 1902 года у мексиканского побережья загадочная авария произошла с немецким барком "Фрейя" сразу же после выхода из порта и при хорошей погоде. Никого из команды поврежденного барка найти не удалось. В 1928 году пропало датское учебное судно "Кобенхавн". Пропало так же бесследно, как и другие, хотя на нем была радиостанция. В 1948 году голландский пароход "Уранг Медан" подал странный сигнал бедствия. Судно быстро обнаружили спасательные корабли, но загадочная смерть уже скосила всех членов экипажа. На глазах команд спасателей пароход загорелся и взорвался. Потом в 1953 году при таинственных обстоятельствах исчезла команда небольшого теплохода "Хольчу".

Сколько ни бились, так и не удалось обнаружить чего-либо проливающего свет на причины этих катастроф, разгадать тайну исчезновений экипажей. Вот семь тайн моря. Теперь "Хризантема". Меньше суток назад ее капитан, матросы были на судне. Где они теперь, что с ними?

– Что удивительного, – сказал я. – Суда могли погибнуть от попадания метеоритов. Такие случаи зарегистрированы в истории мореплавания. А сколько было случаев нападений гигантских кальмаров и кашалотов, – и я начал приводить примеры. Меня поддержала Иринка. Она знала огромное количество историй о кальмарах и кашалотах.

– Все это верно, – заговорил Николаи Андреевич, терпеливо выслушав Иринку. – Но чем объяснить исчезновение людей? Почему моряки внезапно бросали свой корабль и бесследно исчезали?

Несколько минут было тихо, если не считать шороха приборов и стука часов. Ох эти часы! Потом задребезжал звонок внутреннего телефона: сперва несмело, затем все настойчивее, требовательнее. Карл Янович, досадливо махнув рукой, потянулся к трубке.

– Что? А мне какое дело? Голубчик... – голос старика стал зловеще ласковым, – кажется, вы уже не грудной ребенок. Извините, ходите на собственных ногах. Получили сообщения и действуйте. Какая почта? Что вы мне "безопасность" да "безопасность"! – Старик не выдержал и сорвался на крик.

– Ничего не хочу слушать! Не хочу! К дьяволу! Ко всем чертям вашу почту! Он с треском положил трубку на рычаг, какое-то мгновение зло смотрел на нее, затем снял трубку с рычага и положил на стол. – Так лучше. Поехали, ребята, дальше.

Экраны то ярко вспыхивали, то затухали. На них плыли фантастические, освещенные видимым и невидимым светом картины подводной пропасти.

– Да, – нарушил молчание Николай Андреевич, – что ни говорите, а море умеет хранить свои тайны. – Он снова помолчал и с горечью добавил: – Если бы у меня был "Стимулин 1053"... Перед выходом просил, убеждал. Не дали. Не закончена, дескать, проверка в клинических условиях. А на днях слушал передачу: какой поразительный эффект! Дал радиограмму. Но что поделаешь... Сверхскоростному самолету и то надо не менее трех часов, чтобы долететь к нам. Три часа, а единственный человек с "Хризантемы" умрет через полчаса.

Я вздрогнул от неожиданно громко прозвучавшего треска. В руке Нины сломался карандаш. Уронив голову на руки, она зарыдала. Я поднялся, но Коротков тронул меня за руку.

– Не надо. Пусть выплачется.

Нина плакала. Мы молчали, каждый по-своему: Иринка вертела в пальцах карандаш, Николай Андреевич рассматривал завитки дыма, поднимающегося из его трубки. Карл Янович сумрачно поглядывал на приборы. Я чертил мудреную схему: точка, круг, еще круг... Точка – место, откуда в последний раз прозвучал голос "Явы"; круг – на такое расстояние могли затянуть подводные течения дрейфующий батискаф за два часа; второй круг – за пять часов; последний круг – по настоящее время. А если не течение, то что же потащило "Яву"? С какой скоростью? Я бросаю карандаш.

Кто-то гулко и бесцеремонно топал, приближаясь к салону. Дверь с треском распахнулась. На пороге появился взъерошенный Пархоменко. Круглое лицо штурмана было возбужденным, в дегтярно-черных глазах прыгали бесенята.

–А ну! – гаркнул он. – Пляшите! Все пляшите!

Не обращая внимания на нахмурившегося Карла Яновича, штурман шагнул в салон, потрясая зажатыми в обеих руках пакетами.

– Вам, док! – И в руках изумленного Николая Андреевича оказалась небольшая посылка.

Виктор был балагур и весельчак, его любили за это, но сейчас... Я почувствовал, как во мне закипает ярость, и резко поднялся.

– Стоп! – отскочил Пархоменко. – По техническим и психологическим причинам эксцентрическая румба "В объятиях спрута" в исполнении Владимира Кондакова переносится на девять ноль-ноль. У... глазищи горят, как у Ирода. На, возьми!

Я на лету поймал пакет.

Появись здесь сию минуту марсианин, эффект был бы менее разительным. Ничего не соображая, я смотрел на обложку с четкими буквами "Инструкция", на рисунок под заглавием. Все, все перестало для меня существовать. Я ринулся к Пархоменко.

– Где?

– Там... на палубе. – Штурман даже попятился. На талях покачивалось нечто похожее на гигантскую черепаху. Это был он – мечта океанографов: Кибернетический разведчик больших глубин модель первая, сокращенно КРБГ-1, или "Краб", как мы его называли в институте. Я ушел в рейс, когда "Краб" был в чертежах, а вот сейчас он передо мной готовый к действию.

– Доволен? – спросил Пархоменко. – Я думал, ты будешь кувыркаться, а ты ледышка. Превратности человеческой натуры! Наш док, всегда такой чинный, когда открыл свою посылочку, заговорил каким-то нечеловеческим голосом, чтобы я пропал. Прижал к сердцу коробочку и помчался к себе...

– Что там было?

– Стимулин какой-то. Уже колет своего японца.

– Но как? Откуда же все это?

Штурман ткнул пальцем в небо и, протяжно свистнув, повел палец вниз.

– Не понимаю.

– Скажешь! – взглянув на мое недоумевающее лицо, Пархоменко довольно рассмеялся. – Ракета, брат. – Он взглянул на часы и сразу стал озабоченным и серьезным. – Сейчас будет вторая. Кладут их точно, тютелька в тютельку! Эту я попросил подбросить поближе. Идет! Смотри!

По небосводу скользила, падая сюда, к нам, золотая искорка...

– Держись! – резко крикнул Пархоменко.

Я вцепился в поручни. Над головой дико взвизгнуло. Между "Океаном" и темнеющей вдали "Хризантемой" поднялся высоченный фонтан. Над нами появился темный купол большого грузового парашюта.

Вторая ракета доставила прибор управления "Крабом". Истекали вторые сутки со времени погружения "Явы", когда все было подготовлено. "Краб" отбуксировали метров на пятьдесят в подветренную сторону. Ветер что-то разгулялся, и рисковать не следовало...

Много, очень много интересного на дне, но "Крабу" предстояло жесткое соревнование с временем. "Краб" должен забыть все, что не имеет отношения к поиску батискафа. Я немного волновался, запуская автомат управления: не перепутал ли чего, перестраивая командное устройство.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю