Текст книги "Кастет. Первый удар"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 6
ЛЮБОВЬ ПОД ПРИЦЕЛОМ

Кирей сидел в кабинете своей виллы на Каменном осторове, совсем недалеко от того места, где разворачивались главные события этого дня.

Тихо, еле слышно постучав, вошел Сергачев. Маленький, пухленький, лысоголовый, в старомодных очках с толстыми стеклами, он напоминал какого-то сказочного персонажа – эльфа, гнома или Мумми-тролля. Глаза в стеклах очков казались непропорционально большими, с круглого, добродушного лица не сходила улыбка – смешной был человечек, право слово, смешной. Но – страшный… Не жестокостью своей, нет, он вовсе не был жесток, за свою немаленькую жизнь никого не обидел, ну разве что в молодости убил одного-двух, так молодой был, неопытный, да и служба спецназовская для того и устроена – людей убивать.

А потом – ни-ни! Пальцем никого не тронул, в том и сходился со Всеволодом Ивановичем Киреевым – вором в законе Киреем, не любил он силовых решений. Еще на казенной службе крепко усвоил это правило, от стариков, чуть ли не Дзержинского помнящих, перенял – пролитая кровь, особо – напрасно пролитая кровь, – брак в работе, а бракоделов на их, казенной службе не жаловали. А вот Петр Петрович дослужился до большой звезды на погонах и в отставку ушел как положено, с почетом, грамотами и ценными подарками от начальства и подчиненных. И вовремя ушел, до развала, учиненного «демократами», когда в самой важной службе страны такой раз-драй начался, что думать Петру Петровичу об этом до сих пор было больно… Ушли лучшие кадры, ушли! Кто – на пенсию, кто – в охранные структуры, что они представляют – многие догадываются, в общем – кто куда. А Петр Петрович Сергачев пошел, вот, служить к вору в законе Кирею, потому что Кирей – правильный человек, крови лишней не прольет, слабого не обидит, а сильного – на место поставит, ибо сказано в Писании – достоин бо есть делатель мзды своей.

Сам пришел к Кирею, не в особняк этот на Каменном острове, особняк уже при нем, Сергачеве, появился, а в небольшую по нынешним меркам квартиру на улице Воинова, с видом на Таврический сад, сделанную по неведомому тогда «евроре-монту». Скромно посидел в гостиной, ожидая, пока о нем доложат и проверят, кто таков, после чего был принят и имел долгую беседу. Результатом этой беседы было возникновение странной должности – «начальник службы безопасности» со странным «окладом жалованья», как называл свое денежное довольствие Сергачев. О размерах «оклада жалованья» знали трое – Кирей, главный бухгалтер «фирмы» (опять-таки сергачевское определение) и сам Сергачев.

Надо сказать, что главбух, узнав о сумме, назначаемой в месяц к выплате новичку и размерах бонуса, единовременно выплаченного в качестве подъемных, впал в некое подобие комы и пребывал в ней довольно долго, несмотря на наливаемый коньяк и легкое похлопывание по щекам. Придя в себя и выходя уже из комнаты, он несколько раз обернулся, пытаясь усмотреть в большеглазом, круглолицем толстячке что-то необыкновенное, достойное Таких Денег.

Постучал Сергачев в киреевский кабинет и вошел тихонечко, бочком, дверь за собой притворил неслышно.

– Добрый день, Всеволод Иванович!

– Здравствуй, Петр Петрович, порадуешь чем-нибудь? – радостных известий Киреев явно не ждал.

– Порадую, Всеволод Иванович, порадую, – Сергачев с удобством разместился в огромном для него кресле, пошевелился немного, чтобы телу стало еще приятнее, и продолжил: – Квартирка эта, откуда сейф ломанули, – нашего знакомца квартирка, Костюков его фамилия, служил он у нас в «Скипетре», а когда уходить задумал, вы с ним, с Костюковым то есть, встречаться изволили, в гостинице «Пулковской», ежели надобно – дату и время могу подсказать.

– Не надо, Петрович, помню. Фамилию не помню, а человека этого – помню, – Кирей на секунду задумался, – не мог он этого сделать, не такой человек!

– Так я ж и не говорю, что это он, – Сергачев будто обрадовался чему-то, – я говорю, что квартирка его. А сам он в это время в поездке был, в Москву ездил. В квартирке же евоной два человечка были, думаю так – друзья его. Одного мы уже знаем.

Сергачев достал из невесть откуда взявшейся папочки листочек бумаги, на стол Кирею положил, пальчиком легонечко подтолкнул.

– Человек этот, Ладыгин его фамилия, хороший человек, положительный, доктор. Ни к чему доктору Ладыгину сейфы вскрывать, да и не умеет он этого. Второго человечка не знаем пока, но… – Сергачев поднял вверх розовый палец, – но догадываемся. И работаем, догадки эти проверяючи. Вот так. Это факты. А мысли мои по этому поводу такие…

Петр Петрович замер, будто ожидая – интересны его мысли Кирею или нет.

– Покурю я, Петрович, у форточки тут покурю, чтоб тебе не мешало, – сказал Кирей и вылез из-за стола.

Подойдя к окну, он привычно зыркнул на двор, сторожко так ощупал округу глазами и только после этого открыл форточку и закурил, стараясь, чтобы дым уходил на улицу. Ни с кем и никогда, даже в ранней своей хулиганской юности не вел себя Всеволод Киреев так, как поставил себя по отношению к Сергачеву.

Уважал он Петровича, как никого уважал.

Разное было у Кирея с людьми, бывало – боялся кого, особенно по первости, тогда старался быть от того подальше. Бывало – уважал. По-своему, по-воровски. Старых воров уважал, за опыт, за сметку, удаль какую-то, молодечество, не на наглости основанные, а на уверенности в себе. Работяг уважал, мастеровых, заумелие, сноровку, ловкость в работе…

Петровича же уважал за все, за то, что спец в своем деле был – каких поискать, за порядочность, знал – не предаст и не продаст Петрович, потому как не за деньги работает, за что – Кирей так и не понял, но – сам пришел и с тех пор служит, как прежде государству служил, присягу приняв.

Оттого и вел себя с ним Кирей, как ни с кем, а ежели и прогибался иногда, так с него, с Кирея, не убудет, а человеку, видел, приятно. На людях, конечно, иначе было, а один на один – отчего ж, скажем, у форточки не покурить…

– Прости, Петрович, отвлекся. О чем ты?

Сергачев с пониманием кивнул головой. Большой человек – большие заботы.

– А я, Всеволод Иванович, о том, что не мог Ладыгин сейф взять. Было, по-моему, так – долбили они стенку, картину там вешать или еще чего – не случайно же Ладыгин ходил к охраннику справляться – дома ли хозяева, и наткнулись случайно на сейф. Дальше – непонятка, скорее всего этот второй, которого пока не знаем, сейф и вскрыл. Почему, зачем – неясно, но тут дело такое. Представь, Всеволод Иванович, сейф перед нами стоит, мы и видим, что это сейф – дверца, ручка, замок цифровой или еще какой. А с другой-то стороны – это уже и не сейф вроде, железяка какая-то, в стену вделанная. Долбит этот второй стенку или сверлит, нам это не важно, и натыкается на эту самую железяку. Что в голове, окромя двух стаканов, конечно? То, что железяку эту надо с дороги убрать, потому как мешает она, железяка эта, дальнейшему рабочему процессу. Убрал он ее, при хорошем инструменте это не проблема, а там, за железной этой пластиночкой, – деньги, да камушки, да документы важные, которые на столе просто не оставишь, а спрятать надо, но так, чтобы всегда под рукой были. Да два ствола еще были – «Вальтер ПП-88», с глушителем, и «бердыш» Стечкина. Новые стволы, не засвеченные. «Вальтер» в феврале этого года из Германии сам Исаев привез, может, в смазке еще. Хотя я бы не удержался – пострелял. А денег, между прочим, как друзья мне верные сказали, – тысяч пятьсот в североамериканской валюте, да каменья драгоценные в мешочках полотняных, всего получается – на миллион будет. Вот такие вот пирожки-беляши получаются у нас. Кто этот второй и где деньги американские – этого нам неведомо. Пока…

– А доктор где?

– Доктора этого милицейские сегодня утром взяли, когда он к машине своей пришел, на стоянке оставленной. А это значит, что не при делах он и где сокровища несметные – знать не знает.

Про сокровища Сергачев с улыбочкой произнес, мол, видали денег и поболее, да говорить о том не резон.

– Взяли доктора под белы рученьки и на хату какую-то исаевскую повезли, у него хат по городу немерено, и казенные – для встреч тайных, и своих еще три. Прессуют сейчас доктора, должно быть, или химией колют, но не знает он ничего про деньги эти. Плохо – имя дружка своего назовет, тут нам опередить бы их надо…

–Лады, Петрович, действуй… Ты мне вот что, – Киреев замялся, – ты мне Костюкова, как из Москвы приедет, сюда привези, да побереги его, чтобы менты не обидели.

Сергачев глянул на него серьезно, понял что-то, кивнул.

– Сегодня он вернуться должен. Девчушка там хорошая диспетчером работает, шоферюги ее Леночкой зовут, сказала, что сегодня. Сдается мне – любовь у них… Хорошая девчушка, —повторил Сергачев мечтательно, чуть ли носом не шмыгнул.

– Ну тогда и Леночку эту побереги…

* * *

Приехал Кастет к Светлане далеко за полночь. Пока машину поймал, пока тащился на раздолбанной «копейке» к Московскому парку Победы да искал дом на Бассейной, оказавшийся в глубине квартала, – время и пролетело.

Светлана встретила его по-домашнему – в халате, смешных тапках в виде белых пушистых зайцев, с кухонной прихваткой в руках.

– Я чайник поставила. Ты голодный, наверное…

Кастет за всей этой суетой совсем не подумал, что надо было купить что-нибудь, хотя бы к чаю, и еще больше смутился. От вида домашнего, от мохнатых зайцев, чайника на плите и своей забывчивости.

– Проходи, не стой в дверях, холода напустишь.

Вошел, скинул ботинки. Прошел за ней на кухню, где уже кипел чайник. На столе стояла большая цветастая чашка с блюдцем, розеточки с вареньем, блюдо с белой пышной булкой, от которой пахло настоящим деревенским, как в детстве, хлебом. Он не удержался, наклонился, понюхал и только сейчас понял, что голоден, что за весь день съел несколько сухариков у Жени Черных, да где-то по пути две сосиски в тесте, от которых сразу начало бурчать в животе.

Светлана улыбнулась.

– У нас во дворе пекарня круглосуточная, я сбегала, пока ты ехал сюда.

Кастет развел руками, словно говоря – ну ты вообще!

Потом долго пили чай. Вернее, чай пил Кастет, а Светлана смаковала малюсенькую чашку ароматного кофе и все делала и делала бутерброды – с колбасой, красной рыбой, каким-то чудесным сыром, от которого пахло сыром, а не продуктами перегонки нефти, и он не вяз в зубах, мучительно заполняя рот, как те сыры, что иногда покупал Кастет в ларьке возле гаража.

Наконец, бутерброды наполнили Кастета сытостью, он по-коровьи поглядел на Светлану, откинулся на спинку стула и сказал:

–Уф!

Больше он ничего не сказал оттого, что не было уже сил что-то говорить, и оттого еще, что, кроме военных команд, гражданские его слова большей частью выражали негодование, протест, возмущение и другое негативное отношение к окружающей его жизни, слов же положительных не было, наверное, вовсе, потому что высказывая одобрение, он использовал те же матерные слова, но с другой, ласковой, интонацией.

Светлана сидела напротив, уткнув острый подбородок в кулачок правой руки, а в левой держала длинную сигарету с белым фильтром, от которой поднимался приятного запаха голубоватый дымок.

Вообще, Кастет поразился изобилию необычных, вкусных ароматов, окружающих его в маленькой уютной кухне, где все было настоящим – масло пахло маслом, хлеб – хлебом, сыр – сыром. От Светы пахло чистотой и какими-то травами. Когда он наклонялся,то чувствовал отдельно запах ее волос, отдельно запах кожи…

Он улыбнулся этому своему наблюдению и внезапно почувствовал, что глаза его закрываются, сигарета готова вывалиться из рук, а сам он провалиться в сон.

– Так, – сказала Светлана, – мыться и спать! Немытым поросятам в моей постели делать нечего!

Кастет кивнул головой, для чего пришлось сначала поднять голову, а потом снова опустить ее на грудь. Светлана взяла его за руку, отвела в ванную, раздела, поставила под душ, вымыла вкусными шампунями. После чего обтерла мохнатым, тоже имеющим свой запах полотенцем и отвела в спальню. В постель Кастет лег сам.

* * *

Кастет проснулся от запаха кофе и свежеиспеченных блинов. Боясь разлепить глаза, он впитывал ощущения гладких простыней, пышного невесомого одеяла, мягких ароматных подушек.

– Гламур, – сказал он невесть откуда пришедшее в голову слово и открыл глаза.

В дверях стояла Светлана с чашечкой кофе и сигаретой в руках.

– Гламур, гламур, – подтвердила она, – вставай, герой-любовник, мы стынем!

– Мы – это кто?

– Блины и я…

Кастет смутился.

Ночью у них со Светланой ничего не было. Кажется, не было… Выходит, утром девушка проснулась, от неутоленной страсти блинов напекла, а он, любовничек хренов, дрыхнет без задних ног… Схватить, что ли, бабу, повалить на роскошную кровать, расплескивая кофе и роняя сигареты, и компенсировать бездарно проведенную ночь? Леха вдруг понял, что это было бы так же грубо, как наложить сейчас кучу дерьма на эту ароматную цветную простынь. Он хотел было встать, но ощутил собственную наготу и… Ну, в общем, стоял у него. Добротно так, надолго. И Кастет только натянул повыше одеяло и жалобно посмотрел на Светлану.

– Наш маленький друг тоже проснулся, – улыбаясь, констатировала Светлана, – лежи, сейчас я одежду принесу, высохла уже, наверное.

– Так уж и маленький, – слегка обиделся Кастет, – обычный, средненький!

Они опять долго пили чай и кофе, Кастет с блинами, Светлана с сигаретой. Молчали. Негромко пел какой-то иностранный певец.

– Это кто? – спросил Кастет.

– Джо Кокер. Нравится?

– Мне все у тебя нравится… И ты нравишься…

Кастет полез за сигаретами.

– А я, может, специально все делаю, чтобы тебе понравится. Я, может, охомутать тебя хочу! – Светлана говорила веселым, шутливым голосом, но глаза и лицо были грустными.

Она потушила только что начатую сигарету, тут же взяла новую и сказала:

– Спрашивай, ты же спросить что-то хочешь.

– А можно мне кофе? – спросил Кастет.

Светлана встала, потянулась за банкой кофе, достала кофемолку. Была она не в том, не вчерашнем халате, а в каком-то полупрозрачном творении, названия которого Кастет не знал, но чувствовал, что, если бы она расхаживала перед ним просто голой, это возбуждало бы его меньше. Длины халата хватало только на то, чтобы с трудом прикрыть ягодицы. Под тонкой гладкой кожей ног угадывалось движение мышц.

– Чего замолчал? – спросила Света, прекрасно понимая причину Костюкова молчания.

– Гламур, – не думая, выдохнул Кастет.

– Во-во, гламур, – согласилась Светлана, – а ты хоть знаешь, что это означает?

Кастет помотал головой. Как подросток, стыдящийся своего возбуждения, он нагнулся вперед, вцепившись в край стола.

– А означает это «колдовство», «очарование» и так далее. В общем, шик, блеск, красота… Я ж училка, мой юный друг. Английского языка училка. И французского…

Светлана присела перед ним на корточки, упершись круглыми загорелыми коленками в Лехины ноги, заглянула ему в глаза.

– Кстати, о французском.о Может, ты трахнуться хочешь, может, тебе невтерпеж, так давай… у меня, правда, месячные, но есть, знаешь ли, варианты…

Кастет помотал головой.

– Не сейчас. Давай поговорим.

– Давай. Ты вчера уже мялся, не знал, с чего начать. Пришел сам не свой, колбасу всю сожрал и спать завалился. Ты ж не спать ко мне приехал и не трахаться, значит, дело ко мне имеешь. Давай, говори.

– Ты мне поможешь? – неожиданно спросил Кастет.

– Помогу, – сразу согласилась Светлана, – если не страшно и если думать не надо. У меня, знаешь ли, два слабых места – передок и голова. Одно работает хорошо, другое – плохо.

Кастет замялся, говорить Светлане о своих делах или не говорить, впутывать совсем незнакомую бабу непонятно во что, скорей всего с кровью и смертью связанное, или, пока не поздно, отшутиться, трахнуть по-скорому и бежать. Бумажку с адресом-телефоном выкинуть, а кончится это все – жениться на Леночке и… Мысль о Леночке показалась ему пресной, как диетический стол в госпитальной столовке. Он поднял голову, увидел внимательные, умные Светкины глаза, словно читающие его мысли, и решился.

– Тут такое дело приключилось, Света… В общем, ты квартиру мою помнишь? Ну, где мы… Я в Москву уезжал, на пару дней, друзьям своим от квартиры ключи оставил, с ремонтом мне помочь. Приезжаю, друзей моих нет, девчонка знакомая сказала, что… Похоже, убили их. Что там на квартире случилось, не знаю… Я ведь к тебе просто ночь переспать приехал, о сексе и не думал, не до того было. Ты уж извини… Сегодня разбираться буду… Друзья… Понимаешь, у меня нет других таких, двое их было и обоих, наверное, нет уже, и получается – из-за меня. Если бы не попросил с этим ремонтом долбаным, ничего б и не было, а теперь…

Светлана поднялась с корточек, взяла сигареты, прикурила от смешной, в виде зайца, зажигалки и отошла к окну.

– Плохи твои дела, Лешенька. И мои – тоже. Не жильцы мы с тобой на этом свете.

Светлана говорила не поворачиваясь, в окно, чужим, бесстрастным голосом:

– Ты помнишь, как мы познакомились? Я стояла на набережной, ждала, долго ждала, потом пошла на Кировский, тачку ловить, а ты меня остановил… Я ж клиента ждала, Лешенька, ты не забыл, что я – проститутка, шлюха, блядь, как хочешь… А клиент этот, Лешенька, живет в твоем доме, в тридцатой квартире, зовут его Виктор Павлович Исаев, служит он в Главном управлении внутренних дел, в отделе борьбы с организованной преступностью, замначальника отдела, подполковник милиции. Откуда, спросишь, знаю я такие подробности. А оттуда, что в свободное от борьбы с преступностью время господин Исаев содержит ночной клуб под названием «Bad girls», не на себя, конечно, записанный, но это уже детали. Клуб этот находится на Васильевском, на Семнадцатой линии. Трехэтажный такой особнячок, со сквериком, с парковкой своей, все как в лучших домах. Первые два этажа неинтересные, все как везде – стриптиз, рулетка, столы карточные, ресторан. Кормят, кстати, вкусно, рекомендую. А вот третий-то этаж – занятный. На дверях табличка висит «Административный этаж», на двух языках табличка, потому что клуб престижный и клиент большей частью как раз на втором языке-то и разговаривает, но администрации там нет, в другом месте администрация находится, а на этаже расположены кабинеты, как прежде это называлось, где оказывают состоятельному населению нетрадиционные сексуальные услуги. И я, Лешенька, там работаю, в «группе поддержки садомазохистских настроений в обществе». Насчет «группы поддержки» я шучу, а вот все остальное, к сожалению, правда. Там не только «садомазо», но и геи, и лесбиянки, и мужики для бизнесвумен имеются, а в той части этажа, что в скверик выходит, там малолетки – пацаны и девчонки. Дети, настоящие дети, десяти, одиннадцати лет. В двенадцать-то девчонка уже в разряд взрослых переходит, у ней уже все, что бабе нужно, имеется, в том числе и опыт. Но и это еще не все. Господин Исаев контролирует, или, как бандюги говорят, держит большую часть вывоза за рубеж наших девчонок, в бордели тамошние. Да с местных какие-то деньги стрижет. А еще слышала я – он братве услуги всякие оказывает, за границу переправить, кому очень горячо здесь становится, еще что-то, по основной своей, так сказать, специальности. И вчера узнала я, что сейф у господина подполковника вскрыли. Получается, из твоей, Леша, квартиры вскрыли. Стену продолбили и с задней стороны, где у сейфа металл не такой прочный, вскрыли и все, что в сейфе было, унесли. Вот и думай теперь, Леша, долго ли тебе ждать осталось, пока вся питерская милиция тебя найдет, а как найдет – ты уже, считай, труп. Потому что не нужен подполковнику Исаеву человек, который про его сейф знает и про то, что в этом сейфе находилось. Ты, может, и знать ничего не знаешь, тебя, может, и в городе в это время не было, но квартира-то – твоя! Значит – лишний ты в этой жизни человек и исчезнешь из нее незаметно, хорошо, если безболезненно исчезнешь. Да и я вместе с тобой, как подружка твоя, в делах твоих запутанная. Вот такие мы с тобой Бонни и Клайд российского разлива получаемся…

Глава 7
НА ВСЯКОГО ПСА НАЙДЕТСЯ ВОЛК

Кирей сидел на веранде каменноостровского дома, пил тошнотворный сок заморского плода – грейпфрута и грелся в лучах апрельского, не жаркого еще солнца. Из невидных колонок доносилось тихое бормотание хорошей иноземной музыки—в отличие от остальной братвы Кирей не уважал «Русский шансон». Все располагало к спокойной радости жизни, а Кирей жизни не радовался – он ждал Сергачева.

Петр Петрович появился тихо и внезапно, словно воплотился из куста или стоящей неподалеку березки.

– Беда у нас, – сказал вместо приветствия Сергачев. – Не уберегли мы Леночку.

– Бля! – выругался Кирей и отшвырнул в кусты стакан с невкусным, но полезным соком. – Что случилось? Костюков живой? Что с этим, как его, доктором?

– Нет нигде доктора, жена его в панике, к ней не приходили, но у дома замечены два топтуна, явно исаевских. Я тоже там пару человечков оставил, на всякий случай.

– Не мало двоих-то будет?

– Мои человечки покруче исаевских будут, одного бы хватило, я уж подстраховался. А Леночка… У нее вчера выходной был, так к ней домой приехали, документ какой-то показали и увезли, для беседы, на пару часов. Матери сказали, чтобы не беспокоилась. Уточним, сказали, ряд вопросов и привезем в целости и сохранности. И все, с концами. Думаю, жива. Но держат где-нибудь на хате, как заложницу. Костюкова нет. К ментам он не попал, я бы знал об этом, значит, живой пока. Ребята мои в диспетчерской, в рабочем журнале нашли записку для него.

Сергачев протянул было бумагу Кирею, но тот отстранился:

– Сам читай, я без очков.

– Да читать-то особо нечего. Что-то про тайник школьный, сам, пишет, свяжусь. Значит, заныкался где-то. И подпись – Петр Чистяков. Выяснил я – они учились вместе с Костюковым, еще со школы дружат, так что, надо думать, это главный фигурант в нашем деле, его искать надо.

– Ну так ищи, ети твою мать, ищи!

– Ищем, Всеволод Иванович.

– Плохо, значит, ищете, если эти суки впереди нас идут… А Исаев… Война будет, Петрович, не с ментами война, а с этим волком позорным и бандой его продажной, вот он у меня уже где.

И Кирей резанул ладонью по горлу.

* * *

Светлана сидела за столом, охватив плечи руками. На забытой сигарете нарос столбик серого пепла, Кастет осторожно взял из руки сигарету, невольно коснувшись тонких холодных пальцев, задержал ладонь, некрепко пожал.

– Что делать будем, Леша?

Кастет пожал плечами.

– Перво-наперво, мне тачка нужна, мобильник и ствол.

– У меня деньги есть, – оживилась Светлана, – тысяч десять, наверное…

– Это хорошо. У меня вообще-то свои имеются, но и твои в случае чего не помешают. Я отдам, ты не думай.

– Конечно отдашь, Лешенька…

– Добро. Будь дома, я позвоню. Хотя нет. У тебя есть кто-нибудь, ну, переждать день-два?

Светлана задумалась.

– Есть. Комендантша общежития на Наличной. Я же не питерская, когда в Герцена училась – в общаге жила, с комендантшей дружила очень, чаи вместе гоняли… Сейчас.

И она взялась за телефон.

Кастет тем временем окончательно оделся, перед зеркалом провел ладонью по лицу – побриться бы, вспомнил, что видел в ванной бритву, но, сообразив, что используется она для совсем других частей тела, решил оставить модную щетину на месте.

– Порядок! – крикнула из кухни Светлана. – Пиши телефон.

Самое простое дело сейчас в Питере – купить мобилу, так же просто, как водку – на каждом углу. Вот на углу Бассейной и Московского Кастет мобильник и купил. Оплатил все, что положено, причиндалов всяких зачем-то набрал – сумочку, шнурок, чтобы на шею вешать и еще что-то, что сейчас, как сказал продавец, все носят. Для пробы прямо из магазина позвонил Светлане, поцеловал ее в трубку на прощание и пошел ловить тачку.

Добравшись до авторынка на проспекте Энергетиков, приобрел поношенный, но вполне приличный «Гольф», серо-синий цвет которого менеджер мудрено назвал то ли «мокрая лаванда», то ли «душистый асфальт», что-то, в общем, напоминающее строку из песни. Неброский, но радующий глаз цвет.

Заправил полный бак и, отъехав в сторонку, позвонил в «Скипетр» – достать ствол он мог только там. На счастье, к телефону подошел один из его знакомцев, тех, что помогли когда-то с работой.

Молча выслушал замысловатые намеки, понял, о чем идет речь, подумал и предложил встретиться через полчаса у Пяти углов.

Пока Кастет добирался через полгорода на перекресток, известный в народе, как Пять углов, охранник позвонил Сергачеву, так, на всякий случай, не зная ничего о событиях на Карповке и повышенном интересе, проявляемом самим Киреем к особе Кастета.

– Молодец, – сдержанно похвалил охранника Сергачев и набрал номер Кирея.

– Молодец, – обрадовался Кирей, думая о Кастете, желавшем купить пушку, – мочить их всех надо, сволочей.

И Сергачеву:

– Не упусти, Петрович!

К Лехиному приезду Сергачев успел подобрать пару надежных стволов и проинструктировать охранника. Сам же встал у газетного ларька на Владимирском, откуда хорошо просматривался перекресток, и приготовился ждать. Был он, конечно, не сыскарем, но и в его работе приходилось ждать, и ждать подолгу, поэтому он не суетился, устроился поудобнее, привалившись плечом к стене и газетку развернул.

Чтобы время убить и лицо прикрыть в случае чего.

Костюков знал его в лицо, но вряд ли помнил, однако, как говорится, береженого Бог бережет. Ждать долго не пришлось – Костюков приехал даже чуть раньше, оставил машину за углом, на Рубинштейна, и вылез, ища глазами дружка-охранника.

Машину купил, отметил Сергачев. Бумага на заднем стекле «номера в ГАИ». Нашел, значит, тайник, о котором Чистяков писал. Тайник школьных лет, небольшой, наверное, кроме денег, Чистяков туда ничего не положил, а взял ведь из сейфа два хороших ствола, мог бы и оставить, не поместились, значит.

Охранник сел в кастетовскую машину, и они отъехали. Куда они направились, Сергачев знал, его люди уже ожидали там Костюкова, чтобы сесть на хвост. На всякий случай перезвонил старшему группы, описал Лешкин «Гольф» и еще раз повторил:

– Из виду не упускать и беречь от плохих людей!..

Двор, где стояла машина Кости-охранника, был проходным, прямо на Фонтанку. На Рубинштейна, на Фонтанке и прямо во дворе в машинах ждали сергачевские ребята, так что упустить Кастета было невозможно.

Он поставил «Гольф» мордой к воротам, чтобы в случае чего не терять время на разворот, внимательно оглядел двор. Как и во всех питерских дворах, стояли машины, большинство помигивало сигнализацией, только в одной – долбаных «Жигулях» с пятнами шпаклевки на капоте и крыльях, – потягивая пивко, сидели совсем молодые пацаны. Когда к ним из парадной вышли две накрашенные девицы, Кастет окончательно успокоился.

– Куда пойдем?

Костя показал взглядом на новенький «Рено Кангу».

– Ого! Хорошо живешь!

– А то! Пошли, я же на службе…

Кастет еще раз оглядел двор, компания в битых «Жигулях» веселилась вовсю – визжали девчонки и попса, ржали над чем-то непотребным парни. Все было нормально.

Пересели в хрюкнувший сигнализацией «Рено», пахло свежей кожей сидений и немного, для знатока, оружейным маслом. Костя перегнулся и достал из-за сиденья добротный «дипломат», потом спортивную сумку.

– Я не понял, чего тебе надо, взял вот…

Он раскрыл «дипломат», и Кастет увидел аккуратно разложенные в поролоновых ячейках автомат, глушитель, прицел, запасной магазин и разные оружейные приспособь!.

– Что это? – удивился Кастет. В армейской жизни с подобным оружием он не сталкивался.

– «Гроза», – коротко ответил Костя, видимо, полагая, что этим все сказано.

Кастет только пожал плечами. Костя посмотрел на него с сожалением.

– Отстал ты от жизни, братан… Штурмовой автомат «Гроза», сделан на базе АК-74, патрон 9 мм, для тебя – полной комплектации – с подствольным гранатометом, глушителем, по науке – прибором бесшумной стрельбы, оптическим прицелом, прицелом ночного видения, лазерным целеуказателем… вроде все перечислил, чего не упомянул —там найдешь.

Он похлопал по чемоданчику.

Кастет почувствовал мужской, охотничий зуд в ладонях, приоткрыл «дипломат», погладил автоматную сталь, осторожно погладил пальцем курок.

– Вещь! —завороженно глядя на «Грозу», прошептал он.

– Вещь, – подтвердил Костя, – на вооружении только у самых специальных войск, ну, и у тебя еще будет.

– Сколько? – осторожно спросил Кастет.

– Договоримся, – коротко ответил охранник, получивший строгий приказ Сергачева продать оружие за любые деньги.

– А для штучной работы… – он открыл сумку и показал лежащий на коробках с патронами массивный револьвер, – служебный револьвер «Кобальт», автор изделия Стечкин, Игорь Яковлевич, калибр 9 мм, под тот же макаровский патрон, заряжается обоймой, по шесть патронов, гильз, сам понимаешь, не оставляет, что тоже удобно. Чего мусорить-то для мусоров!

Оба засмеялись невольному каламбуру.

– Сколько? – опять спросил Леха, внутренне холодея от мысли, что не сможет обладать всем этим богатством.

Костя наклонился к его уху и почему-то шепотом назвал цену.

– За один? – ужаснулся Кастет.

– За все! – быстро ответил охранник. – Вместе с патронами.

И постучал по туго набитой сумке.

Цена была минимальной, но Сергачев приказал отдать даже в долг, если денег у мужика не хватит. Имел, значит, какие-то виды на Кастета.

– Годится! – сразу согласился Леха.

Он тут же отсчитал купюры, передал их под торпедой охраннику и, собираясь выходить, оглядел двор. «Жигулевская» компания разделилась – одна парочка устроилась на заднем сиденье, другая деликатно курила, сидя на пятнистом капоте, и ожидала своей очереди.

– Там в сумке шлейка еще, ну, кобура подмышечная, и еще что-то.

Не мог же Костя сказать, что сумку собирал не он и потому не очень-то и помнил, что там лежит.

– Не-не, —запротестовал он, видя, что Кастет лезет за деньгами, – подарок от фирмы, как оптовому покупателю.

* * *

Исаев вызвал майора Богданова в необычную для себя рань – в десять утра. Был в мундире, что тоже непривычно. Свеж, подтянут и лихорадочно весел.

– Проходи, Юрий Васильевич, садись. Коньячку, может? Нет? Правильно – день впереди. А у меня радость, Васильич, не могу с другом не поделиться! Звонили мне сегодня из Москвы, – он поднял глаза к потолку, – домой звонили, понимаешь! Есть шанс, очень большой шанс, что заберут меня туда. Толчок только нужен, дело громкое, и я – в министерстве, а то и…

Исаев откинулся на спинку не по-служебному комфортного кресла и картинно прикрыл ладонью глаза.

– Если бы ты знал, Васильич, кто мне звонил… Понимаешь, ОН сам мне позвонил домой! Тебя я, конечно, с собой заберу, хватит в Питере гнить. Звание внеочередное дадим, давно уж из майоров-то вырос, не мальчик – с одной звездой ходить! Но – нужно дело, громкое раскрытое дело. Организуешь?!