Текст книги "Рок"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Мне не нужны люди, которые выхватывают друг у друга куски, пользуясь невнимательностью партнера и прочими подходящими обстоятельствами. Вы должны объединить свои усилия и свои дела. Когда ваш бизнес станет общим и вы будете вместе распоряжаться всеми русскими девками и русскими спортсменами Америки, все разногласия исчезнут сами собой, и никто не сможет соперничать с вами в вашей отрасли.

– Ха! – саркастически отреагировал Крендель и потер нос. – Объединишься тут, пожалуй! Ты про Жору Марафета слышал?

– Слышал, – согласился Знахарь. – А сам ты что про него скажешь?

– Я что скажу? А я скажу, что тот, кто попробует навести у него на Западном побережье свои порядки, тут же ноги и протянет. А ты говоришь – объединить бизнес. Он знаешь кто? Он – король Калифорнии. Девками он не занимается, но весь спорт – его. И если он увидит, что кто-то начинает по весу равняться с ним, хоть даже и в другой теме – все. Могила. Четыре сбоку – ваших нет. Понял?

– Понял, – кивнул Знахарь. – Вот именно для того, чтобы разобраться с ним, вы все мне и нужны.

– Разобраться с Марафетом? – Крендель посмотрел на Знахаря, как на сумасшедшего. – Не-ет, это – без меня. Я еще не совсем охуел. Разобраться с Марафетом! Нет, Знахарь, ты, видать, ничего не знаешь. А я знаю и скажу тебе кое-что другое.

Он бросил взгляд на своих братков, и те напряглись.

– Я скажу тебе вот что… Ты тут про какие-то миллиарды грузишь, будто все вокруг лохи последние, ты хочешь в Америке свои порядки навести, ты хочешь с уважаемыми людьми разобраться… А вот Стилет сказал мне, что у тебя где-то какие-то камушки есть, и тот, кто тебя ему предоставит, получит половину этих камушков. Стилета я знаю и верю ему. Он человек достойный. А вот ты что за хрен с горы, откуда взялся и что тебе нужно, мне неизвестно. И поэтому я думаю, что лучше мне про твои сказки о миллиардах забыть, а тебя самого взять и подарить Стилету. Вот это будет нормально. Понял?

И тут же все трое его братков выхватили пушки и направили их на Знахаря.

Но Геринг с Крокодилом и Малютой, а также двое их пацанов были другого мнения и наставили стволы на кренделевских ковбоев.

А Знахарь, Костя и Алекс, поскольку были без оружия, сидели и смотрели на то, как их ребята взяли на мушку не ожидавшего такого поворота событий Кренделя.

Крендель посмотрел на Геринга и тоскливо сказал:

– Ты купился на эти гнилые базары, Геринг…

– Я-то не купился, а вот ты – молодой и глупый дурак, который хочет продать одного вора в законе другому, а ведь они потом тебя же и разорвут, – рассудительно ответил Геринг.

Метрдотель, заметив, что в углу зала атмосфера накалилась до предела, подошел к сцене и, взяв в руки микрофон, задушевным голосом произнес:

– В ресторан поступил звонок, сказали, что заложена бомба. Мы уверены, что это просто хулиганы, такое уже бывало, но на всякий случай прошу вас спокойно покинуть заведение. Счета оплачивать не нужно, ресторан берет расходы на себя, и мы снова ждем вас завтра, когда все будет в порядке.

Посетители стали подниматься из-за столов и потянулись к выходу, с сожалением оглядываясь на остававшуюся закусь и выпивку.

До Знахаря долетела фраза:

– Бля, этих пидаров бы сюда, я бы их тут быстро раком поставил, а бомбу эту в сраку забил…

Говоривший был размером с двустворчатый шкаф и весил килограммов под двести, так что ему вполне можно было поверить на слово.

Через несколько минут ресторан опустел, и в зале остались только сидевшие за дальним столом люди, которые держали друг друга на мушке и обменивались напряженными взглядами.

* * *

В полицейском участке на Уиллоу-стрит раздался телефонный звонок.

Дежуривший в этот день сержант Хайдеггер скорчил недовольную мину и взял трубку:

– Полиция. Сержант Хайдеггер.

В трубке послышалась возня, потом мужской запыхавшийся голос переспросил:

– Полиция? – И, будто отвернувшись от трубки, прорычал: – Заткнись, засранец, а то я тебе мозги вышибу! – Потом снова в трубку: – Это Стилсон, из магазина «Берег Майами». Я тут воришку поймал, приезжайте, заберите его. – И снова в сторону: – Молчи, я тебе говорю, иначе мне придется вызывать не копов, а катафалк!

Хайдеггер устало улыбнулся слушавшему его разговор по второй трубке патрульному Медовицу.

– Говорите ваш адрес, сейчас приедем.

– Бич-драйв, тридцать восемнадцать, напротив ресторана «Чичако».

– Это там, где русские гангстеры собираются?

– Вот-вот, именно там. Магазин «Берег Майами».

– Ждите, выезжаем. Смотрите только, не прибейте его совсем.

– Это уж как выйдет. Не дергайся, скотина, ноги вырву!

Хайдеггер положил трубку и, тяжко вздохнув, сказал Медовицу:

– Поеду за этим страшным грабителем. Буду брать его в одиночку. Если не вернусь, деньги – вдове.

Медовиц сочувственно покачал головой:

– Я тебя понимаю, Майк. Может быть, вызвать войска?

– И так справлюсь, – заверил приятеля Майк и, надев фуражку, пошел к выходу из участка.

На Бич– драйв было не протолкнуться.

Эта узкая кривая улица всегда была забита пешеходами, которые демонстрировали полное презрение к автомобилям и ходили, где им вздумается. Больше всего им нравилось ходить по самой середине проезжей части, пренебрежительно поглядывая на осторожно пробиравшиеся между ними автомобили.

Но Майк Хайдеггер был полицейским, и его автомобиль был украшен всеми необходимыми символами и внешними устройствами. На дверях красовались крупные гербы с надписью «служить и защищать» и аббревиатурой «MPD», что означало «Полицейский Департамент Майами». Майк не мог позволить праздным гулякам плевать на свою персону при исполнении служебных обязанностей, и поэтому, приближаясь к месту происшествия, включил мигалку и жестом пианиста нажал на кнопку сирены.

* * *

Одиннадцать готовых к стрельбе пистолетов в неудобном пространстве ресторанного купе – это все-таки многовато. Все держали друг друга на мушке, что создавало патовую ситуацию, и Знахарь не хотел, чтобы она обернулась для него персональной секцией в холодильнике местного морга.

Глядя на Кренделя, он вежливо поинтересовался:

– Ну и что будем делать дальше?

Крендель, часто дыша и нервно зыркая по сторонам расширенными блестящими зрачками, отрывисто заговорил:

– Тебя, потрох, не спрашивают. Геринг, ты что, все еще не понял, что здесь какая-то подстава? Жопой клянусь, этот его базар – поганка.

Геринг, продолжая держать его на мушке, спокойно ответил:

– А ты жопу-то побереги, а то знаешь, как бывает? Поклялся жопой и ошибся. И тогда твоя личная жопа становится общей. Слыхал про такое?

– Я-то слыхал, но Знахарь этот не зря здесь появился – это точно.

Пока они препирались, не опуская пистолетов, Костя незаметно изучал ситуацию, запоминая, чей ствол куда смотрит, просчитывая возможные траектории, оценивая позы напряженно сидевших вокруг стола людей.

Он и на самом деле был «хорошим шпионом». Одним из лучших. Но грязь и подлость дела, которому в свое время он попытался честно служить, внушили ему в конце концов отвращение к этому делу, и теперь он принадлежал себе. Даже став человеком Знахаря, известного уголовного авторитета, он твердо знал, что не перешагнет одному ему известной черты, за которой любой человек становится подонком и дрянью.

Неожиданно по стенам ресторана пролетел синеватый отблеск, и на улице завыла полицейская сирена.

– Падла, бля! Он, гнида, нас ментам сдал! – заорал вконец спятивший Крендель, нервы русских гангстеров не выдержали, и началась стрельба.

Костя обхватил Знахаря за шею и, уперевшись обеими ногами в край стола, сильно оттолкнулся, опрокинув назад двухместный диванчик, на котором они сидели. Знахарь больно ударился затылком об пол, а на низкой стеночке, отделявшей купе от зала, появилось несколько пулевых пробоин. И были они как раз там, где только что находились его голова и грудь.

Геринг, с самого начала державший Кренделя на мушке, несколько раз нажал на спуск, и Крендель повалился лицом на стол.

Кренделевские бойцы палили прямо перед собой куда попало, а поскольку в мишенях недостатка не было, то их пули тоже нашли себе добычу. Но и сами они через несколько секунд перестали двигаться, застыв в нелепых позах и истекая кровью.

Перестрелка оказалась короткой только потому, что Геринг сделал правильный выбор, и все его стволы были направлены на Кренделя и его людей. Лос-анджелесская делегация была полностью уничтожена.

Из людей Геринга не пострадал никто, зато трое бойцов Алекса, которые сидели прямо напротив кренделевских орлов, полегли все до единого.

Геринг окинул поле боя быстрым взглядом и, посмотрев на лежавшего Знахаря, которого Костя все еще прижимал к полу, усмехнулся и сказал:

– А у тебя хороший помощник.

Костя скатился со Знахаря и быстро поднялся на ноги.

Знахарь, держась за затылок и морщась, тоже встал и, оглядев валявшихся на диванах в разных позах окровавленных мертвецов, присвистнул.

– Хорошо поговорили! – сказал он и с извиняющимся видом посмотрел на Геринга.

– Вам пора идти, – ответил тот, засовывая пистолет сзади за пояс.

– Пожалуй, – согласился Знахарь. Он повернулся к сидевшему неподвижно Алексу и сказал: – Пошли отсюда. Вечеринка окончена.

Алекс не отреагировал, и, приглядевшись, Знахарь заметил на его цветастой рубашке маленькую дырочку прямо напротив сердца.

Вздохнув, Знахарь посмотрел на Геринга. Тот развел руки:

– Извини, брат, я не успел сказать тебе, что этот урод Крендель очень плотно сидел на кокаине. Поэтому-то он так рвался на конфликт. Герой, бля, подвиги, бля…

– А-а, – понимающе кивнул Знахарь. – Ну что же, рвался – нарвался.

– Да, не повезло… – сказал Геринг и, посмотрев в окно, занервничал: – Все, давайте отваливайте, пока копы не приехали. В ту дверь, пройдете по коридору до конца и выйдете на параллельную улицу.

– Пошли, – сказал Костя и подтолкнул Знахаря, который с сожалением смотрел на убитого Алекса.

– А ты как? – спросил Знахарь у Геринга, делая шаг к выходу.

– Я разберусь, не беспокойся, – ответил Геринг и оценивающе посмотрел на трупы. – Они пришли ко мне в кабак и постреляли друг друга. И все дела.

Знахарь кивнул и направился к выходу.

Костя последовал за ним, а Крокодил с Малютой стали сноровисто перемещать покойников, создавая картину, которая должна была убедить полицейских в правдоподобии версии Геринга.

Майк Хайдеггер, услышав стрельбу, доносившуюся из русского ресторана, и увидев сквозь большие окна вспышки выстрелов, озарявшие полутемный зал, сразу же забыл о своем воришке и, резко дав задний ход, отъехал на безопасное расстояние. При этом он опрокинул тележку мороженщика, и ее хозяин, обкуренный ямайский негр со множеством косичек и в большом толстом берете, по-хозяйски облокотился на капот полицейской машины и заголосил:

– Слышь, мужик, ты что, спятил? А ну, давай, покупай теперь все мое мороженое!

Хайдеггер, который тоже был чернокожим и отлично знал этого мороженщика, высунулся в окно и ответил:

– А пошел ты в жопу! Будешь выступать, я тебя упакую, и тогда будешь курить плохой козий помет вместо хорошей травки. Понял?

Поклонник философии Боба Марли понял сказанное и, бормоча невнятные угрозы, стал подбирать с асфальта свой товар, а Хайдеггер, ухмыльнувшись, включил рацию и вызвал подмогу.

Глава 6. Король умер, да здравствует король

Я сидел за столом ныне покойного Алекса и разглядывал людей, расположившихся напротив меня на двух больших диванах и в нескольких креслах.

Смотрел я на них и не мог понять, на хрена мне сдался этот Нью-Йорк.

Все получилось совсем не так, как я хотел. Сходняк во Флориде обернулся кровавой бойней, никакой договоренности не получилось, потому что нам с Костей пришлось тем же вечером делать из Майами ноги, и результатом всех наших действий за эти несколько дней стало то, что я получил в наследство Центр Мира.

Вчера, приземлившись в аэропорту Кеннеди, мы сразу же направились на Брайтон и стали действовать по плану, который мне навязал Костя. Нельзя сказать, что я сильно сопротивлялся его доводам. В глубине души я понимал, что нужно поступить именно так, а не иначе. В противном случае был реальный риск того, что над Нью-Йорком встанет какой-нибудь пахан, выдвинувшийся из среднего звена, и все пойдет прахом. Понятное дело, нерешаемых проблем нет, но это опять стрельба, трупы…

Так что я согласился занять освободившееся кресло, и мое сопротивление не многим отличалось от того, которое оказывает ребенок, которому предлагают горькое лекарство, которое все равно придется принять. А для собственного удовольствия можно и покапризничать, и ножками по паркету постучать.

Приехав на Брайтон, мы деловым шагом вошли в кабак, и Костя, взяв за галстук вышибалу, сказал ему, чтобы вся алексовская братва, которая имеется на данный момент в кабаке, собралась у хозяина.

Быстро поднявшись в кабинет Алекса, мы заняли основные позиции.

Выглядело это так. Я уселся за просторный стол, на то самое место, где последние одиннадцать лет сидел Алекс, а Костя – слева от меня, за торец того же стола. Перед собой он положил внушительный пистоль, у которого был взведен курок, и повернул оружие так, чтобы этот взведенный курок был виден всем.

Мы посмотрели друг на друга, и я сказал Косте:

– Ты бы еще ноги на стол задрал для понта.

Костя хмыкнул, но взял пистоль со стола, осторожно спустил курок и убрал пушку в подмышечную кобуру.

Ждать пришлось недолго.

Не прошло и нескольких минут, как в дверь постучали.

– Войдите, – сказал я и приготовился ко всему.

Дверь открылась, и в кабинет вошли четверо братков, один из которых был не совсем трезв, но держался прямо и вполне владел собой. Следом за ними робко вошел вышибала, и тут Костя сделал первый ход:

– Кто на дверях?

Вышибала растерялся и промычал:

– Так это, сами сказали – всех…

– Иди на свое рабочее место. Будешь нужен – позовут.

Воротчик кивнул, развернулся через левое плечо и исчез, бережно прикрыв за собой дверь.

– Присаживайтесь, – Костя указал братве на диваны, и ничего не понимающие пацаны молча уселись напротив нас.

Костя взглянул на меня, и я понял, что настало время моего выступления.

Кашлянув, я оглядел мордоворотов и сказал:

– Алекса больше не будет. Сегодня его застрелили в Майами.

– Оп-па! – воскликнул нетрезвый браток и, хлопнув себя по коленям, удивленно повернулся к приятелям.

– А кто? – спросил другой, у которого левая бровь была рассечена небольшим шрамом, как у Юрия Гагарина.

– Крендель из Лос-Анджелеса, – ответил я.

– Вот падла! – Гагарин ударил кулаком по ладони. – А как это вышло?

– На сходняке он открыл стрельбу, нескольких братков положил и Алекса тоже. Ну его, понятное дело, грохнули на месте. И всех, кто с ним приехал.

– Жалко, что не я, – резюмировал Гагарин. – И что теперь?

Я посмотрел на Костю и понял, что настал тот самый момент, когда я должен провозгласить в свою собственную честь «Король умер – да здравствует король».

– Говоришь, что теперь?… А теперь – вот что. Меня зовут Константин Владимирович. Завтра, в три часа дня, здесь, в этом кабинете, должны сидеть все авторитеты Нью-Йорка. Будет совещание, на котором я изложу программу дальнейших действий. Тот, кто не соизволит явиться, наживет себе большой геморрой.

Сделав небольшую паузу, чтобы сказанное дошло до слушателей, я сказал:

– Все свободны.

Ошеломленные братки дисциплинированно встали и вышли.

Костя подмигнул мне и сказал:

– Это все семечки. Вот завтра паханы придут, посмотрим, как ты будешь с ними разговаривать. Их просто так не построишь, не то что этих… – и он кивнул в сторону двери.

– А я буду разговаривать с ними почти так же, – ответил я, чувствуя, что вступаю в новую, интересную и опасную игру, – а если кто вякнет, придется его гасить. При захвате власти всякое бывает.

– Понятно, – кивнул Костя, – это нам известно. Но только не надейся, что я стану твоим штатным палачом.

– Я об этом даже и не думаю, – ответил я, – для таких дел другие найдутся. А твоя реплика, прямо скажем, довольно дурацкая.

– Ладно, – вздохнул Костя, – дураки часто правду говорят. Завтра посмотрим.

– Завтра посмотрим, – согласился я и нажал кнопку на столе, чтобы вызвать официанта и заказать пива.

Это было вчера поздно вечером, а сегодня на диванах и в креслах передо мной сидели те самые паханы, которых я распорядился оповестить о совещании.

Их было пятеро.

Я смотрел на этих прожженых урок и удивлялся, как это их с такими рожами впустили в Штаты. Понятное дело, Америка – не рай, но ведь головой думать тоже надо. Даже в каком-нибудь частном кафе можно увидеть надпись «Извините, но Вас могут не впустить без объяснения причин». Это значит – фэйс-контроль. А говоря попросту – смотрят на твою рожу и решают, пустить тебя или нет. И, между прочим, это правильно. Если ты стоишь на дверях и видишь, что у желающего попасть в твое заведение на лбу написано, что от него можно ждать проблем, то и нечего ему тут делать.

А уж у четверых нью-йоркских авторитетов, сидевших напротив меня, не то что на лбу, а прямо на руках было синими узорами написано все, что они из себя представляют и чего от них можно ждать. Ничего хорошего, между прочим.

Я кашлянул и продолжил рассказ.

– …а потом Крендель вытащил пушку, и началась стрельба. Алекса убили. Теперь на его месте буду я, и если кто-нибудь не согласен, я готов выслушать мнение. Но предупреждаю, что от этого ничего не изменится. Алекс перед смертью успел сказать мне, что я его наследник. Понятное дело, доказать этого я не могу, потому что свидетелей не было, но отстоять свое право готов. Так что если у кого-нибудь есть вопросы – спрашивайте.

Я, конечно же, соврал насчет завещания Алекса, но по логике вещей так оно и было. Я должен был принять эстафету, а доверить дела по Нью-Йорку кому-нибудь из сидевших напротив меня людей было бы неимоверной глупостью. Все они не доросли до этого уровня, и, оказавшись над городом, любой из них наверняка натворил бы такого, что потом хрен расхлебаешь.

Между прочим, здесь, в Америке, наши бандиты чувствовали себя совсем не так, как в беспредельной России. Они, конечно, гнули пальцы и надувались крутизной, но только в обществе соотечественников. А перед представителями американской власти и закона, а тем более перед полицейскими они все были тише воды и ниже травы. Это только у нас, в России, все куплены и проданы оптом и в розницу. Это только у нас существует прейскурант, в котором оценено все. У нас ведь как – поймали тебя пьяного за рулем, а ты отстегнул сотку баксов, и гуляй. Нашли у тебя в машине ствол – сунул пятьсот тех же баксов, и свободен. Любой чиновник продается, любой начальник покупается. А уж менты – так те еще и пострашнее бандюков будут. А здесь, в Америке, – хрена лысого.

Я четко видел, что авторитеты, сидевшие передо мной, не чувствуют себя так уверенно, как российские бандиты, у которых за спиной мощная государственная поддержка и которые знают, что во всей России нет силы, способной им противостоять.

Здешние паханы убедились, что есть большие и страшные американские дяди, которые, если будет нужно, разорвут им жопу, предварительно объяснив права и позволив один раз позвонить по телефону. Здесь проблемы и вопросы не решаются так, как в России. Если ты попал – то это всерьез и надолго. Причем действительно надолго, потому что срока тут дают щедро. Могут, например, сунуть три пожизненных. Цирк, да и только!

Витя Гоблин, владелец всех русских алкогольных лавок Нью-Йорка и окрестностей, оглядел присутствующих и спросил:

– Так это, значит, вроде как – король умер, да здравствует король?

Я усмехнулся и кивнул.

– Именно так.

– А если кто не согласен, его – это самое?

– Ну почему же сразу «это самое»? Можно ведь и по-человечески договориться.

Гоблин подался вперед и сказал:

– По-человечески? Это хорошо, когда по-человечески. Ладно. Вот я тебя от имени общества и спрашиваю. Во-первых, что теперь будет, а во-вторых – чего ты хочешь?

Ну, слава тебе яйца! Первую часть разговора проехали, подумал я и сказал:

– Сейчас обо всем поговорим, но лучше под пиво. Никто не возражает?

Никто не возразил, и я нажал на кнопку.

Дверь тут же открылась, и халдей, на этот раз одетый не в клоунский псевдорусский костюм, а в обычную тройку, спросил:

– Чего желаете, Константин Владимирович?

– Давай всем пива и раков.

– Слушаю, – ответил он и исчез.

Снова повернувшись лицом к сидевшему напротив меня цвету русского криминалитета Нью-Йорка, я сказал:

– На первый вопрос я отвечу сразу же и окончательно. Что теперь будет? А ничего особенного. Каждый занимается тем же и так же. Так что в этом смысле между мной и покойным Алексом никакой разницы нету. Я не собираюсь тянуть грабки к вашим нелегким трудовым заработкам.

Гоблин, говоривший от лица общества, хмыкнул, остальные заулыбались.

– А вот насчет того, чего хочу я… Это совершенно отдельный и очень серьезный разговор. И он наверняка будет долгим, поэтому я и сказал, чтобы нам принесли пива и раков. Под пивко оно лучше пойдет.

Изя Бушель, сидевший на краю дивана, сверкнул на меня очками и поинтересовался:

– А что, Знахарь, все, что про тебя рассказывают, – правда?

Я развел руки и ответил:

– Ну это смотря что рассказывают.

– Ну про то, как ты Аль Каиду опустил, про то, как из «Крестов» на ракете свалил, еще всякое-разное…

– А какое – всякое-разное?

Бушель покосился на Гоблина, кашлянул и сказал:

– Какое? Говорят, что питерский авторитет Стилет назначил за тебя хорошие деньги. Тут об этом много говорили. Хотелось бы услышать, что ты сам скажешь.

Я оглядел компанию и увидел, что им действительно хочется услышать, что я сам скажу по этому поводу. Так сказать, из первых уст.

Ну что же, хотят – услышат.

Тут дверь за моей спиной открылась и двое халдеев внесли пиво и дымящееся блюдо с раками.

Пока они расставляли все это на столе, я молчал, наблюдая за их действиями, а когда они вышли, сделал приглашающий жест:

– Прошу! Чем богаты, сами понимаете. Уговаривать не пришлось, и мои собеседники, не чинясь, стали наливать себе пиво и хрустеть раковыми панцирями.

Глотнув пивка, я закурил и сказал:

– Хотите про Стилета? Пожалуйста. Костя, прикрой дверь.

Халдеи, уходя, то ли случайно, то ли специально не закрыли дверь до конца, а я не хотел, чтобы наши разговоры стали достоянием посторонних ушей. Кабинет Костя проверил, подслушивающих устройств в нем не оказалось. Зато по моему распоряжению были установлены микрофоны и две видеокамеры. Так что потом мы могли в спокойной обстановке проанализировать то, о чем тут будет идти речь.

– Спасибо, Костя.

Он кивнул и снова развалился в кресле.

– Так вот, насчет Стилета. Я не буду рассказывать вам всю историю, так сказать, от Адама и Евы. А начну я с того момента, когда молодой, да ранний урка по кликухе Знахарь неожиданно разбогател. Свалилось на Знахаря, на меня, значит, богатство немереное. Прознал про это Стилет, падла жадная, и решил на это богатство руку наложить. И не просто взять меня в клещи и выбить деньги, а по-хитрому. Для этого организовал он сходняк, на котором меня короновали. А когда стал я ему ровней, то он с корешами своими погаными да с Дядей Пашей уральским стали меня грамотно в оборот брать. Дескать, ты, Знахарь, неправильный вор в законе. Мол, не несешь денежки свои в общак, людей дорогих имеешь, в общем, нарушаешь старинный воровской закон. Я, как услышал эти его речи, чуть со стула не упал. Он ведь сам, гнида, в богатстве купается, виллы у генералов-воров покупает, бизнесы всякие имеет, и в общак, между прочим, несет только объедки свои. А все остальное – себе в рыло. Как и Дядя Паша, и все прочие. Подумал я и сказал ему – а пошел бы ты, Стилет, куда подальше. Законы воровские уже умерли, новых пока еще нет, а ты, если денег моих хочешь, закажи сначала себе пиджачок из красного дерева полированный, а потом можешь и попробовать. И с тех пор он, гнида, ночей не спит, все на мои деньги дрочит. Покушения устраивает, с федералами в долю вошел, чтобы меня взять… В общем, не будет ему теперь покоя до тех пор, пока я живой на свободе гуляю. Ведь если бы я тогда не слинял из «Крестов», в тот же вечер шестерки Саши Сухумского сделали бы из меня фарш. А они там все в доле были. И главный мент города, и начальник «Крестов», и Стилет, и Сухумский, и эти пидары из мэрии… В общем – вся компания одним салом мазана.

Я прервался, чтобы хлебнуть пива. Гоблин, пристально глядя на меня, спросил:

– Отвечаешь, что именно так все обстоит?

– А ты скажи мне, чем ответить, – сказал я, – жизнью, что ли? Так моей жизни давно уже грош цена. За моей шкурой столько охотников набралось, что их в колонну по четыре строить можно. А тех, кто теперь в земле гниет, так до меня и не добравшихся, уже, наверное, больше сотни будет.

– Так что, получается, что Стилет – гнида казематная?

– Именно так. Спорю на оставшийся глаз, что вы до последнего момента не могли решить, то ли работать со мной, то ли сдать меня Стилету, как неправильного вора. Не так?

– Так, – Гоблин решительно кивнул, – именно так.

– Ну и что решили?

– Так ведь ты же сам видишь, что мы у тебя сидим и пиво твое пьем, а не ты у нас в подвале Стилета дожидаешься.

– Ну вот и хорошо. Значит, с этим вопросом ясно?

– Ясно.

– А насчет Стилета… Гадом буду, когда он точно узнает, где я и чем занимаюсь, то сюда заявится. Если не сам, то шестерок своих пришлет по мою душу. Он теперь до конца жизни не успокоится по поводу моих денег.

– Это ничего, – отмахнулся Гоблин, – пусть приезжает. Мы его тут встретим, как дорогого гостя.

Я кивнул, а Костя сказал:

– Я его даже лично встречу. А вам, господа, для общего сведения сообщаю, что я бывший офицер ФСБ, и знаю обо всех вас много такого, что вы старательно друг от друга скрываете. Это я не к тому, что теперь, дескать, вы все у меня на крюке, вовсе нет. Я шантажом не занимаюсь. Зато я знаю, кто такой на самом деле этот Стилет. Он продаст кого угодно и кому угодно. Вы тут все не ангелы, и таких, как вы, в светлое будущее не возьмут, но Стилет – особый случай. Ему и в нашем темном настоящем делать нечего. Так что при случае я его просто грохну. Для общей пользы дела.

– Ишь, какой принципиальный, – язвительно заметил Слава Хороший, наливая себе пенящееся пиво. – А что, у вас в ФСБ все такие чистенькие да чест-ненькие, как ты?

– Сам знаешь, что там за люди. И вот именно поэтому я уже пять лет как ушел из конторы. Такая же грязь, как и везде. Между прочим, чтобы между нами не было неясностей, сразу скажу – я не с вами. Но беспокоиться вам нечего, сдавать вас или играть свою игру я не собираюсь.

– А с кем же ты, – спросил Гоблин, – и зачем тебе все это?

– Я со Знахарем. А зачем мне это – мое дело. С вас хватит и того, что можете смело поворачиваться ко мне спиной. В гнилые игры не играю.

– Посмотрим, – проворчал Гоблин, – посмотрим… Я решил, что пора съезжать с этой скользкой темы, и сказал:

– А теперь, господа, поскольку между нами установилось некоторое принципиальное согласие по общим вопросам, позвольте мне перейти к главной теме нашего сегодняшнего собрания.

Заинтересованные моим официальным тоном, все повернулись ко мне, и я, глядя на пять уголовных морд, слегка окультуренных многолетним пребыванием в богатой и сильной стране, сказал:

– Сейчас я расскажу вам, чего я хочу. Заранее предупреждаю, что все, о чем я буду говорить, будет исполнено. Поэтому каждый из вас, если почувствует, что ему такое не по силам, может встать и уйти. Никаких санкций не последует, но, когда начнутся действия, ему придется сидеть и не высовываться. Я понятно излагаю?

Гоблин кивнул за всех.

* * *

Я попал.

Я опять попал.

Да что же это делается? Не успеет в моей душе затянуться одна кровоточащая рана, как я тут же нахожу себе новую беду…

…и если боль твоя стихает,

Значит, будет новая беда…

Так в песне поется. Правильно поется, черт побери.

В Душанбе, в одном из скверов, стоит статуя девушки.

Это – Настя. Моя Настя.

Та самая женщина, которую я любил. По-настоящему любил. И, навсегда прощаясь с ней, я был уверен, что теперь никогда не смогу быть ни с какой другой женщиной. Однако вскоре у меня появились другие девушки, правда, ни одну из них я не допустил до своего сердца… Но до других мест допускал, и с большим удовольствием. Правда, каждый раз после этого чувствовал себя свиньей, предающей самое дорогое, но пересилить себя не мог, да и не хотел, и мое естество снова искало и находило источники плотских развлечений и удовольствий.

Потом появилась другая женщина.

Обстоятельства нашего знакомства были весьма неблагоприятными. Наташа была подсадной федеральной шкурой, которая сдала меня со всеми потрохами подонку Губанову. Тут-то для меня и началась веселая жизнь.

На некоторое время эта сука исчезла из моего поля зрения, но потом появилась снова и вдруг…

Вдруг я увидел, что эта прожженая циничная красотка вовсе не обычная курва, которая служит хозяину за страх или за жирную кость. Ей было наплевать и на высокие государственные интересы, и на жизнь какого-то уголовного урки, которым как раз был я.

Эта сумасшедшая баба была просто повернута на ощущении опасности. Вроде тех идиотов, которые прыгают с моста на резинках или кувыркаются в бочке, летя с Ниагарского водопада. И в том, как она обошлась в свое время со мной, не было ни подлости, ни низости. Я для нее был всего лишь одним из условий смертельно опасной игры.

И вот когда мне неожиданно открылась ее сущность, я понял, что именно такая женщина мне и нужна. Наташа полюбила меня, и я чувствовал, что мне это приятно. Причем приятно не так, как бывает, когда нежная женская рука прикасается к не менее нежному мужскому инструменту, нет, это было скорее осознание того, что в мире есть женщина, которой можно доверять до конца, которая выбрала ту же игру, что и ты, которая любит тебя таким, какой ты есть, и которую, в конце концов, ты можешь полюбить и сам.

Все к этому и шло.

Несколько раз она спасла меня от смерти, несчетное количество ночей мы провели с ней, сплетаясь в порывах страсти, она удивляла меня умом, радовала жизнелюбием, и я уже готов был сдаться ей на милость, признав, что она мне дорога…

Но в пещере, полной сокровищ, путь к которым был усеян трупами соискателей, Надир Шах дважды выстрелил ей в грудь. И теперь тело Наташи лежало в земле, а ее душа наверняка вела свои женские разговоры с душой Насти.

Между прочим, моя первая жена тоже была убита. Смерть она приняла страшную, под стать своей грязной и мелкой душонке. Ее укусила змея. Она сама была змеей, и змея же поставила точку в череде ее никчемных и скучных дней, наполненных жадностью и подлостью. Хрен с ней.

А вот то, что все мои женщины погибают, хреном не перечеркнешь.

Недаром умная Наташа, умирая на моих руках, прошептала: