Текст книги "Пески веков (сборник)"

Автор книги: Айзек Азимов

Соавторы: Джон Паркс Лукас Бейнон Харрис Уиндем,Альфред Бестер,Уильям Тенн,Джек Финней,Жерар Клейн,Лестер Дель Рей,Питер Шуйлер-Миллер,Хосе Мартинес,Джером Биксби,Энтони Бучер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

VI

Любая дорога когда-то кончается. К полудню они уже стояли возле корпуса свинцового Яйца. Один из них – но только один – мог совершить обратный прыжок. Яйцо не вместило бы двоих, да и энергии в аккумуляторах не хватило бы на то, чтобы перенести их вместе через временной барьер. Если отправить девушку, то она окажется в мире, бесконечно удаленном от ее мира, враждебном и незнакомом, где она ни с кем не сможет объясниться. Если вернется Донован, то ему придется оставить ее здесь одну, без еды, без каких-либо средств защиты от ящеров и людей, причем она даже не узнает, что ее судьба будет зависеть от какой-то случайности, которая произойдет через шестьдесят миллионов лет.

Решение могло быть только одно. Она положила руку ему на плечо и легонько подтолкнула его к открытой двери Яйца. Он и только он мог отправиться за помощью и вернуться сюда. Максимум через шесть часов Яйцо будет готово к новому прыжку.

Доновану повезло. Поваленные древовидные папоротники затрещали, и перед Яйцом появился небольшой динозавр, держа в пасти бьющуюся птицу. Донован с громким воплем бросился к нему. Динозавр от неожиданности выронил птицу и скрылся. Так он заручился доказательством, которое должно было убедить меня в достоверности его истории и обеспечить им мою помощь.

Донован шагнул в машину. Перед тем, как дверь захлопнулась, он увидел, что девушка подняла руку, прощаясь с ним. Когда дверь снова открылась, он шестьдесят миллионов лет спустя шагнул на бетонный пол своей собственной лаборатории.

Он начал с того, что включил генераторы, заряжающие аккумуляторы Яйца. Потом в доме и в лаборатории собрал необходимые вещи: ружье, съестные припасы, воду, одежду. Затем отправился искать меня.

И вот он сидит передо мной: сломанная рука обмотана странной металлической тканью, рана намазана ароматной зеленой мазью. В Яйце к куче припасов прислонено ружье. Что все это означает? Мистификацию, разработанную с невероятной тщательностью, ради какой-то непостижимой цели? Или все это правда, какой бы невероятной она ни казалась?

– Через десять минут я отправляюсь, – сказал Донован, – аккумуляторы заряжены.

– Но чем я могу помочь? – спросил я. – Ведь я не механик и не физик.

– Я отправлю ее в настоящее, – объяснил он. – Сейчас я покажу вам, как надо включить генераторы – это сущий пустяк, и, когда все будет готово, вы пошлете пустую машину туда, за мной. Если я задержусь, позаботьтесь, пожалуйста, о девушке до моего возвращения.

Я старательно запомнил все, что он мне показал, всю последовательность операций. Затем, ровно через четыре часа после того, как он бросил к моим ногам эту невероятную птицу, я увидел, как свинцовая дверь Яйца захлопнулась. Гул генераторов перешел в пронзительный визг. Огромную машину словно окутала черная завеса – паутина пустоты, слившаяся в единый провал, уходивший в бесконечность. Потом он исчез. Лаборатория была пуста.

Яйцо не вернулось – ни в тот день, ни на следующий. Сколько я ни ждал его, оно так и не вернулось. В конце концов я уехал. Я рассказал историю Донована – как я ее когда-то услышал, – надо мной посмеялись, как прежде смеялся я сам. Только мне известно еще и то, о чем никто не знает.

В этом году на раскопки выделены новые фонды. Я все еще главный палеонтолог музея, и, хотя меня все чаще встречают скрытыми улыбками, мне предоставили возможность продолжать работу, которую я вел в прошлые сезоны. Я с самого начала знал, чем я займусь. Душеприказчики Донована разрешили мне изучить расположение древнего мелового берега, проходящего по его земле. Я помнил, что Донован сообщил мне о том, каким он увидел этот берег, и сохранил карандашный рисунок, который он нарисовал на старом конверте, пока рассказывал. Я знал, где он закопал ящик с радием. И возможно, в этих окаменевших песках, сохранившихся нетронутыми почти с начала времен, Донован и спрятал свинцовый куб в герметическом стальном ящике.

Но ящика я так и не нашел. Если он все-таки там, то теперь его скрывает толща горных пород, и, чтобы убрать эти тонны камня, потребовались бы тысячи долларов и многие месяцы работы. Но мы расчистили участок берега, где спрессованный песок сохранил четкими и ясными следы, оставленные в те далекие дни: рябь отлива, борозды морских червей, ползавших по отмели, отпечатки ног мелких рептилий, которые пожирали то, что выбрасывало на берег море.

Две параллельные цепочки следов пересекают этот песок, который был влажным от волн мелового моря. Они тянутся рядом по двенадцатиметровой плите из песчаника, которую я нашел, и обрываются там, где их когда-то слизнул прилив. Это отпечатки маленьких странных сандалий и резиновых подметок туристских сапог – следы мужчины и женщины.

На песках мелового периода отпечатался и третий след: огромные, вывернутые наружу, трехпалые отпечатки, похожие на следы гигантской птицы, кое-где наложились на первые два следа. Шестьдесят миллионов лет назад такие отпечатки оставляли могучие тиранозавры и их меньшие братья. Отпечаток громадной лапы покрыл следы обеих ног девушки, когда она на мгновение остановилась рядом с мужчиной. И они тоже исчезают у края воды.

Вот и все – вернее, почти все. В четырех-пяти сантиметрах от того места, где следы пропадают и где накатывавшиеся на пляж волны разгладили песок, он когда-то расплавился и образовал воронку из зеленоватого стекла. Она похожа на фульгуриты, которые оставляет молния, ударившая в железоносный песок, а иногда и поврежденный кабель высокого напряжения. Только мне еще никогда не приходилось видеть фульгурит такой правильной формы.

Два года назад я был свидетелем того, как Терри Донован вошел в свинцовое Яйцо, стоявшее на полу его лаборатории, и исчез вместе с ним в пустоте. Он не вернулся. Следы, о которых я рассказал, – отпечатки на песках мелового периода – очень отчетливы, но кроме меня их видели только помогавшие мне рабочие. Углубления в песчанике не напоминают им следов человека. Ведь они хорошо знают – сколько раз они слышали это от меня за те годы, которые мы проработали вместе, – что шестьдесят миллионов лет назад на Земле не было людей. Наука утверждает – а ведь наука всегда права! – что в меловой период только огромные динозавры могли оставить следы, запечатлевшиеся в песках веков.

В. РАЙКОВ
ВОЗВРАЩЕНИЕ ПРОФЕССОРА КОРНЕЛИУСА

– Под левым камнем, да? – спросил Ангел и засмеялся. Потом его внимание опять привлекла бутылка на столе.

– Не под левым камнем, а под третьим от желтой розы, – поправил его Марин. – И не под камнем, а слева от него. Разница есть. Кошка не может спрятать медальон под камень.

– Да-а-а… Кошка! Самая большая загадка здесь – кошка.

– Желтая кошка с черными полосами, – бесстрастно уточнил Марин.

– Которую я видел даже до предсказания.

– Которую ты уже видел?

– Ну, тогда выпьем за желтую кошку, которую я уже видел, хотя, по совести говоря, этого не помню, – произнес Ангел, поднимая бокал. – За здоровье всех желтых кошек! Это альфа и омега…

– Согласен! – торжественно прервал его Марин. – И давай не шутить с предсказаниями Корнелиуса, потому что…

Тут оба не выдержали и, не успев пригубить бокалы, разразились таким смехом, что мать Ангела пришла посмотреть, не случилось ли чего-нибудь.

– Может быть, вам что-то нужно? – строго спросила она.

Этого было достаточно, чтобы у них начался новый приступ хохота. Ангел едва успел поставить бокал на столик и упал, держась за живот; Марин всхлипнул, словно в горле у него что-то застряло, потом разразился визгливым хохотом. Мать подняла глаза к небу, выразительно пожала плечами и вышла.

– Ох, уморит меня этот человек! – простонал Ангел, несколько успокоившись. – Только Корнелпус может выдумать такую шутку…

– Не знаю точно, но похоже, что он пишет романы…

– Да еще детективные. Ты заметил – все выдержано в желтых тонах: желтая роза, желтая кошка, желтый камень в медальоне…

– Черт его знает, что он имеет в виду. Впрочем, да, желтый камень есть: топаз.

– Значит, золотой медальон – и в нем топаз величиной с лесной орех. В сущности, главное здесь то, что молодая особа влюблена в это украшение, унаследованное еще от прабабки. И что за прабабка! Похищена беем. И когда вечером бей распустил пояс, она ткнула его в толстое брюхо кинжалом и убежала, захватив на память только это украшение. Вернулась домой, вызвала с Балкан своего возлюбленного, который между тем решил стать гайдуком, вышла за него замуж, родила ему восьмерых детей, а потом, когда пришло время, заставила его идти в ополченцы. Прабабка, которая в старости изрядно выпивала и играла в покер. Замечательная старушка!

– И какие подробности придумывает Корнелиус, а? Например, будто наша невеста недавно вернулась из-за границы и…

– Этого еще не хватало! – вознегодовал Ангел. – Почему это «наша»? Разве ты забыл, что жениться на ней по предсказанию должен только я? Причем тут мы?

– Жениться? Когда ты даже не помнишь, видел ли ты кошку, и…

В этот миг раздался звонок. Продолжая ухмыляться, Ангел вышел из комнаты. Когда он вернулся, на лице у него было полное смятение, а в руке – длинный, узкий конверт.

– Неприятное сообщение? – спросил Марин, кивнув в сторону письма.

– Нет, нет, это весточка от Гошо. Я думаю о другом. Знаешь, а ведь я видел желтую кошку! Теперь вспомнил. Она забралась в кладовую. Прошлой осенью. Пришлось мне тогда выбросить три вот такие форели! Тогда-то я и решил поставить решетку на окно.

– Желтую кошку?

– Да, и всю в черных полосах, как тигр. Наверное, чья-нибудь соседская. Мама может навести точные справки.

– Хм! – только и мог пробормотать Марин и задумчиво отпил из бокала.

Погода была преотвратная. Утомительный, как бездарная симфония, дождь заливал крыши. Прохожие встречались редко.

– Лучше через забор? – предложил Ангел.

– А если нас увидят, что тогда? Через ворота, конечно.

Хотя Ангел открывал старую железную калитку очень осторожно, она все же заскрипела. Оба застыли на месте, впившись взглядом в занавеси на окнах, потом проскользнули вдоль стены и скрылись в темноте сада. Из дома доносилась какая-то энергичная мелодия и высокий молодой женский смех.

– Браво! – воскликнул Ангел. – В этом саду ни зги не видно. Может быть, лучше подождать до весны?

– Т-с-с-с! – прошипел Марин и, наклонившись к нему, шепнул: – Розы на зиму засыпают землей. Все эти холмики – розовые кусты.

– А желтые кусты помечены бантиками, да? – простонал Ангел.

– Это особый вид чайных роз, и их наверняка закопали особенно тщательно. Вот этот холмик, например.

– Иногда я удивляюсь, почему ты не стал сыщиком. Но… Смотри! Вон там! Камни!..

Во мраке белели три камня. Вернее, три плиты образовали дорожку между хорошо укрытыми клумбами. Всмотревшись, они увидели и другие плиты, усыпанные опавшими листьями. Оба наклонились и дрожащими пальцами начали копаться в земле возле камней. Вскоре рыхлая земля превратилась в липкую грязь.

– Идиот! – тихонько выругался Ангел, явно имея в виду себя самого, и указал на дом. – «Слева» – значит слева от дома.

Он вытащил из земли и поднес к глазам какой-то предмет. Пальцы его сжимали тонкую цепочку, на которой покачивалось что-то тяжелое, желтоватого цвета.

– Вот он! – прошептал молодой человек и с трудом перевел дыхание.

Марин молчал.

– Идем! – решительно произнес Ангел и направился к дому.

Когда они позвонили, кто-то сначала приглушил музыку, потом открыл дверь. Это оказалась миловидная девушка с дерзким вздернутым носиком и карими глазами, в которых мелькали желтые точечки. «Опять желтые», – подумал Ангел и в тот же миг понял, что не знает, с чего начать. Он не знал даже, как ее зовут.

– Можно нам помыть у вас руки? – сказал он первое, что ему пришло в голову.

Девушка лукаво улыбнулась.

– А может быть, вам и ужин подогреть? – невозмутимо спросила она и посторонилась.

Ангел храбро шагнул вперед.

– Ни в коем случае! – энергично возразил он. – Нескольких бутербродов будет почти достаточно.

Вскоре все трое уже сидели в холле вокруг магнитофона, из которого теперь лилось, рыдая, густое меццо-сопрано. Бутербродов не было, но в трех стопках золотился настоящий «курвуазье».

– Я очень рада, что вы пришли! – сказала хозяйка и подняла свою стопку. Золотистых точек в глазах стало еще больше. – За ваше здоровье!

– За ваше, – улыбнулся Марин, успокаиваясь.

– Восхитительный напиток! – с видом знатока заявил Ангел, поднося стопку к свету. – Вероятно, память о вашей последней поездке в Париж?

– О моем последнем возвращении из Парижа, – серьезно поправила она, и он едва сдержал возглас изумления. – Вы ясновидящий?

– Конечно. Например, я без труда могу отгадать, что у вас есть желтая кошка с черными полосами.

– Поразительно! Так трудно обнаружить на нашем ковре кошачью шерсть! И как же вы гадаете?

– Больше всего по руке.

– Жалко! А я верю только в кофейную гущу.

– Карты и кофейная гуща – это чепуха, если хотите знать. Говорю вам как знаток. Одна гадалка, например, предсказала мне по кофейной гуще, что однажды вечером я неожиданно познакомлюсь с некой девушкой и женюсь на ней. Будто бы у нее есть желтая кошка с черными полосами и…

– Если вы хотите добиться расположения моей кошки, то приносите всегда печенку, Мукки до смерти любит печенку, особенно телячью.

– Мой приятель не шутит, – вмешался Марин, с удовлетворением следивший за этой словесной перестрелкой. – Я был свидетелем предсказания.

– Я в этом ни минуты не сомневалась, – возразила хозяйка, едва удерживаясь от смеха. – Еще коньяку? – обратилась она к Ангелу.

– Я тронут. Пожалуй, налейте полрюмочки, а то врачи мне запрещают много пить… Но оставим это, и я расскажу вам о предсказании все. По словам гадалки, у моей будущей жены окажется бабка, вернее прабабка, которую в молодости похитил какой-то бей, но она проткнула ему брюхо кинжалом, а потом ее и след простыл. Позже она вышла замуж за своего избранника из гайдуцкого рода, родила ему кучу детей, а на старости лет душой отважной бабки овладели гибельные страсти, и она по целым дням играла в покер, как и…

– Откуда вы знаете бабушку Калояну? – глаза девушки испытующе впились в лицо Ангела.

– Но я же вам сказал, что одна гадалка…

– Бросьте, я понимаю шутки, но сейчас спрашиваю серьезно, и… если хотите знать, бабушка Калояна не проткнула бея, а трахнула его по голове щипцами для угля.

– Тогда держите этот медальон, если он для вас дорог как воспоминание о вашей бабушке Калояне, – произнес Ангел. – Но не обещайте, что выйдете за того, кто его нашел, будь он хоть цыган! Сам черт не знает, к чему может привести такое легкомысленное обещание!

Девушка сильно побледнела, не смея протянуть руку за украшением. Глаза у нее расширились.

– Откуда вы знаете, что я… я…

– Берите и не бойтесь, – сказал Ангел и встал. – По какой-то невероятной случайности, или как там это назвать, мы знаем довольно многое! Но сейчас, право, мне некогда, нас ждет важное дело. В другой раз!

– Как хотите. – Она пожала плечами и встала, чтобы проводить их. На пороге она протянула им руку и добавила: – Меня зовут тоже Калояна.

Корнелиус сидел на окне, и его силуэт, едва выделявшийся на фоне темного неба, словно висел в воздухе.

– Не зажигайте света! – произнес Корнелиус, когда они вошли. – Он меня раздражает. Да и к тому же в темноте можно говорить откровеннее.

– Вы, кажется, знали, что мы придем? – вызывающе спросил Ангел, усаживаясь на кровати.

– Мое несчастье состоит в том, что я знаю все.

– У вас настолько сильно развиты телепатические способности?

Корнелиус слегка усмехнулся.

– Смешная мысль. Нет телепатов, которые проникают одинаково легко и в прошлое и в будущее.

– Тогда в чем же дело? – крикнули оба в один голос.

– Писатели называют это машиной времени, а на самом деле виной всему маленькая железа в человеческом организме.

– Но, значит, такая железа есть у всех, – возразил Ангел, подтолкнув локтем своего друга.

– Кто же с этим спорит? Доказательство тому – хотя бы сны. Разве они – не путешествие во времени, хотя люди никогда не могли этого понять? Или так называемая родовая память…

– Значит, между вами и мной нет никакой разницы. Почему же тогда вы можете предсказывать, а я нет? – торжествующе спросил Ангел.

– Я много размышлял над этим, – медленно произнес Корнелиус. – И проделал немало опытов. Действительно, я обыкновенный человек: могу заболеть гриппом или ангиной, могу пораниться, и кровь у меня такая же красная. Но эта маленькая железа у меня развита больше, чем у других, и поэтому я могу делать удивительные предсказания. По отношению к другим людям я – как левая рука в сравнении с правой. Назовем условно всех людей «правыми», сравним их с правой рукой. Тогда я буду в известном отношении «левым», тут обратная симметрия. Я не случайно называю всех людей «правыми», потому что они превращают определенные вещества в пище в «правые», то есть в такие, которые вращают плоскость поляризации света вправо. Именно эти вещества моя железа превращает в «левые». Заметьте: не всю пищу, а только эти вещества! Когда такие «левые» вещества попадают в мозг, человеческое сознание может совершать невероятные прыжки во времени. Их-то вы и называете предсказаниями. Разница в терминологии. В сущности это просто перемещение во времени.

– Но где же ваши доказательства? – возмущенно воскликнул Марин. – Если даже такая железа есть, нельзя стимулировать ее развитие так, чтобы…

– Гораздо проще пойти другим путем, – прервал его Корнелиус. – Можно синтезировать это «левое» вещество. И тогда всякий мог бы совершать путешествия во времени. Достаточно ввести несколько миллиграммов…

– Почему же тогда вы не сделаете этого? – возмутился Ангел. – Чего вы ждете?

– Вы забываете, что я под замком, – кротко произнес Корнелиус. – Впрочем, не буду скрывать, ради этого я и затеял наш разговор. Разумеется, прежде всего вы должны помочь мне выйти отсюда.

Ангел вдруг опомнился. Только сейчас он понял, что этот невероятный разговор происходит в одной из палат сумасшедшего дома.

– Да… предложение интересное, – пробормотал он.

– Может быть, вы хотите подумать? Мне было бы неприятно действовать методом принуждения.

– Мы подумаем… Действительно, нужно подумать… Конечно, мы польщены доверием, но, знаете ли… Что могут сделать два врача-практиканта?

Ангел, робея, попытался изложить свои доводы помешанному. Но они не подействовали. Корнелиус снова погрузился в упорное молчание, а гости позвонили дежурному санитару, чтобы тот отпер им дверь.

– Я совсем запутался, – признался Ангел, когда они остались одни. – Послушаешь его, так можно и самому сойти с ума.

– Между прочим, в его теории все довольно хорошо увязано, – задумчиво произнес Марин. – Может случиться, что он окажется прав, и мы…

– Стой! Что это?

Ангел с ошеломленным видом показал пальцем на стену, за которой находилась комната Корнелиуса. Марин смущенно замигал.

– Стена, – пробормотал он.

– Вот дурень, я спрашиваю о направлении!

– А-а-а… Запад. Даже юго-запад.

– Так я и думал! – обрадованно заявил Ангел и кинулся бегом по коридору.

Привыкнув к тому, что у его друга бывают неожиданные озарения, Марин покорно последовал за ним. Ангел вошел в комнату санитаров и встал у открытого окна.

– Смотри! – крикнул он, словно открыл новый континент. Перед ним расстилался целый квартал. – Вот церковь, за которой я живу, а вон там – дом этой девушки. Видишь? Второй от угла. И как раз его видно из окна Корнелиуса!

– Верно, вот и железная калитка.

– Теперь ты понимаешь, как делаются предсказания? – победоносно изрек Ангел. – Достаточно иметь хорошее зрение и найти дураков, которые тебе поверят.

– Да, этот лжец опасен, – засмеялся Марин. – Вот никогда бы не подумал… В конечном счете кто же сумасшедший – он или мы?

Они переоделись и направились к выходу.

– Не могу понять только одного, – задумчиво сказал Марин. – Откуда Корнелиус мог узнать о бабушке Калояны?

– Я тоже сейчас об этом подумал, – ответил Ангел. – Впрочем, гарантирую, что остальная часть предсказания не сбудется: ни мне не хочется жениться на этой девушке, ни она, надеюсь, не влюбилась в меня. Может, мы с нею больше и не увидимся.

– Никогда не делай поспешных предположений, – философски заметил Марин, задержавшись на пороге и пропустив его вперед.

Ангел застыл на месте: укрывшись от ветра за выступом террасы, его ждала Калояна. Она нетерпеливо переступала с ноги на ногу.

– Вы задержались! – укоризненно сказала девушка, словно они условились, что она их непременно будет ждать. – Я озябла!

Ангел засопел и снял куртку. Когда он укрывал узкие плечи Калояны, девушка повернулась, и он снова увидел ее глаза: большие, карие, с золотистыми точками. И каждая из этих точек словно улыбалась ему.

«Ну, небось Корнелиус сейчас торжествует! – мрачно подумал Ангел. – Не может быть, чтобы он не видел все из окна!»

Но Корнелиус не торжествовал. У окна его не было. Собственно говоря, его не было и в палате.

Когда профессор Корнелиус пришел домой, его жена только что легла.

– Почему ты так долго не возвращался? – спросила она. – Я беспокоилась. И ты выключил…

– Оставим это, у нас будет время поговорить обо всем. Я пришел окончательно. Расскажи сначала о новостях.

– Ничего особенного. Экспедиция вернулась. Вчера передавали отчет по планетовидению. В системе двойной звезды они не нашли ничего, только скалы, вулканы и излучения. Кроме того, академик Икар из вашего института избран членом Солнечного совета.

– Серьезно? Когда?

– Две недели назад. Но почему тебя так долго не было? И почему ты выключил «след»?

– Это профессор Корнелиус объяснит нам!

Муж и жена, потрясенные, обернулись. На пороге стоял высокий человек с золотым знаком Солнечного совета на груди.

– Идемте, нас ждут! – поторопил он.

– Я скоро вернусь, ты не беспокойся! – сказал Корнелиус жене, поцеловал ее и обратился к посетителю: – Идемте!

Внизу их ждала машина. При их приближении дверца открылась, они сели, и дверца тихо щелкнула. Водитель включил стартер, начертил маршрут для автопилота и откинулся на спинку кресла. Машина бесшумно поднялась, описала плавный круг и направилась к далекой горной вершине, где одиноко поблескивал яркий огонек.

– В чем меня обвиняют? – спросил профессор Корнелиус. В голосе его не было ни тени тревоги.

– Там! – был короткий ответ.

Ясно: обвинение третьей степени. Третья степень была введена в 2532 году, когда астронавты «Импульса-4» по халатности занесли на неисследованную планету споры земных растений. В наказание они провели на безлюдной планете двадцать три года, пока не уничтожили все организмы, с молниеносной быстротой развившиеся из земных.

Через несколько минут машина приземлилась возле одинокого огонька на горной вершине. Оказалось, что это массивное здание, окруженное обширным парком и высокой стеной. Водитель передал профессора двоим людям, ожидавшим у входа, и машина улетела.

– Сюда! – указал один из встречавших. На его светлой одежде тоже блестел знак Солнечного совета, но уже не золотой, а зеленый.

Они пошли по длинному коридору, потом повернули. Перед одной из дверей спутники молча остановились. Дверь открылась. Когда профессор Корнелиус переступил порог, сердце у него сжалось, но комната оказалась пустой. В тот же миг дверь за его спиной щелкнула и закрылась.

В тюрьме! Впервые с того момента, как началось это молчаливое путешествие, профессор Корнелиус ощутил страх. Страх перед собственным поступком. Да, конечно, не нужно было выключать «след»…

«Следом» называлось то устройство в «Эйнштейне-17», которое позволяло Институту истории поддерживать биорадиосвязь с каждым ученым, отправленным для научных исследований в прошлое. А «Эйнштейн-17» – «машина времени», как отрекомендовал ее Корнелиус людям XX века, и была «железой», «левым веществом», о которых он так увлекательно рассказывал практикантам в сумасшедшем доме. Если бы даже он объяснил им устройство этого миниатюрного аппарата, они бы не поняли принципа его действия. Он не имел права открывать им истину и потому придумал историю о том, что у него есть особая «железа».

Беда была в том, что, работая химиком в неком институте, Корнелиус высмеял на ученом совете своего шефа, самого профессора Стайковского. Ученого, всемирно признаваемого светилом в химии, он, прочитав его последний труд, публично назвал невеждой. Корнелиус тогда так разгорячился, что, опровергая открытие шефа, стал приводить в доказательство научные факты, не известные окружающим, хотя в XXVI веке их знают даже дети. А когда он опомнился, было уже поздно. Он не очень удивился, увидев, что около него останавливается машина из психиатрической лечебницы. Он только успел выключить «след» и спрятать «Эйнштейна-17» в надежное место. Ему не хотелось, чтобы его коллеги узнали, что он позволил запереть себя в сумасшедший дом. Он, ученый из 2590 года! Конечно, он рассчитывал позже бежать из лечебницы с помощью Ангела и Марина, поэтому и разыграл комедию с предсказанием. В сущности он предсказал нечто такое, что и без него бы произошло само собой через несколько дней, так что его вмешательство ничего не изменило. Но они ему не поверили. Поэтому после разговора с ними Корнелиус решил окончательно вернуться в свое время. И вот теперь…

И вдруг профессор громко рассмеялся. Он сидит под замком не только в прошлом, но и в настоящем. Он может даже выбирать, где отсиживать свой срок, – вот это привилегия!.. Но потом он стал серьезным. За что его посадили? Правда, законы Солнечного совета строго запрещали выключать «след» при перескоке в прошлое. Но чтобы изза одного этого предъявить обвинение третьей степени… И тут он вспомнил прошлое, из которого убежал. Да, убежал, как жалкий трус, испугавшийся первой же трудности. А теперь?.. Что подумают врачи в лечебнице, узнав, что он исчез? «Как может исчезнуть человек?» – спросят они себя, и никто не сможет им ответить.

Он поступил неправильно, сомнений нет! Он должен был остаться в этой лечебнице, пока его не сочтут выздоровевшим и не отпустят на свободу. Он все-таки перехитрит их. А когда выйдет оттуда, то отправится работать в другой город, даже в друцую страну, и только тогда незаметно исчезнет из XX века, чтобы вернуться в настоящее. Он не имеет права оставлять людей во власти сомнений, с мыслями о сверхъестественном!

Лицо профессора Корнелиуса прояснилось: он решил, что делать. Извлек из ручных часов миниатюрный аппаратик, настроил его на «XX век, Европа» и через мгновение уже сидел на подоконнике в сумасшедшем доме. Небо на востоке чуть заметно светлело. Начиналось утро.

Утром в Солнечном совете было получено короткое сообщение:

«Профессор Корнелиус из Института истории поступил согласно предвидению – вернулся в прошлое». И подпись.

Вскоре на сообщении вверху появилась приписка:

«Обвинение третьей степени снимается».

А внизу – блестящий знак Солнечного совета.