Текст книги "Сборник.Том 6"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 64 страниц)

46

Реакция Тревайза не сделала ему чести.

– Вы… говорите на галактическом? – спросил он совершенно по-дурацки.

– А почему бы и нет? Ведь я не немой, – с ухмылкой ответил солярианин.

– А они? – Тревайз показал пальцем на роботов.

– Они роботы. Они говорят на нашем языке, как и я. Но я – солярианин. Я слушаю гиперпередачи иных миров и изучил вашу речь так же, как и мои предшественники. Мои предшественники оставили описание этого языка, но я постоянно слышу новые слова и выражения, которые изменяются год от года. Такое впечатление, что вы не можете навести порядок в своём языке так же, как с планетами. Почему же ты так удивлен, что мне понятен ваш язык?

– Да-да, я не должен был удивляться, – сказал Тревайз. – Прошу прощения. Просто после разговора с роботами я уже не ожидал услышать галактический на этой планете.

Он с любопытством разглядывал солярианина. На том была легкая белая туника, чуть присобранная на плечах, с широкими прорезями для рук и большим вырезом. Костюм солярианина дополняли набедренная повязка и пара легких сандалий.

Тревайз вдруг понял, что не может определить пол солярианина. Торс у того был явно мужской, но на груди не росли волосы, а под набедренной повязкой вроде бы ничего мужского не было.

Тревайз повернулся к Блисс и шепнул:

– Должно быть, это робот, но очень похожий на человека, оде…

– У него разум человека, а не робота, – ответила Блисс, едва шевеля губами.

Тут солярианин снова обратился к ним:

– Вы не ответили на мой вопрос. Я готов простить вам замешательство, приписав его удивлению. Теперь я спрашиваю вас вновь, и вы должны ответить. Что вам угодно от моих роботов?

– Мы путешественники. Мы ищем знания, которые помогли бы нам добраться до цели нашего путешествия, – ответил Тревайз. – Мы спросили ваших роботов о том, что могло бы помочь нам, но они этого не знают.

– Какие знания вы ищете? Может быть, я сумею помочь вам?

– Нас интересует местоположение Земли. Можете ли вы сказать нам, где она находится?

Солярианин вздернул брови.

– А я думал, что первым объектом вашего любопытства буду я. И я отвечу, хотя вы меня и не спросили. Я – Сартон Бандер, а вы стоите на территории поместья Бандера, которая простирается до горизонта и даже дальше. Я не могу сказать, что рад видеть вас, поскольку, явившись сюда, вы преступили закон. Вы – первые поселенцы, ступившие на поверхность Солярии впервые за много тысяч лет, и, оказывается, вы явились сюда только затем, чтобы узнать, как вам лучше добраться до другой планеты. В старые добрые времена и вы и ваш корабль были бы уничтожены в мгновение ока.

– Это был бы варварский поступок. Так не принято обращаться с людьми, которые никому не желают зла, – осторожно проговорил Тревайз.

– Согласен. Но тогда, когда представители расширяющегося сообщества ступают на планету, где обитает сообщество беззащитное и статичное, само их появление несет в себе потенциальное зло. Пока мы боялись этого зла, мы были готовы немедленно уничтожить тех, кто осмелится прийти сюда. Теперь нам нечего бояться. Мы, как видите, согласны даже говорить с вами.

– Я признателен вам за сведения, – сказал Тревайз, – которые вы нам так любезно сообщили, хотя и не ответили на мой вопрос. Я повторю его. Можете ли вы сказать нам, где находится планета Земля?

– Под Землей, как я понимаю, ты подразумеваешь планету, на которой зародился род человеческий и различные виды растений и животных? – Солярианин красиво повёл рукой, будто хотел показать гостям свои владения.

– Да, я подразумеваю именно её, сэр.

Лицо солярианина брезгливо скривилось.

– Будьте добры, называйте меня просто Бандером, если уж вам так необходимо использовать какую-то форму обращения. Не применяйте в обращении ко мне никаких слов, несущих признак пола. Я не мужчина и не женщина. Я – целое. Если я говорю о себе в мужском роде, то лишь потому, что я – человек. Совершенный человек. Солярианин.

Тревайз кивнул (он таки оказался прав).

– Как вам будет угодно, Бандер. Так где же находится Земля, наша общая прародина?

– Я этого не знаю, – отрезал Бандер. – И знать не желаю. Но если бы даже знал, это не принесло бы вам ничего хорошего, поскольку Земли как обитаемой планеты больше не существует. Ах! Как славно греет солнце, – проговорил он, раскинув руки в стороны. – Я нечасто появляюсь на поверхности и лишь тогда, когда светит солнце. Я послал моих роботов поприветствовать вас, пока солнце ещё скрывалось за облаками. Сам же я последовал за ними только тогда, когда облака рассеялись.

– Но почему на Земле больше нет жизни? – настойчиво спросил Голан, заранее смиряясь с необходимостью снова выслушивать историю о радиации.

Бандер, однако, проигнорировал его вопрос или, вернее, решил пока не отвечать.

– Слишком долгая история, – сказал он. – Ты заявил мне, что вы пришли с миром.

– Верно.

– Почему же ты вооружен?

– Простая предосторожность. Я не знал, что и кто мне может встретиться.

– Это не имеет значения. Твоё ничтожное оружие не представляет для меня опасности. И всё же мне интересно. Я, конечно, много слышал о вашем оружии и вашей удивительно варварской истории, которая, похоже, почти всецело зиждется на вооружении. Но я никогда не видел никакого оружия. Могу я посмотреть на твоё?

Тревайз сделал шаг назад.

– Боюсь, что нет, Бандер.

Бандер, похоже, здорово удивился.

– Я спросил только из вежливости. Мне и не нужно твоё позволение.

Он протянул руку, и из правой кобуры Тревайза сам по себе выскочил бластер, а из левой – нейрохлыст. Тревайз машинально потянулся за оружием, но почувствовал, что руки словно связаны сзади тугими эластичными верёвками. Пелорат и Блисс тоже качнулись вперёд – стало ясно, что их тоже связали.

– Не утруждайте себя, – посоветовал Бандер, – и не пытайтесь сопротивляться. Вам это не удастся. – Оружие оказалось в его руках, и он внимательно осмотрел его. – Это, – сказал он, показывая на бластер, – видимо, микроволновый излучатель, который генерирует тепло и, следовательно, способен взорвать любое тело, содержащее жидкость, другое – более слабое. Должен признаться, с первого взгляда не могу понять, как оно действует. Однако, раз вы никому не желаете зла, вам ни к чему оружие. Я могу разрядить энергетические батареи вашего оружия, что я и сделаю. Оно станет безвредным, если только вы не вздумаете превратить одно или другое в дубинку, но для этого они не слишком хороши.

Солярианин выпустил из рук оружие, и бластер с нейрохлыстом по воздуху вернулись к Тревайзу и улеглись на свои места. Тревайз, почувствовав, что его больше не связывают невидимые путы, выхватил бластер, но грозное оружие бездействовало. Контактная кнопка свободно болталась в гнезде, а батарея явно была разряжена. То же самое произошло и с нейрохлыстом.

Он взглянул на Бандера, а тот, посмеиваясь, проговорил:

– Ты совершенно беспомощен, пришелец. Если я пожелаю, то могу так же легко уничтожить ваш корабль, да и вас в придачу.

Глава 11
ПОДЗЕМЕЛЬЕ47

Справившись с потрясением, Тревайз обернулся и посмотрел на Блисс.

Она стояла, обняв Пелората за талию, словно хотела защитить его, и с виду была совершенно спокойна. Она еле заметно улыбнулась и тихонько, успокаивающе кивнула.

Тревайз обернулся к Бандеру. Расценив поведение Блисс как спокойствие и искренне надеясь, что поступает правильно, он вежливо спросил:

– Как вы это делаете, Бандер?

– Скажи мне, ничтожный пришелец, – спросил Бандер, надменно улыбаясь, – веришь ли ты в колдовство? В магию?

– Нет, не верю, ничтожный солярианин, – огрызнулся Тревайз.

Блисс дернула Тревайза за рукав и прошептала:

– Не серди его. Он опасен.

– Сам вижу, – ответил Тревайз, с трудом переходя на шёпот. – Сделай же что-нибудь.

– Не теперь, – еле слышно сказала Блисс. – Он будет менее опасен, если будет думать, что ему ничто не грозит.

Не обращая внимания на перешептывающихся пришельцев, Бандер беззаботно повернулся к ним спиной. Роботы расступились перед хозяином.

Обернувшись, он поманил пришельцев пальцем:

– Следуйте за мной. Все трое. Я расскажу вам историю, которая, может быть, вам не покажется интересной, но зато очень интересует меня. – И он двинулся вперёд прогулочной походкой.

Тревайз какое-то время не двигался с места, размышляя, слушаться Бандера или нет. Но Блисс пошла за Бандером и повела за собой Пелората. Что оставалось Тревайзу? Общество троих роботов? Он вздохнул и поплелся за товарищами.

– Может быть, Бандер будет так любезен, – бросила Блисс, – и на ходу поведает нам историю, которая не стоит нашего интереса?

Бандер остановился, обернулся и внимательно посмотрел на Блисс, словно впервые увидел её.

– Ты – женская половина человека, не правда ли? Слабая половина?

– Слабая половина, Бандер. Верно.

– Следовательно, эти двое – мужские половины человека?

– Именно так.

– А есть у тебя дети, женщина?

– Меня зовут Блисс, Бандер. У меня пока нет ребенка. Это – Пел. Это – Тревайз.

– И который же из них поможет тебе, когда придёт время? Оба? Или ни один из них?

– Пел поможет мне, Бандер.

Бандер переключил внимание на Пелората.

– У тебя, как я вижу, белые волосы.

– Да.

– Это обычный цвет?

– Нет, Бандер, они становятся такими с возрастом.

– А сколько тебе лет?

– Пятьдесят два, – ответил Пелорат и поспешно добавил: – Стандартных галактических.

Бандер двинулся дальше («Наверное, ведёт нас к дому», – предположил Тревайз), но немного медленнее.

– Я не знаю продолжительности стандартного галактического года, – сказал он, – но она не может значительно отличаться от длительности нашего года. А сколько тебе будет, Пел, когда ты умрешь?

– Не знаю. Надеюсь прожить ещё лет тридцать.

– Следовательно, восемьдесят два года. Вы мало живёте и разделены на две половины. Невозможно. Непостижимо. А ведь мои далекие предки были подобны вам и жили на Земле. Но некоторые из них покинули Землю, чтобы основать новые поселения на планетах у новых звёзд – чудесные миры. Их было множество, и все прекрасно управлялись.

– Не такое уж множество. Всего пятьдесят, – нарочито громко возразил Тревайз.

Бандер бросил на Тревайза взгляд, в котором несколько поубавилось надменности.

– Тревайз. Так тебя зовут?

– Голан Тревайз моё полное имя. Я говорю о том, что космонитских планет было пятьдесят. Число наших планет измеряется миллионами.

– Значит, ты знаешь историю, которую я хотел поведать вам? – чуть растерянно спросил Бандер.

– Если смысл истории состоит в том, что существовало только пятьдесят Внешних миров, то нам она известна.

– Для нас дело не только в количестве, ничтожный получеловек. Для нас важно ещё и качество. Их было пятьдесят, но таких, что всем вашим миллионам за ними не угнаться. А Солярия была пятидесятой, последней, следовательно, самой лучшей. Солярия во всём превосходила другие космонитские планеты, а они все превосходили Землю.

И только мы здесь, на Солярии, поняли, как должна быть прожита жизнь. Мы не толпимся, не бродим стадами, как животные и как люди на ваших планетах и на Земле, и даже как те, что жили на других космонитских планетах. Мы живем каждый сам по себе, у всех есть роботы-помощники, а друг друга видим только по видео и лишь тогда, когда пожелаем. В непосредственный контакт друг с другом мы вступаем крайне редко. Прошло много лет с тех пор, как я видел перед собой человека так, как теперь вижу вас, но, впрочем, вы – всего лишь полулюди, и, следовательно, ваше присутствие вовсе не ограничивает мою свободу – не более, чем её может ограничить корова или робот.

Справедливости ради надо сказать, что когда-то мы тоже были полулюдьми. Хоть и совершенствовали мы свою свободу, хоть и становились единоличными хозяевами множества роботов – свобода наша всё же не была абсолютной. Для воспроизводства детей нужно было спаривание. Можно было, конечно, взяв у людей сперму и яйцеклетки, проводить процесс оплодотворения in vitro, а последующий рост эмбрионов поддерживать искусственно в автоматическом режиме. Детям для полноценного воспитания вполне хватило бы заботы роботов. Всё это было вполне осуществимо, но полулюди не пожелали отказываться от побочных радостей оплодотворения, вследствие которых развивается извращенная чувственная привязанность, лишающая людей свободы. Надеюсь, вам понятно, что с этим нельзя мириться.

– Нет, Бандер, – ответил Тревайз, – потому что мы не меряем свободу на ваш лад.

– Это из-за того, что вы не знаете, что такое свобода. Вы никогда не жили иначе как в толпе, и вы не знаете иного образа жизни, кроме постоянного рабства – даже по пустякам унижаетесь то перед одним, то перед другим, или, что столь же подло, заставляете других исполнять вашу волю. Откуда здесь возьмется какая-то свобода? Свобода – возможность жить так, как ты хочешь! Только так, как хочешь. Но я отвлекся.

Затем настало время, когда люди с Земли вновь стали странствовать и просто заполонили космос. Другие космониты, пусть не столь обуреваемые стадными инстинктами, как земляне, пытались конкурировать с ними.

Мы, соляриане, не пытались. Мы предвидели неизбежный крах такого образа жизни. Мы ушли под землю и прервали все контакты с Галактикой. Мы решили остаться самими собой, чего бы то ни стоило. Мы создали роботов и оружие, защищающее кажущуюся пустой поверхность планеты, и оно превосходно сделало свою работу. Прилетавшие корабли уничтожались, а потом перестали прилетать. Планету сочли покинутой и забыли, на что мы и надеялись.

А тем временем мы работали под землей над решением наших задач. Мы осторожно, ювелирно изменяли наши гены. Мы терпели неудачи, но добивались успехов и продвигались вперёд. На это ушло много столетий, но в конце концов мы стали полноценными человеческими существами, соединившими мужское и женское начала в одном теле. Мы умеем испытывать полное удовлетворение по собственному желанию и производить детей, когда захотим, оплодотворяя яйцеклетки для последующего развития под заботливым надзором роботов.

– Гермафродиты, – резюмировал Пелорат.

– Так это называется на вашем языке? – равнодушно откликнулся Бандер. – Я никогда не слышал такого слова.

– Гермафродизм – мертворожденная ветвь на древе эволюции, – сказал Тревайз. – Любой ребенок становится генетическим дубликатом своего родителя-гермафродита.

– Послушайте, – сказал Бандер, – вы смотрите на эволюцию как на игру с попаданиями и промахами. Мы же можем моделировать своих детей, если пожелаем. Мы можем изменять и улучшать гены и порой так и делаем. Ну вот мы и пришли. Войдёмте. День кончается. Солнце уже не греет так, как надо, и нам будет намного удобнее внутри.

Замка на двери не было. Она распахнулась, как только Бандер и трое гостей приблизились, и сразу же захлопнулась позади. Внутри не было окон, но, как только вошедшие направились в большую комнату, напоминавшую пещеру, стены ожили и засветились. Покрытый коврами пол мягко пружинил под ногами. Вдоль стен стояли неподвижные роботы.

– Это, – пояснил Бандер, показывая на противоположную двери стену, с виду ничем не отличавшуюся от других, – мой обзорный экран. С его помощью я могу наблюдать за планетой, но это никоим образом не ограничивает мою свободу, поскольку никто не заставляет меня им пользоваться.

– А если вы пожелаете видеть кого-то на своём экране, а он, допустим, этого не хочет, – вы же не можете его заставить, – заметил Тревайз.

– Заставить? – недоуменно переспросил Бандер. – Каждый может делать что ему вздумается, если это не будет мешать мне делать то, что я хочу.

У экрана стояло единственное кресло, в которое и уселся Бандер.

Тревайз оглянулся, гадая, не появятся ли в комнате ещё кресла. Но откуда им было взяться? Разве что из-под пола.

– Вы позволите нам присесть? – спросил он у Бандера.

– Как вам угодно.

Блисс улыбнулась и села на пол. Пелорат последовал её примеру. И только Тревайз упрямо продолжал стоять.

– Скажи же, Бандер, – сказала Блисс, – сколько людей живёт на вашей планете?

– Говори «соляриан», получеловек Блисс. Слово «люди» осквернено. Так называют себя полулюди. Мы могли бы называть себя «совершенными людьми», но это звучит громоздко. «Соляриане» – самое подходящее слово.

– Хорошо. Сколько соляриан живёт на планете?

– Точно не знаю. Нам нет нужды считать. Около двенадцати сотен.

– Только двенадцать сотен на всей планете?

– Целых двенадцать сотен. Вот опять вы за своё. Для вас важно количество, а для нас – качество. Вы не в силах понять истинной свободы. Если бы другой солярианин взялся оспаривать моё абсолютное господство над любым участком моего поместья, роботами, животными или постройками, моя свобода была бы ограничена. Поскольку другие соляриане существуют, ограничения свободы сведены к минимуму за счёт расселения всех таким образом, чтобы контактов между нами не происходило. В условиях, близких к идеальным, на Солярии может разместиться ровно двенадцать сотен соляриан. Станет больше – свобода сразу ограничится, и жизнь будет невыносимой.

– Это означает, что у вас каждый ребенок должен быть на счету и смертность равна рождаемости, – неожиданно заявил Пелорат.

– Естественно. Это условие необходимо соблюдать на всякой планете мира со стабильной численностью населения – даже на ваших скорее всего.

– Безусловно, – кивнул Пелорат и умолк.

– Мне вот что интересно, – сказал Тревайз. – Каким образом вы заставили моё оружие парить в воздухе? Вы не объяснили этого.

– Я предложил тебе поверить в колдовство или чудо. Но ты ведь отказался принять такое объяснение?

– Ещё бы. За кого вы меня принимаете?

– Может быть, тогда ты согласишься поверить в сохранение энергии и необходимый рост энтропии?

– Да, пожалуй. Не могу же я поверить, что за двадцать тысяч лет вы изменили эти законы или хотя бы переделали.

– Конечно нет, получеловек. А теперь вдумайся. Там, снаружи, светит солнце. – Бандер грациозно повёл рукой. – Но не везде. Есть и тень. На солнце теплее, чем в тени, и тепло самопроизвольно передаётся от освещенных мест к затененным.

– Не надо мне лекции читать, – буркнул Тревайз. – Это я знаю.

– Но, вероятно, ты знаешь это так хорошо, что не задумываешься об этом. А ночью поверхность Солярии теплее, чем объекты за пределами её атмосферы, так что тепло самопроизвольно излучается поверхностью планеты в космос.

– Это я тоже знаю.

– И днём и ночью внутренняя часть планеты теплее, чем её поверхность. Следовательно, тепло самопроизвольно передаётся от внутренних областей к поверхности. Думаю, это тебе тоже известно.

– И что же из этого, Бандер?

– Перетекание тепла из более теплых мест к более холодным, происходящее на основе второго закона термодинамики, может быть использовано для работы.

– Теоретически – да, но солнечный свет рассеян, поверхностное тепло рассеяно ещё больше, а скорость, с которой тепло покидает внутреннюю область планеты, делает его ещё более рассеянным. Количества тепла, которое можно использовать, вряд ли будет достаточно для того, чтобы поднять камешек.

– Всё зависит от того, какими устройствами пользоваться, – возразил Бандер. – Наше собственное устройство совершенствовалось тысячи лет, и теперь это не что иное, как часть нашего мозга.

Бандер приподнял волосы на висках, повертел головой и стало видно, что за ушами у него находятся выступы, размерами и формой напоминающие тупой конец куриного яйца.

– Эта часть моего мозга, отсутствующая у вас, и есть то, что отличает соляриан от полулюдей.

48

Тревайз то и дело бросал взгляды на Блисс, которая не спускала глаз с Бандера. Тревайз почти уверился в том, что понимает, что происходит.

Бандер, несмотря на весь свой пиетет перед свободой, не в силах был устоять перед таким уникальным случаем. Он ведь не мог на равных беседовать с роботами, не говоря уже о животных.

Беседы со своими собратьями, солярианами, могли быть ему порой неприятны, и какой бы ни была связь, она всегда оказывалась вынужденной, а не добровольной.

Что касается Тревайза, Блисс и Пелората, то для Бандера они, полулюди, не более нарушали его свободу, чем роботы или козы – но тем не менее были интеллектуально равны ему (или почти равны), и возможность говорить с ними стала той необъяснимой роскошью, которой он никогда прежде не имел.

«Неудивительно, – думал Тревайз, – что Бандер дал себе такую поблажку». А Блисс (в этом Тревайз не сомневался) поощряла его, корректно управляя сознанием Бандера и заставляя его делать то, чего тот и так страстно желал.

Блисс, вероятно, предполагала, что если Бандер хорошенько разговорится, то может выболтать что-нибудь о Земле. А потому Тревайз решил, что, даже если предмет дискуссии ему будет совершенно до лампочки, он всё равно должен стараться поддержать разговор.

– И как же работают эти доли мозга? – спросил он.

– Они служат преобразователями, – ответил Бандер. – Активизируются потоком тепла и превращают его в механическую энергию.

– Я не могу в это поверить. Ведь поток тепла крайне незначителен.

– Ничтожный получеловек, ты даже думать не умеешь. Если бы все соляриане сбились в кучу и каждый попытался бы использовать поток тепла, тогда, конечно, энергии было бы недостаточно. Но я один владею более чем сорока тысячами квадратных километров поверхности, и они мои, только мои. Я могу собирать поток тепла с любой площади моего владения, и никто не посмеет помешать мне – так что энергии достаточно. Теперь понимаешь?

– Так ли это просто – собрать поток тепла с такой большой площади? Сама концентрация теплового потока, должно быть, требует больших затрат энергии.

– Возможно, но мне об этом думать не приходится. Мои преобразователи сами непрерывно концентрируют тепловой поток, и как только возникает необходимость произвести работу, она производится. Когда я передвигал твоё оружие по воздуху, определённый объём прогретой солнцем атмосферы потерял некоторые излишки тепла, вместо того чтобы передать его затемненным областям. Мне помогла солнечная энергия. Мне не потребовались никакие механические или электронные приборы, я использовал своё нейронное устройство. – Бандер любовно коснулся одного из выростов за ушами. – Оно работает быстро, эффективно, постоянно – и никаких усилий.

– Невероятно… – пробормотал Пелорат.

– Почему же невероятно? – удивился Бандер. – Подумай получше о тонкости строения глаз и ушей, о том, что они способны превращать ничтожные количества фотонов и воздушных колебаний в ценную информацию. Это может показаться невероятным, если никогда прежде ни с чем подобным не встречался. Мои преобразователи не более невероятны и не показались бы вам такими, если бы не были так непривычны.

– И как же вы используете эти постоянно работающие мозговые преобразователи? – спросил Тревайз.

– Мы правим планетой, – ответил Бандер. – Каждый робот в моём огромном поместье получает энергию от меня или, вернее, от природного теплового потока. Нажимает ли робот кнопку или валит дерево – энергия поступает от ментального преобразователя – моего ментального преобразователя.

– А когда вы спите?

– Процесс преобразования происходит независимо от того, бодрствую я или сплю, презренный получеловек, – сказал Бандер. – Разве ты перестаешь дышать, когда спишь? Разве твоё сердце перестает биться? Ночью мои роботы работают за счёт некоторого охлаждения недр Солярии. В глобальном масштабе изменение ничтожно мало, а нас здесь только двенадцать сотен, так что вся энергия, которую мы используем, не может ощутимо сократить жизнь нашего солнца и истощить запасы внутреннего тепла планеты.

– А не приходило ли вам в голову использовать их как оружие?

Бандер посмотрел на Тревайза так, словно вопрос показался ему в высшей степени идиотским.

– Видимо, ты хотел сказать, что Солярия может противостоять другим планетам, обладая оружием, основанным на преобразовании тепла? Зачем нам это? Даже если бы мы создали оружие, которое превосходит изготовленное на основании других принципов – нам бы это наверняка удалось, – что бы мы приобрели? Власть над другими планетами? Какое нам дело до других планет, когда у нас есть своя собственная, идеальная? Разве мы жаждем владычества над полулюдьми? Зачем они нам? Использовать их на принудительных работах? У нас есть роботы, более пригодные для этих целей, чем полулюди. У нас есть всё. Мы не хотим ничего – только бы нам никто не мешал. А теперь слушай – я расскажу тебе другую историю.

– Давайте, – кивнул Тревайз.

– Двадцать тысяч лет назад, когда полусущества с Земли ринулись в космос, а мы ушли под землю, другие Внешние миры решили бороться с притоком новых колонистов с Земли. И они нанесли удар по Земле.

– По Земле, – эхом отозвался Тревайз, пытаясь скрыть радость от того, что разговор перешел в нужное русло.

– Да, прямо в центр мишени. Разумно в каком-то смысле. Если вы хотите кого-нибудь убить, то метите не в палец, не в колено, а прямо в сердце. И наши собратья космониты, не менее вспыльчивые, чем земляне, ухитрились сжечь с помощью радиации поверхность Земли, так что планета стала совершенно непригодна для жизни.

– Так вот что произошло! – Пелорат сжал кулак и стукнул им по полу. – Я знал, что это не могло быть природным явлением. Как же они это сделали?

– Не имею понятия, – равнодушно ответил Бандер, – но ничего хорошего из этого не вышло. В том-то и смысл моей истории. Поселенцы продолжали плодиться, а космониты вымирали. Они пытались бороться – и исчезли. Мы, соляриане, отступили, отказались от борьбы – и всё ещё живы.

– Поселенцы тоже, – не без сарказма заметил Тревайз.

– Да, но так не будет вечно. Полулюди могут сражаться и суетиться, но в конце концов обречены на вымирание. Пусть пройдут десятки тысяч лет. Мы можем подождать. А когда они вымрут, мы, соляриане, полноценные, совершенно свободные, обретем всю Галактику. И сможем присоединить к нашей планете любую, какую пожелаем.

– А эта история о Земле, – вмешался Пелорат, нетерпеливо щелкая пальцами, – та, что вы нам рассказали, – легенда или правда?

– Кто может сказать наверняка, получеловек Пелорат? Вся история – легенда, более или менее.

– А что говорят об этом ваши записи? Мог бы я просмотреть их, Бандер? Пожалуйста, поймите меня. Легенды, мифы, древние сказания – моя специальность. Я – учёный, это предмет моих исследований, и в особенности – всё, имеющее отношение к Земле.

– Я просто повторяю то, что слышал. – Бандер пожал плечами. – Никаких записей об этом нет. Наши записи касаются только Солярии, а другие планеты упоминаются в них постольку, поскольку имеют к нам какое-то отношение.

– Но Земля наверняка имела к вам отношение.

– Может быть. Но если и так, то было давным-давно, а из всех планет Земля нам была наиболее неприятна. Если у нас и были когда-то какие-то записи о Земле, уверен, они уничтожены в порыве отвращения.

Тревайз сердито скрипнул зубами.

– Неужели вы сами уничтожили записи?

Бандер обернулся к Тревайзу:

– Кроме нас некому.

Пелорат не пожелал оставлять тему разговора.

– Что ещё вы слышали о Земле?

Бандер ненадолго задумался и ответил:

– В молодости я слышал от робота историю о землянине, который посетил Солярию, и о солярианской женщине, которая улетела с ним и стала важной фигурой в Галактике. Однако, по-моему, эта история – выдумка.

– Вы уверены? – Пелорат закусил губу.

– Как тут можно в чём-то быть уверенным? Тем более что это почти немыслимо – чтобы землянин осмелился явиться на Солярию и чтобы Солярия допустила такое вторжение. Ещё менее вероятно, что солярианка – мы тогда, правда, были полулюдьми, но это всё равно – могла добровольно покинуть нашу планету. А теперь пойдёмте, я покажу вам мой дом.

– Ваш дом? – удивилась Блисс. – Разве мы не у вас дома?

– Не совсем. Это всего лишь прихожая. Зал связи. Здесь я вижу других соляриан, когда мне необходимо. Они появляются на экране или в трёхмерном изображении перед экраном. Эта комната – своего рода место встреч и не является частью моего дома. Следуйте за мной.

Бандер зашагал вперёд, не оборачиваясь. Четыре робота вышли из своих ниш, и Тревайз понял, что, если он и его спутники не пойдут за Бандером по доброй воле, роботы вежливо, но настойчиво заставят их это сделать.

Блисс и Пелорат поднялись с пола. Тревайз шёпотом спросил у Блисс:

– Ты заставляешь его говорить?

Блисс сжала его руку и кивнула.

– Я ещё не уверена в его намерениях, – тревожно прошептала она.