Текст книги "Эскимо с Хоккайдо"

Автор книги: Айзек Адамсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

10

Я проснулся. В окошко заглядывал улыбчивый Мамору, человек с рекламы презервативов, клялся беречь и охранять меня. Я выбрался из постели, прошелся по комнате, выпил стакан воды. От воды вреда не будет, подумал я. Стоит нарисовать мультяшного человечка, говорящего такие слова, и готова дорогостоящая реклама.

Вчерашний день был полон вопросов, и, согласно циклическому закону мироздания, мне предстоял день ответов. Для начала я решил позвонить Сэцуко Ниси-мура и рассказать ей про дедушкину визитку с черной птицей. Даже если ей ничего не известно, мне-то какой убыток? Итак, я откопал клейкую бумажку «Привет, киса» с телефоном и набрал номер. Четыре гудка спустя усталый голос откликнулся:

– Моей-моей…7272
  Алло (яп.).


[Закрыть]

– Госпожа Нисимура?

– Ее жалкие останки, – призналась она. – Кто это?

– Билли Чака.

– А! – короткая пауза. В трубке слегка гудело, потрескивало. Мы словно переговаривались через длинный тоннель. – Странно – а я только что про вас думала.

– Неужто?

– Думала, вряд ли вы мне позвоните.

– Вот и ошиблись.

– Да, но ведь это странно, правда? Сначала вы у меня в мыслях – и тут же звонит телефон. А может, не странно. Может, это знамение.

– Давайте перезвоню попозже, когда выберусь из ваших мыслей.

– Смейтесь-смейтесь. Я думаю, это что-то значит…

Я не отважился спросить, что же это такое значит, и девица все равно не сумела бы мне объяснить, так что я предпочел задать другой вопрос:

– Вы сейчас на работе?

– Нет, – сказала она. – Взяла несколько дней отпуска. Нужно время, чтобы привыкнуть, понимаете? Поэтому я снова пошла в парк.

– В тот самый, с утиным прудом?

– Угу.

– Утки еще не прилетели?

– Я не ради уток пришла, – тихо ответила она.

– Да я так просто.

Сэцуко глубоко вздохнула. Я представил себе, как она сидит в заброшенном парке, вспоминает дедушку, а мир вокруг по-прежнему несется с оглушительной скоростью. Вот что забавно: как я ни напрягал воображение, я не мог себе представить человека, который сидел бы на скамейке в парке, думая о Ёси. Все были чересчур заняты: готовили глубоко засекреченные поминальные концерты, заказывали биографии, гадали, зачем он переехал из одной гостиницы в другую, тревожились, как бы полиция не начала задавать неприятные вопросы. Хотелось бы верить, что после моей смерти кто-нибудь придет посидеть на скамейке, будет обо мне вспоминать. Но судя по хаосу, в котором я живу, моя смерть никого не вдохновит на тихую и мирную медитацию.

– Почему вы мне позвонили? – спросила Сэцуко.

– Подумал, не поужинать ли нам. Вы как, не заняты сегодня вечером?

На другом конце тоннеля воцарилось молчание. Я пытался разобрать легкий плеск воды в пруду, но, конечно, ничего не расслышал. Когда девушка заговорила вновь, в голосе ее слышалось сомнение:

– Не знаю. Как-то меня это смущает.

– Это не то, что вы подумали. Я кое-что вспомнил про вашего дедушку. Вам это следует знать. О том, как он умер. В прошлый раз я вам не рассказал.

Госпожа Нисимура сразу оживилась:

– Я так и знала! Я чувствовала: вы от меня что-то скрываете. Не спрашивайте, как я узнала. Узнала – и все. Я всегда такое чувствую. Настроена на чужую волну, понимаете? Почти ясновидящая.

– Ну да. – Лично мне казалось, что она вообще ни на какие волны не настроена. – Так мы сегодня встретимся?

– Хорошо. Где?

– Решайте сами.

Поразмыслив, она предложила итальянский ресторан в Роппонги. Обещала позвонить и заказать столик на двоих.

– Встретимся в семь, – и на этом она повесила трубку.

Убедившись, что телефонные переговоры в это утро идут как никогда удачно, я решил следом звякнуть в «Мощный аккорд Японии». Выслушал автомат, предложивший мне на выбор пятьдесят шесть добавочных номеров, нажал цифры пять и шесть, а затем звездочку. Автомат вежливо поблагодарил и напомнил, что во вторник в киосках появится новый выпуск «Мощного аккорда».

Пока я ждал, мог насладиться «Пикником в бездне». Старая мелодия «Святой стрелы», пронзительная жалоба, в самый раз для похорон. Каждые двадцать секунд диджей перебивал песню и сообщал всем заинтересованным лицам, что эта песня входит в саундтрек «Ниндзяборг II», который можно приобрести в таких-то и таких-то магазинах. Наконец трубку взял живой человек, который старался притвориться записью.

– Со всем почтением я хотел бы расспросить вас о фотографии на обложке последнего номера вашего журнала, – заговорил я на вежливом японском.

– О фотографии «Клуба Кой-Кой»? Эта обложка вызвала массу откликов. По правде сказать…

– Нет, – перебил я, исчерпав запасы любезности. Что-то у меня их маловато с утра оказалось. Наверное, «Семь Ликов Блаженства» тому виной. – Меня интересует обложка с фотографией Ёси.

– Да? Тот номер еще не вышел. Он появится в продаже…

– У меня сигнальный экземпляр.

В трубке раздалось потрескивание. Или мой собеседник так усиленно думал?

– Очень странно. – Послышались еще какие-то тревожные звуки, и наконец он попросил меня описать обложку.

Я так и сделал, со всеми подробностями.

– Пожалуйста, подождите, сэр! – Судя по тому, как взбодрился мой собеседник, он сообразил, как отфутболить меня дальше. Я мысленно препоясался для долгого путешествия по тарай маваси, она же чертова карусель, она же королевский обходной путь. Каждая нация выработала свой маневр, но японцы настолько поднаторели в этом деле, что могли бы зачислить это искусство по разряду драгоценного достояния нации.

Снова щелчок и снова «Пикник в бездне». Ёси продирался через соло с буйным восторгом распоясавшегося подростка, впервые запустившего кирпичом в соседское окно. Дорвался до высокой ноты, медленно, мучительно поднялся еще выше и – водопадом вниз, хлынуло из глотки, аж зубы застучали. Тем временем нарастал фон, побулькивал, закипал и – кульми… – «Святая стрела», «Пикник в бездне», новый горячий саундтрек к «Ниндзяборг II».

– «Мощный аккорд Японии», – радостно прозвенел очередной голос. – Как могу помочь вам зажигать?

Мне пришлось заново повторить все, о чем я уже рассказал первому собеседнику, а новый только похрюкивал, принимая к сведению детали. Дослушав, он сказал:

– Осмелюсь спросить, господин, где вы приобрели это издание?

– Я его не покупал, – соврал я на всякий случай. – Дядя умер и завещал его мне.

– Ясно, – пробормотал парень в трубке. – Довольно странно завещать кому-то журнал, вы не находите?

– А он вообще странный малый. То есть – был странный. Мы его так и звали: Странный Дядюшка. Старый Странный Дядюшка завещал всем родственникам всякие странные штучки.

– Ясно, – повторил тот как попугай.

Воцарилось недолгое молчание. Кажется, парень скрежетал зубами.

– Тот конкретный выпуск журнала, который вы описали, представляет собой прискорбную издательскую ошибку. Он не должен был поступить в продажу. Мы хотели бы приобрести обратно этот экземпляр с целью исправить ситуацию.

– Приобрести обратно?

– Мы готовы предложить за него тридцать пять тысяч йен.

Я-то приготовился выслушать еще трех или четырех человек, пока доберусь до того, кто хотя бы признает существование этого номера, не говоря уж о том, чтобы признать «ошибку». От удивления я пропустил мимо ушей сумму – $350.

– Помимо денежной компенсации мы заменим ваш номер легитимной версией. Если желаете, мы можем предоставить вам следующий выпуск, а также футболку с портретом артиста, которому этот выпуск посвящен. Вы поклонник ККК?

– Чего?

– «Клуба Кой-Кой».

– Как и все, – ответил я. – Однако меня больше волнует Ёси. На обложке вашего журнала видна татуировка у него на плече – какая-то птица. Не могли бы вы рассказать, что это такое?

– Я отнюдь не являюсь экспертом по различным татуировкам, которые делают себе музыканты, – занервничал мой собеседник. – Боюсь, ответить на ваш вопрос будет весьма затруднительно.

«Весьма затруднительно» – для избегающего конфликтов японца это столь же ясный намек, как наше «иди ты куда подальше».

– Но об этой татуировке вы должны что-то знать, потому что на иллюстрациях в «Балагане» она заретуширована. Насколько мне известно, «Балаган» публикуется тем же издательским домом.

– Уверяю вас, я не располагаю никакой информацией о татуировке, – напряженно повторил тот. – Абсолютно никакой.

– Зачем же меня соединили с вами?

– Поймите, пожалуйста, – тон сменился, – издание, которым вы располагаете, не должно было попасть в руки покупателей. Кто бы ни продал его вашему… вашему дяде… нарушил закон и, что еще прискорбнее, способствовал распространению некондиционного товара. Мы крайне смущены. Мы хотели бы исправить ситуацию.

– Отлично. Скажите, кто распорядился убрать птичью татуировку, и я верну вам журнал.

На том конце послышался глухой свист, словно человек стоял у взлетно-посадочной полосы. Может быть, где-то рядом тестировали очередную гитарную установку. Когда представитель журнала наконец заговорил, голос его сделался заметно тише, да и уверенности поубавилось:

– Вы ставите нас в очень затруднительное положение.

– Странный Дядюшка говаривал, что из затруднительного положения всегда бывает легкий выход, – ответил я. – Именно эти слова он произнес на смертном одре: «затруднительное положение» – последний вздох – «легкий выход».

Снова повисло молчание.

Я понял, что поимел его, едва парень заговорил о погоде. Я с готовностью согласился, что декабрь нынче мягкий, и даже намекнул, что в этом имеется заслуга «Мощного аккорда Японии» и его замечательного клиентского сервиса. Еще немного – и мы бы вместе отправились флиртовать с барменшами и перепевать Синатру.

– Мы ценим, что вы проявили понимание в этих неприятных обстоятельствах, – наконец сказал парень. – Вероятно, мы могли бы встретиться и довести дело до благоприятного завершения.

– Может, в «Битой гитаре»?

Снова пауза. Меня снова попросили подождать. Я ждал. «Ниндзяборг II» включал в себя новенькие с пылу с жару хиты «Болеутоляющего», «Джентльменов Фуропи», «Клоуна Д'Арка» и «Жопоголового Сатори». Альбом продавался во всех магазинах, где торговали суперсовременной музыкой.

– «Битая гитара» нас устраивает, – включился голос. – Вы принесете журнал, мы предоставим вам информацию. Я направлю к вам практиканта, Дзюдзо-сан. У него ярко-серебристые волосы и черная футболка «Кровавый дельфин». Дзюдзо-сан будет играть «Токату и фугу»7373
  «Токата и фуга ре минор» Иоганна Себастьяна Баха.


[Закрыть] на гитаре в концертном зале.

– Это музыка из саундтрека «Ниндзяборг II»?

– Вы ее узнаете. Благодарим вас за интерес к «Мощному аккорду Японии», – парень автоматически включил медоточивый голос, предназначенный для клиентов. – Желаем вам наилучших успехов в вашем рубилове.

Выйдя на железнодорожной станции Акихабара, попадаешь в кошмар приболевшего семиотика. От земли до неба – хаос: кандзи, катакана, хирагана и ромадзи,7474
  Кандзи – японское иероглифическое письмо, катакана – иероглифы в уставном начертании, от которых оставлены только фрагменты, хирагана – иероглифы в скорописном начертании, ромадзи – латиница.


[Закрыть] всех размеров, цветов и вольтажей, конкурирующие за внимание публики. Любая поверхность несет свою весть: внизу от руки намалеваны знаки, на гигантских видеоэкранах, взмывающих вверх, точно космические корабли, танцуют и поют персонажи очередного модного мультфильма. В дальнем конце перекрестка с афиши на все это взирал Ковбой Мальборо – судя по лицу, окончательно заблудившийся.

Акихабара – такая же сумятица, как любой азиатский рыбный базар, только с запахами полегче. Эта мекка токийских любителей самодельной электроники возникла во времена Макартура7575
  Дуглас Макартур (1880–1964) – американский генерал, после капитуляции Японии во Второй мировой войне назначенный главнокомандующим союзными оккупационными силами США в Японии.


[Закрыть] в качестве черного рынка для радиолюбителей, а теперь перешла в руки компьютерных отаку, стремящихся построить самый дешевый РС в своем квартале, и таких же доморощенных конструкторов, готовящих идеальную боевую машину к ежегодному чемпионату «Робокон».

Пока я пролагал себе путь сквозь безумие распродаж на обочине, семь разных продавцов проорали мне в ухо: «Самое дешевое ОЗУ в Токио», а болельщицы в ярко-зеленых ветровках тем временем прыгали и скакали на импровизированной сцене, с большим энтузиазмом воспевая новый карманный компьютер «Мини-Секси-Кул». Зазывала в шапке Сайта-Клауса через мегафон умолял меня взглянуть на битые плоские мониторы из Америки – только что с борта самолета, – и очень обиделся, когда я спросил: что, самолет навернулся? Мобильные телефоны повсюду, вырастают сами собой в каждой руке, выложены аккуратными столбиками, навалены кучами на складных столах, словно пестрые кукурузные початки в праздник урожая. Неужели у людей и впрямь столько тем для разговоров? Впрочем, нынче мобильники превратились в биржевые аппараты, глобальную систему навигации, интернет-браузеры, записные книжки и игровые приставки. Пользоваться телефоном для общения стало так же банально, как заниматься сексом ради порождения потомства.

Я заглянул в «Кинко» и сделал несколько цветных ксерокопий обложки с Ёси. Поскольку я собирался еще кое-кого порасспросить насчет татуировки, не следовало отдавать все улики. Выйдя из «Кинко», я завернул за угол и через дорогу увидел «Битую гитару». Даже на фоне десяти миллионов объявлений невозможно было пропустить гигантскую ярко-красную неоновую шестиструнку над входом. Дека состояла из множества телеэкранов, и на каждом беззвучно завывал какой-нибудь рок-кумир.

Автоматические двери раздвинулись, и я вошел. Никто не приветствовал меня ритуальным иррасяимасэ,7676
  Добро пожаловать (яп.).


[Закрыть] но я не обиделся. Три десятка юнцов, подключив к своим инструментам усилители, создавали неистовую какофонию – глухим позавидуешь. Приветствовать в таком шуме гостя – все равно что свистеть во время цунами.

Какой-то паренек пытался обработать на манер Хендрикса японский национальный гимн, но его заглушали густые металлические риффы циркулярной пилы а-ля «Супер Джанки Манки».7777
  «Супер Джанки Манки» (с 1991) – японская поп-рок-группа.


[Закрыть] Еще один паренек, с выбритым на затылке иероглифом «вакантно», стучал по кнопкам автоматического барабана, извлекая звук, похожий на пропущенное сквозь усилитель трепыхание колибри. Рядом с ними тощий дохляк безжалостно теребил струну бас-гитары, все время одну и ту же, без малейших вариаций. В другом конце комнаты смазливая девчонка в небесно-голубом тренировочном костюме аутически жала на «квакушку», а паренек, смахивавший на гламурного Бадди Холли, прислонил голову к усилителю и с блаженной улыбкой впивал каждое шумное содрогание, испускаемое девушкой в голубом.

Друг на друга эти ребятишки не смотрели. Каждый – будто один в собственной детской, растворился в грезах об аншлагах в «Будокане».7878
  «Ниппон Будокан» – огромная спортивная арена в Токио, где проводятся крупнейшие рок-концерты.


[Закрыть]

Грохот обрушивался на меня то с одной, то с другой стороны, я начал терять ориентацию в пространстве и даже равновесие, превратился в мячик в жестоком аудио-пинг-понге. По залу, сложив руки на груди, прогуливался взад-вперед служащий – на лице написана приятная скука, словно он раздумывал, чем займется после смены. Бедный недоумок, должно быть, уже оглох, а то и рехнулся от шума – а может, и то и другое.

И тут я услышал.

Знаменитое вступление к сотням фильмов ужасов, песня, сыгранная столько раз, что вместо нее можно было бы писать на экране субтитры: «тревожная музыка».

Я пошел на этот звук, пробиваясь сквозь кучки подростков, прилипших к стойкам с новейшей цифровой аппаратурой и восьмидорожечными магнитофонами, мимо наваленных грудой африканских ударных и австралийских диджериду,7979
  Духовой инструмент австралийских аборигенов.


[Закрыть] мимо стеллажей с учебными видеокассетами, где на обложках красовались серьезные парни с конскими хвостиками и в ярких манишках.

Парень сидел на половинном стеке «Маршалл», точно среброволосый эльфийский король на престоле. Щуплое тельце изогнулось, обнимая массивную прозрачную и полую гитару, похожую на окаменевшую медузу. Я подошел и встал рядом, но музыкант нырнул в Баха и ничего не замечал вокруг. Когда я похлопал его по плечу, он подпрыгнул, едва не уронив свою медузу.

– Крепкая рука, малыш, – заорал я, перекрикивая шум. – Играешь на похоронах?

Он кинул на меня презрительный взгляд под стать моей реплике.

– Я по поводу журнала, – продолжал я.

Юноша рассеянно кивнул, встряхнул серебристой гривой и вновь заиграл «Токату и фугу», ускоряя темп.

– Я звонил! – надрывался я. – Говорил с твоим боссом.

Он посмотрел на меня так, словно я хотел проверить у него домашнюю работу. Ни одной нотки не пропустил, но с каждым тактом наращивал скорость.

Так он быстро доиграет, решил я и, усевшись поудобнее, стал ждать, любуясь его проворной рукой, скользившей вверх-вниз по струнам, будто заводной танцующий краб.

Он закончил мелодию, и я уважительно кивнул, тем самым еще больше обидев парня. Он положил гитару и выпрямился во весь рост – пять футов пять дюймов благодаря гелю для волос, но если попасть под дождик, останется не более четырех футов и одиннадцати дюймов.

– У меня журнал, – напомнил я, – а что у тебя? Он полез в немецкую военную куртку и вытащил тонкий конверт с логотипом «Мощного аккорда Японии». Я достал журнал, по-прежнему в коричневом бумажном пакете, поклонился и обеими руками протянул его курьеру, чтобы добить его соблюдением этикета.

Он выхватил журнал у меня из рук и перебросил мне конверт. Судя по злобной гримасе, это усилие его доконало.

– Спасибо, – сказал я. – Продолжай пальчики полировать.

Его взгляд стал чуточку менее презрительным. Может быть, парень решил, что для взрослого человека я не так уж плох?

– Вкладывай в свою игру чувство, – добавил я. – Не пытайся играть со скоростью Ингви Мальмстина,8080
  Ингви Мальмстин (Ларе Йохан Ингви Ланнербак, р. 1963) – шведский хард-рок-гитарист, виртуоз.


[Закрыть] не трать время, изучая «Извержение»8181
  Композиция металл-группы «Ван Хален» (с 1974) с первого альбома «Ван Хален» (1978), одно из сложнейших соло на гитаре.


[Закрыть] ноту за нотой, не используй педали вместо подпорок. Главное – найти собственный стиль. А на случай, если мир решит, что еще один гитарист ему не нужен, не бросай школу. Школа – это прекрасно. Усек, пацан?

Челюсть «пацана» отвисла, лицо покраснело, будто помидор. Ну как же, ему пришлось общаться с самым некрутым типом на свете! Я стоял перед ним с широкой ухмылкой на ряшке. Парень осторожно положил гитару и побрел к двери, изо всех сил заставляя себя пританцовывать по-сутенерски, вместо того чтобы опрометью кинуться к выходу. На ближайший месяц я подорвал его репутацию – взрослый человек заговорил с ним прилюдно. Вот и славно.

11

Я позвонил в отель «Рояль» проверить сообщения. Набрав номер комнаты и код, я услышал голос Такэси, который произнес семь заветных слов:

– Мы напали на след. Срочно позвони мне.

Я позвонил Такэси в «Балаган». Не застал его на месте и оставил на автоответчике рекордно короткую фразу из двух слов:

– «Общество Феникса».

Я обнаружил это название в конверте, который передал мне парень в «Битой гитаре». Еще в конверте лежали тридцать пять тысяч йен и копия факса, причем большая часть информации была вымарана черными чернилами. Насколько я понимаю, «Мощный аккорд Японии» выполнил свои обязательства, но только-только.

Значит, «Общество Феникса».

Общий смысл факса: «Общество Феникса» требует снять с обложки татуировку в виде птицы на плече Ёси. Использование этого образа – посягательство на авторские права. Все это излагалось вежливым языком, без угроз, но с очевидным подтекстом: если «Мощный аккорд Японии» не заретуширует на фотографии татуировку, последуют юридические меры. Американцы рассмеялись бы и сказали: «Увидимся в суде», но в Японии дело обстоит по-другому. К суду прибегают лишь в крайнем случае, поскольку самое простое дело тянется годами и обе стороны в процессе разоряются. Японские компании от природы склонны по возможности избегать конфликтов, и «Мощный аккорд Японии» вроде бы ничего не терял, согласившись замаскировать татуировку.

Итак, «Общество Феникса».

Я покрутил в голове это название, однако ничего не выжал. По крайней мере, название есть, и оно, дай только время, много во что превратится. Пусть превращается до вечера, а я тем временем решил направиться в Роппонги на встречу с Сэцуко Нисимура.

Роппонги – сомнительный ночной район Токио неподалеку от большинства посольств иностранных держав. Единственное в Японии место, где я обязательно увижу своих белых собратьев. В восьмидесятые и в начале девяностых это был модный квартал, куда народ стекался ради западного секса, наркотиков и рок-н-ролла. С тех пор Роппонги сделался отстойником, токийским вариантом Тихуаны.

Сара как-то раз сказала, что я не люблю Роппонги за то, что здесь кишат иностранцы, лишая меня иллюзии, будто я уникален. Может, отчасти она права, но, по-моему, я не люблю Роппонги потому, что большинство слоняющихся по кварталу экспатов принадлежат к числу тех, кто проедет полмира и будет все время торчать в спорт-баре, жалуясь на отсталые японские обычаи, заглатывая «Гиннес» пинту за пинтой и громко болея за «Манчестер Юнайтед» или «Сан-Франциско 49».

Этим вечером в Роппонги было довольно тихо, но я знал: как только хлынет ручьем импортное пиво, начнется шум. Следуя указаниям Сэцуко, я разыскал ресторан «Шез Болонья», хорошо известное заведение с весьма странной биографией.

В шестидесятые годы «Шез Болонья» (тогда это было «У Джузеппе») представляла собой пиццерию, по слухам, принадлежавшую мафии. В начале восьмидесятых заведение купил богатый торговец земельными участками в подарок жене, высокообразованной и повидавшей мир женщине по имени Юми Цукияма. Итальянская кухня Цукияме нравилась, но она почему-то невзлюбила итальянский язык. Она решила полностью сменить облик ресторана в соответствии со своими вкусами, перекрестила его в «Шез Болонья» и дала всем итальянским блюдам звучные псевдо-галль-ские имена.

«Шез Болонья» постоянно вызывала нарекания иностранных гостей: дескать, японцы принимают всю Европу за одну большую гомогенную страну (не так ли американцы воспринимают Азию, Латинскую Америку, Африку и прочие места, где маловато белых?), но, сколько бы экспаты ни ворчали, они понимали, что в южно-центральном районе Токио лучшей итальянской кухни им не найти.

А что касается интерьера – о, это совсем другая история. Скажу только, что Юми Цукияма терпеть не могла как итальянский, так и французский декор. Она предпочитала «Лиссабонскую школу», в которой, насколько я понимаю, главным мотивом является рыба. Судя по циферблату над аквариумом, госпожа Нисимура опаздывала уже на полчаса. Вделанный в стену сосуд размером был с опрокинутый набок лифт и битком набит угрями, осьминогами и какими-то неизвестными мне рыбинами. Этим существам было так тесно, что плыть они не могли и только извивались на месте, как пассажиры метро на линии Тобу.

Провожавшая меня к столику официантка была необычайно любезна – должно быть, приняла меня за кого-то другого. Я сидел и ждал Сэцуко, прислушиваясь к плывущим по ресторану мелодиям мягкого джаза и дивясь: с какой стати человек, положивший силы на освоение инструмента, будет играть мягкий джаз? Вероятно, кому-то приходилось это делать под дулом пистолета, но остальные-то почему?

– Извините! – произнесла Сэцуко, и я слегка подпрыгнул. Погрузившись в размышления, я не заметил, как она подошла. – Я опоздала.

На ней была серая шерстяная юбка и тонкий белый свитер, из-под которого выглядывал белый ворот водолазки. Косметика свежая, словно Сэцуко обновила ее по пути в ресторан. Ничем не замечательный наряд, городская униформа, какую можно приобрести за пять минут в любом из бесчисленных дэпато8282
  Универмаг (искаж. англ. department).


[Закрыть] по всему городу. Однако на Сэцуко этот костюм смотрелся гораздо лучше, чем дорогое вечернее платье или стильный прикид.

Я поднялся и пододвинул ей стул. Девушка села, плотно сжав ноги, аккуратно уложила на колени черную сумочку. Я устроился напротив.

– Надеюсь, я не заставила вас долго ждать.

– Перестаньте извиняться, – сказал я. – А то я заважничаю.

Подошла официантка. Сэцуко заказала холодный ячменный чай, а я – кока-колу без льда. Обычно я пью со льдом, как все нормальные люди, но в этот раз решил поинтересничать.

– Хорошо выглядите, – сказал я и тут же уточнил: – То есть – похоже, что вы неплохо справляетесь.

– Вы слишком любезны, – слегка покраснела она. – По правде говоря, в последнее время я плохо сплю. Но это, я думаю, нормально, да?

Я кивнул. Не спать ночью, спать весь день напролет, потерять аппетит или свински обжираться – скорбь проявляется по-разному, и всякая реакция нормальна. Утрата нарушает обычное течение жизни – это все равно что влюбиться или бросить курить.

Официантка принесла меню. Сэцуко развернула свое и спряталась за ним, словно изучая тайную инструкцию: как поддерживать вежливую беседу с иностранцем, который присутствовал при смерти вашего деда. Своей застенчивостью девушка напомнила мне Мэй Лин Чоу, победительницу Тихоокеанского Чемпионата Кровавых Кулаков среди женщин 1992 года. Чоу была тиха и кротка, причем совершенно очаровательна, если ее разговорить. К несчастью, большинство собеседников не могли оторвать взгляд от двух страшных кусков мяса, в которые превратились ее руки. Она все время о них помнила, и это мешало ей общаться. Чоу стала надевать перчатки, прятать руки за спиной, чтобы никто их не видел. В конце концов она не выдержала, бросила «кровавые кулаки» и вернулась к отцу на свиноферму под Анканом. Я ехал три дня по грязи, чтобы выслушать ее точку зрения. Когда я добрался до нее, Чоу поглядела на меня, как на идиота, и сказала только: «Свиньям наплевать, какие у меня руки».

– Что-то не так? – спросила Сэцуко.

– Вы когда-нибудь участвовали в «кровавых кулаках»?

Сэцуко поглядела на меня искоса.

– Простите, вы немного ненормальный, а? – робко осведомилась она. – Если так, ничего страшного. Я не боюсь ненормальных. Дедушка был такой странный. Вы и сами, наверное, знаете.

– Полагаю, в отель «Кис-Кис» нормальных на работу не берут.

– Я в отеле никогда не бывала. Вы долго там прожили?

– Два дня.

– Зачем вы вообще туда приехали?

– В отпуск.

– Вы проехали такой путь, чтобы провести два дня в маленьком городке на Хоккайдо? – нахмурилась она.

– Неожиданный отпуск. Меня заставили. Девушка надула губы и наморщила лоб. Да уж, странный парень, – должно быть, подумала она.

– А в Токио? Опять вынужденный отпуск?

– Нет. Готовлю статью о Ёси.

– О ком?

– О Ёсимуре Фукудзацу, солисте и гитаристе «Святой стрелы». Недавно скончавшаяся рок-звезда. Кстати, он умер в одну ночь с вашим дедом. Вы никогда не слышали о Ёси?

Прежде чем Сэцуко успела ответить, подошла официантка. Сэцуко заказала блюдо под названием la BelleDame Sans Fromage8383
  Прекрасная дама без сыра (фр.).


[Закрыть] (что бы это могло быть?), а я попросил тарелку добрых старых спагетти, которые тут подавались под псевдонимом les Nouilles Discrиtes du Bourgeoisie.8484
  Скромная лапша буржуазии (фр.).


[Закрыть] Официантка улыбнулась и двинулась прочь мелкими шажками, словно была одета в кимоно, а не в желтые слаксы.

Мы с Сэцуко пытались поддержать светскую беседу: погода, политические новости Японии, политические новости Соединенных Штатов. Спотыкающийся разговор, но я все-таки был рад оказаться в столь заурядной ситуации. Хватит с меня рок-звезд, увлекающихся кикбоксингом, шведских стриптизерок, украшенных шрамами владельцев студий и наркодельцов по прозвищу Санта. Нормальный парень с нормальной девушкой в нормальном ресторане. Плохой джаз безобидно растекается в воздухе, ненавязчивый, почти незаметный. Но как бы ни была приятна эта сцена, я понимал: счастье не надолго. Нормальность начала растворяться, едва Сэцуко вновь завела разговор об отеле «Кис-Кис».

– Дедушка говорил мне, что в отеле много кошек, – начала она. – Кошки – высокодуховные существа. Очень мудрые. Они все понимают, только виду не подают. Говорят, все писатели любят кошек. Кошка – так я слышала, – лучший друг писателя.

– Да, так говорят.

– Может быть, кошки мудры оттого, что им приходится прожить много жизней, а человеку – только одну, – сказала Сэцуко. Призадумавшись на миг, она продолжала: – Но, по правде сказать, я в это не верю. То есть – что мы живем только один раз. Я думаю, люди тоже имеют много жизней. Без начала, без конца. Одна жизнь переходит в другую, снова и снова, до конца времен.

– Красивая мысль, – сказал я. Что-то в этой философии показалось мне знакомым. Потом я сообразил: Дневной Менеджер в отеле «Кис-Кис» рассуждал примерно о том же, когда я выписывался из гостиницы. Возможно, это распространенное в Японии поверье.

– Вот вы как считаете: что происходит с человеком, когда он умирает?

Я только плечами пожал.

– И вам не интересно?

Пока я подыскивал вежливый и нейтральный ответ, девушка перегнулась через стол и прошептала:

– Я вам уже сказала, во что я верю. Но у этого есть оборотная сторона. Мне кажется, иногда что-то не складывается, понимаете? И тогда умершие застревают. Духи остаются бродить среди живых. Они видят, что мы делаем, как живем. Они всегда рядом, молча наблюдают за нашими решениями. Постоянно следят за нами.

Вроде маркетингового исследования. Этот комментарий я ухитрился вовремя проглотить.

– Сэцуко, – заговорил я, – насчет вашего дедушки…

– Вот почему вы позвонили, – перебила она. – Я вам говорила, у меня особая интуиция. Дар. Я знаю, почему вы сегодня ощутили необходимость встретиться со мной.

– Почему же?

– Дух моего деда вступил с вами в контакт.

Она пристально смотрела на меня, дожидаясь реакции.

– Не совсем, – возразил я. – Во всяком случае, мне об этом ничего не известно.

– Вы не поэтому позвонили?

Я покачал головой. Сэцуко, видимо, была разочарована. Оттого ли, что ошиблась, или оттого, что дух дедушки не вступал в контакт, – сказать затрудняюсь. Я не знал, как приступить к рассказу, а потому достал ламинированное удостоверение Ночного Портье и перебросил его через стол. Сэцуко обеими руками схватила карточку, перевернула и осмотрела с недоумением.

– Что это? – спросила она.

– Думаю, удостоверение клиента неотложной медицинской помощи. В тот вечер, когда ваш дедушка умер, он вытащил из кармана эту карточку и, насколько я понял, хотел, чтобы я позвонил по номеру, который там напечатан. Я звонил несколько раз, но никто не отвечал. И вот еще что я хотел вам показать.

Я вынул фотокопию обложки «Мощного аккорда Японии» и тоже протянул Сэцуко. Когда она присмотрелась, краска отхлынула с ее лица. Глаза девушки метались от карточки к фотокопии и обратно.

– Ничего не понимаю, – пробормотала она.

– Посмотрите на татуировку. На птицу. Парень с татуировкой – Ёси, рок-звезда. Он умер в ту же ночь, что и ваш дедушка. Но эта фотография так и не попала в прессу. Кто-то распорядился, чтобы татуировку заретушировали. Я выяснил, что логотип с птицей принадлежит компании, которая называется «Общество Феникса». Вам это что-то говорит?

Девушка прикрыла глаза и медленно покачала головой.

– Ничего. Совершенно ничего, – сказала она. Явился помощник официанта. Мы с Сэцуко молчали, пока он не умчался прочь, наполнив наши стаканы.

– В ту ночь, когда умер Ёси, произошли странные события, – продолжал я. – Мне кажется, эта компания, «Общество Феникса», имеет к ним какое-то отношение. Я пока не разобрался, как и почему, однако…

– Прошу вас, – прошептала девушка, – этот Ёси меня не интересует. Перестаньте говорить о нем.

– Но как же вы не понимаете? Дело не только в Ёси. Перед смертью ваш дед сказал нечто странное. В тот момент я особо не задумывался, но когда я в очередной раз набрал номер, он сказал: «Они не идут». Может быть, вы знаете…