Текст книги "Персиковое дерево"

Автор книги: Айрин Дэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

Местность он знал неплохо, но было это при свете дня и довольно давно. Поэтому то, что в конце концов он таки обнаружил знакомую полуразвалившуюся арку с проходом в несколько ступенек вниз и обшарпанной дверью в конце этой маленькой лестницы, было скорее везением, чем результатом точного расчета. Или чем-то большим, чем простое везение, если кто-то там, наверху, не потерял еще свою заинтересованность.

Прикинув время по неукротимо светлеющему небу, Конан выбрал из множества условных стуков нужный и постучал. Он был уверен, что за дверью дежурят. Ночь – время воров. Они отсыпаются днем, а ночью бодрствуют. Главное – не перепутать условный сигнал, эти сигналы были разными для разных дней недели и даже времени суток, и Конан был не совсем уверен, что вспомнил правильно. На всякий случай отодвинул девушку себе за спину, хотя и понимал ненадежность подобной защиты, если сигнал не сработает.

Сигнал сработал – дверь открылась, и в лицо ему ударил показавшийся ослепительным свет факела. Конан торопливо поднял перед лицом обе ладони, сложив пальцы в знак «прошу укрытия». Факел чуть отодвинули.

Стоявший между парой громил бритоголовый старичок понимающе хмыкнул, но уходить в сторону, давая чужаку пройти, пока что-то не собирался. Правила за последние годы, похоже, несколько ужесточились, или просто новая конановская внешность доверия не внушала. Конан вздохнул. Вытолкнул вперед девушку. Громилы заинтересованно шевельнулись и Конан заторопился, грубовато развернул ее к себе спиной и отдирая от ее кофточки узел с ее побрякушками – он привязал его туда еще под стеной, чтобы было легче тащить. Снова оттолкнул ее себе за спину и протянул узел старику.

Старик узел принял вполне благосклонно, взвесил на сухонькой ручке, пошамкал сухонькими губами и, наконец, благосклонно улыбнулся и кивнул, бросив:

– Асталис, проводи гостя.

Громилы расслабились. Один из них – тот, что держал факел, – приглашающее махнул рукой и отступил вглубь коридора. Старик отодвинулся в противоположную сторону, освобождая проход. Конан с девушкой пошли вслед за выделенным провожатым. За их спиной скрипнула закрывающаяся дверь и заскрежетали засовы – их было неожиданно много для такой непритязательной и обшарпанной на вид двери.

* * *

– Я должен вернуться во внутренний сад.

Она молчала. Комнатушка, которую им выделили, была очень маленькой и низкой, в ней можно было только сидеть на двух лежанках или стоять в узком проходе между ними – боком и пригибаясь. Они предпочли сидеть. Двери у комнаты не было, как и почти у всех комнат. Проходя по узкому коридору, они могли наблюдать жизнь идущую во множестве подобных каморок. Кто-то спал, кто-то ел или пил или готовился к выходу на дело. В комнате напротив занимались любовью – лениво и основательно. Им было некуда торопиться.

В отличие от Конана.

Вообще-то, Конан предпочел бы не сидеть, а очень быстро идти, возможно даже – бежать, по направлению к этому самому купеческому саду. Он буквально физически ощущал, как утекает песком сквозь пальцы время короткой летней ночи. Если уж начал что-то делать – сделай это до конца и сделай хорошо. Он не привык бросать начатое дело на середине. Но иногда невозможно закончить два дела одновременно, и приходится выбирать, какому отдать временное предпочтение…

– Мне надо забрать там одну… вещь. Меня наняли, чтобы ее забрать. Бывший хозяин. Ее у него тоже украли. Как и тебя. Постараюсь вернуться до рассвета. Если же… не успею – не страшно. Я поговорил с местным заправилой, он поможет передать свиток твоему мужу. Мне пора.

Она смотрела на него, широко открыв глаза. Личико ее страдальчески кривилось. Ему показалось, что она по вечной женской привычке начнет возражать, жаловаться или задавать глупые и отнимающее время вопросы. Она действительно спросила, но вопрос ее был неожиданен.

– Больно? – спросила она, – Тебе снова больно, да?..

Вот те раз! А он-то полагал, что сумел сохранить невозмутимое выражение лица и ни разу не поморщиться. Боль действительно возвращалась, усиливаясь с каждой минутой, и это было совсем некстати. Впрочем, он привык игнорировать боль, так что вряд ли это неприятное обстоятельство так уж сильно отразится на его сегодняшней работоспособности.

Он попытался отмахнуться и встать, но девушка не дала, с неожиданной ловкостью и силой толкнув его обратно на лежанку.

– Подожди, я сейчас ее уберу! Это несложно, должна же я хоть что-то… не бойся, это недолго, ты все успеешь…

Она, закусив нижнюю губку, начала было торопливо расстегивать на груди свою короткую кофточку. Конан наблюдал за этими ее действиями, несколько оторопев. С одной стороны, он никогда не возражал, когда в его присутствии молодые красивые девушки снимали с себя не только кофточки, но сейчас было это несколько не ко времени. Да и сам Конан был, как бы это сказать, не совсем в подходящем для подобного состоянии, даже забудь он об этом – нарастающая боль быстренько бы ему напомнила. Но с другой стороны – как-то непохоже, чтобы она решила вдруг напоследок покуражиться…

Девушка расстегнула уже все пуговки, но вдруг опомнилась. Мило покраснела и попросила:

– Закрой глаза!

Конан послушно зажмурил глаза, продолжая наблюдать за происходящим сквозь опущенные ресницы. Не то, чтобы подозревал он эту девушку в каком-то изощренном коварстве – просто было любопытно.

Подозрительно поглядывая ему в лицо, девушка распахнула кофточку. Похоже, Конану вполне удалось сохранить внешнюю невозмутимость, и она, уверившись, что он не подглядывает, перестала медлить и сомневаться. Сосредоточенно нахмурившись, она обхватила двумя ладонями свою левую грудь, наклонилась к Конану так, что маленький темный сосок почти коснулся его кожи на груди, и надавила – сильно, обеими ладонями одновременно.

Только собрав в кулак все свое самообладание, Конану удалось не отшатнуться, когда тугая белая струйка ударила ему в грудь, и теплые капли потекли по коже, оставляя за собой белесые вертикальные полоски.

* * *

Минуты три девушка рисовала молоком на груди у Конана затейливый узор, попеременно используя то левую, то правую грудь в непонятной Конану последовательности и что-то приговаривая. Потом осмотрела творение рук своих – и не только… хм… рук – и, похоже, осталась довольна. Впрочем, Конан и без ее одобрения знал, что волшебство удалось – боль исчезла. Он даже не заметил, когда именно это произошло, настолько был поглощен ее манипуляциями, просто вдруг обнаружил, что опять ничего у него не болит – так, саднит только немного. Забавный способ колдовства. Интересно, а что будет с тем, кто этого молока глотнет? Вряд ли он просто не станет более болеть, тут наверняка много всего намешано, и молоко это не только боль устранять сумеет в опытных… хм… руках.

Конан открыл глаза. Встал, неловко поклонившись. Она могла подумать, что это он просто из-за низкого потолка, и потому Конан добавил:

– Благодарю.

Еще раз поклонился. Вышел в коридор, пятясь.

Девушка успела застегнуться и теперь сидела, улыбаясь, явно довольная проделанной работой.

– И тебе спасибо, наемник! Персиковое Дерево будет просить о тебе всех богов, которых знает, хоть и не знает твоего имени. Но ведь имя для богов не важно, правда? Кто-нибудь из них тебе обязательно сегодня поможет, ведь они уже один раз помогли мне, откликнулись, значит – и сегодня помогут!

Конан кивнул, еще раз поразившись про себя ее наивной вере. Сам-то он давно не ждал от богов ничего особо хорошего, вполне резонно предполагая, что помогают и вредят людям небожители не по доброте или злобе душевной, а исключительно для забавы, от скуки, так сказать. Что-то в ее последних словах его царапнуло, но он не любил думать сразу о многом. А сейчас следовало думать о предстоящем деле.

Он успел сделать по коридорчику с полдюжины шагов и дойти до входа в крупную камору, в углу которой что-то обсуждали с сухоньким старичком два господина вполне почтенной наружности и один скользкий юноша, и даже кивнуть тем из них, кто к нему обернулся, вполне успел.

Прежде, чем понял.

Обратно он вернулся в три прыжка.

– Что ты сказала?!!

Она испуганно шарахнулась к стенке, округлив рот в беззвучном крике. Конан зарычал – правда, мысленно. Потому что опомнился вовремя.

С детьми и испуганными женщинами так нельзя, нельзя на них рявкать, угрожающе нависая, от этого они только больше пугаются и замыкаются в себе. С ними лучше говорить негромко и спокойно, опустившись на их уровень. Цели, конечно, не хочешь ты их окончательно запугать, а хочешь добиться чего-то эффективно и быстро.

Конан заставил себя сесть – так его голова оказалась почти на уровне ее. Спросил, стараясь, чтобы голос звучал как можно миролюбивее и спокойнее:

– Ты обещала, что обо мне кто-то будет просить богов… А кто именно будет обо мне просить богов?..

Она сглотнула, понемногу успокаиваясь. Села прямее:

– Я… я уже начала, когда ты…

– Нет, – он покачал головой, – Ты назвала какое-то имя…

– Персиковое Дерево? Ну да… Меня так зовут… Красивое имя, правда? Ты не сказал своего имени и не спрашивал, как меня зовут, а мне так хотелось, чтобы ты знал…

– Подожди, – попросил Конан, окончательно шалея и еще не до конца убежденный, – Но, если ты – Персиковое Дерево, то где же твои персики?

Она замолчала и смущенно прижала обе ладошки к груди. Она очень мило краснела, когда смущалась…

М-да…

Вот так, значит.

Значит, вот…

А он еще, по простоте душевной, предлагал плоды эти оторвать – для облегчения, так сказать, доставки! – и притащить отдельно. От всего, стало быть, остального… Хорошо еще, что у молодого принца Джамаля хорошее чувство юмора. Говорил бы принц на нормальном языке – было бы понятно, что Персиковое Дерево это просто имя. И Эрлик побери этого мерзкого старикашку-толмача, со всеми его иносказаниями и недомолвками, принятыми в Туране!..

– Тогда нам обоим пора. Я отведу тебя… в другое место. Там тебе будет лучше.

– А как же твое дело? Ты же хотел вернуться в сад за какой-то вещью…

– По пути объясню. Только сначала… сумеешь одеться?

Он размотал с пояса и протянул ей шелковое полотнище. Не потому даже, что изначально нанявшим его Джамалем именно для обертывания… скажем так, – ствола Персикового Дерева эта самая тряпка и была предназначена. Просто – так было правильно. В конце концов, в связи с вновь открывшимися обстоятельствами ему оно больше было не нужно, а ей теперь, что же, так и ходить по городу в своем легкомысленном наряде?..

* * *

– Как все это удивительно! – голосок Персикового Дерева был мечтательным. – Словно в старинных песнях.

С точки зрения Конана гораздо удивительнее было то, что за какие-то пятнадцать минут и при помощи всего-то пары веревочек и нескольких вопрошенных у обитателей притона бронзовых булавок она умудрилась смастерить из шелкового полотнища вполне пристойный наряд. Теперь они выглядели вполне приличной парой – идущая по какой-то своей надобности знатная госпожа и ее сопровождающий – то ли охранник, то ли тюремщик. Или – и то и другое сразу, как у них тут принято.

Ткани хватило даже на головную накидку, которой местным жительницам предписывалось закрывать лицо в присутствии посторонних мужчин или просто на улице.

Пока что дорога была пустынна, и она легкомысленно откинула этот кусок материи на плечо. Но скоро он вполне мог пригодиться – огромная луна потихоньку бледнела на розовеющем небе и уже кричали где-то первые петухи. Скоро, вторя им, зазвенят колокольчики утренних водоносов и город начнет просыпаться…

Впрочем, до нужного дома оставалось идти совсем чуть-чуть.

На этот раз он вышел к дому четко – прошло всего шесть дней, да и рассвет уже явственно вступал в свои права. Он довел ее до самых дверей. Остановился.

– Дальше пойдешь одна. Стучи. Мужу скажешь, что Конан-варвар за деньгами завтра придет.

И, видя, как округлились ее глаза и рот в уже готовом сорваться протесте, сам несколько раз грохнул по двери кулаком. И быстрым шагом пошел вдоль улицы, не оборачиваясь.

Он слышал за спиной неясные голоса, скрип открываемой двери, женские возгласы, оханья, чей-то торопливый топот, еще какую-то суету. Но обернулся лишь, дойдя до угла.

Улица была пуста.

* * *

Практически не замеченный полусонной с утра пораньше стражей, Конан покинул город через западные ворота.

Он выбрал эти ворота не из каких-то принципиальных соображений. Просто снятый Джамалем скромный домишко находился на самой окраине Шадизара, в двух минутах ходьбы именно от западных ворот. Этим и только этим обстоятельством и был обусловлен конановский выбор. А то, что в какой-то паре полетов стрелы от этих ворот обнаружилась уютная рощица с небольшим родниковым ручейком в тенистой своей глубине, оказалось приятным дополнением. Вообще-то он собирался дойти до ближайшего постоялого двора с колодцем, и провести церемонию там, но рощица тоже вполне подходила.

Если быть откровенным, она подходила даже больше, поскольку не имела обыкновения совать нос в чужие дела, в отличие от хозяев постоялых дворов…

Конан напился – вода была ледяная, от нее сразу же заломило зубы. Наломал небольшую кучку сухих веток – много ему сегодня не требовалось, не обед варить собирался. Достал из пояса огниво и развел крохотный костерок. Потом снял пояс и положил его на землю – с противоположной стороны. Костра. Зачерпывая воду ладонями, тщательно вымылся – целиком, аккуратно смывая с кожи дорожную пыль, а заодно и все следы волшебного молока. Хотел было отодрать присохшую к ране повязку, но не стал, решив, что с этим пусть лучше законный владелец разбирается. Размочил только как следует – все же не звери мы.

Боль вернулась мгновенно, после смывания первой же липкой полоски – но он был готов и даже не поморщился, довершив умывание до конца. Разве что напряженная улыбочка стала немного более кривой, чем раньше.

Боль не могла ему помешать. Подумаешь, боль? Ерунда.

Он зачерпнул сложенной ковшиком левой ладонью немного воды, положил туда же щепотку земли, а правой рукой достал из костра горящую веточку. Сказал негромко:

– У перекрестка трех дорог призываю четыре стихии в свидетели: я выполнил условия.

После чего затушил веточку прямо в грязевой кашице на ладони и дунул на зашипевший уголек.

* * *

Порывом ветра взъерошило волосы, плеснула вода под корягой, крохотный костерок выстрелил в небо длинным языком пламени. Показалось даже, что земля под ягодицами слегка шевельнулась, подтверждая, что и она – услышала..

С другой стороны костра возник прямо из воздуха и неловко плюхнулся на землю человек. Взвыл – в падении он, кажется, не совсем удачно подвернул ногу. Вслушиваясь в витиеватые ругательства, Конан восхищенно прицокнул языком – что-что, а сквернословить за свои триста лет мажонок научился преизрядно.

– Что, не мог еще денек потерпеть? – спросил маг сварливо, прекратив, наконец, ругаться. Судя по несколько растрепанному виду и следам используемой жрицами Дэркето краски для губ на шее, у него и впрямь были причины для недовольства. Впрочем, он даже и не подозревал, насколько веские причины для недовольства у него имеются на самом деле – иначе бы не прекратил ругаться так скоро.

– Ну, проиграл… бывает. Я что – возражаю? Я честно признаю! В чужом теле трудно колдовать, но я сегодня еще ночью почувствовал – проиграл. Но мы же на семь дней уговаривались! А семь дней кончаются только завтра! Что за варварская мелочность – даже напоследок не дать несчастному человеку как следует вкусить удовольствий…

Странно, но собственный голос показался Конану довольно противным. Этот трехсотлетний брюзга даже красивый и сочный низкий конановский тембр сумел превратить в надтреснуто дребезжащую мерзость. Внезапно лицо мага – такое знакомое лицо! – вытянулось.

– Что это? – спросил он севшим голосом.

Конан проследил направление его взгляда и обнаружил на влажной набедренной повязке проступающее розоватое пятно. Усмехнулся:

– А, это… Поздравляю. Теперь ты евнух.

Маг стал желтовато-серым. Похоже, именно так выглядит бледность, проступившая под бронзовым загаром. Зрелище было интересным pi ранее не виданным – самому Конану как-то бледнеть не доводилось. Маг судорожно облизал губы. Спросил с безумной надеждой:

– Ты нарушил условия?

Конан с усмешкой покачал головой. Развернул ладонь с облепленным грязью угольком так, чтобы магу было видно – стихии никогда не подтвердили бы его право, нарушь он условия сделки.

Но маг был явно в ступоре, смотрел ничего не понимающим взглядом, тряс головой. Пришлось повторить уже вслух:

– Я выполнил условия. И теперь хочу обратно свое тело. Меняемся?

И слегка повернул ладонь над костром, намереваясь стряхнуть туда уголек.

– Стой!!!

Маг буквально рухнул вперед, обхватив конановскую ладонь обеими своими – пока еще своими! – огромными ладонями и не давая угольку упасть.

– Подожди! Так нельзя!

Не отпуская руки, он быстро-быстро заелозил коленями и пополз вокруг костра – поближе к Конану, чтобы было удобнее заглядывать ему в лицо. Снизу вверх заглядывать, в униженном жесте поднося так и не отпущенную руку чуть ли не к губам – для этого магу пришлось согнуться в три погибели и до предела вывернуть шею.

– Я же не смогу колдовать! Понимаешь? Невозможно, если нарушена физическая цельность тела, понимаешь?! Особенно – если так серьезно!

И, видя, что Конан не собирается проникаться всей серьезностью положения, сорвался на визг:

– Я же буду тебе совершенно бесполезен, и-и-и..!!!

Кажется, он в последнюю секунду удержался, чтобы не назвать Конана каким-то плохим словом. Конан пожал плечами.

– А ты мне и так не очень-то… пригодился.

– Ты не понимаешь! – забормотал маг, поглаживая конановский кулак, голос его был заискивающим и вкрадчивым, – ты не понимаешь… я же теперь твой раб, понимаешь? Я целую зиму буду делать все, что ты захочешь! Все-все-все! Я буду колдовать для тебя, понимаешь? Тебе не надо будет работать! У тебя всегда будет еда! Сколько захочешь! И вино! И женщины! Хочешь стать правителем? Любого города! Да хотя бы вот этого, как его…

– Да зачем сдался мне этот вонючий город?! – Конан вырвал свой кулак из цепких ручонок.

Маг согласился мгновенно, не споря:

– И не надо, и правильно – зачем тебе город? Я могу сделать тебя королем! Хочешь?

Он с надеждой вгляделся Конану в лицо, но, похоже, не разглядел там ничего утешительного, обреченно вздохнул, закивал мелко и униженно:

– Понимаю… ты, конечно, варвар, но не глупец… я предложил тебе очень мало… признаю. Хорошо! Десять зим?.. нет, пожалуй, десять зим тоже как-то… Хорошо. – Он еще раз вздохнул и решился: – Пятьдесят. Пятьдесят зим здоровой, богатой, интересной жизни. Мы заключим новую сделку. Я стану твоим рабом на пятьдесят зим. Даже для меня это – много, но альтернатива куда ужасней. Ты в своей варварской простоте даже понять не способен – насколько ужасней… я ведь стану совершенно беспомощным! Совершенно, понимаешь? Зачем тебе нужен беспомощный увечный раб? Тебе ведь просто нужно это тело, да? – он улыбнулся, жалко и заискивающе. – Нет проблем! Ты его получишь. Только… сначала найдем еще одного человека. Сделаем тройной обмен. Ты получишь свое тело назад, а я – этого, постороннего. Бедолага, правда, какое-то время помучается, но это ведь ненадолго! В чужом теле трудно колдовать, но все-таки можно, я быстро приведу свое тело в норму, если… если только не буду сам в нем находиться. И я буду полезен тебе. Целых пятьдесят зим! Это больше, чем ты вообще мог бы надеяться прожить, при твоей-то жизни, ты что, не понимаешь?!!

– Наверное. – Конан пожал плечами, вставая и отряхивая руки от всякой налипшей дряни. – Я же варвар. Обмен.

– Н-е-е-е-т!!! – завизжал маг, тоже пытаясь вскочить, но оскальзываясь на влажной глинистой земле. – Пойми! Я могу быть полезен! Зачем тебе беспомощный раб?!!

Голос его сорвался на вой, но слово уже было произнесено, а позаимствованные на время стихии – возвращены самим себе. И в следующий миг уже Конан сидел, нелепо раскорячившись, у костра, царапая по инерции ногтями глинистую почву. Он тряхнул головой, прислушиваясь к себе с некоторой тревогой – мало ли чего мог за шесть дней учинить не слишком-то заботящийся о сохранности временного обиталища постоялец? Но никаких особых несообразностей не заметил. Правда, очень хотелось есть. Но есть ему всегда хотелось, это просто за почти недельное пребывание в чужом теле он слегка отвык от постоянности этого желания, вот и отметил с непривычки.

А еще очень хотелось заткнуть чем-нибудь мага.

Потому что маг выл.

Монотонно, надсадно, с надрывом и всхлипами на вдохах.

Он рухнул на землю сразу же после обмена, начав выть еще в падении, и теперь катался по ней, скорчившись и прижимая обе руки к промежности. И – выл…

Конану стало противно. Ему всегда были отвратительны мужчины, настолько не умеющие переносить боль. Пусть даже и довольно сильную, но ведь не смертельную же, в конце-то концов? Если ты мужчина – стисни зубы и делай то, что должен делать мужчина, а выть и кататься по земле – не мужское это занятие.

– Заткнись, – бросил он вяло. В ушах уже свербило.

Маг замолчал – мгновенно, словно ему перерезали голосовые связки. Только крутиться и корчиться стал в два раза активнее, словно червяк на раскаленном камне – похоже, без воплей терпеть ему было совсем уж невыносимо. Но Конану почему-то не было его жалко.

Ну вот ни капельки!

Наклонившись, он поднял заранее положенный у костра пояс. Отряхнул его от налипших травинок, спрятал в потаенный кармашек огниво. Застегнул на талии – поверх нацепленного магом шитого золотом безобразия с пряжкой, украшенной чуть ли не дюжиной крупных драгоценных камней. Ничего, до первого перекупщика… в привешенном к этому золотому недоразумению кошеле тоже что-то позвякивало весьма увесисто, и это настроило Конана на философский лад.

– Ты так и не понял, – сказал он примирительно, глядя сверху вниз на беззвучно хватающего воздух ртом мага. – Мне вообще не нужны рабы. Вообще, понимаешь?

И зашагал по дороге к западным городским воротам.

Конечно, обещался он быть у принца Джамаля только завтра. И, на первый взгляд, как-то даже невежливо прерывать долгожданную встречу двух исстрадавшихся в разлуке сердец и прочих частей тела, да и хороший он, вроде бы человек, не склонный нарушать данное слово… но…

Принц Джамаль был нанимателем.

А за долгое время своего общения с разнообразными нанимателями Конан на собственном горьком опыте убедился, что большинство из них почему-то обладают очень короткой памятью. Сегодня он тебе благодарен несказанно и счастлив, а завтра – кто его знает? Зачем лишний раз вводить людей в искушение?

Следовало поторопиться, пока благодарственные чувства наследника Джамаля еще горячи, а в светлую голову его не пришла мудрая мысль о целесообразности поспешного отъезда на родину. А то ищи его потом, во дворец пробирайся, от стражников отмахивайся.

Конан ускорил шаг…