Текст книги "Полная хрестоматия для начальной школы. 2 класс"
Автор книги: авторов Коллектив
Соавторы: Николай Белов
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Бежит мимо Мышка:
– Пустите меня под грибок! Вода с меня ручьем течет.
– Куда же мы тебя пустим? Тут и места нет.
– Потеснитесь немножко!
Потеснились – пустили мышку под грибок.
А дождь все льет и не перестает…
Мимо гриба Воробей скачет и плачет:
– Намокли перышки, устали крылышки! Пустите меня под грибок обсохнуть, отдохнуть, дождик переждать!
– Тут места нет.
– Подвиньтесь, пожалуйста!
– Ладно.
Подвинулись – нашлось Воробью место.
И тут Заяц на полянку выскочил, увидел гриб.
– Спрячьте, – кричит, – спасите! За мной Лиса гонится!
– Жалко Зайца, – говорит Муравей. – Давайте еще потеснимся.
Только спрятали Зайца – Лиса прибежала.
– Зайца не видели? – спрашивает.
– Не видели.
Подошла Лиса поближе, понюхала:
– Не тут ли он спрятался?
– Где ему тут спрятаться!
Махнула Лиса хвостом и ушла.
К тому времени дождик прошел – солнышко выглянуло.
Вылезли все из-под гриба – радуются.
Муравей задумался и говорит:
– Как же так? Раньше мне одному под грибом тесно было, а теперь всем пятерым место нашлось!
– Ква-ха-ха! Ква-ха-ха! – засмеялся кто-то.
Все посмотрели: на шляпке гриба сидит Лягушка и хохочет:
– Эх, вы! Гриб-то…
Не досказала и ускакала.
Посмотрели все на гриб и тут догадались, почему сначала одному под грибом тесно было, а потом и пятерым место нашлось.
А вы догадались?
Ирина Петровна ТОКМАКОВА (р. 1929)
Усни-трава
Дальний лес стоит стеной.
А в лесу, в глуши лесной,
На суку сидит сова.
Там растет усни-трава.
Говорят, усни-трава
Знает сонные слова.
Как шепнет свои слова,
Сразу никнет голова.
Я сегодня у совы
Попрошу такой травы:
Пусть тебе усни-трава
Скажет сонные слова.
Саша Чёрный (Александр Михайлович Гликберг) (1880 – 1932)
Что кому нравится
«Эй, смотри, смотри – у речки
Сняли кожу человечки!» —
Крикнул чижик молодой.
Подлетел и сел на вышке,
Смотрит: голые детишки
С визгом плещутся водой.
Чижик клюв раскрыл в волненьи,
Чижик полон удивленья:
«Ай, какая детвора!
Ноги – длинные болталки,
Вместо крылышек – две палки,
Нет ни пуха, ни пера!»
Из-за ивы смотрит заяц
И качает, как китаец,
Удивленной головой:
«Вот умора! Вот потеха!
Нет ни хвостика, ни меха…
Двадцать пальцев! Боже мой…»
А карась в осоке слышит,
Глазки выпучил и дышит:
«Глупый заяц, глупый чиж!..
Мех и пух, скажи, пожалуй…
Вот чешуйки б не мешало!
Без чешуйки, брат, шалишь!»
Корней Иванович Чуковский (1882 – 1969)
Айболит
1
Добрый доктор Айболит!
Он под деревом сидит.
Приходи к нему лечиться
И корова, и волчица,
И жучок, и червячок,
И медведица!
Всех излечит, исцелит,
Добрый доктор Айболит!
2
И пришла к Айболиту лиса:
«Ой, меня укусила оса!»
И пришел к Айболиту барбос:
«Меня курица клюнула в нос!»
И прибежала зайчиха
И закричала: «Ай, ай!
Мои зайчик попал под трамвай!
Мой зайчик, мой мальчик
Попал под трамвай!
Он бежал по дорожке,
И ему перерезало ножки,
И теперь он больной и хромой,
Маленький заинька мой!»
И сказал Айболит: «Не беда!
Подавай-ка его сюда!
Я пришью ему новые ножки,
Он опять побежит по дорожке».
И принесли к нему зайку,
Такого больного, хромого,
И доктор пришил ему ножки.
И заинька прыгает снова.
А с ним и зайчиха-мать
Тоже пошла танцевать.
И смеется она и кричит:
«Ну, спасибо тебе, Айболит!»
3
Вдруг откуда-то шакал
На кобыле прискакал:
«Вот вам телеграмма
От Гиппопотама!»
«Приезжайте, доктор,
В Африку скорей
И спасите, доктор,
Наших малышей!»
«Что такое? Неужели
Ваши дети заболели?»
«Да-да-да! У них ангина,
Скарлатина, холерина,
Дифтерит, аппендицит,
Малярия и бронхит!
Приходите же скорее,
Добрый доктор Айболит!»
«Ладно, ладно, побегу,
Вашим детям помогу.
Только где же вы живете?
На горе или в болоте?»
«Мы живем на Занзибаре,
В Калаха́ри и Саха́ре,
На горе Ферна́ндо-По́,
Где гуляет Гиппопо́
По широкой Лимпопо́.
4
И встал Айболит, побежал Айболит.
По полям, по лесам, по лугам он бежит.
И одно только слово твердит Айболит:
«Лимпопо́, Лимпопо́, Лимпопо́!»
А в лицо ему ветер, и снег, и град:
«Эй, Айболит, воротися назад!»
И упал Айболит и лежит на снегу:
«Я дальше идти не могу!»
И сейчас же к нему из-за елки
Выбегают мохнатые волки:
«Садись, Айболит, верхом,
Мы живо тебя довезем!»
И вперед поскакал Айболит
И одно только слово твердит:
«Лимпопо́, Лимпопо́, Лимпопо́!»
5
Но вот перед ними море —
Бушует, шумит на просторе.
А в море высокая ходит волна,
Сейчас Айболита проглотит она.
«О, если я утону,
Если пойду я ко дну,
Что станется с ними, с больными,
С моими зверями лесными?»
Но тут выплывает кит:
«Садись на меня, Айболит,
И, как большой пароход,
Тебя повезу я вперед!»
И сел на кита Айболит
И одно только слово твердит:
«Лимпопо́, Лимпопо́, Лимпопо́!»
6
И горы встают перед ним на пути,
И он по горам начинает ползти,
А горы все выше, а горы все круче,
А горы уходят под самые тучи!
«О, если я не дойду,
Если в пути пропаду,
Что станется с ними, с больными,
С моими зверями лесными?»
И сейчас же с высокой скалы
К Айболиту слетели орлы:
«Садись, Айболит, верхом,
Мы живо тебя довезем!»
И сел на орла Айболит
И одно только слово твердит:
«Лимпопо́, Лимпопо́, Лимпопо́!»
7
А в Африке,
А в Африке,
На черной
Лимпопо́,
Сидит и плачет
В Африке
Печальный Гиппопо́.
Он в Африке, он в Африке
Под пальмою сидит
И на море из Африки
Без отдыха глядит:
Не едет ли в кораблике
Доктор Айболит?
И рыщут по дороге
Слоны и носороги
И говорят сердито:
«Что ж нету Айболита?»
А рядом бегемотики
Схватились за животики:
У них, у бегемотиков,
Животики болят.
И тут же страусята
Визжат, как поросята.
Ах, жалко, жалко, жалко
Бедных страусят!
И корь, и дифтерит у них,
И оспа, и бронхит у них,
И голова болит у них,
И горлышко болит.
Они лежат и бредят:
«Ну что же он не едет,
Ну что же он не едет,
Доктор Айболит?»
А рядом прикорнула
Зубастая акула,
Зубастая акула
На солнышке лежит.
Ах, у ее малюток,
У бедных акулят,
Уже двенадцать суток
Зубки болят!
И вывихнуто плечико
У бедного кузнечика;
Не прыгает, не скачет он,
А горько-горько плачет он
И доктора зовет:
«О, где же добрый доктор?
Когда же он придет?»
8
Но вот, поглядите, какая-то птица
Все ближе и ближе по воздуху мчится.
На птице, глядите, сидит Айболит
И шляпою машет и громко кричит:
«Да здравствует милая Африка!»
И рада и счастлива вся детвора:
«Приехал, приехал! Ура! Ура!»
А птица над ними кружится,
А птица на землю садится.
И бежит Айболит к бегемотикам,
И хлопает их по животикам,
И всем по порядку
Дает шоколадку,
И ставит и ставит им градусники!
И к полосатым
Бежит он тигрятам,
И к бедным горбатым
Больным верблюжатам,
И каждого гоголем,
Каждого моголем,
Гоголем-моголем,
Гоголем-моголем,
Гоголем-моголем потчует.
Десять ночей Айболит
Не ест, не пьет и не спит,
Десять ночей подряд
Он лечит несчастных зверят
И ставит и ставит им градусники.
9
Вот и вылечил он их,
Лимпопо!
Вот и вылечил больных,
Лимпопо!
И пошли они смеяться,
Лимпопо!
И плясать и баловаться,
Лимпопо!
И акула Каракула
Правым глазом подмигнула
И хохочет, и хохочет,
Будто кто ее щекочет.
А малютки бегемотики
Ухватились за животики
И смеются, заливаются —
Так что ду́бы сотрясаются.
Вот и Гиппо, вот и Поло,
Гиппо-по
по, Гиппо-по́по!
Вот идет Гиппопотам.
Он идет от Занзиба;ра,
Он идет к Килиманджа;ро —
И кричит он, и поет он:
«Слава, слава Айболиту!
Слава добрым докторам!»
Зарубежная литература
Астрид Линдгрен (1907 – 2002)
Крошка Нильс Карлсон
Бе́ртиль смотрел в окно. Начинало смеркаться, на улице было холодно, туманно и неуютно.
Бертиль ждал папу и маму. Он ждал их так нетерпеливо, что было просто удивительно, почему они не показались вон у того уличного фонаря от одного его ожидания. Обычно возле этого фонаря Бертиль и замечал их раньше всего. Мама приходила намного раньше папы. Но понятно – ни один из них не мог вернуться до того, как кончится работа на фабрике.
Папа и мама каждый день ходили на фабрику, а Бертиль целый день сидел дома один. Мама оставляла ему еду, чтобы он мог перекусить, когда проголодается. Потом, когда мама возвращалась, они садились обедать.
Было ужасно скучно расхаживать целые дни по квартире одному, когда не с кем словом перемолвиться. Конечно, Бертиль мог бы выйти во двор поиграть, но теперь, осенью, погода стояла скверная и на улице никого из ребят не было видно.
Ох, как медленно тянулось время! Игрушки ему уже давным-давно надоели. Да их и было не так много. Книги, те, что были в доме, он просмотрел от корки до корки. Читать шестилетний Бертиль еще не умел.
В комнате было холодно. Папа топил печь по утрам, но к обеду почти все тепло уходило. Бертиль мерз. В углах сгустился мрак, но он и не думал зажигать свет. Было так ужасно грустно, что он решил лечь в кровать и немножко подумать о том, как все на свете грустно.
А ведь ему не всегда приходилось сидеть одному. Раньше у него была сестра, и звали ее Мэ́рта. Но однажды Мэрта вернулась из школы больной. Она проболела целую неделю, а потом умерла. И когда Бертиль подумал о том, что теперь он совсем один, слезы покатились у него по щекам.
И как раз в этот миг он услыхал…
Он услыхал мелкие, семенящие шажки под кроватью. «Неужто у нас водятся привидения?» – подумал Бертиль и свесился через край кровати, чтобы посмотреть.
И тут он увидел, что под кроватью кто-то стоит… да… Этот «кто-то» был точь-в-точь обыкновенный маленький мальчик. Только мальчик этот был совсем малыш – не больше мизинца.
– Привет! – сказал малыш.
– Привет! – чуть смущенно произнес Бертиль.
– Привет! Привет! – снова сказал малыш.
Потом они оба немного помолчали.
– Ты кто такой? – спросил наконец Бертиль. – И что ты делаешь под моей кроватью?
– Меня зовут Крошка Нильс Карлсон, – ответил малыш. – Я живу здесь. Ну, конечно, не прямо под твоей кроватью, а этажом ниже. Войти ко мне можно вон в том углу! – И он указал на крысиную норку под кроватью Бертиля.
– И давно ты здесь живешь? – спросил Бертиль удивленно.
– Нет, всего лишь несколько дней, – ответил малыш. – До этого я жил в лесу Лильянскуген под корнями дерева. Но ты ведь знаешь, к осени надоедает жить в кемпинге{ Ке́мпинг– лагерь, база для автотуристов.} и хочется назад, в город. Мне здорово повезло, что удалось снять комнатку у крысы, которая переехала к своей сестре в Седертелье. Сам знаешь, как трудно найти маленькую квартирку.
Да, Бертиль об этом не раз слышал.
– Понятно, я снял комнату без всякой мебели, – объяснил Крошка и, немного помолчав, добавил: – Это лучше всего. Во всяком случае, если есть своя собственная…
– А она у тебя есть? – спросил Бертиль.
– В том-то и дело, что нет, – ответил малыш огорченно. Он вдруг съежился. – Б-р-р-р, до чего же внизу у меня холодно! Но у тебя, наверху, не лучше.
– Да, правда, – согласился Бертиль, – я тоже замерз как собака.
– Печь-то в моей комнате есть, – продолжал малыш объяснять. – Но нет дров. Дрова нынче так дороги!
Он обхватил себя руками, чтобы согреться. Потом взглянул на Бертиля большими ясными глазами.
– А что ты целый день делаешь? – спросил он.
– Ничего особенного! – ответил Бертиль. – По правде говоря, просто ничего не делаю!
– Точь-в-точь как я… – сказал Крошка. – Скучно жить одному, ведь правда?
– Еще как скучно, – подхватил Бертиль.
– Хочешь спуститься ко мне вниз на минутку? – предложил малыш.
Бертиль рассмеялся.
– Думаешь, я пролезу в эту норку?
– Это проще простого, – объяснил Крошка. Стоит только нажать на гвоздик, который рядом с норкой, а потом сказать:
Снур-ре, снур-ре, снур-ре, випс!
Малышом ты обернись!
И станешь таким же маленьким, как я.
– Правда? – обрадовался Бертиль. – А я смогу снова стать большим до того, как мама с папой вернутся домой?
– Ясное дело, сможешь, – успокоил его Крошка. – Для этого ты снова нажмешь на гвоздик и еще раз скажешь:
Снур-ре, снур-ре, снур-ре, випс!
Мальчуганом обернись!
– Ну, дела! – удивился Бертиль. – А ты можешь стать таким же большим, как я?
– Увы! Этого я не могу, – вздохнул Крошка. – А все-таки хорошо бы тебе хоть ненадолго спуститься ко мне вниз.
– Ну давай! – согласился Бертиль.
Он залез под кровать, нажал указательным пальцем на гвоздик и сказал:
Снур-ре, снур-ре, снур-ре, випс!
Малышом ты обернись!
И в самом деле! Миг – и он стоит перед крысиной норкой такой же маленький, как Крошка.
– Вообще-то все зовут меня Ни́ссе{Так в Швеции называют домового.}, – еще раз представился человечек и протянул руку Бертилю. – Пошли ко мне вниз!
Бертиль понял: с ним происходит что-то увлекательное и диковинное. Он просто сгорал от любопытства, так не терпелось ему поскорее спуститься в темную норку.
– Спускайся осторожней! – предупредил Ниссе. – Перила в одном месте сломаны.
Бертиль осторожно сошел вниз по маленькой каменной лестнице. Подумать только, он и не знал, что здесь лестница! Она кончалась перед запертой дверью.
– Подожди, я зажгу свет, – сказал Ниссе и повернул выключатель.
К двери была прикреплена визитная карточка, на ней аккуратными буковками было написано:
«Крошка Нильс Карлсон»
Ниссе отворил дверь и повернул другой выключатель. Бертиль вошел в комнату.
– Здесь не очень-то уютно, – извинился Ниссе.
Бертиль огляделся. Комнатка была маленькая, холодная, с одним окошком и кафельной печью, выкрашенной в голубой цвет.
– Да, бывает лучше, – согласился он. – А где ты ночью спишь?
– На полу, – ответил Ниссе.
– Так тебе же холодно! Б-р-р-р… – содрогнулся от ужаса Бертиль.
– Спрашиваешь! Еще как холодно! Можешь быть уверен. Так холодно, что приходится то и дело вскакивать и бегать по комнате, чтобы не замерзнуть вовсе!
Бертилю стало ужасно жаль малыша. Ему-то самому, по крайней мере, по ночам мерзнуть не приходилось.
И тут Бертилю пришла в голову удачная мысль.
– Какой же я глупый! – сказал он. – Уж дрова-то я могу для тебя раздобыть!
Ниссе быстро схватил его за руку.
– Ты думаешь, тебе это удастся? – живо спросил он.
– Ясное дело, – ответил Бертиль, но огорченно добавил: – Беда только, что мне спички не разрешают зажигать.
– Ничего! Только бы тебе удалось раздобыть дрова, а уж зажечь я их смогу.
Бертиль взбежал вверх по лестнице и нажал на гвоздик… но забыл, что при этом нужно говорить.
– Какие слова надо сказать? – крикнул он вниз малышу.
– Хм, снур-ре, снур-ре, снур-ре, випс! Мальчуганом обернись! –ответил Ниссе.
– Хм, снур-ре, снур-ре, снур-ре, випс! Мальчуганом обернись! –повторил Бертиль гвоздику.
Но ничего не получилось.
– Тьфу, тебе надо сказать только: «Снурре, снур-ре, снур-ре, вunc! Мальчуганом обернись!» –закричал снизу Ниссе.
– Только снур-ре, снур-ре, снур-ре, вunc! Мальчуганом обернись! –повторил Бертиль.
Но опять ничего не получилось.
– Ой, ой! – опять закричал Ниссе. – Ничего, кроме «Снур-ре, снур-ре, снур-ре, вunc! Мальчуганом обернись!»,тебе говорить не надо!
И тут Бертиль понял наконец, что надо сказать. Он произнес:
Снур-ре, снур-ре, снур-ре, випс!
Мальчуганом обернись!
И он снова стал прежним Бертилем. Все произошло так быстро, что он даже стукнулся головой о свою кровать.
Быстро-быстро вылез Бертиль из-под кровати и подполз к кухонной плите. Там лежала целая груда обгорелых спичек. Он разломал их на малюсенькие щепочки и сложил возле крысиной норки. Затем снова сделался маленьким и закричал:
– Ниссе, помоги мне перенести вниз дрова!
Ведь теперь, когда он был маленьким, он не в силах был перетащить все эти спички один. Ниссе прибежал вприпрыжку, и они с трудом, помогая друг другу, стащили дрова вниз по лестнице и сложили их в комнате у печки.
Ниссе прямо-таки прыгал от радости.
– Такие дрова – самые лучшие на свете! Да-да, самые лучшие на свете!
Он набил полную печку дров, а те, что остались, аккуратно сложил рядышком в углу.
– Сейчас увидишь, – сказал он.
Ниссе сел перед печкой на корточки и подул на дрова:
– Випс!
Дрова как затрещали, как загорелись!
– Вот это чудо! – обрадовался Бертиль. – И спички не нужны.
– Да-а, – протянул Ниссе. – До чего же расчудесный огонь. Мне ни разу с самого лета не было так тепло.
Они оба уселись на полу перед пылающим огнем и протянули к живительному теплу посиневшие от холода руки.
– А сколько дров еще осталось! – сказал довольный Ниссе.
– А когда они кончатся, я еще достану, – пообещал Бертиль. Он тоже был доволен.
– Нынче ночью я не замерзну, – радовался Ниссе.
– А что ты ешь? – спросил Бертиль немного погодя.
Ниссе покраснел.
– Сегодня-а… – протянул Ниссе. – Сегодня, по-моему, я ничего не ел.
– Но тогда ты до смерти проголодался! – воскликнул Бертиль.
– Да, – немного поколебавшись, ответил Ниссе. – Я страшно проголодался.
– Что же ты, шляпа, сразу не сказал! Я сейчас принесу.
Ниссе чуть не задохнулся от радости.
– Если ты в самом деле раздобудешь мне что-нибудь поесть, я никогда этого не забуду!
Бертиль уже поднимался по лестнице. Быстро-быстро произнес:
Снур-ре, снур-ре, снур-ре, випс!
Мальчуганом обернись!
Быстро-быстро помчался он в кладовую, взял там маленький-премаленький ломтик сыра и маленький-премаленький ломтик хлеба. Потом намазал хлеб маслом, положил сверху котлетку и две изюминки. Все это он сложил рядом с крысиной норкой. Потом снова сделался маленьким и закричал:
– Ниссе, помоги мне перенести вниз еду!
Но кричал он зря, потому что Ниссе уже стоял возле него и ждал.
Они отнесли все припасы вниз. Глаза Ниссе горели, словно звездочки. Бертиль почувствовал, что он тоже голоден.
– Начнем с котлетки! – предложил он.
Котлетка была не меньше головы Ниссе. Они начали есть ее с двух сторон, чтобы посмотреть, кто быстрее дойдет до середины. Первым был Ниссе.
Потом они принялись за хлеб с сыром. Маленький-премаленький ломтик хлеба оказался теперь большим, словно огромный каравай.
А сыр Ниссе решил припрятать.
– Понимаешь, я должен ежемесячно платить крысе коркой сыра. А не то меня просто вышвырнут отсюда.
– Это мы уладим, – успокоил его Бертиль. – Ешь сыр.
И они съели сыр, а после стали лакомиться изюминками.
Но Ниссе сказал, что половину своей изюминки спрячет на завтра.
– Когда я проснусь, у меня будет что пожевать, – объяснил он. – Я думаю лечь возле печки, там теплее.
Тут Бертиль как закричит:
– Придумал! Здорово придумал!
Випс! И он исчез. Его не было довольно долго. Вдруг Ниссе услыхал его крик!
– Иди сюда, помоги мне спустить вниз кровать!
Ниссе помчался наверх. Там стоял Бертиль с самой хорошенькой на свете белой кроваткой. Он взял ее в старом кукольном шкафу сестренки Мэрты. Вообще-то там лежала крохотная куколка, но Ниссе кроватка была нужнее.
– Я захватил для тебя простынку и кусочек зеленой фланели, которую мама купила мне на новую пижаму. Будешь укрываться фланелью вместо одеяла.
– О! – произнес Ниссе. – О! – только и произнес он.
Больше ничего выговорить он не мог.
– И ночную рубашку куклы я тоже захватил с собой, – добавил Бертиль. – Ты ведь не против того, чтобы спать в кукольной ночной рубашке?
– Конечно, нет, – ответил Ниссе.
– Знаешь, у девчонок сколько разных одежек бывает, – словно извиняясь, сказал Бертиль.
– Зато в такой рубашке тепло, – возразил ему Ниссе и погладил рукой кукольную ночную рубашку. – Я никогда еще не спал в настоящей кровати, – сказал он, – так и хочется сразу же пойти и лечь.
– Давай ложись, – согласился Бертиль. – Мне все равно пора наверх. Того и гляди, придут мама с папой.
Ниссе быстро стащил с себя свою одежду, напялил кукольную ночную рубашку, прыгнул в постель, укутался простынкой и натянул на себя фланелевое одеяльце.
– О! – повторил он. – Я совсем сыт. И мне очень тепло. И я ужасно хочу спать.
– Тогда привет! – сказал Бертиль. – Я вернусь утром.
Но Ниссе уже ничего не слышал. Он спал.
…Назавтра Бертиль не мог дождаться, пока мама с папой уйдут. И чего они там копаются! Обычно Бертиль с грустным видом прощался с ними в прихожей. Но сегодня все было иначе. Не успела в прихожей за ними захлопнуться дверь, как он залез под кровать и спустился к Ниссе.
Ниссе уже встал и затопил печь.
– Это ничего, что я жгу дрова? – спросил он Бертиля.
– Ясное дело, ничего, можешь топить сколько хочешь, – ответил Бертиль и оглядел комнатку.
– Знаешь, здесь надо убрать, – предложил он.
– Да, не помешает, – согласился Ниссе. – Пол такой грязный, словно его никогда не мыли.
Бертиль уже поднимался по лестнице. Щетка для мытья пола и лоханка – вот что ему нужно! В кухне на столике для мытья посуды лежала старая, отслужившая свой век зубная щетка. Бертиль взял ее и отломил ручку. Потом он заглянул в посудный шкаф. Там была маленькая-премаленькая чашечка – мама подавала в ней желе. Бертиль налил в чашечку теплой воды из кастрюльки и положил туда кусочек мыла. Затем оторвал маленький уголок от тряпки, которая лежала в чулане. Все это он, как обычно, сложил возле крысиной норки. Ниссе снова пришлось помочь ему спустить все это вниз.
– Какая большущая щетка! – удивился Ниссе.
– Она тебе здорово пригодится, – сказал Бертиль.
И они начали мыть пол. Бертиль мыл, а Ниссе вытирал пол тряпкой. Вода в чашечке совсем почернела. Зато пол вскоре стал почти чистым.
– Садись сюда, возле лестницы, – пригласил Бертиль. – Тебя ждет сюрприз. Закрой глаза! Не смотри!
Ниссе закрыл глаза. Он слышал, как наверху, в своей квартире, шумит и что-то тащит Бертиль.
– А теперь открой глаза! – предложил Бертиль.
Ниссе так и сделал. И увидел – не больше не меньше: стол, угловой шкаф, два очень красивых креслица и две деревянные скамеечки.
– Такого я еще не видал никогда на свете! – закричал Ниссе. – Ты, верно, умеешь колдовать!
Колдовать Бертиль, конечно, не умел. Всю эту мебель он взял в кукольном шкафу сестренки Мэрты. Он прихватил оттуда и полосатый коврик из лоскутков, который Мэрта соткала на своем кукольном ткацком станке!
Сначала они расстелили коврик. Он закрыл почти весь пол.
– Ой, до чего уютно! – воскликнул Ниссе.
Но стало еще уютнее, когда шкаф занял свое место в углу, стол с креслицами поставили посреди комнаты, а обе скамеечки – возле печки.
– Подумать только, как хорошо можно устроиться! – вздохнул Ниссе.
Бертиль тоже подумал, что здесь хорошо, даже гораздо лучше, чем наверху, в его собственной квартире.
Они уселись в кресла и стали беседовать.
– Да не мешает и себя привести немного в порядок, – сказал Ниссе. – А то я такой ужасно грязный.
– А что, если нам выкупаться? – предложил Бертиль.
Чашечка из-под желе скоро наполнилась чистой, теплой водой, клочок старого рваного махрового полотенца превратился в чудесную купальную простыню, и хотя немного воды на лестнице расплескалось, все же той, что осталась, хватило, чтобы выкупаться.
Бертиль и Ниссе быстро сбросили одежку, залезли в лоханку. Вот здорово!
– Потри мне спину, – попросил Ниссе.
Бертиль сделал это с удовольствием. Потом Ниссе потер спину Бертилю, а потом они начали плескаться водой и пролили воду на пол. Но это не страшно – коврик они отодвинули в сторону, а вода быстро высохла. Потом они завернулись в купальные простыни, уселись на скамеечках возле горящей печки и стали рассказывать друг другу обо всем на свете. Потом Бертиль сбегал наверх, принес сахар и маленький-премаленький кусочек яблока, который они испекли на огне.
Но тут Бертиль вспомнил, что мама с папой должны скоро вернуться домой, и заторопился натянуть на себя одежку. Ниссе тоже стал одеваться.
– Вот было бы здорово, если бы ты поднялся со мной наверх, – размечтался Бертиль. – Ты бы мог спрятаться у меня под рубашкой, и мама с папой тебя бы не заметили.
Это предложение показалось Ниссе необыкновенно заманчивым.
– Я буду сидеть тихо, как мышонок! – пообещал он.
– …Что случилось? Почему у тебя волосы мокрые? – спросила мама.
Вся семья сидела за столом и обедала.
– А я купался, – ответил Бертиль.
– Купался? – переспросила мама. – Где же ты купался?
– В этой чашечке, – сказал Бертиль и, хихикая, показал на чашечку с желе, которая стояла посреди стола.
Мама с папой решили, что он шутит.
– Как хорошо, что Бертиль опять веселый, – обрадовался папа.
– Да, бедный мой мальчик, – вздохнула мама. – Как жаль, что ты целыми днями один.
Бертиль почувствовал, как под рубашкой у него что-то зашевелилось. Что-то теплое, очень-очень теплое.
– Не расстраивайся, мама, – сказал он. – Мне ужасно весело, когда я один.И, сунув указательный палец под рубашку, он осторожно погладил Крошку Нильса Карлсона.
Алан Александр Милн (1882 – 1956)
Баллада о королевском бутерброде
Король,
Его величество,
Просил ее величество,
Чтобы ее величество
Спросило у молочницы,
Нельзя ль доставить масла
На завтрак королю.
Придворная молочница
Сказала: «Разумеется,
Схожу,
Скажу
Корове
Покуда я не сплю!»
Придворная молочница
Пошла к своей корове
И говорит корове,
Лежащей на полу:
«Велели их величество
Известное количество
Отборнейшего масла
Доставить к их столу!»
Ленивая корова
Ответила спросонья:
«Скажите их величествам,
Что нынче очень многие
Двуногие-безрогие
Предпочитают мармелад,
А также пастилу!»
Придворная молочница
Сказала: «Вы подумайте!» —
И тут же королеве
Представила доклад:
«Сто раз прошу прощения
За это предложение.
Но если вы намажете
На тонкий ломтик хлеба
Фруктовый мармелад,
Король, его величество,
Наверно, будет рад!»
Тотчас же королева
Пошла к его величеству
И, будто между прочим,
Сказала невпопад:
«Ах, да, мой друг, по поводу
Обещанного масла…
Хотите ли попробовать
На завтрак мармелад?»
Король ответил: «Глупости!»
Король сказал: «О Боже мой!»
Король вздохнул: «О Господи!»
И снова лег в кровать.
«Еще никто, – сказал он, —
Никто меня на свете
Не называл капризным…
Просил я только масла
На завтрак мне подать!»
На это королева
Сказала: «Ну, конечно!» —
И тут же приказала
Молочницу позвать.
Придворная молочница,
Сказала: «Ну, конечно!»
И тут же побежала
В коровий хлев опять.
Придворная корова
Сказала: «В чем же дело?
Я ничего дурного
Сказать вам не хотела.
Возьмите простокваши,
И молока для каши,
И сливочного масла
Могу вам тоже дать!»
Придворная молочница
Сказала: «Благодарствуйте!»
И масло на подносе
Послала к королю.
Король воскликнул: «Масло!
Отличнейшее масло!
Прекраснейшее масло!
Я так его люблю!»
«Никто, никто», – сказал он
И вылез из кровати.
«Никто, никто», – сказал он,
Спускаясь вниз в халате.
«Никто, никто», – сказал он,
Намылив руки мылом.
«Никто, никто, – сказал он,
Съезжая по перилам, —
Никто не скажет, будто я
Тиран и сумасброд,
За то, что к чаю я люблю
Хороший бутерброд!»
Шарль Перро (1628 – 1703)
Золушка
Жил когда-то дворянин, который женился вторым браком на женщине столь надменной и столь гордой, что другой такой не было на свете. У нее были две дочери, такого же нрава и во всем походившие на нее. И у мужа тоже была дочь, но только кротости и доброты беспримерной – эти качества она унаследовала от своей матери, прекраснейшей женщины.
Не успели сыграть свадьбу, как мачеха уже дала волю своему злому нраву: ей были несносны добрые качества этой девочки, из-за которых ее родные дочери всем казались еще более противными. Она поручила ей в доме самую грязную работу: падчерица мыла посуду и подметала лестницу, натирала полы в комнате хозяйки и ее дочерей – благородных девиц; спала она под самой крышей, на чердаке, на скверной подстилке, меж тем как сестры ее жили в комнатах с паркетными полами, где стояли самые модные кровати и большие зеркала, отражавшие их с головы до ног.
Бедная девушка терпеливо сносила все и не смела жаловаться отцу, который выбранил бы ее, ибо находился в полном подчинении у жены.
Справив работу, девушка забивалась в уголок камина, садилась прямо в золу, отчего домашние называли ее обычно Замарашкой. Младшая сестра, не такая злая, называла ее Золушкой. Между тем Золушка, хоть и носила скверное платье, была во сто раз красивее, чем ее сестры, щеголявшие великолепными нарядами.
Однажды сын короля решил дать бал и пригласил на него всех знатных особ. Получили приглашение и обе наши девицы, ибо они пользовались почетом в крае. Они очень обрадовались, и все их мысли были только о том, как бы выбрать к лицу платье да прическу. Золушке – новые заботы: ведь это она гладила для сестер белье и крахмалила рукавчики. Только и речи было, что о нарядах. «Я, – сказала старшая, – я надену красное бархатное платье с кружевной отделкой». – «А я, – сказала младшая, – я буду в простой юбке, да зато надену мантилью с золотыми цветами и брильянтовый убор, а такой убор не всюду найдется». Послали за мастерицей-искусницей, чтобы она приладила им чепчики с двойной оборкой, и купили мушек. Сестры позвали Золушку – спросить ее мнение: ведь у нее был хороший вкус. Золушка дала им самые добрые советы и даже предложила сестрам причесать их, на что они согласились.
Пока она причесывала их, они ей говорили: «Золушка, тебе приятно было бы поехать на бал?» – «Ах, сударыни, вы надо мной смеетесь; это мне не пристало!» – «Да, правда, люди стали бы смеяться, если бы Замарашка поехала на бал».
Другая бы испортила им прическу, но Золушка была добрая, она причесала их как нельзя лучше. Сестры почти два дня ничего не ели – в таком пребывали они восторге. И все же пришлось изорвать больше дюжины шнурков, затягивая их, чтобы талии стали у них потоньше, а сами они все время стояли перед зеркалом.
Наконец счастливый день наступил; сестры уехали, и Золушка долго провожала их глазами. Когда их уже не стало видно, она заплакала. Крестная мать, увидевшая ее в слезах, спросила, что с ней. «Мне хочется… мне хочется…» Она плакала так горько, что не могла договорить до конца. Крестная мать, которая была волшебницей, сказала ей: «Тебе хочется на бал – ведь так?» – «Ах, да», – со вздохом сказала Золушка. – «Будешь умницей? – спросила ее крестная. – Я сделаю так, что ты попадешь на бал». Она отвела Золушку к себе и сказала: «Пойди в сад и принеси мне тыкву». Золушка тотчас отправилась в сад, сорвала самую лучшую тыкву и отнесла ее крестной, а сама и не догадывалась, как это ей тыква поможет попасть на бал. Крестная вычистила тыкву и, оставив лишь корку, ударила ее своей палочкой – тыква тотчас превратилась в прекрасную золоченую карету.
Потом она пошла взглянуть на мышеловку, в которой оказалось шесть мышей, еще живых. Она велела Золушке приотворить дверку, а когда мышки начали выбегать оттуда, она каждой из них коснулась своей палочкой, и каждая мышка превратилась в прекрасную лошадь, так что получилась отличная упряжка в шесть лошадей, серых в яблоках.
Волшебница не знала, из чего ей сделать кучера, но Золушка молвила: «Пойду посмотрю, нет ли в крысоловке крысы, мы из нее сделаем кучера». – «Ты правильно придумала, – сказала крестная, – поди посмотри». Золушка принесла ей крысоловку, в которой были три большие крысы. Волшебница взяла одну из них, ту, у которой были огромные усы, и, прикоснувшись к ней, превратила ее в толстого кучера с отличнейшими усами, какие только бывают на свете.
Потом она сказала Золушке: «Пойди в сад, там за лейкой ты увидишь ящериц. Принеси их мне». Не успела Золушка их принести, как крестная уже превратила их в шесть лакеев, которые тотчас же стали на запятки: все в пестрых нарядах, они стояли так, словно всю свою жизнь не знали другого дела.
