Текст книги "Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 1"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Annotation

Содержание:

1. Горгулья

2. Чёрная книга Алсофокуса

3. Ботон

4. Сокровища зверя-чародея

5. Колокол в башне

6. Безумие из подземелий

7. Перед грозой

8. Возвращение ведьмы

9. Лицо в пустыне

10. Обитатель озера

11. Насекомые с Шаггаи

12. Рудник на Югготе

13. Разрывающий Завесы

14. Под надгробием

ВСЕЛЕННАЯ Г. Ф. ЛАВКРАФТА

Говард Филлипс Лавкрафт и Джозеф Вернон Ши

1

2

3

4

Говард Филлипс Лавкрафт и Мартин С. Уорнс

Генри С. Уайтхед и Говард Филлипс Лавкрафт

Роберт Хейворд Барлоу и Говард Филлипс Лавкрафт

Говард Филлипс Лавкрафт и Лин Картер

Рэмси Кэмпбелл

Рэмси Кэмпбелл

Рэмси Кэмпбелл

Рэмси Кэмпбелл

Рэмси Кэмпбелл

Рэмси Кэмпбелл

I: Местонахождение конуса

II: Тварь в тумане

III: Насекомые из конуса

IV: Исход из бездны

V: За последней дверью

Рэмси Кэмпбелл

Рэмси Кэмпбелл

Роберт Макнэйр Прайс

Предисловие автора

I

II

III

О Роберте М. Прайсе

notes

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

ВСЕЛЕННАЯ Г. Ф. ЛАВКРАФТА

Свободные продолжения

_{Книга 1}

Составитель и автор обложки: mikle_69

Говард Филлипс Лавкрафт и Джозеф Вернон Ши

ГОРГУЛЬЯ

Г. Ф. Лавкрафт и Дж. Вернон Ши, «Горгулья» («The Snouted Thing», дословно можно перевести как «Тварь с мордой»), 1979.

В 1933 году Лавкрафту приснился странный сон о том, как он с группой людей бегал по крышам, пытаясь поймать какое-то ужасное существо. В 1979-м Дж. В. Ши (1912–1981) (в молодости он переписывался с Лавкрафтом, А. Дерлетом и К. Э. Смитом) решил использовать сюжет этого сна для своего рассказа. Английский текст для перевода любезно прислал сам С. Т. Джоши.

Источник текста:

J. Vernon Shea, «In Search of Lovecraft» (1991)

1

Но помимо таких сравнительно мирских сновидений мне иногда снятся удивительные вещи, из которых получается неплохой материал для сверхъестественной фантастики. Как раз вчера ночью мне приснилось, что я находился с группой молчаливых, напуганных людей, вооружённых каким-то своеобразным оккультным устройством, похожим на египетский крест анкх. Мы карабкались по лестницам и опасно прогибающимся крышам гниющего и невероятно древнего города в поисках непонятного существа, невероятного злобного, которое беспокоило местных жителей. Однажды в свете прокажённой убывающей луны мы увидели её… чёрную, с огромными ушами, припавшую к земле тварь, размером с большую собаку и напоминающую одну из горгулий Нотр-Дама. Но она, наполовину прыгая, наполовину скользя, скрылась от наших глаз и спряталась где-то за одним из давно неработающих дымоходов.

Наш предводитель, Капитан Пикмэн, мужчина с примечательной внешностью, сидел верхом на лошади, и не забирался на крыши, как мы, а руководил поиском с земли.

– Там! Скорее! – Крикнул он. – Она перебралась в церковь.

Здание церкви находилось справа от нас. Но перепрыгивать на её крышу было очень опасно, да ещё и наши страхи увеличивали расстояние. Казалось, что до неё три метра или больше.

– Поспешите! – Нетерпеливо кричал Капитан Пикмэн.

Наша группа замешкалась, попав в затруднительное положение. Мы боялись не выполнить приказы нашего капитана, но прыгать с крыши на крышу боялись ещё больше.

– Я пойду, – вызвался я, удивляясь собственной смелости. Будучи самым молодым в этой группе, гибким и мускулистым, я надеялся однажды стать лейтенантом; этот факт не ускользнул от внимания капитана.

И поэтому я отошёл назад так далеко, насколько позволяла шаткая крыша, собрался с духом и, добежав до края, прыгнул в пространство, невольно закрыв глаза. Я словно взлетел в космос, как птица – всё это казалось невероятно легким; небо являлось моей естественной стихией, и я удивлялся тому, что не пробовал летать раньше. Я наклонил своё тело вперёд, как лыжник, спускающийся по склону.

Мои глаза открылись в момент приземления. Я оказался на церковной крыше, залитой пурпурным светом, но прогнившая черепица под моими ногами в любой момент могла осыпаться и стряхнуть меня с разрушающейся кровли. Сильный запах моря заставил меня невольно повернуть голову. С крыши церкви открывался великолепный вид на гавань, мрачную при лунном свете. Корабли не заходили в неё целую вечность, потому что мы находились в городе, который все обходили стороной. Но гавань казалась мне ужасно знакомой, и я знал, что был там раньше, даже если это происходило во сне.

Ни одна чайка не нарушала безмолвие. Гавань лежала в такой тишине, какая бывает только во сне или в глубокой древности. Полностью зачарованный открывшимся мне видом, я двинулся вперёд, чтобы получше рассмотреть гавань; но теперь черепица, уже ослабленная моим стремительным приземлением, начала скользить под моими ногами. Мне не за что было ухватиться, и я тоже заскользил вниз!

– Осторожней, Говард! – крикнул снизу Капитан Пикмэн.

Но, к счастью, я не упал; как раз в самый последний миг я ухватился за одну из горгулий, что в сардоническом издевательстве выступала из края крыши.

Горгулья оказалась тёплой на ощупь!

И она повернулась ко мне; в её отвратительной рычащей гримасе я узнал ту тварь, которую мы искали!

Мои руки сложились для молитвы, и это действие оказалось для меня спасительным, потому что пальцами я коснулся анкха. Крестик на прочном шнурке висел на моей груди, я вытащил его и направил на тварь; от металлической поверхности анкха отражался слабый лунный свет.

Тварь съёжилась при виде блестящего металла. Она расправила рудиментарные крылья, как у летучей мыши, и бросилась на нашего предводителя, конь которого застучал в этот момент копытами. Посмотрев вниз, я увидел, как богохульное создание ужасным образом деформировалось и слилось с красивым обликом капитана на коне, и через мгновение горгулья и Пикмэн слились в одно существо… шокирующую своим видом гибридную тварь, одетую в шёлковую одежду нашего капитана, но вместо лица у него теперь виднелась только чёрная, ушастая морда этой злобной сущности. Она подняла голову, ухмыльнулась – провизжав слова, которые я не мог понять – и умчалась на лошади, принадлежавшей капитану. Наша группа оказалась в замешательстве – мы растерянно шли по слегка промёрзшей, но не заснеженной земле, когда я проснулся.

2

Неделю спустя я снова погрузился в необычайно яркий сон, который, казалось, являлся чем-то вроде продолжения предыдущего. Я приехал в оживлённый порт Иннсмута по делам – хотел купить своей тёте на день рождения одно из тех любопытных, изящно выполненных металлических украшений – и был одновременно возмущен и заинтригован странным видом местных жителей, которые притворялись цивилизованными только там, где дело касалось бизнеса. Даже среди бела дня Иннсмут не является привлекательным местом – запах моря тянется повсюду, даже исходит от горожан, а сейчас приближались сумерки.

Как всегда бывает в сновидениях – появились странные искривления времени и пространства. Когда я приехал в Иннсмут, было тепло, и я надел только одну куртку; но когда я вышел из магазина со своей покупкой, с неба начали падать хлопья снега, и мне пришлось поднять воротник и засунуть онемевшие пальцы в карманы куртки.

Но потом я заметил, что небо имеет своеобразный цвет, фиолетовый, как у синяков на коже, и пока я смотрел по сторонам, Иннсмут серьёзно изменился. Теперь он выглядел невероятно древним, почти безлюдным городом, и когда я проходил мимо церкви, некоторые люди, сидящие на её ступенях, злобно хихикали.

Лестницы церкви? Но в Иннсмуте нет церкви; люди там, по слухам, ведут торговлю со странными существами из моря, и поклоняются божествам, далёким от традиций Новой Англии. Посмотрев вверх, я заметил горгулий, охранявших крышу, не более отвратительных в облике, чем жители Иннсмута: я сразу понял, что вернулся в обстановку своего сна, который видел на прошлой неделе. И я заметил, что теперь на мне одежда, более подходящая к моде прошлого века.

Я должен был выбраться из древнего города до наступления темноты, потому что моя жизнь теперь оказалась в очень большой опасности. Я понятия не имел, куда свернуть, но искал переулки, которые уведут меня от моря, запах которого в моих ноздрях теперь превратился в зловоние. Во дворах я не видел людей, и возблагодарил бога за это.

Но затем я понял, что радоваться ещё рано, поскольку в конце переулка меня ожидало самое отвратительное зрелище. Тварь с ужасной мордой из моего сна терзала труп ребёнка. Она посмотрела на меня, ухмыляясь, кровь текла из её грязной пасти.

– Го-о-вард! – Заговорила тварь, кощунственно подражая человеческой речи. – Го-о-вард! Хочешь попробовать, Го-о-вард?

3

Молния разорвала небо, боги приветствовали это зрелище аплодисментами. Я сижу за антикварным столом и пишу это гусиным пером, мерцающая свеча – мой единственный источник света. Мне не знаком этот стол, и обстановка в моей комнате полностью изменилась. Большая кровать с балдахином занимает дальний угол. Из-под неё демонстративно высовывается ночной горшок. Эта комната намного более просторная, чем моя в доме 66 на Колледж-стрит, и здесь на окне тяжёлые шторы. И когда я отодвигаю шторы, я совсем не вижу знакомого мне двора Брауновского Университета. Имеется балкон с видом на невероятно древний город из моего сна.

Должно быть, я сплю, конечно; но, судя по всему, я не сплю. Когда кто-то сжимает кожу во сне, он не морщится от боли. Я только что пытался постучать ботинком по полу, чтобы разбудить свою тётю, но снизу не слышно никакого движения.

Я попробовал открыть дверь, которая открывается на лестницу, но её там не оказалось. За дверью открывается неизмеримая ночь, там летают и кружатся звёзды. У меня есть сильное подозрение, что если бы я наблюдал за ними через телескоп, небеса оказались бы не такими, какими должны быть сейчас, в 1933 году, но я увидел бы звёзды, что находились там в невероятно далёком прошлом.

Должно быть, я снова сплю, но шторм, яростно бушующий снаружи, кажется слишком громким для любого сновидения. Город, лежащий под моим балконом, выглядит так же чудовищно, как Толедо на знаменитой картине Эль Греко, со множеством одинаковых цветовых эффектов. Это прокажённый город, в котором всё может и будет происходить…

Из-за шторма в комнате странно похолодало, и я пошевелил щипцами тлеющие дрова в камине. На щипцах есть любопытный рисунок, намекающий на дракона или морского змея… Возможно, Дагона?

До сих пор я, как ни странно, не испытывал страха – я скорее подозреваю, что эти необычные обстоятельства пробудили моё писательское любопытство до такой степени, что оно перевесило любую возможность испугаться. Совершенно очевидно, что если бы я внезапно проснулся и снова оказался на Колледж-стрит, 66, у меня появился бы новый материал для рассказов, которые даже Райт принял бы без колебаний… Мне придётся очень тщательно внести в каталог все вещи из этой комнаты и все свои реакции, подобно пациенту, который записывает свои симптомы в дневник, чтобы показать их доктору.

Позже. Должно быть, я задремал, потому что шторм утих. Но я всё ещё нахожусь в странной комнате. Это самый любопытный сон, если это сон… Свеча догорела почти до конца, и я подозреваю, что уже далеко за полночь, но я не могу узнать время. На стенах нет часов, а мои наручные, конечно же, пропали. Мне пришлось подбросить ещё одно полено в камин, оно шипит от влаги. Капли дождя, должно быть, попали в дымоход.

4

Со времени моей последней записи прошло много дней. События, которые произошли за это время, были настолько невероятными, что я не решаюсь записать их на бумаге, чтобы не ставить под сомнение своё здравомыслие. Я делаю это только потому, что твердо убеждён в том, что скоро проснусь в знакомой обстановке дома 66 на Колледж-стрит, когда солнце пытается пробиться сквозь опущенные занавески, а миссис Гэмвелл зовёт меня завтракать…

Что-то находилось на балконе. Оно издавало лёгкий шорох, но я знал, что это не просто листья, оставленные там блуждающими ветрами. Это было что-то разумное и живое, нечто, что, как я знал, было враждебным.

И что любопытно, я понимал, что нахожусь в безопасности до тех пор, пока не открываю старую дверь; но по какой-то причине я чувствовал непреодолимое желание сделать это. Мои ноги тянуло к балкону, и я сдерживал их только усилием воли.

С балкона раздался тихий мяукающий звук, подобный тому, что издаёт мой любимый кот, когда хочет есть; и мне пришло в голову, что благодаря какому-то странному совмещению времени и пространства мой кот также может разделить со мной этот сон или кошмар; и я хорошо понимал, что он будет напуган странностью окружающей обстановки. Я открыл дверь, чтобы впустить кота.

Что-то влетело на рудиментарных крыльях летучей мыши, обогнуло комнату и вскоре приземлилось на безделушку, стоящую на каминной полке. Существо наклонило голову и нахально посмотрело на меня.

Его лик, ещё более ужасающий и нечеловеческий, нежели у летучей мыши, казалось, состоял в основном из морды, тяжело дышащей…

Я стремительно потянулся к каминным клещам и поместил их в пламя; их кончики вспыхнули красным светом, а затем раскалились добела. Существо, сидящее на каминной полке, наблюдало за мной, его крылья взволнованно трепетали, и я боялся, что оно вот-вот полетит прямо на меня; но я опередил его как раз вовремя, опустив щипцы прямо на его лоб. Раскалённый металл зашипел, появился резкий запах горящей плоти… Тогда тварь закричала. Она кричала и кричала, и внезапно с ней словно произошла трансформация: место, где она находилась, заволокло тенями и изменяющимися формами, стало заметно движение воздуха, как будто что-то невидимое медленно становилось видимым…

Передо мной возник Капитан Пикмэн.

– Тебе не следовало этого делать, парень, – сказал он. На его лбу вспыхнуло бледное клеймо, и почти против своей воли он приложил носовой платок к этому месту.

– Тебе не следовало этого делать, Говард, – повторил он. – Ты дорого заплатишь за это.

Он угрожающе шагнул ко мне, и я вынужден был отступить, но меня охватил такой страх, что я уронил щипцы возле камина. И капитан теперь стоял между ним и мной!

Но отступать было некуда, потому что я понял – и дверной проём, и балкон ведут только к пустому пространству.

Капитан Пикмэн двинулся ко мне, слегка хромая, словно подражая летучей мыши с повреждённым крылом, а я продолжал пятиться назад, не желая поворачиваться спиной к капитану, потому что мысль о том, что летучая мышь сядет мне на плечи и укусит меня в шею, наполняла меня невыразимым ужасом.

Вскоре я почувствовал, что упираюсь во что-то твёрдое и неподвижное, и понял, что достиг кровати с балдахином.

Торжествующая улыбка появилась тогда на губах капитана, и он быстро воспользовался ситуацией, бросившись вперёд и прижавшись ко мне, так что я был вынужден упасть на кровать, как соблазнённая служанка; а он на мгновение стал моим любовником, прижимаясь своими губами к моим, а затем стал терзать моё горло. Я ощутил внезапную боль, я мог чувствовать очень острые зубы, пронзающие мою кожу, создавая на ней синяки, и у меня появилось ощущение, что из меня вытекает вся кровь…

Я извернулся в агонии, пытаясь оттолкнуть капитана, и в процессе этого маленький, металлический египетский крест, висевший у меня на шее, должно быть, поцарапал щёку капитана, потому что он вдруг отпустил меня и ужасно закричал.

Он стоял надо мной с бешеными глазами, и в тот же миг та странная трансформация повторилась – Пикмэн превратился в уродливую тварь, которая стала летать по комнате, ударяясь о мебель, словно ослеплённая, а затем она выпорхнула через открытую дверь балкона.

И вдруг поднялся ветер, небо потемнело, и, находясь над древним городом, я мог видеть, как это существо с ужасной мордой улетает вдаль…

И вот я сижу сейчас за столом, думая, что всё это сон, но я чувствую следы проколов на горле, а с балкона всё ещё открывается вид на этот разрушающийся, отвратительный город, и я задаюсь вопросом: не застрял ли я навсегда в другом времени и в другом месте?…

Перевод: А. Черепанов

19 Января, 2019

Говард Филлипс Лавкрафт и Мартин С. Уорнс

ЧЁРНАЯ КНИГА АЛСОФОКУСА

Говард. Ф. Лавкрафт и Мартин С. Уорнс. «The Black Tome of Alsophocus», 1968. Рассказ из цикла «Мифы Ктулху». У Лавкрафта был незаконченная рукопись под названием «Книга», опубликованная в 1938 году. Через 30 лет М. С. Уорнс решил дописать её. Об этом авторе известно лишь, что он жил в Англии, работал в текстильной промышленности и умер в 1969 году.

Источник текста:

Антология «New Tales of the Cthulhu Mythos» (1980)

Мои воспоминания очень запутанны. Я даже сомневаюсь в том, где они начинаются; ибо временами чувствую ужасающие перспективы лет, растянувшихся в прошлом, а иногда мне кажется, что настоящий момент – это изолированная точка в серой бесформенной бесконечности. Я даже не уверен в том, как смогу передать это послание. Хотя я знаю, что могу говорить, у меня есть смутное ощущение, что понадобится какой-то странный и, возможно, ужасный посредник, чтобы донести мои слова туда, где я хочу быть услышанным.

Моя личность тоже совершенно туманна. Кажется, я пережил большое потрясение, возможно, из-за какой-то серии своих уникальных и невероятных экспериментов, и их чудовищного результата.

Разумеется, эти эксперименты проводились на основе знаний, найденных мной в той изъеденной червями книге. Я помню, как нашел её в слабо освещённой лавке возле чёрной маслянистой реки, над которой вечно клубится туман. Эта лавка было очень старой, и полки высотой до потолка, заполненные дряхлыми книгами, тянулись через внутренние, лишённые окон комнаты, уходя в бесконечность. Кроме того, там были большие бесформенные кучи книг на полу и в грубо сколоченных ящиках; и в одной из этих куч я нашёл ту самую книгу. В тот момент я не мог узнать её названия, поскольку первые страницы отсутствовали; но книга раскрылась ближе к окончанию, и передо мной мелькнули буквы, которые заставили меня содрогнуться.

Там была формула – в своём роде список вещей, которые нужно сказать и сделать, – я распознал в этом что-то тёмное и запретное; нечто, что я вычитал в последующих параграфах, испытывая смесь отвращения и очарования. Книга была написана теми странными древними исследователями, чьи ветхие тексты я любил поглощать – об охраняемых тайнах вселенной. Это был ключ – путеводитель – к определённым вратам и переходам, о которых мистики мечтали и шептали со времён, когда раса людей была юной. Эти врата ведут к свободе и открытиям за пределами трёх измерений, за пределами сфер жизни и материи, которые мы знаем. Ни один человек на протяжении веков не вспоминал о том, как жизненно важна эта книга и не знал, где её найти, но она действительно была очень старой. Она была не печатной, а написанной от руки каким-то полусумасшедшим монахом, который записал эти зловещие латинские фразы потрясающе древним стилем письма.

Я помню, как старый торговец хитро смотрел на меня и хихикал, а потом сделал рукой странный знак, когда я уносил книгу. Он отказался брать с меня деньги, и только гораздо позднее я понял почему. Когда я спешил домой по этим узким извилистым улочкам, покрытым туманом, у меня было пугающее ощущение, что за мной, крадучись, следуют чьи-то бесшумные ноги. Столетние, шатающиеся дома по обеим сторонам улицы, казалось, оживились от свежей и болезненной злобы – словно какой-то запертый до этого канал понимания зла внезапно открылся. Я чувствовал, что эти стены и нависающие фронтоны из плесневого кирпича и покрытого грибками дерева, похожие на глаза ромбовидные окна, что наклонились ко мне – едва сдерживаются от того, чтобы напасть на меня и раздавить… хотя я прочитал только наименьший фрагмент той кощунственной формулы, прежде чем закрыл книгу и забрал её с собой.

Я помню, как я, наконец, прочитал книгу – с бледным лицом, запершись в мансарде, которую давно приспособил для своих странных исследований. В большом доме было тихо, ибо я вошёл в него только после полуночи. Думаю, тогда у меня была семья, хотя подробностей не помню; знаю, что имелось много слуг. Не могу сказать, какой был год, потому что с тех пор я познал много эпох и много измерений, и все мои представления о времени растворились и стали другими. Я читал при свете свечей; помнится, беспрерывно капал воск, и время от времени я слышал перезвон дальних колоколен. Казалось, что я следил за этими колоколами с особым вниманием, как будто боялся уловить чуждую ноту, вторгающуюся в их звон.

Затем впервые я услышал, как кто-то царапает и ощупывает мансардное окно, которое располагалось высоко над другими крышами города. Это произошло, когда я произнес вслух девятый стих, написанный первозданными словами, и, вздрогнув, поняв, что он означает. Ибо тот, кто проходит через врата, получает в награду тень, и никогда больше не останется в одиночестве. Я совершил призывание, и книга действительно оказалась тем, что я подозревал. В ту ночь я прошёл через врата в бездну искривлённого времени и видений, а когда утро застало меня в мансарде, я увидел в стенах, полках и мебели то, что никогда раньше не видел.

И я никогда не смогу воспринимать мир таким, каким я знал его прежде. Мир настоящего перед моим взором всегда смешивался с картиной недавнего прошлого и картиной недалёкого будущего, и каждый объект, когда-то знакомый мне, выглядел чужеродным в новой перспективе моего расширенного зрения. С тех пор я ходил в фантастическом сне неизвестных и частично известных форм; и с каждым новым проходом через врата, я всё меньше узнавал вещи из той узкой сферы жизни, к которой я так долго был привязан. То, что я видел вокруг себя, больше никто не видел; и я стал вдвойне молчаливым и отчуждённым, чтобы меня не посчитали сумасшедшим. Собаки боялись меня, потому что они чувствовали тень извне, которая никогда не покидала меня. Но я продолжал читать тайные, забытые книги и свитки, к которым привела меня способность видеть по-новому, – и пробирался через новые врата пространства, бытия и жизни к ядру неизвестного космоса.

Помню ночь, когда я начертил огнём пять кругов на полу и стоял в самом центре, воспевая ту чудовищную литанию, которую принёс посланник из Тартара. Стены растаяли, и чёрный ветер пронёс меня через бездонные серые бездны над игольчатыми вершинами неизвестных мне гор. Через некоторое время появилась кромешная чернота, а затем и свет мириад звёзд, образующих странные инопланетные созвездия. Наконец, я увидел зелёную равнину далеко под собой, а на ней – изогнутые башни города, имевшего такую архитектуру, которой я никогда не видел даже во сне, и не читал о такой в книгах. Когда я подплыл ближе к этому городу, то увидел большое квадратное, каменное здание на открытом пространстве, и мучительный страх сжал моё сердце. Я кричал и сопротивлялся, и после того, как чернота вновь вернула меня в чердачную комнату, я оказался лежащим на пяти светящихся кругах, нарисованных на полу. В путешествиях той ночи больше не было странностей, как во многих странствиях ранее; но было больше ужаса, потому что я знал, что оказался ближе к тем запредельным безднам и мирам, чем когда-либо прежде. После этого я стал более осторожен с заклинаниями, ибо не хотел быть отрезанным от своего тела и от земли в неизвестных безднах, откуда я мог никогда не вернуться.

Тем не менее, как бы я ни был осторожен, моё понимание знакомых сцен всё ещё исчезало в бесконечности, поскольку мое новое нечестивое видение утверждало себя, и каждый мой взгляд на реальность становился неестественным и тревожил своей геометрией. Мой слух тоже нарушился. Колокольный звон, доносящийся из далёких звонниц, звучал более зловеще, пугающе эфемерно, как будто звук доносили бестелесные призраки из нижних сфер, где измученные души вечно стенают в тоске и боли. С каждым днём я всё больше отдалялся от мирского окружения, из моего представления о земле исчезли эоны лет, они теперь обитали среди непостижимого. Время стало чуждым, и моя память о событиях и людях, которых я знал до того, как я приобрел книгу, дрейфовала на тусклых туманах нереальности, невзирая на то, как отчаянно я пытался цепляться за них.

Я помню, как в первый раз услышал голоса; странные, нечеловеческие, свистящие голоса, исходящие из внешних уголков чернейшего пространства, где аморфные существа прыгают и скачут перед большим чёрным, изрыгающим зловоние идолом, обветшалым ввиду прошедших бесчисленных столетий. С началом этих голосов пришли видения ужасающей интенсивности, страшные химеры двойных чёрных и зеленых солнц, освещающих вознёсшиеся монолиты и цитадели зла, которые поднимались, ярус за ярусом, словно стремясь избежать своих земных привязанностей. Но эти сны и иллюзии были ничем по сравнению с ужасным колоссом, который позже вторгся в моё сознание; даже сейчас я не могу вспомнить этот ужас во всей его полноте, но, когда я думаю о нём, у меня создается впечатление необъятности, выходящей за пределы всех размеров. Колосс шарил вокруг себя щупальцами, пульсирующими, словно имели собственный интеллект, оживлённый злобным пороком. Возле колосса прыгали жуткие, трупные чудовища, их голоса усиливались до неблагозвучного песнопения:

«Мвл'фгах пивфг фхтагн Гх'тьяф нглиф лгхья».

Эти ужасы постоянно сопровождали меня, как и тень извне.

Тем не менее, я изучал книги и свитки, и переходил через чёрные врата в неизвестные измерения, где тёмные существа наставляли меня в искусстве настолько адском, что даже самые прозаические умы, вероятно, разорвались бы при мысли о них.

Я помню, как обнаружил название книги; это было поздно вечером, когда я сидел, изучая изъеденные червями страницы, и наткнулся на параграф, бросающий свет на мой таинственный экземпляр:

«Ньярлатхотеп правит в Шарноте, вне пространства и времени; в гигантском, чёрном дворце он ждёт своего второго пришествия; в чернейшей ночи он размышляет и терзает своих слуг.

Пусть никто не беспокоит его заклинаниями и чарами, ибо он быстро ловит неосторожных. Пусть невежественные остерегаются, внимают Чёрной Книге, ибо поистине страшен гнев Ньярлатхотепа.»

В тайных писаниях я нашел упоминание об этой «Черной Книге»: той легендарной рукописи, написанной много веков назад великим некромантом Алсофокусом, который жил в стране Этонгилл до того, как современный человек сделал первые неуверенные шаги по земле.

Загадка разрешилась; это была действительно богохульная «Чёрная Книга». Узнав это, я с нетерпением стал поглощать все злые практики из книги; руны для связывания, именования и формирования были в пределах моей досягаемости, и я испугался своей новой силы. Другие врата и переходы стали доступны мне, демоны самых тёмных пределов оказались в моём распоряжении; но всё ещё были барьеры, которые я не осмеливался пройти, те чёрные недра космоса за пределами Фомальгаута, где скрывался предельный ужас, непристойно согнувшийся и бормочущий богохульства, что старше звезд. В «Тайнах Червя» Людвига Принна и «Культах Гулей» графа д' Эрлета я искал давние секреты, но все эти древние тайны были ничем по сравнению с тем злым знанием эзотерической «Чёрной Книги». Она содержала заклинания такой ужасающей силы, что, возможно, даже сам Альхазред задрожал бы, видя их использование: вызов Боромира, отвратительные секреты Сияющего Трапецоэдра – того окна в пространстве и времени – и вызов великого Ктулху из своего подводного дворца в городе Р'льех, что скрыт под океаном; все эти заклинания ждали того, кто будет достаточно смелым или сумасшедшим, чтобы их использовать.

Я был сейчас на пике своей силы; время расширялось или сокращалось по моей воле, и Вселенная вращалась вокруг моего постоянно растущего интеллекта. Моё удержание всех земных аспектов жизни было нарушено оккультными исследованиями, и моя сила стала такой, что я попытался совершить немыслимое – пройти через последний страшный порог, через врата – в чёрные тайны, лежащие за пределами, где Великие Древние вершат свой суд и замышляют возвращение на Землю, с которой они были изгнаны Старшими Богами. В своем тупом тщеславии я воображал себе, что я, крошечная пылинка в огромном космосе времени, могу пройти сквозь чёрные бездны пространства за пределами звёзд, где царят беззаконие и хаос, и смогу вернуться с неповреждённым разумом и буду не затронут древним, как вечность, тлением, которое там обитает.

Вновь я начертил пять кругов огня на полу, и, стоя в самом центре, вызвал силы за пределами всего воображения с помощью заклинания, столь непостижимо ужасного, что мои руки дрожали, когда я делал руками мистические пассы и символы. Стены растворились, и великий чёрный ветер унёс меня через тёмные бездны пространства и серые области материи. Я путешествовал быстрее мысли мимо неосвещённых планет и перспектив неизвестных миров, которые кружились и смещались на неизмеримые расстояния; звёзды вспыхивали так быстро, что они казались тонкими яркими нитями, переплетёнными по всей Вселенной; они мерцали крошечными бриллиантами на чёрном эфире, который был темнее, чем легендарные глубины Шунга.

Возможно, прошла минута, или, может быть, столетие, а я всё мчался вперёд. Звезды значительно поредели: они собирались в группы, как будто пытаясь найти утешение в компании; больше ничего не изменилось. Я страдал от полного одиночества в этом путешествии; мне казалось, что я словно замер и завис в пространстве и времени, хотя скорость моего полета, должно быть, была феноменальной, и мой дух умолк в благоговейном одиночестве и ужасной тишине неподвижного пространства; я был как человек, погребённый заживо в мрачном чёрном гробу. Прошли эоны, и тогда я увидел далеко впереди последнее звёздное скопление, последний свет на протяжении бесчисленных тысячелетий; за его пределами не было ничего, кроме непроницаемой черноты, конца Вселенной. Как и в предыдущем ужасающем случае, я кричал и боролся, но безрезультатно; я продолжал свои бесконечные поиски по коридорам тишины и страха.

Я путешествовал целую вечность, ничего не менялось, кроме биения моего сердца. А потом появился зелёный свет, или, возможно, только намёк на свет; я прошёл через отсутствие времени и материи; прошел через Чистилище. Теперь я был за пределами Вселенной, на неизмеримом расстоянии от космоса, каким обычно представлял его себе; я пересёк последний порог, эти последние врата перед забвением. Впереди были двойные солнца из моих видений, к которым я дрейфовал с казавшейся бесконечно медленной скоростью; вокруг этих чёрных и зелёных чудес вращалась одна планета; я знал это как родной мир богов, Шарнот.

Я медленно плыл к этому тёмному холодному шару, и, приблизившись, увидел далеко внизу зелёную равнину далеко внизу, на которой покоился гигантский искривлённый город моих ранних видений, он выглядел искажённым и непропорциональным в своём неестественном сиянии. Я дрейфовал над крышами этого ужасного мегаполиса, отмечая разрушащуюся каменную кладку и потрескавшиеся столбы, которые стояли сурово и пугающе на фоне изогнутого чёрного горизонта. Во всем городе ничего не двигалось, и все же там было ощущение жизни, злой порочной жизни, которая чувствовала мое присутствие.