Текст книги "Всемирный следопыт, 1929 № 01"

Автор книги: авторов Коллектив

Соавторы: Василий Ян
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Вскоре я разобрался в звуках и понял, что к этому грубому хору примешивается другой, более нежный, несущийся с правой стороны залива.

Осторожно пробираясь по берегу под защитой мхов, я наконец нашел и вторую группу артистов. Они сидели на берегу около целого городка хижинок, грубо слепленных из ветвей и грязи. Это были сородичи странного существа, которое унес на моих глазах орел Скалистых гор. Люди, похожие на лягушек, или лягушки, похожие на людей. Сидели они так же, как и настоящие земноводные, с согнутыми под острым углом ногами, между которыми помещались передние конечности.

Однако ходили они на двух ногах. Ходили тяжело, грузно, нередко падая и переходя в лягушечьи прыжки. Их пение напоминало человеческие голоса и было мелодично и заунывно, хотя основной мотив оставался неизменным…

Я не нахожу этих существ безобразными. У них такие прекрасные синие глаза с детским, жалобным выражением. За два дня, проведенных мною около залива, я имел возможность наблюдать этот странный народ. Их нравы произвели на меня самое лучшее впечатление.

Эти создания никогда не дерутся, не обманывают друг друга и очень любят своих детей, маленьких смешных человеко-лягушат. Старики и старухи отличаются огромными отвисшими животами и не в состоянии ходить на двух ногах.

Повидимому, эти существа не лишены дара слова и обмениваются разнообразными звуками, состоящими почти из одних гласных. Я заметил также, что лягушкоподобные относятся с презрением к настоящим лягушкам и не входят с ними в общение. Люди-лягушки нуждаются в частом купаньи и, говоря по совести, в воде мало отличаются от настоящих лягушек.

Я видел их общественные собрания. Несомненно, они совместно обсуждают общие вопросы. Рассаживаются на берегу. Один, старейший, мурлычит особым образом, другие слушают внимательно. Потом начинают отвечать, иногда в одиночку, иногда хором.

В одно из таких собраний случилось несчастье. Налетела стая огромных птиц, в раскрытых клювах которых виднелись ряды острых зубов. Люди-лягушки бросились к землянкам, но птицы успели унести троих взрослых и нескольких детей.

_{Налетела стая огромных птиц, в раскрытых клювах которых виднелись ряды острых зубов…}

Когда хищники улетели, народ снова вышел на берег и затянул жалобную песню:

– А-а-а-а-а…

Скорбный стон окончился душераздирающей трелью, и мне показалось, что эти существа способны плакать. Они утирали лапками свои прекрасные синие глаза… Я весьма жалею, что не мог детальнее наблюдать жизнь и обычаи людей-лягушек.

На третий день я углубился в лес в поисках пищи. Изнуренный зноем, я решил выкупаться в ручье. Едва я опустился в прохладную Боду, как меня подхватило и понесло стремительное течение. Я боролся изо всех сил, но пенистый поток увлекал меня все дальше, ударил о камень, и я потерял сознание…

Очнулся я на берегу ручья, протекающего по долине. Лишенный одежды, оружия и припасов, я едва не погиб, но меня спасла партия охотников за козами.

Несомненно, передо мною на короткий миг открылся мир прошлого, и занавес вечности опустился вновь над этой необычайной картиной…

(Конец рукописи)

VII. Что говорит наука?

Рассказ доктора Рейдаля может показаться читателям плодом болезненной фантазии. Продолжительные блуждания по подземному лабиринту, крайняя усталость, жажда и голод действительно могли вызвать у Рейдаля бредовое состояние, в котором он видел людей-лягушек.

Весьма неправдоподобным на первый взгляд кажется описание пещеры: неизвестный источник света, ветер и волнующееся подземное море. Однако при очень больших размерах пещеры всегда возможны нарушения равновесия атмосферы вследствие местного повышения или понижения температуры, а следовательно, и образование воздушных течений. Труднее объяснить источник света. Не следует, впрочем, забывать, что далеко не все световые явления объяснены удовлетворительно наукой. Много ли мы знаем, в сущности, о природе северного сияния или зодиакального света?

В низших слоях атмосферы наблюдаются иногда странные световые явления, например, огни св. Эльма, появляющиеся на корабельных снастях, огни Кастора и Поллукса, всегда состоящие из двух огненных языков и долго держащиеся над шпилем высокой башни или колокольни. Принято относить эти явления к электрическим феноменам. Однако до сих пор остается необъяснимым, почему в данном месте появились именно такие, а не другие огни, а в очень многих местах никогда не появляется таинственных огней. В пещере Рейдаля могли быть светящиеся облака, скопившиеся под высокими сводами.

Что же касается главного, т. е. людей-лягушек, необходимо пояснить следующее: биология установила, что все животные произошли от первичной клетки путем ее постепенного развития под влиянием внешних условий и борьбы за существование. Для доказательства этой теории существует два пути: палеонтология и эмбриология – наука о развитии зародыша.

Наука об ископаемых пытается установить непрерывную цепь форм между существами, населявшими Землю в различные эпохи, и современными. К сожалению, сохранились кости лишь немногих первобытных животных. Науке удалось, однако, установить связь между ящерами и птицами через промежуточные типы.

Сложнее обстоит дело с происхождением человека. Однако теоретически на вопрос: существовал ли предок человека, современник завров и древовидных папоротников? – Мы должны ответить положительно. Предок этот, по тогдашним условиям жизни на Земле, был, несомненно, земноводным животным. Принимая во внимание, что потомки сделались людьми, вполне допустимо, что и предок был не лишен некоторой разумности.

Напомним, кстати, что в преданиях каждого народа упоминается о чудовищах, драконах и химерах. Вероятно, в мозгу земноводных предков запечатлелся образ чудовищных ящеров, и память о них передалась потомкам.

Второй путь доказательства теории эволюции дает эмбриология. Как известно, зародыш человека в течение девяти месяцев утробной жизни повторяет всю историю развития человека. Сперва он напоминает низшие одноклеточные существа, потом – многоклеточные. Затем он уподобляется моллюскам и слизнякам и в некоторый момент своего развития даже является двуполым. Но самое замечательное – это то, что в известный период зародыш человека имеет признаки жабр.

Если мы сравним постепенное развитие зародыша человека и лягушки, мы найдем много сходных черт, например: лягушка, как и человек, дышит только легкими, а головастик имеет жабры…

Действительно ли видел Рейдаль мир прошлого или это лишь фантастический бред, но рассказ его не так противоречит науке, как кажется на первый взгляд.

Личико, которое может нравиться только матери…

Крупная жаба, 12½ сантиметров в поперечнике, носящая в зоологии название «bufo marinus», пойманная экспедицией ученых на реке Парагвае (в Южной Америке).

ЗА ТУНГУССКИМ ДИВОМ

Очерки Ал. Смирнова

участника экспедиции,

снаряженной Академией Наук в помощь Л. А. Кулику

Сотрудник «Следопыта» Ал. Смирнов, вернувшийся в Москву 23 ноября 1928 г. из экспедиции по оказанию помощи т. Кулику в районе падения тунгусского метеорита, собрал в течение своего двухмесячного путешествия богатый краеведческий материал о Тунгусии, об условиях работы т. Кулика и о падении «тунгусского дива». В этом номере мы даем пока лишь вводную часть исключительно интересных и содержательных очерков т. Смирнова. Основной же материал будет помещен во 2-м и 3-м номерах «Всемирного Следопыта».

–

Дата – 30 июня 1908 года – отмечена астрономами и метеорологами. Этот день был кульминационным днем исключительных в истории астрономии и метеоритики ночных зорь или белых ночей, наблюдавшихся в течение двух недель в Западной Европе и России до Черного моря включительно.

В этот же день около шести часов утра пассажиры сибирского поезда наблюдали в окрестностях Канска не совсем обычное зрелище. В северо-восточной части неба показалась огненная точка, которая по мере приближения к земле быстро увеличивалась в своих размерах.

Достигнув величины дневного светила, загадочное тело огненным зигзагом пронеслось над лесом и, оставляя за собой блестящий след, скрылось за щетинистым гребнем тайги. Вслед за этим послышался удар – точно о наковальню ударился гигантский молот, – потом еще и еще.

Звуковая волна нарушила таежную тишину и звоном задребезжавших в окнах стекол всполошила только что поднимавшихся с постели обывателей Иркутска и Красноярска.

Приборы Иркутской физической обсерватории вышли из состояния покоя, а на берегах Катанги^[62]) тунгусы в ужасе попадали на землю, умоляя добрых духов притти им на помощь, чтобы защитить их от грозного гнева всесокрушающего Огды^[63])…

Что это было: комета, шаровидная молния, землетрясение?

Ни то, ни другое, ни третье. Это старушка-земля приняла в свои недра одного из посланцев далеких миров. Пассажиры поезда под Канском, тунгусы на Подкаменной Тунгуске и много других людей в Приангарье и Туруханском крае были свидетелями падения исключительного по своим размерам метеорита.

С того времени прошло ровно двадцать лет, а таинственный посланец небес еще лежит в таежных болотах за Подкаменной Тунгуской, повитый ожерельем тунгусских легенд. Ему не повезло с первых же дней пребывания на земле. Несмотря на то, что приход небесного гостя наблюдался тысячами людей, его тяжелая поступь была отмечена барографами и сейсмографами, горячее дыхание метеорита долетело до самых отдаленных пунктов бывшей Иркутской губернии и Туруханского края, а там, где он поцеловался с Землей, на сотни километров преобразился таежный ландшафт, погиб весь животный и растительный мир, – всего этого, однако, оказалось недостаточно для того, чтобы привлечь к себе внимание научного мира того времени. Это, может быть, можно объяснить тем, что тогда метеоритика, как самостоятельная наука, еще не имела прав гражданства. Изучением метеоритов занимались попутно представители наук геологического цикла, а также астрономы.

Тунгусским дивом заинтересовалась лишь небольшая группа сибирских научных работников, которая и предприняла первую попытку найти место падения метеорита. Однако эта попытка успеха не имела.

Основываясь главным образом на показаниях очевидцев, наблюдавших падение метеорита из окон вагонов и в один голос утверждавших, что огненный шар упал в какой-нибудь версте от линии железной дороги, группа заинтересовавшихся метеоритом лиц ограничила свои поиски окрестностями г. Канска и, конечно, ничего не нашла.

Безрезультатность этих поисков вполне понятна, потому что было упущено из виду одно весьма существенное в таких случаях обстоятельство: лицам, наблюдающим падение какого-нибудь тела за горизонт, всегда кажется, что это тело упало где-то совсем близко – «за этой околицей, за этим леском»…

Так было и с тунгусским метеоритом.

Если бы его первым искателям пришла в голову мысль расширить район поисков – придвинуться на пятьсот километров к северу, – то и здесь от жителей приангарских селений они услышали бы то же самое: «небесный камень упал вот тут, за Ангарой»… На самом же деле его надо было искать даже и не за Ангарой, а еще на двести километров севернее, т. е. в пределах Тунгусии, за Подкаменной Тунгуской.

Как бы то ни было, а неудача первых поисков разочаровала даже тех, кто был заинтересован метеоритом с первого момента. Дальнейших поисков предпринято не было, и о небесном госте скоро забыли. Не вспомнили бы, быть может, и до сего времени, но тут пришла на помощь простая случайность.

В марте 1921 года в руки научного сотрудника Академии Наук Л. А. Кулика случайно попал листок отрывного календаря от 15 июня 1910 года с заметкой о падении тунгусского метеорита. Это навело т. Кулика на мысль серьезно заняться этим делом, тем более, что в то время в Метеоритном отделе Академии Наук накопилось много сведений о падениях мелких метеоритов в Сибири и проектировалась экспедиция для проверки этих сведений. Попутно можно было выяснить вопрос и о падении этого метеорита. Хотя обстановка в тот момент была крайне неблагоприятна для снаряжения научной экспедиции, последняя, тем не менее, была осуществлена. Это была вообще первая метеоритная экспедиция, которая в то же время являлась первым шагом в научной работе по изучению тунгусского метеорита.

Материалы, собранные Куликом во время этой экспедиции, указали ему, где надо искать таинственного пришельца, но для этого нужна специальная экспедиция. С мыслью об организации такой экспедиции Кулик возвратился в Ленинград, и с этого момента «тунгусское диво» всецело овладело ученым. Подкрепив свои материалы солидными научными данными в виде сейсмических и барографических записей, собранных заведующим Иркутской обсерваторией А. В. Вознесенским еще в 1908 году, Кулик стал хлопотать об отпуске средств на экспедицию. Прошло, однако, пять лет, прежде чем вопрос об экспедиции на Подкаменную Тунгуску разрешился в положительном смысле.

В начале марта 1927 года Л. А. Кулик выехал из Ленинграда, а в конце того же месяца он уже был на фактории Ановар, т. е. в непосредственной близости от места падения метеорита. Тут он встретил тунгусов, а среди них даже непосредственных свидетелей «гнева Огды», и хотя они говорят об этом весьма неохотно и не иначе как топотом, все же ученому удалось получить кое-какие сведения о том месте, где этот сердитый Огды «валил тайгу, кончал оленей, кидал чумы»… Метеорит надо было искать где-то в верховьях реки Хушмо, правого притока Чамбэ.

Но дика, сурова девственная тайга и нелегко раскрывает она человеку свои сокровенные тайны. Два раза пытался Кулик проникнуть в район легендарного Великого Болота – места гнева Огды – и оба раза безрезультатно. Может быть, это он, Огды, не хочет, чтобы «люче» (русский) увидел Страну Мертвого Леса, где не живет ни зверь, ни птица и куда ни за какие блага мира не пойдет тунгус?

Нет, причины неудач были самого обыкновенного свойства. Первый раз Кулик должен был вернуться, потому что отправился к месту падения метеорита не на оленях, а на лошадях, – они по уши вязли в глубоком снегу. Во второй раз его подвел тунгус. Взявшись проводить ученого до границы метеоритного бурелома, тунгус взял в поход свою многочисленную семью, которой так понравились продукты экспедиции, что она поела их раньше, чем экспедиция добралась до границ бурелома. Кулику пришлось вернуться на факторию из-за недостатка продуктов.

Только при третьей попытке, уже по наступлении весны, Кулику удалось достигнуть заветной цели. Шестнадцать дней двигалась экспедиция на плотах вверх по реке Хушмо, преодолевая массу препятствий и испытывая множество приключений, а на семнадцатый день взору ученого открылось странное зрелище: глубокая долина, очерченная холмистым горизонтом, была вся завалена сплошным буреломом. Это не был обычный таежный бурелом, в котором деревья валятся без всякого порядка по всем направлениям, – это был бурелом строгой закономерности. Плотно прижатые к земле, слегка обожженные деревья были обращены вершинами в одну сторону…

Картина происшедшего стала совершенно ясна ученому, когда он, достигнув цирка гор на водоразделе между Хушмо и Кимчу, обошел лысые гребни: тайга была повалена по радиусам, центром которых являлось Великое Болото. И этот центр был усеян множеством разной величины воронок, похожих своими очертаниями на лунные кратеры…

Итак, краешек завесы над событием, в реальности которого сомневались до того еще многие из ученых, был приподнят. Кулик нашел место падения метеорита. Дальше стоял вопрос об изучении района падения метеорита и извлечении из земли раздробившихся на осколки метеоритных масс.

Вернувшись в Ленинград, Л. А. Кулик весной 1928 года снарядил новую экспедицию и принялся за работу.

Лето. Июль на исходе. Таежные дебри кишат птицей и зверьем, но на плоскогорий, что раскинулось между верховьями Хушмо и Кимчу, пусто и безжизненно. Тут – Страна Мертвого Леса. Ни движения, ни звука. Только таежный гнус – бесчисленный рой комаров, оводов и мошки – нарушает царящее вокруг безмолвие. Группе людей, копошащихся среди бурелома с цепью и теодолитом, гнус не страшен: против него можно защитить себя плотной одеждой и сеткой. Но у людей мало продуктов, их питание крайне однообразно. Над ними витает грозный призрак цынги…

Сначала заболел молодой рабочий, за ним – другой, потом помощник Кулика – Сытин. Надо немедленно покинуть тайгу, пока еще воля к жизни не погашена страшной болезнью. Кулик вывел экспедицию ближе к фактории и тут расстался со своими сотрудниками. Прощаясь с ними, он говорил:

– Пока не кончу намеченных работ, я не уйду отсюда, что бы ни случилось…

И это решение было бесповоротно.

Место падения метеорита было найдено, но его тайна еще ни разгадана, а для таких людей, как Кулик, неразгаданная тайна природы – это источник великих исканий. Пренебрегая собственной безопасностью, ученый остался в тайге, чтобы искать…

(Продолжение в следующем номере)

КАК ЭТО БЫЛО

Со щитом за горными курочками

Рассказ-быль Керима.

Пустынен и сух Копет-даг^[64]). Родник «чешме» в его щелях и долинах – драгоценность. Неустанное солнце позволило здесь расти лишь причудливым колючим растениям, а в высоких горах – древовидным можжевельникам – «арче». Однако эти пустынные горы населяет огромное количество самой разнообразной дичи. В предгорьях – стада джейранов, в горных расселинах – косяки кабанов, ближе к арче – козлы, бараны. И повсюду кудахчут «кеклики» – горные курочки.

Невольно удивляешься несоответствию между скудной растительностью и обилием населяющей эту пустыню дичи. С ружьем здесь всегда будешь сыт. Нередка встреча с хитрым, осторожным леопардом, а к югу, на самой персидской границе, где водится олень, можно наткнуться на медведя, даже на тигра.

Днем, в жару джейраны держатся высоко в горах, где прохладнее и есть для них корм, а ночью спускаются в долины и на равнины – к воде. Обычная охота на джейранов – засада на пути их к водопою или у самой воды.

* * *

Всю ночь я пролежал на горе в засаде. К утру стало так прохладно, что пришлось натягивать на себя чапан. Светало. Джейранов нет. И не будет – очевидно, прошли другой дорогой. Я решил здесь же, под камнем, выспаться до наступления жары…

Проснулся я внезапно со смутной настороженностью. «Барс…» – мелькнуло в голове. Ущелье было наполнено солнечным светом; после крепкого сна все казалось необычным. Однако, повидимому, ничто не обещало опасности.

За камнем послышались мягкие, осторожные шаги по осыпи.

Шаги остановились. Была полная тишина. С винтовкой наготове, осторожно выглянул я из-за камня. Первой мыслью было – стрелять. В двухстах шагах от меня на перевальчике стояло что-то необыкновенно пестрое. Внезапно это пестрое трепыхнулось и исчезло. На его месте стоит человек.

– Тпейлема! Адам бар!^[65]) – кричит он, подняв ружье.

Теперь я понял, что это «нэрдэ».

– Корхма! Гел бура!^[66]) – кричу я человеку.

Туркмен подошел. Оба смущены, но довольны.

– Ну, что же, неси свой нэрдэ.

Туркмен неохотно отправился за своим орудием.

Охота на горных курочек с нэрдэ запрещена. О нэрдэ я слыхал давно, но только что происшедший случай дал мне возможность близко познакомиться с этим интересным видом охоты.

Нэрдэ – это щит, почти квадратный, длиной около полутора метров. Сделан он из легкой ткани, например, бязи, натянутой на две, расположенные накрест по диагоналям, камышевые палки. В центре щита – дыра для ствола ружья, которое при стрельбе кладется на пересечение палок, а выше – два отверстия для глаз. Наружная сторона сплошь унизывается разноцветными лоскутками.

Способ пользования нэрдэ обычно таков. Идет туркмен горами; всходя на перевальчик, закрывается щитом и высматривает дичь сквозь отверстия для глаз. Если курочек не видно, он встряхивает щитом. Тряпочки ярко пестрят, и вскоре курочки начинают перекликаться. Сидит туркмен за щитом притаившись. Куры с любопытством всматриваются в щит, собираются в кучу и либо ближе подходят к охотнику, либо он сам осторожно продвигается к ним. На расстоянии выстрела он бьет дробью в кучу птиц. Тем не менее, оставшиеся в живых куры далеко не улетают, а иной раз снова идут к щиту. Туркмены рассказывают, что бывают случаи, когда куры подходят к щиту и клюют цветные тряпочки.

_{Высматривание дичи через отверстие в щите.}

Запрещение охоты со щитом вызвано возможностью массового истребления курочек. Туркмен весьма экономен с зарядными припасами; брать по одной-две курочки за выстрел – не в его обычае, а со щитом он бьет птиц стайками. И крупную дичь туркмен стреляет только наверняка, – выследит, отсидится, отлежится и бьет на расстоянии нескольких шагов из своего старинного «хырли»^[67]).

_{Сидит туркмен за щитом притаившись…}

После моего неожиданного знакомства с туркменом-охотником и его щитом трудно было удержаться от испытания нового для меня способа охоты. Приехав в город, я отправился в знакомые мне семьи, где занимаются шитьем. После дипломатических переговоров в мое распоряжение передавался узел с лоскутками, и я мог сколько угодно рыться в узле. Когда я снова уезжал в горы, у меня был роскошный щит – нэрдэ.

Рано утром мы вышли на охоту. Батыр-Мергень дал мне в помощь своего сына Дурды, и мы разошлись в разные стороны. Первая встреча с кекликами произошла так. Шли мы отлогим каменистым склоном.

– Смотри, смотри! – шепчет Дурды.

Впереди, дальше чем на расстоянии выстрела, стояло несколько курочек, еле заметных среди камней, благодаря защитной окраске оперения. Курочки, увидев нас, с беспокойством направились в сторону. Я остановился, прикрывшись щитом. Дурды спрятался за мной.

Я встряхнул щитом. Кеклики насторожились, остановились, подняли головы, с любопытством всматриваясь в щит. Перекликнулись курочки. Из-за камней вышли новые птицы – двенадцать-пятнадцать молодых кур – и бегом направились прямо на щит. Тревожно закричала старуха-мать, и часть молодых курочек побежала за ней. Остальные, нахохлившись, глядели на щит. Я снова встряхнул щитом. Оставшиеся возле матери молодые куры, невзирая на ее крики, побежали к щиту. На расстоянии шагов пятидесяти я прицелился.

– Не стреляй, – шепчет Дурды, – иди к ним ближе.

Не верится, что куры не улетят, жалко упустить дичь, но ведь я «охочусь ради опыта»… Держа щит под углом, как это делал Батыр-Мерген, я стал осторожно подходить к курочкам. Но куры, к моему изумлению, сделали решительное движение к щиту. В двадцати шагах от меня они остановились кучкой; парочка отделилась – подходит еще ближе.

– Не стреляй, – снова шепчет Дур-ды, – остальные подойдут.

Однако я не стал поджидать новой дичи и выстрелил в ближайших курочек… Дурды бросился с ножом к куче трепыхавшихся окровавленных кур, чтобы сделать «домагын чал»^[68]). Горы и ущелья мигом ожили, – повсюду зычно закричали бесчисленные кеклики. Их гортанный крик напомнил мне местное название курочек– «кяк-лик». В разных местах начали перелетать новые стайки.

– Ну, теперь бери сколько хочешь, – говорит Дурды, возвратившись с семью птицами.

И пошла работа. Завидев вдали группу кекликов, я бегу со щитом прямо к ним. Кеклики выбегают мне навстречу.

Неожиданно в пяти шагах наталкиваюсь на пару незамеченных птиц. Стрелять нельзя: разобьешь в клочья. Прохожу мимо этой пары. Как только птицам стала видна моя фигура за щитом, перепуганные, с криком они понеслись прочь.

_{Что видит курочка…}

Солнце стало ожесточенно палить. Поднялся ветер. Я окончательно выбился из сил, неуклюже бегая со щитом, который отчаянно мне мешал.

Мы спустились в глубокое ущелье, оглашаемое криками встревоженных табунков кекликов. Под тенистыми гранатными кустами присели отдохнуть. Плоды гранатов, правда, еще не вполне зрелы, но в безводном ущелье это прямо клад.

Дурды уже сделал разведку в ущелье и принес целую охапку кистей душистого черного винограда и почерневшего от зрелости инжира. Странным кажется, каким образом в таких каменистых, без намека на присутствие воды, ущельях могут так обильно расти и плодоносить дикие деревья и кусты. Все это для кекликов– лакомства, а главная их пища, как я заметил, – мелкие луковицы растений-эферов, которые ранней весною, в марте, цветами, как ковром, устилают каждый клочок каменистой почвы. Кеклики выкапывают эти луковицы и набивают ими зоб.

Пересчитали добычу: двадцать четыре молодых и две старых курочки: Дурды с сожалением смотрит на меня и на новых кекликов, подошедших на выстрел.

– Довольно! – категорически заявляю я.

Свернув щит, мы стали возвращаться домой, к кибитке, спугивая на пути новые стайки кекликов. Дурды с укоризной смотрит на меня, явно осуждая во мне недостаток охотничьего пыла.

– Чилль! – внезапно кричит Дурды. Мы спрятались в кусты. Дурды натянул нэрдэ на палки. Мне интересно было проверить действие щита на этих птиц. Чилль (каменная куропатка) так же, как и кеклик, – название, основанное на звукоподражании.

По совету Дурды я пошел прямо к чиллям: сами они к щиту не подойдут. Целый выводок куропаток, во главе с матерью, насторожился, однако итти ко мне не намеревался, порываясь сняться с места. Трудно было удержаться от выстрела. Ясно было, что чилли не имеют такого тяготения к щиту, как кеклики.

До самой кибитки мы не сделали ни одного выстрела.

У кибитки дочь Батыр-Мергеня, Гуль-Джамал, готовила гок-чай, а жена его возилась у казана (чугуна), стряпала коурму из кекликов, принесенных хозяином.

_{Гуль-Джамал готовила гок-чай…}

– Ты много стрелял, – говорит Батыр-Мергень. – Думал, всех кекликов перебьешь.

Сам же он, сделав два выстрела, принес полтора десятка курочек. Часть их он уже успел отослать соседям.

– Мы охотимся по очереди, – поясняет он, – и всю добычу распределяем между собой.

Солнце спустилось к голубовато – оливковым конусам ближней гряды гор. Мы сидели за кибиткой на цветистой кошме, медлительно наслаждаясь гок-чаем.

Вместе с дымом из казана доносился запах почти готового ужина.

После ужина снова чай в уютной прохладе тихого вечера под легкое потрескивание веток держи-дерева в костре и спокойное повествование Батыр-Мергеня. Он – старый местный охотник. Это особая порода людей, открытых, общительных.

Долго рассказывал мне Батыр-Мергень о повадках и нравах различных птиц и зверья: как барса обмануть, как дикобраза-бахчелюба из норы выудить, как от укуса черной «гюрзы» и белой очковой змеи спастись и много другого…

Ночью, засыпая, я глядел на темное обильно-звездное небо, слушал, как мой иноходец Жених фыркал и жевал посохшую люцерну, и думал о том, как мало нужно человеку для счастья. Здоровая усталость от дневного беганья в горах, сытость и свежий ночной воздух гор не дадут долго думать лежащему на мягком одеяле человеку. Осталось самое лучшее – сон…

Пустынен и сух Копет-даг, но для охотника он изобилен.

ОТ РЕДАКЦИИ

Прошлогодняя читательская анкета «Следопыта» выяснила, что читатели желают видеть на страницах нашего журнала юмористические рассказы. Редакция охотно идет навстречу этому желанию наших читателей.

С немалым трудом удается извлекать из присылаемого в редакцию материала такие юмористические рассказы, которые совпадали бы с общей программой журнала. Для того, чтобы разрешить этот вопрос, мы объявим в № 2 «Следопыта» литературный конкурс юмористических рассказов.

Редакция просит авторов, склонных участвовать в этом конкурсе, заранее приготовиться к нему, помня о том, что наш юмор должен итти в разрезе путешествий, научной фантастики, краеведения и охоты. В особенности желательны серии юмористических рассказов с одними и теми же героями.

УТОЧКА

Рассказ-быль П. Казанского　

Рисунки худ. В. Щеглова

Автор рассказа «Уточка» провел в Манжероке, на месте действия рассказа, лето текущего года, изучив как Манжерокский порог, так и порядок сплава плотов через него. Имя героя рассказа вымышлено, но вся обстановка и действующие лица списаны с натуры. Иллюстрации к рассказу сделаны худ. В. Щегловым по фото, заснятым автором на месте действия (Манжерокский порог – в нижнем　течении реки Катуни).

I. В Манжерок за Агничкой!

Летом горожанина тянет прочь из города. Куда-нибудь, где яркое солнце, чистый воздух, где красиво и необычно. Москвича тянет в Крым, на Кавказ, на Волгу. Сибиряка тянет на Алтай. Потянуло и Петра Иваныча Перепелкина, счетовода в одном из новосибирских «торгов». Кое-как сбился, очистил к лету сотняжку. Получил разрешение продлить законный двухнедельный отпуск еще на две недели «без сохранения содержания». С такими ресурсами далеко не заедешь.

Однако далеко заезжать и не потребовалось: Агничка уехала в Манжерок, стало быть, и Петр Иваныч едет туда же. Агничка – учительница, значит, у нее целых два месяца свободных. У Петра Иваныча – всего один. Но… горы, тропинки, скалы, Катунь… Неужели не хватит месяца, чтобы в такой обстановке довести дело с Агничкой до благополучного конца? Отдых отдыхом, но дела сердечные, пожалуй, поважнее, тем более, что в Новосибирске Агничка не очень-то обращала внимание на Петра Иваныча. Серенький он, обыкновенный, а Агничке хочется героя не героя, но чего-нибудь этакого… замечательного.

И в самой потаенной извилине мозга у Петра Иваныча почти незаметно для него самого сидела робкая надежда на случай. Горы… Мало ли что может в горах случиться! И вдруг он, Петр Иваныч, спасает кого-нибудь (конечно, лучше всего самое Агничку) от какой-нибудь горной опасности. Спасает, рискуя жизнью и, во всяком случае, выказывая чудеса ловкости, – на манер Гарри Пиля. И тогда… о, тогда…

Поплыли мимо красавца-парохода однообразные берега широкой мутной Оби. Промелькнули Камень, Барнаул. К концу третьих суток Петр Иваныч вместе со всеми пассажирами шарахнулся к правому борту – смотреть, как из-за поросшего кустами мыска широкой струей выходит мутная белесоватая Катунь навстречу синей прозрачной Бии и как их воды, клубами врываясь одна в другую, ведут борьбу за первенство. Ни та, ни другая одолеть не может: равны силы у сестер-соперниц. Постепенно смешиваются их воды, теряется граница; но еще на шестьдесят километров ниже слияния заметно, что у правого берега Оби вода прозрачнее, у левого – мутнее. Справа пришла Бия, слева – Катунь. Вместе – Обь составили.

Посмотрел Петр Иваныч на борьбу бийской и катунской воды, на далекие синие силуэты передовых гор на горизонте; выслушал громогласные пояснения случившегося на пароходе алтаеведа.

Узнал, что подлинные алтайские названия Бии и Катуни – «Бий» и «Катын», (по-русски – «Начальник» и «Хозяйка») и что, стало быть, алтайцы представляют себе их слияние в образе супружества.

А затем пришлось складывать и увязывать вещи: через час пароход причалил к Бийску – конечному пункту пароходного движения. От Бийска до Манжерока сто десять километров колесной дороги. Ямщика Петр Иваныч нашел недорогого, дорога гладкая, пыль ветерком в сторону относит, – не езда, а удовольствие!