Текст книги "Святитель Тихон Задонский в воспоминаниях келейников (СИ)"
Автор книги: авторов Коллектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)
Но и сие мне в память.
За три дни до кончины своей благоволил он, чтобы все ближайшие к нему, равно и благотворители его из господ помещиков обоего пола, были у него в тот день, для принятия благословения от него; они и были, и он всех, как их, так и живших при нем и служивших ему, паче ж в болезни его, скорбящих и плачущих о разлучении с ним, подняв свою десницу и указуя на картину Распятого Христа, поручил Божескому покровительству, ибо присутствующие те особы, плача и рыдая, возглашали: «На кого ты нас оставляешь? К кому мы прибегнем и от кого получим наставление и пользу бедствующим душам нашим?» и прочее.
Года за два до кончины своей написал он завещание [129] о образах Страстей Христовых (кои были его собственные и писаны на парусине) и о малом своем имуществе, как-то: о рубашках, фуфайках, из белой байки сделанных (которые он почасту переменял от усилившегося пота), и о прочем одеянии. Завещание то вручил он одному из келейных своих, с тем чтобы после кончины его, Преосвященного, образа святые вручить известным его благодетелям в благословение, а фуфайки (коих было числом восемь) бедным сиротам – детям раздать. Из числа образов одну картину Страстную мне в благословение предписано было взять, а притом еще полную, за подписанием его святительской десницы; Библию мне ж, и одну фуфайку старенькую; ковер же простой, который был набит соломою и на котором он почивал, и две собственные его подушки, набитые перьями, тулуп овчинный, коим он вместо одеяла одевался, несколько рубашек, коты и чулки простой шерсти, в коих он хаживал, а притом две ряски ветхие, третья ряска шелковая, поношенная, дарованная ему преосвященным Астраханским, два подрясника, один овчинный, другой заячий, покрытый темною китайкою, малое число оловянной и деревянной посуды, два чайника медных – один для варения воды, а другой для чаю, две пары чашек чайных, два стакана стеклянных, часы стенные простые с кукушкою, несколько полотенцев и белых тонкого полотна платков носовых, таз медный – все сие, по завещанию его распродано, и вся сумма, а при том оставшиеся после него 14 р. 50 к. розданы бедным. Прежнее же свое одеяние шелковое, холодные и теплые подрясники рясы на лисьем меху и прочее приличное архиерейскому сану одеяние, пуховик с подушками пуховыми и одеяла хорошие, с первых годов своего в Задонском монастыре пребываний распродал он единственно для раздачи денег бедным на пропитание; а также и дарованную ему некогда преосвященным Астраханским лучшую рясу грезетовую [130] продав, деньги употребил на бедных же вдов и сирот.
При сочинении и писании своею рукою шеститомной книги «О истинном христиан– стве», как я от него, Преосвященного, слышал, случалась, от вражеских козней, помеха его мыслям таковая: когда углублялся он в сочинение, наипаче когда писал ночным временем при огне, то вдруг на верху келлии сделается топтание и бегание и прыгание, по подобию человеческих ног, от чего ужас нападет на него, так что он писать останавливался; почему, призвав живущих при себе, прикажет взойти под кровлю посмотреть, нет ли там каких-либо животных. Келейные, осмотрев место то, докладывают, что нет ничего. Случалось то ж нередко и днем: иногда в печи той келлии, в которой он писывал, вдруг послышится мятеж [131] или ворочание черновых его бумаг, которые он обыкновенно раздирал и в ту печь метал, что самое его не малое время беспокоило. Осмотрит наконец там запертую затворкою печь: никакого гада [132] не оказывалось.
Когда он совсем расположился всегдашнее пребывание иметь в Задонском монастыре, то в первый год пребывания своего здесь, – о чем многократно слышал я от него, – испытывал он скуку и уныние: представлялось ему, что не туне ли получает он от короны пенсию. Целый год боролся он с мыслями своими, которые представляя ему честь, славу и почитание, паче пользу общества христианского, влеклшего паки к пастырской должности. От такого воображения всякой день был он крайне скучен, так что иногда целые сутки не исходил из келлии, находясь взаперти; только и слышан был, по словам живших при нем, глас молитв и молений и хождение его по келлиям. По прошествии ж года, однажды, лежа на канапе [133], обдумывал он свою жизнь и скучное пребывание, до бесконечности беспокоен [134], борясь с влекущими его паки на епархию мыслями, так что чрезмерным весь облит потом, встал вдруг с канапе и возопил громким голосом тако: «Господи! Хоть умру, но не пойду!» От того часа не столь уже стали беспокоить его таковые мысли; в спокойствии духа стал он препровождать житие свое, духовною радостию всякий день напояемый. О искушении же том мысленном, под прикрытием, писал он тогда же к Новгородскому преосвященному Гавриилу (о чем я от митрополита того слышал). Митрополит звал его в свою Новгородскую епархию, обещая ему под управление его дать Иверский монастырь близ Валдая, как место уединенное, или другой, какой ему угодно. Но он на то не согласился, перемог свои мысленные искушения и описал оные в статье под заглавием: «Вода мимотекущая».
Спал он в каждые сутки не более четырех часов, а нередко и целые сутки вовсе без сна проводил.
Он с первых годов своего пребывания в Задонском монастыре весьма был до келейных строг и от натуральной горячности строго на живущих при нем за самую малую погрешность взыскивал, наказуя поклонами с коленопреклонением на молитве Господу Богу. Случалось, что от строгого за погрешности взыскивания лишался он служащих ему из усердия и они, такового лица пастырского боясь, отходили от него. Сознавая чрезмерную свою горячность, начал он просить и молить Бога, дабы посетил его какою-либо болезнию, да тако удобнее мог бы он смиренномудрию и кротости обучитися, а посему и получил желаемое. Видит он раз в сонном видении, якобы входит он в церковь; навстречу к нему идет священник из алтаря (придела Евсевия святителя) царскими дверьми и на руках несет младенца, покрытого тонкою кисеею. Он, будучи привержен ко младенцам любовию (каковых Сам Христос приимал грядущих к Нему), сам подошел к оному младенцу, лежащему на руках священника, и спрашивает его, как его звать. Священник отвечал: Василий (значащий с греческого «царя»). От любви ко младенцам, отложив с лица его то белое покрывало, он поцеловал младенца в правую щеку; младенец же ударил его десною рукою по левой щеке, и так сильно, что от удара того он пробудился. Встав, чувствует и видит у себя левую руку трясущуюся и ослабление левой ноги. Рассуждая знаменование виденного сна, благодарил он Бога за таковое отеческое посещение. От того времени начал он кротости и глубочайшему приобучаться смиренномудрию, и так приобучился оному, что и за правильный выговор последнему келейнику из простых и грубых мужиков, повару, если увидит его оскорбившегося на него, кланялся об руку, испрашивая прощения [135]. А тако, при вседействующей Божией благодати, столь преуспел в мудрости духовной, что в нем видны были все те плоды духовные, о которых святой апостол Павел изъясняет: плод духовный есть любы, радость, мир, и прочее [136].
За два года до кончины своей, когда он взял время для лучшего внимания самому себе и для спокойствия душевного, случилось ему, ходя по залу, войти во уединенную келлию свою. Только что отворил двери, всю ту келлию осветило необычайным светом; а было то уже по захождении солнца. Позвав меня к себе, спрашивает: «Нет ли тучи с молниею?» Хотя тучи в то время вовсе не было, небо было ясное со всех сторон, а паче с запада, на которую сторону было окно в келлии. Тут он мне рассказал о виденном. С того времени подобное осияние и нередко являлось ему днем, а иногда и ввечеру, то во всю келлию, а иногда в каком-либо углу оной, так что он от того иногда смущенные мысли имел, воображая, не вражеская ли то прелесть, хотя сердце его от такового видения чувствовало-де однако некоторое увеселение. И о сем кажется прилично внести. Вещи келейные, нужные для дому его, какие останутся после него (со включением означенных выше): одежду монашескую, две камилавки, клобуки и мебель – распродать и деньги, вместе с оставшимся разным хлебом, раздать бедным поручил он мне, а не кому другому. Завещание то об имуществе, вместе с его духовной [137], преосвященным Тихоном III доставлено было Новгородскому митрополиту; но сей, по приезде своем в Петербург, сказал, чтобы я только духовную выпечатал, а оного завещания в печать не вмещал, как ненужное. Почему и представляю его (завещание его) вам на благорассуждение.
В мытню или в баню он с 1771 года по самую кончину не ходил, а изредка, когда еще в силах был, сам себе голову, только что в келлии, от умножившегося пота вымывал. Никто из келейных не одевал его, не раздевал, не обувал и не разувал, но от сущего смиренномудрия он все тое сам чинил [138]. Только когда уже его силы истощились, я усердно упрашивал его, дабы благоволил все то к спокойствию его выполнять, и то едва упросишь; все говорит, бывало: «Я еще сам в силах». На странице 51-й [139] неправильно выпечатано: «Многие целые дни и ночи просиживали при его одре». Было то, но только не многие, а некоторые из благодетельствовавших ему благородных особ, желая оказать ему последние услуги и получить наставление о христианской жизни, предстояли по нескольку часов при одре его, и он им томным гласом давал наставления, а более чрез мое недостойное ухо и язык отвечал. С сердечным состраданием взирали они на него, потому паче, что не слышат уже его гласа, как прежде слыхали: он лежал уже закрывши глаза, по самую кончину, как бы спящий. Но и во все то время устремлял он свои мысли и чувства к Богу. Точно так, ибо мне его чувства и умные его моления очень были заметны всегда (сего-то ради он и изволил сказать игумену Самуилу, когда он приходил к нему накануне кончины его, т. е. в субботу ввечеру, чтоб он не мешал ему, т. е. его углубленному богомыслию). И когда те некоторые из его благодетелей, предстоя у одра его, плача и рыдая и лобызая его десницу, говорили слова таковые: «Отец ты наш, на кого ты нас, сиротствующих, печальных и горестных оставляешь?» – то он, любя их и прижав десницею своею к себе, говорил им на ухо, указуя рукою выспрь: « Господу Богу поручаю вас».
Замечание.
Некоторый из смоленских жителей, шляхтич, именем Стефан Гаврилов, по благому своему расположению перейти от мирской в духовную жизнь, предпринял странствовать и странствуя всюду по России (сие было в 1774 году) и слышав о богоугодной жизни Преосвященного, побуждаемый любопытством, пришел к Преосвященному и пребывал в Задонском монастыре. В некое время, разговаривая с Преосвященным о духовных вещах, от сущего своего высокоумия начал он спорить, а при том и осуждать Преосвященного за пострижение усов, поелику оный Стефан имел у себя отпущенные усы. На что ему Преосвященный смиренно отвечал сими апостола Павла словами: Блюди, брате, како опасно ходишь, и не высокомудрствуй, но бойся, и мняйся стояти, да блюдешися [140]. Стефан, как бы соблазнясь его богоугодною жизнию, пошел паки странствовать, но странствуя, впал в страсть пьянственную, так что потерял аттестат и довел себя до того, что попался из Москвы в пересылку, и привели его паки в задонский город минувшего 1780 года; половина головы была обрита, борода и усы острижены, и посадили его в тюрьму, где он содержался долгое время. Но покойным Преосвященным из человеколюбия взят был через меня на поруки. Будучи же у Преосвященного, признал он свою погрешность пред ним и просил во всем себе от него прощение, говоря, что он наказуется единственно за его святительскую особу. Преосвященный простил его и отпустил с подобающим к его пользе наставлением.
Находился при нем некоторый рясофорный монах, именем Феофан, из простолюдинов, старичок неграмотный, которого он за простодушие любил, так что нередко зывал его к столу кушать с собою. По простодушию своему или по природной своей простоте, он нередко вмешивался в духовные беседы Преосвященного, так что, перебив его архипастырский здравый рассудок, вел свою материю, приличную сущим простолюдинам. Но Преосвященный, по скромности и по великодушию своему, уступая старцу, выслушивал его материю; ибо иногда-де, говорил он, и простолюдин, между простыми словами, весьма замечательную скажет речь, так что и всяк может пользоваться.
Еще о братолюбии Святителя и примирении ближних, в прибавление.
Когда случалась между монастырскою братиею от козней вражеских и врожденной немощи человеческой какая-либо ссора и непримиримое несогласие, он, послышав о том, ссорившихся тех из братии призывал к себе в келлии с тем, чтобы их примирить, со истреблением из сердец их ненависти. А когда сам, будучи или богомыслием занят, либо по слабости здоровья, не в силах был много говорить, то, услышав о ссоре и вражде между братиею, посылал к ссорящимся для примирения их келейника, от своего имени, в чем многократно, при Божией помощи, и успевал. По примирении ж, призывал таковых к себе, беседуя с ними о должной жизни христианской и монастырской. Попотчует, поугостит их или чайной водой, а кто употреблял, и водкою (ибо хотя уже водки сам никакой не употреблял, но для всякого случая оную благоволил иметь у себя). А иногда примирившихся и за стол с собою кушать пищи малой и простой приглашал. Он иногда (в предосторожность монастырскую) говаривал, что если б он в правлении своем имел монастырь, то лучше б присоветовал и благословил престарелым монахам, для поднятия и несения трудов, употреблять пищу питательную [141], а хмельного пития или очень мало, или бы вовсе не вкушать, дабы свободнее избегнуть вражеского наваждения и многоразличных искушений.
Он толикою пламенел любовию к ближним и состраданием, что как скоро послышит, что кто-либо из монашествующих или из послушников монастырских заболел, тотчас в свободное время сам к ним идет, как для подкрепления и утешения болящего, так и для вспоможения от болезненного припадка лекарствами. Велит келейнику принести чаю, тот напоит болящего; не оставлял и пищею, по натуре больного, и почасту, для навещания немоществующих и извещения его, посылывал своих келейных. Находился при его келлиях, для его услуг, некоторый человек из простолюдинов, который весьма ему был потребен. Он, по случаю простуды, заболел так, что сам почувствовал уже приближение смерти, двукратно причастился Святых Тайн и пожелал получить от Преосвященного конечное архипастырское благословение. Чрез силу доведенный до келлии Преосвященного, припал-де он, как сказывали, со слезами к его святительским стопам, требуя его молитв о себе, да не оставит его Господь Бог благодатию Своею, а при том-де примолвил: «Владыка святый! Хотя я совсем умираю, но ежели мои малые и недостойные услуги для вас потребны и моей душе спасительны, то верую, что Господь Бог молитвы ваши услышит и возвратит мне здоровье». На сие-де владыка со слезами сказал: «Иди, и Бог тебя помилует». И больной чрез скорое время, не употребляя никаких лекарств, освободился от своей болезни. Великую и живую имел в себе веру Святитель сей, и Господь Бог во многих случаях слушал его.
Замечания достойно и сие.
Когда некоторые из благодетельствовавших ему в нужных случаях приезжали к нему или он к ним в дома прошен был, всегда были подкрепляемы оные в вере и жизни христианской. Многие из господ помещиков, равно как и из Елецких граждан, получая нравоучительные от уст его наставления, препровождали жизнь миролюбивую [142], странноприимческую, к бедным были милостивы и щедроподательны, к монастырям прибежны, к монашескому чину усердно расположены, так как бы во многих было сердце и душа едина. И коль скоро Преосвященный, болезнию своею будучи удручен, не мог со многими беседовать и до себя допущать, то прибегавшие к нему прежде из господ помещиков и купеческого звания начали ослабевать в вере и оскудевать в добродетелях, повели жизнь свою по-прежнему, в роскошах, в скупости, в зависти, ненависти и немиролюбии и прочем. О чем он, уже на одре болезни лежа, послышав от достоверных благоприятелей, весьма соболезновал, приводя оные слова Божии: И пошлю на них глад, не глад хлеба и жажду воды, но глад слышания слова Божия [143]; и: Вера от слуха, слух же глаголом Божиим [144] и прочие. Посему-то он, и лежа уже на болезненном одре, воображая тот слух, дошедший до него, оплакивал неверствие и слабости человеческие.
Некоторый помещик, чином генерал, будучи любим Преосвященным, приехал к нему в такое время, в которое не позволено было до него допущать. Когда же хотел он к нему, занимающемуся богомыслием, войти самовластно и келейник не допустил его до того, то генерал оный, оскорбясь на келейного, начал его разобижать и наконец нагло, силою, не внимая просьбе того келейного, вошел к Преосвященному. Оскорблен будучи таковым его поступком, Преосвященный не допустил его до архипастырского своего благословения, так что генерал тот с полчаса стоял на коленях пред ним, прося прощения; однако до руки своей Преосвященный его не допустил, в тех мыслях, дабы впредь он своим чином не кичился и поступал бы смиренно. Но в завещании своем Преосвященный изъяснил, что он всем оскорбившим его простил и прощает.
Епаршеских сочинений Преосвященного мало потому, что, как я от него слышал, он многократно говаривал проповеди, не вынося на бумагу: потому и мало их.
Он много помогал бедным способом потаенным. Для сего был у него некоторый любимый человек, которого душа ему была довольно знаема. Посредством его он раздавал деньги не только простолюдинам, от сущего своего сострадания, но и сущим сиротам из благородного женского пола к пропитанию их, а из уважения к нужным обстоятельствам, и к бракосочетанию; по отдаленности же места их жительства, помогал таковым и чрез посредство других.
Он столь живую и великую имел веру, что когда случался недостаток в чем-либо, нужном как для его собственной особы (даже в сахаре и чае, чего он хотя и помалу употреблял, но что, по немощи его, нужно было), так и для живущих при нем (в хлебе и прочей пище), он по докладу моему о неимении тех вещей, яко нужных к пропитанию, не соизволял делать распоряжение о покупке, а убеждал к терпению. Случалось иногда, что, по недостатку нужной пищи для него самого и для живущих при нем, мы уже склонны были к роптанию, но по претерпении дня через два или три, смотришь, все нужное от благодетелей его присылается. Почему за маловерие и нетерпеливость мою я нередко от него обличаем был.
Описывать жизнь святых мужей не худо, но не столь похвально, как ежели мне самому жить свято, богоугодно и для ближних с пользою. Святой апостол Павел пишет: Подражатели мне бывайте, якоже аз Христу [145].
Хотел он знать о преосвященном Гедеоне (которого проповеди в церкви читают) и молил Господа открыть ему, где, в каких местах водворяется святитель сей; и видел в сонном видении: якобы стоит он, Преосвященный, один в церкви, позади левого клироса, и видит Гедеона, идущего из алтаря в северные двери в облачении архиерейском; дошед до места, где читается заамвонная молитва, Гедеон стал здесь на колени, поднял в высоту руки и начал читать богословскую молитву, написанную в Постной Триоди: Един Единородный… и всю до конца оную прочел. Проснувшись, Преосвященный уразумел, что пастырь сей водворяется в Небесном селении.
В Воронеже, когда граждане друг друга увещевали повиноваться советам, наставлениям или приказаниям Преосвященного Тихона, то в убеждение приговаривали обыкновенно: «Он Богу пожалуется». В несчастные времена он назначал гражданам и экстраординарные посты.
Приложение 1
Святитель Тихон управлял Воронежской паствой только 4 года и 7 месяцев, а затем удалился на покой, сначала в Толшевский Спасо-Преображенский, а потом в Задонский Богородицкий монастырь, где подвизался до самой кончины, более 13 лет. Здесь созрели лучшие его творения; здесь его пастырские и аскетические добродетели достигли наиболее полного выражения. «Но изумительна, – замечает один из описателей жития Задонского чудотворца, – деятельность Святителя и на кафедре Воронежской. Не долго управлял он паствою, но как много, несмотря на свои болезни, успел совершить!» [146]. Особенное внимание святитель Тихон обратил на подготовку достойных пастырей. Извещенный о том, что некоторые из духовных лиц не умеют правильно совершать службу Божию, Святитель предписал надзиравшим за духовенством лично освидетельствовать, как совершается служение, и неопытных прислать к нему. «Являются ко мне, – писал он 9 августа 1763 года, – многие священники и диаконы, которые крайне не знают Евангелия и Апостола чести. Не читаючи Нового Завета не можно знать воли Отца Небесного, а не знаючи невозможно исполнять, а от неисполнения воли Его святой следует явная погибель. Того ради приказывается всем обретающимся в епархии лицам духовным иметь каждому у себя Новые Заветы и читать их с благоговением и прилежанием». В феврале 1763 г. по епархии было разослано составленное им наставление священнослужителям о их главных обязанностях, наставления о браках и об исповеди, образцы увещания больным и подсудимым. Для возбуждения ревности к исполнению своего долга он разослал священникам окружное послание с увещанием жить во взаимной любви, трезво и благоговейно, назидать народ богослужением, жизнью и наставлениями. Святитель предписывал духовенству не совершать незаконных браков, им была разослана особая «инструкция» по сему предмету. Узнав, что некоторые из священников уезжают в воскресные и праздничные дни на ярмарки, Святитель не раз наказывал им не отлучаться из прихода без разрешения начальства. Им было предписано непременно отправлять Литургию Преждеосвященных Даров в Великий пост, что некоторые не делали по лени. Заботясь о пастырях, святитель не забывал и о церковном благолепии, о том, чтобы храмы Божий содержались в чистоте и порядке, поручил диаконам попечение о ризницах.
Для того чтобы подготовить достойных служителей алтаря Божия, святитель принимал деятельные меры к развитию и правильной постановке духовного образования. Сперва предписано было открыть по всем городам славянские школы, училища в Острогожске и Ельце. Затем, когда назначена была сумма на содержание училищ, открылась Семинария в Воронеже. Для нее вызваны были наставники из Киева и Харькова, начертан порядок преподавания наук, дана инструкция воспитанникам и учителям. Преосвященный часто сам посещал классы, рекомендовал лучшие произведения духовной литературы для толкования юношеству, давал собственные предписания относительно поведения учеников.
Святитель внимательно следил за тем, чтобы в Консистории не притесняли духовных лиц. Он строго запретил чиновникам Консистории грубо и дерзко обращаться со священниками. Для скорейшего и более верного решения дел он назначил для уездных правлений второго члена, предоставив выбор его духовенству. В судебных определениях Святителя видели не столько суд, карающий грех, сколько пастырскую заботу об исправлении виновного. «Хотя и следовало бы, – писал он в ноябре 1764 года, – священника (за тяжкую ссору) перевесть (в другое место), однако же оставляется на прежнем месте, чтобы дом не разорился... Отпустить с подпискою, чтобы крайне берегся ссоры, в которой не следует приступать и к алтарю, по слову Христову».
В обычае тогда было подвергать и духовных лиц телесному наказанию в Консистории. «Не чинить на теле никакого наказания», – писал Святитель о священниках в Консисторию в сентябре 1764 г.
Ревностный Святитель старался поддерживать христианское благочестие в народе. «По заамвонной молитве на литургии, – писал он 14 июля 1763 года, – в каждый воскресный и праздничный день читать или толковое Евангелие, или из другой книги, принятой Святой Церковью, или хотя полезное слово Пролога; в иные воскресные дни читать по следованной Псалтири весьма полезное, возбудительное для сонной и нерадивой души слово святителя Кирилла Александрийского «На исход души». Святитель рассылал по епархии краткие наставления для чтения в церквах: «Како подобает в святой храм входить на славословие»; «Что всякому христианину от младенчества до смерти в памяти всегда содержать должно»; «Примечания некая для возбуждения себя от сна греховного»; «Объяснение христианских обязанностей». Святитель предписывал духовенству внимательно следить за тем, чтобы прихожане приходили в храм в воскресные и праздничные дни и на службе стояли бы благоговейно, заботился преосвященный Тихон и о том, чтобы не было бесчиний на площадях, особенно в праздничные дни. Узнав, что по местам миряне во время службы Божией пьянствуют, шумят и поют песни, Святитель 16 июня 1765 г. предписал священникам удерживать прихожан от таких безобразий, а о непослушных доносить ему. Ревностно восставал он против бесчинств масленицы. В то время в Воронежском крае еще продолжали совершать разгульное празднование, посвященное языческому божеству Яриле. «Праздник» начинали в среду после Троицына дня и продолжали до вторника Петрова поста. Жители Воронежа и соседних поселений собирались на площадь, бывшую за Московскими воротами города. Молодой человек с бумажным колпаком на голове, обвязанный лентами, цветами, колокольчиками, плясал на площади, и с ним все плясало и бесновалось – являлись пьянство, кулачный бой, драки и всякое безобразие. Святой пастырь сам явился на площадь с обличением против «смердящего» праздника и говорил с такой силой убеждения, что тут же шалаши и лавки были разрушены и народ разошелся. После этого преосвященный Тихон произнес в соборе проникновенное слово, во время которого народ плакал. Многие, увлеченные древностью языческого обычая, в смысл которого не вдумывались, приходили к Святителю и каялись в сокрушении сердца. Ревностная проповедь пастыря увенчалась полным успехом: празднование Яриле более не повторялось... «Деятельность святителя, – пишет митрополит Евгений (Болховитинов), – простиралась до того, что он никогда не бывал празден и, когда по пастырству требовались какие-нибудь приуготовления, то часто проводил он целые ночи без сна и не мог успокоиться, пока не окончит своего дела. Поутру обыкновенно занимался он рассматриванием епаршеских дел, и беспристрастие его в суде было примернейшее. После обеда, по кратком сне, он упражнялся почти всегда до полуночи в сочинении поучений, наставлений и увещаний своему духовенству и народу. Вместо отдохновения, занимался он чтением святых отцов, а наипаче Златоуста... Для собеседования с приезжающими к нему меньше всего употреблял он времени, да и самые свои собеседования занимал больше благочестивыми и нравоучительными рассуждениями. Но людям бедным всегда был свободный к нему доступ. Чувствительное сердце его никаким предметом столь страстно не занималось, как вспоможением бедности и утешением скорби. Не довольствуясь частым приниманием бедных в своем доме, он еще имел обыкновение каждый праздник Пасхи, Рождества Христова и в иные некоторые дни, как-то: в неделю мясопустную и во все заговенные дни, рассылать по нескольку денег в богадельни, в остроги и к другим заключенникам. Иногда сам даже, переодеваясь в простое монашеское платье, по вечерам в помянутые дни приезжал в тюрьмы к узникам, как бы посланный от своего имени, и, подавая им милостыню, делал им притом словесные к терпению наставления, увещания и утешения. Темнота ночи сперва не позволяла узникам узнавать сего высокого милостынодавца и утешителя; но когда, по нескольких посещениях, они начинали узнавать его или по сладкословесным его увещаниям, или по слуху народному, то он прекращал на несколько времени свои к ним приезды и вместо себя посылал подчиненных своих монахов» [147].
Приложение 2. Воспоминания свящ. И. и Д. Кирилловых
Вот прошло уже почти тридцать лет со времени открытия мощей святителя Тихона Задонского, а со дня блаженной кончины его прошло более ста лет (†1783), и во все это время русский народ, полный благоговения к чудному угоднику Божию идет почти не прерывающейся вереницею со всех концов православной России на поклонение нетленным мощам святителя Тихона. А я, доживший почти до семидесятилетнего возраста, не позаботился рассказать христианскому миру о тех событиях из жизни святителя, про которые в долгие часы зимних ночей, сидя за плетением лаптей, рассказывал мой дед (Аристарх Алексеевич, проживший на свете более семидесяти пяти лет [148]) моему отцу и вообще всему семейству своему с таким радостным и полным глубокого и благоговейного удивления к святости жизни святителя Божия настроением. Правда, я тогда был ребенком 7–8 лет, когда происходили эти рассказы, и по причине ребяческой рассеянности, а чаще – по непониманию того, о чем было говорено, многое прошло мимо ушей. Тем не менее тяжелый укор совести моей побуждает меня рассказать и то не многое, что еще держится в моей памяти.
Семейство моих предков сделалось известным святителю Тихону в то время, когда он (святитель) переселился на покой в Задонский монастырь из Толшевского, воздух которого оказал вредное влияние на здоровье Его Преосвященства. Однажды святитель, находясь в саду, в настоящее время принадлежащем монастырю, в час своей прогулки и уединенного богомыслия, услышал голосбу (громкий плач) женщины и послал своего служителя, по имени Сергеюшку (так обыкновенно называл его святитель), с приказанием узнать – кто плачет и о чем? Посланный, возвратившись, доложил, что голосила вдовая дьячиха, несколько дней тому назад похоронившая своего мужа, у которой осталась на руках семья без средств к существованию. Святитель тогда сказал: «Позови ее ко мне». В то время другой церкви в г. Задонске не было, и для совершения приходских треб отведен был придел св. Евсевия Самосатского в Соборном храме монастыря. Поэтому и причт города Задонска селился близ монастыря, поэтому же и дом прабабки Ак. Иг. стоял на юго-восточном углу относительно монастыря, в расстоянии от ограды на двадцать саженей, как раз над Тешевкою (Тешевка – это очень глубокий яр, летом без воды и замечательный по количеству и быстроте воды в весеннее время, когда снег тает.) Пришедшая старушка крайне была поражена милостивыми словами и снисходительностью святителя, облеченного недоступным по величию и святости святительским саном. Как умела, она рассказала о своей горькой доле словами, полными сердечной горечи, захлебываясь горькими слезами. Святитель Тихон ободрил и утешил ее своим милостивым обращением и материальною помощью и, отпуская, приказал привести к нему своего меньшего сына-сироту, наперед узнав, что он не знает грамоты, а между тем ему было от роду около тринадцати лет. Сирота этот – мой дед, по имени Аристарх, остававшийся потом в монастыре под личным наблюдением святителя. Обучившись грамоте, он отправлял в монастыре должность чтеца и певца на клиросе.
