Текст книги "Отцы-пустынники смеются"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

ЧАСТЬ VIII. «Надеющийся на богатство свое упадет. ...» (Притч 11, 28)

Один богатый человек, прожигатель жизни, оказался как-то вечером в деревне, где находился монастырь великого Даниила. Увидев старца и не узнав в нем монаха, он велел своим носильщикам остановиться и спросил у него в полголоса:

– Скажи-ка, есть ли здесь ночная жизнь?

– Нет,– отвечал старец,– она уже давно отправилась в Антиохию.

Один монах, который слишком долго загостился у аввы Памбо, сказал ему на прощанье:

– Позволь мне, отче, сделать одно замечание: для такого старца, как ты, пальмы, что растут у твоей хижины, слишком коротки.

Авва Памбо отвечал:

– Уверяю тебя, брат, что до твоего возвращения сюда они очень и очень вырастут.

Один брат впал, причем не в первый раз, в грех блудодеяния. Он рассказал об этом авве Исайи. Но сокрушался он, похоже, очень мало, так что даже заявил:

– В конце концов, авва, человеку ведь свойственно грешить!

– Так-то оно так,– отвечал старец,– но если стерка изнашивается быстрее карандаша, значит, кто-то впадает в крайность...

Когда авву Поемена попросили поговорить о молитве, он сказал: «Никто не может говорить о молитве, если он не молится. Если же он молится, у него нет ни малейшего желания об этом говорить».

Один святой старец сказал: «Я не умею молиться. Я только благодарю Бога».

По поводу добродетелей блаженный Иоанн сказал: «Добродетель, которая никогда не знала искушений – не добродетель, а только набросок добродетели».

– Я не искренен,– сказал один монах старцу.

– И до какой степени?– осведомился старец.

– До такой, что я не искренен даже когда говорю, что не искренен.

Один монах пришел к старцу, жившему на берегу Красного моря. Тихонько постучавшись в дверь его хижины, он был напуган страшным лаем собаки. В то же время он услыхал голос старца:

– Входи же, брат!

– А собака?..

– Ты разве не знаешь поговорки: лающая собака не укусит?

– Я-то знаю, но вот знает ли ее собака?

– Я хотел бы следовать за тобой в святости,– сказал один монах великому Иоанну. А тот ответил:

– Заметь, что я предпочел бы, чтобы меня превзошли, а не за мною следовали...

– Сегодня все так делают,– сказал молодой монах старцу по поводу какого-то обычая.

– Все пороки, когда они в моде, принимаются за добродетели,– отвечал старец.

Чтобы решить спор, возникший как-то в монастыре в Келиях, один монах отправился за советом к авве Даниилу:

– Я хочу быть беспристрастным, авва,– сказал он.

– Стань беспристрастным, и ты тотчас же станешь подозрительным,– отвечал старец.

Один весьма требовательный епископ прибыл как-то с визитом в монастырь в Фиваиде. Когда его пригласили к трапезе, он сказал:

– Мне довольно будет двух яиц, но изжаренных на камне, а не на противне, нежных, не пережаренных, хорошо посоленных, но без перца, сдобренных четвертью ложки масла, а главное – очень горячих.

Брат-кухарь поклонился и сказал:

– Все будет сделано по твоему желанию, владыко. Курицу, которая снесла эти яйца, зовут Сизина. Ее имя тебя устраивает?

Один скитский брат спросил великого Афанасия:

– Со мной все еще случается, что я уступаю то одной страсти, то другой. Что ты об этом думаешь?

– Я думаю,– отвечал блаженный Афанасий,– что тот, кто хочет быть собакой, всегда найдет поводок.

– Отче, какое у меня лицо?– спросил один монах у аввы Палладия.

– Твоё,– отвечал старец. – А почему ты спрашиваешь?

– Потому что у многих чьи угодно лица, только не их собственные!

Великий Антоний так говорил о смирении: «Принижая себя на десять сантиметров, возвышаешься на сотню».

Однажды авва Симеон сказал: «Ущипни самого себя, и узнаешь, что чувствуют другие».

Авва Илларион как-то сказал: «Быть грустным – это значит все время думать о самом себе».

Молодому монаху, который хотел удалиться в затвор на всю жизнь, авва Макарий сказал: «Не торопись возводить стену, прежде чем окончательно не уяснишь себе, что ты собираешься поместить внутри нее, и что снаружи».

Один скитский брат был охвачен унынием. Он сказал блаженному Павлу:

– Отче, я больше не вижу никакой красоты в том, что мы делаем в монастыре.

Блаженный Павел подумал, а потом сказал:

– Брат, размышляй в течение месяца над следующим: радуга на небе была бы куда прекраснее, если бы это зрелище не доставалось нам даром.

И к концу месяца брат исцелился, ибо порой на это требуется время...

В одном монастыре на берегу Красного моря жизнь уже давно текла монотонно, бесцветно, вяло. Наконец однажды настоятель, наблюдая за жизнью муравьев, увидел, с какой изобретательностью те добывают себе припасы. И вот томившее его уныние исчезло; он созвал монахов и сказал им: «Братья, нам нужно придумать что-нибудь новое для нашей жизни. Ибо если христиане утратят изобретательность, мир умрет».

Один святой отшельник из Нитрийской пустыни на вопрос путника, счастлив ли он, ответил, что у него совсем нет времени над этим задуматься.

– Мир настолько плох,– сказал один монах старцу,– что порой я и сам кажусь себе плохим...

– Нечего на зеркало пенять, коли рожа крива,– отвечал старец.

Один Келийский старец сказал: «Человек придумывает правила для других и исключения для самого себя».

Однажды авва Сысой сказал: «Беда, если вера запаздывает хотя бы на один час».

Один молодой монах спросил авву Палладия:

– Находишь ли ты, что я достаточно хорош? Старец ответил:

– Нужно быть немного слишком хорошим, чтобы быть хорошим достаточно.

– Должны ли люди быть благодарны за то, что мы для них делаем?– спросили раз монахи авву Макария.

– Вовсе нет,– отвечал старец. – Дайте слепому глаза, и он тотчас потребует бровей.

– Почему так много неблагодарных людей?– спросили у аввы Сысоя.

– Потому что после обеда никто не ценит ложки,– отвечал старец.

Об одном мирском человеке, который постоянно досаждал авве Макарию множеством разных глупостей, старец сказал: «Никогда его присутствие не сравнится с его отсутствием».

Один из отцов Скитской пустыни, хотя и был очень усерден в молитвах, все-таки очень боялся смерти. Как-то он обратился за советом к старцу, и тот ему сказал:

– Так ли уж велика разница между смертью и нужником?.. Если уж нужно туда идти, нужно идти!

ЧАСТЬ IX. «Мудрый входит в город сильных...» (Притч 21, 22)

Монаху, который постоянно жаловался на свою жизнь, авва Виссарион сказал: «Послушай, может быть, это твоя жизнь тобою недовольна? Жизни нравится быть с тем, кому она доставляет удовольствие...»

Авва Гиперихиос сделался монахом после того, как провел свою молодость в политических кругах Александрии. Укрывшись в пустыне, он так отвечал на вопрос, почему он столь мало уважает правителей края: «Потому что я их знаю. Все их обещания превращаются потом в налоги...»

Желая утешить молодого монаха, удрученного собственным уродством, один старец сказал: «Уродство имеет великое преимущество перед красотой: оно постоянно!»

Когда авву Памбо спросили, почему он так решительно избегает даже смотреть на деньги, тот отвечал: «Потому что деньги могут видеть и слепые!»

Один старец высказал такую истину: «Как много людей знают все, но не понимают ничего! И как мало, напротив, таких, которые не знают ничего, но понимают все!»

Филарет, очень скупой александрийский богач, провел однажды целый день перед хижиной аввы Сильвана. Увидев его, старец вышел на порог и сказал: «Филарет, почему ты так упрямо живешь в бедности, чтобы умереть в богатстве?»

Один старец, чтобы весело отпраздновать свой восемьдесят второй день рождения, решил поесть бычьего языка. Но потом он задумался: «Стоит ли есть нечто, находившееся во рту животного?.. Более разумно, я думаю, будет сделать себе яичницу из двух яиц!»

Молодому монаху, который откладывал со дня на день тяжелую работу, старец сказал: «Тот, кто хочет работать, находит средства; а кто не хочет, находит оправдания».

Один старец провел всю свою жизнь отшельником на горе Нектос среди вечных снегов и ледников, и всегда очень страдал от холода. Совершенно окоченевший, он явился, наконец, в рай. Ему навстречу вышел св. Петр:

– Друг,– сказал он,– ты вел поистине святую жизнь! Добро пожаловать.

Счастливый старец вошел в рай. Но несколько дней спустя он сказал св. Петру:

– О великий князь апостолов, я должен признаться, что здесь, в раю, среди облаков и звезд, я испытываю ужасный холод. ..

– Если хочешь, брат, я могу отправить тебя в чистилище, там, несомненно, потеплее.

Так и сделали. Но и в чистилище старец, не переставая стучал зубами.

– Мне бы хотелось отправиться с ад,– сказал он св. Петру. – Это единственное место, где я наконец смогу согреться.

Св. Петр, зная святость старца, не смог ему отказать. На следующий день он сам спустился в ад, чтобы узнать, не передумал ли его друг-монах. Но едва только он приоткрыл дверь ада, как раздался знакомый голос:

– Закройте, сквозит!

Один из сильных мира сего явился как-то в Скитскую пустыню, чтобы посоветоваться со старцем, который имел дар пророчества. Поглядев на него; старец сказал: «Я ничего с тебя не возьму за то, что расскажу тебе о твоем будущем, но тебе придется построить церковь для нашего монастыря, если не хочешь, чтобы все узнали о твоем прошлом».

Тот же старец сказал как-то одному мирскому человеку:

– Ближайшие пять лет у тебя будет очень тяжелая жизнь.

– А потом?– спросил тот, трепеща.

– А потом ты привыкнешь.

Старец заметил у себя в келье какой-то шарик.

– Откуда он взялся?– спросил он келейника.

– Он был потерян, а я его нашел,– отвечал тот.

– А как ты узнал, что он был потерян?

– Я видел парня, который его искал добрых полчаса...

Один монах спросил старца:

– Как можно узнать о том, являюсь ли я мудрым, разумным и добродетельным?

– Знать, что следует делать – это мудрость. Знать, как это делать – разум. А делать – добродетель.

Молодой монах спрашивает авву Даниила:

– Скажи мне, добрый отче, почему у меня так много сладострастных мечтаний?

– Мечты кошки полны мышей,– отвечал авва Даниил.

Один молодой парень спросил как-то старца:

– Как по-твоему, отче, я хороший?

– С таким парнем, как ты, я бы, пожалуй, не позволил тебе водиться... – отвечал старец.

Один старец шел по пустыне, погрузившись в размышление, и неожиданно свалился в глубокий овраг. Монахи, найдя его, решили, что он умер, и отнесли его в кладбищенскую часовню. Каково же было их изумление, когда старец пришел в себя!

– А мы сочли тебя мертвым, брат!– воскликнули они хором.

– А вот я, напротив, знал, что я не умер,– спокойно отвечал старец.

– Откуда же ты знал, что ты не умер, если ты не подавал никаких признаков жизни?

– Я испытывал голод и у меня мерзли ноги.

– Ну и что?

– И я подумал: если я умер, то должен находиться или в раю, или в аду. Но если я в раю, я не могу быть голоден, а если в аду, у меня не могут мерзнуть ноги!

Один старец из Скитской пустыни делил келью с монахом, который доставлял ему множество огорчений. Как-то утром старец сказал:

– Сегодня ночью, брат, мне приснилось, что я нахожусь в раю.

– А я тоже там был?– спросил монах.

– Нет. Потому-то я и был уверен, что нахожусь в раю.

Одному человеку, который часто богохульствовал, авва Сысой как-то сказал: «Если ты в гневе плюешь на небеса, плевок всегда падает тебе на голову!»

Священнику, который собирался произнести свою первую проповедь, старец сказал: «Запомни, брат, проповедь никогда не будет совсем уж плохой, если слушатели найдут ее короче, чем они ожидали...»

Монаху, который плохо отзывался об одном брате, великий Иоанн сказал: «Прежде, чем смеяться над кем-либо, примерь сперва его башмаки!»

Авва Серапион рассказывал братьям историю о том, как один старец из Нитрийской пустыни прибыл в рай и был весьма изумлен пышными приготовлениями к торжественному празднеству.

– Я недостоин такого приема!– сказал он св. Петру.

– По правде говоря,– отвечал св. Петр,– этот прием не для тебя. Мы готовимся ко встрече одного епископа.

– Понимаю,– сказал старец,– это вопрос иерархии...

– Это вопрос редкости!– возразил св. Петр. – Монахов здесь тысячи, а вот епископы к нам попадают чрезвычайно редко...

Один брат пришел к авве Сысою.

– Я так доволен!– сказал он. – Здоровье у меня прекрасное, душа моя в радости, а сердце счастливо! Старец ему заметил:

– Бывают мгновения, когда все получается, и дует попутный ветер. Не стоит на них полагаться, они быстро проходят...

Молодому монаху, который говорил, что хочет следовать своим наклонностям, авва Илларион сказал: «Хорошо следовать своим природным наклонностям, если они влекут нас к небу!»

Одному монаху, который испытывал трудности от жизни в уединении, великий Даниил сказал: «Стань другом самому себе, и сможешь жить один!»

Однажды великий Иоанн сказал своим монахам: «Говорить „я не жалуюсь“ – это самый невыносимый способ жаловаться».

Великий Арсений говорил, что гнев – всегда плохой советчик. Как-то один старец разгневался на своего молодого собрата по келье и воскликнул:

– Ты что, старший в этой келье?

– Нет, отче!

– Тогда не говори глупостей!

Один монах сказал старцу:

– Не всегда легко знать, в чем состоит твой долг.

– Напротив, это очень легко,– отвечал старец. – Это то, чего меньше всего хочется делать.

Один старец постоянно жаловался на то, что хорошие времена прошли. Авва Сирахид ему сказал: «Времена всегда хороши, когда пройдут».

В Келиотской пустыне жили два монаха. Один был весьма трудолюбив, другой же предпочитал праздность. Как-то первый сказал второму:

– Работа, брат, составляет усладу жизни.

– Но сладость не всем по вкусу,– отвечал тот.

Когда один мирской человек спросил авву Макария, почему тот многие месяцы хранил молчание, авва отвечал: «В закрытый рот не залетают мухи».

А когда тот стал настаивать на разъяснении, авва Макарий сказал: «Если ты ничего не говоришь, тебя не просят повторить».

ЧАСТЬ X. «... ешь с весельем хлеб твой...» (Екк 9, 7)

Один монах пришел как-то поговорить с аввой Лонгином. Он начал свою речь так:

– Отче, мой опыт... Старец его перебил:

– Слишком часто опыт – синоним наших ошибок...

Один разбойник из пустыни пришел умирать к воротам Скитского монастыря.

– Бог меня простит,– сказал он вышедшему к нему монаху.

– Почему ты в этом так уверен?– спросил тот.

– Потому что это Его профессия...

Один монах оплакивал грех сладострастия, как вдруг услышал голос: «Это случилось с тобой потому, что ты поставил корову стеречь траву на лужайке».

Один мирской человек пришел к авве Макарию. Келейник старца сказал ему:

– Я очень огорчен, брат, но сегодня авва Макарий занят и не сможет говорить с тобой.

– Не беспокойся, брат, что до меня, то я не оставлю ему ни малейшей возможности говорить!

Александрийский вельможа, большой друг аввы Иллариона, пришел как-то к нему и сказал:

– Ты знаешь, отче, что я сейчас переживаю весьма успешный период в моей жизни. Но удовлетворения мне это не приносит. Напротив того, мне очень трудно бывать любезным и милостивым с теми, с кем встречаюсь, а ведь их множество...

– Никогда не забывай,– сказал старец,– что те же люди, с которыми ты встречаешься в период успеха, встретятся тебе и во время неудач.

Прохожий монах оказался в трапезной монастыря на берегу Красного моря. Усевшись за стол со своей похлебкой, он стал производить неимоверный шум. Один из братии монастыря подошел к нему и сказал:

– Брат, могу ли я помочь тебе чем-нибудь?

– Но мне вовсе не нужна помощь!– отвечал монах.

– Прости меня,– сказал старец,– но ты производишь такой шум, что мне показалось, что ты тонешь.

Молодой монах, поселившийся в Кельях, пишет письмо своей семье: «Я нашел место, идеальное для тех, кто, подобно мне, ищет уединения. Их тут целые тысячи...»

Другой антиохийский стражник спросил как-то старца, входившего в ворота с огромным бурдюком на плечах:

– Вино, водка, сидр?

– Спасибо,– отвечал старец,– я не пью по утрам.

Один старец говорит другому:

– Я заметил, что твоя собака машет хвостом не влево-вправо, как все собаки, а вверх-вниз. С чего бы это, брат?

– А ты не видел, какая у меня узкая келья?– отвечал тот.

Двое монахов, Памбо и Памбон, жили вместе в Скитской пустыне. Неподалеку от них жили два других монаха, Илларий и Илларион. Однажды авва Памбо пришел к авве Илларию за советом.

– Отче,– сказал он,– авва Памбон и я живем вместе в пустыне уже многие годы. Долгие молитвы, бдения, посты отягощают порой наш разум настолько, что мы уже почти не понимаем друг друга. А как тебе удается решать эти проблемы с твоим сотоварищем?

Авва Илларий отвечал:

– Я возбуждаю его разум посредством загадок; сейчас покажу тебе, как это делается.

И авва Илларий позвал авву Иллариона.

– Илларион,– сказал он,– кто племянник сестры сына твоей бабушки?

– Это я,– немедленно отвечал Илларион.

Авва Памбо восхитился, поблагодарил авву Иллария за совет и вернулся к себе. Там он сразу же позвал авву Памбона испросил:

– Брат, кто племянник сестры сына твоей бабушки?

Авва Памбон растерялся, задумался и, как всегда, занервничал:

– Это трудный вопрос, отче,– сказал он.

– Вовсе нет,– отвечал авва Памбо. – Племянник сестры сына твоей бабушки – авва Илларион!

Некий старец написал как-то письмо одному брату. Запечатав свиток воском, он вспомнил о чем-то, распечатал его и добавил следующие слова: «Если ты не получишь этого письма, пожалуйста, сообщи мне об этом!»

Однажды авву Феокрита пригласил к себе, чтобы показать свой сад, очень богатый мирской человек.

– Видишь эти кусты, авва? Я получил их из Антипалеи, и каждый из них мне обошелся в триста динариев... А эти великолепные деревья... они из Аттики. Я заплатил за каждое по три тысячи динариев. А посмотри на эти редкостные цветы в сосудах, они стоят тридцать тысяч динариев каждый.

Тут старец его прервал и сказал:

– Я спрашиваю себя, какие удивительные вещи сделал бы Господь Бог при сотворении мира, будь у Него столько же денег, сколько у тебя!

Несколько старцев обсуждали вред, причиняемый вином. Авва Арсений по этому поводу сказал: «Самый большой вред бывает для того, кто пьет, чтобы забыться. Ибо ему грозит забыть момент, когда бы следовало прекратить пить.

Один монах нашел в пещере на берегу Красного моря свиток папируса, на котором его предшественник вел дневник. Среди прочего там было написано: «Понедельник: привести свои мысли в порядок... Вторник: посетить епископа... Среда: восстановить порядок в своих мыслях.

Один монах сказал старцу:

– Я слышал, что авва Филомен, которому уже больше восьмидесяти лет, решил написать воспоминания о своей жизни. Что ты об этом думаешь?

– Я думаю, что писать воспоминания о себе – это прекрасное средство говорить правду о других.

Один старец спрашивает у другого:

– Как по-твоему, брат, чему лучше следовать, разуму или сердцу?

– Сердцу,– отвечает тот.

– А на каком основании?

– На том простом основании, что сердце указывает нам наш долг, а разум предоставляет поводы отлынивать от его исполнения.

Несколько мирских людей пришли к авве Сысою.

– Мы тут проходили мимо... – начали они, и надолго замолкли.

Так ничего и не выговорив, они решили наконец удалиться, и старец на прощание им сказал:

– В следующий раз, когда будете проходить мимо, то проходите, проходите...

Монаху, который слишком восхвалял одного старца, авва Макарий сказал: «Послушай, брат, часто мы восхваляем других в меру того почета, который нам из-за них достается».

Авва Евстазий был не только великим человеком Божиим, но также очень талантливым травником. Каждый год в лаборатории возле своей кельи он с гениальной изобретательностью составлял огромное количество все новых и новых великолепных лекарств. Но вот однажды он неожиданно бросил свою работу. Авва Макарий спросил у него:

– Брат, почему ты перестал придумывать новые лекарства?

Евстазий ответил:

– Я их и так сделал слишком много. Врачи не успевают придумывать новые болезни.

Один молодой монах постоянно опаздывал на десять минут на вечерню. Однажды он опоздал всего на пять минут, и старец сказал ему: «Поздравляю тебя, брат! Впервые ты опаздываешь с таким опережением».

Авва Реденций жил в монастыре на берегу Красного моря. Он был самым умелым рыбаком во всей общине, для которой доставлял пропитание. В том же монастыре жил знаменитый астролог, который посвящал все свое внимание звездам. Однажды авва Реденций не вышел на рыбную ловлю. Не вышел он и на следующий день, и на следующий... Встревоженные монахи стали спрашивать его:

– Отче, почему ты не выходишь в эти дни на рыбную ловлю?

– Потому что в гороскопе на эти дни говорится, что они исключительно благоприятны для Рыб...

Один монах так сильно боялся старости, что старался никогда не упоминать о своем возрасте. Как-то раз он встретил другого монаха и спросил его:

– Сколько тебе лет, брат, что у тебя такие седые волосы?

– Мне пятьдесят лет.

– Пятьдесят лет? Что за ужасный возраст! При одной мысли о нем меня дрожь пробирает!

– Почему, брат? У тебя о нем остались такие плохие воспоминания?

Одному монаху, который обвинял себя в великом множестве мелких упущений, великий Иоанн сказал: «Обычное дело – обвинять себя в маленьких упущениях, чтобы убедить себя в том, что нет больших».

Молодой монах пришел к великому Иоанну.

– Отче,– сказал он,– многие поют нам хвалу. Какой совет ты дал бы мне по этому поводу?

– Вот какой,– отвечал старец. – Когда кто-то лижет тебе пятки, останови его, пока он не стал тебя кусать.

Один образованный монах, выходец из Антиохийской школы, спросил как-то авву Симеона:

– Отче, как ты думаешь, что такое реальность?

– Это прекрасная вещь, и была бы очень простой, если бы люди не взяли себе в голову объяснять, что это такое.

Одному монаху, который хотел писать книгу, старец сказал: «Запомни, бумага все стерпит, а вот читатель – нет».

Молодой монах сказал старцу:

– Ты знаешь, отче, что в Александрии я занимался политикой, и что в пустыню я пришел, чтобы забыть о ней. И все-таки, мне до сих пор любопытно, почему политики столь уклончивы?

– Потому,– отвечал старец,– что их мудрость состоит в том, чтобы не отвечать на вопросы, а искусство в том, чтобы не позволять себе их задавать.

Молодому монаху, который очень боялся страданий, авва Даниил сказал: «Кто боится страданий, страдает уже от самого страха!»

Молодой монах сказал старцу:

– Как трудно, отче, любить ближнего!

– Действительно! Мы получили повеление возлюбить ближнего как самого себя, а ближний делает все, чтобы мы не послушались.

Однажды молодой монах спросил у старца:

– Отче, что такое гордыня?

– Гордыня – это когда думают: «Доказывать, что я прав, означало бы допустить, что я могу и ошибиться».

Авва Серапион был весьма обширного телосложения. Заметив как-то, что один старец внимательно его разглядывает, он спросил:

– Почему ты так смотришь на меня, брат?

– Я думаю о том, что дубу требуется двести лет, чтобы достичь такого же обхвата,– отвечал старец.