Текст книги "Клинки"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)

13. Тень над Аргундором

Саят и люди Боромира не зря беспокоились о судьбе Тени, что таилась в Драконьей Башне. Яр ее даже не видел, когда вынес Волшебный Сундук. Останки старой башни были пусты, Тень исчезла. Но когда она вернулась и не нашла своего сокровища, у Аргундора появился еще один враг. Сгусток мрака с горящим пурпурным взором редко показывался на поверхности, предпочитая скользить под землей, поэтому его появление в Аргронде, ближайшем замке за перевалом, никто из черных так и не успел заметить. Тень пришла ночью, и, опустошив замок, скрылась под землей. Волшебный Сундук был совсем близко.

Неспокоен оставался последние дни Саят Могучий. Предчувствие какой-то крупной неприятности неотступно терзало его. Он даже не стал открывать ларец, бесценный трофей Драконьей Башни, тревога когтями драла сердце.

Предчувствие начало оправдываться около полудня: примчался гонец из Маликора на свесившем язык волке. Могучий немедленно присоединился к Хал Бэйну в главном зале, не скрывая своего настроения. Хмурился и молчал.

Гонец поклонился и коротко высказался:

– Аргронд пуст. Там не осталось никого из живых. Но нападали не люди и не любой из Народов Иллурии, потому что нет крови. Флаг над замком так и остался черным.

– Кого оставили в замке? – спросил Бэйн когда гонец умолк.

– В замке – никого. Но рядом в башенках разместился отряд маликорской тяжелой пехоты. Даже если примчится чужой бегунок, замок он не отнимет.

Бэйн кивнул и в упор взглянул на Саята, как бы говоря: «Это по твоей части!»

Саят понял его с полувзгляда. Нужно было что-то делать.

– Я немедленно выезжаю в Аргронд! Коня к воротам.

Один из стражников дернулся бежать, но Бэйн остановил его.

– Я тоже еду! Поднимай мою охрану!

Стражник растворился в коридоре. Саят хотел каким-нибудь словом успокоить и обнадежить Бэйна, но раздумал. С недавних пор он не считал старого кондотьера ни выше себя, ни даже равным себе.

Перед тем как уехать Саят, секунду поколебавшись, выпустил из клетки пучеглаза и хорошенько напоил его кровью. Маленький крылан преданно запищал и вспорхнул под своды малого зала, где всегда клубился полумрак.

Отряд выехал из Банерона и устремился по мощеной плотно пригнанными друг к другу камнями на юг, к Аргронду. Ощущение чего-то непоправимого накатывалось на Саята, как накатывается на печенежское стойбище степная буря.

На полпути к опустевшему замку Саят вдруг схватился за грудь, остановил коня и соскочил на дорогу.

– Что стряслось, Могучий? – удивился Бэйн. Такого Саята он еще никогда не видел.

Саят дрожащими руками раскуривал трубку, торопясь овладеть чувствами оставленного пучеглаза. Истинный мир постепенно мерк, уступая место призрачным очертаниям огромного для крохи-крылана зала в Банероне. Контуры предметов, что окружали пучеглаза, проступали все четче и четче.

Саят безмолвно велел слуге взглянуть на Волшебный Сундук. Пучеглаз перепорхнул поближе. Трехногого стола более не было: железные змеи ожили и свились клубком на полу; круглая столешница валялась рядом. Сундук лежал тут же на боку, крышка его полуоткрылась.

В зал ворвалось трое воинов с мечами и растрепанный арбалетчик без единой стрелы. Они торопливо заперли дверь и потащили к ней тяжелый стол. Но тот, кто пробрался в Банерон, не нуждался в дверях.

Пучеглаз перелетел поближе к окну. Отсюда ему – а значит и Саяту – весь зал был виден как на ладони. Воины продолжали строить перед дверью завал.

Тень просочилась сквозь пол в дальнем углу, самом темном из всех. С ее появлением, казалось, даже дневной свет померк. Огромные красные глаза зловеще пылали. Один из солдат обернулся и страшно закричал, поскользнувшись и рухнув на каменные плиты. Тень неспешно двинулась к людям. В ее движении скользила неотвратимость. Она убила всех, и того, что пал на колени в безмолвной мольбе, и того, что яростно кромсал бестелесный мрак мечом, и того, что бегал от нее по всему залу. И лежащего арбалетчика тоже. Все, кого Тень коснулась хотя бы краешком, замирали навеки.

А потом она обволокла Сундук и исчезла вместе с ним, уйдя вниз, сквозь камень. В зале остался только пучеглаз – даже ожившие змеи куда-то расползлись.

Но тут Тень вернулась. Отделившись от камня, она медленно придвинулась к крылатому слуге Саята. Тот в ужасе заметался, и всем тельцем ударил в мутное оконное стекло. Брызнули острые осколки, поранив крыло, но пучеглаз был уже на свободе. Опираясь на аргундорский ветер, он сделал круг по двору, и метнулся на юг, туда, где ждал Хозяин. Последнее, что увидел Саят его глазами – два багровых пятна посреди непроницаемого мрака за окном черного замка Банерон.

МЕНТАЛЬНЫЙ РЕТРАНСЛЯТОР-УСИЛИТЕЛЬ ХА-32С

ВНЕПЛАНОВЫЙ ЭКСПРЕСС-ОТЧЕТ

Объект вернулся в узловую точку сопряжения, полярные координаты СР376/СА002/СС460, выйдя из пределов досягаемости корреспондента Саят/С. Пассивность корреспондента Саят/С труднообъяснима, протокол V34 прокомментировать действия корреспондента Саят/С отказался.

Согласно протокола V34 действия корреспондента Таруса/Т трактуются следующим образом.

Задействовав вариационные цепи ментального ретранслятора-усилителя ХА-32С по готовой схеме (см. внеплановый экспресс-отчет изделия ХА-27С, код в архиве JM88), корреспондент Тарус/Т сгенерировал несколько всплесков ментальной волны, после чего, откорректировав естественное эхо по трем полученным точкам, установил координаты объекта с точностью до 40 метров.

Подобные же действия были произведены в отношении импульсного волновода со встроенным лок-резонатором (экспериментальная модель в стадии разработки), экземпляр 2, находящегося в узловой точке сопряжения, полярные координаты CH716/CG389/CL288.

Имеются все основания ожидать корреспондента Тарус/Т в точках с указанными координатами.

Внимание! Последствия применения импульсного волновода со встроенным лок-резонатором непредсказуемы!!!

Конец отчета.

Вечер опускался на просеку, залегая тенями в зарослях ольхи и орешника. В лесу уже сгустились сумерки, последние лучи заходящего солнца просвечивали сквозь свечки еловых верхушек на западе. Просека упиралась в темно-зеленый ельник, и сходила на нет, завязнув в переплетении мохнатых колючих лап. У самой стены деревьев, на некотором отдалении от елей, развели два костра. На одном готовили ужин, у второго грелись, потому что вечера в Танкаре стали прохладными. Вишена грелся тоже: плащ плащом, а живое тепло костра приятнее.

Сапфировый меч Тарус аккуратно завернул в волчью шкуру, извлеченную из походной сумы, и положил у костра, рядом со своим клинком.

– Что ты хочешь сделать с ним? – спросил чародея Вишена. Не шли из головы недавние слова Бограда. Зачем-то ведь едет он к лесам Ак-Фарзона?

У костра стихли негромкие разговоры. Всегда, когда Тарус начинал что-нибудь рассказывать, разговоры умолкали, ибо речи чародея уводили в легендарные дни прошлых свершений или в манящие чужие миры. Такое больше услышать было негде.

– Этот меч, как и его близнец Зимний Вихрь, известны в Иллурии очень давно, с самых первых битв за замки. Их всегда окружал ореол магии, не всегда чистой и не всегда понятной. – Тарус говорил размеренно и негромко, ритм его повествования вкупе с некоторой торжественностью в голосе завораживал. – Каждый, кто владел мечом оставлял в нем частичку себя. Нетрудно понять, что волшебство гномов отличается от волшебства людей. А волшебство людей – от волшебства эльфов. Оно не лучше и не хуже, не сильнее и не слабее, оно просто другое. Наслоения чар придавали мечам самые причудливые свойства, но истинной силы им, как мне кажется, так до сих пор и не придали. Потому что чары эльфов мешают раскрыться чарам людей и наоборот. Представьте телегу, которую в разные стороны тянут несколько лошадей – если она и сдвинется с места, толку с этого будет чуть.

– И ты хочешь изгнать из меча бесполезные людям чужие чары? – догадался Славута. – А взамен наложить свои?

– Истинно. Только чары, что будут наложены на Ледяное Жало, и надеюсь на Зимний Вихрь тоже, не мои. Чары не могут относиться к одному конкретному человеку – они плетутся веками и несут отпечаток сотен и сотен людей. Но отпечаток людей – лишь малая толика их естества. На них влияет мир, звезды, другие чары – да мало ли? Но все, что сможем наложить мы с Боградом, родом из нашего мира, правда с отметиной Иллурии, потому что мы, побывав здесь, тоже стали другими. Боромир, Славута, Вишена, помните поляну в Чикмасе? Твой меч, Боромир?

– Конечно, – сказал Боромир. – Мне даже кажется, что сила меча год от года растет.

– Правильно, – кивнул Тарус. – И будет расти еще многие годы. Но и владеющий таким клинком меняется, потому что чары, вложенные в сталь, очень сильны. Как может измениться человек от магии клинка легко убедиться взглянув на Яра: рубиновый меч сожрал его, как сова куропатку. Не меч был послушен воле человека, а человек исполнил волю меча. Таков удел слабых или неопытных.

– А почему ты хотел оставить сапфировые мечи в Иллурии? – спросил Славута, вспомнив обещание Таруса старым кондотьерам Шести Народов в Храме Ветров.

Тарус помолчал. Потом пожал плечами:

– А что я мог им пообещать?

– Ты их действительно оставишь?

На этот раз Тарус молчал гораздо дольше. Ясно слышалось потрескивание костра.

– Не знаю, – честно ответил Тарус. – Может быть и нет. Будущее покажет.

– А я считаю – нужно забрать с собой, – сказал Хокан твердо. – Ледяное Жало мы добыли в бою, а не на прогулке. И кровь наша пролилась. Сколько лет они лежали бы в руине недвижимо, забавляя нечисть?

Тарус не ответил. Некоторое время он сидел, неотрывно глядя в огонь, потом достал из-под плаща две карты. Одну протянул Ларсу.

– Возьми! Вернешь Йэльму, хоть она и отслужила свое, потому что Ледяное Жало уже у нас.

Свою Тарус намеревался спрятать откуда достал, но его остановил Боромир.

– Погоди, чародей! – Непоседа даже вскочил. – Огонек!

Тарус взглянул и глаза его широко открылись. Метка Драконьей Башни снова пылала красным.

– Ничего не понимаю! – воскликнул Тарус. – Раньше карта показывала, что руина у перевала пуста!

Чародей сел и глубоко задумался. Никто не смел потревожить его вопросом. Сидел он долго, наконец оторвался от размышлений и, ни к кому не обращаясь, сказал, словно рассуждал вслух.

– Что ж… Оракул сказал, что будет показывать руину, где кроются Книги. Значит, они вновь в Драконьей Башне. Значит, Тень не побеждена Яром. Запомним, запомним…

Все внимали, разве что не приоткрыв рты. У костра стоял даже вызвавшийся приготовить ужин Пристень.

– Эй, – обычным басом окликнул его Роксалан когда молчание стало невыносимым. – Мы есть сегодня будем или как?

– Все готово, – отозвался бородач.

За ужином многие спорили, и тема оставалась неизменной: волшебные мечи. Так в спорах и засыпали. Не забыли и об охране на ночь. Вишена, завернувшись в плащ, подумал: «Мой-то меч еще наращивает силу или уже успокоился? Надо спросить у Таруса…»

Но он вдруг догадался, что ответит ему чародей. Даже увидел его лукавую усмешку.

«Это чей меч, Пожарский? Не твой ли, часом? Так кто должен чувствовать его силу, я или ты?»

С этими мыслями он рухнул в темные провалы сна.

Крик выдернул его оттуда; еще не сообразив что к чему, Вишена вскочил и потащил из ножен меч. Первая из трех рун еле-еле тлела во мраке.

– Враги! – зычно басил Роксалан. Наверное, он стоял на страже и кого-то заметил. У ельника хрипло клекотали грифоны.

Проснувшийся Славута навалил в кострище веток и раздул пламя. Сразу стало светлее. Ларс и Хокан устрашающе выкрикнули хором: «Хей-я-а!» и врубились в плотную груду тел посреди просеки. В глубине свалки рычал песиголовец и отчаянно ругался Пристень.

«Крыланы, что ли?» – растерянно озирался Вишена в поисках врагов. Наконец увидел: из леса выскочили десятка два невысоких фигур с ножами и короткими пиками.

«Это те, руколапые из руины!» – догадался он бросился навстречу. Рядом возникли Славута с занесенной секирой и Боромир.

Тело работало отдельно от мыслей.

Меч вышиб кинжал у одного из руколапых и отбил брошенную пику.

«За Ледяным Жалом, небось вернулись…»

Руколапый развалился пополам, глухо ухнув.

«А Тарус-то где?»

Нога свалила шустрого коротыша, норовившего пырнуть ножом дреговича, а меч довершил дело.

«Где Тарус-то?»

Кто-то повис на плаще, полуоборот, удар локтем и взмах мечом. На плаще возникло темное, пахнущее кровью пятно.

«Ага, вот он…»

Из леса все валили и валили руколапые, десяток за десятком. Бойцы из них были аховые, но смерти они совершенно не страшились, и могли смять отряд просто числом.

Тарус воздел над головой Ледяное Жало. Клинок снова льдисто засверкал, а камень на гарде цвел глубокой синевой. Руколапые вместо того, чтобы отшатнуться, с удвоенной силой поперли на чародея.

– К Тарусу! – воскликнул Вишена. Дрегович и Непоседа поняли его с полуслова и, отшвырнув недругов, метнулись на помощь.

Посреди поляны неистово отбивались от наседающих коротышей даты, песиголовцы и Роксалан с Пристенем.

«Где же Гонта?» – подумал Вишена и тотчас увидел венеда рядом со вставшим на дыбы драконом. Гонта что-то кричал.

Встав в ряд, Тарус, Вишена, Боромир и Славута отшвырнули набегавший строй к лесу.

«Не добрались бы до пегасов», – подумал Вишена озабоченно. Он не знал сумеют ли те защитить себя. Грифоны-то отобьются, в этом сомневаться не приходилось, а насчет пегасов уверенности не было.

Дракон излил на толпу карликов струю багрового пламени и ночь огласилась визгом и криками, хотя до сих пор руколапые принимали смерть молча.

– Еще! Еще, Денгирмуш!

Дракон послушно окатил врагов пламенем вторично.

И руколапые тут же дрогнули. А через миг – побежали. Не только пострадавшие от ярости дракона, но и все остальные. Просека быстро опустела, лишь распаленные битвой люди и песиголовцы да трупы остались на месте. Неровно дыша, спутники стянулись к чародею.

– Мы видели этих брисингов в подземельях! – сказал Хокан громко. Вишена понял слово «брисинг» как «карлик», «невысокий человечек или дух».

– Это цверги, Хокан, настоящие цверги! – не согласился с ним Ларс. – Поверь мне.

«Цверг» означало примерно то же, что и «брисинг», только с добавлением понятия «злой». Вишена давно уже не удивлялся способности улавливать смысл чужих слов.

– Не иначе, за мечом приходили, – решил Боромир. – Вот, пропадь!

Небо на востоке начинало помалу светлеть. Близился рассвет.

Подошел Гонта.

– Пегасы ваши целы, – сказал он Вишене и датам. – Денгирмуш их защитил.

– Денгирмуш – это твой змей, да? – спросил Вишена. – Ну и имечко…

Гонта пожал плечами:

– Настоящее свое имя он не сообщит никому. Да и не нужно оно смертным.

Боромир недоверчиво вглядывался в таившуюся в лесу темноту.

– Как бы опять не напали…

– Днем они не нападут, – уверенно заявил Ларс. – Они боятся света, свет обращает их в камень.

– А вдруг это какие-нибудь особенные цверги? – сказал Хокан с сомнением. – Мы не дома, не забывай.

До рассвета уже не ложились, наскоро перехватив вчерашнего, остывшего за ночь даже в углях, варева. И, не медля, поднялись в утреннее небо. Свежий ветер с моря уносил едкие запахи подземелий.

Больше их в лесах не беспокоили. Только однажды Вишене показалось, что он видит с высоты летящего над самыми деревьями крылана, но может это была и крупная птица. Дважды ночевали на полянах, готовые в любой миг вскочить и сражаться, но до этого не дошло. Леса Танкара были вовсе не такими спокойными как казалось сначала, а злые силы гнездились не только на востоке.

МЕНТАЛЬНЫЙ РЕТРАНСЛЯТОР-УСИЛИТЕЛЬ ХА-32С

ВНЕПЛАНОВЫЙ ОТЧЕТ КАТЕГОРИИ «ГРАНИТ», ЬЬ

Из узловой точки сопряжения (полярные координаты СH716/CG389/CL288) при участии корреспондента Тарус/Т вынесен импульсный волновод со встроенным лок-резонатором, экспериментальная модель в стадии разработки, экземпляр 2.

Последствия применения непредсказуемы!!!

Конец отчета.

Яр проснулся от неясного толчка в сознании. Стояло раннее утро, окрашивая болота в бледные северные краски. Пучеглаз в сумке возился и пищал.

«Чего ему неймется?» – с досадой подумал Яр. Хотелось еще поспать. Но пучеглаз не успокаивался.

Он встал, ощущая неясную тревогу. Что-то изменилось в ближайшем окружении. Не в самом Яре, а именно в окружении. Яр повертел головой, осмотрелся, прислушался.

Болота? Они по-прежнему голы и пустынны. Волк? Спит себе, чутко поводя стоячими ушами. Небо? Оно белесое, как и раньше, никого в нем нет, ни крыланов, ни грифонов, только птицы. А птицы здесь подвластны Саяту. Плащ? Нет, он как и раньше струится с плеч, даже забываешь о нем. Оружие?

Стоп! Вот оно!

Яр обнажил меч. Сталь клинка окуталась еле заметным холодным призрачным сиянием, а в глубине сапфира на гарде ожил тлеющий чуть видно огонек. Сияние на клинке пульсировало и в такт ему билось сердце Яра, то замирая, то ускоряясь.

Яр присел. Такого с ним раньше не бывало. Этот меч он никогда не чувствовал. Вот рубиновый…

Вдруг выступил холодный пот на лбу. Воспоминания прорывались сквозь непроницаемую завесу тумана, воздвигнутую кем-то у него в душе. Меч, рубиновый меч… А чуть раньше он вспомнил перстень на пальце, тоже с рубином. Похоже, с этим было связано что-то важное в его прежней жизни, которую Яр помнил плохо. Но что?

Он поглядел на таящийся в камне синий огонек. Может быть, он поможет вспомнить? Чувствовать меч было невыразимо приятно, и все его естество радовалось ощущению неодолимой силы, единившей его с живой лентой стали.

В сумке вновь завозился пучеглаз.

– Чего тебе? – встряхнул сумку Яр. – Сиди.

Пучеглаз запищал, и ему ответили таким же писком. Сверху. Яр задрал голову. Над ним кружился крылатый вестник, выписывая неровные кольца. И беспрерывно пищал. Яр выставил руку, приманивая посланца. Тот покружился еще немного и, трепеща крыльями, вцепился в ткань крутки.

– Насад! Насад! – тоненьким голосом повторял он.

Назад. Саят призывает к себе. Не иначе, что-то случилось. Что ж, придется возвращаться на север.

Пучеглаз потребовал крови и Яр, поморщившись, достал кинжал. На левом запястье не было живого места – только порезы, какие полузажившие, какие совсем свежие.

Миг – и несколько капель крови упали на гарду, на сапфир, окрашивая камень в красное, и Яр невольно вздрогнул. Красный камень на гарде – ключ к его памяти.

Пучеглаз жадно припал к сочившейся кровавой ранке.

14. Эхо Чикмаса

Едва показались воды пролива и край танкарского леса, Тарус дал знак снижаться. Грифоны послушно заваливались на одно крыло и начинали кружить, постепенно приближаясь к земле. Грациозно скользнул к земле дракон Денгирмуш, неся на спине венеда Гонту. Затрепетала на ветру грива Вишениного пегаса.

Они опустились на плоской равнине шагах в двухстах от леса. Пролива отсюда было не видать, далековато. Это не с высоты глядеть…

Где-то здесь Тарус уговорился встретиться с Боградом и Похилом. Но ни Похила, ни венедов-всадников видно не было.

– Наверное они восточнее, ближе к Бартелскому мосту. Или вообще у самого Бартела.

Тарус размышлял недолго.

– Гонта! Слетай, поищи земляков. У тебя змееныш пошустрее наших толстопузых грифонов.

Венед кивнул и умчался в небо. Дракон, казалось, не прилагал ни малейших сил для полета. Словно небо его держало. Остальные разбрелись кто куда. Ларс и Хокан сказали, что сходят к проливу, Прон зарядил арбалет, крикнул Атяша и подался на охоту. За ними увязались песиголовцы Ирах и Сач. Славута просто уселся под одиноким деревом и принялся вырезать очередную фигурку из найденного корявого корня. Вишена наблюдал за его работой. Боромир, Пристень, Роксалан и Анча о чем-то беседовали с Тарусом.

Гонта вернулся совсем быстро, соскочил с дракона и сказал, что Боград со спутниками вот-вот появятся. Они действительно ждали у самого Бартела, прямо у стен.

В полдень прискакали Похил и венеды-всадники. Встретились так, будто и не расставались на несколько дней. Тарус с Боградом тотчас ушли в лес искать подходящее для чародейства место, остальные подсели к Вишене и Славуте под дерево и засыпали их вопросами о спуске в Отринутый Склеп. Вишена рассказывал; иногда вставлял слово-другое и дрегович, хотя сам в Склепе не был. Боромир отмалчивался. Помалу перешли к бою с цвергами и вспомнили виденного еще по пути к Склепу крылана.

Всадники тоже привезли новости: Аргундор высадил большие силы на северо-западном острове прибрежников и на западном побережье Лореадора. Несколько замков пали. Черные засели там, не стали расползаться, видно решили зацепиться за уже взятые. Одновременно с этим орки ударили по пограничью Суладора, но там их за пролив так и не пустили. Сириан шлет дружины на помощь Девятому Народу. Совет решили провести пораньше, начало перенесено на послезавтра.

– Войной пахнет, – завершил рассказ Похил. – Настоящей. Мы здесь по паре лет, но большой войны до сих пор не видели, так стычки разрозненные и все. Бывалые люди говорят, что последний раз воевали по-крупному лет двадцать назад, тогда черные начисто выбили Всадников из Танкара, эльфы вынесли варваров Штормового Суладора из прибрежных лесов, гномы пытались вытурить орков из замков вдоль проливов, а мореходы как раз тогда зацепились за тот самый остров на северо-востоке. Сотни две замков тогда поменяли хозяев, а с десяток обратились в руины. Кто знает, угоди мы в те времена, может многие из нас были бы уже мертвы…

– Палех мертв без всякой войны, – сказал Пристень жестко.

– Разве мы не знали на что идем? – пожал плечами Богуслав. – Не к теще на блины отправлялись…

Вишена с тоской подумал: кому суждено вернуться в родной мир? Никто не мог ответить на этот простой вопрос. Разве только неумолимое Время.

Тарус с Боградом вернулись под вечер. Только-только пришли от пролива даты; ожидали охотников. Плешивый венед нес на плече гномью секиру. Борода его победно топорщилась. Видимо, они с чародеем давно обо всем договорились.

– Времени мало, – сказал Тарус. – Одна ночь всего. Кроме меня и Бограда нужны Боромир, Вишена, Славута, Хокан и Анча.

– Я? – удивился песиголовец. – Ар-р! Мне незнакома людская магия! Мне и наша-то незнакома…

– Ничего. Мы из одного мира, а это главное. Остальные могут смотреть, но близко подходить не стоит.

Тарус пристально обвел глазами спутников.

– Растянетесь цепочкой вокруг нас. Чтоб никакие крыланы и руколапые не прошмыгнули. И… вот еще что. Происходящее может показаться вам странным… Ни в коем случае не вмешивайтесь, даже если заподозрите неладное. Пока я или Боград на ногах – значит, все идет как надо. А до крайностей, авось, не дойдет.

– А с грифонами кого оставить? – спросил Роксалан.

– Да куда они тут денутся? – ответил ему Боромир. – Пусть себе отдыхают.

– А пегасов они не сожрут?

– Не сожрут, не переживай!

Тарус отстегнул свой меч – не сапфировый, который тоже был при нем, а старый.

– Кто с нами – отдайте оружие спутникам. Только Вишена и Боромир не отдавайте, ваши мечи понадобятся.

Боград отдал секиру брату, Хокан меч свой – Ларсу, Анчин черный клинок взял Пристень, двое арранков еще не вернулись. Славута со вздохом вручил лунную секиру Роксалану. Меч чародея принял Похил.

– Ну, – вздохнул Тарус, – в добрый час. Сперва мы семеро, а прочие позади, шагах в ста.

– Удачи! – нестройно пожелали воины.

Вишена шел рядом со Славутой, невольно вспоминая тот вечер в Чикмасе. Многое успело потускнеть, но совсем, наверное, так никогда и не сотрется. Шумел ветер в кронах, ветки качались у лица и, тихо шурша, скребли по одежде. Почему-то все молчали, предчувствуя близкие и важные часы.

Идти пришлось долго. Боград уверенно шагал впереди всех, не оборачиваясь и не замедляясь. Вишене даже показалось, что Тарус предоставил ему верховодить. Впрочем, тогда, в Чикмасе, тоже всем заправлял Боград, но тогда и Тарус еще не был сегодняшним Тарусом.

Наконец ступили на небольшую круглую полянку. Бревна со свежими следами топора уже лежали, как и раньше, квадратом, углами к северу, югу, западу и востоку. Два – на траве, два – поверх первых. По бокам от квадрата – две кучи хвороста и рубленных веток. Только стоящего торчком бревна Вишена не увидел.

Тарус неторопливо развел костры. С того мгновения, как пришли на эту поляну, оба чародея сразу же перестали спешить, делали все степенно и обстоятельно. Еще Вишена сообразил, что давно перестал думать о Бограде как о чародее, и совершенно напрасно. Вспомнить поход по родному миру – семь напастей, рубиновый меч… Плешивый венед тогда служил опорой Тарусу-всезнайке…

– Хокан! – позвал Боград. Это были первые слова на поляне. – Садись здесь.

Дата усадили в квадрат, где в прошлый раз сидел Боромир, лицом к северу.

«Что же? – несколько удивился Вишена. – Меч ему отдать решили, что ли?»

Раньше он считал, что Ледяное Жало возьмет себе Тарус. Воистину, душа чародея – потемки.

– Славута, Анча!

Дреговича посадили на западном углу, Анчу – на восточном. Руки велели держать на бревнах, накрест.

– Боромир! Вишена!

Непоседу поставили на юге, между костром и квадратом; Пожарского – на севере. Хокан, сидя меж бревен, еле заметно улыбнулся ему.

Костры как раз вовсю разгорелись. Тарус переступил через ровный ствол и встал перед Хоканом.

– Держи, – сказал он и подал дату сапфировый меч. – Одной рукой за рукоять, другой за клинок. Закроешь глаза, и ни о чем не думай. Почувствуешь силу вокруг себя, попробуй слиться с ней и с силой меча. Главное, не сопротивляйся. А от злого тебя оградят, есть кому. Лады?

Дат кивнул и тут же зажмурился.

– Славута, Анча. Вы – мост. Постарайтесь слить силу леса с силой железа. Поймете потом о чем я, главное запомните, вы – мост. И тоже не сопротивляйтесь. Теперь вы…

Тарус поочередно взглянул на Вишену и на Боромира.

– Вы – ворота. Попробуйте почувствовать свои клинки, их силу и ту, к которой они потянутся. Вы сразу отличите ее от прочих, и другую, которую они станут отталкивать. Первую втягивайте в себя, вторую – отгоняйте. Запомните, не щит, отбивающий все, а ворота: своих пропускать, перед недругами – закрываться.

Тарус перевел дыхание.

– Ну, а мы с Боградом постараемся всю эту кашу правильно размешать…

Тарус вздохнул.

– Сейчас все это кажется вам тарабарщиной, – добавил Боград. – Но скоро вы поймете, о чем мы толкуем. Все. Начали.

Вишена вдохнул поглубже, выставил перед собой меч и закрыл глаза. Первое время ничего не происходило. Совсем ничего. Потом перед глазами знакомо поплыли цветные пятна, рукоятка меча, вроде бы, стала теплой, и в следующее мгновение Вишена словно в реку сиганул.

Иллурии не стало. Стало ровное, как поверхность озера в безветренный день, поле странного белого цвета. Перед Вишеной бурлил могучий пестрый поток, струи всех цветов радуги кипели, перемешивались и проносились мимо. Сам он представлял себя отдельной струей, эдаким лучиком нежно зеленого цвета. Поток никак не показывал, что замечает его.

Потом Вишена-лучик заметил, что зеленых струй перед ним становится все больше, а красные, словно осерчав, уходят в глубину. Мысленно обернувшись, он увидел напротив еще один лучик у другого потока; это, несомненно, был Боромир. На месте квадрата зияла черная яма, посреди которой горела единственная белая точка: то ли Хокан, то ли сапфировый меч.

Вспомнив слова чародеев, Вишена сосредоточился и постарался притянуть все зеленое из потока к себе. Выходило плохо. Но он пробовал вновь и вновь, и стало постепенно получаться, зеленого рядом становилось все больше и больше, поток забурлил, и вот уже всплески зеленого едва не задевают за лучик, тянутся к нему, стремятся…

И вдруг с ревом поток разделился. Все зеленое враз слилось в могучую струю и, выгнув крутую спину, перехлестнуло через Вишену, обрушившись на невесть когда вспыхнувший квадрат. Через Боромира перетекал такой же неистовый поток. Встретившись у квадрата, два потока слились в один, завертелись, все ускоряясь, словно водоворот, словно смерч, торжествующе завывая.

Кто-то направлял этот водоворот. Наверное, Тарус и Боград. Белая точка в квадрате превратилась в белую черту.

Поддерживать зеленый поток оказалось совсем нетрудно, куда трудней было его вызвать. Вишена сообразил, что все его силы уходят в основном на то, чтобы не дать красным струям попасть себе за спину. Только красным – струи остальных цветов Вишену просто не замечали, словно и не происходило ничегошеньки.

Время исчезло. Исчезло все, кроме пляски разноцветных струй, да еще ощущения неповторимой силы.

В какой-то момент Вишена понял, что начал уставать; черта в квадрате стала ослепительной, обжигающей, а два потока по прежнему сливались в бурный смерч, что покачивался и приплясывал.

Распалось все в одно мгновение, Вишена вывалился в обычный мир, в лес на поляну, пошатнулся и грохнулся на спину, не в силах устоять. Меч он все так же сжимал в руках, руны на гарде горели ослепительным чисто-зеленым огнем. Упал он потому, что ноги в сапогах по щиколотки погрузились в плотную землю. «Словно ветка, что вмерзла в лед», – подумал Вишена ошеломленно. Высвободить ноги оказалось очень непросто.

Боромир тоже не устоял, и сейчас сидел на траве, упираясь руками в землю. Славута, словно захмелевший, покачивался и бессмысленно улыбался, у Анчи дыбом стояла шерсть, а сам он, опустившись на корточки, неудержимо чихал. Хокан неподвижно сидел в квадрате, а сапфировый меч сиял, словно продолговатое солнце с синей точкой у одного из концов. И только Боград с Тарусом выглядели просто безмерно уставшими.

Костры полыхали, как гумно в засуху. Успела опуститься ночь, но на поляне было совсем светло, в основном от меча в квадрате.

Боград закашлялся, а Тарус негромко предупредил всех:

– Отходим… К лесу…

Вишена сначала не понял куда, ведь лес был повсюду, окружая поляну плотной ядреной стеной, но потом сообразил: на юг надобно, за спину Хокану. Упрятав меч в ножны, он на негнущихся ногах побрел за остальными.

У первых деревьев лежало бревно, будто специально оставленное здесь вместо лавки. Все и уселись, как ласточки на жердочке, рядком. Сзади подкрался Роксалан.

– Ну как? – шепотом спросил он. – Мы уж не знали что делать… Вечер прошел, полночи прошло, а вы все сидите. Вокруг так и сверкает, словно черти балуют…

Роксалан частил, глотал слова. Видно, переволновался.

– Погоди, друже, дай отдышаться… – протянул Тарус. – Все получилось.

– А Хокан где? – чикм, видать, не желал, чтоб они отдышались.

– Там сидит. Его нельзя трогать.

– Да? – всполошился Роксалан. – Пойду, скажу, там Атяш с Проном, как бы не сунулись на поляну…

Чикм торопливо убежал, огибая открытое место. Пришли Похил с Пристенем и Гонтой и тоже уселись на ствол-лавочку.

Вскоре костры у квадрата из бревен стали медленно гаснуть, стреляя искрами и громко треща. Яркий свет пламени сменился мерцающим рдением углей.