355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » 100 волшебных сказок » Текст книги (страница 66)
100 волшебных сказок
  • Текст добавлен: 8 октября 2016, 16:09

Текст книги "100 волшебных сказок"


Автор книги: авторов Коллектив


Жанр:

   

Сказки


сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 67 страниц)

Сначала я не совсем понимала их, хотя они часто приходили мне в голову, и лишь теперь я их вполне выразумела…

Между тем мачеха пред концом захотела со мною свидеться, я вышла из школы, откуда мне выдали денег в награждение, и возвратилась сюда.

Признаюсь вам, батюшка, что деревня показалась мне совсем иною, чем прежде. Не то чтобы я возгордилась, но не могла я не спросить себя: отчего я умею и читать и писать и знаю всякое рукоделье, и опрятно я одета, и могу себе хлеба кусок добыть, а другие, такие же как я, из той же деревни, живут себе так, а маленькие дети даже не знают, какой рукой перекреститься, правой или левой. И пришло мне на память прежнее моё житьё в той же деревне, и как я так же не знала, какой рукой перекреститься и отчего я стала совсем иная.

И тогда вспомнила я слова доброй, прекрасной Царевны, и стали они мне понятны. Показалось мне, что снова смотрят на меня её светлые, весёлые очи и будто велят они мне приберечь её добро, чтобы оно не пропало.

Тогда стала я собирать вокруг себя ребятишек и стала их забавлять и учить, как меня забавляли и учили. Бог благословил мои силы: ребятишки ко мне привыкли, а я отвожу их от худого, и часто, как задумаюсь в моём кружке, чудятся мне весёлые очи Царевны и как будто поощряют меня.

– Хорошее дело ты затеяла, – отвечал отец Андрей. – Но, добро, теперь лето, на поле простор; ну, а зимой-то как тебе быть?

– Да уж и сама не знаю, – отвечала Настя. – У тётки в доме тесно, семья большая.

– Так и быть уж, я тебе помогу, – отвечал отец Андрей. – Есть у меня светелка особая: как холода настанут, а ино место и в дождик, собирай свою мелюзгу к нам в светелку. В ином чем тебе жена подсобит, да и я когда поучу, а теперь вот пока тебе книжка, да ещё с картинками. Поди толкуй её с своими ребятишками, а я послушаю, чтобы ты подчас сама не завиралась.

– Спасибо, батюшка, – отвечала Настя, – такой радости не чаяла, и ты сам меня будешь учить?

– И я сам буду тебя учить.

– И матушка будет мне подсоблять?

– И матушка будет тебе подсоблять.

– И светелку дашь?

– И светелку дам.

Настя захлопала в ладоши, все ребятишки собрались вокруг неё, они громким хором запели какую-то детскую песню, которую Настя затягивала лишь в самых торжественных случаях.

Так и пошло дело на лад. Ребятишки по-прежнему собирались вокруг Насти. Когда она отлучалась, жена священника занимала её место, а иногда и отец Андрей, когда был свободен от духовных треб, приходил, садился на скамейку под дубом и учил и учеников, и учительницу.

Когда крестьяне узнали об этом, то уже стали сами посылать детей к Насте, а иные и сами приводили, да, приводя, останавливались и прислушивались и даже потихоньку плакали от умиления. Ино место и мужик забывал об ёлке в праздник, засматриваясь на потеху детей, и часто мать стыдила взрослого сына, показывая ему на маленьких. Скоро Настя, при пособии матушки, достигла до того, что не только лохмотья на ребятишках были зашиты, но и сами уже матери, посмотрев раз-два на детей чистых, опрятных, уже стыдились водить их замарашками, да и сами, глядя на детей, сделались попорядочнее.

Зимою в светелке отца Андрея мало-помалу завелись и доски с песком, на которых дети чертили буквы, а потом, гляди, и скамейки. Почётный смотритель училищ, проезжая раз по деревне и заглянув в светелку отца Андрея, подарил большую чёрную доску с мелом, с дюжину грифельных досок да столько же разных детских книжек, вот какая завелась роскошь! По воскресеньям дети парами ходили в церковь, не кричали и не зевали по сторонам, как бывало, а тихо становились на клирос и подтягивали дьячку, а миряне, тронутые детскими чистыми голосами, молились усерднее прежнего.

Настя радовалась и благодарила Бога за то, что Он благословил её дело, и вспомнила слова Царевны.

Между тем часто Никита заглядывался на Настю, и даже старики толковали, что не худо бы ему было такую добрую хозяйку себе нажить, но ещё откладывали до поры до времени. И до Насти доходили о том слухи, только что-то они её не радовали; ни с того ни с сего тоска напала на сиротинку, всё ей что-то становилось грустно, и когда отец Андрей спрашивал, что с ней такое, Настя отвечала:

– И сама не знаю, откуда эта грусть и зачем она, а только грустно мне, очень грустно: как будто чует сердце что-то недоброе, ничто меня не веселит. По-прежнему во сне и наяву чудятся мне очи моей прекрасной Царевны, но мне всё кажется, что её светлые очи тускнеют. Я смотрю на них, и мне становится жалко, так жалко, что проснусь, и слёзы льются у меня из глаз, и на весь день остаётся на сердце такая грусть, что и сказать нельзя.

Отец Андрей утешал Настю, сколько мог, но понапрасну: она по-прежнему исправляла дело своё, собирала детей, толковала с ними, пела с ними вместе и вдруг останавливалась, и слёзы лились из её глаз сами собою, и она невольно начинала потихоньку молиться.

Между тем дни шли за днями, а Настя с каждым днём всё больше грустила и тосковала, с каждым днём всё больше худела и разнемогалась.

– Тускнут, тускнут весёлые очи моей прекрасной Царевны! – говорила она. – Чует моё сердце недоброе: молитесь, дети, за мою Царевну.

Дети не понимали её, но становились на колени и тихо молились о доброй Царевне.

– Нет силы больше, – сказала однажды отцу Андрею. – Во что бы то ни стало, а пойду в Питер, наведаюсь, что сталось с моею Царевною…

Но уже было поздно: силы оставили бедную сиротинку: кашель разрывал её грудь, тело её высохло и сделалось почти прозрачным, виски и щёки ввалились, и пальцы её дрожали. Уже Настя не могла сходить с места, едва могла говорить и только творила внутреннюю молитву.

Однажды, когда домашние, собравшись вокруг Насти, старались как могли облегчить её страдания и бедный Никитка сам не свой стоял у изголовья умирающей, вдруг Настя вскрикнула:

– Ничего мне теперь не надобно, потухли очи моей Царевны; нет её больше на свете, нет моей родимой… Позовите отца Андрея…

То были последние слова сиротинки… Священник пришёл, благословил, наставил её на путь в ту обитель, где нет ни печали, ни воздыхания, но – жизнь бесконечная…

И не стало на земле сиротинки…

В то время в царских чертогах плакали над другою потерею.

Впервые напечатано: «Вчера и сегодня. Литературный сборник, изданный В.А. Соллогубом». СПб., 1846.

ДВА ДЕРЕВА

У одного деревенского помещика было два сына-близнеца, т. е. которые родились в одно время. При их рождении отец посадил два яблонные деревца. Дети подросли, и деревца подросли. Когда детям минул третий год, отец им сказал: «Вот тебе, Петруша, дерево, и вот тебе, Миша, дерево. Если вы будете за ними хорошо ухаживать, то на них будут яблоки, и эти яблоки ваши».

Это было в начале весны, когда ещё во рвах лежит снег, трава ещё не зеленеет и на деревьях нет ни листика.

Дети были очень рады такому подарку и каждое утро бегали посмотреть, не выросли ли яблоки на их деревцах. Но не только яблок, но и листьев на них не было. Детям было очень досадно, что их деревца такие ленивые или скупые, что от них не только яблочка, но и ни одного листика добиться нельзя. Миша так даже на своё дерево рассердился, что перестал ходить к нему в гости; бегал и играл по аллеям в другой стороне сада, а на своё деревцо и не заглядывал.

Петруша поступал не так. Он не пропускал ни дня, чтобы не посмотреть на своё деревцо, и скоро заметил в нём большую перемену.

Ещё с зимы остались на сучьях какие-то шишечки, и не раз, смотря на них, Петруша думал, зачем эти шишечки? Уж не срезать ли их, тогда бы все прутики были гладенькие. Однако ж он не решился их срезать, а спросил о том у садовника.

Садовник засмеялся.

– Нет, – сказал он, – сударь, отнюдь не режьте этих шишек: без них дерево жить не может. Вот ужо увидите, что из них будет.

Петруша поверил садовнику, а всё-таки ему было жаль, что прутья на яблоньках не гладенькие.

Однажды Петруша, осмотревши своё деревцо, заметил, что шишечки на ветвях сделались больше и как будто разбухли.

Сначала он подумал, не занемогло ли деревцо, но, посмотрев повнимательнее, увидел, как иные из шишечек раздвоились и из них выглядывало что-то прекрасного зелёного цвета.

– Посмотрим, что будет, – подумал Петруша.

Теперь он стал ещё чаще и внимательнее присматривать за своим деревцом.

Вот через несколько времени то, что было в почке зеленоватого цвета, обратилось в маленькие листики, свёрнутые в трубку. Эти зелёные листики были сверху прикрыты двумя черноватыми листиками.

– Посмотри, – говорил Петруша садовнику, – посмотри, Игнатьич, уж на моём деревце листики, только они что-то не скоро растут; им, видно, мешают эти негодные чёрные листики, которые их держат будто в тисках. Я хочу помочь бедным листикам выйти скорее на свет. Я на одной ветке уже снял эти чёрные листики, теперь зелёные будут расти свободнее.

Садовник опять рассмеялся.

– Напрасно, – сказал он, – эти чёрные листики словно крышки над зелёными, а зелёные ещё молоды, слабы; плохо им будет без крышки.

Это очень огорчило Петрушу, особливо когда к вечеру сделалось что-то очень холодно и папенька велел затопить камин. Греясь против огня и посматривая на окошки, которые запушило вешним снегом, Петруша вспомнил о своём деревце и подумал: каково-то моим бедным зелёным листикам, у которых я снял покрышку?

На другой день Петруша, одевшись, тотчас побежал в сад к своему деревцу, и что ж он увидел? Все те почки, с которых он снял покрышку, завяли, а те, на которых осталась покрышка, как ни в чём не бывали. Петруша пожалел, да уж делать нечего.

Между тем время идёт да идёт; листики с каждым днём становятся больше и больше и раздвигают свою чёрную покрышку.

Вот между листиками показалась новая зелёная почка. Садовник говорил, что это завязь.

Вот на завязи показалась маленькая белая шишечка.

Эта шишечка росла, росла, раскрылась и сделалась цветком.

Этих белых цветков было так много, что издали казалось, будто всё деревцо покрыто снегом. Петруша не мог налюбоваться своим деревцом.

Садовник сказал, что почти с каждого цветка выйдет по яблоку. Это казалось Петруше очень странным, каким это образом из цветка сделается яблоко? А между тем ему хотелось узнать, сколько у него будет яблоков; каждый день он принимался считать цветки, но никак не мог перечесть, – так их много было.

Однажды, когда он занимался таким счётом, Петруша видит, что-то между цветами шевелится; смотрит – то прехорошенький зелёный червячок ползёт по ветке. Петруша вскрикнул от радости.

– Смотри, Игнатьич, к моим белым цветочкам гости пришли, – сказал он садовнику, – посмотри, так и вьются вокруг них.

– Хороши гости! – отвечал Игнатьич. – Эти гости много кушают. Если их не сбрасывать, то они ни одного листочка на дереве не оставят. Нынешний год такая напасть от червей, что не успеваешь их обирать. Того и смотри, что ни одного яблока с дерева не снимешь.

Петруша призадумался. Смотрит, в самом деле, червяки припадут то к листку, то к цветку и точат так исправно, что не пройдёт минуты, как из листка уже целый край выеден.

Жаль было Петруше зелёных червячков, а делать было нечего: не кормить же было их яблоками?

Вот Петруша принялся обирать этих злых червяков, бросать их на землю и топтать.

Много было ему работы. Каждое утро он приходил избавлять своё деревцо от незваных гостей, и каждое утро они снова появлялись. А тут другая беда: смотришь – на деревцо и муравья полезли. Петруша схватил было одного, но муравей так щипнул его за палец, что Петруша даже закричал. На крик прибежал Игнатьич, узнал, в чём дело, рассмеялся по своему обыкновению, взял немного сырой земли, потёр ею Петрушин пальчик, и боль прошла.

– Ну, – говорил Петруша Игнатьичу, – теперь совершенная беда, – плохо моему деревцу приходится; от червяков я мог его избавить, они так лениво ходят, а вот эти кусаки ещё и бегают скоро, их и не поймаешь.

– Не трогайте их, – сказал Игнатьич, – они за делом на дерево ходят.

– Как не трогать, – говорил Петруша. – Если уж они меня кусают, то что ж от них достанется бедному деревцу, у которого нет ни рук, ни ног, которому нечем от них защититься.

– Муравьи больно кусаются, – заметил Игнатьич, – но они деревцу вреда не делают.

– Да зачем же они на него ходят? – спросил Петруша.

– А вот зачем, – ответил Игнатьич, – посмотрите!

Петруша взглянул и с большим удовольствием увидел, как пара муравьев, схватив большого червяка в охапку, тащила его с дерева долой.

Петруше показалось это очень любопытным. Ему захотелось узнать, что тут будет.

Вот видит он, что муравьи с большим трудом стащили червяка на землю. Тут уж им тащить было гораздо труднее: да, к счастью, встретился им третий муравей, верно, знакомый или просто добрый молодец. Он тотчас бросился на подмогу двум работникам, и они все трое вместе начали очень искусно переваливать червяка с травки на травку. Тут Петруша заметил, что задний муравей иногда становился на цыпочки, чтобы приподнять червяка, а передний вешался всем телом, чтобы перетянуть червяка на другую сторону. Петруше хотелось узнать, куда пробираются муравьи с своей ношей.

Вот они выбрались из травы. Петруша смотрит, – в том месте по земле словно дорожка проложена и по этой дорожке снуют муравьи в обе стороны и в больших хлопотах: кто тащит зерно, кто соломинку, кто мошку, кто просто бежит; двое встретятся, остановятся, как будто поговорят друг с другом, и опять за работу. На этой большой дороге наши работники встретили много помощников; червяка потащили так скоро по глади, что Петруша едва успевал следовать за ним глазами; наконец, муравьи добрались до небольшой кучки, складенной из соломы и хворосту, – такая кучка называется муравейником, – вскарабкались на кучку, правду сказать, не без труда: иной свалился, иному, может быть, и колотушка досталась, но всякий скоро оправлялся и опять за работу, а работа была нелёгкая. Червяк извивался в разные стороны и, кажется, никак не хотел идти в гости в муравейник, но пока одни его держали за ножки, за головку, за волоски, другие проворно разбрасывали под червяком хворост, так что червяк мало-помалу всё опускался вглубь, а наконец, его и совсем не стало видно.

Петруше жаль было бедного червяка, но, однако же, с тех пор, встречаясь с муравьями, он всегда снимал картуз и очень вежливо им говорил: «Здравствуйте, господа муравьи, мои помощники, много ли вы червей с моего дерева натаскали?» Одного только жаль было, что муравьи на эту учтивость никогда ничего не отвечали. Правда, когда Петруша подходил к ним слишком близко, они поднимали головки и как будто слушали, но, видя, что Петруша им никакого вреда не делал, снова принимались за своё дело.

Благодаря этим помощникам, а также и своему попечению, скоро на Петрушином деревце не осталось больше ни одного червячка, и цветки росли всё пышнее и пышнее и пахли свежим запахом; иногда налетали на них мотыльки и бабочки, опускали свой носик в чашечку цветка, тянули из него сладкую каплю и опять улетали.

Петруше также хотелось заглянуть в самый цветок и посмотреть, что в нём такое. Он заметил, что у яблонного цветка пять белых листиков.

Отчего, подумал он, у этого цветка только пять листиков? у других не больше ли будет? Посмотрим.

Он принялся считать белые листики то на том, то на другом цветке, но по всей яблоне на каждом цветке было пять листиков, – ни больше, ни меньше, и у каждого эти пять листиков вставлены были в зелёную трубочку. Заглянул он в средину цветка: посреди белых листиков было множество тоненьких тычинок с жёлтыми головками. Он было принялся считать и эти тычинки, но никак не мог перечесть, – так этих тычинок было много.

Между тычинок торчало ещё что-то беленькое, но без жёлтой головки.

Петруше захотелось узнать, что это такое между тычинками.

Он оборвал осторожно сперва белые лепестки цветка, потом тычинки и немало удивился, когда увидел, что в средине были какие-то пестики. Он счёл их: их было также пять. Это ему показалось странным. Петруша сорвал ещё несколько цветков: в каждом было внутри по пяти пестиков, – не больше и не меньше.

Петруша, заметив это, положил себе чаще заглядывать в цветки, чтобы узнать, что выйдет из этих пестиков.

Между тем время шло своим чередом; много было бед на молодое деревцо: то дождь лился долго, а после того Петруша смотрит, – по его деревцу мох потянулся. Сначала Петруша тому было очень обрадовался, что его деревцо принарядилось, а Игнатьич опять начал смеяться.

– Эх, сударь, – сказал он, – как ваше-то деревцо мохом затянуло!

– Ну так что же? – отвечал Петруша. – Видишь, как красиво?

– Оно красиво, правда, – заметил Игнатьич, – только вот что плохо, что вашему деревцу от такой красоты не поздоровится. Ведь этот мох – дармоед. От него ни цвета, ни плода, а между тем он вашим деревцом питается, сок из него тянет, на его счёт живёт.

Петруша послушался Игнатьича, очистил мох, собрал его в бумажку, принёс домой, и ему этот мох пригодился. Старшая сестрица выучила Петрушу наклеивать этот мох на бумагу, отчего выходили прехорошенькие картинки.

Были и другие беды. Вдруг дожди перестали идти, долго-долго не шли, и Петруша слышал, как старшие горевали, говоря: «Засуха, ужасная засуха!»

Петруша сначала не понимал, о чём тут горевать, когда дождь не идёт и можно каждый день гулять сколь хочешь. Но однажды утром приходит он к деревцу, смотрит – листики свернулись, цветы повисли. Петруша так и всплеснул руками.

А Игнатьич-насмешник опять смеётся.

– Пригорюнилось никак, сударь, ваше деревцо?

– Да отчего это? – спросил Петруша.

– Известное дело отчего, – сказал Игнатьич, – вы вашему деревцу пить не даёте.

– Как пить?

– Да посмотрите, у него земля-то пыль пылью: коли не будете его поливать, так оно и совсем погибнет.

– Ах, какая беда, – вскричал Петруша. – Ну что теперь делать?

– Известное дело, – отвечал Игнатьич, – полить его водой поскорее. Дайте, хоть я вам помогу.

Игнатьич обкопал землю вокруг деревца и принялся усердно поливать её.

– Да что же это? – сказал Петруша. – Ты на смех, что ли, это делаешь? Выливаешь понапрасну воду на землю, и бедному деревцу ничего не достаётся.

– Уж будьте спокойны, сударь: ведь у деревца корешки-то в земле. Они всю воду высосут, а через корешки вода и в деревцо поднимется, и до листьев и до цветков доберётся.

Петруше очень хотелось видеть, как вода будет пробираться вверх по деревцу, но этого он не мог никак заметить. Игнатьич говорил, что вода пробирается не снаружи, а внутри дерева. В самом деле, когда Петруша посмотрел на отрезанный сучок у другого дерева, то ясно увидел, что внутри сучка всё были маленькие дырочки и что отрезанные места были сырые.

Петруша срезал несколько травок и увидел там дырочки ещё явственнее, и из срезанных мест целыми каплями выходила жидкость, иногда белая как молоко. Петруша взял большой ствол от лопушника, разрезал его и увидел, что вдоль ствола шли все трубочки, по которым, вероятно, пробиралась вода из земли. Тогда Петруша поверил Игнатьичу. И в самом деле, политое деревцо к вечеру опять повеселело; молодые листья развернулись и цветы распустились.

Электронная книга издана «Мультимедийным Издательством Стрельбицкого», г. Киев. С нашими изданиями электронных и аудиокниг Вы можете познакомиться на сайте www.audio-book.com.ua. Желаем приятного чтения! Пишите нам: [email protected]

Примечания

1

В некиим – в некотором. В сказке много старинных слов; она написана так, как ее рассказывала ключница Пелагея.

2

Казна – деньги.

3

Парча – шелковая материя, затканная золотыми или серебряными нитями.

4

Жемчуг бурмицкий – жемчуг особенно крупный и круглый.

5

Тувалет – туалет, зеркало.

6

Инда – даже.

7

Кармазинное – ярко-красное.

8

Яства – еда, кушанья.

9

Без сумления – без сомнения, без опасения.

10

Хранить паче зеницы ока – беречь, хранить что-либо больше, чем глаза.

11

Запись заручная – расписка.

12

Ширинка – здесь: широкое полотенце.

13

Почали – начали.

14

Попытали – здесь: посмотрели, примерили.

15

Скатерть браная – скатерть, вытканная узорами.

16

Прыскучий – стремительный, быстрый.

17

Камка – шелковая цветная ткань с узорами.

18

Муравчатый – здесь: поросший травой (муравой)

19

Девушка сенная – служанка.

20

Венути – повеять, подуть.

21

Середович – человек средних лет.

22

Глас послушания – ответный голос.

23

Я превращаюсь.

24

Драгоман – переводчик при посольстве.

25

Так на Востоке называют французов, а иногда и вообще всех жителей Западной Европы.

26

Старый Мост (ит.).

27

Кади – судья.

28

Капудан-паша – командующий флотом.

29

Сераль – часть дома, предназначенная только для женщин.

30

Ага – титул высших гражданских и военных чиновников на Востоке.

31

Муфтий – высшее духовное лицо.

32

Шейх – старейшина арабского племени.

33

Дромадер – одногорбый верблюд.

34

Абасс – дядя Мухаммеда.

35

Титул коня по Абнеру.

36

Фирман – грамота или письменный приказ.

37

Филидор – выдающийся французский шахматист.

38

Человекообразная обезьяна Линнея.

39

Ваш покорный слуга! (фр.)

40

Маленький Капрал – прозвище Наполеона I во французской армии.

41

…глаза каждый с Круглую башню. – В рукописи глаза собак сначала сравнивались с чайными чашками, с колесами экипажа и мельницы. Сравнение с Круглой башней появилось позднее, очевидно, в связи с тем, что Андерсен начинает вводить в сказки широко известные его современникам реалии, связанные с достопримечательностями столицы Дании – Копенгагена. Круглая башня – одно из самых высоких зданий старого Копенгагена, воздвигнутое королем Кристианом IV (1577–1648) по проекту архитектора Ханса ван Стенвинкеля (1587–1639). Первый камень башни был заложен 7 июля 1637 г. В 1716 г. на Круглую башню въехал верхом на коне, по пандусу Петр I. За ним на тройке ехала Екатерина I.

42

…кататься в Королевский сад… – Королевский (Росенборгский) сад – увеселительный сад, примыкающий к замку Росенборг, созданному также при короле Кристиане IV в 1606–1607 гг. В 1771 г. сад становится общедоступным. В 1881 г. там был открыт памятник Андерсену, сооруженный по проекту скульптора Августа Собю (1823–1916) с надписью «Воздвигнут датским народом».

43

ОГНИВО (FYRT0IET) (с. 7) Сказка написана в конце 1834 г. – начале 1835 г. Один из ее источников – народная сказка, знакомая Андерсену с детства. Она известна в различных вариантах под названиями: «Дух свечи», «Чудо», «Деньги – могут всему помочь», «Принцесса и двенадцать пар золоченых башмачков», «Мальчик и монах» и т. д. Сказка связана и с реминисценциями из сборника арабских сказок «1001 ночи». Образ Аладдина, введенный в датскую литературу в пьесе-сказке «Аладдин, или Волшебная лампа» (1805) основателя датской романтической школы, поэта и драматурга Адама Готлоба Эленшлегера (1779–1850), был близок Андерсену, воспитанному отцом на сказках этого сборника (см. примеч. 9 к сказке «Мертвец», примеч. к «Посвящению к новому (второму) тому сборника «Сказки, рассказанные детям», примеч. 9 к сказке «Маленький Тук»).

44

…хоть целый четверик денег! – Четверик – мера объема сыпучих тел = 26,24 л.

45

МАЛЕНЬКИЙ КЛАУС И БОЛЬШОЙ КЛАУС (LILLE CLAUS OG STORE KLAUS) (с. 12) Сказка создана в начале 1835 г. В ней использован сюжет датской народной сказки о двух братьях, существующей в различных вариантах – «Большой брат и Маленький брат», «Мельница, что соль на дне морском толчет», «Слепой Ханс» и т. д. Отдельные эпизоды сказки связаны со сказкой «Али-Баба и сорок разбойников» из сборника сказок «1001 ночи». (См. примеч. к сказкам «Огниво», «Сундук-самолет», примеч. 9 к сказке «Мертвец»).

46

…горошину отправили в кунсткамеру. – Кунсткамера. – Построена в Копенгагене при Фредрике III, короле Дании и Норвегии (1648–1670) – см. прим. 10 к сказке «Хольгер Датчанин». Кунсткамера впервые упоминается в 1651 г. Там выставлялись антиквариат, этнографические материалы и всевозможные редкости. Существовала до 1821 г., после чего все экспонаты были помещены в другие музеи; большая часть из них попала в Музей искусств.

47

ПРИНЦЕССА НА ГОРОШИНЕ (PRINDSESSEN PAA AERTEN) (с. 21) Сказка написана в начале 1835 г. Источник ее не установлен, хотя сам Андерсен писал в предисловии к третьему выпуску сказок – «К взрослым читателям» (см. с. 53), что она – датского происхождения. Если не искать буквального сходства, то в датских народных сказках «Пер-Сквалыга», «Жених», «Ханс и Марен», «Скупой», «Маленькая Метте» и др. можно найти ряд прототипов сказки «Принцесса на горошине». Выражение «Принцесса на горошине» стало крылатым.

48

…он умел… вырезывать презабавные фигурки… – Явный намек на самого Андерсена, который, особенно в последние годы жизни, когда уже не писал сказки, любил вырезать картинки из бумаги.

49

Они все во дворце! – Возможно, имеется в виду прекрасный Росенборгский замок в Копенгагене, один из немногих дворцов эпохи Ренессанса, сохранившихся в Европе. Строительство дворца, как указывалось выше, начато в 1606 г. при короле Кристиане IV (см. примеч. 1, 2 к сказке «Огниво»).

50

…из Ботанического сада… – Имеется в виду сад в Копенгагене, известный с 1600 г.; расположен недалеко от Росенборгского замка.

51

…профессор ботаники… – Скорее всего профессор Университета Йенс Уилькен Хорнеманн (1770–1841), лектор в Ботаническом саду с 1801 г.

52

…это была масленичная верба… – Пучок голых веток, украшенных разноцветными бумажными лентами, цветами, куколками. На масленой, в понедельник, дети по старинному датскому обычаю хотят «высечь» родителей масленичной вербой, но те откупаются от них специально испеченными «масленичными» хлебцами.

53

…Софи повернулась к нему спиной… – Отказ куклы Софи танцевать с Курилкой некоторые андерсеноведы рассматривали как автобиографический эпизод. Однажды дочь Йонаса Коллина (1776–1861) – Луисе Коллин (1813–1898), в которую Андерсен был влюблен, отказалась танцевать с ним. (См. примеч. 1, 3 к сказке «Оле-Лукойе»).

54

Йонас и Адольф, норвежские кузены… – Подразумеваются – Йонас и Адольф – сыновья падчерицы Йонаса Коллина, Йоханны Биркнер (1797–1891), которая вышла замуж за норвежца Маттиаса А. Бойе (см. примеч. 7 к сказке «Холм лесных духов»).

55

ЦВЕТЫ МАЛЕНЬКОЙ ИДЫ (DEN LILLE IDAS BLOMSTER) (с. 23) Сказка сочинена в феврале или в марте 1835 г. Это – первая самостоятельно придуманная сказка Андерсена, которая возникла, по словам сказочника, когда он однажды рассказывал маленькой Иде, дочери его друга – писателя и фольклориста Юста Маттиаса Тиле (1795–1874) – о цветах в Ботаническом саду. Несколько замечаний ребенка он запомнил и передал, когда позднее записывал сказку. (См.: Andersen И. С. Eventyr og Historier. Kobenhavn, 1943, Bd. I, s. 391). Некоторые датские литературоведы (Ханс Брикс) улавливали в этом произведении настроение сказки немецкого писателя Эрнста Теодора Амадея Гофмана (1776–1882) «Щелкунчик, или Мышиный король» (1816).

56

Дюймовочка. – Томмелисе , буквально «Лисе, величиной с дюйм» (дат.). – Подражание шведскому имени «Туммелитен» – «Мальчик-с-Пальчик». В первых переводах на русском языке, как указывалось выше, было «Лизок-с-Вершок».

57

…дала… двенадцать скиллингов… – Скиллинг – мелкая медная монета, грош, бывшая в обращении в Дании с 1845 г.

58

Коакс, коакс, брекке-ке-кекс! – Слова эти взяты из хора лягушек в комедии Аристофана «Лягушки».

59

«Майский жук, лети, лети»; «Бродит по лугам монах» – традиционные датские детские песенки.

60

Это был эльф… – Эльф в скандинавском фольклоре – сверхъестественное существо мужского или женского пола с крылышками за спиной. Иногда эльфы добры, иногда враждебны к людям. Андерсен придерживался традиционного представления о том, что эльфы – малютки, легкие, воздушные, красивые и благожелательные к людям.

61

ДЮЙМОВОЧКА (TOMMELISE) (с. 29) Сказка написана весной, скорее всего в апреле 1835 г. В ней использованы отдельные мотивы и образы датских народных сказок. Прототипом Дюймовочки послужила приятельница Андерсена, дочь известного переводчика Шекспира на датский язык, адмирала Петера Вульфа (1774–1842) – Хенриетта (Йетта) Вульф (1804–1858). Йетта была невысокого роста, горбатая. Но уродство не ожесточило ее, она была доброй и нежной. Андерсен называл ее светлым эльфом.

62

НЕХОРОШИЙ МАЛЬЧИК (DEN UARTIGE DBENG) (с. 37) Сказка написана весной 1835 г. В ее основе – одно из стихотворений древнегреческого поэта Анакреонта (ок. 570–478 до н. э.) – «Нехороший мальчик», о поэте, который тепло принял и обласкал маленького Амура. Неблагодарный Амур ранил ноэта своей стрелой в сердце. Стихотворение было известно Андерсену в переводе датского поэта Кристена Хенриксена Прама (1756–1821). Этот же сюжет еще раньше вдохновил великого датского скульптора, друга Андерсена – Бертеля Торвальдсена (1770–1844), работавшего в строгой манере классицизма, и он создал в 1823 г. великолепный терракотовый фриз «Анакреонт принимает Амура», хранящийся в Музее Торвальдсена в Копенгагене. Возможно, что знакомство с мраморным вариантом этого фриза в 1831 г. стало источником сказки Андерсена «Нехороший мальчик».

63

Он видел, что солнце и месяц преклонились перед ним… – Слова эти перекликаются со словами из Библии, где рассказывается, что высокомерный в юности Иосиф видит во сне, как солнце, месяц и одиннадцать звезд кланяются ему. «И видел он еще другой сон и рассказал его (отцу своему и) братьям своим, говоря: вот я видел еще сон: вот, солнце и луна и одиннадцать звезд поклоняются мне» (Бытие 37, 9).

64

…пятьдесят риксдалеров… – Риксдалер – крупная серебряная монета, была в обращении в Дании в 30-70-е годы XIX в.

65

…три больших пучка папоротника… – Папоротник, по народным поверьям, обладает волшебной чудодейственной силой.

66

Там давали кукольное представление… – В первой редакции, в сказке «Мертвец», куклы разыгрывают библейскую историю о царице Эсфири. В новом варианте дана сказочная история, которую можно отнести и к Библии, и к народному творчеству.

67

…колокольни внизу… казались… красненькими ягодками… – В Дании, особенно в пригородах, и поныне чрезвычайно распространены красные черепичные крыши.

68

…прекрасный белый лебедь… пел… – Одна из наиболее разработанных и освоенных литературой мифологем – умирающий лебедь, который в минуту смерти взмывает ввысь, издает последний крик («лебединая песня») и падает мертвый.

69

Потом они прошли еще много-много миль… – Датская миля равна 7532 м.

70

На троне сидел старый тролль… – Тролль – сверхъестественное существо скандинавских народных сказок, обычно он уродлив и враждебен к людям. Знаменитый норвежский писатель Бьёрнстьерне Мартинус Бьёрнсон (1832–1910) говорит о норвежских троллях, что они – подлинное порождение норвежских гор и лесов; чаще всего тролли неслыханно глупы и легковерны. Иногда сеют несчастья и смерть. В Дании же, как считает Бьёрнсон, тролли не уживаются. «Случается, конечно, – пишет он, – какому-нибудь троллю перейти вброд море и окинуть взглядом безлесные, озаренные солнцем датские земли. Но покачает он своими головами – и снова переходит вброд море, вскипающее пеной под его тяжелыми шагами. Он возвращается в Норвегию, потому что там – его родина». (Цит. по кн.: Trommer Н. Nachbemerkung. – In: Das Geschenk des Trolls. Rostock, 1961, S. 275). Однако в датских народных сказках и преданиях тролли встречаются довольно часто.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю