Текст книги "Психология подсознания"

Автор книги: Авессалом Подводный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

Аналогична ситуация с «путешественником». Потребность, формируемая его духом, – ощутить единство мира (географический аспект). Она трансформируется в психическую потребность – слившись с пейзажем, архитектурным ансамблем, ощутить его непосредственно. Сознание интерпретирует это как желание посмотреть разные места. Но на самом-то деле не посмотреть, а ощутить, увидеть духовными глазами! Далее комментарии, как и в случае, разобранном выше.

Как будто не очень утешительно. Однако дух не ставит перед человеком невыполнимых задач. Человек, на личном опыте убедившись, что данная интерпретация его внутренних желаний не ведет к их удовлетворению, может при желании разобраться в себе и понять, в чем дело. Как это следует делать и сколько времени, труда и внутренней работы ему понадобится – это уже другой вопрос.

* * *

Существует один очень распространенный и удивительно остроумный механизм, с помощью которого подсознание реализует свои цели, преодолевая ограниченность сознания. Часто человек фактически удовлетворяет свои высшие потребности, искренне считая при этом, что им движут вполне эгоистические мотивы. Бывает так, что сознание человека в силу ряда причин (общественное мнение, воспитание и др.) не подготовлено к восприятию себя как духовного существа, в самом деле способного к проявлению в себе качеств духа; но его эволюционный уровень в то же время достаточно высок для того, чтобы дух мог уже более отчетливо проявиться, и он это и делает, обманывая сознание с помощью подсознания. Скромность иногда является признаком узости сознания.

Глава 4 Связь с тонким миром

Язык

Слушай, дружина, враги и братие!

Все, что творил я, творил не ради я

славы в эпоху кино и радио,

но ради речи родной, словесности.

И. Бродский

Самая главная наука на свете – это лингвистика, только она пока об этом не догадывается. Нет ничего важнее языка, ибо именно он является связующим звеном между человеком и тонким миром. В таких процессах, как обучение, творчество, мышление, чувствование, то, на каком языке разговаривает с нами наше подсознание, во многом определяет ход и результат этих процессов. И даже внешнее оформление результатов любой деятельности играет принципиальную роль: тонкие моменты, ради которых, собственно, и городится огород, могут быть переданы лишь на адекватном языке, и любые попытки выразить их на более грубом наречии неизменно терпят крах. Стремлением передать мысль или ощущение, не найдя соответствующего языка, переполнены многие тома философских, научных и художественных произведений, к великому ущербу для жаждущего понять человечества.

Любое общение человека с тонким миром заключается в том, что он задается некоторым вопросом (необязательно выраженным словами) и передает управление подсознанию, которое направляет внимание на соответствующую область в тонком мире, получает оттуда определенный информационно-энергетический квант и интерпретирует полученную информацию на доступном для него языке; результат этой интерпретации в том или ином трансформированном виде поступает в сознание. Понятно, что язык, на котором подсознание воспринимает информацию из тонкого мира, имеет первостепенное значение; и прежде всего потому, что он представляет собой определенный фильтр для информационно-энергетического потока: то, что на данном языке невыразимо, в подсознание просто не поступает. Однако язык восприятия информации зависит от конкретной программы подсознания: у каждой программы он свой. Эти языки могут иметь широкий диапазон гибкости: от жесткого формата «да-нет» до, например, широкой системы понятий какой-либо области науки.

Здесь следует подчеркнуть, что язык программ подсознания отличается от того, что обычно понимается под термином язык: литературный, науки и т. д. Язык программы подсознания это приблизительно то, что называется активным словарем, то есть то, что может «само» прийти в голову.

Язык программы подсознания формируется в результате обучения под влиянием двух факторов: языка внешнего мира и, так сказать, личного творчества. Тут сталкиваются две тенденции. С одной стороны, в целях коммуникации язык должен быть общедоступным. Это достигается тем, что общество в целом формирует в тонком мире определенную область (коллективный тезаурус), в котором находятся соответствующие понятия и связи между ними, и обучает отдельных своих членов доступу к этой области: ребенка учат понимать, говорить на различные темы, обучают манерам, принятым в обществе и т. п. С другой стороны, в процессе выражения своих мыслей и чувств человек часто сталкивается с тем, что ему не хватает того языка, которым он владеет, и он начинает формировать личный тезаурус: наделяет отдельные слова и выражения значениями или оттенками, свойственным только ему, вводит новые слова и понятия, формирует связи между ними и т. д. Естественно, что для того, чтобы понять такого человека, нужно сначала изучить его личный тезаурус.

То же самое происходит и с программами подсознания. Отличие заключается в том, что роль коллективного тезауруса играют определенные языки общественного подсознания. Вообще, основная трудность обучения заключается не в том, чтобы объяснить учащемуся, что думать – это можно выразить словами, а в том, чтобы дать понять, как думать, то есть, другими словами, сформировать язык соответствующей программы подсознания.

Следует различать две принципиально разные задачи: первая – научить человека думать, как все, то есть подключить его к общественному подсознанию (или ноосфере, как сейчас принято выражаться), и вторая – научить человека мыслить (творить, чувствовать, ...) самостоятельно, то есть научить строить языки программ подсознания. Необходимо и то и другое, но вторая задача, как правило, труднее.

Вопреки распространенному мнению, глупый человек может стать умным, так же как от природы хилый может стать сильным. Ежедневные упражнения по подключению к коллективному знанию и различным программам общественного подсознания (читай роман Д. Лондона «Мартин Иден») дадут ему возможность подключиться к коллективному тезаурусу и считывать информацию на желаемые темы; окружающим будет казаться, что он резко поумнел и стал мыслить здраво. Действительно, человек выучил язык и теперь может на нем говорить. Гораздо труднее научиться мыслить оригинально. Это означает, что для каждой конкретной проблемы человек разрабатывает свой, особенный язык для соответствующей программы подсознания. Коллективный язык, хотя и является очень мощным, все же не ориентирован на данную, специфическую проблему, и может оказаться для нее неадекватным, то есть не в силах выразить тонкие моменты. Кроме того, коллективный язык имеет множество штампов, которые часто выполняют роль заглушек, то есть прямых блокировок для потока информации из тонкого мира. Преодоление штампов, в частности, осознание того, что штампованный ответ есть не ответ, а блокировка внимания, устремленного на недоступный для данного языка объект, информация о котором невыразима средствами этого языка, есть важнейшая и необходимая работа, как для индивидуума, так и для коллектива в целом.

Но как же все-таки формировать язык программы подсознания, ориентированный на данную проблему, то есть на связь с данным участком тонкого мира? Это и есть основная проблема обучения. Обычно обучение воспринимается как создание у человека некоторой уменьшенной копии коллективных знаний, умений, навыков и т. п., того, словом, что именуется техникой: рисования, чтения, игры на скрипке... – а дальше – твори, если сумеешь. Вот так и создается бесчисленное множество внутренне совершенно одинаковых и удивительно соответствующих своему времени и обществу предметов искусства, научных теорий, философских систем и т. д., не несущих никакого отпечатка личности автора и, главное, не учитывающих специфики проблемы.

Однако истинное творчество начинается там, где человек создает свой язык программы подсознания, и именно этому следует учиться и учить, разумеется, наряду с изучением коллективного языка. Здесь следует иметь в виду два существенных обстоятельства. Во-первых, человек получает ответы только на те вопросы, которыми он задается, а во-вторых, в ответах всегда имеется некоторая дополнительная информация, не связанная непосредственно с вопросом, но являющаяся намеком на дальнейшее направление действий. Поэтому, если художник, рисуя модель, задается вопросом, как ему разместить рисунок на листе, он (быть может, после некоторых мучительных колебаний) получит ответ, а если он этим вопросом не задастся, то ответа на него точно не получит. Но более того, решив основную композицию, он получит ответ (намек) на то, каким должно быть общее выражение лица и прочие пропорции станут вдруг более ясными (опять-таки, если художник стремится создать законченный, то есть обладающий внутренней гармонией, рисунок, а не просто интересуется лишь сходством или соблюдением пропорций самих по себе). По мере продвижения рисунка основной его язык, то есть сокровенные изгибы линий и расположение теневых пятен, возникает именно из этих последовательно возникающих намеков, не связанных прямо с теми вопросами, которыми задается художник, то есть, где положить штрих и т. п. Хороший художник стремится для каждой модели найти свой, наиболее адекватный язык для программы подсознания, на котором подсознание и получит информацию, которую затем передаст непосредственно в голову и руку художника. И в выражении рисунка мы увидим синтез образа модели и индивидуальности художника; чем более гибким является его метод, тем меньше проступает на портрете его низшее «я», насилуя образ оригинала.

* * *

Чрезвычайная важность языка программ подсознания находит косвенное выражение в очень любопытном явлении, которое можно наблюдать повсеместно и в быту, и в науке – это споры о словах или терминологии.

Наиболее радикально, казалось бы, этот вопрос решен в математике. Там человек имеет право сказать: «Назовем мартингалом то-то и то-то», – и никто его не сможет упрекнуть, если определение точное. Однако эта свобода кажущаяся.

В науках менее точных, скажем, в лингвистике или информатике, вопрос определения основных понятий почему-то находится в центре внимания. Ну, казалось бы, какая разница, что такое именно язык или факт для человека, который занимается данной узкой лингвистической или информационно-поисковой проблемой. Но нет! – любой лингвист-профессионал четко чувствует, что определение языка – нужно. И это действительно в некотором отношении так.

В коллективном тезаурусе отражены все понятия и значения всех слов, в том числе и достаточно расплывчатых, как-то: субстанция, счастье, сознание, вера и т. д. Однако сколь бы расплывчатыми они ни казались, в коллективном подсознании они имеют вполне определенный, хотя и плохо выражаемый словами смысл, и вот именно его-то хочется поймать и выразить. Такова воля народа. Таким образом, человек, дающий определение, скажем, языка, обычно не столько оговаривает смысл этого слова в своем дальнейшем изложении, сколько пытается описать, как данное слово воспринимается общественным подсознанием.

Однако более всего ценятся обществом те люди, чьи индивидуальные языки программ подсознания настолько мощны, что сами входят в коллективный тезаурус, обогащая его. Наибольшая заслуга Пушкина, по мнению автора, состоит не в том, что он написал гениальные произведения, а в том, что он создал русский язык. Это – образцовый пример того, как человек искал адекватный язык для выражения того, что прозрела его душа в тонком мире, а результатом его поисков стали не только стихи и поэмы, которые после восьмого класса мало кто читает, но и сам созданный им язык, ставший коллективным. Другой пример – психоанализ. Зигмунд Фрейд велик, по мнению автора, не только как создатель определенных концепций психики, но и как создатель языка, на котором можно описывать движения души. Человек, изучивший его сочинения и усвоивший язык психоанализа, то есть включивший этот язык в подсознательную программу восприятия других людей, смотрит на мир совершенно иными глазами: его сознание сильно расширяется.

Возвращаясь к теме взаимоотношений личного и коллективного тезаурусов, следует особо сказать о прямом влиянии общественного подсознания на индивидуальное. Именно вследствие этого влияния слова сопротивляются их неправильному использованию. Если человек недостаточно чувствует смысл слова в его понимании общественным подсознанием, он не должен наделять его смыслом по своему усмотрению, иначе получится нечто безобразное. Поэтому личные языки программ подсознания обязательно должны учитывать языки программ общественного подсознания (это не означает, что первые должны подчиняться вторым).

Вообще, создание нового языка имеет единственную цель: расширение спектра информационно энергетических потоков из тонкого мира, которые могут быть переданы на этом языке. Когда человеку удается передать более широкий спектр потоков, чем это получилось до него, это производит впечатление чуда. «Как ему это удалось?!» – задаются вопросом изумленные современники и собратья по перу (кисти) и тут же начинают изучать и анализировать созданный им язык. Однако, как правило, они ограничиваются его видимой частью, в то время как основную роль играет язык программы подсознания, на котором подсознание воспринимает информацию из тонкого мира. Этот язык проявляет себя не столько в новых словах, сочетаниях красок и т. п., сколько в не существовавших ранее интонациях фраз, особенностях словоупотребления («фрак с покушеньями на моду» – Гоголь), словом, в акцентах, которые как раз и отличают гениальное от талантливого и талантливое от стандарта. Пушкин не создал практически ни одного нового слова, более того, он все слова использовал в их тогдашнем литературном значении, никак не навязывая современникам своих смыслов, но тем не менее он очень сильно расширил спектр потоков, которые после него стала пропускать литература. Из дальнейшей истории развития языка можно отметить «Шинель» Гоголя и «Бедных людей» Достоевского, где был создан язык, на котором можно изобразить внутреннюю жизнь человека. Поучителен в этом смысле пример поэтов-символистов начала XX века, которые пытались создать новый язык поэзии не с помощью намеков из тонкого мира, приходящих по мере надобности в процессе реальной коммуникации с каким-либо объектом в тонком мире, который хочет воплотиться, а исходя из формальных ментальных представлений и идей. Символисты создали мертвый язык, который не оказал практически никакого влияния на дальнейшее развитие как поэтического, так и русского языков. Это было связано с тем, что их язык никак не расширил спектра воспринимаемых потоков.

«Все это хорошо, – скажет читатель, – но я-то не Пушкин! Зачем мне свои языки для программ подсознания? И потом – ни творить, ни думать я просто не умею». В последнем пассаже уже содержится ответ на заданный вопрос. Человек не может думать, то есть ему в голову не приходят мысли именно тогда, когда у него в подсознании нет языка, на котором эти мысли могли бы быть выражены. Задаваясь вопросом, всегда следует отдавать себе отчет в том, на каком языке можно ожидать ответа. Человек может всю жизнь задаваться вопросом: «Как мне жить!?» (и травить им окружающих), но до тех пор, пока у него в подсознании не будет сформирован соответствующий язык, пока понятия морали, духовности, ответственности за свои действия не материализуются для него настолько, что будут рассматриваться его подсознанием как реальные, он не сможет получить удовлетворительного ответа.

Сказка о Кощее Бессмертном, чья жизнь на кончике иглы, которая в яйце, которое в утке, которая в зайце, который в сундуке, который на вершине дуба, который, в свою очередь, Бог весть где, – так вот, эта сказка как раз о поиске и создании языка, на котором будет сформулировано решение научной проблемы или создано произведение искусства, или найден ответ, как поступить в жизненной ситуации. Животные, которых встречает герой сказки – медведь, щука и другие – это намеки тонкого мира, с помощью которых человек создает язык, на котором в финале получает адекватный ответ.

Творчество

Я был только тем, чего

ты касалась ладонью,

над чем в глухую, воронью

ночь склоняла чело.

Я был лишь тем, что ты

там, внизу, различала:

смутный облик сначала,

много позже – черты.

И. Бродский

Творчество – это, по идее эволюции, основной закон жизни и деятельности всей Вселенной, начиная от элементарной частицы и кончая Буддой. Абсолют наделил каждую частичку этого мира некоторой свободой воли, пользуясь которой она и творит себя, свою судьбу (в рамках личной, групповой и мировой кармы) и, в какой-то мере, судьбу мира. Всякое живое существо постоянно производит выбор между различными вариантами дальнейших действий, будь то волк, решающий, за каким зайцем ему броситься, или художник, выбирающий цвет очередного мазка. Чем выше эволюционный уровень, тем шире выбор и выше ответственность за решение.

До появления сознания творчество малозаметно, поскольку целиком управляется индивидуальным духом, чье воздействие гомеопатично. Он слегка, хотя и постоянно, воздействует на подсознание животного, вызывая постепенную дифференциацию и усложнение его программ, и так же слегка влияет на его поведение, давая (иногда) «озарения» в сложных ситуациях. С появлением сознания человек получил мощное средство для активного включения в эволюционный процесс, и соответственно повысилась его индивидуальная и групповая ответственность за принимаемые решения. Повышение ответственности выразилось в том, что человек получил большую власть над своей кармой.

Общий ход эволюции изменить нельзя: она может быть уподоблена огромной реке, впадающей в океан. Человек плывет по этой реке в утлой лодочке, но имеет пару весел. Его карма это его индивидуальное течение, а кармические узлы – водовороты. Человек, попавший в подобный водоворот, крутится на месте, пока не изживет соответствующий кармический узел. Человек, не нашедший своего места в жизни и живущий не в соответствии с уготованным для него (в общем) планом, гребет поперек или против течения, создавая, в зависимости от силы гребли, большие или меньшие завихрения и водовороты, то есть новые кармические узлы. Долго грести против течения не удается: возникает встречная волна, которая захлестывает и переворачивает лодку. Так монахи-отшельники, не изжившие (а, в действительности, подавившие) свои «низшие» инстинкты, в следующем воплощении часто становятся великими распутниками. Чем выше эволюционный уровень, тем большие вихри в течении создает человек при неправильном (с эволюционной точки зрения) поведении, поскольку его лодка обладает уже более мощным двигателем; с другой стороны, у него появляется возможность самому направить лодку по течению, в частности, сглаживать водовороты, развязывая кармические узлы (не только свои, но иногда и группы, народа...).

Здесь важно то, что человек видит карму, то есть эволюционное течение в некотором своем окружении, не полностью, а в соответствии со своим эволюционном уровнем. На первом этапе появляется некоторое мистическое ощущение связности, единства мира, неслучайности некоторых событий, само понятие судьбы. На втором этапе появляется идея о нахождении своего места в мире, что приблизительно соответствует видению направления эволюционного потока в данном месте. Далее возникает ощущение ответственности за свои поступки перед высшими силами, поначалу часто в виде идеи возмездия за грехи. Однако на первых порах все это довольно смутно и чаще всего принимает форму суеверий, а это не что иное, как гордыня: человек фактически считает, что он видит карму в больших подробностях (черная кошка как знак предупреждения и т. п.), в то время как видение в таких подробностях дано только людям, находящимся очень высоко на эволюционной лестнице. Другое дело, что любой человек иногда видит знаки судьбы, но они должны прозвучать у него в душе персонально.

С появлением сознания у человека появились невиданные дотоле возможности управления эволюционным потоком: как будто на его лодку поставили мотор. Однако и ответственность за поступки и их реальные последствия возросла соответственно. Хочет человек (и человечество в целом) этого или нет, он сильно воздействует на ту часть эволюционного потока, в которой он находится, независимо от того, осознает он это или нет. Можно ничего не делать, ни о чем не думать, никуда не стремиться, жить как живется и т. д.; но это будет означать не то, что вы выключили мотор своей лодки – сделать это никто и ничто не в силах – а то, что вы бросили руль, и последствия не заставят себя ждать.

* * *

Творчество в широком смысле есть участие в процессе эволюции. Злодей, трудолюбиво вывязывающий кармические узлы, роющий другим ямы и т. п., словом, выступающий в роли черного учителя, демонстрирующего людям их эволюционные «хвосты», то есть еще не изжитые ими низшие части их натуры, – этот злодей также необходим эволюции, и основной кармический узел он вяжет себе и потом будет его с большим трудом изживать. Наши понятия добра и зла скорее относятся к плавности или завихренности потока, чем к его направлению; вихри же, то есть то, что иногда переживается как зло, несчастья, страдания и т. п., находятся в природе вещей, без них ход эволюции невозможен. Это понимали средневековые теологи, утверждавшие, что добро выковывает себя в борьбе со злом.

Эволюционный поток включает всю человеческую жизнь целиком, и поэтому творит человек беспрерывно; другое дело, делает он это как ремесленник, пользуясь набором трафаретов и штампов, или как мастер, вкладывая огонь души. Что скажет уважаемая читательница, если в момент чтения этих строк ее оторвет от этого захватывающего занятия супруг? В ее арсенале имеется широкий спектр возможных ответов от краткого «Прочь!» до торжественного «Неужели, уважаемый Тимофей Петрович, вам не понятно, что я предаюсь чтению возвышенного и потому не в силах откликнуться на ваш зов?» Даже обычное «Не мешай!» может быть сказано с тысячей разнообразных оттенков, любой из которых согреет сердце отвергнутого мужа. Так что возможность творить имеется на каждом шагу; не творческим в данном случае будет ответ, штампованный полностью: семантически, вербально, интонационно и энергетически – но к сожалению, именно такой ответ в первую очередь предлагает нам (по принципу наименьшего действия и творчества) подсознание: «Катись».

Для эволюции (и подсознания) ничто не безразлично, в частности: аккуратно ли одет человек, когда его никто не видит; каковы его планы, которые никогда не будут реализованы, и он это знает; какими именно штампами он думает и воспринимает. И здесь есть один деликатный момент.

К творчеству в узком смысле человечество в целом питает настолько же большее, чем следовало бы, уважение, насколько меньшее уважение оно имеет к творчеству в широком смысле слова. Хорошо известно, что учиться и совершенствоваться следует всю жизнь; однако художник, пробившийся сквозь слой общественных штампов и приобретший свой собственный стиль (минимальное условие творчества), получивший доступ к какому-то слою тонкого мира, может всю жизнь потом этот слой эксплуатировать, и никто его за это не упрекнет: ведь в самом деле произведения искусства, не подделка, не ремесло, и даже с печатью индивидуальности автора, с другими не спутаешь. Однако на самом-то деле для него это все уже штампы, то есть продукция одной и той же программы подсознания, созданной когда-то в юности. В то же время на человека, который ничего общественно значимого не создал, но живет не по стандарту, с которым не скучно, потому что он не повторяется, у которого нешаблонное восприятие, который постоянно внутренне меняется, от которого трудно услышать что-то умное, но легко услышать нечто неожиданное, на человека, рядом с которым возникает несколько необычная атмосфера, хотя трудно сказать конкретно, в чем это выражается, наконец, на человека, рядом с которым просто люди временно становятся лучше, – на такого человека общество не смотрит как на творца, хотя он-то как раз и есть настоящий творец эволюции, в отличие от описанного выше художника.

Основными препятствиями к творчеству являются лень и идея вознаграждения. Лень есть реакция подсознания, обусловленная недостатком энергии, а также его общей инертностью: проще всего отреагировать штампованной программой и уж во всяком случае ничего не менять. Здесь, однако, не учитывается то, что творчество всегда подключает человека к новым источникам энергии: энергия, необходимая для трансформации непроявленного мира, Хаоса в Космос, поставляется непосредственно Абсолютом. Поэтому идея вознаграждения за творчество ложна: оно идет автоматически. Другое дело, что человек должен вписываться в окружающий мир и как-то поддерживать свое существование, что невозможно осуществлять на одних только тонких энергиях. Человек получает зарплату в двух местах: от общества за общественно полезный труд, и от Абсолюта за участие в эволюции; и не надо эти вещи путать: от Кесаря – кесарево, от Бога – божье.

По поводу творчества в узком смысле имеется распространенное мнение, что самовыражение это хорошо. Можно иногда даже услышать, что это – цель творчества:

«Цель творчества – самоотдача...»

(Л. Пастернак)

В действительности ситуация несколько сложнее. Как и у каждого человека, у художника, писателя и т. п. имеются эго и дух. И плод его творческого вдохновения, если можно так выразиться в антинаучном трактате, сильно зависит от того, под чьим влиянием находилась программа подсознания, которая считывала информацию из тонкого мира, и, кроме того, из какой именно области этого мира.

Здесь мы опять совершим небольшой экскурс в оккультизм. Тонкий мир делится на некоторые области, именуемые эгрегорами; так, каждой религии соответствует свой эгрегор: христианский, мусульманский индуистский и т. д. В крупные эгрегоры имеются протоптанные дорожки, по которым традиционно учат к ним подключаться; такова, в частности, функция молитвы. Человек, научившийся подключаться к тому или иному эгрегору, обнаруживает, что он научился думать и чувствовать в стиле определенной школы, религии и т. п. Все поэты начинали с подражательных стихов: не будучи в силах сами сразу создать свой эгрегор, они сначала подключались к какому-то уже существующему (отсюда – подражательность), а потом, поймав свой, индивидуальный стиль, то есть вид тонкой энергии, уже его развивали и совершенствовали.

Поэтому прозелит, начинающий самостоятельно толковать религиозные тексты, должен поначалу с большим подозрением посматривать на пришедшие ему в голову толкования: из какого они эгрегора? Уж не из Марксова-ли Энгельсова? Вообще, умение различать информацию из различных эгрегоров совершенно необходимо человеку, который не хочет быть полным рабом своего подсознания, но стремится к тонкой регулировке и направленному творчеству; а иначе получается каша из мыслей и баланда из чувств. К сожалению, западный человек вообще склонен считать любую пришедшую ему в голову мысль «своей», то есть порожденной его сознанием (или подсознанием). Тогда она уж конечно священна, и никаких эгрегоров в помине нет и быть не может.

Возвращаясь к теме самовыражения, заметим, что это есть фундаментальная потребность человека, продиктованная стремлением духа явить себя человеку. Дух моделирует в человеке символ этого своего желания, создавая потребность самовыражения, в которой сплавлены две: потребность себя (то есть дух) обнаружить и потребность себя выразить. Однако если обнаружить свое высшее «я» не удается, то что же остается для выражения? Ясно: низшее (актуальное) «я», то есть эго. И человек погружается в тонкий мир на уровне своего эго и представляет свои личные проблемы, зажимы и комплексы. При этом он плавает по довольно грязному эгрегору, по которому его ведут соответствующие программы подсознания. Последнее вовсе не означает, что произведение не будет талантливым, но читать его будет противно: в данном случае роль творчества свелась к выливанию душевных помоев на голову публики, то есть человек выплеснул их из личного эгрегора в общественный.

А в принципе цель творчества именно постижение человеком своего духа; и только после этого и после создания адекватного языка можно пытаться выразить то, что человек увидел. Неадекватное выражение свидетельствует о том, что человек или не увидел, или увидел, но рассмотрел недостаточно внимательно, не разглядел подробностей, и потому не смог найти язык для выражения.

* * *

Основная функция сознания – это управление вниманием; можно даже сказать, что это единственная его функция. По сути дела процесс взаимодействия как с внешним, так и с внутренним миром, состоит из двух стадий. На первой стадии человек решает (сознательно или бессознательно), на что ему следует обратить внимание: на что посмотреть, и к чему принюхаться, что потрогать, в случае внешнего мира, и о чем подумать, к какому чувству прислушаться, в случае мира внутреннего. На второй стадии человек получает ответ из подсознания в форме ощущений и появившихся мыслей, которые только регистрируются сознанием (но отнюдь им не порождаются).

Именно так идет, в частности, процесс мышления: выбор вопроса (который человек задает как бы сам себе, как говорится, в пространство), затем переключение внимания на восприятие изнутри, и мгновенное откровение-ответ – возникшая «ниоткуда» мысль. Поскольку ответ не всегда точен, а может содержать лишь указание на некоторую область, где должен находиться ответ, сознание с учетом полученной в ответе информации уточняет вопрос, получает второй ответ и т. д., пока человек не получит удовлетворяющую его информацию или не разочаруется в своих вопросах.

Подобная схема имеет место всегда, при любом мышлении, однако человек настолько привыкает к процессу получения мыслей-откровений извне, что не воспринимает их как чудо; только если уж совсем неожиданная мысль забредает ему в голову, он говорит, что на него нашло вдохновение. Точно так же строится поведение человека в любой жизненной ситуации; здесь в качестве ответа идут не только мысли, но и непосредственные импульсы поведения, интонации и т. д. Тут можно прокомментировать отличие поведения человека гибкого от негибкого; негибкий человек адресует вопрос «Что я должен делать?» к жесткой ограниченной системе правил поведения или мышления, имеющихся в его сознании и подсознании, в то время как человек гибкий не ограничивает (сознательно и подсознательно) рамки возможного ответа; он, что называется, широко смотрит на вещи.