Текст книги "Муравейник"

Автор книги: Авессалом Подводный

Авессалом Подводный
МУРАВЕЙНИК
стихи

ФЕНОЛОГИЯ

 
Весны хорошая примета —
размер трехстопный красть у Фета,
заимствовать слегка.
Как отогревшиеся скворушки,
на нежном солнце чистим перышки, —
и счастливы пока.
 

* * *

 
Бог ближе, чем можно подумать, читая священные книги.
Он слышится в щебете птиц за окном,
ощутим в удлинившейся утренней неге,
весне, легкомысленно ткущей свои интриги,
одуряющем запахе леса с февральским лицом,
и солнце, сошедшем с ума, отразившись на тающем снеге.
 

* * *

 
В разрывах серых облаков
смеется февральское солнце,
чувствующее себя хозяином небосклона.
Снег ежится, как собака при виде волков,
понимает: скоро придется
принимать форму ручейного звона.
 

* * *

 
Последние дни февраля
зима проживает не зря,
к ночи берет свое:
сыплет сухим снежком,
стучит ледяным посошком,
наводит холода флер.
 

* * *

 
Весна томительно и хмуро
еще лишь только предстоит,
как неминуемое расставание
барана со своею шкурой.
Снег в лесу хранит неприступный вид
на грани мокрого покаяния.
 

* * *

 
Судьбы недремлющей уроки
приносит тающий февраль,
пронзительный и безнадежный.
Конца зимы нас учат боги
не ждать, смотреть не вблизь, а вдаль
и счет летам вести прилежный.
 

Взгляд из Сибири

 
Утром солнце светит с востока,
шлет привет с Ангары и Амура,
дарит теплом Приморья;
днем – с Памира взирает строго,
играет тибетские партитуры
восточного Лукоморья;
а вечерами, лучась устало,
склоняется к западу за Уралом.
 

* * *

 
Март проявляет себя роскошными снегопадами,
светом, идущим сквозь низкие облака,
солнцем, окруженным пронзительной голубизной
неба, отрывающегося от земли, руладами
утренних птиц, проверяющих перышки на боках
под ксилофон капели божественно ранней весной.
 

* * *

 
Весна приносит с собой сумятицу
чувств, настроений, прыжков погоды
от Средиземного моря до Ледовитого океана.
Однако солнце видимо катится
к равноденствию в Овне, к началу года,
как его понимают астрологи и бараны.
 

* * *

 
Весной душа не озабочена прошедшим,
и будущее прозревает смутно
за контурами тающего снега
и домиками серыми скворешен,
и каждое подаренное утро
встречает, как пришедшее от века.
 

* * *

 
В марте зима неизбежно вернется,
сожмет ледяную руку на горле
робких надежд на тепло и солнце,
морозным ветром глаза наполнит,
ясными звездами улыбнется.
 

* * *

 
Мутное небо середины марта
свежим снегом смягчает твердыню наста.
Надежды солнечного февраля
не сбылись, вопреки обещаниям календаря.
Что с того, что день не намного короче ночи?
Душа пробуждения не пророчит.
 

* * *

 
День не может быть равным ночи.
Они несравнимы, особенно ранней весной,
когда жизнь обещает гораздо больше,
чем реально дает: надежду, любовь и прочие
свои атрибуты, которые этой порой
кажутся веселее, пышней и толще.
 

* * *

 
Зимой снежинки много толще,
сугробы больше, снег белее,
луна ночами серебрится;
а нынче март – весны настройщик,
зима болеет и хиреет,
на Север нехотя теснится.
 

* * *

 
Морозы, лютующие в середине марта
на фоне яркого солнца и снега
трудно воспринимать всерьез. Просто зима
беспокоится, чувствуя, что ее карта
больше не козырь, что конец ее века,
и, жестоко играя, красиво сводит с ума.
 

* * *

 
Со страхом жду весны. Подумать невозможно,
что все великолепие сугробов и снегов
поглотит неизвестный великан: ангины
ему не миновать. Как хорошо жить в прошлом
и ощущать, что к переменам не готов,
и жизни не менять вторую половину.
 

* * *

 
Солнце движется над горизонтом
дольше, чем это можно было представить
под Новый Год, и вечерние сумерки
приходят положенным вечером. За оконным
стеклом проступают деревья: береза, сосна и
ели, еще на снегу, но уже о весне задумавшись.
 

* * *

 
Стоит мороз, и середина марта
ему, как говорится, не указ.
Печальная судьба надежд на лето.
Лопата дворника скребет с азартом
под солнцем снег как бы в последний раз,
но жители по-зимнему одеты.
 

* * *

 
Сибирская природа любит зиму,
расстается с ней с видимой неохотой,
ночами купается в снеге и холоде
проводя таким образом половину
добрую года, ледовым оплотом
укрепляя озера, реки и бороды.
 

* * *

 
Солнечные лучи пронизывают сосновую рощу,
заставляя сиять коричневые стволы
и зеленые лапы над искрящимся снегом.
Света столько, что трудно представить больше;
взгляд растворяется в небе, пытаясь уплыть
за горизонт на север, к чукчам и печенегам.
 

* * *

 
… а весеннее равноденствие
обещает нам жизнь новую,
завершает зиму суровую,
сулит летнее благоденствие.
Солнце лучики да распахивает,
ветерок снежинки отряхивает;
улыбаются красные девицы:
на весну, похоже, надеются.
 

* * *

 
На исходе зимы даже страшно подумать об осени:
теперь человеку необходима весна.
Тепло ощущается как потребность души, а не тела.
Месяц в холодном небе как серп на покосе, и
только собачий лай мешает сказать: «Тишина».
Мысль почти родилась, замерзла и улетела.
 

* * *

 
В начале марта весна в Сибири
не слишком отличается от зимы. Четыре
времени года скорее тешат человеческий ум,
нежели его просвещают. Весенний костюм
надо, видимо, заслужить. А пока что снег
покрывает все то, о чем думает человек.
 

* * *

 
Предвкушаю таянье снегов,
жду весны отчаянной и нежной,
с теплым ветром, грозным ледоходом
и разливом рек. Из небывалых снов
светит солнце, греет безмятежно
обещает счастие народам.
 

* * *

 
Сегодня услышал журчанье ручья
и не поверил своим глазам:
небесной гармонии звук.
Неужели это весна? Моя
мечта обращается к облакам,
зеленую ждет листву.
 

* * *

 
Текущие по городку ручьи
уносят шубу канувшей зимы,
ландшафт преображают в одночасье.
Светила разноликие лучи
успешно отделяют свет от тьмы,
и к этому я словно бы причастен.
 

* * *

 
Слышать ночью шорохи дождя,
толстых капель звонкое паденье,
звук шагов по полноводным лужам.
Думать, что сказала, уходя
мне зима в последнем помраченье,
и гадать, кому еще ты нужен.
 

* * *

 
Снег выпадает из ясного неба,
поражает на миг своей белизной
и тает на удивление сразу,
как в голодном рту ломоть хлеба.
Что еще человеку нужно весной?
Солнца столько, что можно делать запасы.
 

* * *

 
Апрель, но зима не сдается:
морозит ночами лужи,
днем осыпает снегом,
недолговечным под солнцем,
но холод декабрьской стужи
помнится человеком.
 

* * *

 
В Сибири весна долго стоит на грани
своего наступления в мире; неестественно
много солнца и отраженного снегом света,
вселяющего надежду на выживание
после долгой зимы. Ели стоят не одетыми
снегом, но по колено в нем, и если б не это
да сильный мороз, то почти похоже на лето.
 

* * *

 
Конец апреля. Солнце уже в Тельце,
и зима, понимая, что смотрится анахронизмом
собирает свои приметы, уступая весне
место под солнцем. На ясном холодном лице
неба – белая тень облаков, и капризным
весенним ветром веет уже не во сне.
 

* * *

 
Из окна слышатся звонкие голоса
детворы, безразличной к закату, хотя бы
и бледно-пастельных тонов зефира.
Незаметно садится солнце, и нежная полоса
света сливается с небом, оставляя слабый
намек на возвращенье светила в пределы мира.
 

* * *

 
В апреле день настолько длиннее ночи,
что ее как-то жалко: приходит поздно,
под утро скрывается в одночасье,
как робкий любовник, потупив очи,
чувствуя приближенье мужа; звездна,
немного морозна, приносит счастье.
 

* * *

 
Весна-таки образумилась,
не спряталась, не обиделась,
с теплым ветром к нам прилетела.
Зима долго слезу лила,
в снегах тающих виделась,
уходить совсем не хотела.
 

* * *

 
Весна оказалась желанной, холодной и краткой.
Следом явилось лето, представ не просто сезоном
но, скорее, мировоззрением. Жаркое солнце
растопило остатки снега, сразив догадкой
о пребыванье мира в пределах своих законов,
подчиняться которым, несмотря ни на что, придется.
 

* * *

 
Оранжевое солнце за лесом
в светло-малиновом небе
склоняется к горизонту.
Смотрят за ним с интересом
зеленого цвета побеги:
пушистые, нежные, новые.
 

НА ГРАНИ ВЗРОСЛЕНИЯ

 
Заканчивая жизненный сюжет,
никак его не подвожу итоги,
о старости совсем не хлопочу.
Я не умнею с протяженьем лет,
красоток искушаю на восторги
и менее обычного ворчу.
 

* * *

 
Впечатления раннего детства
стерла добрая память моя,
и теперь разыскиваю я
средство для успешнозабывания
отрочества мутного наследства,
юности позорного кокетства,
зрелости умелого злодейства,
старости бессильного раскаянья.
 

* * *

 
То, что меня в юности волновало
было скоро свергнуто с пьедестала,
а свершенья мои взрослые разные
оборачивались глупыми проказами;
и теперь на четырех своих конечностях
я смещаюсь в направлении Вечности.
 

* * *

 
Старость подкрадывается, как вечер,
сумерки жизни перестают быть метафорой,
в книгах пленяешься содержанием,
и вдруг понимаешь, что Бог человечен,
не предавая тебя анафеме
и не настаивая на расставании.
 

* * *

 
Старение это время, когда начинаешь любить природу,
ценишь в женщинах красоту, а не общедоступность,
не стремишься называть своими именами вещи,
головою не прыгнешь вниз ни в любовь, ни в воду,
присматриваешься к известной даме с косой или в ступе,
и смотришь на жизнь, как на поместье его помещик.
 

* * *

 
В зрелости время катится биллиардным шаром,
изредка попадая в лузу Большой Удачи,
хотя природа кия еще не вполне ясна;
уже не осталось надежд получить кое-что задаром,
виден удел, которому ты предназначен,
и снится ночами Божественная Тишина.
 

* * *

 
Подкравшаяся усталость
закрывает надежд горизонты,
приклеивает к подушке
голову по утрам. Умчалась
в прошлое юность, и дама с болонкой
снится гуляющей на опушке.
 

* * *

 
На стадии полуготовности
переверни котлету:
убавь отчасти огонь;
воспоминания молодости
поверяй по брегету,
а лучше вовсе не тронь.
 

* * *

 
Мудрость является не ко времени,
а к тому, кто ее неустанно ищет,
забывая про все остальное. Так рыба
ходит по океану с видом рассеянным,
в поисках свойственной ей пищи
Божественный исполняя верлибр.
 

* * *

 
Кипенье ума заменяется поиском смысла.
Кровь пока что течет, но с шампанским ее не сравнишь,
и сверканье удач головы уже не воскружит.
Необъятная память, что туча с громами, повисла,
но сознанье бежит ее, словно проворная мышь
и рисует, и грезит, и чудо себе ворожит.
 

* * *

 
Сковывая в области движений,
старость прибавляет нам сомнений
в смысле и достоинстве жизни.
Облетает клен широколистный,
властелин прощается с отчизной,
цепь колодезная вниз виснет.
 

* * *

 
Человек умнеет, не замечая того.
Собственные ошибки скорее выходят боком.
Поводы для печали выглядят легковесно.
Чудо узрев, скажешь себе: «Ого!»,
видишь места, где прорастаешь мохом,
но не стремишься ввысь по скале отвесной.
 

* * *

 
.. и по мере приближения старости
улетают от меня всякие разности;
вижу смыслы на месте радостей,
замечаю приход усталости,
умиляюсь природы шалостям,
и любовь уступаю жалости.
 

ВОСПОМИНАНИЯ

 
Волшебные звуки чарующих лет
пригрезились мне в одночасье —
то юности слышался дивный кларнет,
и праздником было ненастье,
и струны души не повисли,
и Смысл отступал перед Жизнью.
 

* * *

 
Девушки, которые волнуют,
в прошлое уходят постепенно,
в платьицах с немодною длиною,
танцы позабытые танцуют
и не ждут большую перемену,
щеголяя толстою косою.
 

* * *

 
Шестидесятые, наивные
семидесятые, обманутые,
восьмидесятые, отравленные, —
вы были ясною картиною
лжи, на весь мир распахнутой,
корыстью хорошо приправленной.
 

* * *

 
Мне «оттепель» шестидесятых
была как в горле ком, как вата.
Временщики на месте палачей
полслова правды вымолвить не смеют,
страна, простершаяся у мощей,
и манекены на трибуне мавзолея.
 

* * *

 
Трудно поверить, но прошлое скрывается навсегда.
Растворившийся кофе не выпадет вновь в осадок,
и стареющий донжуан не вспомнит свою невинность.
И так странно думать, что уж не скажет «да»
или «нет» общественный разум, и цвет помады
не подорвет устоев отечества половины.
 

* * *

 
Я вырос посреди обширной равнины,
в городе, олицетворявшем страх на карте
мира, но им не проникся. Равнодушие
и двуличие предлагали мне свои спины
напрокат, чтоб я ими прельстился в азарте,
и не сказать, чтобы съели, но изрядно меня покушали.
 

* * *

 
Я помню первомайские парады
и радость демонстрирующих толп
на главных улицах столицы. «Миру – мир»
был главный лозунг, и ему преградой
лишь империализм, угрозы полн,
да группа «Битлз», юности кумир.
 

* * *

 
Раскуривая фимиам
своим ушедшим дням,
их вряд ли ты поймешь:
давно ушедшая среда,
хотя и лишена стыда,
предпочитает ложь.
 

* * *

 
Освобождаясь из-под гнета
сюжетов юности стальных,
не обвиняю в них кого-то,
ничто не отвергаю в них.
 
 

Прошу у ангела удачи
Немного света и тепла,
Чтоб у детей моих иначе
жизнь от рождения текла.
 

* * *

 
Жизнь собственного тела
я чувствовал несмело
в дни юности моей:
заботиться о плоти
не очень было в моде
давно ушедших дней.
Но жизненные бури
я ощущал на шкуре,
и ею дорожил,
и знал, что мне в дорогу
дана она от Бога,
что мир благословил.
 

* * *

 
Подростковые мои сочинения
не вводили никого в восхищение,
отличались особостью мнения.
 
 

Невнимательные учители
в моем слоге не предвосхитили
Слова власти пленительной.
 
 

А оно пришло самозванное,
прямо в руки судьбою странною
персонально мне данное.
 

* * *

 
Просторы родины моей значительны,
позоры родины моей разительны,
но мы не слишком были впечатлительны.
 
 

И по просторам мы ее скитались,
и в злодеяниях смущенно признавались,
хотя путей раскаянья не знали.
 
 

Лишь от себя по строгому секрету мы
помянем поколенья неотпетые,
колымскими могилами одетые.
 

* * *

 
Отошло от меня мое прошлое,
и скучаю по нему лишь немножко я,
вспоминаю от случая к случаю.
 
 

Разошлись мы со стежкой-дорожкою
и гулявшими по ней ножками,
что любили меня и мучили.
 

* * *

 
Юность вспоминаю временами
с ее смутой, дерзостью и снами,
барышню с прекрасными очами,
панораму мира перед нами.
 
 

Но гудел на пристани корабль,
отправлялся в небо дирижабль,
уходил по рельсам паровоз,
уносился с ветром альбатрос.
 
 

Если бы фантазии хватило,
не назвал бы девушку я милой,
отпустил бы с ясными глазами
любоваться жизни островами.
 

* * *

 
Мой первый взгляд на женское лицо
завершило обручальное кольцо,
но скатилось оно с руки.
 
 

И тогда я решил до горных вершин
добираться совсем один,
против теченья реки.
 
 

И оттуда увидел мир под собой,
и понял, что был храним судьбой
и тогда, и сейчас, и впредь,
 
 

а тому, что мешало ее понять,
и дорогу мою обращало вспять,
песни уже не допеть.
 

* * *

 
Молчит мое поколение.
Видно, мучат его сомнения:
а не рано ли начинать нам?
Но проплыли по небу звезды
и не рано уже, а поздно
танцевать на судьбы канате.
 

* * *

 
Я жил в нескучную эпоху
и ей внимал,
и разделял тревоги,
и, как ишак в чертополохе,
я обонял
ее цветов характер строгий.
 

* * *

 
Я на свое взираю поколенье
с невольным чувством изумления:
и это все, что мы смогли, свершили,
и с полным правом движемся к могиле?
Неужто юности далекие мечты
на пробу вышли гимном пустоты?
 

Первое мая

 
Чахлые демонстрации собирают остатки
моего детства под реющим флагом
Великой Державы – миловал Бог,
оставшейся в прошлом. В сущности, краткий
для Истории миг, но пройденный дьявольским шагом,
и не вытащишь из кавычек обычное слово «срок».
 

САМОВЫРАЗИТЕЛЬНЫЕ СТИХИ

 
За то меня жизнь жучила,
что не хотел походить на чучело,
равно со всеми в строй.
 
 

На то душа меня мучила
и вьюк верблюжий навьючила,
чтобы встал перед ней – герой.
 
 

И судьба меня перекручивала,
и мотыгой своей окучивала,
из окопа бросала в бой.
 
 

И то, что из меня выросло,
не знаю, по чьему замыслу,
медной звенит трубой.
 

* * *

 
Мысленные взоры человека
обнимают разные предметы,
каждого по вкусу и влечению.
Булка привлекает хлебопека,
а меня – растаявшие лета,
где ищу я смысл или значение.
 

* * *

 
Размышления и сомнения
в ариаднину мысль сплелись,
и дорогою, мне не знакомой,
через вехи смертей и рождений
устремляясь усердно ввысь
бездонной пропасти близ,
я судьбою иду влекомый.
 

* * *

 
Человек выражает себя, наблюдая весеннее небо,
созерцая тона облаков, освещенных лучами
восходящего солнца над розовым снегом,
постигая Божественный замысел первоначальный.
 

* * *

 
Я не спешу себя представить миру.
раздеться и пройти по свету нагишом,
крича: вот я! вот я! – ликующим народам.
Неторопливо я настраиваю лиру,
довольствуюсь укромным шалашом
и наблюдаю Вседержителя природу.
 

* * *

 
За положенными мне пределами
мысль моя невозбранно скитается
презирая оковы граничные,
но из путешествия смелого
обязательно возвращается
на круги, для меня привычные.
 

* * *

 
Родному языку не чуждые гармонии
творю по мере сил и разумения,
ищу земли и неба понимания.
Неяркое пятно на общем фоне я,
владычествуют надо мной сомнения,
а отличает качество старания.
 

* * *

 
Языка усердная штудия —
мое основное занятие;
скребу по родным сусекам,
играю словами трудными,
чтобы читатель понятливый
делался человеком.
 

* * *

 
Вторая родина мне улыбнулась краше первой
(хоть жаловаться на судьбу мне не пристало),
во глубине лесов объяла покрывалом,
не обозримым по своим размерам;
и посреди тайги, под кронами сосновыми
я вьюги и пурги овладевал основами.
 

* * *

 
В прошлом не находится опоры.
Старый друг вперед не повезет.
Преступая юность, наступает зрелость.
Но
вечерами задвигаю шторы,
не стремлюсь в неведомый поход
и пою, что в молодости пелось.
 

* * *

 
Добрые мои учителя
обучали меня, в сущности, зря:
 
 

все, что я в жизни постиг,
приходило помимо них.
 
 

Злые же мои учителя
изводили меня тоже зазря:
 
 

все, чего я в жизни достиг,
пришло, несмотря на них.
 
 

И теперь, на своих двоих,
я не помню ни тех, ни других.
 

* * *

 
Подлежащее и сказуемое,
не подвластны уму моему они,
отзываются в теле трепетом;
 
 

и к наречию с деепричастием
ей же Богу, совсем не причастен я
грамматически детским лепетом.
 
 

Я пишу стихи по наитию
своему сообразно развитию,
озабочен своими мыслями,
 
 

чтобы были они не случайными,
чтобы ясно они прозвучали бы,
и мозги бы мои почистили.
 

* * *

 
Мои юношеские опыты
звучали совсем не шепотом —
скорее, орлиным клекотом.
 
 

Годы скромности мне прибавили:
неудачи слагали штабелем,
самомнению не потрафили.
 
 

И пою теперь тихим голосом,
не вершины ценю, а полости,
и спокойствие паче гордости.
 

* * *

 
Разговоры с собой молчаливо веду вечерами,
когда шум утихает дневной в одинокой моей голове,
и сияние Цели не столь утомляет глаза,
а контуры Смысла мешаются с ясными снами
где небо со снегом соперничает в синеве,
а в глазах у любимой светится бирюза.
 

* * *

 
Сбежали ручьи по проталинам,
наполнили озеро снежное
журчанием переливчатым.
Песня моя печальная,
дума моя безбрежная,
а судьба половинчата.
 

* * *

 
Данный от Бога мир не устроил меня.
Другой я построил сам, но не ужился в нем.
Куда мне идти теперь, где разыскать коня,
как напоить его, дышащего огнем?
 

* * *

 
Смысла во мне немного,
но где-то он окопался,
далеко, глубоко, – не знаю,
где, но зовет в дорогу,
грозит лежебоке пальцем,
сомнений пугает стаю.
 

* * *

 
В отрочестве читанные книжки
плохо объясняли мир мальчишке, —
скорее, его заменяли.
А теперь, совсем уже взрослому,
с книгами тоже не просто мне,
что на меня упали.
 

* * *

 
Что я только себе ни придумаю,
стараясь постичь судьбу мою,
и фантазии чту законами.
И висят, как костюм на плечиках,
мои мысли о человечности,
и примерки их ждать – эонами.
 

ЖИЗНЕННЫЕ СТИХИ

 
Дни и ночи сплетаются пальцами,
встречаясь утром и вечером
под серым покровом сумерек.
Человек по земле скитается,
песню поет беспечную,
о вечном совсем не думает.
 

* * *

 
Любовь крылами помахала,
роскошная, как опахало,
зажгла бенгальский свет;
а после праздника устала
держать шампанского бокалы,
допела свой сонет.
 

* * *

 
Ты приходишь, как цапля на длинных ногах,
улыбаясь щеками розовыми,
смотришь серьезно и преданно,
и душа моя восклицает: «Ах!»,
говорить прекращает прозою
и как пес за тобою следует.
 

* * *

 
Дороги, расстилавшиеся передо мной,
оказывались обычно грунтовыми,
и я шел по ним босиком;
а рядом ехал некто на «кадиллаке»
с рецептами на всю жизнь готовыми,
и говорил: «Да ты не от мира сего,
и ляжешь костьми похуже собаки,
поедем лучше со мной». Но бензина в баке,
я знал, у него оставалось совсем ничего.
 

* * *

 
Хлебаю жизни соль упрямую
столовой ложкою сполна.
В ней чаще истина видна,
чем чаровница кучерявая.
 

* * *

 
Болезнь свалила с ног. Пинок судьбы,
благословенный и необходимый.
Единство тела и души мне явлено сполна.
 

Подражание Лао – цзы

 
Благородное вино – украшение Поднебесной.
Благородная мысль охранит от ошибок.
Благородный муж не смутится перед врагом.
Благородная истина отправляет в путь.
 

* * *

из цикла «Сотворение мира»

 
Пестики, тычиночки, пыльца,
развлекали, видимо, Творца, —
их творил Он в благодушном настроении,
а глубоководных осьминогов,
столь головоногих недотрогов —
весь в глубоких будучи сомнениях.
 

* * *

 
В сердце играет дешевый вальсок,
сентиментальный и нежный.
Снова из жизни ушел кусок,
сгинул во тьме бесснежной.
 
 
Что ж! Как умею, его хороню,
доброй землей засыпаю,
голову тихо долу клоню,
и лишнего не мечтаю.
 

* * *

 
Не знаю, есть ли в жизни смысл,
не ведаю о том печали,
разлуки с нею не боюсь.
Корабль огибает мыс,
не помышляя о причале,
куда от века я стремлюсь.
 

Оберег

 
Храни тебя твоя судьба
во всех делах и обстоятельствах
неукоснительно и бережно;
планида бы ни бросила куда,
пусть улыбнется по-приятельски,
пожалует и кормом, и скворечником.
 

Элегия

 
Под хмурым небом северного края
я Книгу Жизни нехотя листаю:
страницы ветхие, тисненый переплет.
И все, что я о будущем узнаю,
я очень скоро в прошлом потеряю,
где Колокол Веков давно меня зовет.
 

* * *

 
Вечерами мысль замирает,
душа ожидает отчета
смолкающего сознания,
освещая от края до края
подробности перелета
по этажам мироздания.
 

* * *

 
Если мужчина влюблен, он просто обязан
поражать воображение своей избранницы
великолепием своей персоны и планов
грядущего завоевания мира. Приказом
свыше танцует он любви священный танец, и
не замечает, как повторяет путь магелланов.
 

* * *

 
Весна уносит зимние тревоги.
Печаль растает с почерневшим снегом
и обнажит души взволнованную почву.
И вдруг окажется, что существуют ноги
с неодолимой склонностью к побегу,
а в Книге Жизни – недописанные строчки.
 

* * *

 
Тельцам принято поклоняться
и приносить их в жертву,
поочередно и одномоментно.
Они неуклюжи в танцах,
любители медленных шествий
и тают под комплименты.
 

* * *

 
Постепенно молкнущие звуки
дня, клонящегося к своему закату,
мое сердце умиротворяют.
Пусть немного он принес науки,
был покатый он или горбатый,
все о нем я к вечеру узнаю.