Текст книги "Чужой"

Автор книги: Атаджан Таган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 15 страниц)

Эемурат, хоть и был самым младшим из присутствующих в доме, стоял на своем. Когда он спорил с гостем, в голосе его звучала угроза:

– Надо в первую очередь снять голову кобелю, который не уважает суку!

– Так кто же этот кобель?

Раз Мамедовез пальван спрашивает об этом, значит, сообщение Гулам бека французу было ошибочным.

– А вы у нее самой не спрашивали?

– И не пытались, – ответил гостю Эемурат. – Когда ты по уши в дерьме, какой смысл что-то еще выяснять. Коли ты уже здесь, Яйлым хан, надо не тянуть с этим делом. Если вы жалеете ее, не можете поднять руку, то позвольте мне это сделать!

– А что, если нам увезти ее из Гонура, пока все не разрешится? – Мамедовез пальван пытался найти компромисс.

Нетерпеливый Эемурат опередил даже гостя:

– О чем ты говоришь, Мамед кака? Даже если ты ее вывезешь из Гонура, а позор-то куда денешь?

– Позор в мешке не увезешь, пальван ага…

“Гость поддерживает Эемурата. И это ведь пожилой человек…”

– У меня есть кое-какие подозрения. – Подозревал Эемурат. – Если я неправ, пусть Аллах простит меня… На прошлой неделе, когда француза не было на месте, я вошел в его сарай. Среди сена была спрятана пустая миска из-под еды. Кто ему ее принес? Мы же знаем, что днем она даже головы в ту сторону не поворачивает. Значит, она его ночью тайком навещала… Если ему нечего скрывать, зачем тогда прятать миску? Боюсь, что виновником является наш заложник…

Вместо узды шило вонзилось в указательный палец левой руки Блоквила. Он даже боли не почувствовал. Когда он выдернул шило, кровь хлынула из пальца на ладонь.

– А если мы ошибаемся, что тогда? Нам мало одного позора? Дайте мне неделю-полнедели срока. Я поговорю с ним по-человечески. Если он согрешил, пусть отвечает по-мужски. А то ведь потом не пришлось бы еще и за невинно пролитую кровь отвечать. Это вам не шутки.

Получив недельную отсрочку жизни, которая должна была бы кончиться сегодня, Блоквил после слов Мамедовеза пальвана почувствовал боль в пальце. Он сунул пораненый палец в рот.

– Не стоит тянуть с этим делом, пальван. Будем оттягивать на неделю, на месяц, потом сами повитухами станете. Потом ведь и людям на глаза надо показываться. Мы даем тебе не неделю, а один день сроку. Завтра к вечеру я вернусь к вам. Если к тому времени вы не придете к какому-то решению, то все решится под покровом ночи. И тебе нужен авторитет, пальван ага, и Яйлым хан не собирается до конца дней ходить с опущенными глазами. Пусть я буду жестоким. Но я должен быть отмщен!.. Если ты переживаешь за своего раба, то я и твою вину могу взять на себя. Один день сроку тебе…

Все остальное уже было неинтересно Блоквилу, которому оставили один день жизни. Ничего не соображая, он повесил узду себе на шею и побрел в свой сарай. Кожаная подпруга душила его, не давала вздохнуть.

* * *

Шокированный услышанным, Блоквил уже ни о чем другом не мог думать. Голова гудела, уши были заложены. От затяжной головной боли по корням волос прошел холодок. Ему не нравилось, что в жарком сарае у него мерзла голова, наверно, давление изменилось, он притронулся к волосам, и ему показалось, что половина его головы поседела. Чего только не пришлось ему пережить со вчерашнего дня!

Но даже в этом состоянии Блоквил не отрывал взгляда от улицы. Он ждал, что Мамедоевз пальван придет к нему в сарай или же позовет его к себе. Однако старый пальван до полудня несколько раз появлялся во дворе, но не предпринял ни одной попытки увидеться с французом. “Почему старик откладывает свой разговор на самый последний момент? Что он выигрывает от этого? Может, мне самому к нему пойти?” Нет, этого делать не стоит, решил он затем. Пока они сами не заведут разговор, надо делать вид, что тебе ничего не известно.

Француз тысячу раз благодарен судьбе за то, что в этих краях живет такой мудрый аксакал Мамедовез пальван, умеющий хладнокровно отражать неожиданные удары судьбы. “Это и есть милость Божья ко мне. А иначе вспыльчивые туркмены расправились бы со мной только так, никто и слушать бы меня не стал”. Он вспомнил анекдот, который на всех вечеринках любил рассказывать один его остроумный друг в Париже. По лесу во весь опор мчится заяц, ему навстречу бежит другой заяц и спрашивает, куда он так несется. “За мной гонится лев. Он убивает всех, у кого пять ног”, – отвечает зайчишка. “Тогда чего ты так испугался и убегаешь? У тебя-то не пять ног?”– удивляется второй заяц. Первый заяц качает головой: “Ах, брат, он сначала отрывает ноги, а уж потом пересчитывает их”.

Блоквил сравнивает вспыльчивых туркмен с тем львом, который считает ноги жертвы. Они тоже сначала снимут тебе голову, а уж потом начнут выяснять, виновен ты или нет.

Солнце стояло в зените, летний день раскалился до предела. И только после этого головная боль француза немного отпустила. Давление немного упало. Он взял в руки бумагу и карандаши. На первой же странице его альбома красовался большой портрет улыбающейся Акмарал. Француз специально нарисовал ее улыбающейся. Ровные белые зубы, словно жемчужины, придавали ее лицу неизъяснимое очарование. Разглядывая портрет девушки, Блоквил думал: “Я ничего не понимаю, Ахмарал! Почему ты так мучаешь себя? Почему ты меня мучаешь? Почему бы нам вместе не искать выход из этого странного положения?” Портрет молчал. И оттого лицо Акмарал казалось еще красивее. Хоть и жаль было это делать, француз изорвал портрет на мелкие кусочки и выбросил. “Если Агабек нашел в сарае спрятанную миску, принесенную Ахмарал, он и рисунок в альбоме отыщет!”

Хотя он ничего особенного и не ел, француз испытал жажду. Тихонько выйдя из сарая, осторожно направился к колодцу. Словно сговорившись, в эту же минуту на пороге своего дома появился Мамедовез пальван. Он как раз намеревался поговорить с пленным. Но сделав в сторону колодца два-три шага, старик вынужден был остановиться.

Со стороны появились светлолицый яшули с редкой бородкой и высокий длиннолицый мужчина лет сорока на вид. Они сразу же подошли к Мамедовезу пальвану. Два старика поздоровались, обменялись приветствиями, погладили свои бороды.

Было видно, что гости и хозяин дома не знакомы друг с другом. Тем не менее стоявший возле колодца Блоквил знал, что они обязательно спросят о доме, детях, скоте, соседях и тому подобное. Он уже напился воды, а обмен любезностями все еще продолжался.

По обычаю туркмен Мамедовез пальван пригласил людей в дом, хотя они и не были знакомы. Однако старик с редкой бородкой не принял приглашения.

– Думаю, что мы пока еще не заслужили чести переступать порог вашего добропорядочного дома, – неожиданно ответил он.

– Почему же? – удивился Мамедовез пальван и привел пословицу. – Повинную голову меч не сечет, ровесник.

– В этом нам надо еще разобраться. Сказать по правде, мы виноваты перед вами с ног до головы. И поэтому, если вы позволите поговорить с вами по-человечески во дворе, то мы это почтем за честь.

– Что вы за странные гости такие?! – улыбнулся пальван ага. – Разве люди грешные, в чем-то провинившиеся, отправились бы в гости в такую жару?

Старик-гость согласно кивнул головой.

– Мы потому и пришли, что виноваты, ровесник.

Хозяину дома не терпелось узнать, чем же так провинились странные гости.

– Ну раз так, можете говорить здесь! Я согласен!

Из конюшни подошел Эемурат, поздоровался с гостями.

– А это мой младший брат! – старик показал на Эемурата. – Его зовут Эемурат.

– Мы уже знаем, кто из вас Мамедовез пальван, а кто Эемурат! – старик дал понять, что он все заранее разузнал.

Они посмотрели в его сторону, и Блоквил кивком головы поздоровался с незнакомцами. Но не подошел к ним, поскольку его никто не пригласил. Но и от колодца не ушел.

– Сообщайте свою весть, гости. Я от своего брата ничего не скрываю…

– Это хорошо, что он пришел, потому что наше сообщение касается и вашего младшего брата… А это мой младший брат! – гость показал на мужчину, который все это время стоял молча, опустив голову. – Мы его зовем Джоракули. Так вот, братья, прошлой весной Джоракули опозорил нас. Но что самое страшное, опорочил вас. А теперь уже об этом все знают. Мы пришли к вам с низко опущенной головой. Больше у меня язык не поворачивается что-то говорить. И нам, и вам все и так понятно.

– Вон оно как все повернулось! – Мамедовез пальван схватился за бороду и посмотрел на Эемурата. – Беда пришла оттуда, откуда ее не ждали!

Эемурат почему-то молча ушел в дом.

– Вот такие дела, ровесник, – сказал гость, обращаясь к пальвану. – Теперь мы ждем вашего ответа.

Мамедовез пальван собрался что-то ответить, но тут из дома вышел Эемурат. Гость сразу же понял, зачем он ходил домой, хотя его старший брат и не заметил этого. Он посмотрел на пистолет за поясом Эемурата.

– Тиы, братишка, не пытайся запугать нас пистолетом. Туркмены говорят “Старый бык мясника не боится”. Если бы мы боялись пистолета или ножа, мы не пришли бы своими ногами на смерть. Нас сюда привела наша вина перед вами. Мы ведь могли бы и удрать, и спрятаться от вас. Могли бы вообще не появляться. Но мы решили не множить нашу трусость. Поскольку обе стороны туркмены…

Эемурат не удержался:

– Что ты хочешь сказать, яшули?

– Не будем ходить вокруг да около. Мы пришли к вам с примирением, если вы согласны. Если нет, то вот перед вами черная голова повинного. Забирайте. Мы согласны на любое наказание, которое изберете вы. Сами заварили кашу, сами и расхлебывать будем.

Уперши руку в бок, Эемурат съехидничал:

– Ты, ага, не пытайся здесь изображать из себя и вора, и победителя. Мало того, что вы опозорили нас, так вы же и условия нам диктуете. Но нам репутация уже не нужна. Нам дорога наша честь. Репутация подмочена окончательно. Ты никогда не слыхал выражения “только с гонуром не спорь!”?

На гостя угрозы Эемурата не произвели никакого впечатления.

– Во-первых, братишка, тут дело посерьезнее обычных споров…

– Мы это лучше тебя знаем.

– Прекрати, Эемурат! – грозно повелел старый пальван. – Пусть мы лучше половину уважения потеряем, чем все!

Гость-яшули оказался человеком мудрым, поэтому взвешивал каждое услышанное слово, стараясь никого не обидеть.

– Мы понимаем ваше состояние, ведь вам пришлось столько пережить из-за всего этого… Но ровесник правильно говорит, “наполовину отказаться от убыточного дела, и то польза”! Если примете наши уговоры, то мы заберем свою молодку и тем самым всех избавим от пересудов. И потом, братья, это ведь судьба, а от нее никуда не денешься. Сказать по правде, никому из нас и вголову не приходило, что такое может случиться. Если бы не судьба, не захотел бы Господь этого, ни она, ни этот не оказались бы в одно время на одной летовке. Так что давайте не станем перечить Господу!..

Когда яшули говорил “она” и “он”, он имел в виду Акмарал и своего младшего брата. Видно, судьба свела их на одном пастбище.

– В каком положении находитесь вы? – спросил Мамедовез пальван, давая понять, что готов на примирение.

– Каксам видишь, ровесник. Джоракули исполнилось тридцать шесть. Невестка умерла, оставив после себя пятилетнюю девочку. Сами мы скотоводы. Основное наше занятие – животноводство. И не баи мы, но и не бедняки, не имеющие куска хлеба. Середняки. Мы бы благодарили Господа, если удастся породниться с такими людьми, как вы. Если это дело, пахнущее кровью, закончится добром, устрою свадьбу. И вы…

Гость не договорил, но было и так ясно, что он хотел сказать: “И вы тоже поддержите нас!”

Каждое доброе слово яшули бальзамом ложилось на душу Мамедовеза пальвана, выгоняя оттуда накопившиеся боль и страдания.

– Вы из чьих будете? – голос Мамедовеза пальвана стал еще мягче.

– Мы, ровесник, из рода улудепе племени эрсары. Живем в Годжуке. Состоим также в родстве с родом юсупов из текинского племени векил. Дочерей отдаем и у них берем.

Мамедовез пальван махнул в сторону своего дома:

– Ну тогда пошли в дом!

Гость-яшули легкой походкой направился к дому. Но Джоракули не пошел за ними, остался стоять в тени на улице…

В тот же день с наступлением сумерек редкобородый яшули в сопровождении двух женщин снова появился в доме Мамедовеза пальвана. А вскоре уже вчетвером они растворились в темноте.

После этого Жорж Блоквил уже не видел Акмарал. Он остался один во всем Гонуре.

Вместе со всадниками Абдал сердара, который должен был сопровождать меня до селения топазов на левом берегу Мургаба я тронулся в путь. Высыпавшие из домов люди довольно долго шли рядом провожа меня..

БЛОКВИЛ.

* * *

Был конец ноября 1861 года. Черная туча заволокла все небо и опустилась так низко, что казалось, будто над головой навис огромный черный котел. Было пасмурно и тоскливо. Но именно этот неприветливый осенний день четырнадцатимесячного плена стал единственным счастливым днём. Говорят «Беда не приходит одна». А когда человеку очень везёт, и радость к нему приходит с ещё одной радостью. Так случилось и с локвилем в последний из его пленных дней. Пришли две радости – одна долгожданная другая та о которой вообще даже не думал француз. Эта неожиданная радость хотя она была небольшая, стала предвестником большого счастья и привратилась в огромный букет для большой радости. И поэтому Блоквил был уверен что до последнего дня своей земной жизни не забудет этого на вид маленького по весу огромного подарка.

Наблюдая за таким же скучным небом как своё нынешнее настроение, он увидел что идя мимо мазанки направилась к колодцу та красавица, которая слегка хромает на левую ногу. И когда она сравнялась с мазанкой, почти незаметным движением правой руки что-то бросила на сторону пленного и чуть слышно произнесла слово «Акмарал». Блоквил все понял когда увидел новенькую туркменскую тюбетейку, упавшую прямо к своим ногам…

Радость продолжалась и за маленькой пришла большая, долгожданная.

И вдруг, как будто спрыгнул из-за тёмных облаков, неожиданно появившийся возле давно опустевшей кибитки Акмарал Абдал сердар улыбнулся и громким голосом кричал:

– Господин Блолквил, я принес вам счастливую весть!

Что это за весть, было понятно и без слов. Блоквил ведь ждал только одну добрую весть. И поэтому Абдал сердар показался ему прорвавшиеся сквозь черную тучу солнцем. Это солнце сразу же отогрело выстывшую за долгие месяцы душу Блоквила. Тучи словно рассеялись, мир стал светлее. Он приготовился обнять Абдал сердара, который должен, сойдя с коня, сразу же направиться к нему.

Однако Абдал сердар отдал поводья своего коня и другого, без седока, товарищу, приехавшему вместе с ним, и крепко пожал руку вышедшему из дома Эемурату гонуру, что-то сказал ему. Вдвоем они пошли в дом Мамедовеза пальвана.

Блоквил не знал, что до того времени, как из Мешхеда поступят деньги, отправленные живущими там его европейскими друзьями, в Сарахс были привезены и оставлены в залог старший брат Юсуп хана, младший брат Абдал сердара и еще один человек. Зато он почувствовал, что конь без седока предназначался для него, и на нем он одолеет первые фарсахи на пути к Родине. И поэтому конь с коротковатыми ногами и спутанной пепельного цвета гривой показался ему самым красивым на свете скакуном.

Абдал сердар еще не успел вручить Мамедовезу пальвану привезенное письмо, а уже отовсюду начали стекаться люди. Старики с посохами, молодые женщины в высоких бёруках и с малыми детьми на руках, женщины с яшмаками на лице, полураздетые ребятишки… словом, Блоквил находился в окружении множества самых разных любопытных глаз. Здесь были и все детишки, которых Блоквил видел во время рытья коровника. Он их узнал по лицам.

Среди собравшихся был и блаженный Чакан, так напугавший своей змеей Блоквила в первый день его прибытия в Гонур. “Раз и этот знает обо всем, значит, эта весть уже весь Мерв облетела!” А вон девочка Огулджахан, чей портрет он нарисовал углем на белом бревне. Так же задорно торчат ее косички из-под красной косынки. Ее красивые черные глаза полны печали, девочка вот-вот расплачется. “Неужели они так привыкли ко мне?!”

Наконец-то открылась дверь, заставившая так долго ждать Блоквила. Оттуда вышли Абдал сердар с Эемуратом. Эемурат ушел к себе домой. А Абдал сердар пошел к сараю.

Гонурцы изумленно смотрели, как два взрослых человека крепко обнялись и расцеловали друг друга в щеки.

После короткого разговора с Абдал сердаром на непонятном языке Блоквил пошел в сарай и очень скоро вышел оттуда. Из сарая, на долгое время ставшего его тюрьмой, из вещей он забрал только толстую тетрадь.

Эемурат вышел из дома в хорошем расположении духа и легкой походкой пошел к дому брата. У порога он остановился. Мамедовез пальван в накинутом на плечи домотканом чекмене вместе с братом подошли к французу.

Эемурат протянул ему двуствольный пистолет.

– Забирай свое оружие, мулла! Оно ведь тебе принадлежит…

Взяв пистолет в руки и поразмыслив немного, Блоквил передал его Мамедовезу пальвану.

– Пусть этот пистолет останется вам на память от меня, Агабек! Я отношусь к вам с глубоким уважением, Агабек…

Приняв двуствольный французский пистолет*, Мамедовез пальван виновато улыбнулся. Разглядывая пистолет, он сказал на смеси туркменского с фарси:

– Это правда, что тебе здесь пришлось нелегко, мулла. Ты сам подумай, почему нам пришлось держать своего пленника в такой строгости. Мы ведь и сами не жировали, поэтому и тебе пришлось разделить с нами наши трудности. Но теперь забудь обо всем этом и возвращайся с Богом к себе на родину. Аллахи Акбер!** – Старый пальван возвел руки к лицу. – Счастливого тебе пути! И да поможет тебе Господь!..

Искренние слова Мамедовеза пальвана растопили его сердце. Блоквил крепко пожал грубые ладони старика и посмотрел по сторонам. Среди десятков уставившихся на него глаз он не встретил единственных, которые так хотелось бы ему увидеть сейчас. Как жаль, что они даже не смогли по-человечески проститься.

Перед глазами француза на воздухе вырисовывается облик Акмарал, по щекам которой идут прощальные слёзы, и Блоквил горько и глубоко вздыхает: «Прощай, Человек и Любовь!»

Ашгабат – Москва,1993–1995.

744013. Aşhabad, Turkmenistan,

ул. Nogina 2.кв. 4. тел: 22-37-16.