Текст книги "В Бюллербю всегда весело"

Автор книги: Астрид Линдгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Астрид Линдгрен
В Бюллербю всегда весело

В Бюллербю всегда весело

Меня зовут Лиза, мне девять лет, pi я живу в Бюллербю. Мама говорит, что наша деревня называется так потому, что мы, дети, слишком громко булькаем, когда пьём воду или едим суп. Она говорит, что не понимает, как шестеро маленьких детей могут так громко булькать. Ей кажется, что нас во много раз больше. Но я думаю, что главный «булькальщик» у нас Лассе. Он вообще шумит столько, сколько десять мальчиков вместе взятых. Я в этом уверена. Боссе и Улле тоже помогают ему, как могут. А вот Бритта, Анна и я играем в тихие игры, по крайней мере, иногда.

Если кто-то хочет приехать к нам в Бюллербю, ему приходится проехать много крутых холмов. Потому что Бюллербю лежит очень высоко. А если бы он лежал ещё выше, мы могли бы дотянуться до звёзд обычными граблями. Так говорит Лассе. Из Бюллербю открывается изумительный вид. Хотя в основном нам виден только лес. Но многие считают, что это-то и есть самое красивое. К нам приезжают специально, чтобы полюбоваться нашим видом. Один раз к нам на автомобиле приехала нарядная дама и с ней маленькая девочка.

– Мы только хотели полюбоваться вашим видом, – сказала дама. На ней было красное пальто и красная шляпа, она была очень красивая. Девочка тоже была красивая, в голубом платьице с маленькой красной брошкой. Её звали Моника, и лет ей было примерно, сколько мне.

Мама Моника спросила, нельзя ли им зайти в наш сад и выпить немного вишнёвого сока. А мне она предложила поговорить с Моникой. Мне бы хотелось, чтобы здесь были Бритта с Анной и помогли мне. Но они ушли по делам в Большую деревню. А вот Лассе, Боссе и Улле были дома, но им было неинтересно разговаривать с девочкой. Они веселились за углом дома. Иногда они выглядывали оттуда, что-то кричали и смеялись.

– Это твои братья? – спросила Моника.

– Только Лассе и Боссе, но не Улле, – ответила я.

– А кто такой Улле? – спросила Моника.

– Улле – это мальчик, у которого очень короткие волосы.

В это время из-за угла на ходулях вышел Лассе. Я уверена, что он хотел просто покрасоваться. Ходули у Лассе такие высокие, что, стоя на них, он может заглянуть в окна второго этажа. Он так и сделал однажды, когда я сидела у себя и играла в куклы. Неожиданно он всунул голову ко мне в окно, приподнял шапку и сказал:

– Добрый день, уважаемая сударыня, как вы себя чувствуете?

Сперва я до смерти испугалась, потом бросилась к окну и увидела Лассе на ходулях. Он тогда встал на них первый раз.

Но теперь он хотел пофасонить перед Моникой. Он прошёл на ходулях через весь сад и крикнул Боссе и Улле:

– Здесь сверху отличный вид!

Наша служанка Агда как раз собиралась кормить поросят. Она выставила ведёрко с пойлом перед дверью кухни. Лассе споткнулся о ведёрко и полетел кувырком на землю. Мало того, что он лишил поросят их вкусного пойла, он сам с головой в нём вымазался.

– У нас отсюда тоже красивый вид, – сказал Боссе, он хохотал и бил себя по коленям. Моника тоже засмеялась. Лассе быстро убрался в прачечную и вымылся там под краном. Потом вернулся к нам насквозь мокрый и по-прежнему очень злой. Он выжал воду из волос, взглянул на Монику и сказал:

– Чего не сделаешь, чтобы развеселить человека!

Мама велела ему пойти в дом и переодеться в сухое, он переоделся и тут же вернулся. Потом мальчики разговорились с Моникой. Кроме Улле, конечно, он никогда не разговаривает с незнакомыми. И вдруг он неожиданно предложил Монике:

– Хочешь взглянуть на мою сестру?

Побежал в дом и привёл оттуда Черстин.

Черстин полтора года. Улле очень её любит. И это не удивительно, ведь она такая хорошенькая, к тому же других сестёр у Улле нет. И братьев тоже. Он посадил Черстин Монике на колени, и Черстин тут же вырвала у неё клок волос. Но Моника даже не рассердилась. Она знала, что маленькие дети плохо понимают, что делают.

А я стояла и любовалась её брошкой.

– Какая красивая у тебя брошка! – сказала я.

– Хочешь я её тебе подарю? – спросила Моника.

Но я не захотела, я похвалила её брошку вовсе не для того, чтобы она мне её подарила.

Однако Моника сняла брошку и сунула её мне в руку. И её мама сказала, чтобы я непременно приняла этот подарок. Хотя моя мама была против.

– Нет, так не годится, – сказала мама.

Но брошку я всё-таки получила, она была усыпана маленькими красными бусинками, и ничего более красивого я в жизни не видела. Теперь она моя. И лежит в коробочке у меня в столе.

Вскоре из Большой деревни вернулись Бритта и Анна. Увидев на дороге автомобиль, они страшно удивились. К нам в Бюллербю редко приезжают автомобили, потому что дальше дороги нет. Да и та, что есть, узкая и вся в рытвинах. Бритта и Анна остановились у нашей калитки и не решались зайти к нам, потому что моя мама в саду пила сок вместе с мамой Моники. Но я крикнула девочкам:

– Чего вы уставились? Не видели никогда, как люди пьют сок?

Тогда они вошли к нам и поздоровались с Моникой.

– Сколько всего детей живёт в Бюллербю? – спросила Моника.

– Шесть с половинкой, – ответил Лассе. Он считал, что Черстин ещё слишком мала, чтобы считаться целым ребёнком. Это очень рассердило Улле:

– Сам ты половинка! – крикнул он.

Мы объяснили Монике, что Бритта и Анна живут в Северной усадьбе, Лассе, Боссе и я – в Средней, а Улле и Черстин – в Южной.

– Я бы тоже хотела здесь жить, – сказала Моника.

Напившись соку, мама Моники села в автомобиль, пришлось сесть и Монике. Её мама ещё раз взглянула на открывавшийся из Бюллербю вид и сказала:

– А не слишком ли скучно и однообразно жить в лесу так далеко от людей?

– У нас столько дел, что нам некогда даже думать об этом, – ответила ей моя мама.

Мне мама Моники показалась немного глупой. Вовсе у нас не скучно и не однообразно. В Бюллербю всегда весело!

И автомобиль уехал. Моника махала нам, пока они не скрылись за поворотом.

Больше мы её никогда не увидим, подумала я. Теперь от неё осталась только брошка. Иногда я ненадолго даю Бритте и Анне её поносить.

Потом мы побежали к дедушке, который живёт в комнате на чердаке в Северной усадьбе. Это дедушка Бритты и Анны. Он почти слепой. Но ему хочется знать обо всём, что происходит в Бюллербю, и мы рассказали ему об автомобиле и о Монике. Дедушка говорит, что если бы в Бюллербю не было нас, детей, он бы никогда ничего не знал. Потому что взрослым некогда подниматься к нему и рассказывать новости.

Мы всегда всё ему рассказываем. Дедушку очень заинтересовал этот автомобиль, и Боссе описал его подробнейшим образом. Потом я дала дедушке подержать мою брошку. И сказала, что она вся усыпана маленькими красными бусинками, так что дедушка мог представить себе, что она очень красива. И наконец я сказала, что маме Моники показалось, будто жизнь в Бюллербю скучна и однообразна, на что дедушка сказал:

– О-хо-хо, до чего же глупы бывают люди!

Дедушка думает так же, как я, что в Бюллербю всегда весело.

Мне дарят ягнёнка

Но веселее всего у нас бывает весной. Правда, так считаю только я. Анна считает, веселее бывает летом. Ну и ещё в Рождество, тут мы с Анной согласны.

Я расскажу вам, что однажды случилось у нас весной. В Бюллербю много овец, и каждый год у них бывают ягнята. Ягнята такие хорошенькие! Они гораздо забавнее котят, поросят и щенков. По-моему, они даже забавнее, чем Черстин, но при Улле я этого сказать не решаюсь.

Когда овцы начинают ягниться, мы каждое утро бегаем в овчарню посмотреть, сколько ягнят прибавилось за ночь. Только приоткроешь дверь овчарни, как все овцы начинают блеять. И ягнята блеют, а голоски у них нежные-нежные. И почти каждая овца приносит по два ягнёнка.

Как-то в воскресенье утром я пришла в овчарню и увидела, что на соломе лежит мёртвый ягнёнок. Я побежала к папе и рассказал ему об этом. Папа пошёл выяснить, отчего умер ягнёнок. Оказалось, что у его мамы не было молока. Бедный ягнёнок умер от голода. Я села на пороге овчарни и заплакала. Вскоре пришла Анна, узнала о смерти ягнёнка и тоже заплакала.

– Я не хочу, чтобы ягнята умирали! – сказала я папе.

– А кто хочет? – горестно вздохнул папа. – Но и этот ягнёнок тоже умрёт.

Он показал мне ягнёнка, которого держал на руках. Это был брат умершего. Он тоже умирал от голода. Папа сказал, что ягнёнка придётся зарезать, чтобы избавить его от страданий. Тут мы с Анной заплакали ещё громче.

– Не хочу! – кричала я, катаясь по траве. – Не хочу, чтобы ягнята умирали!

Папа поднял меня на руки и сказал:

– Ну, полно, Лиза! Успокойся! Лучше попробуй выкормить этого ягнёнка через соску, как кормят грудных детей.

Я ужасно обрадовалась. Ведь я не знала, что ягнят можно кормить через соску. Правда, ягнёнок был очень слабенький, и папа боялся, что он всё равно умрёт. Но мы решили попробовать.

Мы с Анной побежали к тёте Лизе и попросили у неё соску и бутылочку, из которых она кормила Черстин. Потом мы вернулись к папе.

– Давай дадим ягнёнку сливок, – предложила я ему.

Но папа сказал, что если я накормлю ягнёнка сливками, он погибнет наверняка. Новорождённые ягнята могут пить только молоко, и то разведённое водой. Папа помог нам развести молоко и опустил бутылку в тёплую воду, чтобы молоко согрелось. А потом я сунула соску ягнёнку в рот. И, представьте себе, он сразу начал сосать! Видно, он был очень голодный.

– Ну вот, теперь ты приёмная мама этого ягнёнка, – сказал мне папа. – Помни, его надо кормить и утром, чуть свет, и днём, и поздно вечером. Смотри, как бы тебе не надоело!

Анна тут же сказала, что если мне надоест, я могу позвать её, и она с радостью покормит ягнёнка вместо меня. Но я ответила:

– И не думай! Мне никогда не надоест его кормить!

Я назвала ягнёнка Понтием, и папа сказал, что он будет только мой. К счастью, это произошло до того, как проснулись Лассе и Боссе, а то бы мы обязательно поссорились из-за Понтия.

– Выходит, в воскресенье уже и поспать подольше нельзя? Ты спишь, а тем временем Лизе достаётся ягнёнок! – сказал Лассе. Он очень рассердился, что Понтий достался не ему.

В первые дни все дети прибегали смотреть, как я кормлю Понтия. Но вскоре им это надоело.

Просто удивительно, как много едят ягнята! Каждое утро перед школой я бежала в овчарню, чтобы покормить Понтия. Едва увидев меня, он сразу подбегал, а сам тихонько блеял и виляя крохотным хвостиком. Я отличала его от других ягнят по чёрному пятнышку на носу. Днём, когда я была в школе, Понтия кормила Агда. А после школы и поздно вечером – опять я.

Однажды я попросила Анну покормить Понтия вместо меня, но она сказала:

– Завтра! Сегодня мне некогда!

А вот мне нисколько не надоедает кормить Понтия. Я его очень люблю. Особенно за то, что он так радуется, когда видит меня. Я даже спросила у Лассе и Боссе, не правда ли, что Понтий думает, будто я его мама, и Лассе ответил:

– Конечно, думает, ведь ты так похожа на овцу!

Через некоторое время папа сказал, что надо научить Понтия пить молоко из ведёрка – большому барану стыдно сосать соску.

В первый раз Понтий никак не мог понять, почему вместо соски я сую ему в нос какое-то ведёрко. Он тыкался в меня носом, искал соску и жалобно блеял.

Боссе долго смотрел на Понтия.

– Ну что же ты не пьёшь, это же так просто! – сказал он ягнёнку. – Вот дурачок!

Я обиделась за Понтия:

– Сам ты дурачок! Лучше помалкивай, если ничего не смыслишь в ягнятах!

А Понтий продолжал нюхать ведёрко и жалобно блеять.

Всё-таки я придумала, как научить Понтия пить молоко, потому что смыслю в ягнятах гораздо больше, чем Боссе. Я обмакнула руку в молоко и дала Понтию облизать мои пальцы. Потом снова обмакнула и снова дала облизать. И делала так, пока молоко не кончилось. Правда, и на землю немного пролилось.

Несколько дней Понтий облизывал мои пальцы. Но однажды ему так хотелось есть, что он не стал дожидаться, пока я обмакну в молоко руку, а сунул в ведро мордочку и начал пить. И выпил всё без остатка. Теперь Понтий обходится без меня. И мне жалко, что я уже не очень ему нужна.

Когда стало теплее, овец выпустили в загон. И Понтий вместе с другими ягнятами научился есть траву. Но молоко ягнята тоже ещё пили. Поэтому я каждый день ходила к загону с ведёрком молока. Подойду к изгороди и кричу: «Понтий! Понтий!» На другом конце загона слышится блеяние, и Понтий со всех ног бежит ко мне, виляя крохотным хвостиком.

Теперь-то Понтий давно вырос, и молоко больше не пьёт. Он ест траву и листья и превратился в конце концов в умного и красивого барашка.

Кто знает, может, у меня будут ещё ягнята. Или собаки, или кошки, или кролики. Но такого замечательного, каким был Понтий, уже не будет. Да и я никогда-никогда-никогда не полюблю никого так, как Понтия.

Понтий идёт в школу

Лассе очень любит дразнить меня.

– А всё-таки собака лучше, чем ягнёнок! – сказал он однажды.

Улле, конечно, тут же с ним согласился: ведь у него собака, а не ягнёнок.

– Понятно, собака лучше! – сказал он.

– Это ещё почему? – обиделась я.

– Потому что собаку можно всюду брать с собой, – сказал Улле. – Собака всегда ходит за человеком.

– А твой Понтий сидит в загоне, – сказал Лассе.

– Но ягнёночек! – сказала Анна, чтобы поддержать меня.

– А что толку, если он бегает только по загону, – сказал Лассе.

Это мы говорили, когда шли из школы домой.

Наутро я, как обычно, пошла к загону кормить Понтия. Он прибежал ко мне такой беленький, хорошенький, и я подумала, что не променяла бы его даже на тысячу собак. А ещё я подумала: «Как жалко, что он бегает только по загону, где его никто не видит».

Быстрый часто провожает Улле до самой школы. Это правда: собака всюду следует за человеком. Однажды учительница даже впустила Быстрого в класс и разрешила ему лечь возле парты Улле.

Пока Понтий пил молоко, я всё думала, почему так несправедливо устроено, что собаки бегают, где хотят, а ягнята – только по загону. И я решила взять Понтия в школу, чтобы утереть Лассе нос.

Наша школа находится в Большой деревне. Путь туда не близкий, и мы всегда ходим в школу вместе, мы все, дети из Бюллербю. Мне тяжело приходилось по утрам, потому что до школы я должна была сбегать в загон и накормить Понтия. И в то утро, когда я решила взять его с собой в школу, все уже с нетерпением ждали меня возле калитки Улле.

– Скорее, Лиза, а то опоздаем! – крикнула Бритта.

Я повернулась к Понтию и сказала:

– Слышишь, Понтий? Скорее, а то опоздаем!

Никогда бы не подумала, что дети могут так изумиться, как изумились и Лассе, и Боссе, и Улле, и Бритта, и Анна, когда они увидели Понтия.

– Ку… ку… куда это он? – спросил Лассе.

– В школу! – ответила я. – Может, вы теперь перестанете говорить, что только собаки всюду ходят с человеком!

– Лиза, а ты, случайно, не заболела? – забеспокоился Лассе.

– А папа и мама знают об этом? – спросил Боссе.

Я немного смутилась, потому что не подумала о папе и маме. Но тут Анна захлопала в ладоши и сказала, что если Быстрому разрешили сидеть на уроках, то уж Понтию и подавно разрешат. Как раз то, что я думала. Лассе засмеялся.

– Ладно, бери с собой своего Понтия, – сказал он. – Учительница, конечно, упадёт в обморок!

И мы побежали в школу, а Понтий – за нами. Иногда он ненадолго останавливался, как будто удивлялся: что всё это значит? Но я звала его: «Понтий! Понтий!», он послушно отвечал «Бе-е!» и догонял меня.

В школу в тот день мы, разумеется, опоздали. Звонок уже прозвенел, и все ребята давно ушли в класс. У нас в школе учеников немного, поэтому все классы сидят в одном помещении.

На ступеньках крыльца Понтий споткнулся, и мне пришлось взять его на руки.

– А может, он ещё слишком мал для школы? – неуверенно спросил Лассе.

Когда сам Лассе первый раз пришёл в школу, он так вертелся за партой, что учительница сказала, что он ещё мал для школы, и велела ему прийти через год. «Видно, он ещё не наигрался», – сказала она. Лассе этого до сих пор не забыл. Вот почему он сказал, что Понтию ещё рано ходить в школу.

Бритта приоткрыла дверь класса.

– Простите, пожалуйста, мы немного опоздали, – сказала она.

Улле сразу начал хихикать. Мы молча ждали, когда нам разрешат войти, а Улле всё хихикал, словно его щекотали.

– Что это тебе сегодня так весело? – спросила его учительница.

Понтий стоял у меня за спиной, и его никто не видел. Вдруг он высунул голову вперёд и сказал: «Бе-е!» Дети как подпрыгнут! Да и учительница тоже.

– Боже мой! – воскликнула она. – Никак, вы привели с собой ягнёнка?

– Это Лиза… – сказал Боссе и замолчал: он испугался, что учительница на меня рассердится.

Я тоже этого испугалась.

– Мы в прошлый раз читали про домашних животных, – сказала я тихо, – вот я и…

– Что ты? – спросила учительница.

– …решила, что надо показать детям живого ягнёнка… – сказала я первое, что пришло в голову.

Учительница рассмеялась, и все дети тоже. Особенно Улле. У него в животе даже что-то громко забулькало.

Понтия подвели к учительскому столу, и все ребята подходили и гладили его. А потом мы читали вслух про овец, и я рассказывала, как выкормила Понтия через соску. Он всем очень понравился. Мы спели ему песню про барашка. Но, по-моему, Понтий устал от нашего шума и заскучал по своему загону. Правда, вёл он себя хорошо: до конца урока спокойно стоял возле моей парты. То есть почти спокойно. Иногда он тихонько блеял, и тогда Улле начинал смеяться. Он опускал голову на парту и смеялся так заразительно, что вслед за ним начинали смеяться все дети.

В хорошую погоду мы на большой перемене завтракаем на школьном крыльце. Так было и в этот день. У меня с собой была бутылка молока, и половину я отдала Понтию. Анна тоже отдала ему полбутылки молока. Он хотел полакомиться ещё и морковкой, что взошла на грядках у учительницы, но я прогнала его прочь и велела вести себя прилично. А шалить будет в загоне.

Когда уроки кончились, и мы стали собираться домой, Лассе сказал:

– Завтра мы будем проходить крупный рогатый скот. Вот будет здорово, если я приведу нашего быка!

Улле от смеха начал икать.

– Боюсь только, ему будет тесновато между партами.

Но учительница сказала, чтобы мы больше не приводили в школу никаких животных. Даже если мы проходим их по естествознанию. Это уж слишком.

– Да, особенно, когда мы начнём проходить про крокодилов, – сказала Анна.

Улле даже завыл от смеха и с трудом выговорил:

– Ой, тогда я приведу крокодила!

По дороге домой Понтий устал, и мы по очереди несли его на руках вверх по склону. Когда его выпустили в загон, он громко заблеял и галопом помчался к другим овцам.

– Нет, конечно, он ещё слишком мал для школы, – сказал Лассе.

Что мы делаем по дороге домой

Нам всегда очень весело, когда мы идём из школы домой. Мы разговариваем про школу, рассказываем сказки, мечтаем, кем станем, когда вырастем, лазим по деревьям, отдыхаем на обочине, не идём по дороге, а лезем по изгороди и всякое такое.

Мама говорит, что ей непонятно, почему мы из школы идём гораздо дольше, чем в школу. Я и сама этого не понимаю. Но так уж получается, и ничего тут не поделаешь.

Однажды, когда мы пришли чересчур поздно, мама попросила:

– Лиза, расскажи мне, что вы сегодня делали по дороге.

И я рассказала всё по порядку.

Сперва мы зашли в лавку и купили дедушке леденцов. Он очень любит леденцы, и мы часто их для него покупаем. Он хранит их у себя в угловом шкафчике и угощает нас, когда мы к нему приходим. В лавку бегала Бритта, а мы её ждали. Нам ужасно хотелось взять себе по одной штучке, но Бритта спрятала кулёк в портфель и сказала:

– Если каждый возьмёт по штучке, дедушке достанется пустой кулёк.

– Правильно, – сказал Лассе. – Пошли скорей, а то мало ли что может случиться!

И мы пошли домой. А Боссе, он ведь такой сластёна, сказал:

– Если бы у меня случайно оказалась хоть одна крона, я бы на всю крону купил леденцов!

– Откуда у тебя случайно может оказаться крона! – засмеялась Анна.

– А разве я не могу случайно её найти? – спросил Боссе.

– Случайно – не можешь, – ответила Бритта. – Кроны валяются на земле, а ты смотришь только на небо!

Тогда Боссе стал смотреть себе под ноги. Не успели мы пройти несколько шагов, как он нашёл крону. Вот чудо, правда?

Наверно, это томте [1]1
  Томте – персонаж шведского фольклора, похож на нашего домового.


[Закрыть]услыхали, о чём мы говорим, и подкинули Боссе крону. Она лежала на развилке, где дорога сворачивает на Бюллербю.

Боссе смотрел на крону, как будто не верил своим глазам. Потом он схватил её и побежал обратно в лавку за леденцами. А мы его ждали на развилке.

– Я и не знал, что находить деньги так просто! – сказал он, угостив нас леденцами. – Вы только подумайте, сколько денег мы проморгали!

Теперь мы все стали смотреть себе под ноги. Лассе сказал:

– Эх, была бы у меня крона!

Он думал, что томте и ему подкинет крону. Но томте не подкинул. Тогда Лассе сказал:

– Ну, хоть полкроны!

Но он не нашёл и полкроны.

– Ну, хоть десять эре! – сказал он, так ему хотелось найти монетку.

Но он не нашёл и десяти эре. Лассе рассердился.

– Вот увидите, одно эре я всё-таки найду! – сказал он.

Но никто из нас не нашёл больше ни эре.

Мы шли и сосали леденцы. Но Боссе показалось, что мы поглощаем их слишком быстро, и он предложил состязаться, кто дольше продержит леденец во рту. Тогда леденцы стали исчезать не так быстро. Мы шли и состязались. У каждого на языке лежало по леденцу, и мы медленно-медленно рассасывали их. Через некоторое время мы остановились, высунули языки и начали сравнивать остатки леденцов. Это было перед домом сапожника. Он увидел нас в окно и закричал, что если среди нас есть хотя бы один нормальный, пусть отнесёт Агде её туфли, которые он только что починил. Мы тут же спрятали языки. Нам не хотелось, чтобы кто-то из посторонних глазел, как мы состязаемся. (Выиграла это состязание Бритта.) Лассе взял у сапожника туфли и положил их в свою сумку.

Потом Улле придумал другое состязание: кто сможет дольше не дышать. И мы опять стали состязаться. Но на всякий случай отошли подальше от дома сапожника. Ведь ему и это могло показаться ненормальным.

Мы не дышали очень долго. Хотя, конечно, не только из-за этого мы пришли так поздно. Лассе сказал, что теперь выиграл он, но Улле с ним не согласился.

– Нет, выиграл Боссе, он посинел гораздо больше, чем ты! – сказал Улле и предложил состязаться, кто дальше плюнет. – Только без девчонок, они всё равно не умеют далеко плевать, – сказал он.

Мы с Анной и Бриттой обиделись, потому что мы делаем это не хуже их. Бритта сказала, что если они будут состязаться без нас, пусть не приходят завтра к ней на день рождения. Тогда они нас приняли. На этот раз выиграл, конечно, Лассе. Зато Анна плюнула гораздо дальше, чем Боссе и Улле.

Мы как раз дошли до луга, который принадлежит сапожнику. Луг был залит полой водой и напоминал озеро, а плоский камень, что лежал на лугу, был похож на островок. Мы остановились там отдохнуть.

– Я иду на камень! – заявил Лассе.

Нам всем тоже захотелось на камень.

Лассе вынул две жерди из изгороди сапожника и положил их концами на камень. Получились мостки. И мы по очереди перебрались по ним на камень. Первым, конечно, Лассе. Светило солнце, и нам было очень хорошо на большом тёплом камне.

– Вот если бы у нас было что поесть! – сказала Анна.

Но поесть было нечего. Леденцы уже кончились. Лассе открыл свою сумку. Там лежали туфли и бутерброд с сыром, который он не доел в школе.

И мы стали играть, будто камень – это корабль, потерявший управление, а мы – матросы, которых ждёт голодная смерть. Лассе разделил свой бутерброд на шесть одинаковых кусочков и роздал нам.

– Друзья мои! – сказал он. – Это единственное, что отделяет нас от смерти. Но берите пример со своего капитана, он не теряет мужества!

Капитаном, конечно, был сам Лассе.

Ещё он сказал:

– Хуже всего, что у нас нет воды. Мы умрём не от голода, а от жажды. Нас всех ждёт страшная смерть!

Боссе засмеялся.

– А это разве не вода? – спросил он.

Но Лассе ответил, что Боссе дурак. Ведь наш корабль плывёт по солёному океану, и капитан собственноручно пристрелит любого, кто вздумает пить морскую воду. Потому что от солёной воды люди сходят с ума. Он лёг на камень и сделал вид, что бредит от голода и жажды.

Боссе сказал:

– По-моему, он всё-таки хлебнул солёной водички. Видите – свихнулся.

А Лассе стал на колени, сложил руки и заорал во всю глотку:

– Спасите! На помощь!

Даже эхо откликнулось на его крик.

И кто же, как вы думаете, бросился спасать Лассе?

Конечно, сапожник! Он решил, что Лассе и в самом деле нуждается в помощи, но когда понял, что мы просто играем, ужасно разозлился.

– Как туда забрались, так и выбирайтесь! – закричал он, но всё-таки вошёл в воду и по одному перетащил нас на дорогу.

Правда, сапожник был в резиновых сапогах и страшно бранил нас, но, по-моему, он поступил очень благородно, когда бросился нам на помощь. Ведь он не знал, что нас не нужно спасать. А сказать ему об этом мы побоялись.

Мы поспешили убраться подобру-поздорову, а сапожник кричал нам вслед, что ему осточертели дети из Бюллербю и чтобы в другой раз мы не смели прикасаться к его изгороди.

И мы пошли дальше. Случайно я поглядела на сумку Лассе и увидела, что она пустая.

– А где же туфли? – спросила я.

Лассе растерялся. Он сказал, что туфли, наверно, остались на камне. Он вынул их, когда доставал бутерброд.

Мы все вместе вернулись к камню и увидели завёрнутые в газету туфли. Но жерди сапожник уже унёс. Светило солнце, было тепло, и Лассе предложил нам разуться и идти прямо по воде. Мы так и сделали. Вода была не очень холодная, и мы стали играть: камень – это корабль, севший на мель, а мы – пираты, которые хотят снять с этого корабля сокровище, то есть туфли. Но и корабль и сокровище охраняли другие пираты. Мы бегали вокруг корабля и стреляли в них. Потом Лассе дал команду, и мы полезли на корабль с ножами в зубах. Ножами служили ручки. Когда мы все стояли на камне, Лассе заорал, размахивая туфлями над головой:

– Ура! Добыча наша! Смерть первому, кто осмелится подойти к нам!

Первым к нам подошёл сапожник. Кто же, кроме него, мог подойти к нам в этом месте? Бедный сапожник! Мне стало по-настоящему его жалко, когда он увидел нас и понял, что спасал нас напрасно. Сначала он онемел, а потом как заорёт:

– Убирайтесь отсюда! Убирайтесь, пока я вас не убил!

Мы спрыгнули с камня и зашлёпали по воде к дороге. Там мы подхватили свои чулки с башмаками и бросились наутёк. А туфли Агды так и остались лежать на камне. Сапожник долго кричал нам вслед, что и в Бюллербю достаточно места, где можно шуметь.

Больше мы нигде не задерживались. Только один раз. Боссе показал нам гнездо. Мы по очереди влезали на дерево, чтобы рассмотреть гнездо, в котором лежали четыре голубоватых маленьких яйца. В коллекции у Боссе есть такие яйца. Боссе беспокоился за птиц и за гнездо, поэтому мы были очень осторожны, и это не заняло у нас много времени.

Когда я закончила свой рассказ, мама сказала:

– Вот теперь я понимаю, почему вы приходите из школы так поздно.

А Лассе пошёл к Агде и сказал, что сапожник только что починил её туфли, и завтра она их получит. Они хранятся в надёжном месте. Пусть не беспокоится, за ночь они никуда не денутся. Они лежат на обломках корабля. Их охраняют пираты. И злющий сапожник.