Текст книги "Кати в Америке"
Автор книги: Астрид Линдгрен
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)
IX
Почти с самого первого дня нашего знакомства с Бобом он бредил кленовым сиропом и гречишным печеньем, а также усадьбой, где в детстве обычно проводил лето. Если я правильно поняла его восторженное мурлыканье, должно быть, с этим домом, а также с кленовым сиропом и гречишным печеньем было связано нечто особенное. А теперь случайно сложилось так, что мы находились где-то поблизости от рая его детства, и все цифры продаж, и сметы, и рекламные кампании, которыми была забита голова Боба, как ветром сдуло. Тем самым мягким весенним ветром, что взъерошивал его каштановые волосы. И Боб внезапно почувствовал, что тоскует по тем камням и по той земле, где играл ребенком.
– О’кей, – сказала я, – держи курс туда!
С глубоким сожалением мы с Тетушкой покидали нашу маленькую хижину, так прекрасно обустроенную – с горячей и холодной водой, по-настоящему удобными кроватями, радио и всем необходимым. Мой часовщик из Цинциннати все еще дремал в номере четыре, когда мы тронулись в путь.
Словно нескончаемая асфальтовая лента, петляла перед нами дорога.
– В самом деле все дороги в Америке такие ровные, гладкие и асфальтированные? – спросила я Боба.
– Подожди немного, – ответил он, – скоро ты увидишь кое-что другое.
Повсюду у обочин, по крайней мере у всех выездов из городов и поселков, стояли люди. Они голосовали, желая проехаться автостопом – бесплатно, на попутной машине. Они делали традиционный знак большим пальцем руки, но мы безжалостно проезжали мимо.
– У тебя что, нет сердца, Боб? – спросила я, таявшая при виде каждого несчастного большого пальца, мимо которого мы проезжали.
– Есть! Это как раз у меня есть! – сказал Боб, бросая многозначительный взгляд на Тетушку. – Есть подлинное сочувствие, и ничего иного.
Но тут я почувствовала себя оскорбленной за Тетушку. Если даже голосовавший на дороге и не мечтал расположиться на заднем сиденье рядом с маленькой сердитой Тетушкой, в высшей степени не одобрявшей его появления, следует к чести Тетушки сказать, что она еще никого ни разу не укусила.
Все эти голосовавшие словно подтолкнули меня... и я подумала: как, собственно говоря, я себя веду? Разве не в обычае порядочного туриста в Америке посвятить себя немного этому виду спорта? Могу ли я в самом деле позволить себе вернуться на свою дорогую старую родину и признаться, что ни разу, ни капельки не проголосовала на дороге, ни разу не проехала автостопом? Не подобает ли мне вместо этого явиться с высоко поднятой головой, с гордым сознанием того, что я исполнила свой долг? Sweden expects every tourist to do his duty [95]95
Швеция надеется, что каждый турист выполнит свой долг (англ.). Перефразировка слов знаменитого английского флотовод¬ца Горацио Нельсона (1758-1805)
[Закрыть], – я решила выполнить свой!
– Высади меня здесь, – попросила я Боба, – и проезжай несколько миль вперед, а я попробую проголосовать, не подвезет ли меня кто-нибудь, а потом я проголосую вам!
– Никогда в жизни, – заявила Тетушка. – Никогда в жизни! Это мое последнее слово!
Как только Боб с Тетушкой и автомобилем исчезли за ближайшим поворотом, я бросила соколиный взгляд на противоположную сторону дороги, чтобы высмотреть подходящую жертву. И вот появился огромный черный автомобиль с огромным черным парнем за рулем, но мне показалось, что вид у него коварный и ненадежный, и я не стала махать большим пальцем. Тем не менее он затормозил и любезно спросил:
– Have a lift? [96]96
Вы поднимали руку? (англ.)
[Закрыть]
– Нет, спасибо, – ответила я.
Ведь необходимо прежде оглядеться, чтобы «не связаться со всяким сбродом», как имеет обыкновение говорить Тетушка.
Потом появился маленький, старый и расхлябанный автомобильчик, и в нем сидел маленький человечек с мягким и благонравным выражением лица. Я игриво помахала большим пальцем. Это помогло.
Да, мистер Милтон действительно был благонравным человеком, а также принадлежал к Обществу трубачей, возвещающих Судный день [97]97
В некоторых религиях – суд над людьми при так называемом конце мира.
[Закрыть]. Разве это не вселяет уверенность? Я поискала глазами: где же труба, но ее не было видно. Найдись она, вот был бы номер, да такой эффектный, который заставил бы Боба с Тетушкой вылупить глаза, явись мы с грохотом под громкие трубные звуки – я и Трубач, возвещающий Судный день! Но должно быть, Судный день еще по-настоящему не наступил.
Вместо трубы автомобиль мистера Милтона был битком набит трактатами, которые ему нужно было раздать людям, чтобы пробудить их сознание. Кроме того, он вез с собой Библию, и вез ее именно с определенной целью.
Как известно, затея с автостопом на дороге совсем небезопасна. Она может оказаться опасной для голосующего, если он попадет в машину пьяного лихача, помешанного на скорости, или алкоголика какого-нибудь другого рода. Но затея эта может оказаться опасной и для того, ктосажает к себе в машину незнакомого странника. Случалось, что водителя в благодарность за такую любезность вознаграждали пулей в голову, а славный пассажир исчезал вместе с автомобилем, бумажником и всем прочим.
Чего-либо в этом роде мистер Милтон пережить не хотел и придумал такую уловку. За то, чтобы проехать автостопом в его машине, нужно было согласиться на определенное условие. Надо было все время читать ему вслух из Библии. Мистер Милтон рассуждал, что, если сидишь и возвещаешь слово Божие, неуместно прерывать чтение, дабы вогнать пулю в своего ближнего. Во всяком случае, если попытаться заняться и тем и другим – читать Библию и стрелять одновременно, – возникнет определенная сумятица.
Я послушно начала читать. Мистер Милтон дружелюбно, но решительно поправлял мое произношение, когда это было необходимо. Автомобиль трясся, и было не очень легко следить за строками, но мистера Милтона не беспокоило, если я то тут, то там перескакивала строку или, случайно ошибаясь, прочитывала одну и ту же строку дважды. Не имею ни малейшего представления, как выглядел ландшафт, мимо которого мы проносились. Я успевала лишь время от времени, переворачивая страницу, посмотреть, нет ли поблизости машины Боба!
Ничего против метода мистера Милтона я не имею, Но мне кажется – при поездках на большиерасстояния он не годится. Я испытала глубокое облегчение при виде хорошо знакомого зеленого автомобильчика, тихо стоявшего у обочины, и хорошо знакомой Тетушки, беспокойно таращившей глаза и пытавшейся разглядеть дорогу через заднее стекло. Я сердечно поблагодарила мистера Милтона и вышла из машины в самый разгар чтения второй Книги Моисея.
Это было в первый, последний и единственный раз, когда я ехала автостопом. Но теперь пусть конторские девушки, и Ян, и все кому не лень спрашивают меня:
– Удалось тебе проехаться автостопом по дорогам Америки?
О, как я тогда, сверкая глазами, отвечу:
– Удалось ли мне!.. Sure! [98]98
Несомненно! (англ.)
[Закрыть]Строго говоря, автостоп – мой любимый вид спорта!
Потом постепенно асфальтовые автострады остались позади, и мы въехали на какие-то бесконечно холмистые, ухабистые и каменистые извилистые дороги, которые наверняка никто не приводил в порядок со времен Гражданской войны [99]99
Гражданская война в США (1861 – 1865) между буржуазным Севером и рабовладельческим Югом.
[Закрыть].
– Похоже, камни, на которых ты играл ребенком, все в основном лежат на проезжей части, посреди дороги, – кисло сказала я Бобу, чувствуя, как от тряски отрываются мои почки.
Боб попытался было утешить меня тем, что долго продолжаться это не может, через три-четыре часа мы будем на месте. Да, так он думал...
Боб взял с собой корзинку для пикника, потому что в этой забытой Богом местности не было никаких кафе и буфетов, где можно было бы перекусить.
Я слепо верю: мир злобен. Когда мы удалились достаточно далеко от всего, что зовется бензоколонками и ремонтными мастерскими, мотор начал стучать и чихать. До чего хитро придумано! До этого он работал как часы! Никакого намека на забастовку, пока мы ехали по дорогам, где ремонтные мастерские попадались на каждом шагу, вытесняя друг друга. Но теперь мотор почувствовал, что у него появился шанс... С улыбкой удовлетворения он заглох прямо посреди дороги, ведущей в гору, и приготовился повеселиться часок-другой.
Дикие проклятия Боба, когда он нырнул головой под капот двигателя, выжгли траву у обочины. Тетушка и я, выйдя из машины, уселись каждая на свой камень и стали ждать. Ждали мы долго. Выражение лица Тетушки красноречивее слов говорило: «И зачем нам понадобилось ехать в Америку?»
Но, лояльная как всегда, она пыталась более чем когда-либо прежде изо всех сил помочь Бобу. Она советовала ему, как и что он должен делать. Я хочу сказать: она делала ему небольшие, но дельные предложения. Разумеется, Тетушка ничего не смыслит в моторах, но иногда видишь яснее, если не обременен сбивающими с толку познаниями. О, сколькодельных предложений она сделала! Боб стонал, – надеюсь, от переполнявшего его чувства благодарности.
Прошел час. Прошло два часа. Я сидела на своем камне, обхватив голову руками, и подбадривала Боба, громко напевая грустную песню:
– Darling, I am growing older... [100]100
Дорогой, я постепенно старею... (англ.)
[Закрыть]
Тут Боб, отшвырнув гаечный ключ, помчался, как спринтер, к ближайшей усадьбе, чтобы вызвать по телефону аварийную машину.
Вернувшись, он чуточку стер с себя смазочные масла. А потом, в ожидании, когда нас спасут, мы захотели позавтракать.
В корзинке для пикника были масло, хлеб, пиво и холодный цыпленок. А самое лучшее – большая банка гусиного паштета. И подумать только, Боб не забылвзять с собой консервный нож! После стольких часов бездействия я горела жаждой деятельности и, увлекаемая надеждой, вступила в борьбу с банкой гусиного паштета, но мне следовало бы быть поумнее!
Люди столько всего изобретают! Атомные бомбы, и пароварки с плотно прилегающей крышкой, где вода под высочайшим давлением быстро закипает, и поцелуеустойчивые губные помады. Но консервный нож, которым могла бы пользоваться я, они не изобретают. Не вздумайте говорить, что я просто не умею и что это моя вина!
– Какой на редкость идиотский этот консервный нож! – воскликнула я и с отвращением швырнула его в сторону.
С веселой улыбкой превосходства Боб, подхватив нож на лету, сказал:
– Ребенок сумеет воспользоваться этой штучкой, настолько она проста. Ребенок сумеет открыть консервную банку меньше чем за две минуты! Надо сделать лишь так...
Когда пролетели десять минут, безвозвратно канувшие в море времени, наша банка с гусиным паштетом все еще не была открыта. И общество «Долой ругань!» устроило бы себе харакири', услышь они комментарии Боба. Я решила написать письмо торговцу, у которого Боб купил этот нож, и предупредить его: если жизнь ему дорога, пусть уйдет на некоторое время в подполье. Потому что Бобу удалось придумать четыре абсолютно разных изощренных способа отнять жизнь у этого хозяина скобяной лавки, встретившись с ним снова. Однако какого-либо способа проникнуть в консервную банку Боб так и не придумал.
– Давай сюда ребенка! – сказала я. – Это единственный выход!
– What the hell are you talking about! [101]101
Какого черта, о чем ты говоришь! (англ.)
[Закрыть]– заорал Боб. – Какого еще ребенка?!
– Ребенка, который с легкостью откроет эту банку меньше чем за две минуты!
В горле у Боба что-то захрипело, и секунду спустя банка с гусиным паштетом уже описывала широкую дугу над верхушками деревьев.
Молча ели мы цыпленка, запивая его пивом. Боб сидел грязный, с взъерошенными волосами и смотрел на Тетушку и на меня с такой любовью, словно мы были парой королевских кобр. Я даже начала сомневаться в том, что он и вправду обожает пикники на вольном воздухе.
Через час появилась аварийная машина, чтобы спасти нас. Там сидел юнец лет семнадцати, в синем комбинезоне. Прежде чем начать буксировать нашу машину, он приподнял капот двигателя. Присвистнув, он сунул туда руку.
– Пять долларов! – сказал он Бобу.
Затем влез в свою аварийную машину и уехал.
Выяснилось, что в этот момент Боб абсолютно и бесповоротно махнул рукой на камни, где играл ребенком. Он хотел как можно быстрее вернуться в цивилизованный мир. Кроме того, мы потеряли много времени, а хотели до вечера добраться в дом родителей Боба близ Вашингтона, где мы с Тетушкой должны были провести несколько дней.
Мы начали отступление. Мотор урчал ровно и приятно. Он сыграл уже свою весеннюю шутку и не собирался больше бастовать, пока не окажется снова на достаточном расстоянии от больших дорог.
Но если кому-нибудь удастся случайно обнаружить банку гусиного паштета в Соединенных Штатах Америки, будьте добры, пришлите ее мне. Я обожаю гусиную печенку! И я знаю одного маленького ребенка, которого попрошу открыть эту банку.
X
Белые деревянные виллы в колониальном стиле вдоль всей улицы. Веранда со стороны фасада. Узенькая полоска сада между домами. Где-то на заднем плане – гараж. Сколько же миллионов американцев так живут?!
Так жили и родители Боба в маленьком пригороде Вашингтона, куда мы поздно вечером наконец прибыли после долгого дневного путешествия. И необыкновенно приятная, по-домашнему уютная картина открылась перед нами, когда мы увидели, как багровое вечернее солнце освещает все эти белые виллы, утопающие в сирени и вишневом цвету. Кое-где на верандах сидели веселые молодые люди, а добрые дядюшки бродили в садах, подстригая траву на лужайках и болтая друг с другом прямо через забор. И все закричали:
– Привет, Боб!
А многие подошли к нам поздороваться, усердно заверяя, что рады нас видеть. Да, тут легко было прийти к выводу: вся их прошлая жизнь была одним сплошным ожиданием того, что мы с Тётушкой наконец-то удосужимся посетить Америку. Я почувствовала, какая это хорошая страна, от нее издалека веяло демократией.
На веранде Боба не было веселых молодых людей, зато там сидел кто-то другой. Там сидел маленький, серьезный, черный как смоль джентльмен лет шести.
– Привет, Джимми! – поздоровался с ним Боб.
И маленькое черное личико расплылось в широкой белозубой улыбке.
Мне так хотелось поболтать немного с Джимми, но я не успела, так как именно в эту минуту разразился ураган. Это был папа Боба; громадный, веселый и шумный, он ввалился на веранду, а за ним по пятам следовали сестра и брат Боба – пятнадцатилетняя Памела и четырнадцатилетний Фред. А в арьергарде – тихая дама с мягким взглядом, мама Боба. Я сразу же почувствовала, что она, в отличие от миссис Бейтс, – подлинный образец воспетой столь многими поэтами Американской Матери в лучшем смысле этого слова: она своими нежными руками нянчит детей, без устали печет яблочные пироги; она – боготворимая всеми – сердце своего дома, она – опора американской нации... Короче говоря, она та, которая заставляет редактора журнала «Readers Digest» [102]102
«Ридерс дайджест» – популярный литературно-политический Журнал. Издается в Нью-Йорке, печатается во всем мире, а теперь и в России. Выходит тиражом около 16,3 млн. экз. в США (1-е место в США) и общим тиражом на 1994 г. около 30 млн. экз.
[Закрыть]кувыркаться от восторга, а потом спешить к пишущей машинке, чтобы отбарабанить новую статью в серию «Этого человека я никогда не забуду!».
До сих пор мне не приходилось близко общаться с такими людьми. Женщины, которых я видела в Нью– Йорке и в семье Бейтсов, почти все были неугомонные, светские, элегантные, с обильным макияжем. Они производили впечатление совершенно легкомысленных и поверхностных. Да, может, они и не были абсолютно глупы, но, во всяком случае, глядя на них, я чувствовала, что возникавшие в их головах случайные мысли легко разбегаются и что этим дамам весьма полезно пребывать в компании себе подобных. Поэтому радостно было видеть, что в Америке есть и такие, как мама Боба.
После того как мы поболтали на веранде, нас пригласили войти в дом, что мы и сделали. Сначала, как обычно, попадаешь в общую комнату. Потому что эти в целом практичные люди не додумались устроить отдельную гардеробную для верхней одежды. Первое, что делаешь, войдя в американский дом, это привычно, без церемоний направляешься в спальню и швыряешь пальто или плащ на кровать. Чрезвычайно удобно, в особенности если снаружи бушует снежная буря века и большую ее часть приносишь с собой на норковой шубе.
Но сейчас, слава Богу, стояла чудеснейшая весна. Нам подали поздний обед в кухне, служащей также столовой, а потом все мы расположились в общей комнате для a nice long talk [103]103
Приятная долгая беседа (англ.).
[Закрыть].
Тетушка с легким подозрением посмотрела на отца Боба и начала беседу с вопроса:
– Что это за негритенок сидел на веранде?
Если она думала, что Джимми был собственным маленьким черным ягненком среди белых семейных овечек, то она ошибалась. Джимми был сыном colored woman [104]104
Цветная женщина (англ.).
[Закрыть], помогавшей в доме с уборкой. (« Colored» говорят здесь о цветных американцах. Назвать негра негром – значит нанести ему настоящее оскорбление!)
Памела и Фред непринужденно участвовали в беседе – по сравнению с их ровесниками в Швеции это весьма редкое исключение. Я, по крайней мере, никогда не слышала, чтобы четырнадцатилетний мальчик так подробно беседовал о политике с Тетушкой, как Фред. Должно быть, есть в американских школах нечто такое, что позволяет молодежи непринужденно выступать и осмеливаться излагать свои взгляды. Я сказала мистеру Уитни – то есть папе Боба, – что его дети (не только Боб) чрезвычайно милы, и тогда он тут же начал говорить об education [105]105
Образование, воспитание, обучение (англ.).
[Закрыть]. Education, о, в Америке это магическое слово! Мистер Уитни весь побагровел при мысли о том, какое колоссальное educationполучат его дети в Америке. Сам он никогда не учился в колледже, но, разумеется, вопреки этому хорошо справлялся с жизнью и успешно создал предприятие по продаже подержанных автомобилей. Но какой позор для него оказаться иногда в обществе людей, все до единого получивших образование в колледже! Коллеги вы или нет – между вами все равно огромная дистанция. Поэтому мистер Уитни так радовался, что Боб приобрел солидные познания в области коммерции в престижном колледже и что Памела и Фред, которые пока еще посещают среднюю школу [106]106
В Америке 9 – 12-й классы общеобразовательной школы с четырехлетним обучением (возраст с 14 до 17 или с 15 до 18 лет), Дающей также некоторые профессиональные навыки.
[Закрыть], тоже поступят в колледж, даже если ему придется каждому американцу продать подержанный автомобиль, чтобы получить средства на образование детей.
Насколько я поняла, дать educationсвоим детям – это то, к чему в большей или меньшей степени стремятся все американские родители. Взять хотя бы нашу маленькую прелестную горничную Фрэнсис в нью-йоркском отеле! Разве не она рассказывала нам, как ей приходится надрываться, убирая номера, только чтобы дать своим детям то удивительно волшебное и замечательное, что называется education. Ее собственные родители были бедные итальянские эмигранты, не умевшие ни читать, ни писать. Но молодежь, вырастающая в нью-йоркских джунглях, погибнет, если не получит education. Так утверждала Фрэнсис, прежде чем вскочить и начать застилать очередную кровать – ради своих детей, их образования.
У Тетушки слипались глаза, ужасно сонная, она все же вежливо слушала объяснения Фреда, почему он по своим убеждениям республиканец.
– Но какой ужас! – сказала мне Тетушка, когда Фред закончил. – Ведь в Библии уже все сказано о республиканцах и грешниках, так лучше уж быть демократом!
Затем она, пожелав всем спокойной ночи, удалилась в отведенную нам прелестную комнату для гостей. Я хотела было последовать ее примеру, но Боб предложил, чтобы мы еще ненадолго вернулись на веранду. Светила луна, а Боб должен был вскоре отправиться обратно в Нью-Йорк, и наши дороги разойдутся!
Подумать только, у американцев такое чувство юмора! Но как только речь заходит о любви, юмор у них совершенно отключается. Тогда слышится лишь дрожащий слезливый голос и пылкие уверения! И я не верю, что они придают своим словам слишком уж большое значение! Это как бы полагается, потому что такие слова и клятвы раздаются в фильмах, газетах и шлягерах. Европейских девушек, приезжающих в США, следовало бы предупреждать, что не следует принимать за чистую монету все, что, вздыхая, серьезно нашептывает им на ухо господин американец. Здесь в самом деле требуется не щепотка, но целая пригоршня соли!
«Друг порядка», или «Тот, кто знает жизнь» может возразить мне, что, мол, такие молодые люди есть во всех странах. Да, да, хорошо известно: кто уверяет, что он, мол, будет носить свою любимую на руках всю жизнь, тотчас начинает ворчать, когда она вместо этого просит его вынести помойное ведро, что все-таки значительно легче. Но любовь по-американски чуточку иная. У американской молодежи еще молоко на губах не обсохло, а они уже вынуждены притворяться, что любят своих dating-partners, – таково здесь правило хорошего тона.
А на веранде сидел мой милый Боб, обладающий чувством юмора, и мычал печальнейшие любовные песни:
« Sailing [108]108
Плавать под парусом,
когда уведет дорога
за морской горизонт вдаль
(англ.).
[Закрыть]– никогда в жизни, – подумала я. – Ведь стоит мне только выйти в море, как поднимается шторм не меньше двадцати семи баллов».
А Боб неутомимо продолжал:
Что можно сказать в ответ на такую песню? Этому никогда не научишься в школе!
Да, о боже! Какой удар ожидает Яна – это единственное, что можно сказать наверняка!
Нежная песня сменилась мягким приглушенным ревом. И тут из сада послышалось легкое восхищенное
хихиканье, и от ближайшего куста сирени отделилась черная тень. Это Джимми стоял там, ожидая мать. Какое счастье, что хотя бы маленькие дети обладают здоровым и разумным взглядом на многие вещи.
Я быстро пожелала Бобу спокойной ночи и поднялась наверх – к Тетушке.
– Ложись спать, – сказала она.
Я ответила, что это мое самое большое желание. Потом стала раздеваться, тихо и сердечно напевая ей песню:
– I’ll dream of you,
if you will dream of me, —
а потом спросила: – Разве это не справедливо, милая Тетушка?
Она посмотрела на меня с величайшим отвращением.
– Я все время чувствовала, что это чистейшее безумие – пускать тебя в Америку, – сказала она. – Но то, что это так ударит тебе в голову... ох-ох-ох!..
