Текст книги "Братья Львиное Сердце [перервод Б.Ерхова ]"

Автор книги: Астрид Линдгрен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава 1

Я хочу рассказать вам о брате. О моем брате, которого зовут Юнатан Львиное Сердце. История эта до того удивительна, что будет похожа на сказку, а то и на небылицу из тех самых страшных, с чертями и привидениями. Но вот самое удивительное: все в этой истории – правда. Ведь так все и было. Хотя кто об этом может знать, кроме нас с Юнатаном.

Ну так вот. Сначала Юнатана не называли Львиное Сердце. Лев – это наша фамилия, и зовут его Юнатан Лев. Меня зовут Карл Лев, а маму Сигрид Лев. Папу Акселя тоже зовут Лев или, вернее, звали – его давно нет, он бросил нас, когда мне было всего два года, ушел на корабле в море, и с тех пор о нем ни слуху ни духу.

Но я буду рассказывать не об этом, а совсем о другом. О том, как Юнатан Лев стал Юнатаном Львиное Сердце. И обо всех удивительных приключениях, что произошли после.

Юнатан знал, что я скоро умру. Наверное, все знали об этом, кроме меня. Знали даже в школе, ведь я то и дело пропускал уроки, лежал дома и кашлял, последние полгода я и вовсе не выходил из дому. Тетки, которым мама шьет платья, тоже знали, что я скоро умру, как раз из маминого разговора с одной из них я и узнал обо всем, хотя они, конечно, совсем этого не хотели. Они думали, я сплю. А я просто лежал и дремал. И только крепче зажмурился, чтобы не показать им, что услышал самое страшное. Что я скоро умру.

Конечно же, я ужасно перепугался, но решил не расстраивать маму. Мы поговорили обо всем с Юнатаном, когда он пришел домой.

– Ты знаешь, что я скоро умру? – спросил я и расплакался.

Юнатан немного подумал. Наверное, ему не очень–то хотелось отвечать, но в конце концов, он проговорил:

– Да, знаю.

Тут уж я совсем залился слезами.

– Почему все так страшно и несправедливо устроено? – спросил я. – Почему кому–то можно жить, а кому–то нет? Почему кто–то должен умирать, когда не исполнилось и десяти лет?

– Знаешь что, Сухарик, по–моему, ничего страшного в этом нет, – сказал Юнатан, – Наоборот, для тебя это просто прекрасно!

– Прекрасно? – закричал я, – Да чего же прекрасного – лежать в земле мертвым?

– Глупости, – возразил Юнатан, – Ведь ты сам в земле лежать не будешь. Там останется только кожура от тебя. Ну, как от картошки. Ты окажешься в другом месте.

– И где же, по–твоему? – спросил я. Я, конечно, не поверил ни одному его слову.

– В Нангияле.

В Нангияле. Он сказал это небрежно, словно все люди на земле только и говорили, что о какой–то Нангияле. Хотя я о ней не слышал никогда.

– Нангияла, – повторил я, – А где она?

И тогда Юнатан ответил мне: он и сам хорошенько не знает. Знает только, она где–то по ту сторону звезд. И он так заговорил о Нангияле, что, наверное, каждому захотелось бы унестись туда сию же минуту.

– В той земле сейчас пора сказок, пора приключений и походных костров, – говорил он. – Тебе бы там понравилось. Как раз из Нангияла и пришли к нам сказки, продолжал Юнатан, – ведь все, о чем в них рассказывается, происходит там вправду, и если попадешь туда, то приключений там хватит на каждый день с утра до позднего вечера, да и на ночь останется. Это не то, что лежать в четырех стенах, болеть да кашлять. Я уж не говорю, что ты и играть здесь не можешь. Вот так, Сухарик.

Юнатан звал меня Сухариком. Еще с тех пор, как я был маленьким, и, когда я однажды спросил его, почему он так меня зовет, он ответил, что просто любит сухарики, и особенно маленькие сухарики вроде меня. Юнатан и вправду любил меня, хотя за что – я понять не мог. Ведь, сколько себя помню, я всегда был очень некрасивым, трусоватым да и просто глупым мальчишкой. У меня даже ноги кривые. Я спросил Юнатана, как может он любить некрасивого, глупого мальчишку с кривыми ногами, и он объяснил мне:

– Не будь ты маленьким, славным и некрасивым кривоножкой, так и не был бы моим Сухариком – вроде тех, что я очень люблю.

В тот вечер, когда я узнал, что умру, и испугался, он сказал: не успею я попасть в Нангиялу, как сразу стану здоровым, сильным и даже красивым.

– Таким же красивым, как ты? – спросил я.

– Гораздо красивее.

Вот так сказал! Уж этому–то даже я поверить не мог. Ведь прекраснее Юнатана не было и никогда не будет на свете.

Однажды тетка, что пришла к маме на примерку, сказала: «Дорогая фру Лев, ваш сын просто вылитый сказочный принц!» И, конечно, говорила она не обо мне.

Но Юнатан и в самом деле был вылитый сказочный принц! Волосы у него блестели, как золото, темно–синие глаза светились, ровные зубы сверкали, когда он смеялся, и его ноги, прямые и стройные, совсем не походили на мои.

Да разве только это! Он был еще добрым и сильным, все знал и понимал, получал лучшие отметки в классе, и все дети в нашем дворе ходили за ним по пятам и просились дружить с ним, и он придумывал для них интересные игры и забавы и водил их за город, а я не мог ходить и играть с ними, я лежал целыми днями в кухне на лавке. Правда, Юнатан обо всем рассказывал, когда приходил домой, обо всем, что он делал, и обо всем, что видел, слышал или читал. И он мог сидеть возле меня на лавке и рассказывать сколько угодно, рассказывать без конца. Юнатан тоже спал в кухне на раскладной кровати, он вынимал ее из гардероба по вечерам. Но даже очень поздно, уже лежа, он все рассказывал и рассказывал мне сказки и разные истории, пока мама не кричала из комнаты: «Мальчики! Да угомонитесь же! Калле нужно спать!»

Но попробуй–ка засни, когда все кашляешь да кашляешь.

Иной раз прямо посреди ночи Юнатан вставал и грел мне воду. Я пил ее с медом, чтобы смягчить горло. Да, Юнатан был добрым

В тот вечер, когда я узнал, что умру, и очень испугался, он просидел возле меня несколько часов, и мы говорили о Нангияле тихо–тихо, чтобы не услышала мама. Она по вечерам шила и долго не ложилась спать, швейная машина стоит как раз в ее комнате – разве я не говорил, что у нас одна только комната да кухня? Дверь была приоткрыта, мы слышали, как мама напевает свою любимую песню про матроса, который далеко в море, наверное, она думала в это время о папе. Я не знаю песню наизусть, помню только слова:

 
Я погибну в море, друг мой нежный,
но не плачь, может быть,потом
ослепительно белоснежный
тихий голубь влетит в твой дом.
На окошко сядет, воркуя,
и, ласкаясь, слетит на грудь.
С неба душу мою живую
допусти к себе отдохнуть.
 

По–моему, это очень красивая и очень печальная песня, но Юнатан засмеялся, когда услышал ее, и сказал:

– Слушай, Сухарик, может, и ты как–нибудь соберешься ко мне. Из Нангиялы. И сядешь белоснежным голубком вон там, на подоконник. Уж будь так добр, не забудь.

Я в это время закашлялся, он приподнял меня и прижал к себе – как всегда, когда мне было совсем плохо, – а потом запел:

 
На окошко сядешь, Сухарик,
и, ласкаясь, слетишь на грудь.
С неба душу твою живую
я приму к себе отдохнуть.
 

И только тут я подумал, каково мне придется в Нангияле без Юнатана. Как тоскливо мне будет без него. И что толку от всех этих сказок и приключений, если я окажусь среди них один. Да я же просто растеряюсь и не придумаю, что мне делать.

– Я не хочу туда, я хочу быть, где ты, Юнатан!

– Глупыш. Я ведь тоже прилечу в Нангиялу, – успокаивал он меня. – Немного погодя …

– Вот именно – погодя, – хныкал я, – Ты, может, будешь жить и жить, пока тебе не исполнится девяносто лет, и все это время я буду один.

Но Юнатан сразу же объяснил мне, что время в Нангияле не такое, как на земле. И, проживи он дома до девяноста лет, мне все равно покажется, что не прошло и двух дней. Время там особенное, не такое, как у нас.

– А два дня ты выдержишь и один, – продолжал он, – Будешь лазать по деревьям, разжигать костры в лесу или удить рыбу в речке. Ты ведь всегда об этом мечтал? И как раз, когда вытянешь окуня, прилечу я, и ты, наверное, скажешь: «Что за оказия? Ты уже здесь, Юнатан?»

Я подумал, что два дня я как–нибудь выдержу, перестал плакать и сказал ему:

– Но все–таки лучше, чтобы ты оказался там заранее.

Чтобы это ты сидел там, у речки, удил рыбу и ждал меня.

С этим Юнатан согласился. Он замолчал, долго глядел на меня, и я понял: ему тоже невесело. А потом он сказал тихо и серьезно:

– Но на самом–то деле жить здесь придется мне. Без моего Сухарика. Может, все девяносто лет.

Вот как мы тогда думали!

Глава 2

Сейчас я подхожу к самому трудному. К тому, о чем не в силах даже думать. И не могу не думать.

Юнатан! Мне кажется, что он до сих пор со мной, что он по–прежнему сидит возле меня вечерами, ходит в школу, играет с ребятами во дворе, греет для меня ночью воду … Но нет, все теперь не по–прежнему … совсем не так.

Юнатан уже в Нангияле.

Мне трудно, я не могу, нет, я не в силах даже рассказывать. Вот что было напечатано тогда в газете:

«Необычайной силы пожар, разразившийся вчера вечером в нашем городе, сровнял с землей одно из многоэтажных деревянных строений квартала Факельросен и вызвал трагическую потерю человеческой жизни. Тяжело больной 10–летний мальчик Карл Лев находился в момент загорания один в квартире на третьем этаже. Несколько минут спустя к дому прибыл подоспевший из школы брат мальчика, 13–летний Юнатан Лев. Он сразу ринулся в объятое пламенем здание. Еще мгновение – и нижний пролет лестницы превратился в море бушующего огня, отрезанным же от выхода не оставалось ничего иного, как искать спасения через окно. Многочисленные очевидцы трагедии, столпившиеся во дворе, с замиранием сердца наблюдали, как – летний юноша, уже ощущая за спиной дыхание пламени, взял брата на плечи и бес страшно прыгнул вниз. При ударе о землю он получил тяжкие увечья и скоропостижно скончался. Младший же брат, защищенный его телом, напротив, не пострадал совсем. Мать обоих мальчиков – она швея – находилась во время происшествия у заказчицы и, узнав о постигшем ее несчастье, впала в обморочное состояние. Причины пожара выясняются».

На другой странице газеты тоже было напечатано о Юнатане. Вот что писала его школьная учительница:

«Милый Юнатан Лев, не правильнее ли было называть тебя Юнатан Львиное Сердце? Если бы ты был жив, то, на верное, вспомнил, как мы читали в учебнике по истории о храбром английском короле Ричарде Львиное Сердце. Ты бы вспомнил, как сказал тогда: «И представить невозможно, каким же нужно быть храбрым, чтобы о тебе потом написали в учебнике по истории, мне таким никогда не стать». Милый Юнатан, даже если о тебе не напишут в учебниках по истории, в решительный момент ты оказался настоящим храбрецом, ты – герой, не хуже всех других. Твоя старая учительница никогда не забудет тебя. Твои товарищи долго будут пом нить о тебе. Наш класс опустел без веселого, славного Юнатана. Увы, те, кого любят боги, умирают юными. Покойся в мире, Юнатан Львиное Сердце!

Грета Андерсон».

Вообще–то она порядочная зануда, эта Юнатанова учительница. Но она любила его, ведь Юнатана любили все. И она хорошо придумала про Львиное Сердце, по–настоящему хорошо.

Наверное, не было человека во всем городе, кто бы не оплакивал Юнатана и не думал про себя, что лучше бы вместо него умер я. По крайней мере так считали все тетки, что вечно толкутся у нас со своими отрезами, кружевами и всякой дрянью. Проходя через кухню, они поглядывают на меня и вздыхают. «Бедная фру Лев! И надо же, чтобы несчастье случилось с таким замечательным юношей, как Юнатан» так говорят они. Или еще что–нибудь в этом роде.

Мы живем теперь в соседнем доме. Точно в такой же квартире, как наша прежняя, хотя на этот раз на нижнем этаже. В городской богадельне нам выделили подержанную мебель, и еще кое–что дали мамины тетки. И я лежу точно на такой же лавке, как прежде. Да и все вокруг почти так же, как прежде. И все по–другому. Без Юнатана. Никто не сидит возле меня по вечерам и не рассказывает разные истории, мне так тоскливо, что от этого даже больно в груди, я лежу и все время шепчу про себя последние слова Юнатана. Он сказал их перед тем, как умер. Когда мы с ним лежали на земле. Он лежал лицом вниз, но кто–то подошел и перевернул его. Из уголка рта у него бежала кровь. Но было видно, как он силился улыбнуться, и наконец ему удалось выговорить: «Не плачь, Сухарик, мы увидимся в Нангияле».

Больше он ничего не сказал, закрыл глаза, подошли люди и унесли его.

Что было затем, я бы и из памяти хотел выкинуть. Но страшное и злое забыть не так–то просто. Помню, я все лежал на лавке и думал о Юнатане, пока голова у меня не начинала раскалываться. Я так тосковал по нему. И еще я боялся: а вдруг его рассказы про Нангиялу – неправда? Вдруг это всего–навсего одна из удивительных историй, которые Юнатан любил придумывать? Да, и еще в эти дни я много плакал.

Но потом Юнатан появился и успокоил меня. Да, да, он появился, и как же это было здорово! Все сразу стало, как прежде. Он догадался там, в Нангияле, каково мне тут, и решил, что неплохо бы меня немного поддержать. Поэтому–то он и оказался здесь снова, и теперь я уже не тоскую, как раньше, теперь я только жду.

Это произошло на днях, вечером. Я был дома один, лежал и плакал и не могу описать, каким я себе казался разнесчастным, больным и отчаявшимся. Окно кухни было открыто настежь, ведь стояли как раз те самые прекрасные теплые вечера, какие бывают весной. До меня доносил ось воркование голубей. Здесь, на заднем дворе, их полным–полно, и весной только и слышишь, как они воркуют.

Тут оно и случилось.

И хотя я лежал, уткнувшись лицом в подушку, и плакал, но все равно услышал воркование совсем рядом и, когда поднял голову, увидел: на подоконнике сидит голубь и смотрит на меня своими умными глазами. И не просто голубь, за метьте, а белоснежный, не серый, как остальные во дворе. Белоснежный голубь! Вы и представить себе не можете, что я почувствовал, когда увидел его. Ведь все получалось, как в той песне: «Тихий голубь влетит в твой дом».

Я хотел сказать что–то и не смог. Я лежал и слушал и в воркование голубя, или за воркованием, или уж не знаю как, услышал голос Юнатана. Хотя звучал он необычно. Словно кухню до краев наполнил тихий–тихий шепот. Стало страшно, как в сказке, и любой на моем месте испугался бы, но я–то не испугался! Наоборот, я обрадовался и готов был прыгать от радости до потолка. Ведь то, что я услышал, было просто замечательно!

Да, да, про Нангиялу все оказалось правдой. Все! Юнатан хотел, чтобы я поторопился, потому что в Нангияле было так хорошо, что и сказать нельзя. Подумать только, он и появиться там не успел, а его уже ждал дом, да, да, не квартира, а свой собственный дом, даже скорее усадьба. Она очень старая, рассказывал Юнатан, и называется Рыцарское подворье, а стоит она в Вишневой долине, ну не здорово ли все это! И представьте себе, первое, что он увидел, когда подошел к Рыцарскому подворью, была маленькая зеленая табличка на калитке с четко выведенной надписью «Братья Львиное Сердце».

– А это значит, что и ты будешь жить тaм, – сказал Юнатан.

Надо же, в Нангияле меня тоже будут называть Львиное Сердце. Я ужасно обрадовался: ведь, конечно же, я хочу, что бы нас с Юнатаном называли одинаково, пусть я и не такой храбрый, как он.

– Прилетай поскорее, – сказал напоследок Юнатан. – Если не застанешь меня дома в Рыцарском подворье, не пугайся, значит, я внизу на речке с удочкой.

И все смолкло, голубь замахал крыльями и полетел. Прямо над крышами. Обратно в Нангиялу.

А я лежу, как раньше, на лавке и только жду, когда полечу за ним. Наверное, найти дорогу будет не очень трудно. Юнатан сказал, что это совсем нетрудно. На всякий случай я записал адрес:

Нангияла

Вишневая долина

Рыцарское подворье Братья Львиное Сердце

Уже два месяца, как Юнатан живет там один. Два долгих страшных месяца я здесь без него. Но скоро я тоже буду в Нангияле. Скоро, скоро я тоже полечу туда. Может быть, даже этой ночью. Надо оставить на кухонном столе записку для мамы, чтобы она нашла ее, когда встанет рано утром.

Вот что я напишу: Не плач мама! Мы увидимся в Нангияле!

Глава 3

И вот это случилось. То удивительное, чего со мной никогда не бывало. Я и опомниться не успел, как стоял перед калиткой и читал надпись на табличке: «Братья Львиное Сердце». Как я сюда попал? Долго ли летел? Как нашел дорогу, ни кого не спрашивая? Не знаю. Знаю только, что вдруг оказался перед калиткой, на которой были написаны наши имена.

Я позвал Юнатана. Я позвал его несколько раз, но он не откликнулся. Тогда я вспомнил: он же на речке удит рыбу.

Я побежал. По узенькой тропинке вниз к речке. Я бежал и бежал – и там внизу на мостике сидел Юнатан. Мой брат! Он сидел там, и его волосы блестели на солнце. И, как бы я ни старался, не могу описать, что почувствовал, когда увидел его снова.

А он и не заметил меня. Я попробовал крикнуть: «Юнатан!», но, наверное, я плакал, и получилось только слабое визжание. Но его–то Юнатан услышал. Он поднял голову. Сначала он как будто меня не узнал. Но потом тоже вскрикнул, выронил удилище, бросился ко мне и вцепился в рубашку, словно не верил, что это на самом деле я. А я тихо заплакал – хотя почему заплакал? – но ведь я так тосковал по нему все это время.

А Юнатан, наоборот, засмеялся, и так мы стояли, обнявшись, на склоне холма, счастливые до невозможности оттого, что снова оказались вместе.

И тогда Юнатан сказал:

– Ну вот, Сухарик Львиное Сердце, наконец–то ты здесь.

Сухарик Львиное Сердце – ну что за нелепица, мы так и прыснули от смеха. Мы смеялись все громче и громче, будто не слышали ничего смешнее на свете, хотя на самом–то деле нам просто хотелось смеяться – ведь мы были так счастливы и внутри у нас все словно кипело. Насмеявшись до слез, мы стали бороться, упали в траву и покатились вниз, но все смеялись и смеялись и наконец досмеялись до того, что ухну ли в речку, но и тогда не перестали смеяться и чуть от этого не утонули.

Но мы не утону ли, мы поплыли. Раньше я совсем не умел плавать, хотя мечтал научиться. И вдруг взял и поплыл. Я плыл и плыл. И так ловко, словно плавал всю жизнь.

– Юнатан, я плыву! – крикнул я.

– Конечно, плывешь, – отозвался Юнатан.

А я вдруг заметил еще кое–что:

– Юнатан, я больше не кашляю!

– Конечно, не кашляешь, – сказал он. – Ты теперь в Нангияле.

Я еще поплавал в свое удовольствие, а потом вылез на мостик. Одежда на мне вымокла до нитки, с нее ручьями бежала вода, а брюки прилипали к ногам. Тут–то я и понял, что со мной произошло. Верьте не верьте, но ноги у меня стали совершенно прямыми, точно как Юнатановы.

Я подумал, а может, я и красивым стал, и спросил у Юнатана, как он считает.

– Поглядись в зеркало, – посоветовал он. Я догадался, что он говорит про речку, ведь вода в ней была гладкая и блестящая. Я лег на живот, свесил голову с мостика, увидел свое отражение, но не заметил, чтобы красоты во мне хоть немного прибавилось. Юнатан подошел, лег рядом, и мы долго смотрели вниз на братьев Львиное Сердце: на Юнатана синеглазого с пышными золотыми волосами и тонким лицом и на меня – с моим остреньким рыльцем и жидкими патлами.

– Не … не вижу, чтоб я стал красивее, – сказал я.

Но Юнатан считал, что я сильно изменился.

– Главное, сейчас у тебя очень здоровый вид, – добавил он.

Я напряг как следует мускулы и почувствовал, что каждая частичка во мне здорова и словно бы радуется жизни, а тогда зачем мне еще красота? Ведь и так все тело будто смеялось.

Мы еще долго лежали, грелись на солнце и смотрели вниз на мальков, что ходили под мостиком туда и сюда. Потом Юнатану захотелось домой, и мне захотелось тоже, ведь любопытно было взглянуть на это Рыцарское подворье, где теперь я должен был жить.

Юнатан пошел вперед по тропинке, поднимавшейся к усадьбе, а за ним на своих новых, замечательно прямых ногах зашагал я. И на ходу то и дело поглядывал вниз и удивлялся, как ловко эти ноги двигаются. Но потом, когда мы почти взобрались наверх, я случайно обернулся назад. И тут … тут я в первый раз увидел Вишневую долину! И какую долину! Белую–белую от цветущих вишен и зеленую – от зеленой-презеленой травы! И еще … через все это белое и зеленое серебряной лентой вилась речка. Как я не видел долины раньше? Может, потому, что смотрел только на Юнатана. Но теперь я остановился как вкопанный и увидел, какая она прекрасная. А потом сказал Юнатану:

– Наверное, это самая красивая долина на земле?

– Да, хоть и не на земле, – ответил он, и я вспомнил, что мы теперь в Нангияле. Со всех сторон Вишневую долину окружали горы, и они тоже были красивы. По их склонам сбегали ручьи, с круч обрывались водопады, и отовсюду до нас доносился звон, потому что была весна.

Даже дышалось здесь по–другому. Воздух долины хоте лось пить, такой он был чистый и свежий.

– Такого бы воздуху с пару кило в наш город, – сказал я, вспомнив, как задыхался на своей лавке, как мне воздуха не хватало.

Но здесь его было полно, и я жадно глотал его и никак не мог наглотаться. Юнатан даже посмеялся надо мной:

– Не очень–то увлекайся, Сухарик! Оставь на мою долю. Тропинку, по которой мы шли, запорошило белым цветом вишен, лепестки виднелись везде – на деревьях и в воз духе, они кружились над нами, падали на одежду и застревали в волосах, но мне это даже нравилось, ведь я люблю узкие белые тропинки, правда люблю.

Наконец дорожка привела нас к Рыцарскому подворью и калитке с зеленой табличкой.

– «Братья Львиное Сердце», – прочитал я вслух. Неужели мы будем здесь жить?

– А как же! Смотри, Сухарик, правда здорово?

Еще бы не здорово! Я понимал, почему Юнатану здесь нравится. Лучшего места, чтобы жить, я бы и сам не приду мал.

Перед нами стоял старый белый дом, совсем небольшой, с крашеными зелеными наличниками и дверью. Вокруг него в зеленой траве росли маргаритки, первоцвет .и дикий мин даль, над которыми пышно цвели несколько вишневых деревьев и кусты сирени. А всю лужайку с домом окружала каменная ограда, невысокая серая стена, увитая розовой повиликой. Ее и перепрыгнуть–то ничего не стоило, но любой, кто входил через калитку, сразу чувствовал: все–таки стена защищает тебя – здесь было спокойно, здесь ты был у себя дома.

Собственно, дом–то был не один, скорее два дома, хотя второй больше походил на конюшню или что–то в этом роде. Дома стояли под углом друг к другу, и как раз в том месте, где сходились, я увидел скамью – старую–престарую, прямо таки допотопную. И очень уютную. Да что там говорить, весь уголок между домами выглядел уютным и приветливым! Так и тянуло присесть на скамью и немного помечтать, или поболтать с кем–нибудь, или просто смотреть отсюда на птиц, или попить соку, а то придумать еще что …

– Здесь мне нравится, – сказал я Юнатану. – А в доме так же хорошо?

– Пойдем, сам увидишь, – ответил он. Юнатан уже вступил на порог, но как раз тут послышалось ржание. Да, да, со всем рядом ржали кони!

– Нет, все–таки заглянем сначала в конюшню, улыбнулся брат и пошел ко второму дому, а я вприпрыжку побежал за ним, да и как тут не побежать!

Я точно угадал, это и вправду была конюшня, и в ней стоя ли две красивые гнедые лошади. Когда мы входили через во рота, они повернули к нам головы и снова заржали.

– Их зовут Грим и Фьялар, – сказал Юнатан. – Угадай, какой из коней твой?

У меня просто дух захватило.

– Не шути, Юнатан, – взмолился Я, – не смейся надо мной! Я все равно не поверю, что у меня может быть свой собственный конь.

Но Юнатан сказал, что в Нангияле без коня не обойтись.

– Без коня в Нангияле пропадешь, – объяснял он. Здесь всё время приходится ездить, и иногда очень далеко.

Ничего прекраснее я в жизни не слышал. Значит, и у меня в Нангияле должна быть лошадь – а я ужасно люблю лошадей! Знаете, какой нежный у них нос, трудно даже представить, что на свете может быть что–то такое нежное!

И вот пара удивительно красивых лошадей стоит у нас в конюшне! На лбу у Фьялара светилась белая звездочка, а в остальном кони совсем не отличались друг от друга.

– Наверное, это Грим мой, – сказал я, ведь Юнатан про сил меня угадать.

– Попал пальцем в небо, – усмехнулся он. – твой конь – Фьялар.

Я позволил Фьялару обнюхать меня, похлопал его по холке и ничуть не боялся, хотя в жизни не притрагивался к лошади. Мне с самого начала понравился он, да и я ему тоже понравился, по крайней мере, так мне показалось.

– Еще у нас есть кролики, – сказал Юнатан. – В клетке за конюшней. Но на них мы посмотрим потом.

– Да? Ну уж нет!

– Я хочу к ним сейчас же! – закричал я. Мне ведь всегда хотелось кроликов, а дома, в городе, их негде держать.

Я мигом забежал за конюшню, и там в клетке вправду сидели кролики – целых три – и жевали листья одуванчика.

– Все–таки непонятно, – сказал я потом Юнатану. – Здесь, в Нангияле, сбывается все, о чем ты мечтал.

– Я же тебе говорил, – ответил Юнатан. Он и в самом деле говорил об этом еще дома, в нашей кухне, сидя возле меня на лавке. И вот теперь, когда это оказалось правдой, я очень обрадовался.

Есть вещи, которые не забываются. Никогда, никогда не забуду я наш первый просто чудесный вечер в Рыцарском подворье, как я снова лежал и разговаривал перед сном с Юнатаном. Мы опять, как прежде, спали на кухне. Хотя эта кухня совсем не походила на нашу прежнюю. Кухня в Рыцарском подворье была, наверное, страшно старинная, с грубы ми балками на потолке и большой открытой печкой. И какой печкой! Она занимала целую стену, и готовить на ней обед приходилось прямо над огнем, как делали в незапамятные времена. А посередине кухни громоздился здоровенный стол, в жизни не видел такого громадного. По бокам его тянулись длинные скамьи, за таким столом могли бы обедать человек двадцать сразу, и никому из них не было бы тесно.

– Мы будем жить тут, – сказал Юнатан, – а мама когда нибудь займет комнату.

Комната и кухня – вот и весь дом в Рыцарском подворье, но к большему мы не привыкли, да нам и не требовалось ничего больше. И так здесь было в два раза просторнее, чем дома в городе ..

Да, дома! Я рассказал Юнатану про записку, которую оставил маме на кухонном столе.

– Я написал ей, что мы увидимся в Нангияле. Хотя кто знает, когда она тут появится.

– Да, очень может быть, что нескоро, – ответил Юнатан. – Но комната у нее будет отличная, если захочет, она на ставит в ней хоть десять швейных машин.

Угадайте, что я люблю больше всего на свете? Ну конечно же, лежать на старомодной лавке в старомодной древней кухне, разговаривать с Юнатаном и смотреть, как отблески огня перебегают по стенам, а в окно кивает длинная ветка вишни. Потом пламя в печке понемножку съеживается, пока от него не остаются яркие угли, в углах кухни темнеет, меня все больше клонит в сон, я лежу спокойно и не кашляю, а Юнатан рас сказывает мне всякие истории. Он все говорит и говорит, и под конец я уже ничего не понимаю, слышу только его голос, как тот шепот дома, и тогда я засыпаю. Да, вот что я люблю больше всего на свете, а ведь так все и было в наш первый вечер в Рыцарском подворье, и поэтому мне не забыть его никогда.