Текст книги "Zealot. Иисус: биография фанатика"
Автор книги: Аслан Реза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
У Луки Иисус появляется на свет в Вифлееме не потому, что он действительно там родился, но в соответствии со словами пророка Михея: «И ты, Вифлеем… из тебя произойдет Мне Тот, Который должен быть Владыкою в Израиле» (Мих. 5. 2). Лука подразумевает, что Иисус – это новый царь Давид, возведенный на трон Господень, чтобы править Землей Обетованной. Попросту говоря, евангельские тексты о детстве Иисуса не являются историческими повествованиями и не должны были так восприниматься. Это богословские заявления о том, что Иисус является помазанником Божьим. Потомком царя Давида. Обещанным мессией.
ЭтотИисус – вечный логос, давший начало всему сущему, Христос, восседающий по правую руку от Господа, – и это он лежал в пеленках в простых яслях в Вифлееме и вокруг него собирались пастухи и волхвы, принесшие дары с востока.
Но настоящий Иисус – это бедный иудейский простолюдин, родившийся между 4 г. до н. э. и 6 г. н. э. в беспокойной Галилее. Этого младенца ищите за потрескавшимися глинобитными стенами домов в селении Назарет.
Глава четвертая
Четвертая философия
О Назарете того времени, когда Иисус появился на свет, мы знаем, что плотнику там делать было нечего. В конце концов, именно так традиция определяет его род занятий – tekton,то есть плотник или строитель, хотя стоит сказать, что в Новом Завете это утверждается лишь единожды (Мк. 6. 3). Если слова Марка соответствуют истине, то, как ремесленник и поденщик, Иисус принадлежал к самому низшему слою сельского населения Палестины I века, ниже стояли только нищие и рабы. В просторечии римляне использовали слово tektonдля обозначения необразованных и неграмотных простолюдинов, каковым, вполне вероятно, и был Иисус.
Неграмотность в Палестине того времени была чрезвычайно распространенным явлением, особенно среди бедняков. По оценкам исследователей, около 97 процентов иудейского сельского населения не умели ни читать, ни писать, но такая цифра не вызывает особого удивления, когда речь идет об обществах с преобладанием устной культуры, подобных тому, в котором жил Иисус. Безусловно, Писание играло важнейшую роль в жизни иудеев. Однако преобладающее большинство современников Иисуса, по-видимому, владели древнееврейским языком только на самом элементарном уровне, которого едва хватало для понимания тех текстов, которые они слышали в синагоге. Это был язык писцов и знатоков закона – язык учености. Простолюдины, подобные Иисусу, должно быть, испытывали большие трудности при общении на этом языке, даже в его разговорном варианте, и поэтому многие тексты были переведены на арамейский, который был для этих людей – и для Иисуса – основным. Возможно, Иисус владел основами греческого языка, lingua francaРимской империи (по иронии судьбы, латинский язык реже всего использовался на землях, завоеванных Римом), которых хватало для ведения дел с заказчиками, но было явно недостаточно для проповеди. Единственными иудеями, способными свободно общаться на греческом языке, были представители эллинизированной элиты из окружения Ирода, жреческая аристократия Иудеи и более образованные евреи диаспоры, но никак не галилейские крестьяне и поденщики.
Но на каких языках ни говорил бы Иисус, у нас нет оснований считать, что он умел читать или писать хотя бы на одном из них, даже на арамейском. Рассказ Луки о двенадцатилетнем Иисусе, спорящем с книжниками и фарисеями о тонкостях Писания (Лк. 2. 42–52), или его же описание Иисуса, читающего свиток Исайи в синагоге Назарета (которой никогда не существовало) к изумлению всех присутствующих (Лк. 4. 16–22), являются фантазиями самого евангелиста. У Иисуса не могло быть доступа к тому уровню образования, который был необходим, чтобы рассказ Луки можно было считать хотя бы отчасти достоверным. В Назарете не было школ для крестьянских детей. То образование, которое имел Иисус, он скорее всего получил в семье и, учитывая его занятия, оно должно было быть направлено главным образом на овладение ремеслом отца и братьев.
То, что у Иисуса былибратья, является неоспоримым фактом, вопреки католической доктрине о вечной непорочности его матери Марии. Об этом неоднократно упоминается в евангелиях и посланиях апостола Павла. Даже Иосиф Флавий упоминает об Иакове, брате Иисуса, который после смерти Иисуса станет самым влиятельным лидером ранних христиан. Нет ни одного здравого аргумента против того, что семья Иисуса была большой и включала по меньшей мере четырех его братьев, имена которых – Иаков, Иосиф, Симон, Иуда – упоминаются в евангелиях, и нескольких сестер, которые тоже упомянуты, но, к сожалению, не названы по именам.
Намного меньше известно об отце Иисуса, Иосифе, который исчезает из евангельских текстов сразу после окончания повествования о детстве Иисуса. Общепринятое мнение таково, что Иосиф умер, когда Иисус был еще ребенком. Но есть и те, кто считает, что такого человека вообще не существовало, что его выдумали Матфей и Лука (только двое из евангелистов упоминают Иосифа), чтобы объяснить куда более спорную идею – рождение от девы.
С другой стороны, тот факт, что и Матфей, и Лука, которые, по общепринятому мнению, не знали ничего о работе друг друга, рассказывают о непорочном зачатии в соответствующих местах своих текстов, говорит о том, что эта часть традиции сложилась довольно рано, возможно, еще до появления первого евангелия, от Марка. С другой стороны, за исключением рассказа о детстве Иисуса у Матфея и Луки, в Новом Завете больше нигде нет даже намека на нее: ни у евангелиста Иоанна, который представляет Иисуса как божественную сущность неземного происхождения, ни у Павла, который считает его воплощением Бога в буквальном смысле слова. Такое молчание текстов привело к обширным дискуссиям о том, не был ли сюжет с непорочным зачатием изобретен, чтобы скрыть неудобную правду о происхождении Иисуса, а именно то, что он был рожден вне законного брака.
На самом деле, это очень старый аргумент, его выдвигали еще самые первые противники христианства. Цельс, автор II века н. э., излагает скандальную историю, которую он якобы слышал от одного палестинского еврея: в этой версии мать Иисуса забеременела от солдата по имени Пантера. Рассказ Цельса настолько полемичен, что его нельзя принимать всерьез. Однако он свидетельствует о том, что меньше чем через сто лет после смерти Иисуса по Палестине ходили слухи о его незаконном рождении. Они могли иметь место и при жизни Иисуса. Когда он начал свою первую проповедь в родном Назарете, среди его соседей раздался ропот, а один из них спросил напрямую: «Не сын ли он Марии?» (Мк. 6. 3) Это поразительное заявление, которое нельзя оставить без внимания. В Палестине назвать старшего сына в семье по имени матери – то есть Иисус бар Мария,а не Иисус бар Иосиф– было делом не просто необычным, а вопиющим. Как минимум, это было нарочито пренебрежительное высказывание с настолько явным подтекстом, что в более поздних редакциях евангельского текста Марка пришлось вставить фразу «сын плотника и Марии».
Еще большей загадкой является семейное положение Иисуса. Хотя в Новом Завете нет свидетельств о том, был ли он женат, для тридцатилетнего иудея той эпохи не иметь жены было попросту немыслимо. Безбрачие было чрезвычайно редким явлением в Палестине I века. Некоторые секты, в частности уже упоминавшиеся ранее ессеи, а также так называемые «терапевты», практиковали обет безбрачия, но это были фактически монашеские общины; они не только отказывались от создания семьи, но и отграничивались от мира полностью. Иисус ничего подобного не делал. Но хотя предположение о том, что он был женат, выглядит заманчиво, нельзя игнорировать тот факт, что нигде, ни в одном из текстов, написанных о нем – от канонических и гностических евангелий до посланий апостола Павла и полемических сочинений иудейских и языческих противников христианства, – нигде нет ни одного слова о его жене или детях.
В конце концов, о раннем периоде жизни Иисуса в Назарете говорить попросту невозможно. Причина в том, что до тех пор пока Иисус не был провозглашен мессией, а оставался иудеем-простолюдином из незначительной деревушки в Галилее, никому не было никакого дела до того, какое у него было детство. А после того, как он стал мессией, имели значение только те стороны его младенчества и детства, которые могли пригодиться для подкрепления богословских умозаключений того или иного автора. К худу ли, к добру ли, но единственный ключ к биографии реального Иисуса можно найти не в историях, которые рассказывались о нем после его смерти, а скорее в той немногочисленной информации, которую мы можем собрать, рассматривая его жизнь как часть жизни большой семьи плотников/строителей, пытавшихся свести концы с концами и выжить в скромном галилейском селении Назарет.
Трудность состоит в том, что Назарет был царством глины и кирпича. Самые сложные постройки, при всей своей убогости, сооружались из камня. В перекрытиях были деревянные балки, и уж конечно двери делались из дерева. Некоторые жители Назарета, вероятно, могли позволить себе иметь деревянную мебель – стол и пару табуреток, – и хватало таких, кто имел деревянное ярмо или плуг, необходимые для обработки скромных участков земли. Но даже если предположить, что слово tektonозначало ремесленника, которые занимался всеми видами строительного ремесла, сто обедневших семей из Назарета, достаток которых едва поднимался над прожиточным минимумом, никак не могли обеспечить необходимым количеством работы семью Иисуса. Как большинству ремесленников и поденщиков, Иисусу и его братьям, вероятно, приходилось уходить в большие города в поисках работодателей. К счастью, на расстоянии всего лишь одного дня пути от Назарета находился один из самых больших и богатых городов Галилеи – ее столица Сепфорис.
Сепфорис был красивым и современным городским центром, настолько же богатым, насколько был беден Назарет. Если в Назарете не было ни одной мощеной дороги, широкие улицы Сепфориса были выложены полированными каменными плитами и застроены двухэтажными домами с открытыми двориками и отдельными цистернами для воды, вырубленными в скальной породе. Жители Назарета пользовались одной-единственной общей баней. В центре Сепфориса сходились два акведука, обеспечивавших водой просторные термы и публичные уборные, обслуживавшие практически все население, то есть около сорока тысяч человек. В городе были римские виллы и дворцы с красочными мозаиками, изображавшими обнаженных охотников, женщин с гирляндами и корзинами фруктов, юных танцоров и музыкантов. Римский театр в центре Сепфориса вмещал сорок пять сотен зрителей, а сложная сеть дорог и торговых путей соединяла столицу с другими городами Галилеи, превращая ее в средоточие культуры и торговли.
Хотя Сепфорис был преимущественно иудейским городом, о чем свидетельствуют синагоги и ритуальные бассейны, найденные археологами, это был совершенно иной, по сравнению со всей остальной Галилеей, слой общества. Иудеи Сепфориса – богатые, открытые миру, испытавшие на себе сильное влияние греческой культуры, жившие в окружении иных народов и религий – были продуктом социальной революции, проведенной Иродом. Это были нувориши, поднявшиеся до высот власти после истребления старой жреческой аристократии. Сам город на протяжении долгих лет был крупнейшим ориентиром; он занимает второе место после Иерусалима по частоте упоминаний в раввинской литературе. При династии Хасмонеев Сепфорис был административным центром Галилеи. В правление Ирода Великого он стал важным военным аванпостом, где хранилось оружие и провизия для войск. Но только после того как Ирод Антипа, сын Ирода Великого, выбрал город столицей своей тетрархии (вероятно, это случилось на рубеже I века н. э.), Сепфорис стал известен по всей Палестине как «украшение Галилеи».
Подобно своему отцу, Антипа питал страсть к крупномасштабным строительным проектам, и Сепфорис стал для него чистой доской, на которой можно было начертить город своей мечты. Это стало возможным потому, что когда Антипа (и когорта римских солдат вслед за ним) прибыл в Сепфорис, тот уже не был центром Галилеи, как при его отце. Это была груда камней и тлеющих углей: так Рим наказал участников восстаний, вспыхнувших по всей Палестине после смерти Ирода Великого в 4 г. до н. э.
Ирод оставил после себя отнюдь не только разгневанную чернь, жаждавшую отомстить его друзьям и союзникам. После его смерти осталась еще и толпа безработных бедняков, которые пришли в Иерусалим из деревень, чтобы строить дворцы и театры Ирода. Его активное градостроительство, и особенно проект по расширению Храма, обеспечивало работой десятки тысяч крестьян и поденных работников, многим из которых пришлось уйти со своей земли из-за засухи, неурожая или, что случалось нередко, из-за настойчивости сборщика налогов. Но с окончанием строительного бума в Иерусалиме и завершением Храма незадолго до смерти Ирода эти люди внезапно оказались безработными и были выдворены из города искать пропитание в другом месте. В результате массового оттока населения назад в сельскую местность она вновь превратилась в рассадник революционной активности, как это было до того, как Ирод стал царем.
Примерно в это время в Галилее появилась новая и гораздо более грозная группа разбойников, возглавляемая харизматичным бунтарем по имени Иуда Галилеянин. Традиция говорит о том, что он был сыном известного главаря мятежников Езекии, несостоявшегося мессии, которого Ирод взял под стражу и обезглавил сорока годами ранее, в ходе своей кампании по очистке страны от бандитской угрозы. После смерти Ирода Иуда Галилеянин объединил свои силы с людьми загадочного фарисея по имени Саддук и положил начало совершенно новому движению, которое Иосиф Флавий назвал «четвертой философской школой», чтобы отличать ее от других трех «школ» – фарисеев, саддукеев и ессеев. Последователей этой «четвертой философии» отличала от остальных непоколебимая преданность идее освобождения Израиля от иноземного господства и упорное стремление не служить никому, кроме единого Бога, пусть даже ради этого им пришлось бы умереть. Для веры такого типа существовал четкий термин, который был понятен всем благочестивым иудеям независимо от их политических взглядов и который они охотно применяли к себе: «ревность» (греч. дзелос,отсюда – «зелот»).
Это понятие подразумевало строгое соблюдение Торы и Закона, отказ повиноваться любому иноземному господину – вообще служить кому-либо из людей – и бескомпромиссную преданность всевышнему Богу. Ревновать о Боге означало идти по пылающим следам пророков и героев прошлого, мужчин и женщин, которые не признавали никого равным Ему, которые не склонялись ни перед кем из правителей, кроме Царя, и которые были беспощадны к идолопоклонникам и нарушителям Божьего закона. Сама земля Израиля была приобретена через ревность, поскольку именно ревностные воины Господа очистили ее от всех чужеземцев и язычников, как повелел Бог. «Приносящий жертву богам, кроме одного Господа, да будет истреблен» (Исх. 22. 20).
Многие иудеи, жившие в I веке в Палестине, стремились жить с таким рвением, каждый на свой манер. Но были и такие, кто, желая сохранить свои ревнительские идеалы, были полны решимости при необходимости прибегнуть к крайним проявлениям насилия, причем не только против римлян и язычников, но и против своих соотечественников-иудеев, которые дерзнули подчиниться Риму. Таких людей называли зелотами(«ревнителями»).
Этих зелотов не следует путать с членами группировки зелотов, которая появится примерно шестьдесят лет спустя, после Иудейского восстания 66 г. н. э. При жизни Иисуса «ревнительство» не означало четкой принадлежности к секте или политической группировке. Это была идея, стремление, разновидность благочестия, тесно связанная с широко массовыми апокалиптическими ожиданиями, охватившими иудейское общество после римского завоевания. У людей, особенно у земледельцев и благочестивых бедняков, набирало силу чувство, что близится конец существующего мира и новый, божественный порядок вот-вот явит себя. Царство Божие было совсем рядом. Все говорили о нем. Но власть Бога могла быть установлена только с помощью тех, у кого есть рвениебороться за нее.
Подобные идеи существовали задолго до того, как появился Иуда Галилеянин. Но он, возможно, был первым лидером, который смешал разбойников и ревнителей в единую революционную силу, сделав сопротивление Риму религиозным долгом, возложенным на каждого иудея. Именно его пылкая решимость сделать все, что бы ни потребовалось, для избавления иудеев от иноземной власти и очищения израильской земли во имя Господа превратила «четвертую философию» в образец ревностного сопротивления для тех многочисленных мятежников и бунтарей, которые через несколько десятилетий объединят свои силы ради изгнания римлян из Святой Земли.
В 4 г. до н. э., когда Ирод Великий умер и был погребен, Иуда со своей небольшой армией зелотов предпринял дерзкую атаку на город Сепфорис. Они взломали двери в царский арсенал и захватили оружие и провизию, хранившиеся внутри. Полностью вооруженные, последователи «четвертой философии» вместе с примкнувшими к ним сторонниками из числа жителей города начали партизанскую войну по всей Галилее, грабя дома богатых и власть имущих, поджигая селения и верша Божье правосудие над аристократами и теми, кто продолжал хранить верность Риму.
На протяжении последующего десятилетия, жестокого и нестабильного, движение ширилось и становилось все ожесточеннее. Затем, в 6 г. н. э., когда Иудея была официально провозглашена римской провинцией, а сирийский наместник Квириний объявил ценз для того, чтобы пересчитать, записать и обложить налогом людей и имущество в новоприобретенном регионе, последователи «четвертой философии» не упустили свой шанс. Они воспользовались переписью, чтобы обратиться к иудеям с финальным призывом: восстать вместе с ними против Рима и бороться за свою свободу. Перепись – это мерзость, утверждали они. Это утверждение рабского положения иудеев. С точки зрения Иуды, разрешить пересчитать себя, как стадо овец, было тем же самым, что поклясться в верности Риму. Это было признание того, что иудеи были не избранным народом, а личной собственностью императора.
Иуду и его последователей приводил в бешенство не сам ценз, а сама идея о необходимости платить Риму дань или налоги. Какой еще знак был нужен для того, чтобы осознать, что иудеи находятся в рабстве? Выплата дани была тем более оскорбительна, поскольку подразумевала, что земля принадлежала Риму, а не Богу. Действительно, для зелотов подати стали своего рода проверкой на благочестие и преданность Богу. Попросту говоря, если ты признавал, что дань цезарю законна, ты был предателем и отступником. Ты заслуживал смерти.
Непреднамеренную помощь партии Иуды оказал недальновидный первосвященник, римский прислужник по имени Иоазар, который радостно согласился с переписью Квириния и поощрял своих соотечественников поступать так же. Участие первосвященника в этом сговоре стало для Иуды требуемым доказательством того, что сам Храм был осквернен и должен был быть силой вызволен из нечистых рук жреческой аристократии. Что касается зелотов Иуды, в их глазах согласие Иоазара с цензом означало смертный приговор для него. Судьба всего иудейского народа зависела от убийства первосвященника. Ревность о Боге требовала этого. Как сыновья Маттафии «возревновали по законе» и убили тех, кто приносил жертвы иным богам (1 Мак. 2. 19–28), как Иосия, царь Иуды, перерезал всех язычников в своей земле, поскольку «всею душею предался ревности Всемогущему» (Откровение Варуха.66. 5), так и сейчас должны зелоты избавить землю от первосвященника-предателя и ему подобных и тем самым отвратить гнев Божий от Израиля.
Тот факт, что римляне сместили с должности первосвященника Иоазара некоторое время спустя после того, как он призвал иудеев участвовать в переписи, говорит о том, что Иуда выиграл спор. Иосиф, который не говорит об Иуде Галилеянине практически ничего хорошего (он называет его уничижительным словом «софист», которое для Иосифа означает «смутьян, нарушитель спокойствия, возмутитель молодежи»), загадочно отмечает, что Иоазар был «побежден» аргументами зелотов.
Судя по всему, для Иосифа проблема заключалась не в «софистике» Иуды и не в его склонности к насилию, а в том, что он саркастически называет «претензиями на царское достоинство». Иосиф имеет в виду то, что, борясь с подчиненным положением иудеев и подготавливая почву для установления царства Божьего на земле, Иуда, как ранее его отец Езекия, сам претендовал на роль мессии, на трон царя Давида. И, точно так же как и его отцу, ему придется заплатить за свои амбиции.
Через некоторое время после выступления Иуды против переписи, он был схвачен римлянами и казнен. Чтобы наказать Сепфорис за то, что он дал оружие сторонникам Иуды, римляне сожгли город дотла. Мужчины были перебиты, женщины и дети проданы в рабство. Более двух тысяч мятежников и тех, кто им сочувствовал, были распяты на крестах. Вскоре после этого в город прибыл Ирод Антипа и немедленно приступил к работе: он хотел превратить руины Сепфориса в экстравагантную столицу, достойную царя.
Иисус из Назарета, вероятно, родился в тот самый год, когда Иуда Галилеянин – неудавшийся мессия, сын Езекии, еще одного несостоявшегося мессии, – бесчинствовал в стране, сжигая все дотла. Ему должно было исполниться десять лет, когда римляне схватили Иуду, распяли его сторонников и разрушили Сепфорис. Когда Антипа со всей серьезностью взялся за перестройку города, Иисус был молодым человеком, освоившим ремесло своего отца и готовым к работе. В то время почти все ремесленники и наемные рабочие провинции стекались в Сепфорис, чтобы принять участие в крупнейшем восстановительном проекте, и совершенно очевидно, что Иисус и его братья, жившие в Назарете неподалеку, должны были быть среди этих людей. По сути, с того момента, как Иисус стал подмастерьем-плотником (tekton),и до того времени, когда он превратился в странствующего проповедника, его жизнь, вероятно, проходила не в крошечном селении Назарет, а в шумном столичном Сепфорисе – это была жизнь деревенского юноши в большом городе.
Шесть дней в неделю, от рассвета до заката, Иисус работал. Днем он строил дома-дворцы для иудейских аристократов, ночью возвращался в свое обшарпанное жилище из глины и кирпича. Должно быть, он на своем примере понял, как быстро растет пропасть между чрезмерным богатством и бедностью, погрязшей в долгах. Он вращался среди людей, испытавших на себе влияние греческой и римской культуры, – этих богатых и своенравных иудеев, которые восхваляли императора не реже, чем всемогущего Бога. Безусловно, он должен был знать о подвигах Иуды Галилеянина. Пусть на первый взгляд казалось, что после мятежа Галилеянина население Сепфориса было укрощено и приведено к римскому порядку (вплоть до того, что в 66 г. н. э., когда большая часть Галилеи присоединилась к антиримскому восстанию, Сепфорис не замедлил выказать свою преданность Риму и стал опорным пунктом для римлян во время отвоевания Иерусалима), память об Иуде Галилеянине и о том, что он сделал, никогда не ослабевала. Уж во всяком случае, не среди тех, кто, подобно Иисусу, проводил дни за тасканием кирпичей на строительстве очередного особняка для очередного аристократа. И, несомненно, Иисус знал о выходках Ирода Антипы («этой лисицы», как называл его сам Иисус (Лк. 13. 31)), который жил в Сепфорисе примерно до 20 г. н. э., после чего перебрался в Тивериаду, на берег Геннисаретского озера. Вполне возможно, что Иисусу доводилось видеть человека, который в будущем лишит головы его друга и наставника Иоанна Крестителя и будет не прочь сделать то же самое с ним самим.
