Текст книги "Чучело"
Автор книги: Аскольд Якубовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Аскольд Якубовский
Чучело
1
– Хорош! – протянул толстый дачник, щурясь на небо. – Такого бы на этажерку, чучелом… Какой породы?
– Это, сынок, беркут, – отвечал огородный сторож Макар Белошапкин. – Должно, из степей залетел. Два дни тут крутится, а чего ему надоть, не поймешь.
Макар поглядел на парящего орла, но дачник не понял, каким глазом. Макар был кос и с одним фарфоровым глазом. Макар гордился им. Фарфоровый глаз пришелся впору к своему, мутно-голубому. На говоривших с Макаром фарфоровый глаз нагонял тоску – понять, куда, на что и каким глазом, своим или искусственным, смотрит Макар, было совершенно невозможно.
– Убей орла! – предложил толстый дачник. – Десятку дам. Для тебя эта десятка – дармовые деньги, вое равно целыми днями дрыхнешь, а у меня чучело будет.
Макар молчал, уперев один глаз в дачника, другой в облака. Он был стар – под шестьдесят – и неопрятен. Нос гнулся к губе, небритый подбородок казался вымазанным гречневой кашей.
Около розового, словно разбухшего, дачника Макар выглядел тощим и жалким. Не сразу замечалось, что это худоба человека, который скрипит, прихварывая, всю жизнь и, глядь, – переживет и здоровых.
Думал Макар долго. «О чем человек думает?» – затосковал толстый дачник.
– Пятьдесят! – сказал Макар и облизал шершавые губы.
– Пятьдесят?!
Дачник всплеснул пухлыми розовыми руками, дачник стал торговаться.
Макар упирал на то, что орел – птица запретная и полезная, поедает больных птиц и зверей, что соседи видят все, что Матвеев – егерь этих охотничьих угодий – мужик зацепистый.
Но дачник торговался умело. Макару казалось – ловит он голыми руками брюхатого, слизистого налима, и, как его ни бери, проклятая рыбина выскальзывает из рук… Наконец срядились за пятнадцать рублей. Дачник пригласил Макара к себе в большую, снятую на месяц комнату в крайнем доме, поднес стопочку и протянул уважительную закуску – бутерброд с черной икрой, похожей на колесную мазь.
«Дал я маху, – мрачно думал Макар, смакуя солоноватые икринки. – Разве это деньги – пятнадцать рублей?..»
2
Беркут, залетевший из близких казахских степей, был старой, очень крупной птицей. Он часами парил в вышине. Врезаясь черным тревожным силуэтом, он был, как и облака, нетороплив в своем движении. И небо без него уже казалось безжизненным и скучным. Ночевал беркут где-то очень далеко, и, как Макар ни шарил вокруг, как ни выспрашивал ребят, ходивших по грибы, по ягоды, он не мог ничего узнать. Макар встревожился – дармовые пятнадцать рублей могли уехать вместе с дачником в город. Он часами сидел у шалаша, уставив живой глаз на выглядывавший из шершавых листьев желтый огурец, а фарфоровый в то время блуждал, вопрошая пространство.
Дня через два вечером Макар зашел к дачнику и предъявил дополнительные требования. Дачник стал отказываться. Как последнее средство в ход пошли стопочка и бутерброд с икрой. Но Макар был непоколебим, а перед внутренним взором толстяка маячило соблазнительное: красивый орел с распущенными крыльями сидит на этажерке. Вздохнув, дачник вышел, и вернулся с корзинкой, обвязанной тряпкой.
– Ее-то хоть верни, – сказал он.
Макар взял корзинку и ушел…
А на следующее утро, свежее, росное, обещавшее превосходный день, старый беркут из-под облаков вполне явственно разглядел белую курицу у шалаша. Курица была большая и, наверное, очень вкусная. Орел отметил это для себя и улетел. Макар, таившийся в шалаше, отложил ружье и выругался. Оставалось одно – ждать.
Курица, привязанная за желтую лапку длинной бечевкой, наслаждалась жизнью. В следующие дни беркут из подоблачной выси видел ее то купающейся в пыли, то пьющей воду, то разгребающей землю у шалаша.
Орел видел курицу каждый день и лишь изредка человека. Орел решил, что хозяин курицы – растяпа. Хотя курица незавидная добыча и по деревенским курам специализируются такие птичьи подонки, как ястреба-тетеревятники, беркут заинтересовался. Он уже многое знал о белой курице.
Во-первых, она появлялась у шалаша рано утром и торчала там до вечера. Исчезала она лишь днем и то часа на два-три, когда Макар уходил обедать в деревню.
Во-вторых, курица была невероятно глупа. Например, когда его быстрая, грозная тень накрывала ее, курица по-прежнему занималась своими глупыми куриными делами: купалась в пыли, глотала зеленых сочных гусениц или склевывала дремлющих на солнце мух.
В-третьих, курица была крупная и, наверное, жирная.
Но беркут пренебрег бы курицей, если бы не плохое здоровье. Беркут был очень, очень старый. Летать было тяжело, в сырые, холодные дни ломило правое предплечье, а иногда на высоте по-стариковски кружилась голова. Из-за плохого здоровья он прилетел сюда, в лесостепные края, богатые ленивой, зажиревшей дичью. Но и тут старику было трудно. Вчера он обидно промахнулся по зайцу, перебегавшему поле, и весь вечер просидел на сосне, злой и голодный.
Орел решил схватить курицу.
3
Беркут дал несколько кругов над шалашом Макара – ничего подозрительного, белая курица лениво копается земле.
Беркут нацелился, поднял крылья, подогнул хвост и, выставив напружиненные лапы, Скользнул вниз. Он боялся одного – промахнуться и удариться о землю.
Старик не промахнулся. Курица вскрикнула, но тотчас же орел подхватил ее, убил ударом клюва и, взметнув облако пыли, взлетел. И тут странно – снизу ударил гром, и что-то горячее и зубастое вцепилось в бок. Крыло подогнулось, беркут упал на бок и забился, пытаясь взлететь, но только подпрыгивал. Белую курицу он все еще держал, сжимая когтями.
Макар бросил ружье и выбежал из шалаша. Задыхаясь от возбуждения, подскочил к сильно бьющемуся орлу.
– Есть! Попался! – твердил он.
Увидев Макара, орел понял все, бросил курицу, опрокинулся на спину и выставил лапы.
– Попался! – визжал старик.
Орел предостерегающе щелкнул клювом.
– Не дурак, – бормотал Макар, суетясь вокруг. – В лапищи твои не полезу. Ты, может, легко отделался, так я тебя залечу и в зверинец, за полсотни целкашей. Красавец, может, и больше дадут. А дачника, черта пузатого, оставлю с носом. Пропала его икра понапрасну, хе-хе…
Макар взглянул туда-сюда… Никого. Тогда Макар уже неторопливо оглядел орла и возликовал – красив был орел, красив и огромен. Такого купят. Чего там. Верные полсотни! А вдруг рана тяжелая? Макар встревожился. Поразмыслив, решил – если рана легкая, го лечить, а если тяжелая – убить орла сразу, и все. Макар подошел, взялся за конец раненого крыла, подивившись широте и добротности перьев. Беркут смотрел горящим взглядом.
– Орлик, орлуша, – ласково бормотал Макар и, пробуя, потянул за крыло слегка, потом дернул посильнее. Орел ничего. Тогда Макар потряс крыло и взвизгнул – красивый бурый орел вдруг превратился во что-то огромное, бесформенное, бьющееся, взметнувшее пыль. Оно трепыхалось, подскакивало и вдруг налетело и сильно ударило по ногам.
Макар охнул и упал. Падая, вытянул руки вперед. Беркут на лету сгреб левую его руку. Железные когти впились в ладонь.
Невыносимая боль перекосила лицо Макара, фарфоровый глаз выпал, и он закричал.
Беркут потянулся и клюнул сапог. Ударил, как молотком.
– А-а-а! – кричал Макар.
Крик уносился до деревни, но там (Макар знал это) в горячую пору начинающейся уборки были хворые да дачники. Те здоровы, как лошади, но еще дрыхнут, наверное.
Макар кричал долго, потом удивленно затих – рука притерпелась. Он стал соображать. Что делать? Драться с орлом? Забьет! Забьет! Долбани таким клювищем по голове старого недужного человека, и все, конец, скопытишься. Что делать? Что? Ага, орел клюв раскрыл и язык высунул. Устал, значит. Значит, рвануться?!
От страха и безысходности все перепуталось в голове. Макар рванулся, потянул за собой орла. Тот закричал так страшно, что сердце захолонуло, и наотмашь ударил здоровым крылом. Ударил как палкой. Загораживаясь, Макар отшатнулся, вытянул правую руку. Сорвавшейся с упора пружиной мелькнула лапа с растопыренными когтями, железным капканом стиснула пальцы. Нестерпимая боль пронзила руку. Из глаз брызнули искры. Макар закричал было, но стих и только бормотал:
– Боже мой!.. Боже мой!..
Старик плакал. Сейчас бы он обрадовался и егерю Матвееву. Сокрушался:
– За что я гибну? За что?
Пришло недоумение:
«Это кто же кого поймал?»
Орел глядел снизу прямо в глаза неотрывным стеклянным взглядом. Он тяжело, натужно дышал, слабо и неровно шевеля серо-бурую грудь.
– Заклюет, – всхлипывал Макар, сидя перед орлом на корточках, с вытянутыми руками. – Беспременно заклюет. И погибну здесь. Что же это на белом свете делается? Пернатая тварь человека губит, а всем хоть бы что. Помоги-те-е-е!
Макар кричал долго, отчаянно, рывками тянул, словно бросая крик, тощую, жилистую шею. От долгого крика язык его обсох и горло перехватило.
Тогда Макар стал роптать. Он ругал скупое начальство, назначившее на большой охотничий район одного егеря. Будь егерей больше, так услышали бы, пришли. А разве один за всем может усмотреть? Браконьеры лосей бьют, мальчишки яйца из гнезд таскают, силки на зайцев ставят, разор творят…
Наконец Макар затих. Беркут тоже не шевелился. Он лежал и чувствовал, как сила уходит в землю и меркнет свет. Временами ему казалось: он летит все выше и выше, а под ним качается плоская желтая степь… Но лап орел не разжимал.
4
Эдак часа в три дня толстый дачник налегке – в тигриной расцветки пижаме и сандалиях – направил свои стопы к Макару.
– Здорово, старче! – крикнул он, подходя к шалашу. Прислушался. Вроде кто-то где-то промычал.
«Не напился ли старик? – встревожился дачник. – Продал, наверное, мою курицу и деньги пропил».
Сжав пухлые кулаки, он затрусил к шалашу и остановился.
Макар сидел подле лежащего орла и плакал.
– Убей его, – прохрипел он.
Дачник нашел палку и подбежал к орлу.
Орел смотрел устало. Все плыло перед глазами. Дачник закусил губу и ударил его палкой по голове два раза.
Орел дернулся, выгибаясь большим красивым телом, взъерошил перья, разжал лапы и умер.
– Хорош! – ликовал дачник.
– Спаситель ты мой, – сипел Макар. – До гроба помнить буду. Ведь уморил бы он меня или убил.
Он изо всех сил тер онемевшие ладони о свои штаны.
Дачник попросил мешок и засунул в него орла.
– Орел – птица запретная, – сказал он между прочим. – Ну, прощай, старик. Курицу возьми себе, свари ее или изжарь. Это вкусно.
Он закинул мешок на полосатую спину. Ухмыльнувшись, оказал:
– Ну, вот я и знаю, какой глаз у тебя настоящий. Левый настоящий, а я думал, наоборот. А куда ты дел искусственный? Проглотил, что ли? Их ведь все глотают. Положат на ночь в стакан с водой и выпьют воду поутру. А?
Макар охнул и бросился искать.
– Целехонек, – возликовал он, выколупывая из земли белый глаз. – Вот это продукция! – Он поплевал и тер глаз полой куртки. – Ведь сапогом наступил, и хоть бы что. Благодарность надо написать, благодарность!
Он радовался долго, потом обернулся.
Дачник с мешком за плечами вперевалку, как гусь, уже шагал по опушке. Макара даже качнуло – пятнадцать рублей уходили широким шагом.
– А деньги? – крикнул Макар, догоняя дачника.
Тот рассердился:
– Я же тебе жизнь спас, старый ты огарок. Чай, твоя жизнь стоит дороже пятнадцати рублей. Колхозу, чай, в копеечку обходишься!
– Отдай деньги! – хрипел Макар, забегая вперед.
– Не отдам, – сказал принципиальный дачник.
– Да я на тебя в сельсовет донесу, – шипел Макар.
– А кто убил? Кто? Я убил? – наступал дачник, тесня Макара резиновым животом.
– Ты меня совратил, ты. Я покалечен через эту птицу, – ныл Макар.
Дачник подумал, сморщив лоб, и достал из кармана скомканные бумажки.
– Держи пятнадцать! Эх ты! Я ведь жизнь тебе спас. Жаден ты, старче, жаден. А курицу бери, бери. Мне ее не нужно, давленую-то. Ну ее.
– Прощай, сыпок, храни тебя господь. Век буду благодарить, – говорил Макар, засовывая деньги в карман негнущейся рукой. – Ой, руки, черт их побери… Да задами иди, задами!
Макар вошел в шалаш, достал из угла ведро с холодной водой и сунул в него руки.
Давил зной. Солнце ярилось. По плоскому небу плыли тугие розовые барашки-облака. Плыли с горизонта длинной вереницей – одно к одному – одинаковые, словно выпеченные в одной форме. Движение их было скучно и однообразно.
И небо казалось пустым и далеким.
