Текст книги "Меценат"

Автор книги: Асклепий Голубец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Глава пятая

«Мерзавкин» ерзал на своем троне, а трон скрипел под натиском своего короля.

– Да нет у него никого в этом городе, кроме меня. Какой курьер? Что за старорежимные понятия! Вы еще скажите, что он связист. Все связи я прекрасно знаю, все его связи – это я. Он был мне как сын.

– Да что Вы говорите! – поднял брови «Коломбо». – А как, что он моложе Вас всего на пять лет?

– Ну, я не так выразился. Ну, правая рука, ну, друг, ну, самый дорогой… человек…

– Вы были с ним в половых отношениях?

Мерзликин понял, что сказал лишнее и покраснел.

– А что тут криминального? Это не Сталинские времена! И вообще, если Вы попытаетесь об этом кому-то рассказать, особенно моей жене и детям – я Вас уничтожу.

– Ну, о таких вещах никак нельзя рассказывать, даже Вашей жене и детям. Можете быть спокойны. Только я не понимаю: у Вас и жена, и секретарша, и баня, а тут еще и Коля…

– На что Вы намекаете? Да, я полигам. И это тоже не для распространения слухов.

– Скажите, а Вы своему Коле не подавали повода для ревности?

– О, нет. Никогда! К моим увлечениям женщинами он относился, как к легкому массажу. А на других, кроме Коли, я смотрел не лучше, чем сейчас смотрю на Вас. И Вы это никогда не поймете: когда сближаются особи не только одного вида, одной крови. но и одного пола – это абсолютное единение двух душ. Мы – как два в одном. Мы – единая монада.

– Понятно, правда, не очень. Ну, и как же Вы упустили половину такой монады? Когда и почему?

– Ну, мы отрывались иногда, чтобы напитаться новыми впечатлениями. Вот и тогда, в тот злополучный день, Коля попросил меня оставить его до завтра, чтобы он побыл один и набросал несколько строф.

– Он писал стихи?

– О, да еще какие! «Мой странный гений меж холмов летающий порыв хватает; скажи, чего мне не хватает, когда я в поисках твоих долгов»…

– Он что, Ваши долги выбивал? По внешности не очень похоже.

– Какой Вы неотесанный человек! Он писал о высоком моральном чувстве долга!

– Так все-таки: где и когда Вы последний раз контактировали с Колей?

– В тот день я отпустил его после длительного разговора о предстоящей поездке на острова. Это было пятого в начале пятого. Коля отправил водилу и сел сам за руль. Я же еще немного позанимался медитацией и поехал к садистке.

– Куда-куда?

– К садистке. Массаж мне по возрасту уже не показан, даже легкий, но ведь я должен как-то снимать недельную телесную усталость!

– Я думал, что эти оздоровительные процедуры потеряли свою популярность еще лет пятнадцать назад.

– Популярность – быть может. Но не актуальность. Просто в рекламных акциях этот вид услуг больше не нуждается – у каждого специалиста своя постоянная клиентура, а молодежь туда не стремится, потому что это тяжелый физический труд, а молодежь совершенно не приучена к физическому труду. Разве что секс по смартфону, а физических оздоровительных процедур от этого не получишь. Так вот. Когда я вернулся, сразу же позвонил Коле спросить, когда он сможет выйти на скайп, чтобы прочитать в лицах свой новый стих. Он не ответил. Я решил, что творец находится в творческом раздумье, и больше не стал его беспокоить. Он, чтобы войти в созидательный экстаз, отключает все средства связи.

– И видео-наблюдение тоже?

– Почти. Он включает обратную связь: если кто-то решает к нему наведаться, на воротах включается плазма, и оттуда Чебурашка страшным голосом говорит: «Пошел на… Коля с Музой вошли в шлюзы».

– А охранники, наемный обслуживающий персонал?

– Да что ты, Коломбо, наивный, как носок! У нас не Москва и даже не Питер. У нас спокойная жизнь. И не такие деньги, чтобы рисковать здоровьем – лезть через трехметровый забор со стеклышками и ловить собачьи зубы на ягодицы. У Коли маленький домик, квадратов триста, не больше. Для одного человека хватит. Да, он живет один. И никаких чужих людей не подпускает. И я тоже. Нам противно, когда к нашим интимным вещам прикасаются чужие руки. А дом – это и есть интимная вещь. Как убирает? Да он и не сорит. Ну, раз в месяц приходит генералить Галина. Это его многолетняя гейша, а заодно и моя сестра. А в ней я уверен, как в себе: мы вышли из одного чрева в один день и даже в один час.

– Да, сложная система. А позвольте поинтересоваться, а у Галины тоже есть что-то наподобие Вашего Коли?

– Не «что-то», а «кто-то». Конечно, есть, мы же с ней близнецы.

– Да-а, – протянул Райкин на отчет Константина на следующий день. – Тя-желый случай. А что Санек, молчит?

– Нет, не молчит. Он между делом поручил своим подростковым операм по возможным камерам проследить весь последний путь Бреха. Даже с его личной камеры, пока он ее не перезапустил наизнанку к плазме. Ничего: как вошел, так больше и не вышел. Но, однако, мы не знаем, что было дальше: наружки все отключены.

– А «внутрюшки»?

– А вот это пока не проверяли. Официально же в розыск никто не подавал, а проникать в чужую собственность незаконно. За это и схлопотать можно.

– А надо бросить клич, чьи машины с регистраторами стояли так, что могли что-то подозрительное записать. Звоним Мерзавкину!

– Да ребята, да что вы прямо обижаете! – надулся но том конце связи Мерзликин. – Колин дом стоит так, что ни одна собака ближе, чем на полкилометра, туда не проедет. И шлагбаум там только на Колю настроен. Да, в глуши он, в глуши! И я в глуши. Только в другой. Тишины нам в преклонном возрасте не хватает, вот почему! Сами такие же, понимать должны.

– Иван Емельянович! – обратился к Мерзликину Константин. – А вот не слабо под Вашим чутким руководством нам всем посетить этот домик в деревне? Вдруг там что-то есть для наших расследований. У Вас есть ключ. Если что – Вы забеспокоились о своей «правой руке», потому что она не выходит на работу и не выходит на связь: вдруг с ней что-то случилось, вдруг стало плохо, вдруг там уже труп.

– Что Вы такое говорите?! – Константин с Райкиным почувствовали, как на той стороне связи Мерзликин вспотел. – Ах, я старый бегемот, я же даже и не подумал проведать его на дому! Наверное, у меня начинается старость. Конечно, нужно ехать к Коле! Немедленно! Сейчас!

Мерзликин приехал один («Шифруется», – шепнул Константину Райкин). И тщательно осмотрелся: нет ли за ним «хвоста». Снаружи все следы были тщательно уничтожены дождем. Внутри не нашлось ни трупа, ни следов преступления.

– Здесь должны поработать специалисты, – сказал Константин. – Собрать отпечатки, может, еще что-то обнаружат. Мы не имеем таких полномочий, и у нас глаз не наметан на такие дела. Почему Вы не хотите этому делу придать официальный ход, ведь все-таки пропал человек, прошло уже намного больше трех дней? Пора бить тревогу!

– Не надо, – зажеманничал заказчик, опустив крашенные реснички. – Ну, не надо! Я же могу упасть в своих собственных глазах.

– Это как?

– Это так, если это так, то значит, что я не смог обойтись своими собственными средствами защищенности.

(«Боится, что ему придется рассказать про единение душ», – шепнул Константину Райкин).

Глава шестая

– Если ты мне не нальешь еще супчику, я от тебя уйду. К Яцких пойду, у него жена тоже хорошо готовит. И на тебя пожалуюсь.

– Ладно, Котеночек, на, кушай. Только не обижайся, когда опять разжиреешь, что я тебя снова «Кабанчиком» называть буду.

– А я от тебя тогда совсем уйду, – хлебал третью тарелку солянки «Котеночек». – Поменяю ориентацию и уйду в монастырь.

– Хо! Да я тебя и там достану. Куда ты денешься от моей страстной любви, которая тебе нужна, как ангел-хранитель?

– А вот денусь. Ладно, так и быть: давай свои пельмени с утятиной, а то у меня умственное голодание, и мой мозг нуждается в калориях.

– С гусятиной, что же ты никак не можешь запомнить! Ну, если голодание – тогда другое дело. А может, я могу разделить твои когнитивные сверхнагрузки?

– Не можешь. Обойдемся без сопливых.

По телевизору опять пошла сводка новостей:

– Полиции удалось поймать главаря преступной группировки, которая же-стоко избила директора Детского дома №2. Им оказался воспитанник этого же детдома, десятиклассник Артем. На вопросы представителей следственного от-дела он не отвечает. Попытки нажать на совесть у полицейских не увенчались успехом, а применять меры физического воздействия для установления истины строго запрещено законом. Видимо, это дело, как и другие последние случаи более чем за полугодовалый период, останется без логического конца. Но, скорее всего, не без продолжения. Виновников, конечно, накажут, как и тех, кто участвовал в подобных избиениях и до них. Но вопрос остается открытым: почему внезапно так ожесточились сироты? Что толкает их на противоправные действия? И кто является кукловодом в этом театре кукольных миниатюр? Наверное, это все-таки последствия коронавируса – ведь раньше такого количество таких вопиющих физических расправ в одном и том же регионе не случалось.

– Эта дикторша лучше, чем та, плешивая, – «Котеночек», наконец, насытился и приступил к оценке насущных событий.

– Котеночек, – состроила глазки мужу Ангелина, – я думаю, что тебе нужно как психологу подключиться к этому странному поведению подростков. Ты не находишь, что с твоим пропавшим человеком здесь есть очевидная связь?

– Ангелин, какая связь? Дети похитили Бреха и обналичили миллионы Мерзавкина? Или открыли в Антарктиде новые офшоры и перекинули их туда?

– Ну, это вряд ли. Однако, в нашем тихом недружном городке последнее се-рийное правонарушение было аж в начале века, когда ловили маньяка Пичуш-кина. А здесь сразу два сериала по разным каналам: и с детишками, и с твоими пропавшими людьми с деньгами. И в один временной период. Не кажется ли тебе это подозрительным?

– Александр, я вот что хотел сказать… что хотел сказать…это… Вот сколько было случаев пропажи людей с деньгами за последний период?

– Шестнадцать эпизодов с марта этого года.

– Ага, Гелькино предположение подходит.

– Это как?

– Ну, вот смотри. В прошлом году я судил лыжные гонки детдомовцев (пригласил мой бывший директор спортивной школы; это не в первый раз – у них судей не хватает: зарплаты урезали, так тренеры разбежались почти все). Так вот. Соревновались детдома трех областей – нашей и двух соседних. Инвентарь у наших был раз в двадцать дороже и лучше, чем у других – и наши выиграли все медали с большим отрывом. Я еще тогда поинтересовался, почему у наших такая экипировка, мы же не Москва. Откуда в нашем городе, где не хватает денег положить полноценный асфальт, такие возможности обеспечить то, на что раньше никто внимания не обращал, даже в самые лучшие времена? Никто ничего вразумительного не ответил. А моя жена как хороший знаток школьного возраста считает, что этими проступками мотивирует зависть. Я бы хотел в этом утвердиться и узнать, откуда веет такой золотой бриз. Поэтому я предлагаю съездить сначала в СИЗО, где сидит этот последний из группировки, а потом – в детский дом. Может, и не в один.

– Расслабься, Коломбо. В СИЗО никто не сидит. Этот, как ты говоришь, «последний из группировки» сидит за школьной партой своего интерната и пишет контрольные работы за полугодие. Директор его простил, поговорил с ним по душам и замял это неприятное дело.

– Как простил? Он же в реанимации?

– Ой, да ты наслушался глашатаев «желтой» прессы! Какая там реанимация – фонарь на морде и одно ребро. Он уже давно на рабочем месте. Правда, с заклеенным глазом. Но и там уже почти все рассосалось. Поэтому – уймись, займись нашим делом, за которое нам платят немалые бабки, и не лезь в чужие. А бабки пока мы получаем за хвост собачий: Бреха-то не нашли.

«Коломбо» отложил мобильник и принялся тереть подбородок, что означало одно: он задумал не послушаться данному ему совету. Поэтому сначала он поехал в детдом прямо к директору.

– Так Вы психолог-волонтер? – прошепелявил директор (у него, оказывается, кроме фонаря, были выбиты керамические зубы, сквозь которые проглядывались признаки былой мужской, несколько демонической, красоты). – Судя по Вашим сертификатам, у Вас очень высокая квалификация. Но я думаю, что не стоит Вам тратить свое драгоценное время на то, что уже было сделано до Вас. Посылкин полностью осознал свой проступок и полностью адаптирован после стресса нашим психологом. Так что, в дополнительных Ваших мы не нуждаемся. Извините, у меня много работы.

Константин задумчиво вышел и снова принялся за свой подбородок. Мимо проплыла дама то ли бальзаковского, то ли неопределенного возаста, с шикарным бюстом, напоминающая в профиль традиционное пианино. В руках до подмышек она держала классные журналы и элегантную синюю папочку.

– Разрешите обратиться, мадам. А как мне найти вашего психолога?

– А зачем он Вам?

– Я тоже психолог, но другой и с большим жизненным опытом. У меня ведется со студентами серьезная научная работа по делинтквентному поведению подростков как противостояние аутсайдерству, являясь аддиктивным эквивалентом за неимением средств на использование перспективных психофизиологических средств.

– А?., – глаза мадам разошлись в разные стороны, а нижняя губа выразительно отвисла.

– А Вы, случайно, не завуч? У меня жена тоже завуч, была, но бывших завучей не бывает, как и бывших ментов.

На последнем слове собеседница вздрогнула, вышла из этого транса и вошла в другой:

– На втором этаже, кабинет 204. Скажите, что от Мариэтты Васильевны.

Пока Мариэтта Васильевна остывала, Константин с ловкостью внезапно помолодевшего пенсионера в два прыжка преодолел доперестроечную лестницу и без стука ввалился к психологу (это тоже была часть его коварного плана – застать коллегу врасплох, чтобы, не успев опомниться, он выложил самую суть интересующего следственного вопроса). Большой человек в белом халате на солидный облегающий комбинезон стоял к нему спиной, к лесу за окном задом и сортировал листочки с рисуночными тестами.

– Я – ведущий психолог с серьезным опытом, тремя высшими образованиями, явился к вам с неформальной проверкой квалификационного соответствия по распоряжению Внутренних Органов нашего города и лично господина Мерзликина Ивана Емельяновича, достойного гражданина Российской Федерации. Какие меры пресечения и педагогического воздействия были использованы в резонанс с неадекватным поведением воспитанника вашего детского дома Посылкина.., – «Коломбо» осекся: психолог повернулся и расплылся в открытой улыбке настоящей русской женщины, которая не только коня на скаку остановит, но и построит по струнке бригаду стрелков Базы Госзапаса Федерального Значения.

– Наталья! – обомлел он. В памяти мгновенно пронеслись и годы студенческой жизни на физвозе и психологии, и двухлетнего срока давности криминальные события в Протуберанце.

Наталья спортивной походкой метательницы ядер и дисков направилась к Константину, раскрыв для объятия мускулистые руки.

– Только не обнимай, – пролепетал «Коломбо», – пожалуйста. Просто поцелуй меня в щечку…

– Да.., – сказала Наталья, выслушав всю страшную историю во всех деталях, не исключая родство душ Мерзликина с его Колей. – Костян, а ведь это судьба. Ты, конечно, очень классный и умный мужик, но один не потянешь. Здесь нужен целый НИИ, чтобы работать в разных направлениях. НО! Его свободно заменит наша бывшая бригада, наша «звездочка» – наш маленький психологически совместимый коллектив.

– Бывших ментов не бывает. А, расследуя дело Протуберанца, мы все спонтанно стали ментами. Только Вениаминович погиб. Но ничего! Его заменит майор Александр Тумаков.

– Эх, Коломбо, – Наталья постучала ему двумя пальцами по лбу (от чего у того слегка выступили слезы). – Вот мне ты никогда не соврешь, что в ювенильный период ты никогда не играл в сыщика. И я тоже. И все наши «октябрята». Поэтому сейчас разыскиваем Митрофаныча, выкладываем ему материалы нового дела, собираемся всеми в Протуберанце (по старой памяти) – и вперед! Но твоего Тумакова повременим привлекать, пока он не пройдет боевое крещение. А Посылкина я тебе приподнесу, как форель на блюде. Я верю, ты со своей обалденной мясорубкой сможешь его расколоть. Но не сейчас – пусть забудется, что ты сюда приходил. А то они на всякий случай кинутся нам помогать и готовить Посылкина, спугнут – и тогда уж точно ничего от него не добьешься. И все это мы пока должны делать у твоего майора за спиной. Пока. А там будет видно.

– Слушай, Наташ! А почему у этого парня такая фамилия – «Посылкин».

– А, да это детдомовский обычай: если не известны у сироток фамилии, их дают в связи с событиями, которые выделялись в момент их обнаружений. Когда подкидывали Посылкина, ворота детдома были уже закодированы и на сигнализации. А уже зима. Так вот. Благодетель, который привез этого ребенка на санях, позвонил в домофон и сообщил, чтобы забирали посылку.

– А разве по его лицу через домофон нельзя было узнать источник?

– Бесполезно. Он стоял к домофону затылком.

Глава седьмая

Ни свет, ни заря разбудил Константина настойчивый телефонный звонок.

– Отстань со своей мясорубкой, – спросонку ответил Константин, продолжая блуждать в сновидениях.

– Какая мясорубка, Костян, ты рехнулся? Это я, Райкин, Рай-кин. Ты что, с похмелья?

– Нет, – приободрился Костян, – не с похмелья. Просто я вчера Наташку видел. Теперь, вот, приснилось что-то…

– Слушай, Коломбо, мне позвонил только что Санек. Мерзликин исчез. Звонила его жена. Она не могла всю ночь ни до него дозвониться, ни до его кореша, с кем он вчера парился. Позвонила водителю. Потом позвонил кореш и сказал, что Мерзликина похитили. Огласке пока она придавать не хочет, сериалов насмотрелась, как там: «В полицию не обращайтесь, платите выкуп». Так что, дуй туда, только за мной заедь на работу, а то у меня что-то машина не совсем на ходу.

– Куда «туда», Андрей? Ты хоть адрес назови.

– Да я и сам не знаю. Ну, ты за мной собирайся, а я пока у Санька уточню.

Дача кореша Мерзликина находилась, как и следовало ожидать, в глуши. Как выяснилось, это был действительно кореш, а не еще одна «правая рука»: с ним он принимал сауну в окружении прекрасных дам. К моменту приезда наших сыщиков девочки по вызову уже давно разбежались, и их встречал сам хозяин, обескураженный до мозга костей (ибо другой мозг у него был задействован в последствиях крутого возлияния).

– Вот здесь мы заходили в парилку, вот здесь у нас душ, здесь бассейн холодный, там – теплый. Комната для, так сказать, отдыха. Вот еще две. Туалетов – четыре, в разных концах света, чтобы не п…присоединялись…

– Чтобы что?

– Чтобы не п…присс…оединялись.

– А это как?

– А это чтобы не с…слыш-шали друг друга, когда того…

– Да-а, – протянул «Коломбо», прогуливаясь по отсеку дачи, отведенному под банные дни.

– А Вы эту сауну в аренду не сдаете? Или клиентов имеете, подрабатываете, так сказать?

– Да ты ч-чё, командир?! Шоб я в свои хоромы чужих людей запускал? Ни-ни! Подрабатывать! Ха! Это на наших спинах здесь п-подрабатывают.

– Ну, и не только на спинах, – вставил Санек.

– Майор, да ты чё? Мы же с Емельянычем верные с-семьянины. Да как можно?

– Ладно, Кретинин, не заливай, знаю я вашу мужскую верность. Ты лучше скажи, откуда бабочки прилетали?

– Да все оттуда. Из цветочных клумб.

– Понятно. И они же навели.

– Да какое «навели»! Это их Бабка Ежка нам выдала. А у Бабки Ежки все девочки – родня, и через ее контроль, скажем даже, мультифильтровальную сеть, ни змея не проползет, ни бронепоезд не промчится. Там такой у нее но пасаран стоит – так что мы ей доверяем, как подтверждает наш многострадальный парильный стаж…

– А расскажите нам, господин Кретинин.., – начал было Константин, но Санек его перебил:

– Костян, не изобретай велосипеда. Я здесь все прошерстил – чисто. И, увы, снаружи тоже чисто. Всю ночь шел привычый предновогодний ливень, и даже то, что могло бы оставить следы, смыло, как в Кретининских независимых туалетах.

– И все-таки, пусть теперь мне расскажет: не было ли чего подозрительного в поведении Мерзавкина, то есть, господина Мерзликина, может, он чего-то боялся?

– Да ничего он не боялся. Был как всегда: пил, жрал, ржал. Парился мало, но в бассейн плюхался. И щупал баб.

– А как он пропал?

– Непонятно. Был-был, потом – раз! – и нету.

– А кто-нибудь из вас во время его исчезновения никуда не отлучался? Может, обслуживал кто вас, может, домработница или сторож?

– Да никто нас не обслуживал, кроме наших красавиц. И ворота заши-ши-шифрованы. И собак нет. И машины, и байки здесь не проезжали, даже если мы их бы не за-заметили – застряли бы в грязи по самый хвост. Асфальта-то тут до сих пор и нет. А обещали, сволочи. А если обещали, зачем я буду за свои кровные его проложить…

– То есть, Вы хотите сказать, что неожиданно пропавший испарился прямо из ваших тесных дружеских объятий?

– Ну да. Был-был, ел-ел, а потом – трык! – и куда-то побежал. И исчез прямо в п-п-по-оростынях…

– А что Вы имели в виду под словом «трык»?

– Да не знаю. Подумалось, что «трык».

Райкин за рукав потянул Константина в сторонку:

– Костян. что ты к нему привязался? Трык, не трык – видишь, у человека голова болит, ему похмелиться надо. Да и я б не отказался, чтобы сонливость сбросить.

– Видишь ли в чем дело, – затеребил левое ухо Константин (что означало математический анализ свершившихся событий), вот если применить метод свободных ассоциаций (да, Фрейд; но я и у Фрейда кое-что взял для своей рациональной психологии!), то спонтанно выскочившее слово «трык» здесь имеет важное значение! Тебе хорошо знакомо это слово. У нас оно было на слуху, когда мы все работали на Базе вместе с Митрофанычем. Когда он говорил слово «трык»? Во-от: когда рассказывал, как его опять настигла врасплох фобическая диарея. А здесь мы имеем что: Мерзавкин «ел-ел, а потом – трык». Предположим, что у него характерно (от пережора) забурлило в животе. Кретин это услышал, и у него это отложилось в подсознании. И, если действительно у Мерзавкина возникли непреодолимые позывы (а он, судя по интерьерам, эстет), он должен был просто спасаться бегством. чтобы не опозорить себя и не испортить аппетит собравшимся. А так как предбанные туалеты, что как в компасе по четырем сторонам света, оказались по воле случая не слишком далеко от пункта питания или заняты. Значит, он должен для утилизации искать другое и, по-видимому, более отдаленное место. Но поджимает! А значит, медлить нельзя и переодеваться некогда. К тому же, разогревшись после парной, выскочить в простыне на свежий воздух не составляет труда. Скажите, господин Кретинин! Кретинин, Вы где? А, опохмелиться сходили. Ну, это свято. Так вот. Скажите: у Вас на дачном участке есть надворный туалет?

– Обиж-жаешь, командир. – Кретинин уже почти не стоял на ногах. – Ну, конечно! И надворный, и задворный – все есть. Да ты иди сюда! Гля, сколько их здесь. О, было четыре, а стало восемь … Размножаются… Выбирай любой, какой тебе улыбается…

– Кретинин! Мне туалет нужен для другой цели.

– А для какой? Хочешь купить? Так не продается…

– Не хочу. Мне его осмотреть надо.

– И чего ты там хочешь увидеть? Да ладно, ладно, он во-он там. Но я не пойду. Вернее, не дойду. Я пошел баюшки, а вы уж лучше как-то сами. Я вам доверяю, твою мать, – хозяин ударился о дверной косяк и, челночным бегом достигнув софы в одной из комнат отдыха, рухнул поперек софы и отсекся от окружения.

«Надворный» тулет был построен в стиле «Ретро», похоже, еще при прошлых хозяевах и никакими признаками не убеждал, что кто-то в него заходил или не заходил в последние несколько дней. Грязь от дождя это убийственно подтверждала. В самом, так сказать, помещении, валялись потускневшие осенние листья, которые чьи-то ноги принесли сюда и затоптали в неизвестный период.

– Да, в это очко Мерзавкин провалиться никак не мог, слишком узко, – разочарованно промолвил «Коломбо». – Хотя, постой. Я кое-что увидел: свежая грязь на пороге.

– Да это я, – смутился Санек. – Вы там пока любовались обстановкой…

– Нет, Александр, тут что-то не то. А ну, принесите-ка мне что-нибудь подстелить и что-нибудь вроде отвертки или гвоздодера. И перчатки. Лучше рукавицы.

Райкин зашлепал в дом, а Константин с Саньком остались созерцать дырку. Райкин пришлепал назад и протянул все, как просили.

– Надо же, Андрей, не прошло и пяти лет, как ты стал отличать гвоздодер от хоккейной клюшки. Если так и дальше пойдет, годика через три сможешь сам забивать гвозди. А теперь дай мне свою маску. Да не волнуйся, не обслюнявлю – я поверх своей надену, как твой дед из электрички. Все-таки индивидуальные средства защиты дыхательных путей – хорошее изобретение!. И многофункциональное, ух, – поднапружинился Константин, и доска с очком легко спрыгнула с устоявшегося места от одного лишь прикосновения гвоздодера. Под ней на глубине метра полтора красовалась обнаженная многолетняя гадь и испачканная нечистотами простыня, из-под которой торчала пухлая кисть мертвеца.

– А вот теперь без официальной части уже не обойтись. Александр, вызывай своих полицаев. Придется им рассказать все (ну, можно без интимной части про монаду; а можно и с ней – все равно обижаться уже некому). Заодно закинем и про дом этого Бреха.

– Пропали наши денежки! – расстроился Райкин.

– Да не переживай! – успокоил Санек. – Остается еще вдова Мерзликина. У нее явно в запасе миллиончиков пятьдесят еще есть. Ей же интересно будет узнать, кто утопил ее мужа. Заодно можно намекнуть, что, мол, если не найти убийцу, ее может постичь подобная участь. Она, хоть баба и крепкая, возможно, самой смерти и не боится, но смерть для нее должна быть красивой, а не последние часы в чане с г.., да еще с чужим. Если даже не так – Коломбо ее убедит. Он же рациональный психолог! Так что, заказ обеспечен. А мы уже себя отчасти проявили – мы же нашли тело.

– В крайнем случае, он проведет с ней «Горячий стул», – добавил Райкин.

– Да я и так буду продолжать, – пробурчал Константин. – Я не могу бросать начатое. Пусть даже бесплатно.

– Нельзя быть таким бессеребренником, Костян! Любой труд должен оплачиваться. Иначе будет, как с детдомами.

– Это как с детдомами? Кто-то позавидует, что мы бесплатно в выгребные ямы заглядываем?

– А все-таки, Костян, как ты догадался что Мерзликин побежал в надворный туалет?

– Да это очень просто: я поставил на его место себя.

Глава восьмая.

Собравшиеся устроились в Протуберанческом доме Райкина (у него еще в городе была квартира старшего сына, который уехал на заработки в Алжир). И, хоть стояла серая мгла, сад облетел и был весь в коричневом колорите, все равно ощущалась красота и свежий воздух чудного курортного уголка загородого расположения и близости к природе. Луну заменяли множественные уличные фонари, и при них волшебной таинственностью блестели лужи на вымощенных плиткой тротуарах и черном асфальте еще неубитых дорог. Им вторили совсем неслабые по архитектуре и качеству исполнения частные дома с разноцветными окнами и скоропостижно разнаряженные в новогодние атрибуты ели, туи и даже кипарисы. У Райкина здесь было сразу два участка. Он их купил из жадности, чтобы потом, когда вырастут цены, их выгодно продать. Потом из жадности он не стал их продавать, потому что там посадил сад (а где еще не досадил – будет «досаждать»). А потом пришла третья бывшая жена, которая развелась со своим вторым мужем и нажала на больное место первого бывшего: «Андрей! У нас с тобой такие чудесные близнецы, и ты их так любишь! Как тебе будет хорошо с ними жить и видеть их каждый день! Но маленькие дети не смогут жить без мамы. Поэтому отдавай мне половину участка (у тебя все равно их два), а я возьму кредит. Я работаю в банке – мне не откажут. А потом мы вместе вскладчину этот кредит отдадим». Участок был поделен мысленно – без забора по меже, дом воздвигнут за один сезон. Вспомнив почему-то поговорку «Скупой платит дважды», Андрей закусил губу, затянул потуже ремень и принялся работать на две ставки с посильными подработками в разных сферах и частях города и области. В его, так сказать, старый дом, завидя соперницу, стала все чаще наведоваться его вторая бывшая жена и оставаться по неделям там жить вместе с их общим (третьим у Райкина) ребенком – четырнадцатилетнним Олегом. Когда приезжает его первая бывшая жена, Андрей выставляет вторую, а Олега переселяет в дальнюю комнату, чтобы в ближнюю поселить своего второго ребенка – дочь Варвару. Потому что ближняя ближе к папе, а дочь боится темноты.

– Да, когда мой батя служил в космической связи, а я служил в космической разведке, до такой пошлости никто не доходил, – Митрофаныч хлебнул диетического молочка и продолжил: – Люди были высоко нравственными. Если убивали, так пистиком или финкой. На худой конец – свинорезом.

– Да не гони, Ныч! Еще как бывало. Соседка мужу лопатой череп раскроила. А Чикатило? А сколько мы с Саньком, когда операми были, жутиков насмотрелись? А бабки в послевоенные годы немецкое мясо на рынке продавали?

– Стоп! – отрезал Константин – и воцарилась тишина. – Дежурная бригада у Бреха, говоришь, все прошерстила, и ничего нигде не нашла? В туалеты к нему слазили! Давай Санька на связь. Пусть разрешение берет, а мы пойдем и кое-что проверим.

– Ребята, не светите по окнам: дом-то, все-таки опечатан. Засекут – мне пер-вому по голове достанется, – зашептал Санек в мрачном замке исчезнувшего Коли. Конечно, ни у кого он разрешения не спрашивал, только сигнализацию вырубил и по-хамски: перервал на столбе провода. Перерезать не стал – «вдруг догадаются, а это вроде как ветер» («Ну, ты и тупой, Санек!» – не удержался Райкин). – И куда ты, Коломбо, попрешься, если здесь каждый сантиметр…

Фонарики, поставленные на слабый свет, побежали впереди Константина.

– Куда тебя понесло, эй! – заверещал в негодовании кто-то из мужской части состава.

– Отстань от Костика, – громыхнула Наталья. – У него интуиция.

– У него интуиция, а я темноты боюсь. Вдруг расшибемся, здесь так много лишних вещей! – засуетился Райкин.

– Так! Вы мне начинаете мешать, – проговорил предводитель сыскной стаи. – Оставайтесь здесь все, а я пойду один.

– Куда?! – хором вспыхнули остальные.

– Искать подвал.

– Он не здесь, он на террасе. Вход слева. Я там уже был.

– А я, Александр, там еще не был.

Четверо незваных гостей расположились в каминном зале: все в темных одеждах и перчатках, как в кино.

– Не понимаю, зачем они отключили отопление.

– Баран ты, Андрюха. Это не они, это мы отключили. Точнее, я. У Коли здесь все на электричестве.

– И отопление? Это же так дорого, я пробовал. Аж три года, пока счетчик электронный не поставили. И как ловко поставили, гады: на самую макушку столба, и с центральным слежением, и с каким-то хитрым устройством, что и пультами не остановишь, как в прежние времена. Так я и с левой проводкой за свои жалкие сто квадратных метров по восемь тыщ платил, а у этого аж триста. Это, как минимум, двадцать четыре.