Текст книги "Закат казанского феномена. История ликвидации организованных преступных формирований Татарстана"

Автор книги: Асгат Сафаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Метастазы

По идее дело «Тяп-ляпа» должно было войти в историю как первый успех по ликвидации организованного преступного формирования, стать практическим пособием для изучения всеми курсантами МВД и будущими юристами. Возьми правоохранительные органы этот опыт на вооружение, может, и не было бы «лихих 90-х».

Увы, всё пошло по стандартному российскому сценарию: награждение непричастных и наказание невиновных. Правда, награждение на этот раз пропустили, зато наказания раздали щедро. Начальник Приволжского РОВД, на чьей территории произошёл «инцидент», был снят с должности, остальные получили серьёзные взыскания.

В октябре 1978 года (когда все тяпляповцы уже были под арестом) на коллегии МВД СССР министр внутренних дел страны Николай Щёлоков «влепил» строгий выговор начальнику уголовного розыска МВД ТАССР Новикову и начальнику УВД Казани Халиуллину. Не пострадал лишь министр внутренних дел ТАССР Николай Демидов в силу недавнего заступления на должность.

Другими словами, система жёстко дала понять: ТАКИХ резонансных дел быть не должно. Урок усвоили – до следующего процесса по бандитизму в республике прошло почти десятилетие.

А между тем время безвозвратно уходило. И хотя самое крупное злокачественное образование вырезали, метастазы прорастали уже практически повсюду. Бесславный конец главарей «Тяп-ляпа» быстро забылся, зато легенды об их «подвигах» пересказывались с восхищением и завистью. На вооружение по всему городу брались методы тяпляповцев: железная дисциплина, регулярные занятия спортом, сборы денег и культивирование агрессии.

Тема для специалистов-психологов, но я считаю, что в группировки шли и идут два типа подростков. Первый – те, кому физически необходимо выплёскивать свою агрессию, драться, самоутверждаться, но таких, как правило, не очень много. И второй, самый многочисленный, – те, кто чувствует себя неуверенно вне своей группы. Кстати, один из тяпляповцев на допросе в своё время так и сказал: «Жить в группе намного легче». Этот многочисленный тип самый опасный: такие люди, чтобы не потерять доверие своей стаи, способны на всё.

Ещё одна причина, как мне кажется, лежит в проблеме целого поколения. Почему становление организованной преступности проходило по всей стране именно в 80-е годы, ни раньше ни позже?

Те, кто родился в 60-е и 70-е годы – это поколение «с ключом на шее». Сами – в школу, сами – из школы, сами приготовить, сами себя проконтролировать. Символ поколения – мальчик Дядя Фёдор из известного мультика про Простоквашино. Родители этих детей всегда заняты, всегда на работе, им некогда было заниматься воспитанием и видеть, что происходит с ребёнком.

Мне могут возразить – и предыдущие поколения росли точно так же, предоставленными самим себе. Да, но у них была цель – победить голод, победить в великой войне, победить послевоенную разруху. Нужно было просто выживать, здесь не до глупостей. А к концу 70-х глобальные задачи по выживанию кончились. Слабые попытки найти новые цели в виде всесоюзных строек провалились: молодёжь 80-х уже прекрасно понимала, что такое комфорт и роскошь, так же как и то, что большинству они недоступны. Отсюда – агрессия и ненависть к зажиточным «барыгам».

Были, конечно, и другие. Ребята, не ставящие себя в зависимость от мнения толпы и не нуждающиеся в унижении слабых, чтобы почувствовать свою силу. Сейчас про таких сказали бы – с чётко выраженной мотивацией. Комсомольские активисты объединялись в боевые комсомольские дружины – БКД* и ОКОД*, став очень мощным подспорьем в работе милиции. Именно они дежурили на дискотеках, чтобы не допустить массовых драк. Они же, кстати, в своё время оказали огромную помощь в деле «Тяп-ляпа», когда потребовалось одномоментное задержание членов группировки. «Мотальщики» считали БКД реальной силой и по-своему уважали. Доходило до курьёзов – члены союзных группировок «Брод», «Кремль» и «Динамка» так и называли свой альянс – «Б.К.Д».

Надо сказать, что после дела «Тяп-ляпа» группировщики тоже усвоили определённый урок: есть предел, переступать который нельзя. Разборки при дележе территории теперь устраивали так, чтобы мирные граждане не страдали. Грабежи, разбойные нападения и изнасилования совершались с таким запугиванием потерпевших, что в милицию обращалась едва ли десятая часть. Поэтому наиболее заметными и резонансными оставались молодёжные драки, часто – со смертельным исходом.

Именно в это время, в самый пик массовых молодёжных драк, я пришёл на работу в следственное отделение Советского РУВД, где прослужил с 1984 по 1987 год. Расследовал преступления, совершённые в микрорайоне «Танкодром», в основном как раз подростковые. Через кабинет, который мы делили с коллегами, прошли многие будущие лидеры ОПГ Советского района Казани.

Одним из самых резонансных дел того времени стало побоище в районе Танкового кольца*. Группировщики (памятуя о «Тяп-ляпе») обычно не впутывали в свои разборки посторонних людей, выбирая для стычек малолюдные районы и позднее время. Но тут, вразрез всем «понятиям», две группировки устроили драку ранним утром, на глазах массы свидетелей, идущих на работу.

Надо сказать, что в большинстве случаев стычки длились не больше нескольких минут, и почти сразу определялось, на чьей стороне перевес. Победители, подбадривая себя свистом и громкими криками: «Айда-айда-айда!» или «Ломи!», гнали противников, удиравших со всех ног. Промедление было действительно смерти подобно – отставших «месили» всей толпой, стараясь забить до смерти. На этот раз проигравшая сторона попыталась скрыться, заскочив в троллейбус, подошедший к остановке, но не тут-то было: преследователи атаковали машину. Полетели осколки стекла, разбитых камнями и кусками арматур, в результате пострадали не только группировщики, но и ни в чём не повинные пассажиры…

Резонанс был огромный. В моём кабинете развернули оперативный штаб по раскрытию этого дела (такого количества крупных звёзд на погонах в одном месте и сразу мне до той поры видеть не доводилось). Раскрыли, кстати, быстро, и вскоре дело, как находящееся на особом контроле, забрали в следственное управление МВД.

Мы тогда даже не могли предположить, что локальные войны подростков – не проблема, а только её начало, что именно сейчас формируется костяк кровавых ОПГ 90-х годов. Мы просто работали, жили практически в условиях военного времени, часто оставаясь спать прямо в кабинетах. Основная трудность заключалась в том, что большая часть наших подследственных были несовершеннолетними, а это целый букет сложностей. Во-первых, все допросы должны проводиться в присутствии адвоката и родителей (слёзы, истерики – «мой сын ни в чём не виноват»), во-вторых, подростки в этом возрасте любят погеройствовать и крайне редко идут на контакт со следователем. Да и предъявить, как правило, мы им ничего не могли. «Да, – говорят, – был. Но сам не бил, а кто бил, я не видел». Максимум, за что можно было их привлечь, это за хулиганство, да и то его ещё надо было доказать.

Помню, как на одном из заслушиваний (куда вызвали и меня, рядового следователя районного ОВД) заместитель министра Завдат Невметов* разносил в пух и прах личный состав за бездействие. В ответ на чью-то реплику: «Закон не позволяет» Завдат Нуруллович в сердцах швырнул ему через весь стол уголовный кодекс: «Покажи, в каком именно месте закон тебе не позволяет?!»

Конечно, все прекрасно понимали, что надо что-то срочно предпринимать, но просто не знали, с какой стороны подступиться. Каждый изобретал свой велосипед. Мы вот у себя выработали следующую тактику: раз уж хулиганство требует доказательства конкретных действий, выписывали постановления об обысках у всех подозреваемых. А эти «романтики» хранили дома кто кастет, кто заточку, кто «самострел». Ну и работали с родителями, разумеется (в группировках были и дети достаточно уважаемых людей, боящихся за свою репутацию).

К сожалению, методика наша хоть и приносила реальные результаты, но процесс остановить уже не могла. Более того, те, кто побывал в наших руках, тоже мотали себе на ус информацию, изучая принципы и слабые места работы милиции.

Антикультура криминального мира прочно воцарилась среди молодёжи. В обиход вошли слова «мотаться» и «мотальщики» – именно так называлось членство в группировках. Вычислить «мотальщика» в толпе было проще простого: все они носили спортивные костюмы (или олимпийки) летом и телогрейки зимой. Обязательный атрибут холодного времени года – спортивные трикотажные шапочки. Каждая группировка носила шапочки с определённым рисунком и расцветкой – чтобы узнавать своих и чужих издалека. С точки зрения группировщиков молодёжь делилась на «пацанов» – тех, кто «мотается», и «чушпанов» – тех, кто не живёт по принципам группировок. «Чушпаны» не считались достойными уважения, поэтому их даже всерьёз не били, а просто при случае отбирали все деньги и ценности – «доили».

Большей частью подростки, состоящие в группировках, не понимали настоящих целей своих лидеров, им просто нравилось быть сильными и внушать страх другим. Они с удовольствием эпатировали окружающих, гордясь своим нарочито люмпенским видом. «Мотальщики» частенько ездили в Москву просто потолкаться на Казанском вокзале, пройтись по центральным площадям, пугая всех встречных злобными взглядами исподлобья (знай наших!). Понятно, что группы хмурых парней, одетых в телогрейки и войлочную обувь типа «прощай, молодость», не могли не привлекать к себе внимание, в том числе и журналистов.

«Литературная газета», самый популярный печатный орган страны, в 1988 году опубликовала статью «Экстремальная модель» о молодёжной преступности. Именно в ней впервые прозвучал термин «казанский феномен».

Вообще, молодёжные группировки в то время зрели по всей стране, но Казань даже на общем фоне оказалась уникальной. Во-первых, к середине 80-х годов здесь практически не осталось двора или улицы, которые не причисляли бы себя к какой-нибудь «конторе».

Во-вторых, иерархия ценностей казанского криминалитета отличалась от «общепринятых». Несмотря на господство блатной романтики и зоновских «понятий», здесь, например, не пользовались таким авторитетом, как в других регионах, «воры в законе». «Пацаны» считали своим долгом отслужить в армии, не гнушались стоять у станка. Существовал свой, пусть уродливый, но кодекс чести – не трогать «врага», если он идёт с девушкой, всегда и везде отстаивать интересы своей группировки.

В-третьих, сам принцип организации. Пресловутые «пятёрки», использованные ещё «тяпляповскими» лидерами, – это ведь не что иное, как ячейки. Таким построением пользовалось большевистское подполье в царской России, через несколько десятилетий – подполье уже партизанское, антифашистское.

Ячеистые структуры прочнее, чем цельные и монолитные. Советские идеологи хорошо это понимали, когда внедряли октябрятские звёздочки, пионерские звенья, комсомольские дружины и партийные ячейки, надеясь укрепить внутренними связями всё общество. Одного они не учли: такая система хороша исключительно для подполья, а не для легального существования. Зато это хорошо усвоили отцы-создатели группировок, недаром многие из них имели педагогическое образование.

Эти особенности и выделил в материале автор статьи Юрий Щекочихин*. Он также абсолютно правильно описал этапы вербовки молодёжи в группировки, их структуры, иерархию и потенциальную опасность. «Так формируются устойчивые преступные группировки, – писал он, – цели которым задают верхние слои, состоящие в большинстве своём из уголовных элементов».

За 1986–1987 годы в Казани было совершено 181 нарушение общественного порядка, в том числе 51 групповая драка, в которой участвовали 900 человек. В итоге 6 подростков погибли, 73 были госпитализированы с серьёзными травмами, 193 получили телесные повреждения.

С осени 1987 года обстановка резко ухудшилась. В драках стали использовать ножи, тяжёлые металлические шары, обрезки арматуры, кастеты, самодельные взрывные устройства.

Щекочихин в 1988 году опубликовал в «Литературке» целую серию статей, посвящённых зреющей криминальной опасности. Самые известные из них – «Лев готовится к прыжку» и «Лев прыгнул!». В последнем материале его собеседник, сотрудник ВНИИ МВД СССР Александр Гуров*, тогда ещё подполковник милиции, дал чёткое определение организованному преступному сообществу.

«Мафию, – говорил Гуров, – характеризуют три признака.Во-первых, это – преступное сообщество, которое имеет чёткую структуру и иерархические связи: есть главарь (или группа главарей), держатель кассы, связники, боевики, разведка, контрразведка. Во-вторых, это организация, созданная для систематического преступного бизнеса. И третий, основной, признак – преступное сообщество становится мафией лишь в условиях коррупции: оно должно быть связано с представителями государственного аппарата, которые состоят на службе у преступников. Если это прокурор, то он спасёт от наказания, если работник милиции, то передаст важную информацию, если это ответственный работник, то сделает вовремя нужный звонок».

Таким образом, задолго до изменений в уголовном и уголовно-процессуальном кодексах появилось официальное определение оргпреступности.

О «львах» и ловцах

Власть медленно, со скрипом, но осознавала, что организованная преступность таит в себе огромную угрозу, и в 1985 году в МВД Узбекской ССР было создано первое специализированное подразделение по борьбе с организованной преступностью. Пусть громкое в то время «Узбекское дело»* имело чисто политическую подоплёку, главное – лёд тронулся. Вскоре на одном из закрытых заседаний коллегий МВД СССР было принято решение о создании во всех союзных республиках, автономиях и областях спецподразделений по борьбе с оргпреступностью.

Такую спецгруппу – «шестой отдел» – сформировали в управлении уголовного розыска МВД ТАССР в ноябре 1988 года из самых опытных сотрудников уголовного розыска, БХСС и следствия. Возглавил группу Савелий Тесис.

Сколько на самом деле было организованных преступных групп в республике к концу 80-х – началу 90-х годов, доподлинно сейчас никто не сможет сказать. Для себя оперативники определили список из наиболее дерзких и крупных – порядка пятидесяти. В Казани к таким относились «Жилка», «Борисково», «Перваки», «Чайники», «Грязь», «Пентагон», «Финны». В основном группировки формировались по месту жительства, были не равнозначны по численности и структуре, во главе многих стояли криминальные авторитеты.

В 1987 году, за год до создания «шестых отделов», в СССР фактически началась легализация частного бизнеса. Вступил в силу Закон об индивидуально-трудовой деятельности, а Совмином СССР было принято сразу два постановления – «О совместных предприятиях» и «О деятельности кооперативов в сфере сервиса, общепита и производства».

В это время лишь 9 процентов товаров народного потребления, выпускаемых в стране, соответствовали качеству мирового уровня, и очень скоро кооперативы успешно стали заполнять нишу как оказания услуг, так и производства.

Если во Франции в эпоху расцвета буржуазии появились нуворИши – «новые богатые», то у нас возникли нуворАши – «новые русские». Только название это, быстро вошедшее в обиход, относилось совсем не к тем, кто деньги зарабатывал честно.

Большие, по советским меркам, доходы привлекли пристальное внимание криминала. Уже через год слово «рэкет» вошло в обиход, а главными сообщениями информационных программ стали вымогательства с пытками утюгами и паяльниками.

Одно из первых уголовных дел в истории казанского рэкета возбудили в отношении членов группировки «Дом обуви». Жертву – председателя кооператива «Стройдетали» – нашли в начале 1988 года. Поначалу определили «таксу» – две тысячи рублей в месяц. Сумма по тем временам, когда зарплата ещё исчислялась в рублях, была колоссальная, но строительный бизнес приносил немалый доход, и Сергей согласился.

Однако ежемесячная дань была только началом. Уже в январе 1989 года от кооперативщика потребовали четыре тысячи рублей сверх обычного. Иначе его убьют, жену изнасилуют, сына искалечат.

В начале марта история повторилась: лидерам ОПГ Гарееву и Агафонову срочно потребовались ещё три тысячи рублей. В мае «крыша» забрала у предпринимателя машину. В конце июня Сергея опять выловили и потребовали ещё десять тысяч наличными. В случае отказа… в общем, он в курсе.

Уже потом потерпевший признался, что если бы мзда была разовой или хотя бы посильной, он и не подумал бы обращаться в милицию. Но дошло до того, что Сергей в определённый момент просто не смог выплатить своим рабочим зарплату: «Я понял, что это будет продолжаться бесконечно, и рано или поздно они меня убьют!..».

Чтобы взять с поличным, решили сделать передачу денег под контролем сотрудников. Всё происходящее снималось скрытой камерой. После, когда Гареев и Агафонов пытались оспорить факт встречи, видеозапись пригодилась – доказательства были налицо. Уликами стали и отпечатки пальцев, оставленные вымогателями на конверте с деньгами, и зафиксированные номера купюр.

Гареев рассчитывал выйти сухим из воды – его отец занимал высокий пост. Естественно, шёл серьёзный накат, и каждому оперативнику обещали либо позорное увольнение из милиции, либо вообще физическое устранение. Аналогичные «доводы убеждения» предоставлялись и потерпевшему. Пришлось брать под круглосуточную охрану его самого и его родных.

Это дело по рэкету можно считать показательным: те, кто верит, что с «крышей» можно договориться по-хорошему, глубоко заблуждаются. НИКОГДА группировщики не оставят жертву в покое и никогда не дадут возможности заработать. Бандиты не видят смысла беречь своих дойных коровок – зачем? На место высосанного досуха коммерсанта обязательно придёт другой, новый.

…Ильдара Гареева суд приговорил к восьми годам лишения свободы в колонии общего режима, Владимира Агафонова – к шести.

Это было первое дело по вымогательству, когда обвинительный приговор суд вынес БЕЗ признательных показаний подсудимых, опираясь только на доказательную базу.

* * *

К началу 90-х годов произошло резкое расслоение населения по уровню доходов. Началось стихийное, неконтролируемое и в большинстве случаев незаконное накопление капитала с перекачкой больших государственных средств в частный сектор. Новый этап развития начался и у организованной преступности.

При этом возникла реальная угроза экономической безопасности страны из-за возрастающих объёмов контрабанды, отсутствия государственного контроля над экспортом сырьевых ресурсов, хаоса в ценообразовании и валютном регулировании, незащищённости кредитной системы.

«Шестые отделы» в том виде, в котором они существовали, просто не могли справляться с растущей волной организованной преступности – численность этих подразделений во многих регионах не превышала 10 человек, и всё ещё не была чётко определена их компетенция.

В марте-апреле 1991 года на территории Российской Федерации в структурах МВД, УВД были созданы подразделения, именуемые оперативно-розыскными бюро (ОРБ). Численность подразделений возросла более чем в три раза.

Расстрел в узле спецсвязи

Когда речь идёт о ликвидации какой-либо группировки, всегда делается особый акцент на их арсенал – пистолеты, автоматы, гранаты… По законам жанра любое оружие должно стрелять. И стрелять в людей, это понятно. Но мало у кого возникает вопрос: а каким именно образом это оружие попадает бандитам в руки?

В 1991 году в МВД поступила информация, что на перроне железнодорожного вокзала в Казани открыто торгуют оружием. Три дня оперативники работали, просчитывая все варианты, на четвёртый вышли на прапорщика одного из воинских частей, который и продавал гранаты на территории вокзала. От него цепочка потянулась к высокопоставленным военачальникам, вплоть до центрального аппарата Минобороны. Четыре полковника, организовавшие преступную группу, сбывали вверенное им имущество: гранатомёты, автоматы, гранаты.

Это только одно из уголовных дел по факту незаконного оборота оружия. В те годы они возбуждались по республике сотнями. Раз есть спрос, будут и предложения, ведь во многих головах уже чётко сформулировалась схема: оружие = деньги.

Ночью 26 апреля 1992 года на телефон «02» в Казани поступило сообщение, что горит здание республиканского узла спецсвязи*. Примчавшихся пожарных встретила жуткая картина: залитое кровью, охваченное огнём помещение, а в каждой комнате, коридорах – тела расстрелянных людей. Во дворе здания стоял ГАЗ-69, в нём следователи обнаружили баул, где лежали 66 пистолетов Макарова и около тысячи патронов. Это было оружие, похищенное из РУССа.

Внутри полыхавшего здания чудом оставшаяся в живых женщина-экспедитор вывела на полу своей кровью: «Убийца Андрей, маршрут 3». Если бы не эта кровавая запись, вряд ли смогли бы оперативники через несколько дней взять преступника.

А в это время к месту происшествия стекались родственники убитых. Всего погибло 9 человек, трое из них – женщины, у всех были семьи, дети… Весь город обсуждал страшную новость. Для расследования преступления была создана следственная группа, куда вошли наиболее опытные сотрудники уголовного розыска республики, МВД, КГБ и прокуратуры.

Все сходились к одной версии, подтверждённой показаниями Фарзиевой, убийца – кто-то из своих. Подняли картотеку, просмотрели данные всех работников, особенно тщательно – третьего отряда. Проверили алиби каждого в ту ночь и вышли на некоего Андрея Шпагонова, недавно уволенного из РУССа. Сразу же побывали у всех дома, и только Шпагонова не оказалось на месте. В больнице очнулась Ляля Фарзиева и утвердительно кивнула при его фамилии. Женщина не могла говорить из-за раздробленной нижней челюсти – пуля прошла через подбородок.

С момента преступления прошло немногим более шести часов. По всем отделениям милиции республики, по всем постам разослали фотографии подозреваемого и предупреждение о том, что он вооружён и может оказать сопротивление. Днём 27 апреля задержали двоюродного брата Андрея, Дмитрия Ковалёва, и попали, что называется, «в цвет». На первом же допросе Дмитрий сразу указал на Шпагонова – оказывается, тот давно задумал хищение оружия со своей бывшей работы. Сотрудникам уголовного розыска потребовались лишь один день и одна ночь, чтобы выйти на убийцу.

Поиски велись по всей республике. На исходе вторых суток его задержали на железнодорожной станции работники Агрызского РОВД. Оружия при нём не оказалось. На предварительном следствии Шпагонов во всём сознался, рассказал в подробностях о кровавых событиях той ночи. На свою бывшую работу он пришёл вечером, расстрелял из пистолета охранника и всех находившихся в офисе, в том числе четырёх женщин – всего 10 человек. Затем убийца выгреб из сейфа несколько десятков стволов табельного оружия, а перед уходом облил помещение бензином и поджёг. На улице его должен был ждать с машиной сообщник, но в последний момент тот струсил и уехал. Завести стоявший у подъезда служебный «уазик» преступнику не удалось, и, бросив тяжеленный мешок с «трофеями», он скрылся с одним «Макаровым» в кармане.

Началась кропотливая работа следственно-оперативной группы. Было допрошено 108 свидетелей и представителей потерпевших. Назначена и проведена 31 судебная экспертиза. Судебно-психиатрическая экспертиза дала заключение: признаков психического заболевания у обвиняемого не имеется, он может отдавать отчёт в своих действиях и руководить ими. Во время убийства Андрей был просто пьян.

Менее чем через два месяца Шпагонову, Ковалёву и их защитникам было представлено для ознакомления уголовное дело. А спустя неделю его передали в Верховный суд Татарстана.

Из обвинительного заключения:

«Предварительным расследованием установлено:

В начале апреля 1992 года А. Шпагонов и Д. Ковалёв, действуя из корыстных побуждений с целью личной наживы, вступили в преступный сговор для совершения хищения огнестрельного оружия и боеприпасов путём разбойного нападения с республиканского узла специальной связи и их последующей продажи…».

Из показаний потерпевшей Л. Фарзиевой:

«Около 21 часа 20 минут мы закончили работу и стали ждать фельдъегерей из Москвы, знали, что должны приехать Садриев и шофёр. Раздался стук в дверь, подумали, что приехали егеря, и пошли открывать. Вошёл мужчина в светлой куртке, и тут же раздался хлопок, похожий на звук ёлочной хлопушки. Вслед за этим Минзянова испуганно вскрикнула. Я подумала, что это Садриев шутит, подскочила к нему и увидела, что это не он, а Андрей. В этот момент я стояла лицом к Андрею. Хорошо рассмотрела его и узнала…

В этот момент я увидела, как Андрей навёл пистолет на меня и выстрелил. Боли я не почувствовала. Когда я падала, то успела заметить, как Андрей подошёл к Мордановой и выстрелил в неё. Затем я потеряла сознание… Я поняла, что Андрей убил егерей…

Когда пришедшие на пожар люди выломали ломом решётку и вытащили меня из окна, глаза у меня были закрыты, я не видела людей, а слышала их голоса. Тогда я успела сообщить, что убийца ходил по третьему маршруту, зовут Андрей…».

После выстрелов в упор, с пулями в груди и на подбородке, в полуобморочном состоянии женщина выбралась из кабинета и потом долго пряталась от убийцы. Он, заметив свою оплошность, тщетно пытался найти её на залитых кровью этажах, а потом поджёг здание.

Указом Президента Российской Федерации Бориса Ельцина Ляля Фарзиева была награждена орденом «За личное мужество». На торжественном приёме в Казанском Кремле вице-президент Татарстана Василий Лихачёв вручил ей награду.

Верховный суд Татарстана приговорил Андрея Шпагонова к исключительной мере наказания – расстрелу (тогда ещё применялась смертная казнь). Верховный Суд России, рассмотрев кассационную жалобу Шпагонова, оставил приговор в силе. Президент Татарстана и президент Российской Федерации также отклонили прошение о помиловании.

После вынесения приговора Шпагонов провёл в камере смертников 1100 дней. Ему было 23 года.

Из письма Шпагонова к родным:

«Господи, зачем я это сделал! За что вам и мне такое наказание! Простите меня, если сможете. Прощайте. Ваш сын и брат Андрей».