Текст книги "Панна Катажина (СИ)"

Автор книги: Артур Зеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Tak.

– Проходите.

Шлаевский прошёл в комнату, постоял немного на месте, покачиваясь на каблуках и в нерешительности сминая в руках кепку. Выжидательно посмотрел на Катажину – девушка взгляд не отвела, но слегка зарумянилась, приблизилась к офицеру:

– Может, Вам помочь? Что Вы оставили здесь?

– Moje serce.

Контрразведчик стремительно притянул подпольщицу к себе и поцеловал в губы. После поцелуя девушка легонько его оттолкнула и упёрлась локтями мужчине в грудь, но руки с талии убирать не спешила.

– Пан, не стоило этого делать. Нельзя. Прошу Вас, уходите.

– Почему же? Я Вам не нравлюсь? Вы не свободны?

– Нет. Дело не в этом...

Не дав девушке договорить, офицер снова прижал её к себе в поцелуе, на этот раз более длительном. Грудью Михаил почувствовал, как упор Катажины слабеет и попытки оттолкнуть его сходят на нет. Разъединив губы, Шлаевский слегка откинул голову назад, поднял правую руку с талии девушки и очень нежно провёл пальцами по шее и скуле, поправив после прядку волос за ухо. Взяв полячку за подбородок, повернул её лицо к себе так, чтобы их глаза встретились:

– И в чём же дело, piękna Katarzyna?

– Войцех. Мой брат убьёт Вас, если узнает. Пожалуйста, давайте лучше не будем...

– Войцех с этой обезьяной ушли пить, до утра вряд ли вернутся. А даже если вернутся – я готов умереть за Вас, только подарите ещё один поцелуй, moja droga.

При этом целовать Михаил не спешил, лишь в ожидании смотрел девушке в глаза. Подпольщица оглянулась на входную дверь, несколько мгновений поборолась сама с собой, а затем обняла лицо офицера руками и впилась ему в губы страстным поцелуем. Контрразведчик крепко обнял Катажину, после же долгого поцелуя аккуратно отстранил, подхватил на руки и понёс на кровать в соседнюю комнату.

Уложив полячку на перину и скинув пальто с пиджаком, Шлаевский начал целовать ей левую руку. Поднялся по предплечью, перескочил на шею. Наконец, их губы снова соприкоснулись, а руки контрразведчика нащупали застёжку платья. Покончив с ней, Михаил стянул с девушки тёмно-зелёный бархат и положил его на стул, погасил керосинку и начал расстёгивать рубашку. Нежные тонкие пальцы заскользили по торсу офицера вниз, снимая брюки. Шлаевский слегка подтолкнул Катажину, оказался сверху и медленно пошёл поцелуями от подбородка до груди, освободил её от лифа, немного поласкал и продолжил спуск, дойдя до ступней и стянув с девушки панталоны. Улыбнулся и стал двигаться в обратном направлении, прислушиваясь к интенсивному дыханию полячки. Побыв сколько-то внизу и услышав её первые стоны, контрразведчик прижался лицом к часто вздымающемуся животу девушки, вырвал ласками груди негромкий вскрик из своей партнёрши и слился с ней...

Проснулся Шлаевский от нежного поцелуя. Протёр глаза: Катажина лежала на боку, подперев голову, и с улыбкой смотрела офицеру в глаза, запустив пальцы левой руки в волосы на груди мужчины. За окном начинало светать. Михаил поцеловал девушку и попробовал притянуть к себе, но она его остановила:

– Не стоит. Иначе я не смогу себя сдержать.

– И что в этом плохого?

– Эх... Войцех скоро придёт. Я это чувствую. Тебе пора собираться и уходить. Пожалуйста, не подставляйся.

Контрразведчик вздохнул. Нехотя встал, собрался. Уже в прихожей обнял подпольщицу за талию и горячо расцеловал в лицо, задержался на губах. Катажина со вздохом отстранила от себя любовника:

– Я же сказала, тебе надо уходить. Пожалуйста, не мучай меня.

– Эх... Ладно... До вечера, drogi.

– До вечера... Хотя, постой. Михаил – твоё настоящее имя?

Шлаевский улыбнулся:

– Tak. А что?

– Буду молиться Богородице и за тебя тоже. Чтобы ты не погиб.

Офицер ничего не ответил, лишь, не отводя взгляд от её лица, задержал на несколько мгновений руку Катажины в своих и крепко сжал. Девушка начинала стремительно краснеть. Чмокнула контрразведчика в губы, открыла дверь. Когда он уже сделал шаг за порог, вдруг притянула к себе и быстро прошептала на ухо:

– Это безумие, но если Войцех сегодня ночью уйдёт – я поставлю на окно лампу. Приходи. Прошу тебя.

После вытолкала на лестничную площадку и захлопнула дверь. Михаил с минуту пораскачивался на каблуках с блаженной улыбкой, затем встряхнул рыжей шевелюрой и поспешил скрыться. За углом дома он чуть было не встретился с Войцехом и Малпой, но оба были настолько пьяны, что даже не заметили, как перед ними некий рыжий господин нырнул в открытый подъезд. Шлаевский выдохнул и направился в центр. Ему чертовски хотелось напиться и побыть наедине с самим собой...

***

На этот раз «ставка» прошла быстро. Гвоздь рассказал план, потребовал от каждого повторить свою диспозицию и действия, после сел на место и уступил слово Войцеху. Лидер кратко напутствовал собравшихся, акцентировав внимание на важности их акции для чёрного дела и великих последствиях, которые оная будет иметь, однако ничего нового о том, что им предстоит, так и не сказал. Затем скомандовал всем разойтись и быть готовыми со дня на день «к большому делу».

Шлаевский проверил, не следит ли кто за ним, и, убедившись в отсутствии таковых, занял удобную наблюдательную позицию на чердаке дома в паре кварталов от явки, предварительно вооружившись складной подзорной трубой. В начале второго ночи заветный огонёк появился в окне седьмого этажа и офицер устремился к возлюбленной.

Как только он постучал, дверь распахнулась и контрразведчика буквально выдернули с лестничной площадки внутрь квартиры. Катажина даже не дала ему сказать хоть какое-то вразумительное приветствие, сразу потянула в спальню, по пути раздевая. Уже оказавшись в постели, Михаил перехватил инициативу в свои руки и набросился на девушку. Слышать их можно было даже в доме напротив...

В предрассветных сумерках пробуждение скрасил поцелуй. Понимая, что его ждёт, Шлаевский постарался не затягивать и поскорее убраться, потому что расставание давалось офицеру чертовски тяжело. Катажине тоже: девушка долго не хотела его отпускать в прихожей и чуть не заплакала.

Выйдя из подъезда и посмотрев по сторонам, контрразведчик никого не заметил. Решил подождать в уже знакомом ему укрытии. Минут через семь-восемь мимо прошёл Войцех с неизвестным Михаилу субъектом в сером плаще и шляпе: мужчины бурно спорили о чём-то на польском. Попрощавшись со своим приятелем около нужного подъезда, Войцех направился в квартиру к Катажине, а его знакомец, оглянувшись, проследовал восвояси. Следом не отставал Шлаевский.

Проводив незнакомца в сером до нумеров на Малой Калужской и прикинув по окнам квартиру, контрразведчик через дворы вышел на Донской монастырь и решил срезать путь через кладбище. Вдруг его окрикнули со спины:

– Стой, сабака!

Офицер развернулся и тут же получил в живот, да так, что согнулся пополам. Повезло, что Рихтер весь прошлый год гонял подчинённого на ринге и Михаил научился держать удар. Заняв оборонительную стойку, контрразведчик присмотрелся к нападавшему: Маршал, зло ухмыляясь, достал из-за пазухи нож:

– Думаэшь, самый умный, да? Ираклия не абманэшь, у нэго чуйка. К Катажинэ в пастэл пралэз, гад, можна сказат, у минэ увёл, так ишо и шпионит будэшь?

– Ираклий, не стоит. Ты неверно понял...

– Всё я вэрна понял. Ща рэзать тибя буду, лэгавый.

На последних словах грузин сделал резкий выпад в живот Шлаевскому. Офицер увернулся и стал кружить вокруг нападавшего, надеясь его измотать и нащупывая в кармане нож-кастет. Следующие пять ударов лишь рассекли воздух, шестой, нацеленный в шею, контрразведчик остановил грамотным блоком своим клинком, ответным джебом попал Маршалу в плечо. Ещё трижды был звон стали о сталь, несколько раз Михаил уклонялся, прежде чем смог как следует отбить очередной выпад, перегруппироваться и метким кроссом справа попасть противнику в зубы.

Ираклий отшатнулся, встряхнул головой. Ощупал левой рукой рассечённые губы, сплюнул кровь и осколки выбитых кастетом зубов. Краснея от злости, посмотрел в лицо офицеру:

– Ну, сука, мама нэ узнаэт. Я кавалэрист Будённаго, гавна ты такая!

Удары посыпались на Шлаевского градом. От большей части он уклонялся, продолжая двигаться по кругу и выматывая соперника, несколько парировал. Один особенно меткий выпад распорол контрразведчику пальто. Вдруг Михаил подскользнулся и на долю секунды потерял равновесие. Грузин воспользовался этим и ухватил оппонента за воротник, резко рванув на себя и попробовав ударить в левое подреберье. Офицер перехватил кисть Маршала, отводя лезвие в сторону, сам же со всей силы контратаковал противника под левую руку. Кавказец вскрикнул от поломанных рёбер и попробовал высвободиться из зажима запястья, но Шлаевский использовал приданный сцепившимся импульс, чтобы провернуться достаточно для удара ножом под левую лопатку. Клинок утонул в теле по самую рукоятку, Маршал лишь охнул. Провернув лезвие, контрразведчик с силой качнулся в обратную сторону, заломав грузину руку с ножом в задний захват. Подбил по ногам, повалил в снег и придавил коленом к земле. Бывший кавалерист зарычал, но Михаил стремительно наклонился к нему, спокойно и тихо произнёс у самого уха Ираклия: «Ну а я – кадровый контрразведчик», после чего точным ударом в шею добил.

Подождав пару минут, пока Маршал перестанет дёргаться и окрасит снег алым, Шлаевский поднялся. Вытер кровь с ножа, убрал его в карман пальто и осмотрелся по сторонам. К счастью, ранним утром на кладбище никого не было. Поискав глазами, куда бы спрятать труп, Михаил заметил свежевыкопанную могилу. Оттащил туда грузина, сбросил тело в яму и наскоро прикопал оставленной неподалёку лопатой. Вернулся на место поединка, раскидал пропитавшийся кровью снег. Отшвырнув лопату, поднял нож Ираклия, повертел в руках: это был мастерски переделанный в клинок штык от винтовки Мосина. Работа Шлаевскому понравилась и он забрал трофей себе, спрятав в складках пальто.

Выйдя с кладбища, контрразведчик осмотрелся, припомнил карту. По Донскому проспекту направился в закоулки, нашёл кабак под вывеской «Хромой синій котъ». Ухмыльнулся, вошёл внутрь и вскорости спровоцировал драку с местным пьянчужкой. Выходя из полуподвала с окончательно порванным воротником пальто и вдобавок рассечённой губой, офицер улыбнулся и закурил. Всё, алиби есть.

***

На очередном собрании Ираклия ждали долго, больше получаса. Чертыхнувшись, Войцех решил начинать без него. Сказал, что акция запланирована на следующий день вечером, примерно в двадцать нуль-нуль. Местом выбрана станция «Катуаръ» на севере губернии. В указанное время там должен притормозить литерный поезд из Петербурга. Как только это случится – у места остановки локомотива Кюри рванёт голову состава. Затем все действуют по оговоренному плану и налетают на вагон-люкс. Лидер ячейки несколько раз подчеркнул, что их задача – убрать важную персону и врага народа, поэтому не жалеть никого. Добавил, что оружие выдаст уже на месте, к станции поедут двумя группами от «явки»: он, Катажина, Малпа и Пломьен с оружием, Гвоздь, Кюри, Аполлинария и Арон – со взрывчаткой. На станции их встретит свой человек. Арон поднял руку:

– Войцех, как быть с Маршалом? Странно, что он исчез.

– Странно. Не знаю, может, пьянствует. Или зарезали в драке. Да хоть арестовали. Не важно, это нам сейчас уже никак не помешает. С тобой вместо него будет Малпа, он знает своё дело лучше многих. Не дрейфь, прорвёмся.

– А я не сдрейфил. Я не доверяю Пломьену. Не хочу оставлять его одного во время акции.

Все сидевшие за столом переглянулись. Гвоздь с прищуром посмотрел на Шлаевского, Войцех – вопросительно на еврея:

– Арон, поясни?

– Разве не подозрительно, что Маршал исчез накануне акции, а этот тип заявился с такой рожей и сбитыми костяшками? Пальто, вон, рваное. Это он его убил, я уверен. Пан наш на шпика тянет.

Повисла долгая пауза. Михаил медленно достал нож и стал продевать пальцы правой руки в кастет, зло ухмыльнувшись:

– Лучше бы ты, парень, попридержал свой язык за зубами, если они тебе ещё дороги. Я ведь и разозлиться за «шпика» могу.

– Пан, не надо.

На кисть контрразведчика легла на удивление сильная рука Гвоздя. Михаил сразу оценил, что в рукопашной боец, у которого такая хватка, может быть опасен. Поднял глаза на подпольщика – тот заговорил:

– Пломьен с утра напился и в кабачную драку влез. Вся Якиманка знает, что в кабак «Хромой синiй котъ» не стоит соваться под утро, если шкура дорога. Да пан у нас внове, не в курсе был. Теперь тоже опытный.

– Это тот кабак, Гвоздь, где нас тогда с тобой матросня отделала?

– Да, Войцех, он самый.

Главарь улыбнулся и просунул язык в отверстие выбитого зуба, после встал и похлопал по плечу офицера:

– Ну, тогда с боевым крещением, пан. А в кабаки этой части Москвы без Малпы, меня или Гвоздя больше не суйтесь – и грохнуть могут, это здесь запросто... Всё, Арон, я пану верю. Понимаю, что Маршал исчез подозрительно и невовремя, но чёрт бы с ним. Завтра дело, так что всем спать. И никому не пить, пока акцию не кончим. Ясно?

Бойцы кивнули и стали собираться. Шлаевский поймал взгляд Катажины, кивком указал на её брата. Девушка зарумянилась и отрицательно покачала головой в ответ. Контрразведчик вздохнул и поскорее вышел на лестницу, закуривая.

Уже у двери подъезда офицера придержали за локоть железными пальцами. Михаил обернулся – его нагнал Гвоздь:

– Пан, это Вы ведь кончили Маршала. Из-за Катажины?

– Да. Зачем прикрыли?

– Не нравился мне горец, горячий слишком и туповат, мог дело испортить. Так нам лучше, да и Арон с Малпой глупостей не натворит... Что касается Катажины – понимаю. Войцеху на глаза только не попадитесь, изобьёт вусмерть.

Поблагодарив латыша, Шлаевский попрощался и отправился шататься по ночной Москве. В указанное время он был за барной стойкой в «Шаловливой киске» с бокалом абсента. На этот раз возле него облокотился на стойку бородач с одним глазом в потёртой форме Семёновского полка.

– А папироской не угостите старого ветерана?

– Хорошему человеку не только папироска, но и проставиться можно. А Вы где воевали?

– Да на Втором Московском, двадцать восьмая ударно-штурмовая. Эх, было время...

Ветеран потрепался языком, поблагодарил за угощение и нетвёрдой походкой направился в уборную. Михаил расплатился и углубился на второй этаж, в двадцать восьмую комнату. Ферапонтов и Полевой были на месте, Рихтер появился минуты через две:

– Ну, как успехи?

– Приказ... выполнил. Акция готовится завтра, в восемь вечера. Точнее, уже сегодня. Станция «Катуаръ», это где-то на севере губернии, будет атака на литерный, люкс-вагон. На месте их кто-то встретит, скорее всего, мне удалось накануне за ним проследить, вот адрес.

– Ай молодца! Так держать, Шлаевский!

Полковник взял у младшего лейтенанта записку с адресом, протянул Полевому и Ферапонтову для ознакомления. Максим Алексеевич погладил накладную бороду:

– Недурно, я бы даже сказал хорошо-с! У нас тоже продвинулось. Несколько личностей установили по тем или иным базам. Начнём с грузина...

– Он мне помешал... Тело в свежей могиле на кладбище Донского монастыря. Наверное, надо бы откопать и извиниться перед попами.

– Что ж, ладно... В общем, установили Арона Розенблюма, взять не составит труда. «Малпу» тоже – Василь Телков, из-под Гомеля. Калач тёртый, сидел за разбой, но возьмём. С Кюри пришлось повозиться, но тоже вычислили: из умеренных большевиков, с началом террора сбежал во Францию, там работал с известной четой. Вернулся пару лет как, проникся идеями Кропоткина и даже попытался организовать стачку. Собственно, если бы не это, вряд ли бы нашли... А вот с Войцехом и Катажиной беда, ничего нет. Как и по Гвоздю, как будто все трое возникли у нас из ниоткуда.

Шлаевский задумался:

– Чутьё мне подсказывает, что не «из ниоткуда», а «из команды Йозефа».

– Думаете?

– Больно уж хорошо организована троица для рядовых революционеров...

Слово взял Полевой:

– Теперь по цели. Я прикидывал, что ею может быть, и Вы подтвердили мои самые смелые догадки. В означенное время через «Катуаръ» будет проходить литерный министра иностранных дел.

– Вы хотите сказать, что планируется покушение на самого маршала Деникина?!

– Да, именно так. Люкс-вагон литерного: министр, адъютант, секретарь, несколько человек свиты и дюжина охранников. С хорошим оружием и подготовкой это будет бойня. Так что остановить надо любой ценой и как можно раньше.

Михаил качнулся на каблуках, обратился к Рихтеру:

– Предлагаю брать на станции, мы там будем заранее. Как расположимся, выйду покурить или ещё что и подам сигнал фонариком. Я на себя возьму Катажину, Войцеха и Гвоздя, вы – остальных. Быстро повяжем, а как поезд проскочит – так всё.

– Хорошо, так и поступим. А пока Отдел отработает адрес, что Вы мне дали. Посмотрим, что за птичка и как с ними связана.

– Удачи Вам! А теперь расходимся, мне нужно выспаться, а днём буду занят.

Офицеры распрощались и разошлись по одному.

***

Придя в нумера, Шлаевский сразу же провалился в сон. Поздно проснувшись, позавтракал и стал расхаживать по комнате, не находя себе места. Наконец чертыхнулся и отправился к Катажине.

После стука в дверь он ожидал услышать тяжёлые шаги Войцеха. Но младшему лейтенанту повезло: знакомый тихий голос спросил:

– Кто?

– Я.

Дверь распахнулась:

– Миша!? Совсем сдурел? Нельзя, Войцех...

– Возможно, сегодня вечером меня убьют. К чёрту Войцеха.

– Matka Boża, не каркай!

Девушка притянула офицера к себе, стала целовать и расстёгивать пальто. Шлаевский захлопнул за собой дверь и уволок Катажину в комнату, по пути раздевая. Оказавшись в постели, полячка оседлала Михаила и впилась ногтями ему в грудь:

– Diabeł, больно!

– Ещё раз будешь так рисковать и влезешь в пьяную драку – я тебе глаз выцарапаю. Второй, так уж и быть, оставлю, они у тебя красивые.

– Мне было чертовски плохо...

Младший лейтенант перевернул девушку, оказался сверху и придушил. Приблизился к уху, поцеловал и закончил фразу: «... как и всегда без тебя, moja miłość». Катажина посмотрела в ответ безумным взглядом, расстегнула партнёру брюки и, срывая с контрразведчика рубашку, отдалась ему со всем пылом, какой только возможен...

После они долго целовались. Полячка прижалась лицом к волосатой груди и стала нежно водить указательным пальцем по его соску. Поднялась выше, упёрлась ноготком в свежий шрам:

– Ты ведь никакой не студент, да?

– С чего ты взяла?

– Миша, я не раз обрабатывала ножевые и пулевые ранения, узнавать их умею. В тебя стреляли, не далее, как прошлой осенью... Ты налётчик?

Шлаевский погладил девушку по голове:

– Налётчики убивают людей за деньги, я же... Я же убиваю людей за идею. Так что я скорее идеалист с пистолетом.

– Романтик с большой дороги?

– Можно и так сказать... Лучше расскажи о себе.

Катажина вопросительно вскинула бровь:

– Тебе внезапно стало интересно моё прошлое? Может, не стоит туда лезть? Некоторые тайны убивают...

– Как видишь, меня не так-то просто угрохать... Как ты попала в Россию?

– Это долгая история. Долгая, грязная и неприятная.

Михаил подтянулся повыше и, облокотившись спиной на подушку, ответил: «Я хочу знать больше имени о той, кого люблю». Девушка перевернулась на спину, вытянулась у него на бёдрах и положила правую руку любовника себе на грудь, переплетя пальцы с другой:

– Ну тогда слушай... Родилась и выросла я в Кракове. Мы были из мелкопоместных дворян: не сказать, чтоб буржуйствовали, но никогда не голодали. Всё было бы хорошо, но когда мне стукнуло семь, началась Великая война. Очень скоро она дошла и до нас: отца мобилизовали, мать работала с утра до ночи. Брат у меня всегда был сорванцом, а потому с началом военных действий в нашей губернии подрядился посыльным у какого-то криминала. В принципе, когда пришли немцы, ничего особо не изменилось, разве что стрелять стали меньше, потому что фронт пополз к Москве. Через несколько лет грянула революция, фронт рухнул, а на всей территории России началась кровавая вакханалия с резнёй хата на хату. Войцеху тогда уже исполнилось шестнадцать, он записался во фрайкор к Пилсудскому и ушёл из дома строить Новую Польшу на чужих костях. Папа вскорости умер от тифа и мы с мамой остались одни. Вот тогда-то, в проклятом восемнадцатом году, в моей жизни и появился Йозеф.

– Йозеф?

– Йозеф. Сущий демон, ниспосланный богом на землю в наказание... Через наш город из Галиции отступали австрийские части. Ну, как отступали: драпали кто как мог, попутно грабя, убивая и насилуя. В один из воскресных дней я вернулась из церкви и увидела, как они заканчивали надругаться над мамой. Какой-то солдат повернулся ко мне со спущенными штанами и с мерзкой ухмылкой стал надвигаться. Я замерла и просто дрожала... Вот тут он и возник. Гвардейский капитан уложил четверых, потратив всего четыре пули из своего «Маузера». Подошёл ко мне, потрепал по волосам и сказал что-то на немецком. Я не поняла, подошла к умирающей матери и разрыдалась. Тогда он протянул руку и с ужасным акцентом произнёс: «Dziewczyno, chodźmy». Я пошла... Panie Wszechmogący, dlaczego?

Катажина надолго замолчала. Офицер не спешил задавать вопросы. Подпольщица поцеловала его руку и продолжила:

– Сначала всё было как в сказке. Йозеф, как он представился, казался добрым волшебником: баловал подарками, вкусно кормил, потакал всем капризам. И потихоньку обучал меня: к пятнадцати годам я умела оказывать первую помощь раненым, прекрасно держалась в седле, знала географию и политическую карту всей Европы, свободно говорила на немецком и начала учить русский. Тогда же я узнала, что Йозеф – содомит и агент австрийской разведки. В один из дней он попросту представил мне кавалерийского офицера как «очень хорошего друга семьи, который теперь будет жить с нами». А когда этот самый друг притащил в дождливую ночь истекающего кровью Йозефа и я дрожащими руками делала первую в своей жизни перевязку, мой патрон без остановки проклинал на немецком британскую разведку и разрывные пули... Byłoby lepiej, gdyby wtedy umarł, Boże wybacz mi. Bóg mi wybaczy.

– Но он ведь не умер, tak?

– Tak... За следующие несколько лет я ещё трижды лечила его, дважды – его любовников. Одного мы вместе похоронили на заднем дворе. Йозеф научил меня владеть холодным и огнестрельным оружием, работать со взрывчаткой и водить машину. Русский я знала не хуже польского или немецкого, выучила так же латышский и чешский. А потом... Потом я обмолвилась в разговоре, что скучаю по брату, и Йозеф каким-то образом нашёл его. Dlaczego go nie zapomniałem?

Девушка снова надолго замолчала. Шлаевский нежно гладил её грудь, борясь с искушением начать целовать. Полячка вздохнула и стала рассказывать дальше:

– Провоевав до двадцатого года во фрайкоре, Войцех дезертировал со своим другом к вольному атаману Махно. Когда атаман заключил союз с белыми, мой брат был в числе недовольных кинут на передовую, под Орёл и дальше. В бойне под Калугой его тяжело ранили и взяли в плен красные, друг и вовсе остался где-то там. Уже в концлагере коммунистов он познакомился с Андресом, бывшим латышским стрелком и белым добровольцем, ныне «Гвоздём». Вместе они сбежали и подались на север, в Витебские леса. Несколько лет разбойничали, пока их не посадили, на этот раз люди Маннергейма: Прибалтика тогда была формально независимой федерацией в унии с Финляндией. С началом новой войны в обмен на помилование они записались добровольцами в корпус Юденича, дошли до Смоленска. Когда генерал провозгласил о распространении на эти земли власти Белой России и стало ясно, что начинается Вторая Гражданская, Войцех и Андрес снова дезертировали и попытались укрыться в Литве. В итоге, во время одного из налётов на поезд они ошиблись и влетели в вагон офицеров Пилсудского, направлявшихся на фронт. Их избили до полусмерти и сдали полиции на первой же станции.

– Что было после?

– Моего брата и Гвоздя сослали на шахты, по иронии судьбы, рядом с Краковым. Там их и нашёл Йозеф. Каждого из них в любом государстве от Турку до Вильнюса и от Гданьска до Севастополя ждала виселица как многократных дезертиров, разбойников и убийц. Поэтому, когда Йозеф купил им свободу и предложил стать частью своей резидентуры, они согласились. Сначала, как и меня, их использовали просто для сбора информации, затем нам стали давать задания по устранению людей. Вот тогда я и узнала, как изменился Войцех: то, что вернулось с шахт, калечит и убивает людей просто так... Пару лет назад ко мне посватался один юноша в Зальцбурге – так брат избил его настолько яростно, что бедняга больше не может ходить. С тех пор я одна и постоянно в страхе рядом со своим братом – он мне чертовски напоминает Йозефа, как будто проклятый австриец, а не мой папа, его истинный отец.

Михаил задумался:

– А Гвоздь? Он такой же головорез, как и твой брат?

– Не знаю. По-моему, нет. По приказу курок он спустит не задумываясь, но вот «за здорово живёшь» убивать не станет. Мне кажется, что Андрес человечнее и, в отличие от Войцеха, с Йозефом исключительно из страха за свою жизнь. К тому же, когда мы зимой приехали в Россию, он потерял голову от любви к этой девочке, Аполлинарии. Не удивлюсь, если рано или поздно они сбегут вместе куда-нибудь подальше.

– Эх, как бы я хотел сбежать от всего этого. Z tobą.

Девушка притянула контрразведчика к себе в долгом поцелуе. В это время из прихожей раздался звук открываемой двери и чьи-то шаги. Катажина вскрикнула и прижалась к любовнику, офицер инстинктивно постарался заслонить её руками. В комнату вошёл Гвоздь, держа пальто Шлаевского. Лицо у него дёргалось сильнее обычного:

– Пан Пломьен, я же говорил, что Вам стоит быть осторожней. Катажина, а ты уже не девочка и могла бы подумать, чем вам это может грозить... Скорее одевайтесь оба, Войцех должен прийти с минуты на минуту.

Михаил подорвался. Стремительно оделся, уже в коридоре обулся и набросил пальто. Не удержался и прижал к себе в долгом поцелуе подпольщицу – Гвоздь оттащил его за воротник пальто и вытолкал на лестницу, сам вышел следом.

– Спасибо, Гвоздь. Я и не знаю, как Вас благодарить...

– Быть может статься, ещё сочтёмся. Кто знает...

– Кто знает, что день грядущий нам готовит...

В этот момент снизу раздались шаги. Тяжело поднявшись по лестнице, перед мужчинами появился Войцех:

– Гвоздь, Пломьен. Уже здесь, это хорошо. Малпа скоро будет, начнём проверять оружие. Ну, что встали? Пошли, попросим Катажину нас чем-нибудь покормить. Ужин нам вряд ли предоставят.

***

«Руссобалт М1929» катил на север губернии. Шлаевский сидел рядом с Войцехом на переднем сиденье и смотрел в окно. Сзади Малпа монотонно щёлкал, вынимая и вставляя магазин своего «Кольта М1911». Ехали молча, только Катажина едва слышно молилась.

В девятнадцать нуль-нуль приехали. Машину припарковали в кустах, прошли с полсотни метров и заняли маленький одноэтажный домишко, по-видимому, кого-то из работников железной дороги. Войцех походил по обеим комнатам, вышел и обошёл дом кругом, вернулся и, чертыхнувшись, начал вместе с Малпой раскладывать на столе оружие. Контрразведчик заметил, что главарь напряжён больше обычного:

– Войцех, что-то не так?

– Василиска нет, нашего информатора. Странно, на него не похоже... Ладно, если что – начнём без него.

– Не переживай – не подведём.

Поляк ничего не ответил, лишь хмуро кивнул.

Вскорости появилась вторая группа. Кюри принялся за взрывчатку, Гвоздь и Арон подошли к столу с оружием. Войцех кивнул, сверился с часами и раздал всем стволы: Шлаевскому досталась «Спрингфилд М1903А1» и несколько обойм к ней. Повесив винтовку на плечо, офицер скосился на тротиловые шашки и отпросился покурить.

На улице Михаил быстро оглянулся, вытащил из кармана потайной фонарик и подал три коротких сигнала в сторону хозяйственных построек. Ему ответили одним. Контрразведчик быстро убрал фонарик, ещё раз проверил «наган» и «бульдог», докурил и вернулся в дом...

Все сидели в напряжённой тишине и ждали. Малпа время от времени снова начинал щёлкать магазином своего «Кольта», Гвоздь дважды выходил курить, Войцех всё время смотрел на часы. В какой-то миг Арон не выдержал и вышел подышать свежим воздухом. Михаил понял, что момент настал, и выскочил следом покурить.

Еврея Шлаевский оглушил ударом приклада в затылок. Быстро заблокировал кисти и лодыжки специальными жгутами, рот заткнул кляпом из платка, забрал «наган». Подал фонариком сигнал своим – из кустов появилось несколько тёмных фигур.

Первым вышел Ферапонтов с табельным «Коровина-Токарева» в правой руке. За ним – двое сотрудников Особого управления, вооружённые «Томпсонами М1928» с дисковыми магазинами. Последним блеснул очками Полевой с автоматом Фёдорова наперевес.

– Где Рихтер?

– С женой задержался. Когда мы выезжали, позвонил и сказал, что догонит, чтоб начинали без него... Михаил, у нас проблемы: Ваш агент Войцеха, кем бы он ни был, каким-то образом почуял облаву и скрылся. Так что брать надо немедленно, пока он не успел предупредить здесь всех.

– Понял. Ферапонтов, пошлите одного Вашего под окна, со вторым обойдите здание и с чёрного хода. Мы с Андреем зайдём в лоб. Как я крикну «Ша!» – берём.

Подполковник молча кивнул и жестами дал задание своим. Операция началась...

Сработали быстро и гладко. Михаил вошёл в дом и спросил, где Арон, дескать, не увидел его на улице. Войцех выругался и со словами «Сбёг, падла. Трус зассанный!» послал Малпу поискать его. Детина кивнул и вышел в сени, там же и свалился от удара прикладом в лоб. Шлаевский крикнул «Ша!» и наставил винтовку на Войцеха, выскочивший из-за его спины Полевой взял на мушку Кюри. Гвоздь прыгнул было к окну, но тут же отпрянул: в стекло постучали дулом «Томпсона». Параллельно из второй комнаты появились особист и Ферапонтов, последний звучно скомандовал: «Никому не двигаться! Руки вверх! Стреляем без предупреждения, оружие на стол, медленно и без резких движений.»

Какое-то мгновение младшему лейтенанту казалось, что Войцех, который просто застыл посреди комнаты в недоумении, выхватит свой «Уэбли» и откроет пальбу. Но первым сдали нервы у Гвоздя. Он, с минуту поколебавшись и скривив лицо от тика, выдохнул, поднял руки, прошёл к столу и положил свою мосинку. Достал из кармана «Парабеллум», пристроил рядом. Кивнул контрразведчикам и встал возле Аполлинарии. Следом к столу подошёл Кюри, выложил «Маузер» и вернулся туда, где его застал штурм, прислонившись к стене. Метнув на Михаила взгляд, полный тревоги и удивления, Катажина положила на стол «Браунинг», отошла к окну и села на стул. Ферапонтов направил табельный КТ в грудь Войцеху, грозно сказал: «Ну?». Поляк сплюнул, выругался на родном языке и пошёл сдаваться. Снял с плеча и положил на стол своего «Манлихера М95/30», добавил к нему «Уэбли» и вопросительно посмотрел в лицо Шлаевскому: