Текст книги "Панна Катажина (СИ)"

Автор книги: Артур Зеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Ну здравствуй, дарагой! Прахады, гостэм будэшь!

Михаил сглотнул и прошёл в гостиную. Там за столом сидел плотно сбитый невысокий парень лет тридцати, зачёсанный на пробор. Следы перелома носа и отсутствие левого верхнего клыка говорили о том, что это бывалый боец, а широкие плечи и многодневная щетина эффектно дополняли образ. Перед ним на столе лежал револьвер «Уэбли» шестой модели и стояла початая бутылка водки. Справа от «Бандита», как окрестил его Шлаевский, расположился высокий и худой как жердь блондин с нервным тиком. Он методично очищал грязь из-под ногтей коротким метательным ножом, обдав вошедшего холодным жестоким взглядом. По левую руку от «Бандита» сел грузин, небрежно кинув дубинку на стол.

Арон тщательно, но не умело, обыскал Михаила, выложив на стол из карманов «бульдога», телескопическую дубинку и фонарик, затем прислонился к притолоке, «наган» убирать не стал. Деньги и часы еврей не тронул – значит, игра начинается.

– Ну, что скажете, сударь? Откуда Вы такой?

– Да где только ветры не носили. Что скажу? Что господину Арону надо мыться почаще и реже картошку с луком жрать, дышать рядом тошно.

Высокий блондин отвлёкся от ковыряния под ногтями и посмотрел на контрразведчика внимательнее, явно оценивая. Грузин прыснул. Арон ругнулся и ударил по почкам, впрочем, слабовато. «Бандит» продолжил:

– Вы либо очень глупы и смелы, либо агент Особого управления. Что скажете?

– Особистом меня ещё не называли, ладно. Откуда такие мысли?

– Только особист может так открыто болтать в кабаке об анархии, Кропоткине и Махно, а потом согласиться пойти с первым встречным пить водку в Москве ночью. Ну или очень смелый и уверенный в себе человек. И в любом случае, очень глупый, раз позволяет себе шутки в адрес того, кто может его застрелить.

Младший лейтенант улыбнулся. Затем сделал резкий выпад локтем поддых Арону, заломал ему руку, выхватил «наган» и направил в лицо сидевшему во главе стола, прикрывшись бывшим студентом как живым щитом. Грузин подскочил и схватил дубинку, двое других даже не дёрнулись. «Бандит» продолжил:

– Допустим, это впечатляет. Снимает вопрос, почему Вы многое себе позволяете. Но не снимает вопроса, кто Вы такой.

– А если я скажу, что мечта моя – безвластная трудовая федерация, кою надо возродить любой ценой, потому что лишь кровью платят за свободу?

Молчаливый блондин и «Бандит» переглянулись. Главарь, а Шлаевский не сомневался, что это был он, не торопясь отпил водки, взял в левую руку свой «Уэбли» и направил его в лоб контрразведчику:

– Лозунг этот на Арбате каждый мальчишка знает. Или Вы от кого-то будете?

– Не знаю я, что тут у вас на этом самом Арбате. Но сам я буду из Риги, группа Тавра. Должно быть, слыхали, как он в том году поезд экснул, кипишу было... Вот с ним тогда Клёст действовал, приятель мой. И, можно сказать, учитель. Писем я от него никаких рекомендательных не привёз, панове, но Вы завсегда спросить можете Клеста, кто таков я буду, он в городе личность известная. А вот мои билеты и бумажка, что чесанули из Риги. Драпать пришлось, чтоб следом не заарестовали.

С этими словами Михаил изловчился достать из потайной сумки бумаги и кинуть их на стол. Блондин их внимательно изучил, кивнул своему боссу. Последний наклонился, шепнул подельнику пару слов на ухо, после тот встал и вышел в соседнюю комнату. «Бандит» обратился к контрразведчику, положив «Уэбли» обратно на стол:

– Отпустите Арона, сядьте и поговорим. Если Вы тот, кем хотите предстать, такие люди нам нужны.

Шлаевский отпустил еврея, сел на предложенное ему место. «Наган» возвращать владельцу не спешил, положил перед собой на стол. Обратил внимание, что грузин хоть и сел обратно, но не спускает взгляда с револьвера. Спросил главаря:

– Ну и о чём Вы хотели поговорить?

– Да так, ни о чём, сплетни пообсуждать. Говорят, в Москве вскорости жарко будет. Что думаете?

– Говорят, кур доят. Сплетни я такие и на базаре слышал, а вот товарищ Арон мне обещал умные разговоры с образованными людьми.

«Бандит» поднял взгляд на Арона. Тот кивнул.

– Ну, мало ли, что мальчишка кому обещал. Мне вот он обещал сопли рукавом не размазывать и водку мою не воровать. Как видите, размазывает и ворует. Ему веры нет.

– А Вам? Мне почему-то кажется, что Вы готовы многое сделать ради своих людей. И ради идеи.

– Мало ли, что Вам кажется. Поживём – увидим.

В эту минуту из соседней комнаты вернулся блондин, пошептался с главарём. Тот посмотрел на Шлаевского:

– Тавр вашенский личность известная, уважаемая. Да только вот третьего дня подался в Швецию по льду от особистов, и связи нет никакой. А Клёст нары греет. И получается, что Вас не проверить толком. Что делать будем?

– Ну так нары – не кладбище, весточку кинуть можно. Черканите Клесту, спросите за пана «Пломьен». А как панове убедятся, что я не фраер, так можно будет и разговоры разговаривать.

– Ну что ж, хорошо, так и поступим. Вот только до этого Вы воспользуетесь нашим гостеприимством и переночуете здесь. Для Вашего же блага, а то в Москве ночью холодно, ветер так и норовит пламя загасить... Маршал, принеси гостю поесть и накрой на софе.

Грузин встал, кивнул и удалился на кухню. Для себя младший лейтенант отметил, что у подпольщиков на квартире имелся телефонный аппарат, а их связи в Риге позволяли выяснить всё у Клеста за ночь. Впечатляет. Что ж, остаётся надеяться, что Ферапонтов не подвёл...

***

Чтоб не заснуть, Шлаевский постарался разговорить своих новых приятелей. Высокий блондин представился «Гвоздём», после удалился в комнату с телефонным аппаратом. Главарь последовал за ним, из-за полуприкрытой двери слышно было, как они тихонько о чём-то переговариваются. Арон забрал свой «наган» и сидел в углу, насупившись. Михаил не сомневался, что при первой оказии еврей постарается выстрелить ему в спину. В лицо побоится. Зато с грузином ему повезло – Маршал оказался любителем наливок, а после шестой стопки разговорился, только успевай слушать.

– Здорава ты его, Миша, умэло. Гидэ служил?

– Да так, жизнь помотала. На улице быстро учишься. А ты, видимо, и повоевать успел? Как будто кавалерист.

– Да, было дэло. Про Будённаго слыхал? Эт мой камандыр. Бальшой чэлавэк был. Мы с ним бэлых два года рубали, мэня самого трижды шашками кромсали, один раз с моськи из сэдла выбили. У, дура чёртова!

Грузин чокнулся с контрразведчиком, выпил и продолжил:

– Я ваще пукалки нэ люблю. Эт для мальчиков, настоящий мужчина должон рубить с плэча. Ну или хотя бы рэзать. Ты вот чэлавэка рэзал?

– Да так, случалось... Как же тебя после Будённого не повесили-то?

– А я что? Я салдат, кавалэрист. Приказ дали – я рублю. Патом пью, по бабам хажу. Патом снова рублю. Такая жизнь... В общэм, атсыдэл я сваи пять лэт, а тэпэрь снова рэвалюцию дэлать буду. Выпьем!

Мужчины выпили. Шлаевский чувствовал, что пьянеет, и решил сходить в туалет. Арон проводил и остался стоять за дверью. Младший лейтенант спровоцировал рвоту, привёл себя в порядок и вернулся к столу. Мысли стали меньше путаться. Маршал же продолжал:

– До вэтру хадыл? Эт харашо, большэ влэзэт. Кстаты, чиво твой прозвищэ значит? «Пломин».

– «Пломьен». Это «пламень» на польском, меня так товарищи прозвали.

– О, паляк. Эт харашо. Войцех тожи паляк. И сама Она... Эх, будэшь с нами – будэт новый ын-тэр-на-ци-о-наль. Во!

С этими словами грузин со всей силы ударил кулаком по столу, даже посуда подпрыгнула. Михаил же внутренне напрягся: «Войцех» был вполне реальным агентом, с хорошо организованной ячейкой, о которой в РКУ ни слухом, ни духом. «Она», очевидно «Катажина», либо работала с ними вместе, либо и вовсе параллельно. Чёрт побери, это уже ни в какие рамки.

Маршал повспоминал ещё свои военные похождения, представился Ираклием, подмигнув, что «мы жэ братья, да?», после задремал. Арон не сводил с контрразведчика настороженного взгляда, в разговор вступать не планировал. От скуки Шлаевский обыскал взглядом помещение – ничего интересного, кроме подозрительной лужи перед чуланом. Похоже, недавно замывали кровь. Впрочем, чего ещё ожидать от «явки»?

Вдруг в соседней комнате раздался телефонный звонок. Младший лейтенант узнал голос Гвоздя и приветствие на латышском, остальное не понял. После разговора «Бандит» и его сподручный вернулись в комнату.

– Ну, пан Пломьен, можете выдохнуть. Наш человечек подтвердил, Клёст за Вас поручился. Вы хоть и молодой, но с репутацией. Так что теперь и поговорить с Вами можно... Но сначала одна формальность.

– Валяйте эту Вашу формальность, чего там?

– Да так, проверка на вшивость... Гвоздь, приведи в чувство Маршала, а ты, Арон, достань подарочек. Пока не испортился.

Блондин похлопал по щекам грузина, то смачно рыгнул и сел, явно ещё не проснувшись толком. Арон тем временем подошёл к чулану, открыл его и вытащил связанного рабочего в спецовке путиловца. Лицо мужчины было сильно окровавлено, правая рука неестественно вывернута назад. Еврей переместил пленника на середину комнаты, попинал ногами и отошёл, когда тот замычал. Шлаевский в непонимании уставился на «Бандита». Тот кивнул:

– Этот пролетарий, любезный пан, изволил пытаться, как и Вы, внедриться к нам в ячейку. Не очень успешно, как видите. Малый погорел на своём меньшевистском прошлом: как выяснилось, в своё время он на сторону белых перешёл под Нижним. Сейчас вроде бы как одумался, но что-то ни я, ни Гвоздь ему не поверили.

– Ну и зачем мне какой-то меньшевик или кто он там?

– Да, собственно, незачем. Нам тоже. Вот, прикончите гада.

На последних словах Гвоздь протянул Михаилу армейский нож, сдвоенный с кастетом. На клинке значилось «U. S. 1918». Контрразведчик взвесил оружие на руке, продел пальцы в отверстия кастета – нож был чертовски удобный. Стараясь не думать, что он сейчас делает, резким поставленным ударом утопил лезвие по самую рукоятку в груди рабочего, в области сердца – тот лишь коротко вскрикнул. Младший лейтенант вынул нож, обтёр кровь с лезвия о спецовку и вопросительно посмотрел на «Бандита». Тот кивнул и похлопал его по плечу:

– Вот теперь Вы приняты. Нож оставьте себе: трофеи достаются победителям. А меня можете звать «Войцех», пан Пломьен.

– Хорошо. Что дальше?

– Арон и Маршал наведут здесь порядок. А мы с Вами немного прокатимся и познакомимся с остальным активом. Затем за работу – её много, сроки горят.

Шлаевский кивнул. Молча и спокойно забрал фонарик, дубинку и «бульдога», попрощался с Ароном и Маршалом, после покинул квартиру. Уже на лестничной площадке попробовал закурить. Получилось не с первого раза – руки у него предательски дрожали. Михаил перевёл дыхание, волевым усилием заставил себя успокоиться и спустился вниз. Там его уже ждал Войцех возле «Руссобалта М1929», за рулём сидел Гвоздь. Офицер докурил, сел в машину – и она тронулась по предрассветной Москве.

***

Доехали быстро. Недавно достроенный четырёхподъездный дом на Дмитровке, седьмой этаж. Войцех побарабанил костяшками в дверь, на вопрос «Кто?» ответил: «Цэ я, батька. Отворяй, дивчина». Дверь распахнулась.

На пороге в скромном сером платье мужчин встретила худенькая брюнетка лет двадцати с большими карими глазами и родинкой на левой щеке. Увидев Шлаевского, она присела в реверансе и протянула руку для поцелуя, представившись Аполлинарией. Офицер приложился к кисти губами, а сам по рукам и манерам прикинул, что это отпрыск благородного семейства, похоже, недавно окончила или учится на медицинских курсах.

Покончив с формальностями, девушка бросилась на шею Гвоздю. Блондин ответил сильным нервным тиком и улыбкой, после поцеловал, и они о чём-то разговорились. Войцех же подтолкнул Михаила вглубь квартиры.

За широким письменным столом коренастый парень лет тридцати с хвостиком в спецовке мастерил таймер к взрывателю связки тротила. Перед ним лежали две уже готовые бомбы, на краю стола – ещё три связки взрывчатки и часы для таймера.

– Кюри, как продвигается работа?

– Отлично, шеф. Эти вскорости доделаю – начну возиться с «Фордом». Думаю, к завтрему будет на ходу.

– Гуд. Кстати, познакомься. Пан Пломьен, наш новый соратник. Малый бывалый, пригодится в большом деле. Пломьен, это Кюри, золотые руки нашей братии.

Мужчины поздоровались. Из соседней комнаты вышел жилистый детина с оспинами на лице и кривыми прокуренными зубами. По локоть его руки были вымазаны в машинном масле, на плече висел «Винчестер М1912». Войцех кивнул:

– Малпа, это Пломьен, наш новичок. Пломьен, любые вопросы по оружию – к Малпе. Кстати, не хотите чего помощнее Вашей собачки?

– Нет, для города самое то. На акцию я товарища Нагана возьму, мне так привычнее. Кстати, когда дело?

– После оговорим. Представлю Вас Катажине сначала. И улажу кой-какие вопросы.

Шлаевский вслед за главарём прошёл в следующую комнату – и замер на пороге. За столом в бархатном тёмно-зелёном платье с очень скромным выкатом сидела стройная девушка лет двадцати пяти и готовила перевязочные комплекты. Пока её красивые ухоженные руки порхали над бинтами, слегка полные насыщенно-розовые губы что-то шептали, обнажая ровные молочно-белые зубы в приятной улыбке. При входе мужчин она отвлеклась от своего занятия, поправила непослушную прядь волос мышиного цвета и с вызовом посмотрела глазами талого льда прямо в лицо Михаила. Младший лейтенант замялся и покраснел.

Войцех подошёл к девушке, приобнял за плечи и нежно поцеловал в волосы, уронив при этом с её правого плеча короткую густую косу, перехваченную шёлковой лентой. Девушка улыбнулась, кротко кивнула и подбородком указала на контрразведчика, спросив с лёгким акцентом:

– Войцех, представь гостя.

– Пан Пломьен, новый боец. Пан, будьте любезны любить и жаловать, моя сестра и верный товарищ по чёрному делу, Катажина. Без неё у нас бы ничего не получилось.

Шлаевский вытянулся и церемонно поклонился. Девушка ответила сдержанной улыбкой, оценивающе осмотрела контрразведчика от носков сапог до макушки, встала и протянула руку для поцелуя. Несмотря на скромное платье свободного покроя, офицер не мог не отметить волнующие формы полячки. При поцелуе холодного бархата тонкой кисти нос Михаилу приятно щекотнули цветочные нотки модных французских духов. Он выдохнул:

– Bardzo miło mi cię poznać, Panna Katarzyna.

– Znasz polski?

– Tylko troszeczkę. Ojciec wiedział.

Девушка снова улыбнулась, на этот раз широко и искренне. Войцех посмурнел и быстро оттянул Шлаевского в сторону:

– Значит так, Пломьен. У нас, как ты понял, всё по-взрослому. Мои приказы выполнять беспрекословно, иначе будут неприятности. В случае чего – за главного Гвоздь. Я ему доверяю как себе, соответственно, и его приказы – это мои приказы. Ясно?

– Допустим. Мы пока ховаемся и на изготовке, я верно понял?

– Да. Но скоро, мой огонёк, ух скоро всё будет... А пока – свободен до вечера, сходи за товарищем. Заодно осмотри город, тут всё же красиво, хоть и холодно. В десять нуль ставка будет, здесь, не опаздывать.

Михаил кивнул, задержался взглядом на Катажине, затем поспешно вышел, со всеми распрощавшись. По пути в центр он заметил, что за ним, стараясь не попасться на глаза, следовал Малпа. Проверяют.

Прошлявшись весь день, с наступлением сумерек контрразведчик направился в нумера за «наганом». Не включая свет, выглянул в окно: по дороге в дешёвой забегаловке Малпу сменил Арон, вот и теперь он стоял напротив дома, пытаясь спрятаться за рекламную тумбу. Шлаевский хмыкнул: хоть уровень конспирации был на высоте, в умении вести слежку противник явно проигрывал.

Ещё раз проверив боеготовность обоих револьверов, офицер достал свой утренний трофей, закурил и сел на кровать его разглядывать. Гравировка на лезвии «U. S. 1918» выдавала принадлежность к армии штатов, год – Первую Гражданскую. Видимо, клинок бывшему владельцу тоже достался как трофей, скорее всего, взятие Архангельска красными. Долгий же путь проделал нож с другого континента, чтобы сослужить службу российской контрразведке.

От таких мыслей Шлаевский повеселел. Малость поразмялся, боксируя кастетом со стеной, проверил, легко ли взводится курок «бульдога» в кармане пальто, чтобы стрелять через ткань. Осмотрел себя в замызганное зеркало, почесал пробивавшуюся щетину и направился в кабак.

В «Княжеском» всё было без перемен. Ветеран чесал языком о Великом Волжском походе, его приятель-морфинист спал, пуская слюни по барной стойке. Троица уголовников, вероятно, кого-то хорошо почистила, и теперь праздновала это событие пивом с колбасками. Из какой живности были сделаны эти колбаски, лучше было не задумываться. По диагонали от них седой стоик по-прежнему сочинял что-то в бесконечных беседах с самим собой, в углу размалёванная девка пыталась закрасить румянами фингал под глазом, отчаянно сигнализируя всем мужчинам в помещении оборками чулок. Михаил сплюнул и заказал полпинты отвратного пива.

Минут через пять в кабак вошёл Арон. Сделал вид, что никого не узнал, прошёл в своё всегдашнее место и снова принялся за Ницше, украдкой поглядывая на сомнительные прелести проститутки. Спустя ещё четверть часа появился Змей, тяжело опустился возле офицера и потребовал пива. Отпил большой глоток, пнул локтем своего соседа.

– Ну шо, студент, как успехи?

– Да так, потихоньку. А мы разве знакомы?

– Так мы ж с тобой пили. Не упомнишь?

Шлаевский сделал вид, что тужится вспомнить. Отрицательно покачал головой.

– Видать, я сильно перебрал. Или Вы обознались. В общем, на вот, и бывай, дядя.

Контрразведчик подкинул пропойце скомканный рубль, расплатился и быстро вышел на улицу. За углом постоял, закуривая – Арон не отставал.

На рубле мелким неровным почерком было написано следующее:

«Ф. от Ш. Игра пошла. Ставки скачутъ, надо успѣть. Зовите П. и Р. в „Распущенный бутонъ“. Сѣгодня, 1.»

***

Начали ровно в десять. В квартире на Дмитровке собралась вся ячейка. Сначала Войцех опросил Малпу, что с оружием, и Кюри, готовы ли взрывчатка и машина. Всё было готово, но умелец пожаловался, что взрывчатки может и не хватить, лучше бы ещё связку. Главарь кивнул, сказав, что пока время есть.

Затем отчитались Катажина и Аполлинария, что для помощи возможным раненым всё тоже готово. Во время так называемой «ставки» Шлаевский то и дело украдкой поглядывал на прекрасную полячку, понимая, что влюбился. Катажина взгляды замечала и иногда отвечала лёгкой улыбкой, но чаще боязливо озиралась на брата. К пущему смущению девушки, Маршал тоже частенько плотоядно поглядывал на неё, покручивая усы. Михаил это заметил и для себя запомнил.

Последним взял слово Гвоздь. Он с почти незаметным латышским акцентом медленно и спокойно рассказал, как лучше производить штурм вагона поезда. Для вящей убедительности представил план-схему вагона люкс, показал, как стоит забегать с двух сторон, зачищать территорию, пока двое прикрывают стрельбой по окнам с каждой стороны. Ираклий долго сосредоточенно кивал, затем поднял руку:

– Эсли эсть взрывчатка, пачэму нэ жахнуть пасильнэе?

– Взрыв нужен исключительно чтоб остановить поезд и отвлечь внимание. Пока части охраны побегут в голову состава, мы сможем налететь на нужный нам вагон. К тому же, после взрыва и выжить можно, мало ли, везение. После пули в голову – нет.

– Ээээ, пули, туды-суды. Рубить галава нада, шоб точна.

Гвоздь вздохнул и выругался на латышском. Затем продолжил:

– Ещё вопросы есть?

– А не лучше бы ворваться в вагон скопом с «лимонками» и ружьями, устроить дикую пальбу во всё, что движется, кидая в купе гранаты, а потом тикать? Зачем по окнам палить-то?

– Затем, Арон, что это только в тире мишени статичны. Живой человек от тебя с дробовиком наперевес драпать будет, как только может. В том числе и в окно горазд выскочить, это люди такие. А так мы их в любом случае достанем, куда бы они ни рыпнулись.

Контрразведчик хмыкнул про себя. Затем, Арончик, что охрана вся будет на насыпи со стороны коридора. Те, кто будут там по окнам палить, отвлекут удар на себя, пока главные действующие лица сделают своё дело и покинут вагон через окна на другой стороне. Машины тоже, скорее всего, там будут ждать. В голове пронеслись слова Рихтера, брошенные им про испанских коммунистов: «Бойтесь идейных, Михаил, бойтесь идейных. Для них все – расходный материал на пути к цели».

Побарабанив пальцами по столу, Шлаевский задал вопрос:

– А не маловато нас для такого дела? Барышни, как понимаю, медсанчасть. Пара человек на машинах. Остаётся нас ровным счётом пять штук, если даже дамы за рулём и семеро – всё равно в притирочку. Учти, что на поездах сейчас, будь то банковский или литерный, фараонов минимум по четыре на вагон, все при оружии, опытные.

– Нормально, проходим. Если план все освоят и будем действовать согласованно, то прорвёмся. К тому же нечего тянуть и ещё людей искать, а с нами на месте ещё один товарищ будет, отменный стрелок.

– Что за товарищ? И где он сейчас?

Гвоздь и Войцех переглянулись. Лицо блондина снова сильно дёрнулось.

– Да так, не важно. Парень проверенный, боевой. Ни разу не подводил. Да и какая разница, кто и где, важно, что «свой».

– Не люблю работать с незнакомыми.

– Перед акцией познакомитесь.

Контрразведчик кивнул и умолкнул. Похоже, вот он, связной с загадочным «Йозефом», а, может, и он сам. Что ж, так просто на него не выйти, ладно.

Поскольку больше ни у кого вопросов не возникло, Войцех сказал всем расходиться и собраться завтра в это же время в этом же месте. Будет обсуждение плана нападения.

Когда все разошлись, Шлаевский побродил немного по городу, дабы сопровождавший его Арон замёрз и подустал, а после направился прямиком в «Распущенный бутонъ», как будто случайно выйдя из переулков чётко напротив борделя.

Притон занимал трёхъэтажное строение во дворах в сторону от Яузского бульвара. Как однажды выразился Рихтер: «не то „лучший из худших“, не то „худший из лучших“, но притон запомните, пригодится». Так на так, бордель был известен на всю Москву как место сбора отменного сброда от беглых каторжников до опустившейся в край богемы. Самое же главное достоинство притона было в том, что его владелец сдавал комнаты и проституток не только на любое время, но и любой компании, лишь бы платили, никогда не задавая вопросов.

Без десяти час ночи офицер пересёк порог этого прекрасного заведения, осмотрелся и сел за барной стойкой. Выпил, поискал глазами Арона – тот ютился в углу, пытаясь не замечать лежавшую на столе обнажённую морфинистку с огромными грудями. Михаил подошёл к нему, приветливо похлопал по плечу:

– Арон, поди, замёрз провожать меня от явки? Устал?

– Да я так, пройтись решил. Забрёл сюда, вот и встретились.

– Ну-ну. Да я же «свой», понимаю, что Войцех до конца не доверяет, страхуется. Правильно делает, так и надо, меня Тавр тоже до дела не сразу допустил... В общем, чтоб между нами не было обид, держи пятак и отдохни как следует, малый. Я сам собираюсь тут полночи быть точно, а то и дольше, посмотрим. И не хочу, чтоб меня под дверью караулили. Лады?

Арон помялся немного, утёр нос рукавом шинели и пристально посмотрел в лицо Шлаевскому. Потом кивнул, взял купюру и отправился в комнаты с первой попавшейся девкой. Контрразведчик удовлетворённо вернулся за барную стойку, заказал ещё бурбона.

Неожиданно рядом возник высоченный хорунжий в папахе и бурке. Почесал густую бороду до груди, хмуро глянул на Михаила сверху вниз, постучал пальцем по барной стойке:

– Як пойло?

– Не жалуюсь. Как девицы?

– Хороши. Особенно Марлен, что в тридцать втором. Ух, знатная шлюха, знатная. Я таких прежде только в Туле видал... А, ну к чёрту, пойду на второй заход. Бывай, хлопчик!

Казак хлопнул контрразведчика по спине и пошёл вверх по лестнице. Шлаевский пару минут ещё посидел, допил бурбон и направился следом. У комнаты номер тридцать два коротко оглянулся по сторонам и тихо приоткрыл дверь, прошёл внутрь...

В постели проститутка во всю симулировала оргазм, изображая бурную ночь с любовником. У окна в нетерпении прохаживался уже знакомый хорунжий, заложив руки за спину. Напротив него, скрестив ноги по-турецки, на ковре сидел служащий железной дороги с коротенькими усиками и в крупных очках. Прислонившись к стене, бородатый одноглазый ветеран курил папиросы. Он и начал разговор:

– Михаил, докладывайте, что там у Вас. Только кратко и по делу, я не хочу тут долго торчать, меня дома ждут.

– Внедрение прошло успешно. Хорошо организованная ячейка, за главного Войцех, Катажина – его сестра, её роль пока не совсем понятна. Похоже, есть информатор от Йозефа или он сам, точно сказать не могу. Готовят нападение на поезд, скорее всего, покушение, но конкретики в разговоре избегают. Пока всё.

– Ай молодца! Так держать, Шлаевский!

Хорунжий приблизился:

– Младший лейтенант, что по ячейке? Когда брать?

– Брать никоим образом не стоит пока, рано. Лучше всего, думаю, накануне акции или непосредственно перед ней, иначе спугнём. Осторожные черти.

– Принято. Состав?

Шлаевский достал портсигар, затянулся папиросой:

– Разномастный. Арон, отчисленный студент из инженерно-технической, опасности не представляет. Аполлинария, влюблённая дура из медичек, вряд ли умеет стрелять. Ираклий, он же «Маршал», бывший будённовец. Воевал, отсидел в лагере, вернулся. Так и не понял, что война закончилась и они проиграли. Этот может порезать или застрелить, но не опасен. Есть ещё не то инженер, не то просто рабочий, некто «Кюри». Ремонтирует машины, мастерит взрывчатку, я бы не придавал значения.

– А кому бы придали? Кто представляет угрозу?

– Верхушка. Все перечисленные, похоже, как и я, недавно завербованы в связи с провалом покушения. Так, расходный материал. Костяк же ячейки составляют бывалые бойцы. Некий «Малпа», здоровый детина, разбирается в оружии, скорее всего, воевал. Явный уголовник «Гвоздь», блондин с нервным тиком и латышским акцентом, правая рука Войцеха. Никак не могу понять, он политический или просто бандит, но надо быть предельно осторожным. Непосредственно Войцех, жёсткий лидер, умелый подпольщик. Если учесть возраст, можно догадаться, что успел повоевать точно, вероятно, не раз. Что примечательно, акцента не чувствуется, так что у нас давно, равно как и хорошо знаком с принципами работы Особого управления. Я уже начинаю понимать, почему их сразу не вычислили... Ну и Катажина, красавица-загадка. Хоть она и находится под влиянием своего брата, я убеждён, что девушка не так проста, как хочет казаться. Не исключено, что она серый кардинал всего предприятия.

Ферапонтов кивнул и задумался, присев на подоконник. Полевой встал с ковра, прошёлся по комнате и обратился к коллеге:

– Что-нибудь ещё интересное есть? Нужна помощь?

– Разве что финансирование. У них «Уэбли» и «Винчестер» последней модели, тротил в изобилии, «Руссобалт» из первого послевоенного выпуска и среднего качества «Форд», как минимум две квартиры для явки и один телефонный аппарат. Простая ячейка анархистов без громких эксов такое себе позволить не сможет. Я убеждён, что их куратор неплохо снабжает своих подопечных. Это занятно.

– Попробуйте раскопать, откуда финансирование. Я в Вас не сомневаюсь.

Друзья пожали руки. Рихтер докурил, притушил окурок ногой и отправил носком сапога под кровать. Посмотрел на подчинённого:

– Шлаевский, войдите в контакт с Катажиной. У Вас с женщинами хорошо выходит – вот и используйте свой талант. Разговорите пани, вытащите всё, что сможете.

– Она незамужняя, так что панна...

– Да хоть панночка, мне плевать. Считайте, что это приказ: соблазните её и сделайте нашим информатором. Мы должны узнать, на кого и когда готовится покушение или какая там акция. Мне чертовски не нравится, что наше управление проворонило такую ячейку. Надо исправлять.

Младший лейтенант вздохнул и кивнул. Ему, конечно, хотелось бы оказаться в одной постели с Катажиной, но никак не по приказу Рихтера. Да и вообще, идея работать под прикрытием нравилась Михаилу всё меньше и меньше. Тем временем полковник посмотрел на часы.

– Всё, господа офицеры, расходимся. Встречаемся так же ровно через семьдесят два часа, бордель «Шаловливая киска», что на Пятницкой. Подполковник, постарайтесь установить личности, кого сможете. Андрей, с Вас аналитика по возможной цели и месте, на случай, если они будут страховаться до последнего. Михаил, приказ у Вас есть, действуйте. Удачи!

Офицеры разошлись по одному. Последним комнату покинул Шлаевский. Он ещё долго курил и потягивал абсент в баре. Затем выругался на чём свет стоял и ушёл во вьюгу рассвета.

***

Очередная «ставка» затянулась. Войцех опоздал минут на двадцать, потом ещё задержался в гостиной с сумкой взрывчатки и оружия, негромко обсуждая что-то с Гвоздём. К товарищам вышел хмурый и злой, вместо разговоров обложил всех матом и принялся заливаться водкой. Начали лишь в сорок минут девятого.

Гвоздь очень обстоятельно и подробно рассказал, у кого какая позиция. Как и ожидал Шлаевский, Арон и Маршал должны были быть со стороны коридора, он сам и Малпа – с другой, а внутрь планировалось направить Войцеха с Гвоздём. Катажина и Кюри будут ждать в укрытии за рулём машин, Аполлинария водить не умеет, поэтому просто медик. Латыш был весьма посредственный оратор, а потому многие пункты пришлось повторить несколько раз для Маршала и Арона. Чтоб не подавать виду, младший лейтенант счёл нужным докопаться до путей отхода, кто кого прикрывает, сохраняются ли пары и так далее, чем ещё больше всех запутал. В итоге в самом конце Кюри попросил повторить конкретно его действия: Войцех обматерил товарища и вышел из-за стола на время, а Гвоздь выругался на латышском и решил рассказать всё с самого начала.

В конце концов, решили завтра собраться в то же время и повторить всё ещё раз. Конкретная цель и дата не уточнялись, однако Войцех хмуро заметил: «Ничего, успеем», после наскоро оделся и вышел на лестницу с Малпой. Шлаевский выскочил следом и услышал обрывок разговора спускающихся мужчин, обсуждавших, в какую пивную податься. На цыпочках поднялся этажом выше, замер в ожидании. Вскорости квартиру покинул Гвоздь под руку с Аполлинарией: девушка была перевозбуждена и всё время щебетала, у блондина дёргалось лицо. Спустя ещё пару минут вышли Кюри, Арон и Маршал. Грузин громко спорил с евреем и доказывал ему необходимость «лична стрэлять гадов», размахивая руками, в то время как Арон отбивался, дескать, его план с гранатами был ничуть не хуже. Кюри же увлёкся и стал рассуждать о возможностях тротила.

Михаил выждал минут пять, спустился обратно и негромко постучал. Послышались шаги, за дверью раздался приятный тихий голос:

– Кто?

– Pan Płomień.

После короткой паузы дверь отворилась и девушка впустила гостя.

– Что-то забыли?