Текст книги "Роковые изумруды (СИ)"

Автор книги: Артур Зеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Артур Зеев.
Роковые изумруды

Октябрь 1932, Москва

На двери кабинета висела табличка «Пріемная стажеровъ РКУ по служебнымъ вопросамъ». Михаил удивился, узнав, что для стажёров Разведывательно-контрразведывательного управления есть отдельная приёмная по служебным вопросам. Ему понадобилось почти двадцать минут, чтобы её найти, при этом пришлось трижды спрашивать дорогу. Дойдя же до цели, Михаил вдруг замер в нерешительности. Он прошёл месяц стажировки и сдал два обязательных спецкурса, но прекрасно понимал, как смешно и неуместно может прозвучать его просьба. Поручик тряхнул рыжей головой, вспомнил изумрудные глаза Марты, её волосы цвета вороного крыла, и вздохнул. Переступил с ноги на ногу, снова встряхнулся весь, вытянулся по струнке смирно и постучал, после вошёл в приёмную.

Плохо освещённое помещение с блекло-жёлтыми стенами, почти всё пространство в котором занято шкафами с различными бумагами. Напротив двери оконце с надписью «Служебныя вопросы», справа «Справки», слева «Архивъ». Никто не обратил внимания на вошедшего, несмотря на стук. Михаил прокашлялся и маршевым шагом направился к центральному оконцу. За ним сидела пожилая женщина в толстых очках с массивной роговой оправой и тугим пучком на голове. Она заполняла чей-то формуляр на повышение и, не поднимая головы, спросила: «По какому вопросу?»

– Добрый день! Хотелось бы распределение на дальнейшую службу получить. Могу претендовать на отделы со второго по седьмой, первый и восьмой условно.

Старушка смерила просителя равнодушным взглядом.

– Основания?

– Прошёл месяц стажировки. Пройдены курсы «Ведение наблюдения» и «Поиск улик», оба сданы на «отлично».

Старушка снова посмотрела на просителя, на этот раз чуть более приветливо.

– Фамилия, имя, отчество, год рождения, звание.

– Шлаевский Михаил Владимирович, тысяча девятьсот одиннадцатого года рождения, поручик.

При упоминании своего звания Михаил весь вытянулся по струнке смирно и сделал максимально серьёзное выражение лица, поскольку им очень гордился. Офицер, пусть и самый младший.

– Так-с, двадцать один год и поручик. Недурно. Академия Генштаба с отличием, небось?

– Так точно. Как и гимназия, кстати.

Старушка в ответ лишь улыбнулась.

– Ну что ж. Со второго по седьмой, первый и восьмой условно... Условно, надо полагать, потому что курсы «Спецсредства» и «Ведение боя в полевых условиях» не прошли, да?

– Так точно. Записался, но пока не успел пройти...

– Хмм...

Старушка о чём-то глубоко задумалась. Потом снова посмотрела на поручика, на этот раз как-то оценивающе. После произнесла: «ждите» и удалилась вглубь заставленного картотеками помещения к телефонному аппарату. Михаил решил было осмотреть приёмную, но не нашёл ничего примечательного в комнатке, кроме образцов заявлений и нескольких плакатов с просьбами не шуметь, не курить, не создавать очереди перед окнами и иметь с собой пишущие принадлежности. При этом в отделе «Архивъ» не умолкала печатная машинка, а из отдела «Справки» слышалось шуршание страницами. Оба отдела явно не замечали посетителя.

В этот момент вернулась оператор. На её лице была какая-то странная, как будто заговорщицкая улыбка. Она ещё раз внимательно посмотрела на офицера и продолжила:

– В восьмой пойдёте?

От неожиданности Михаил вздрогнул. Восьмой отдел у стажёров, а тем более в Академии, считался элитным, о нём говорили как о мечте, с придыханием и «когда-нибудь я там точно буду, вот увидишь ещё, как мне полковничьи погоны вручат». При этом в отдел был строгий отбор, обычно отсеивающий свыше девяноста процентов претендентов. И уж точно туда не брали тех, кто не прошёл все курсы своей стажировки. Поэтому поручик не ожидал такого и просто смотрел в удивлении и нерешительности на оператора, не зная, что ответить, и не шутка ли это.

– Ну так что, поручик Шлаевский, в восьмой пойдёте?

– А... А можно?

Вопрос прозвучал совсем по-детски и заставил старушку улыбнуться.

– Конечно можно. У Вас же есть допуск, пусть и условный. Ну так как? Решитесь?

– Я... Так точно! Готов служить в восьмом отделе РКУ!

– Ну, «служить» пока громко сказано, скорее окончить свою стажировку. А там посмотрим, устроите ли Вы господ Гринвальда и Дрейзера. Они, как Вам должно быть известно, офицеры с характером и высокими требованиями. Впрочем, полковнику я уже позвонила, он согласился Вас взять. Сказал, что это будет интересно...

На последних словах оператор в очередной раз улыбнулась и хихикнула чему-то своему. Потом протянула поручику формуляр.

– Заполняйте по образцу. На имя Дрейзера И. И., куратором Вашим назначается полковник фон Гринвальд-Рихтер, Роман Фёдорович. Как заполните, вернёте мне, я проверю и выпишу временный пропуск. Выходите завтра, в девять нуль-нуль. Вас встретит сам Роман Фёдорович, проинструктирует, что делать дальше. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Хорошо. Заполняйте. Надеюсь, ручка у вас имеется... И удача тоже.

***

Без пяти минут девять Михаил уже стоял возле входа в восьмой отдел. В отличие от остальных, в восьмом и первом отделах была своя пропускная система с дополнительным КПП прямо на этаже. На КПП всегда были двое солдат с винтовками и дежурный офицер. Последний внимательно рассмотрел временный пропуск Шлаевского, сверился со списком посетителей на день и сказал поручику ждать, когда придёт Роман Фёдорович. В ожидании Михаил разглядывал странную форму солдат, напоминающую покроем кирасирскую, только жилет был массивнее, а слой металла толще.

Через некоторое время на КПП появился фон Гринвальд-Рихтер. Среднего роста, крепкого телосложения субъект неопределённого возраста, с щетиной и в распахнутом сером пальто без погон меньше всего походил на полковника РКУ, однако заставил дежурных солдат и офицера, а с ними и Шлаевского, вытянуться по струнке смирно одним своим появлением. Полковник смерил взглядом поручика, улыбнулся и протянул руку.

– Поручик Шлаевский, верно?

– Так точно!

– Вы пунктуальны, это радует. Как могли догадаться, полковник фон Гринвальд-Рихтер, Роман Фёдорович. Буду Вашим куратором и шефом на период окончания стажировки. Возможно, и после... Звать как?

– Михаил Владимирович.

– Хорошо... Этого пропустить, меня до обеда не беспокоить. Если будет код два или три – докладывать по внутренней связи, всё остальное – ищите Полевого.

– Так точно, господин полковник! – гаркнул дежурный офицер, отсалютовав. Для себя Михаил отметил, что офицер тоже был в необычной форме и в звании лейтенанта, в то время как на КПП внизу обычно сидел поручик, во время проверок – младший лейтенант. Вот это отдел, раз дежурят на входе лейтенанты.

Тем временем полковник быстрыми шагами пошёл по коридору так, что поручик едва поспевал за ним и даже не успевал следить за табличками на дверях и картинами, в изобилии украшавшими стены. Возле одного из полотен фон Гринвальд-Рихтер вдруг резко встал, критично оглядел и недовольно хмыкнул. Михаил поднял взгляд – и понял, что это портрет самого полковника в парадной форме.

– Это Вы?

– Нет, чёрт побери, мой брат-близнец с бодуна! Как и художник, видимо. Я этому гаду четыре часа позировал, чуть на «Метель» Свиридова не опоздал из-за него. А была премьера, между прочим. Этот же сучий потрох, бракодел чёртов, перепутал ордена. Обезьяна тупая, я ж ему китель оставил специально, чтоб детали прописал. А он, свинья алкоголичная, мне вместо «Владимира» «Анну» нарисовал, ещё и не в том месте. И ордена «Ледяной поход» и «Освобождение Тулы» местами перепутал, а по статуту так нельзя. Ух, попадётся мне ещё этот Богданов-Бельский – заставлю сдавать экзамен на знание орденов и медалей России с петровских времён и до наших дней.

Полковник ещё раз оглядел портрет, резко развернулся и пошёл дальше. Поручик снова едва поспевал за ним. Вдруг фон Гринвальд-Рихтер открыл какую-то дверь и зашёл внутрь. Михаил присмотрелся – на двери красовалась табличка «фонъ Гринвальдъ-Рихтеръ Р. Ф., полковникъ, глава восьмаго отдѣла». Шлаевский сглотнул и зашёл в кабинет вслед за полковником.

Первое, что бросилось в глаза – сваленные в кучу прямо на полу папки со штампами «Совершенно секретно», на которых лежал обрез винтовки Мосина и несколько пулемётных лент. Рядом, тоже на полу, но только на ковре, вперемешку были разбросаны винтовочные патроны, несколько перьевых ручек, пустой флакон из-под чернил, частично вытекший на ковёр, какие-то фотографии и потёртый пиджак. Стол посреди кабинета был просто завален бумагами, как и несколько стульев рядом, в шкафу папки с личными делами были сложены как попало. Некоторые папки лежали кучкой перед шкафом на полу, придавленные затёртым бюстом Колчака с трещинами. В углу под вешалкой валялось несколько пустых бутылок из-под крепкого алкоголя, на саму вешалку были криво наброшены пальто и кепка. Михаил отметил, что на пальто полковника нет не только погон, но и каких бы то ни было орденов или медалей, кроме маленькой серебряной «адамовой головы» на чёрно-красной ленте – знака ударно-штурмовых батальонов Корнилова.

– Значит, так, – полковник вытянулся в кресле и закурил папиросу, – для начала краткий курс иерархии. Вы, Михаил, на время до окончания стажировки назначаетесь моим секретарём. Подчиняетесь лично мне и Ивану Ивановичу Дрейзеру как главе РКУ, если такая оказия случится и господин генерал изволит Вас к себе вызвать. Все остальные для Вас – «господин офицер», не больше, приказами могут подтереться. Я всех предупрежу, но если что – посылайте ко всем чертям, пусть ищут себе другого мальчика на побегушках. Ясно?

– Так точно, господин полковник.

– Ага, хорошо. Далее. Все эти Ваши «так точно», «никак нет», «господин полковник» и прочее должны остаться в дипломе об окончании Академии Генштаба. У нас не плац, а серьёзная работа. Отвечать кратко и точно, по делу, стараться «да» или «нет», если не требую подробностей. Ко мне обращаться «шеф» или «Рихтер», на людях можете Роман Фёдорович. Ясно?

– Так... Да, ясно!

Полковник улыбнулся.

– Ага. Теперь по поводу Вашей стажировки. Курс «Спецсредства» должны освоить за 72 часа, учебник есть, Семён Петрович ждёт после обеда на спецкурс лекций. «Ведение боя в полевых условиях» я Вам лично покажу как-нибудь, вероятно, через неделю, сам же и проставлю оценку. Как закроете это, считайте, что у Вас дополнительная стажировка на две недели в качестве моего секретаря и агента контрразведки. Не обделаетесь – получите на выходе от меня отметку «отлично» и погоны младшего лейтенанта, а так же рекомендацию на трудоустройство. Обделаетесь – вылетите из РКУ, как пробка, ещё и в морду дам. Ясно?

– Да.

– Ага, это радует, Вы смекалистый. Ещё несколько вещей. Во-первых, этот кабинет, улица и Ваша квартира – вот Ваше рабочее место. В контрразведке надо думать, а потом бегать и стрелять. Во-вторых, Ваш режим дня формирую я. Единственное правило восьмого отдела – обед с четырнадцати до пятнадцати. Всё. Скажу прийти как обычно – в девять у КПП. Скажу «работать» – ночуете здесь за бумагами. Скажу «на явку в полночь» – на явке в полночь и без опозданий. И приказы не обсуждаются. В-третьих, Вы обязаны добросовестно выполнять всё, что я Вам скажу. Вопросы, зачем и как, задавать можете, даже дозволено свои соображения высказывать, но никаких отлыниваний. За любое нарушение или работу спустя рукава будет наказание – раунд со мной на ринге. Вопросы, возражения, комментарии есть?

Михаил немного подумал и ответил:

– Нет, всё предельно ясно. Какие будут приказания?

– Отлично. Пока есть время до обеда – сходим в спецчасть, подберём Вам одежду, затем в оружейку. После я пойду к Иван Ивановичу, а Вы в Отдел кадров – там должны оформить необходимые бумаги и выдать удостоверение. Как закончите – свободное время до четырнадцати нуль-нуль, можете осмотреться. В четырнадцать нуль-нуль в столовой, она у нас своя, закрытая, на минус первом этаже, я покажу, как пройти. Да, кстати, запоминайте дорогу – надо знать своё место работы. А, ну и если спросите у кого-то как пройти туда-то – Вас могут арестовать и в КПЗ до выяснения. Служба нервная, знаете ли.

На последних словах Рихтер метнул окурок через стол в металлическую урну, стоявшую посреди ковра, резко поднялся и прошёл к выходу из кабинета. Шлаевский успел заметить, что двубортный костюм сидит на нём как-то странно, но что именно его удивило подумать не успел.

Как только они вышли из кабинета, полковник уверенно повернул куда-то вглубь коридора. За поворотом была открытая решётка, преграждающая выход на лестницу, по-видимому, чёрный ход. Михаил удивился – прежде он пользовался только главной лестницей и не слышал, чтобы глава отдела перемещался по задворкам здания. Да уж, восьмой отдел. Рихтер, очевидно, заметил его удивление и прокомментировал:

– У нас не принято ходить по главной лестнице. Много шума и внимания, на КПП лишний раз показываться. Обычно между этажами навигация осуществляется вот здесь. Да, на нулевом этаже закрытая решётка – там спецчасть и оружейка, у входа всегда дежурный офицер и солдат, для прохода помимо Вашего пропуска нужен мандат с моей подписью либо старшего офицера отдела не ниже майора, так что лишний раз не суйтесь. На минус первом – столовая, как я говорил, и рекреационные зоны один и два. Вход в столовую свободный, в рекреацию номер один тоже.

– А в рекреацию номер два?

– А этого Вам знать пока не положено. Тоже соваться не советую, не хочу в первый же день Вас из КПЗ доставать, оставлю на ночь там, если решите полюбопытствовать. Кстати, ниже минус первого этажа Вам также не стоит пытаться спуститься – пропускная система как на нулевом, пока не положено. Вопросы есть?

– Нет.

В этот момент идущие поравнялись с решёткой нулевого этажа. Офицер и солдат козырнули Рихтеру и подозрительно скосились на Шлаевского. Полковник указал кивком головы на поручика и добавил: «Со мной». Этого хватило, чтобы стажёра пропустили. Проходя, он заметил, что здесь тоже у всех была странная кирасирская форма, но солдат был вооружён уже автоматом Фёдорова третьей модели вместо привычной «мосинки».

На первой двери слева значилось «Отдѣленіе спеціальныхъ средствъ и униформы». Рихтер без стука вошёл за приоткрытую дверь, поручик поспешил следом. Просторное складское помещение было от пола до потолка заставлено стеллажами со всевозможной амуницией. Тут было всё: противогазы разных размеров, инструменты на все случаи жизни, комплекты военной формы любого рода войск любой страны, гражданская одежда различного фасона, даже лошадиные сбруи и запчасти для мотоциклета. Отдельно висела странная форма кирасирского образца и не менее дюжины чёрных жилетов необычного покроя. К ним полковник и направился.

– Вот, Михаил, первое, что Вам потребуется. Жилет специальный, одна штука. Носится под верхней одеждой, почти не заметен, если только покрой костюма достаточно свободный. Позволяет остановить удар ножом или осколок от гранаты, пулю – зависит уже от расстояния и калибра, но навряд ли. Носить рекомендую ежедневно, особых условий ухода не требует.

– Хорошо, спасибо. Новая разработка? Раньше были более громоздкие...

– Раньше, молодой человек, технология была несовершенна. А теперь используется особо прочная ткань и пластины из сплавов, – раздался голос из-за спины Михаила. Стажёр вздрогнул и резко обернулся: он не слышал, чтобы кто-то подходил к ним с полковником.

За спиной у Шлаевского стоял невысокий полный субъект с венчиком седых курчавых волос вокруг обширной лысины и в пенсне на горбатом носу. Одет он был в спецовку, на поясе висели инструменты. Субъект радостно улыбнулся, пожимая руку полковнику, потом представился Михаилу:

– Лев Абрамович Финкельштейн, заведующий Отделением и создатель сего прекрасного жилета. Вернее, его тоже. Вы-с, надо полагать, стажёр господина полковника?

Шлаевский удивился ещё больше. Еврея, ещё и такого колоритного, он ну никак не ожидал увидеть в глубине отдела контрразведки. Да уж, особый отдел, особые правила...

– Да... Поручик Шлаевский, Михаил Владимирович.

– Очень приятно. Ну-с, выбирайте, что Вам понадобится. Я бы посоветовал ещё тот светлый костюм, а то от Вас прямо-таки несёт Академией Генштаба, а это не есть хорошо. Агент контрразведки не должен выделяться. И смените эти ужасные ботинки. В них можно идти в поход, но никоим образом нельзя в мало-мальски приличную ресторацию. Что уж говорить, барышень Вам в них не видать, разве что под красным фонарём.

Михаил скосился на свои ботинки и пробурчал что-то неразборчивое.

– Выбирайте оксфорды, вон те, что на позиции семьдесят один. Кстати, там есть секретец в левом ботинке, очень удобная вещь.

– Хорошо. Спасибо Вам за советы.

– Всегда рад. Не буду мешать.

Заведующий спецчастью удалился так же неожиданно и бесшумно, как и возник за спиной Михаила. Шлаевский подошёл к указанным оксфордам, взял левый ботинок. Покрутил в руках, попробовал повернуть каблук – тот поддался. Сняв каблук, поручик обнаружил в нём две миниатюрных отмычки и отвёртку. Да уж, похоже, пора переставать удивляться. Восьмой отдел всё-таки.

– Действительно удобная вещь, сам в таких хожу... Ну, Михаил, Вы переодевайтесь, а я пока кой-чего захвачу отсюда, и в оружейку. И возьмите вон тот вещмешок для Вашей прежней одежды – занесёте её домой после лекций, – с этими словами Рихтер скрылся за стеллажами.

Шлаевский переоделся и стал смотреться в зеркало. Прав был Финкельштейн, так он выглядит уже не как стажёр РКУ, а как респектабельный студент старших курсов или даже франт. Правда, жилет всё-таки слегка полнит и пиджак надо носить застёгнутым на все пуговицы, но под шинелью видно не будет. В этот момент вернулся Рихтер, придирчиво осмотрел поручика, надел ему на голову шляпу в тон костюму и довольно цокнул языком.

– Перфекто! Вот теперь и в «Асторию» на водочку с профессором можно. И уж тем более по дамам. Что, Михаил, есть особа на примете? – на последних словах полковник азартно подмигнул.

– Ну, так... Есть, да не про нашу честь, – Шлаевский смутился.

– Ну-ну, выше нос. Мы Вам деньжат из кассы подкинем – и любая дама Ваша, только успевай нумера снимать... Но позже, сначала в оружейку.

Прямо напротив спецчасти была оружейная комната. За дверью тоже располагалось помещение складского типа со стеллажами, только заполнены они были образцами вооружения всех стран за последние тридцать лет, а полки ломились от боеприпасов. Оружия было так много, что ящики с гранатами стояли один на другом в углу, а сверху был засунут «гочкисс» и несколько лент к нему. Шлаевский даже присвистнул от удивления, в то время как Рихтер бодрым и уверенным маршем направился вглубь. Там за столом, заваленном чертежами винтовки и запчастями к ней, коренастый мужчина средних лет что-то усердно мастерил.

– Фрол Степаныч, а добрый день!

– Роман Фёдорович, снова Вы? Рад, очень рад, что хоть Вы в добром здравии и хорошем настроении...

– Что так? Были инциденты?

– Были Станислав Никодимович со своими замом. Залетел, что-то буркнул, забрал пять «фёдоровых» и дюжину гранат, зам его кинул мне на стол скомканный приказ, и оба ушли так же стремительно, как ворвались.

– А, Стас никак решил убрать «Зонда». Ну что ж, бог в помощь... Кстати, мой новый стажёр, поручик Шлаевский, Михаил Владимирович.

Михаил приветливо улыбнулся и протянул руку. Рукопожатие у Фрола Степановича было очень сильное и резкое, чувствовалось армейское прошлое. Тем временем Рихтер стал разглядывать чертежи.

– Над чем работаете?

– А, это. Решил вот доработать винтовку Мосина, чтоб снайперской её сделать. А то что мы всё на импортном да на импортном, при этом склады «мосинками» забиты под завязку. Думаю, к концу недели опробую первый образец, дам и Вам тогда.

Рихтер цокнул языком.

– Вот это дело. Чем ещё из новенького порадуете?

– Вот, «Вейбель» поступил. Датская разработка и сборка, облегчённый пулемёт. Побегать с ним, конечно, трудно будет, но уже фору «Максиму» даст по весу, да и кучность лучше. Самое же главное, что на одного бойца всё рассчитано, так что можно будет создавать пулемётные команды для зачистки укрепрайонов. Пара таких штучек да ранцевый огнемёт – и от вражеского окопа ни черта не останется.

Полковник снова цокнул языком и как будто даже с нежностью провёл рукой по кожуху пулемёта, потом посмотрел в глаза оружейнику:

– Когда стрельбы?

– В выходные. Зараз и винтовочку проверим. Вы, разумеется, первый в очереди после меня.

Фон Гринвальд-Рихтер широко улыбнулся. Потом резко обернулся к поручику, только сейчас вспомнив, зачем они пришли.

– Фрол Степаныч, мы к Вам для вооружения нового агента. Выдайте ему, пожалуй, ТК и стилет, а то он своим офицерским «наганом» только глаза мозолит. Да, Шлаевский, зайдите завтра с утра в тир пострелять из ТК – Вы, конечно, отличник Академии, но к оружию привыкнуть надо. А «наган» дома оставьте, он слишком приметный для Вашей новой работы.

– Как скажете, шеф.

Пока поручик разглядывал своё новое оружие, блестящий от смазки пистолет Коровина, Рихтер наклонился к оружейнику.

– Сделали, что я просил?

– Так точно. Вот, извольте...

Полковник резко обернулся к Шлаевскому.

– Ну-с, поручик, на сегодня до обеда всё. Ступайте в Отдел кадров за пропуском, потом осмотритесь, можете побывать в первой рекреации. В обед увидимся, там я Вам задание и выдам.

Михаил козырнул и стремительно вышел. Оставшиеся проводили его взглядом и о чём-то разговорились...

***

Когда Михаил зашёл в столовую, фон Гринвальд-Рихтер приветливо улыбнулся и поманил его рукой. Шлаевский подошёл к столу и остолбенел: рядом с полковником сидел мужчина слегка полного телосложения, лет шестидесяти, в чёрном кожаном френче, увешанном наградами. Он повернул к вошедшему свою бритую налысо голову и прищурился. Генерал Дрейзер, глава РКУ. С момента поступления на стажировку поручик видел генерала всего один раз, и то на плацу при построении новичков и вручении удостоверений стажёра. Заметив смущение своего секретаря, Рихтер вмешался:

– А, Михаил! Присаживайтесь. Иван Иваныча Вы, разумеется, узнали. Иван Иваныч, это Михаил Шлаевский, мой новый стажёр и секретарь. Думаю, он как нельзя кстати подойдёт для нашего дела, верно?

У Дрейзера дёрнулась левая рука, наглухо закрытая чёрной кожей, что заставило Шлаевского вздрогнуть. Поговаривали, что у генерала левая покалеченная рука дёргается каждый раз, когда шалят нервы, а, значит, ничего хорошего это не предвещало. Впрочем, про главу РКУ, «самого Ивана Дрейзера» ходило столько слухов, один страшнее другого, что Ивана Ивановича побаивались даже преподаватели Академии Генштаба. Что уж говорить, железный и бессменный глава Разведывательно-контрразведывательного, ветеран Великой войны и обеих Гражданских, герой освобождения Москвы и друг самого Верховного правителя. При этом ещё и выглядит как головорез, особенно со своим протезом вместо утраченной на войне ноги и бритой налысо головой.

Дрейзер какое-то мгновение посверлил поручика своими серыми глазами, потом тихо спросил:

– Вы, молодой человек, в Москву откуда приехали?

– Из Ростова-на-Дону, ваше превосходительство.

– А друзей завести успели?

– Так точно, ваше превосходительство. По Академии Генштаба приятельствую.

– Это хорошо, Михаил. Хорошо, – генерал вздохнул и уставился в тарелку, взгляд его сделался отсутствующим. Рихтер быстро сменил тему:

– С Отделом кадров улажено?

– Да, Роман Фёдорович, всё сделал.

– Ага, хорошо. Вот Вам первое задание, – полковник протянул папку, – на выполнение неделя. В папке вся необходимая информация и средства для её реализации. Отчёт предоставите в письменном виде, машинка есть у меня в кабинете и в рекреации. Выполнять можете начать хотя бы и сегодня, после лекций Семёна Петровича самое то...

На последних словах Рихтер неожиданно рассмеялся, и даже Дрейзер улыбнулся, пусть и слабо. Михаилу не терпелось заглянуть в папку, но он сдержался и принялся степенно обедать, искоса наблюдая за генералом и полковником, оживлённо обсуждавшими свежий роман Хэмингуэя. Вопреки слухам, вблизи глава РКУ показался Шлаевскому скорее очень уставшим генералом откуда-то из начала века, каких изображают на картинах «В осаждённом Порт-Артуре». Сейчас таких людей осталось очень мало, большая часть сгинула на фронтах двух Гражданских. Однако глаза Дрейзера почти всё время оставались холодными, что было особенно заметно на контрасте с живым взглядом Рихтера. Контраст между начальником и его подчинённым был не только во взгляде. Приверженность генерала к ношению строгой формы и гладко выбритому лицу шла вразрез с необычайной говорливостью полковника и привычкой использовать в речи жаргонизмы и ругательства к месту и без.

Покончив с обедом, Шлаевский распрощался с начальством и отправился на лекции. До начала оставалось ещё минут семь-десять, а потому поручик решил изучить содержимое папки. И от удивления чуть было не выронил её из рук. В папке лежало несколько ассигнаций, общей суммой на двести рублей, памятка о способах распространения различных венерических инфекций, их последствиях и методах борьбы с оными, а также записка от руки. На записке чрезвычайно кривым почерком Рихтера значилось: «Посѣтить всѣ бордели въ центрѣ города, которыя сочтёте заслуживающими вниманія. Обязательны къ посѣщенію „Лилитъ“, „Жемчужина Будды“ и „Магнолія“. На бордель тратить не менѣе 5 рублей и не болѣе 25, алкоголемъ не злоупотреблять. Осмотрѣться на мѣстѣ, найти завсегдатаевъ и поговорить. Въ отчётѣ обрисовать обстановку и указать свои соображенія по поводу каждаго, какъ онъ можетъ быть полезенъ РКУ. Картотекой управленія пользоваться запрещено, какъ и совѣтами сослуживцевъ. Удачи.»

Михаил несколько раз перечитал записку, проверил, нет ли в папке чего-то ещё. Нет, это было всё задание, что поручил ему полковник. Что ж, либо он просто пока не знаком с тонкостями работы агента контрразведки, либо у его непосредственного начальника очень своеобразное чувство юмора. Ну, приказы не обсуждаются. Бордели так бордели...

***

Михаил коротко постучался в дверь кабинета полковника фон Гринвальд-Рихтера. В ответ раздалось: «Войдите». Войдя, поручик увидел, как его начальник усердно обрабатывает напильником ствол обреза винтовки Мосина.

– А, Михаил! Весьма рад! Что, готовы отчитаться о выполнении задания?

– Да, вот отчёт, как Вы и просили, тринадцать листов.

– Отлично! Давайте сюда.

Полковник взял отчёт, не читая поставил на первой странице штамп «Просмотрено», расписался и сунул отчёт в ящик стола. Затем отложил обрез, уселся поудобнее в потёртое кожаное кресло, закурил и обратился к Шлаевскому:

– Ну-с, а теперь рассказывайте. По форме, как в Академии драли, но можно своими словами.

– Да, шеф. За минувшую неделю мною посещено восемнадцать борделей в центре Москвы. Все классического плана, достаточно известные. Категории клиентов, как и персонала, разнятся по борделям. Как и было приказано, наибольшее внимание уделил «Лилитъ», «Жемчужине Будды» и «Магнолiи». С них бы и хотелось начать подробную характеристику.

– Давайте. Меня больше всего интересует «Жемчужина Будды»... Да Вы присаживайтесь, присаживайтесь, я надеюсь, рассказ будет долгим.

Поручик сел на единственный свободный стул, который под ним жалобно скрипнул, и продолжил рассказ:

– «Жемчужина Будды». Респектабельный бордель в самом центре, на Спиридоновке. Расположен над азиатским рестораном, откуда в бордель имеется скрытый ход через кухню. Ещё один вход с заднего двора, оба охраняются. Само заведение оформлено в псевдоазиатском стиле, с ужасной мешаниной этнических атрибутов разных стран. В центральном зале позолоченная статуя Будды, привезённая хозяйкой откуда-то из британских колоний, что и дало борделю его название. Хозяйка – урождённая Превезова Ольга Викторовна, ныне представляется всем госпожой Линь. Женщина примерно тридцати пяти лет с азиатскими чертами лица, из степных губерний. Её доверенное лицо – натуральный японец, некто Марахито Анукито. Крупный, серьёзный, отвечает за безопасность. Личность тёмная, явно связан с криминальным миром столицы. Из персонала заслуживает внимания также разговорчивый шеф-повар, он же стоит за барной стойкой. Цыган, всем подаваемый как индус, даже ходит в чалме. Уже через пять минут знакомства подмигнул и предложил марафету для храбрости.

– Согласились?

– Нет. Выпил стопку абсента и пошёл осматриваться. Представленные девушки обладают азиатскими чертами лица, однако, предположительно, все родом из степных губерний. Один из завсегдатаев, а именно Яков Петрович Вислоус, жандармский офицер, после двух рюмок водки разговорился и рассказал, что единственная настоящая азиатка во всём кодле – некая Мини, сбежавшая откуда-то из Маньчжурии, все остальные не заслуживают внимания. От него же удалось узнать, что звезда заведения – некая Кармен, вроде как балерина не то из Мариинского театра, не то из Михайловского, в свободное время занимающаяся проституцией. Однако, Кармен – куртизанка элитная и держится бордельмаман исключительно для особых клиентов. К числу последних, стоит отметить, относятся несколько генералов разных ведомств и, по слухам, не то министр, не то один из его заместителей. Сразу оговорюсь, что бордель пользуется популярностью у многих аристократов, а потому слухи выглядят весьма правдивыми. Что касается остальных...

Полковник поднял вверх два пальца с зажатой в них папиросой, прервав доклад.

– Шлаевский, Вы любите театр?

– Эээ... В некоторой степени, смотря что.

– А надо будет полюбить. Доклад меня устроил, остальное, может быть, почитаю, как время будет. Теперь же марш на ринг, проверю, усвоили ли Вы уроки прошедшей недели. Потом забежите домой, приведёте себя в порядок, и в семнадцать тридцать тут как штык – пойдём с Вами в театр. В Большом как раз дают «Волшебную флейту»...

Уже в семнадцать сорок «Руссобалт М1931» ехал по скользкой от дождя мостовой Москвы. За рулём, в своём неизменном двубортном пиджаке и распахнутом сером пальто, сидел сам полковник фон Гринвальд-Рихтер. Шлаевский же скрипел зубами на каждой выбоине от боли в рёбрах после ринга и рассматривал в окно вечернюю Москву, пытаясь понять, зачем полковник потащил его в театр.

Войдя в зал, господа офицеры сели в девятом ряду партера. Рихтер моментально вытащил из кармана два театральных бинокля, вручил один Михаилу, сам же стал разглядывать проходящих мимо дам, особенно их декольте. Поручик какое-то время поизучал генеральские эполеты в первых рядах и бриллиантовые колье у их спутниц, после решил осмотреть ряды поближе. И тут его взгляд остановился на ней.

Марта Скорцетти. Эффектная стройная брюнетка в чёрном бархатном платье, красавица с изумрудными глазами и с украшениями под стать. Её алые губы пылали на весь зал, длинные ресницы томно вздымались и опускались. К ней, как мотыльки на огонёк, со всего партера слетелись кавалеры самого разного возраста и достоинства. Настойчивее всех был высокий кавалерист с пышными усами, то и дело отстраняющий своей массивной фигурой других кандидатов на близость к прекрасной светской львице и всё время старающийся её рассмешить. У него получалось, и карминово-красные губы уже несколько раз демонстрировали лёгкую белоснежную улыбку. Шлаевский вздохнул и опустил бинокль.