Текст книги "Москва сталкеров"
Автор книги: Артур Шигапов
Соавторы: Ольга Чередниченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
В 50-х годах были разработаны самые разные кузова «Москвичей» – не только седан, но и кабриолет, и первый в Союзе универсал, и даже специальная сельская модификация. Тогда же на базе популярного итальянского «Фиат-600» был разработан и запущен в производство принципиально новый микролитражный легковой автомобиль. Он получил индекс 444, а министра куцей автопромышленности Строкина за оперативное воровство идей у «Фиата» и «Фольксвагена» повысили до зампреда тогдашнего Госплана. Уже в новой должности чиновник избавил земляков от несмываемого позора и отправил производство малыша на украинский завод «Коммунар». Так родился «горбатый Запорожец», предмет насмешек и анекдотов.
На Всемирной автомобильной выставке в Брюсселе автомобили «Москвич» были отмечены золотыми медалями и дипломами. Завод был награжден Дипломом ВДНХ СССР первой степени. Примерно тогда же команда СССР впервые участвовала на «Москвичах» в международном ралли – «Тысяча озер» в Финляндии – и сразу заняла третье место.
В 1966 году МЗМА наградили первым орденом – Трудового Красного Знамени. Со следующего года завод первым в отечественной отрасли начал регулярно проводить краш-тесты. Тогда же с конвейера сошел миллионный «Москвич».
Еще через год началось возведение нового главного корпуса предприятия, а его реконструкция была объявлена ударной комсомольской стройкой. Московский завод малолитражных автомобилей был переименован в Автомобильный завод имени Ленинского комсомола (АЗЛК).
В 70-х годах команда АЗЛК завоевала множество наград в международных авторалли. Например, главный приз – «Золотой кубок» – на престижных авторалли «Тур Европы-71», проходивших по территории 11 европейских стран, первое место в «Сафари-73», золотой и серебряный кубки «Тур Европы-74».
На эти годы приходится пик экспортных поставок «Москвичей», достигавших свыше 2/3 от общего объема их выпуска. Они поставлялись более чем в 70 стран мира, включая развитые капиталистические. Люди старшего поколения прекрасно помнят бои за право обладанием 407-м и 412-м «Москвичом», символом удавшейся жизни. Если перевести на современный язык, эти машины покупали менеджеры среднего звена, как сегодня «Мазду-6». В то время как «Волги» – сегодня представительские «Мерседесы» S-класса – предназначались сильным мира того – ученым, космонавтам, партийным чиновникам (коммерсантам, силовикам и неподкупным муниципальным чиновникам в нынешней версии). Тогда же АЗЛК был награжден вторым своим орденом – Октябрьской Революции. В 1980 году завод достиг максимальной выработки за все время своего существования – 188 000 автомобилей за год, то есть в 4 раза меньше, чем «Форд» 30 лет назад.
В начале 80-х годов качество машин, выпускаемых АЗЛК, заметно снизилось, и ажиотаж поутих. К тому же мечты советского покупателя давно переключились с кургузого 412-го «Москвича» на комфортабельные «Жигули». Тем не менее завод продолжал разрабатывать и собирать новые модели автомобилей, обычно устаревшие изначально, до тех пор, пока не прекратилось его государственное финансирование в 1991 году по причине распада Советского Союза. Тогда были свернуты почти все проекты предприятия. Первыми пали непрофильные производства товаров широкого потребления – доильных станций «Елочка», диванов-качалок и детских игрушек-экскаваторов.
В 1993 году завод стал называться Открытым Акционерным Обществом «Москвич». Смена вывески не помогла – в 1996 году его конвейер впервые остановился из-за проблем со сбытом. Недоношенные «сорок первые» уже никто покупать не хотел. Докризисная Москва пересела на новые вазовские «десятки» и подержанных «немцев», а провинция еще крепко держалась за тольяттинскую «шоху», несравнимую по качеству и ремонтопригодности с московским изделием.
Через год дела компании стали идти чуть лучше, и постепенно было налажено мелкосерийное производство люксовых автомобилей на устаревших платформах непрестижных массовых автомобилей. Зато с громкими именами: «Юрий Долгорукий», «Князь Владимир», «Святогор», «Калита» и «Дуэт». Эти детища конструкторских амбиций и технологического компромисса пылились на выставке в Сокольниках, собирая толпы скептически настроенных обладателей подержанных иномарок, уже сделавших свой выбор. Даже несмотря на это, завод имел шансы выбраться из экономических проблем, если бы не дефолт 1998 года. Затраты на рубль выпущенной «Москвичом» продукции, по данным журнала «За рулем», в конце 90-х годов дошли примерно до 136 копеек, то есть 35 %-го убытка! Качество сборки при этом упало да такого уровня, что новые автомобили покупателю приходилось дособирать самостоятельно.
В 2001 году из-за долга перед «Мосэнерго» на предприятии были отключены электричество, газ и вода. Не помогло даже патронирование московского мэра, не раз заявлявшего, что он лично не допустит краха московского автостроения. На этом завод фактически и прекратил свое существование. В 2006 году ОАО «Москвич» официально объявили банкротом. В сентябре 2010 года была окончательно завершена процедура банкротства. Завод полностью погасил долги по зарплатам, а также выплатил компенсации за вред здоровью и возмещение морального ущерба. Незадачливые кредиторы получили 18 % от вложенных в производство средств.
Сегодня территория бывшего АЗЛК делится на две части третьим транспортным кольцом. Ту его часть, которая ближе к области, занимает компания «Автофрамос». Она считается совместным предприятием «Рено» и правительства Москвы: доля французов в капитале компании составляет 94,1 %, а Банку Москвы принадлежат 5,9 % акций. Как известно, отсюда выходят машины марки «Логан», унаследовавшие от приказавших долго жить «Москвичей» кургузость своей кормы. Все-таки местными болезнями страдают не только туристы, но и импортные машины.
Вторая огромная часть бывшего завода – ближе к центру – сейчас находится на стадии разрушения. С того момента, как предприятие встало в 2006 году, и до сегодняшнего дня АЗЛК является самым любимым объектом среди московских сталкеров. Обычно, когда завод не имеет больше средств к существованию, он проходит четыре стандартные стадии разрушения. Сначала глава предприятия устраивает аукцион по продаже нормального оборудования. На второй стадии бомжи выносят с почти не охраняемой территории все цветные металлы – проводку, катушки, старые трансформаторы – все, что содержит медь или алюминий. На третьей стадии на завод приезжают так называемые «металлисты» на «Газелях». Они разбирают крышу, трубопроводы, несущие железные балки. Стараются делать это грамотно, чтобы здание «сложилось» в последний момент, когда все ценные черные металлы уже вывезены. На четвертом этапе, когда завод уже почти превратился в руины и там не осталось ничего, что можно продать, дачники воруют кирпич. Впрочем, в связи с тем, что АЗЛК находится не так далеко от центра Москвы, где садовых участков по близости, разумеется, нет, он будет лишен четвертой стадии. Причина в том, что дачникам удобнее воровать с объектов, расположенных рядом с их участками. Так что сейчас та часть объекта АЗЛК, которая не находится в ведении компании «Автофрамос», – на третьей (и последней в данном случае), «металлической», стадии разрушения. Нахождение на территории очень опасно, поскольку несущие конструкции могут в любой момент обвалиться. Правда, сталкеров это не останавливает.
Московское правительство одобрило строительство на этой территории комплекса «Метрополия». Вместо автомобильных цехов здесь появятся офисы, гостиницы и торгово-развлекательные центры. На строительство потребуется около 5 лет и 3 миллиардов долларов. Комплекс будет состоять из десяти строений, соединенных общей подземной частью. Ориентировочно, самое высокое здание будет высотой 364 метра – это 70 этажей. Еще в здании комплекса будет выход из метро «Волгоградский проспект». По предварительным оценкам, через станцию в «Метрополию» будет попадать ежедневно 80 тысяч человек.
Завод уже начинают потихоньку сносить, и очень скоро, возможно, даже к моменту выхода этой книги, он окончательно перестанет существовать, так что сталкеры спешат насладиться последними моментами невербального общения со своим любимым объектом.
Маленький сталкерский отряд во главе с Вороной вышел из цехов на территорию АЗЛК. Главная опасность – оказаться под завалом – осталась позади, поэтому теперь можно было вздохнуть относительно спокойно. На улице было светлее, чем в помещении, но все равно уже смеркалось, и примерно минут через пятнадцать должно было окончательно стемнеть.
На заброшенной территории старого автомобильного завода было тихо и хорошо. Снег уже припорошил все неровности, шероховатости, острые углы и продолжал красиво падать. Где-то далеко шумели третье кольцо, Волгоградский проспект и, может, даже Новоостаповская улица, только это было совсем не заметно.
На территории бывшего АЗЛК, казалось, время остановилось, и только снег продолжал падать, а ребята – идти по засыпанной им дороге. Будто не в шумной и яркой Москве они находились, а где-то вне времени и пространства, в тихом и спокойном оазисе. Сейчас они не думали о том, что происходило там, за пределами: о своих родственниках и друзьях, о том, что завтра снова на противную работу, с которой вот-вот могут уволить, о том, что сейчас нужно будет толкнуть стеклянные двери метро, прислонить проездной к турникету, а потом сесть на поезд в нужном направлении. Они просто шагали, наслаждались этим ни с чем несравнимым ощущением того, что они сталкеры, и сейчас в деле, на объекте, в своей тарелке, как дома. Они знали, что к чему, были уверены в себе, красивы, стройны, молоды, но опытны и умны. Каждый заброс – это путешествие, настоящее приключение, даже если все происходило как по маслу – так, как они изначально предполагали.
Оставляя на снегу следы от тяжелых и высоких шнурованных ботинок, ребята шли к выходу с АЗЛК молча, каждый из них думал о своем.
Игорю было грустно. Он чувствовал, что Ворона будто бы немного отдалилась от него – не язвила, не подтрунивала и не говорила ласковых слов вот уже целых пятнадцать минут. Он ощущал что-то неопределенное, но явно недоброе, обескураживающее, неприятное. Разумеется, он не думал о том, что ему только 17 лет, и на этой девочка, которая старше его на целых четыре года, вовсе не сошелся клином свет. Игорь смотрел вперед, на застывшие краны и экскаваторы, еще днем, когда они сюда шли, сносившие здания. В этих зданиях когда-то стояли конвейеры, собиравшие лучшие советские автомобили. В некоторых оставшихся цехах разместились «армянские» автомастерские, которых тоже скоро не станет, как и самого АЗЛК. Казалось бы, думал Игорь, когда-то на этом заводе люди делали невозможное, потому что верили, что это принесет свои плоды – так и получалось, и ровно до тех пор, пока они верили. Предприятие подавало пример прочности, выдержки и трудоспособности всей отечественной индустрии. А потом просто раз – сложились неблагоприятно обстоятельства, и надежда всей советской автомобильной промышленности не смогла заплатить за электричество и обанкротилась. «Вдруг наши отношения с Вороной, – размышлял мальчик, – такие, казалось бы, прочные и неприступные, раз – и развалятся из-за какой-нибудь глупости. Как бы хотелось не переживать на эту тему, но всякий раз, когда она становится такой вот… неразговорчивой, что ли, холодной, я начинаю нервничать» {2} .
Ворона вышагивала, заметно прихрамывая. Крыши огромных цехов, кое-где обвалившиеся, выглядели сюрреалистично благодаря укрывшему их снегу. Сами строения были такими гигантскими, что на их фоне ты казался сам себе крохотной песчинкой. Впрочем, когда отряд сталкеров прошел по дороге, которую окружали эти полуразрушенные здания, и повернул направо, картина изменилась. Ребята оказались на огромном пустыре, который необходимо было пересечь по диагонали. Вдалеке различались автомастерские, поближе – «уснувшие» краны и экскаваторы, которые в светлое время суток сравнивали с землей то, что когда-то было такой неприступной махиной. Но Ворона не испытывала в данный момент жалости по отношению к АЗЛК и не любовалась красивыми видами. Она думала совершенно о другом. «Зачем Рейден приходил к «Москвичу»? Неужели из-за меня?» Сейчас она была просто растерянной девушкой с растрепавшимися рыжими волосами. От крутого неуязвимого сталкера не осталось и следа – разве что высокие шнурованные ботинки. Да и те почему-то смотрелись женственно.
Ворона мысленно перенеслась на три года назад, когда на АЗЛК еще нельзя было пройти так просто. Когда это предприятие уже обанкротилось, но еще более или менее охранялось. И когда почти все цеха еще были целы. Ворона вспоминала себя восемнадцатилетнюю, еще более худую и наивную – она сидит в этом «Москвиче» и целуется с Рейденом. Ему тогда был 21 год, как ей сейчас. Старая зеленая советская машинка – это ихместо. Некоторые юные парочки встречаются в дешевых окраинных кинотеатрах, куда никто не ходит. У них тоже есть свои сидения в последнем ряду – те, на которые они садятся всегда. Другие назначают свидания в парке, неподалеку от входа, у второй зеленой скамейки – только эти подробности в какой-то момент объяснять становится не нужно, тебя понимают уже с полуслова, просто «в парке» и все. Три года назад Ворона и Рейден, когда встречались в метро и не знали, куда пойти, молча, не сговариваясь, доезжали до станции «Волгоградский проспект», забрасывались на АЗЛК и усаживались в своюмашинку, на последний ряд.
Там они могли говорить часами или просто молчать и, обнявшись, сидеть рядом или целоваться. Им было круто здесь: они были одни в целом мире, в этом «Москвиче». Прислушивались к своей влюбленности и немного к посторонним звукам, которые только еще сильнее разжигали ее. Азарт, ощущение запретности – ведь Рейден и Ворона находились не в киношке, а на закрытом объекте. Возможность быть пойманным в любой момент, а также чувство полной неуязвимости: мы молоды и сильны и легко можем убежать от, перепрыгнуть через, просочиться сквозь. В общем, любовь, опасность и безопасность опасности лично для тебя, точнее, вас двоих – гремучая смесь.
Но потом, как это обычно бывает, прошел очень незначительный срок – две недели или что-то вроде того, которые ты потом в мельчайших подробностях почему-то прокручиваешь еще очень долгие годы. И Рейден исчез безо всякой причины. Точнее, исчез не вообще – его по-прежнему не сложно было встретить в подвалах МГУ, или на какой-нибудь ТЭЦ, или в тоннелях метро. Он испарился только для Вороны. И, конечно, не без причины – Ворона перебрала таких причин тысячи, но ни разу не решилась позвонить Рейдену и спросить, какая из них верна. Он просто бросил, а она просто сделала вид, что ей все равно.
В последнее время Ворона научилась не думать о Рейдене. Во-первых, прошло уже три года. Во-вторых, у нее был Игорь – отличный парень, несмотря на то что младше. В-третьих, друзья догадывались и интуитивно старались пореже упоминать при ней об этой давней влюбленности, а сам Рейден по возможности избегал встреч на объектах.
Но сегодня крутой лидер сталкерского отряда «Синяя буря» по кличке Ворона совершенно четко осознавала, что не просто не может перестать думать о нем после этой встречи, но еще и мечтает о том, как хорошо было бы быть вместе! Когда они только познакомились, все было так легко: понравились друг другу, немного выпили в одной компании, поцеловались и начали встречаться. Никто из них, молодых и ранних пташек, тогда не задумывался о всяких подводных камнях отношений. Например, о чертах характера своей пассии, с которыми не получается примириться и никогда не получится, как ни старайся; о боли, которая будет причинена.
«Почему же сейчас нельзя также просто, как тогда? Неужели он и, правда, меня ненавидит?» – спрашивала себя Ворона. «Все правильно, теперь мы стали гораздо старше, а вещи сложнее», – забывшись, проговорила она шепотом.
– Ворона, ты куда провалилась? Возвращайся к нам! Сейчас ответственный момент – нужно поиграть в «каменные лица», пройти мимо охраны.
Ворона очнулась от своих раздумий. Она оглянулась и поняла, что пока думала о Рейдене, небольшой сегодня отряд «Синяя буря» во главе с ней успел пересечь по диагонали огромный пустырь, на месте которого еще совсем недавно были цеха АЗЛК. Сталкеры вышли из арки на освещенную уютными фонарями дорожку.
Кругом квартировали автомастерские, и отсюда уже слышался шум Волгоградки. Недавно здесь открыли кафе с оригинальным названием «Кафе», украсили его гигантской вывеской с красными буквами и наградили интерьером а-ля «куда более сердито, чем дешево». Логичный итог смерти любого московского предприятия – сначала в цехах бодро грохочут станки и прочие умные роботы, потом их заменяет нехитрый ремонтный инвентарь, потом все вычищается и сдается под склад, а в конце власть захватывают неунывающие узбеки с половниками и фальшивым бухарским пловом.
Одетые в камуфляж молодые люди приближались к посту охраны. Теоретически нужно всего лишь пройти мимо – это ведь так просто. Но в груди у Игоря – конечно, он в этом никогда никому не признавался – в такие моменты всегда что-то сжималось. Он понимал, что охранникам, по большому счету, нет до них никакого дела. А если эти толстые мужики в форме и спросят, что ребята тут делают в такой поздний час, можно сказать, что были в автомастерской у друзей, выпили немножко, задержались. Все логично, отговорка есть, всем на все наплевать, никто не станет выяснять правду. Однако сердце Игоря не размышляло, оно просто бешено колотилось. Но что самое интересное – во всем этом гребаном сталкинге ему это нравилось, пожалуй, больше всего. Если подробно разобрать и разложить по полочкам все эмоции, которые он испытывал во время забросок – любопытство первооткрывателя, страх, чувство превосходства над серой массой, сидящей сейчас перед телевизором, – ощущения в момент выброски абсолютно точно были самыми сильными, буквально пропитанными адреналином.
Охранники даже не посмотрели на них. «Синяя буря» легким бризом прошелестела мимо шлагбаума, нырнула в очередную арку между домами и вышла на отрезок Новоостаповской улицы, параллельный Волгоградскому проспекту.
«Я буду бороться за Рейдена. Я докажу, что достойна его. Я приму этот спор и выиграю», – решила Ворона за секунду до того момента, когда адреналиновая атака путешествия по АЗЛК, наконец, захлестнула ее, и она запрыгнула на спину Игоря с криками:
– Ура!!! Это было так круто!!!
Крыши Новоостаповской, все в своих обычных московских делах, ответили невнятным эхом.
Глава 2. Рейден. Кабло на «Октябрьском поле»
Есть только два цвета – черный и белый. Белый – для снега, а черный во всех его оттенках – для всего остального, чтобы определить границы. В лесу очень тихо, настолько тихо, что применима банальная фраза: «слышно, как падает снег». Идеально чистое и белое полотно искрящегося в солнечных лучах нарушается петляющей чередой глубоких следов примерно 40 размера или чуть меньше. Он старается идти прямо по ним. Не потому, что так проще, а чтобы не нарушать какой-то установленный до него порядок. Ему неудобно, хочется шагать шире, чем позволяет расстояние между этими овальными провалами в снегу, но он смирился.
Он не помнит, когда начал идти по следу и куда он идет. Ему просто кажется, что он должен выполнять это действие – ступать ровно, не промахиваться, держаться определенного темпа, не обращать внимания на усталость, просто выполнять свою «работу».
Иногда ему приходит в голову, что забыл о чем-то важном, что уже думал об этом совсем недавно, но что-то отвлекло его, и теперь он вот-вот опять нащупает прежнюю мысль. «Что же это было?» – Он морщит лоб, силясь вспомнить. – «Что-то про следы на снегу… Зачем я иду и куда? Принесет ли моя деятельность какую-то пользу мне или окружающим? А главное…» Но тут где-то высоко каркает птица, он вздрагивает, запрокидывает голову вверх. Потом широко расставляет руки в стороны, чтобы не потерять равновесие, не упасть, смотрит под ноги. И вот он уже снова забыл, о чем думал только что. «Закурю сигарету, когда пройду еще ровно сто шагов. Один, два, три…» – начинает считать он, чтобы было веселее идти.
Освещение не меняется, поэтому совершенно невозможно понять, сколько прошло с тех пор, как он начал свой путь. Ему кажется, что ступает по снегу уже целую вечность – как минимум сутки. Хотя если бы кто-нибудь сейчас с уверенностью заявил ему, что прошло всего полтора часа, он поверил бы и совсем не удивился. Чувство времени совершенно притупилось. Так бывает в подземных пещерах, где искривленные грани пространства сжимают время. Это знает каждый продвинутый диггер-спелеолог.
Он снова начинает задумываться: «Вдруг и правда прошло уже несколько недель, а может, и лет? А я все иду, иду, иду, сам не зная, куда и зачем. Я могу состариться в этом тихом, спокойном и красивом заснеженном лесу. Могу пропустить что-то очень интересное за его пределами, а еще все, кто меня знал, легко могут забыть о моем существовании… Как бы мне стать таким же свободным, как ворона, без дела качающаяся на ветке?»
И тогда он увидел качели. Они висели между двух огромных сосен на толстых и очень длинных цепях. Под качелями следы обрывались. Он, ни секунды не раздумывая, сел на качели и оттолкнулся обеими ногами от земли. Чуть позже еще раз оттолкнулся, и еще раз – и вот он уже парит над землей. Вперед и назад, туда и сюда – словно маятник.
Он раскачивался с удовольствием, больше не спрашивая себя, зачем он это делает. Когда ты счастлив, подобные вопросы не лезут в голову, а он был счастлив. Ему нравилось ощущение полета, невесомости, свободы.
Через пару секунд, а может, и через пару часов – ему было так хорошо, что он потерялся во времени, – к уже имевшемуся букету чувств добавилось новое. Еще пока не очень уловимое и определенное. Такое, что вот-вот, кажется, поймаешь и начнешь испытывать этоне пунктиром, а постоянно, без перебоев. Пока что-нибудь не спугнет или не собьет. Чтобы добиться желаемого результата, он невольно пытался отключить мозги, чтобы не думать, а только ощущать.
Вперед и назад – как маятник – быстрее, быстрее, больше усилий! Туда и сюда, еще и еще! Чем скорее, тем жарче. Чем жарче, тем круче. Но тем меньше остается времени до того, когда настанет точка кипения, и все прекратится. Что-то внутри него уже начинало булькать. Его разум подсказывал, что это значит: пора поймать момент, найти золотую середину, удержать ощущение, продлить его, не доводить до конца. Но он уже почувствовал этот вкус приближающейся кульминации, чувства брали верх над разумом, и он, как обычно, уже практически смирился с тем, что продлить удовольствие вряд ли получится. Еще чуть-чуть, вот-вот…
Цепочные качели взлетали очень высоко, и сквозь пелену на глазах он мог видеть пейзажи за пределами заснеженного леса – как приятный фон. Там были река, и мост через реку, и еще деревня с маленькой церквушкой и кладбищем {3} .
Все испортило какое-то мерзкое карканье. Оно испугало его, отвлекло, сбило с ритма. Качели хаотично заходили в стороны, началась какая-то дисгармония. Невозможно выразить то, насколько он был раздражен.
Только у него получилось более или менее прийти в себя и успокоить качели, как карканье раздалось вновь. Цепь, за которую он держался правой рукой, сильно затряслась, в то время как цепь под левой почему-то осталась неподвижной. Тревожность его практически достигла апогея в тот момент, когда карканье раздалось снова, и реальность сна о заснеженном лесе свернулась и развернулась вновь в реальность в виде спальни и вибрирующего мобильного телефона в правой руке.
– Да? – еще не проснувшись окончательно, сказал Рейден с вопросительной интонацией. Ему показалось, что он одновременно дал знать, что подошел к телефону, и заодно спросил, кто это говорит.
– Что делаешь? – немного кокетливо произнес женский голос в ответ.
– Что я делаю в четыре часа ночи?! Кто это, я спрашиваю? – Рейден продрал глаза и в гневе уставился на электронные часы, которые светились зелеными цифрами в темноте, показывая 03:38.
– Это я, Ворона. Прости, что разбудила, я как-то не подумала… – робко сказала девушка, и Рейден несколько успокоился.
– Ничего страшного. Просто мне-то завтра вставать на работу, в отличие от некоторых. Что ты хотела?
– Я согласна.
– Ты о чем?
– Выйти за тебя замуж, Рейден!
– …
– Да не бойся ты, я шучу. Я хочу принять твой спор. Ты сказал позвонить, если надумаю – вот я звоню.
– Какой спор?
– Рейден, у тебя что, память отшибло?! Сегодня на АЗЛК. Кто из нас более крутой сталкер – то есть я, и кто откажется от своего образа жизни – то есть ты.
– То есть ты! Ворона, прости, не сообразил спросонья. Ты молодец – смелая девчонка. Давай искать арбитра.
– Во-первых, пацан, я тебе не девчонка, а лидер отряда «Синяя буря», усек? И «синяя» – от слова алкогольная, да-да! Во-вторых, арбитра я уже нашла. Будь уверен – он тебе понравится. Встречаемся завтра, то есть уже сегодня, в девять часов вечера в кабельном коллекторе на «Октябрьском поле».
– Договорились, девочка. А теперь я продолжу спать. До завтра!
– Спокойной ночи желать тебе не буду. Пока!
Нажав на кнопку завершения вызова, Ворона съежилась, прошептала: «Блин, как тупо получилось», шмыгнула из туалета в теплую постель к Игорю и промаялась без сна еще несколько часов.
Положив трубку, Рейден в ту же секунду уснул.
Утром следующего дня по пути на работу Рейден, как всегда, стоял в пробке на третьем кольце. Он обдумывал ночной звонок Вороны и не мог понять, почему она потревожила его так поздно. «Конечно, хорошо и правильно, что я в это ввязался. Пусть займет много времени, зато, может, получится вправить ей мозги – она ведь, в сущности, порядочная, искренняя девушка, только больная на всю ее прелестную головку. Если бы она не убивала саму себя и не относилась так безответственно ко всему на свете, возможно, могла бы стать кому-нибудь хорошей подругой, женой, а то и мамой… Только теперь, получается, она мой враг, что ли? На время этой игры. А что будет потом? Интересно, что за арбитра она нашла?»
В этот момент мысли Рейдена прервал звонок, а точнее вибрация, телефона. Он протянул к нему руку, да так и застыл на секунду – звук напомнил ему сон про цепочные качели и моментально нарисовал в воображении заснеженный лес, глубокие следы, путь неизвестно откуда и неизвестно куда. Телефон перестал звонить, но Рейден так и не посмотрел, кто звонил. Он боялся спугнуть свое воспоминание, хотел восстановить в памяти все до малейшей детали.
«Интересно, что мое подсознание хотело сообщить мне этим сном? Путь без начала и цели. Может, это о том, чем я занимаюсь – работа ради денег, но не ради удовольствия или творчества? Я запутался в рутине, как в паутине… Впрочем, почти любой может сказать о себе тоже самое. Качели – что это? Полет, птичий полет, невесомость, свобода… полет вороны! В моем сне точно была Ворона – она пыталась сбить меня с толку, каркала, мешала, раздражала. Она пыталась помешать мне и дальше плыть по течению, хотела растормошить меня, дать почувствовать это божественное ощущение свободного полета. Хотела показать собственным примером, что нет ничего важнее поиска себя, а я, получается, в жизни именно сегодня собираюсь начать бороться с той моделью поведения, которую она пропагандирует».
В этот момент телефон завибрировал снова, и Рейден снял трубку, чтобы вернуться от сна к реальности и поговорить с кем-то неважным. Так завертелся его очередной рабочий день, с десятками неважных звонивших и необязательных приходящих.
Ровно в 21:00 Рейден припарковался на углу 3-й Хорошевской улицы и Хорошевского шоссе. Он досадовал на себя за то, что опаздывает на встречу с Вороной и арбитром. Наверняка они уже там, а ему еще понадобится время на спуск. Рейден набрал Ворону. «Абонент не отвечает или временно недоступен, попробуйте перезвонить по…» – было ему ответом.
«Наверное, внизу не ловит телефон, придется спускаться и искать их без возможности созвона», – подумал он и вышел из машины.
Рейден был одет в заношенные джинсы, старую куртку неопределенного цвета, высокие шнурованные ботинки и… кислотно-оранжевую, отражающую свет жилетку, как у дорожных рабочих или дворников. На самые брови по-гастарбайтерски налезла ужасная серая шапка, а в руках молодой человек держал разводной ключ.
Оглядевшись по сторонам, Рейден подождал, пока пройдут прохожие, и проедет милицейская машина, а затем уверенным шагом направился к люку кабельного коллектора, выпирающему из земли на углу, где он припарковался.
«Хм, похоже, Вороны с арбитром еще нет! Ну, ничего, подожду их на объекте», – подумал сталкер в оранжевой жилетке.
Подцепив разводным ключом люк, похожий на канализационный, Рейден ухватился за него обеими руками, одетыми в рабочие перчатки с прорезиненным низом. Затем из его гортани вырвалось что-то напоминающее животное урчание – такой звук издают мужчины, когда прилагают недолговременное, но очень серьезное усилие. В этот раз Рейден сдвигал 80-килограммовую крышку люка. Эти чугунные круглые штуки обычно делают специально очень тяжелыми, чтобы они не могли быть сдвинуты даже при сильном автомобильном движении.
«Интересно, как это некоторые люди их коллекционируют? – подумал Рейден. – Наверное, не вылезают из спортзала, чтобы были силы воровать такие тяжести. Еще они иногда ради забавы гнут чугунные парковые скамейки. Грубая сила, лишенная вектора, обычно находит выход в поле разрушения». Сам Рейден, впрочем, тоже ходил на фитнес три раза в неделю, для поддержки формы. «С моими увлечениями иначе не получится», – объяснял он друзьям. Дело было, конечно, не только в этом – Рейдену нравилось выглядеть хорошо, иметь мужественную фигуру. Впрочем, сейчас все это было скрыто под просторной, уродливой, но теплой и неприметной одеждой – самой подходящей для диггеров и сталкеров – такой, которую не жалко испачкать, порвать или испортить.
Рейден оттащил тяжелую крышку и положил ее неподалеку. Не отбросил, а именно аккуратно сдвинул на такое расстояние, чтобы из люка можно было дотянуться до нее обеими руками и прикрыть за собой вход в подземелье. Причем так, чтобы выбраться потом снизу тоже было не трудно. В общем, эта крышка должна не лечь плотно обратно в свои пазы, но просто создавать видимость закрытого люка, а на самом деле свободно болтаться. Кстати, опытные сталкеры как раз по положению крышки люка понимают, есть уже кто-нибудь другой на объекте или нет. Именно так Рейден сообразил, что Ворона и арбитр еще не забросились – место залаза было нетронуто.
